***
Пропахшая благородными благовониями комната была погружена в тяжелый полусумрак, с которым не способна была справиться ни одна дотлевающая свеча на столе в самом центре помещения, где Лань Цижэнь, окруженный тусклым светом, был занят проверкой сочинений своих учеников, сосредоточенно вчитываясь в каждую строку. Вэй Усяню было на руку проскользнуть как раз незамеченным в такой момент, но вдруг Учитель, не отвлекаясь от бумаги, произнес: — Смирение необходимо каждому. Не понимая, прочитал он вслух просто чью-то мысль или приглашал к очередному диалогу, на всякий случай замер, чтобы неосторожным шагом по скрипучему полу не привлечь к себе внимание окончательно. — Принять сложившуюся ситуацию наконец-то и перестать бороться с судьбой, — все еще монотонно проговорил мудрейший, склоняясь над листами. В свете свечи, идущем снизу, лицо его выглядело демонически, а голос в полной тишине звучал страшнее. Не сопротивляться задуманному кем-то плану призывали буквально все: сначала госпожа Юй, потом Мэн Яо, Не Хуайсан, Лань Сичэнь, его супруг. Один Лань Ванцзи попытался взбунтоваться и оказался обездвижен и нем, будто наглядное пособие для тех, кто решил быть смелым. Но что будет с ним, Вэй Усянем, дальше? Сможет ли он спокойно нести свой крест, ждать, когда кто-то устроит его жизнь, устранив его брата, а затем наверняка попытается шантажировать этим, напоминая, кто является хозяином его судьбы. Быть марионеткой то в одних, то в других руках было ужасно неприятно: чувствуешь себя даже не просто маленькой омегой, а ничтожной крошкой в огромном мире. — Подай мне чай, ты с утра забыл, — Лань Цижэнь наконец немного приподнял голову и взглянул прямо на своего молодого мужа. Тот было вопросительно вскинул бровь, поскольку не только не забывал, но и намеренно не желал этого делать, однако Учитель снова повторил. — Тебе простительно: беременные плохо все помнят. Сделай сейчас. Ты должен благодарить своего альфу за его заботу. Ясно. После устранения младшего племянника он взялся за старое: надо воспитать покладистого супруга, которого не стыдно будет показать приличным людям. Вэй Усянь фыркнул, вдруг вспомнив, что и вправду только что делал приятное своему настоящему альфе, загадочно улыбнулся, касаясь губ, еще помнивших вкус семени Лань Ванцзи. Кое в чем старик все же прав. Понимая, что все равно нужно чем-то занять руки, пока мысли не упорядочились в голове, направился за чайником беспрекословно. А пока машинально набирал из мешочков травы, рассуждал сам с собой о том, что он действительно сможет подобрать такую дозу, чтобы медленно убить мужа. Быстро просчитав, что сам уже не сможет добывать корень, придумал обратиться к какому-нибудь верному прислужнику, и, окончательно все решив, плюнул в чайник, нарочно сцедив со слюной остатки семени его племянника. Из мелкой вредности — не более того. Вернулся в комнату к мужу с подносом олицетворением самой верной женушки, благоговейно, хоть и не без труда, опустился на колени перед столом, расставил приборы, чашку и чайник, чуть в сторону отодвинув бумаги. Лань Цижэнь, принимая такую услугу, кивнул удовлетворенно, а затем пододвинул требовательно к себе другую подушку и указал на нее: — Сядь здесь и отблагодари. Юноша не сразу сообразил, о чем идет речь: он недоуменно нахмурился, подозревая, что старость взяла разум его супруга преждевременно, но мужчина терпеливо пояснил, вдруг сердито блеснув глазами: — Без слов необходимо сказать «спасибо» за нас. Только теперь стало понятно, к чему он клонил, от чего сразу затошнило: Лань Цижэнь знал, где был его муж и чем был занят с младшим племянником, ведь он ровно то же самое сказал Лань Ванцзи, приласкав его корень ян. Доложили. Сообщили. Кто? Слуги? Не Хуайсан? Впрочем, это уже