To the End of the Ocean

Когда Чёрная Борода предложил Стиду сделку, тот уже практически прошёл через все стадии принятия горя: на борт «Мести», чтобы договориться, он пробрался, находясь в стадии отрицания. Потом и его команда была взята в плен, что пробудило в нём неугасающую злость. Ну а в итоге он просто впал в уныние. Пока Чёрная Борода не попросил дать ему несколько уроков чтения и письма в обмен на свободу для капитана и всей его команды. Стид тогда ушам своим не поверил. Во-первых, потому что Эд всегда казался ему настолько гениальным человеком, что у Стида и мыслей не могло возникнуть, что тот был безграмотным. А во-вторых, потому что при таком странном и удивительном повороте событий они снова смогут проводить некоторое время друг с другом наедине. И, по мнению Стида, время рядом с Эдвардом на данный момент было самым ценным ресурсом, за который он мог бы попытаться купить чужое доверие. Доверие, которое могло бы позволить ему наконец объясниться, почему он сделал то, что сделал, и, возможно, — Стид был всё так же оптимистичен — поведать пирату о чувствах к нему. Кроме того, рядом снова была его команда, и такой расклад, пускай и не сразу, показался Стиду невероятно удачным. По правде говоря, Стид с нарастающим возмущением смотрел на то, как его людей по очереди бросают в трюм, после чего тут же разжёг с ними ссору: — Я же говорил вам уплывать! — А я говорил, что мы можем сами за себя решать! Так что хватит об этом! — И это всё, что мы услышали, вернувшись, чтобы спасти вас? — Ну, так как у вас это прекрасно получилось… — Сволочь неблагодарная. — Прошу прощения? — Вы меня прекрасно услышали! — Да, вы всё слышали! Иззи Хэндс, разумеется, положил конец этой перепалке, спустившись вниз и гаркнув: — Эй! Может, заткнёте пасти, а? Вы грёбаные идиоты, все до единого! Господи, блядь, Боже… Все молчали, слушая звук удаляющихся шагов, пока Люциус не прошептал в темноту: — Он явно скучал по нам, как думаете? — Ох, определённо, — ответил Крошка Джон, чем вызвал взрыв хохота. Который уже через несколько секунд оборвал громкий недовольный стук над их головами. Вот так Стид осознал, что всё у них будет хорошо. Что бы Чёрная Борода ни решил с ними сделать, они найдут способ выкарабкаться, как команда (кажется, это скоро станет их новым девизом). Таким образом, после заключения сделки каждый нашёл себе занятие, и установился странный, но стабильный темп жизни. Они всецело погрузились в работу на борту «Мести» и «Ройял Джеймса», оставленного для начала формирования небольшого флота. И все они были вынуждены сосуществовать, что снова заставило Стида убедиться в умении его команды творить чудеса. Потому что постепенно, без ведома Иззи Хэндса, им удалось поладить с командой Чёрной Бороды. Как сказал Француз, те были довольно дикими ребятами: кроме Клыка и Айвана, теперь в команде были Одноглазый Вилли, Пол Деревянная-Нога, Генри Крюк, Злобный Алекс, Бонни-и-Венди (которых также называли Чёрными Вдовами, и это прозвище скорее было связано с экзотическим пауком, нежели с одеждой, которую они носили). Эти люди, полностью оправдывая свои красочные имена, обожали насилие, так что постучались в правильную дверь, когда захотели присоединиться к новой команде Чёрной Бороды. Тем не менее, они также были живым доказательством одной из любимых теорий Стида: даже если человек совершает ужасные вещи, высока вероятность, что где-то в глубине души он самый настоящий душка, просто ему пришлось пройти через множество травмирующих моментов в жизни. Прямо как человеку, в которого Стид влюбился. Иззи снова попытался установить разного рода ограничения, самым серьёзным из которых было то, что команде Стида нельзя было участвовать в нападениях — в конце концов, те были пленниками, о чём он не прекращал напоминать в самых разных интонациях, в зависимости от степени раздражения. Но довольно скоро за его спиной обе команды стали играть вместе в карты и травили уморительные анекдоты, делясь ромом. Но пираты есть пираты: время от времени вспыхивала былая жестокость, небольшие разногласия могли превратиться в огромную проблему. Хотя помогало то, что Люциус рисовал членов чужой команды, а Жук значительно улучшил вкус привычных им блюд. Даже Француз, знавший их немного дольше, а потому имевший веские причины оставаться настороже, в конце концов присоединился к компании, после того как