***
Когда Чёрная Борода вышел на пляж, одни члены команды уже разошлись, а другие валялись на песке, пили и рассказывали всякие истории. Решив немного растянуть состояние блаженства в тишине своей каюты, он поискал глазами шлюпку и увидел, что Стид тащит её к воде, готовый к отплытию. Эдвард окликнул его — и ровно в ту же секунду это сделал Люциус. Они оба замерли и уставились друг на друга, не зная, что делать дальше (и у каждого были на это свои причины). Они бы так и стояли, если бы Стид не заявил: — Простите, ребята, но я больше не собираюсь торчать здесь, только чтобы выяснить, кто из вас победит в этой игре в гляделки. Поэтому они втроём молча забрались в шлюпку, Люциус взял в руки вёсла, а оба капитана сели бок о бок напротив него. Чёрной Бородой снова овладела нервозность: всё удовольствие от пребывания в одиночестве как ветром сдуло. Едва обнаружив, что Люциус жив, Эдвард стал любыми способами его избегать (Чёрный Пит, во всяком случае, тщательно за этим следил). Тот был живым воплощением сожаления о содеянном, но Эдвард до сих пор не мог заставить себя извиниться перед ним. Вместо этого он решил сосредоточиться на мужчине, чьё тёплое бедро случайно прижалось к его собственному, и взглянул на бог знает откуда взявшийся букет в его руках. — Красивые, — ему стоило немалых усилий произнести это непринуждённым, приглашающим к беседе тоном. Стид поднял на него глаза, и от блеснувших в них искорок у Эдварда сердце затрепетало в груди. — В самом деле? На этом острове мне удалось найти прекрасные цветы, даже такие, которых я никогда раньше не видел! — А зарытый клад случайно по пути не нашёл? Искорки тут же потухли, сменяясь угрюмостью, а Чёрная Борода даже не попытался скрыть язвительную усмешку. — Теперь, — сказал Стид, — я могу с лёгкостью определить, когда ты надо мной издеваешься. Так что я был бы признателен, если бы ты перестал это делать. — М-м-м. Я вовсе не издеваюсь над тобой, Боннет. Чёрная Борода не смог удержаться и подтолкнул того в бок. Стид опустил взгляд на свой букет. И ведь наверняка под его бородой сейчас расцветал румянец. Он выглядел просто очаровательно, и в другое время, в другом месте, Эдвард приподнял бы его лицо за подбородок и нежно поцеловал — в точности так, как он совсем недавно себе это представлял. — Не могу не отметить, — заговорил Стид мягким голосом, рассеянно перебирая цветы, — что по пути я наткнулся и на кое-что другое. То, что ценнее любого сокровища. — Неужели? Я думал, что клад, — это и есть самое настоящее сокровище. Стид вновь посмотрел ему в глаза, и от того, насколько пристальным был этот взгляд, по спине Чёрной Бороды пробежали мурашки. — Многое изменилось. — О Господи. Внезапный возглас Люциуса разрушил волшебство момента, и капитаны перевели взгляд на него — совершенно забывшего о вёслах и смотревшего в ответ большими глазами. Беглый взгляд подсказал им, что они едва отплыли от берега, и Стид вздохнул, вставая и протягивая Люциусу цветы. — Люциус, приятель, я думаю, для всех нас будет лучше, если ты позволишь мне грести. Вот, давай поменяемся. Люциус без единого слова повиновался и расположился рядом с Чёрной Бородой — настолько далеко от него, насколько это было возможно на крошечной скамье: не соприкасались ни бёдра, ни руки. Стид, намеренно или нет, повернулся к ним спиной, предоставляя иллюзию уединения посреди океана. Идеальные условия для долгожданного разговора. Чёрная Борода закрыл глаза. Ему всегда было трудно вести откровенные разговоры, потому что тому, кто хотел выглядеть грозным пиратом в глазах остальных, навсегда стоило забыть, что такое говорить от чистого сердца. Но Стид