второстепенно, ведь и Учитель теперь ждал той же страсти. Вэй Усянь, сглатывая ком отвращения в горле, перевел взгляд на чайник, в котором подходил напиток. Если каждый раз подавать созданный по его особому рецепту чай, доводить мужа до пика, а затем резко бросать, то, пожалуй, здоровье может и пошатнуться. Тогда никто не заподозрит его в чем-то, ведь подобную смелую выходку воплотил уже с Су Шэ. Маленького омежку так легко раздавить, казнить, но он способен влиять на самое главное в альфе: его возбуждение. Хмыкнув, грубо схватил за край штанов мужчину, а затем принялся за дело, намеренно страстно постанывая, зная, что на это реакция будет особенно яркой. И вправду: Лань Цижэнь не выдержал и пары туров, как уже готов был излиться, но Вэй Усянь резко отодвинулся в сторону, вдруг схватившись за чайник, словно спохватилась добрая хозяйка, желающая угодить гостям: — Ох, остынет же!.. — и боковым зрением насладился вспышкой гнева Учителя, который остался без разрядки. — Ляг сейчас же, — потребовал было он, намереваясь завершить дело и ощущая наверняка сильнейшую боль внизу, но его омега внезапно злобно прошипел, держа раскаленный чайник ровно над коленями мужа и покачивая им угрожающе: — Ошпарю. Отвалится куском мяса. Звучало, похоже, так убедительно, что мужчина сознательно дернулся назад, отступая, и гневно повысил голос: — Вэй Усянь! Прочь! Не желаю тебя видеть! — Как скажешь, мой любимый супруг, — улыбнулся юноша, серые глаза которого показались сейчас налитыми кровью, и поспешно удалился к себе, обдумывая дальнейшие действия.***
Доверять слугам нельзя. Это первое. Второе — Хуайсану тоже. Третье — надо предупредить брата и самому избавляться от мужа однозначно, предъявить ребенка как сына Лань Ванцзи, надеясь на милость главы Лань. А к кому можно обратиться, чтобы не вызвать подозрения, но получать необходимые ингредиенты? Если попросить у лекарши, то она наверняка передаст это Не Хуайсану, тот узнает и вряд ли одобрит, что без его ведома из-под контроля выходит игрок. Но и самому с таким животом уже по горам не полазить, да и зима уже вовсю: снегом завалило все тропы, даже если удастся что-то найти. Кому без особых подозрений смогут выдать перемолотый женьшень? Кому может понадобиться подпитка в виде дополнительной половой силы, но он плохо понимает в дозах и не знает, что им можно свести с ума?.. Не Хуайсану бы хорошо пропить без беременностью, ему могли бы прописать, но он наверняка проконсультируется с Вэй Чанцзэ, к которому страшно было теперь обращаться, зная, что они затеяли за спиной Цзян Чэна. Кстати, и ему как передать, если наверняка все письма Вэй Усяня будут вскрыты и перечитаны?.. Лань Ванцзи мог бы решить всё: и корень попросить, и письмо отправить, к нему бы Не Хуайсан побоялся лезть, но Второй Нефрит выведен из политической игры и пока даже не нуждался в восстановлении альфьих сил. От отчаяния чуть не взвыл, сидя в своей комнате. С ненавистью чуть не ударил себя по животу: не будь он сейчас с таким брюхом, уже в два счета сбежал бы. Но, с другой стороны, заставляя себя погладить по тому же животу, уговаривал себя: будущий альфа — его единственный козырь. Не будет ребенка — его выкинут вообще из пищевой цепочки, он перестанет быть интересен союзу омег и останется просто телом для плотских утех Учителя. Значит, все же надо искать выход. Искать нужного человека. Но он нашел Вэй Усяня сам на следующий день. Тихо постучав в седзи, спокойным и улыбающимся голосом позвал: — Молодой господин Вэй, могу ли я войти?.. Лань Сичэнь, получив разрешение, виновато улыбнулся вновь, оказавшись внутри. Он немного помялся на пороге, осматривая скромное обиталище омеги и не зная, где ему с таким высоким ростом лучше присесть, догадываясь, что нигде, кроме