Крошка Джон попросил при одном из нападений забрать с чужого судна лютню. С того момента музыка стала часто звучать на палубе на закате, и Иззи не оставалось ничего, кроме как молча злиться, ведь план на день был уже выполнен, а его собственная команда пела с остальными. В череде дней, проведённых на борту «Мести», Стид наблюдал за этим неожиданным сближением с изумлением, а также чем-то, похожим на гордость. Но в основном его сердце и разум тянулись к кое-кому другому, кого изредка видели бродящим по палубе и чьё имя то и дело произносили благоговейным шёпотом. Разумеется, Стид знал, как много боли причинил Эдварду, и потому верил, что заслужил ещё какое-то время провести в условном «чистилище». Но если оно хоть немного походило на капитанскую каюту «Мести», в которой Эд ждал его практически каждое утро, рассевшись на диване, то он был не против задержаться в нём так долго, сколько потребуется. И медленно, но верно Эдвард вновь открывался ему. Конечно, он не рассказывал ничего глубоко душевного, ничего о себе и определённо ничего о том, что произошло между ними тогда — в беззаботные времена. Но хотя бы они снова разговаривали: иногда между занятиями, иногда в течение всего урока, даже раз или два смеялись, как дети, и это уже было хоть что-то. Что-то, подталкивающее Стида не упускать, как то произошло раньше, подвернувшуюся удачу. Будучи человеком, полным воодушевления ко всему, Стид знал, что может быстро прийти в восторг, преисполниться энтузиазмом к чему угодно и переборщить со своей увлечённостью, часто оставляя окружающих его людей в беспомощном состоянии. Но во всём, что касалось Эдварда, нужны были осторожные, неспешные шаги навстречу. И, что казалось Стиду невероятным, эти шаги делали они оба. Потому что, пускай Эдвард продолжал всё время носить перчатки и избегал любого физического контакта с ним, по крайней мере он стал меньше пить и не красил лицо в чёрный, когда они были наедине. Что позволяло Стиду украдкой смотреть на его красивое лицо — расслабленное, когда они говорили о пиратстве, или хмурое от упорных попыток разгадать тайны искусства чтения. Вдобавок ко всему, Эдвард снова начал обращаться к нему по имени. Ну, только за закрытыми дверями, разумеется. Но сердце Стида всё равно каждый раз начинало биться чаще. В какой-то момент пират даже высказал своё уважение к грозному, но справедливому капитану Томасу, о котором он немного слышал раннее. «Я знал, что в тебе есть этот пиратский запал, Стид. Тебе просто надо было его разжечь», — сказал как-то ему Эдвард, пристально глядя в глаза, и Стид, неловко вертя в руках перо, не смог скрыть горящих от смущения щёк. Именно это признание побудило Стида убедить Эдварда возобновить их уроки фехтования. В конце концов — это было можно считать частью сделки — было бы справедливо, что они оба чему–то научили друг друга — совсем как в старые добрые времена. Но, несмотря на все эти обнадёживающие знаки, до «старых добрых времен» было слишком далеко. Стиду не понадобилось много времени, чтобы понять, что Эдвард боролся с чем-то тёмным и ужасным, спрятанным в глубине его души. Это «что-то» время от времени являло себя, особенно когда пират покидал капитанскую каюту и тот маленький нейтральный мирок, что они молчаливо пытались выстроить, и снова надевал маску Чёрной Бороды. И этот Чёрная Борода был намного более жестоким, чем раньше, — это был человек, которого Стид едва мог узнать, отчего чувствовал себя брошенным посреди океана, взволнованным, беспомощным и напуганным. Напуганным тем, что его поступок неотвратимо и выпустил на свободу этого монстра. А ещё тем, что он больше ничего не сможет с этим поделать. И хотя Стид старался быть терпеливым и с должным уважением относился к установленным Эдвардом границам, но также он боролся с самим собой, пытаясь смириться с тёмной стороной души человека, которого он отчаянно любил. И, порой, когда он больше не мог сдерживаться, он срывался. Прямо как во время их последнего сражения на шпагах. Даже если они пытались тренироваться наедине — обычно ночью, на опустевшей палубе одного из кораблей — их бои чаще всего превращались в развлечение для команды в перерывах между набегами. Не то чтобы Стиду было до этого дело (держа шпагу, он чувствовал себя уже значительно увереннее), но публика разжигала азарт в Чёрной Бороде, заставляя его красоваться и вести себя