изменил это. И это, и миллион других вещей. Эдвард глубоко вздохнул и открыл глаза. Люциус смотрел на него. Хорошо. Сейчас или никогда. — Я очень сожалею, Люциус. О том, что совершил. Между ними воцарилось долгое молчание, в течение которого большие, яркие глаза внимательно изучали лицо Чёрной Бороды, заставляя его напрячься. Затем Люциус ответил, сбивая его с толку: — Я знаю. Но я ценю, что вы сказали мне об этом. У парнишки были действительно крепкие нервы. И, честно говоря, Чёрная Борода всегда находил в нём что-то, достойное восхищения. Люциус как раз-таки не боялся откровенных разговоров и он только что в очередной раз доказал, что был самым чутким и проницательным человеком из них всех. После этого они почти не говорили, но это было не страшно, потому что самое важное уже было сказано.***
Все остальные тоже вскоре добрались до «Мести» и один за одним поднялись на борт, но как только Стида с цветами в руках увидели на палубе, со всех сторон послышались смешки. Стид не обратил на них внимания, уходя с довольной улыбкой на лице, и Чёрная Борода, озадаченный, решил последовать за ним. И заставил нескольких членов команды замолчать, просто взглянув на них. Когда они вдвоём оказались на пустой кухне, он счёл необходимым сказать: — Знаешь, это не первый раз, когда они смеются над тобой. Его новая команда была достаточно жестокой, именно такой, в которой было принято издеваться над людьми вроде Стида. Чёрная Борода каким-то образом сумел их слегка приструнить (несомненно, не без пары «ласковых» слов с их стороны), но он знал, что всё равно бывали случаи, как сейчас, когда Стид становился лёгкой добычей для дурацких шуток или неуместных комментариев. Это причиняло боль, но он не мог вмешаться, рискуя раскрыть тот факт, что неравнодушен к этому человеку — что, несомненно, повредило бы его репутации. Стид, казалось, вообще его не слушал, сосредоточенно роясь в шкафчиках в поисках чего-то. Он отстранённо спросил: — Да? И что? — Почему ты им позволяешь? — А что я должен сделать? Подраться с ними? — Ну, если вдруг забыл, я видел, как ты держишься на дуэли, и да, теперь ты определённо мог бы сразиться с ними. — Но в том-то и дело, мой дорогой. Я не… Ага! Стид торжествующе воскликнул, доставая из шкафа небольшую вазу. Он наполнил её водой и стал неспешно расставлять цветы. Чёрная Борода наблюдал, заворожённый тем, с какой бережностью тот подошёл к такому простому занятию, при этом в голове эхом продолжал звучать обронённое «мой дорогой». — Ты прав, — наконец-то продолжил Стид. — Возможно, я мог бы с ними сразиться. Но я не хочу. Потому что, честно говоря, мне всё равно. Я знаю, кто я, и несколько насмешек не заставят меня сомневаться в себе. Никогда не заставляли. Договорив, Стид всё же переключил своё внимание с цветов на Чёрную Бороду, у которого от этих слов сердце забилось быстрее. Издёвки явно были Стиду не в новинку, ведь он прекрасно знал, как к ним относиться (а именно — никак). В этот момент Чёрной Бороде далеко не впервые захотелось хотя бы немного быть как Стид. — Готов к сегодняшнему уроку? Эдвард кивнул, и они молча направились к капитанской каюте. Стид поставил вазу на стол и опустился в своё «учительское» кресло. Чёрная Борода сел рядом. Он был весьма горд своими успехами в освоении грамоты. Однако Стид хоть и постоянно хвалил его, но настаивал, что ему ещё многому предстоит научиться, несмотря на то, что Эдвард уже мог читать целые предложения из журнала. Может быть, Стид был прав, так что не было другого выбора, кроме как довериться ему. В конце концов, это он был учителем. К концу урока остатки терпения Чёрной Бороды держались на честном слове — Стид то и дело касался его руки, исправляя её положение при письме. Уже сгущались вечерние сумерки, так что они зажгли несколько свечей. Взглянув на Стида, который выглядел в полутьме каюты весьма привлекательно и собирал разбросанные по столу листы, Эдвард осмелился спросить, всё ещё находясь под впечатлением после такого удивительного дня: — Не хочешь остаться и пропустить по стаканчику? Сказать, что лицо Стида засияло после этих слов, — не сказать ничего.***