как на постели, на которой и сидел Вэй Усянь, он не уместится, а потому легко согласился присесть около, хотя явно чувствовал себя некомфортно. — Вас прислал дядя, Цзэу-цзюнь? — при виде главы Лань почему-то все время хотелось быть правильным, не дурачиться, расправляя плечи. — Он обеспокоен моим недостойным поведением? Вэй Усянь было засуетился, искренне ощущая неловкость рядом с таким великим человеком, подумал даже снова метнуться за чаем, но миловидный господин успокаивающе похлопал по постели, чтобы тот остался на месте: — Нет. Меня прислал брат, — и при этом опасливо коснулся дверей взглядом таких же, как у Лань Ванцзи, медовых глаз, только сейчас заметно покрасневших (от слез?), а затем перешел на доверительный шепот. — Он просил позаботиться о Вас и убедить Вас спокойно перенести роды, позволить клану приняты все хлопоты о Вашем дитя. Не веря, что слышит это, усомнился вежливо: — Но Лань Чжаню запрещено разговаривать, как он… — и осекся, вспомнив, что глава Ордена может снимать подобные запреты, но Лань Сичэнь удивил, по-доброму усмехнувшись: — Это же мой младший брат. Нам не нужно разговаривать, поскольку я с детства научился понимать его с полувзгляда. Он никогда не был любителем задушевных бесед. Невольно тоже тепло улыбнулся, вспомнив, как молчалив Лань Ванцзи. Наверняка ему и вправду было достаточно пристально посмотреть на своего брата, чтобы тот счел по его лицу все необходимое. — Он беспокоится из-за Вас, молодой господин Вэй, и от того не может сосредоточиться на восстановлении, — в словах прозвучала вдруг некая укоризна, а глаза потемнели от боли, видимо, томившейся в груди. — Признаться честно, Ваше появление в нашем клане навело…много беспорядка. Вэй Усяню стало совестно перед безукоризненным Лань Сичэнем. Хотя… Почему «безукоризненным»? Он спал с чужим омегой, заделал ему дитя, а теперь, впав в некую скорбь, сторонится нареченного жениха. — Вэй Усянь из клана… — он было привычно хотел склониться в поклоне перед главой Ордена, но не смог сообразить, ни к какому клану он все же себя относит, ни как поклониться с таким животом, и застрял в странном полудвижении, в итоге не извинившись. Благо, Лань Сичэнь грустно улыбнулся и вернул его в обычное положение, взяв бережно за локти. — Вы напоминаете мне о Мэн Яо, — только теперь омега заметил, как отрешенно и печально альфа посматривает на его беременный живот. — Как же так вышло… Цзэу-цзюнь вроде бы пришел передать тревоги брата, но невольно скатился в свою боль, буквально вываливая ее на малознакомого человека. Такое часто бывает, когда человек чувствует себя чужим даже в собственной семье и не может ни с кем поделиться своим горем, понимая, что оно скорее всего покажется другим мелочью. В случае Лань Сичэня и вовсе излишнее упоминание чужого мужа будет подозрительным… Вэй Усянь доброжелательно выслушал рассказы альфы о том, что он вернулся сегодня утром, сразу после ночных пышных похорон, поскольку не был в состоянии находиться во дворце Нечистой Юдоли, в месте, где Мэн Яо был еще жив. Да, сотни дел его, как нового, по крайней мере, временного главу клана Не, ждали, но он не смог приступить ни к одному, чувствуя боль утраты…близкого друга. Вэй Усянь с трудом не усмехнулся, услышав такое определение. Лань Сичэнь был так искренне раздавлен своей бедой, что омега, хоть и несколько пристыдивший сам себя за такую безнравственность, влез ему в самую душу, предвидя свою выгоду: — Цзэу-цзюнь, позвольте совет? В состоянии глубокого отчаяния мужчина согласен был на все, кажется, что способно сейчас залечить дыру в его сердце. — Вам нужно сейчас выбивать клин клином. Благородный альфа, убитый горем, готов был схватиться за любую возможность сбросить с души тяжелый груз и вопросительно приподнял