грубее по отношению к Стиду, в то время как за закрытыми дверями он мог быть действительно уступчивым и милым. Подобные перемены были тем, чего Стид всё ещё порой не мог понять, и это его ужасно расстраивало. Один раз они решили позаниматься с утра. Урок чтения прошёл так себе: по какой-то непонятной причине, Эдвард быстро разочаровался в своей неспособности выполнить простое упражнение, и Стид предложил ему немного выпустить пар, скрестив шпаги. Буквально. И вот они — на борту «Мести», вспотевшие, как свиньи, из-за полуденного солнца, продолжали атаковать друг друга, парировать атаки, что теперь больше проходило на реальную дуэль, но никак не на дружескую тренировку. А то, как их воодушевляли возгласы и свист членов команды, не оставляло ни единого шанса разойтись и остыть. Чёрная Борода одерживал верх, как, впрочем, и всегда, но Стид был человеком упрямым: он продолжал отскакивать в сторону, что-то при этом лепеча — то была его персональная, время от времени довольно эффективная техника, нацеленная на то, чтобы разозлить противника и таким образом заставить его совершить роковую ошибку. И в конце концов Чёрная Борода совершил её. — Ты чертовски много болтаешь, Боннет, — прорычал пират, прижав Стида к мачте. Он замер всего в нескольких сантиметрах от его лица, и лишь лезвия двух скрещённых шпаг разделяли их. Стид старался сосредоточиться и игнорировать сверлящий его тяжёлый взгляд, то и дело мельком опускающийся на его губы. Это оказалось весьма непросто. — Теперь я хотя бы полностью завладел твоим вниманием, — ответил он, медленно делая шаг в сторону. Ожидаемо, Чёрная Борода отразил его движение и оказался именно там, где было нужно: прямо за ним валялась опрокинутая во время боя бочка. Стид сделал резкий выпад, взмахнув шпагой, чем заставил пирата попятиться и споткнуться о препятствие под удивлённые возгласы зрителей. Чёрная Борода потерял равновесие и упал на спину, выронив шпагу. Подобное невероятно глупое поражение величайшего пирата заставило всех умолкнуть. Стид медленно подошёл к нему и приставил кончик шпаги к его горлу — вышло весьма неубедительно, впрочем. То была одна из редчайших побед, а ещё она была у всех на виду и вышла весьма впечатляющей, так что, возможно, Стиду следовало бы злорадствовать, но это было последним, чего бы ему хотелось, — он встретился взглядом с горящими глазами Чёрной Бороды. По сути, он унизил пирата перед его командой, и, так или иначе, в будущем придётся за это заплатить. Фактически, это и победой-то не было; это был полный провал. То, что раньше было простыми шутками, теперь походило на разгорающуюся войну. В любви и на войне все средства хороши, говорили они. Но не было ничего хорошего в той любви, что когда-то свела их вместе, а теперь из-за неё же между ними разверзлась пропасть, в которой и разразилась их сердечная битва, и, казалось, она всё ещё в самом разгаре. — Ну и, приятель? Твой следующий шаг? — наконец произнёс Чёрная Борода с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего. — Назовём это ничьёй? — Не неси бред, Боннет. Ты мой пленник. И сейчас тебе представилась прекрасная возможность убить меня, забрать корабль и освободить свою команду. Послышались довольные возгласы. Стид их проигнорировал. — Это абсурд! Я определённо не сделаю ничего подобного! Чёрный Пит выкрикнул: — Ну же, капитан! Сделайте это! Убейте его! — В эту же секунду раздался шлепок пощёчины и недовольное: — Блядь! Чёрная Борода бросил взгляд на происходящее, после чего вновь посмотрел Стиду в глаза. — Настоящий пират поступил бы именно так, — бросил он с ноткой вызова в голосе. — Даже со своим другом? — Осмелев, Стид повысил голос. В эту же секунду лицо Чёрной Бороды помрачнело. Совершенно наплевав на приставленное к горлу остриё, он приподнялся на локтях и прорычал: — У пиратов не бывает друзей. — Тогда я не настоящий пират, — выплюнул Стид, с лязгом отбросив шпагу на пол. — Полагаю, что нет. В венах пульсировал гнев, Стид повернулся к Клыку и вытянул вперёд руки, чтобы его снова заковали, пускай этого не делали уже давно. — Бросьте меня обратно в трюм, — потребовал он. И в то время как несколько человек из команды Бороды начали громко свистеть вслед, пока Стида уводили, тот шёл, высоко подняв голову. Но напоследок он обменялся взглядами со своим противником, всё ещё лежащим на полу. Действительно, полный провал.