Проболтав несколько часов, они вместе расположились на разных концах дивана с пустыми бокалами в руках, а их ступни были всего в нескольких сантиметрах друг от друга, но не соприкасались — они не смели прикоснуться друг к другу, иначе Эдвард сошёл бы с ума. Стид вздохнул. — Мне действительно стоит вернуться к себе в трюм, иначе сплетням не будет конца. — Я думал, тебе наплевать. Эд посмотрел на него не без удивления, Стид поймал его взгляд. — Мне-то всё равно, да. Но я знаю, что тебе — нет. Сердце Эдварда сжалось в груди, едва Стид медленно поднялся с дивана и отошёл, исчезая из поля зрения. Несмотря ни на что, Стид всё ещё переживал за него, всё ещё заботился. Почему? Погрузиться в свои мысли ему не дал внезапный возглас. Затем Стид встал перед ним, держа в руках вазу с теми красивыми цветами, что собрал днём. — Чуть не забыл, — сказал он, легко улыбаясь. — Я собрал этот букет для тебя. Эдвард аж выпрямился. Взгляд метался между лицом Стида и цветами. — Для меня? — неверяще повторил он, забирая вазу и слегка задевая чужие пальцы своими. Но он был слишком удивлён, чтобы обратить на это внимание. — Да, для тебя. Я подумал, вдруг ты захочешь добавить яркости своей комнате. Но ты не обязан их оставлять, разумеется. На мгновение Эдвард потерял дар речи, пристально глядя на маленький, изящный подарок, который он держал в своих грубых руках. Затем он заметил, что Стид всё ещё стоял рядом и улыбался, ожидая реакции. Он также заметил мрачное тревожное чувство, медленно нараставшее в глубине души и грозившее в любой момент вырваться наружу. На этот раз он не был уверен, что бури получится избежать. Медленно поставив вазу на пол, он как можно спокойнее спросил у собеседника: — Почему ты так добр ко мне, Стид? Тот сглотнул. — Потому что могу. И потому что хочу. Он сел назад на диван, теперь оказавшись чересчур близко. — Эдвард. Но Эд подскочил с дивана. — Не надо. Просто… — Всё же выйдя из себя, он заметался по комнате, заламывая и вскидывая руки. — Я не понимаю. Ты знаешь, кто я такой; ты видел, что я натворил, каким монстром я стал… — Ты не… — …тогда почему ты всё равно проявляешь столько доброты ко мне? Ответ донёсся будто сквозь вату: — Потому что ты заслуживаешь её, Эд. — Хватит нести херню! — Я не несу! Эдвард перестал расхаживать взад-вперёд и посмотрел на всё ещё сидевшего на диване Стида. Он обвинительно ткнул указательным пальцем в его сторону и выпалил: — Ладно, хорошо. Если я действительно заслуживаю доброго отношения к себе, тогда почему ты не пришёл? Ну вот, он сказал это. И ему не нужно было ничего объяснять, потому как глаза Стида расширились от удивления. Они оба знали, о чём говорил Эдвард, о какой именно ночи. И раз он уже завёл эту тему, то пошло оно всё к чёрту. После сегодняшнего дня, после разговора с Люциусом, позволившего сбросить с плеч хотя бы часть тяжёлой ноши, Эдвард был наконец-то готов услышать версию Стида, к чему бы это ни привело. Стид явно обдумывал ответ, но накопившийся гнев подстегнул Эдварда сделать шаг вперёд и добавить: — Ты согласился, Стид. Зачем ты согласился, если не хотел уплывать со мной? Почему ты, чёрт возьми, соврал