бровь. — Поскорее жениться. Обзавестись потомством, — Вэй Усянь буквально ощутил, как внутри самого разгорается жар от предвкушения мести. Звучало же самое очевидное, ведь так? Наверняка Лань Цижэнь и целая плеяда старейшин то же настоятельно советовали обоим племянникам-сыновьям. И действительно, услышав знакомое, глава ордена только тяжело вздохнул, не споря, и нахмурился, окрашивая свой благостный лик серьезными думами. — Я думал об уединении, признаться честно, — как-то неуверенно обронил Лань Сичэнь, скользнув печальным взглядом по беременному зятю. — Но на мне теперь столько ответственности, что будет греховно свалить этот груз на плечи Ванцзи. Он совершенно сейчас не в состоянии подменить меня даже на время моей скорби… Мгновенно мелькнула жестокая мысль морально добить мужчину, поговорить с ним о вине его в гибели Мэн Яо, об утрате ребенка, чтобы подтолкнуть его к решению покинуть временно свой пост, оставив сразу два клана без управления. Травануть бы после Не Хуайсана — и дело с концом. Вэй Усянь заметался между двумя планами, забегав глазами от нерешительности. И то, и то опасно. Все равно головы не сносить, если провалится коварство… А что, если оба плана совместить?.. — Цзэу-цзюнь, — видя, что собеседник жадно ждет его поддержки, омега заговорил неуверенно, все еще не рискуя действовать. — Если Вам так нужно время на восстановление… Язык был тяжелым, а слова словно весили целую тонну, но к ним так внимательно прислушивался Лань Сичэнь, что волей-неволей пришлось, выдохнув, решиться. Сглотнув, затараторил уже привычно: — Цзэу-цзюнь, я бы, наверное, на Вашем месте, если позволите, тоже закрылся ото всех на время, Вы правы. А после, как дух придет в силу, женился бы и завел кучу замечательных детишек! Альфа задумчиво, чуть прищурив медовые глаза, ловил его каждое слово. — Мэн Яо, если позволите, — обретая все больше уверенности от внимательного слушателя, рассоветовался Вэй Усянь, — был Вашим лучшим другом, — я знаю, как и глава Не. И потеря сразу двух близких людей серьезно навредила Вашей душе. Не Хуайсан тоже… — его так понесло, что от вдохновения все больше только распалялся в своем вранье, — не сможет же сейчас родить Вам. Ему нужно тоже пережить это горе. И не слушайте его, даже если он будет обещать Вам здесь и сейчас Вас утешить! Он ведь потерял брата, это так подорвало его здоровье!.. Лань Сичэнь чуть заметно прикусил губу, размышляя над сказанным. Конечно, ему стоило великих усилий тренированного адепта Гусу Лань, чтобы выглядеть сейчас хоть и помятым, но стойким, в то время как душа буквально рассыпалась на части от боли. — Я Вам как травник говорю, — выдал в итоге Вэй Усянь, — Вам обоим нужно уединение, покой и травы для восстановления. Если хотите, я даже подберу необходимое. Последнее произнес нарочно так же уверенно, чтобы не выделять голосом, как нервничает, предлагая такое. Нет, к Не Хуайсану он не полезет с таким, зная, что у него сговор с лекаршей, а вот получать женьшень по приказу главы клана для него же — вполне. — Да, я помню… — грустно улыбнулся вдруг Лань Сичэнь, видимо, припомнив, как тот в свое время готовил отвары, чтобы предотвратить беременность. Это он еще про Су Шэ не ведал. — Цзэу-цзюнь, позвольте мне немного позаботиться о Вас, отдайте распоряжение лекарям, я сам подберу Вам нужные травы, — миролюбиво отзеркалил печальную улыбку Вэй Усянь и, пользуясь своей омежьей мягкостью, взял за руку Лань Сичэня, нежно ее поглаживая. Коварный прием против альфы, но зато рабочий. И вправду, не прошло и мгновения, как внезапно тронутый такой заботой и лаской глава клана немного прослезился. Видимо, подобным образом с ним всегда действовал Мэн Яо. Напомнило, нахлынуло, надавило на больное. Очень хорошо. Но Лань Сичэнь почти сразу собрался, утирая рукавом влагу с глаз, и, тяжело вздохнув, сам себе кивнул: — Я побуду пару дней в медитации. Сейчас от меня совершенно никакого толка. После надо будет вернуться в Нечистую Юдоль, навести порядок… И дальше он еще что-то говорил, но Вэй Усянь его не слушал: всеми силами сдерживал коварную ухмылку. Союз омег, говорите? К черту эти ваши союзы, он сам справится. Он не меньшая тварь, чем эти мерзкие омежки из других кланов, если это нужно.***