мне? — Я не врал тебе, Эд! — Я сказал тебе не нести херню! Стид поднялся с дивана и подошёл к нему. — Эд, ты должен поверить мне! Я действительно хотел сбежать с тобой… — Стид запнулся, но затем потянулся к нему. — Ты должен знать, что я бы пошёл за тобой куда угодно. — Тогда почему не пошёл? Эдвард оттолкнул его руку. Отчаявшись, Стид опустил взгляд себе под ноги. От него ждали ответа, но слова прозвучали настолько тихо, что их едва можно было разобрать. — Потому что я был не готов. Это ощущалось как удар под дых. Всё это время, снова и снова прокручивая в голове тот мучительный момент, Эдвард думал, что Стид так и не пришёл, потому что понял, что это не та жизнь, которой он хочет; что Эд не тот мужчина, который ему нужен. Как бы ни было больно, но в конце концов эта мысль помогла ему смириться с отказом и найти утешение в той новой роли, которую он для себя выбрал. Но всё оказалось наоборот: они чувствовали одно и то же, но Эдвард был готов двигаться дальше и начать новую жизнь вместе, в то время как Стид мог только оглядываться назад. Он хотел сбежать с Эдвардом. Но не сбежал: не из-за него, а ради него. Пускай это и не изменило того, что сделал с ним Стид, но всё же заставило взглянуть на произошедшее под другим углом, хотя и осознать это всё сейчас было чересчур тяжело. Разбитый, Эдвард опустился на пол, прислонившись спиной к кровати. Закрыв глаза, он прошептал, глубоко задумавшись: — Я ждал тебя, Стид. Я ждал тебя всю ночь… Он услышал, как тот опустился рядом с ним на колени, бормоча: — Эдвард, прошу, прости меня… — Что произошло, Стид? Что заставило тебя передумать? — спросил он, глядя на чужое лицо, перекошенное от боли. Он мысленно воспроизвёл их последний диалог той ночью: план по добыче шлюпки для побега. — Ты передумал, когда понял, с каким человеком собираешься связать свою жизнь? — Что? Нет! Я всегда знал, что ты за человек. Именно поэтому я хотел… и до сих пор хочу… Стид глубоко вздохнул, затем осторожно придвинулся к нему. Он не нарушал невидимую черту, которую Эдвард провёл между ними, просто сел поудобнее и начал объяснять: — Той ночью, почти сразу после того, как ты ушёл, объявился Чонси — пьяный и злой. Он вытащил меня наружу, держа под дулом пистолета, и говорил просто ужасные вещи. И это дало мне понять, что… — Что? — Что это я всегда был монстром. У Эдварда подобное заявление вызвало лишь смех. Стид Боннет, Пират-Джентльмен — монстр? — Как ты вообще мог поверить этому? Это же полный бред. — Разве? Стид замолчал, глядя на него, и Эдвард понял, о чём тот думал, хоть и не мог заставить себя произнести: Посмотри, что я сделал с тобой. Он сглотнул. — И что ты сделал потом? — Ничего. Как всегда. Он уже собирался убить меня, но вместо этого застрелился сам. Случайно. — Охренеть, приятель… Стид покачал головой, отводя взгляд. — Я не справился, Эдвард. Со всем этим. В тот момент единственным верным решением мне казалось вернуться к прежней жизни. Попытаться наладить отношения в семье и перестать вмешиваться в твою жизнь. Если где-то там наверху и была Богиня, она наверняка сейчас от души смеялась над ними. Столкнувшись с травмирующим опытом, они оба просто вернулись к своему прошлому, отказались от лучшей жизни и теперь страдали от этого. Эдвард мог бы напомнить Стиду, что это самое «вмешательство» было самым лучшим в его жизни. Но не стал. Не после всего, что случилось. — Я знаю, что сначала надо было обсудить это с тобой, — пробормотал Стид. — Но я был растерян, сбит с толку, и тогда я этого не осознавал. Я должен был… Он посмотрел на Эда сияющими глазами, и выражение его лица вдруг смягчилось. Медленно он всё же перешёл