На следующий же день сел за письмо братцу. Не скрывая ничего, изложил на бумаге, что за его спиной готовится переворот, и честно сообщил имена заговорщиков, прибавив, что на престол Юньмэна, несмотря на свое происхождение, не претендует. Ему нужно только безопасное жилище и покровительство клана Цзян, если он все же вернется. И вернется не один: с ребенком и Лань Ванцзи. Вот с отправкой послания вышло сложнее, чем с составлением текста. Как доставить такое крамольное письмецо, зная, что вся корреспонденция из Гусу Лань отслеживается Не Хуайсаном, который не пропустит такое заявление без реакции? Оставалось только прибегнуть к какой-то хитрости, которая пришла в голову далеко не сразу. В период, когда Вэй Усянь и Цзян Чэн прятались от его злобной тетушки, приходилось тоже незаметно для всех общаться. Если один нестерпимо желал любви, то оставлял в заметном месте какую-нибудь травинку или цветок. Камешек тоже сойдет. Так второй понимал, что нужно выйти на связь, искать встречи. Пару раз, конечно, бдительные слуги подозревали, что не случайно возникают где-нибудь в тронном зале бутоны лотосов, но ни разу в итоге не сумели ничего доказать, поскольку Цзян Чэн привел убедительные доказательства, что он таким образом связывается с совершенно другим любовником. Госпожа Юй немного успокоилась тогда и перестала сильно беспокоиться. Вот и в этот раз гонцу, как раз этим вечером направлявшегося в Пристань Лотоса с предложением об очередных мирных переговорах и предложении торговли от Лань Сичэня, который, прежде чем закрыться ото всех на несколько дней, отдал все необходимые распоряжения, передал для главы Цзян семена горного цветка для высаживания. Старейшины и Не Хуайсан, провожавшие посланника, выразили недоумение, но Вэй Усянь лишь пожал плечами: — Я просто приглашаю брата на рождение племянника. Лань Цижэнь, стоявший на крыльце дома главы клана, неодобрительно нахмурился, но ничего не сказал, хотя наверняка припомнил, какие были между братьями отношения прежде. Наверняка и омега из клана Не после осмотрел каждое зернышко, но, судя по тому, что следующим же вечером тайно прибыл личный гонец от главы Цзян, поверенный, к которому не посмел бы подобраться Не Хуайсан, которому хватало забот со своим орденом, Цзян Чэн сигнал получил. И через этого верного человека Вэй Усянь уже передал зашифрованное письмо, надеясь на счастливый случай. Но и все эти дни, что клан Лань фактически был обезглавлен, Вэй Усянь без дела не сидел в ожидании посланника: сумел настоять в лекарской, что ему необходима буквально лошадиная доза женьшеня. Во-первых, он беременный, на последних сроках, ему важно подпитываться. А во-вторых, он будет готовить особый отвар для главы Лань. Разумеется, тут как тут возник Не Хуайсан, вроде безобидно интересующийся, что за зелье собирается создавать Вэй Усянь. Пришлось ему спокойно предложить поинтересоваться у Лань Сичэня, если он посмеет его побеспокоить в уединении. Пока Не Хуайсан обдумывал следующий ход, предсказуемо заблокировав вход в дом своего будущего мужа слугами, Вэй Усянь зарыл в саду, у той самой бочки с водой, мешочек с женьшенем, и когда омега в сером явился передать ему, якобы, просьбу главы клана не тревожить его покой, тяжело вздохнул и пожал плечами: — Я лишь хотел помочь, быть полезным. Вы же с Цзэу-цзюнем скоро поженитесь, в первую же течку ему понадобятся особые силы, чтобы зачать дитя, но… я не настаиваю. Миловидное личико с мелкими глазками дернулось пренебрежительно, но тут же изобразило улыбку: — Тебе достаточно просто выносить свое дитя. Не стоит привлекать к себе повышенное внимание, — явно намекая на визит гонца из клана Цзян, произнес Не Хуайсан. В его словах не содержалось вопроса, но Вэй Усянь и сам догадался, без зазрения совести солгав: — В нашем клане принято приглашать на рождение ребенка, передавая семена цветов. Это символ зарождения новой жизни, понимаете? Брат принял приглашение. Всего-то. — «Всего-то», — повторил невинную ухмылку молодой человек и опасно сощурился, понизив голос. — Я предупреждал: если ты посмеешь, Вэй-сюн, навредить Хуань-гэ, я сам тебя отравлю. В этой угрозе омега и сам не сомневался. Его действительно терпели здесь только для того, чтобы после сделать должником по гроб жизни, усаживая на престол Юньмэн Цзян. Хитрый Не Хуайсан подобрал бы три великих ордена под себя. — Я клянусь, что не желаю зла Цзэу-цзюню, — вот тут, нисколько не лукавя, Вэй Усянь положил руку туда, где в груди билось беспокойное сердце, а про себя добавил: «Про Лань Цижэня же речи не идет…». — И в мыслях не было вредить ему или тебе, Не-сюн. Не удержался-таки, вернул то дружелюбное обращение, хотя голос сочился ядом. Не Хуайсан еще больше прищурился, оценивая озвученное, и, сделав какие-то выводы, хмыкнул в ответ. Наверняка не поверил, усилил бдительность, но, ни слова не сказав, покинул личные покои супруга учителя Лань. А Вэй Усянь, едва двери закрылись, направился в свою отдельную комнатку, где уже была выставлена постель для кормилицы и будущего ребенка. Там ему позволили разместить стол, за которым он, как объяснил супругу, будет готовить отвары для крепости тела младенца. Лань Цижэнь эту идею не одобрял, но спорить не стал. В конце концов, видимо, решил он, лучше уж омега займется наконец-то подготовкой к родам, чем будет прогуливаться к дому младшего племянника. И омега вправду занялся крайне ответственно: вывесил сушиться какие-то травы, которые проверил личный лекарь, подтвердил, что они и вправду для укрепления телесных сил. После этого Учитель совсем успокоился и оставил в покое будущего отца, списывая странную суетливость и покорность тяжестью последних недель вынашивания. Время действительно шло против него. Нужно было торопиться: живот уже был непозволительно большим, подчеркивая, что в нем растет крупный и сильный альфа, под стать своему рослому и крепкому отцу. Со дня на день могли начаться роды, испортить все планы, а потому, заваривая женьшень, Вэй Усянь, хотя прежде считал это странным, разговаривал со своим нерожденным сыном, уговаривая его еще немного потерпеть, дать ему возможность завершить начатое. Благо, складывалось все куда как прекрасно: Лань Сичэнь после уединения вернулся совсем потерянным и отрешенным от действительности, и Не Хуайсан практически все свои силы направил на то, чтобы управлять им как марионеткой, вместе отправившись в Нечистую Юдоль для управления кланом, а Лань Ванцзи вроде бы пошел на поправку. Так что оставлось дело за малым: изжить Лань Цижэня. Но сделать это надо было изощренно и так, чтобы никто не подкопался, тем более что от Цзян Чэна поверенный доставил ему ответ, где брат благодарил за помощь и обещал, что вскоре Не Хуайсан услышит о казни своего приятеля Вэй Чанцзэ, которого удалось поймать. Вэй Усянь от этой новости испытал очень противоречивые чувства, но не позволил ни одному из них сбить себя с толку: пусть грызутся все между собой, у него своя крошечная война за личное счастье. Он лишь маленький омежка в большом мире. Маленький, но страшный.