невидимую черту. И Эдвард, сердце которого бешено заколотилось от внезапной, желанной и одновременно страшной близости, замер. — Мне правда жаль, Эдвард. За то, что я сделал с тобой и во что заставил тебя поверить. Стид накрыл его щёку ладонью, нежно смахивая слезу, которую Эд даже не заметил. — Ты спрашивал меня, почему я так добр к тебе, — продолжил Стид мягко, поглаживая большим пальцем чужую щёку. — Это потому, что я пытаюсь облегчить причинённую тебе боль. Ты такой невероятный человек, Эдвард, и ты не заслужил того, через что тебе пришлось пройти. Ты заслуживаешь доброго отношения к себе. На мгновение, когда сердце готово было разорваться, Эдвард позволил себе слабость: по щекам скатились несколько слезинок, он закрыл глаза и прильнул к прикосновению, к тёплой мягкости ладони, позволяя чужим словам проникнуть в его душу. Он забыл, как хорошо было чувствовать себя уязвимым рядом со Стидом. Никто не осуждал его, не кричал, чтобы он был мужественным, не требовал от него исполнения роли, которая ему осточертела. Но опасность сложившейся ситуации постепенно доходила до него. Было ясно, что Стид искал не только прощения, он хотел чего-то большего — того, что Эдвард уже не мог ему дать. Он не переживёт расставание во второй раз, а рано или поздно оно случилось бы, учитывая, кем был он сам и кем был Стид. Он должен был держать его на расстоянии. Да, это будет болезненно, но Эдвард был уверен, что в конечном счёте так будет лучше для них обоих. Стид сможет жить дальше, а он сможет вести тот единственный образ жизни, который ему подходил. Тот, который он заслуживал. — А вообще, — выдавил он из себя, — в каком-то смысле даже хорошо, что ты тогда не объявился. Рука на щеке замерла. — Почему? Эдвард открыл глаза, встречаясь со Стидом взглядом. — Потому что я бы наверняка уломал тебя сбежать со мной. И тот план, что я выдумал? Полная ерунда. Стид в бешенстве отстранился, убирая руку. — Не ерунда, дорогой мой, а гениальный план! Вот почему я вернулся к тебе, Эд. Тогда я не был готов, но сейчас… Впервые за эти месяцы Эдвард позволил себе прикоснуться к Стиду: он положил ладонь ему на бедро, останавливая этот поток мыслей. — Стид, приятель, ты не понимаешь. Ты, я? Мы слишком разные. Мы буквально из разных миров. Ты Пират-Джентльмен, а я Чёрная Борода. Ты проявляешь к людям доброту, я вселяю в них ужас. Ты прочитал тысячу книг, пьёшь чай из китайских чашек, ты собираешь цветы в букеты, и ты… совершенно плевать хотел на то, что другие о тебе думают. — Но это всё неважно, Эдвард. Что важно, так это что мы делаем друг друга счастливыми, это точно, и… Его нужно было остановить. Они не могли наступить на те же грабли ещё раз. — Ты меня не слышишь, Стид. Подумай об этом. В конце концов, сейчас всё идёт так, как и должно. У нас бы никогда ничего не получилось, потому что мы не подходим друг другу. Стид замер. Он весь поник и внимательно изучал Эдварда взглядом. И, наконец, спросил тихим голосом: — Ты действительно веришь в это? Нет. — Да. — Эдвард убрал руку и отвернулся. Затем, чтобы убедить в первую очередь самого себя, добавил: — Я действительно в это верю. — А… Понятно. Тогда я просто… Хорошо. Эдвард перестал дышать, глядя, как Стид поднялся и направился к выходу, нетвёрдо держась на ногах. У дверей он обернулся, приоткрыв рот, словно хотел что-то сказать, но потом передумал. Он тихо закрыл за собой дверь, и это оказалось больнее, чем если бы он с силой её захлопнул. В последовавшей за этим мучительной тишине взгляд Эдварда остановился на букете, всё ещё стоявшем на полу у дивана. Красивом, ярком, собранном специально для него. И затем, он разрыдался.