***
Достоевский проболел всю неделю. Температура первые два дня не опускалась ниже 38 без жаропонижающих. Фёдор много канючил, а Гоголь придумывал всё новые и новые способы заставить Достоевского принять сироп. Один раз он просто, пользуясь случаем, пихнул ложку с сиропом Фёдору в рот во время одного из приступов кашля. Достоевский каждый раз грозился убить Колю, но он был так слаб, что не мог подняться с кровати. Коля Гоголь умел быть заботливым. У Достоевского было много времени поразмышлять над этим, когда выходные закончились, и Коле надо было снова ходить в университет. В среду они чуть не подрались на кровати, потому что Гоголь не хотел оставлять болеющего Дость-куна одного, но Фёдор обещал ему посмотреть аниме вечером, если головная боль не будет его мучить, и Коля, недовольно ворча, всё же пошёл на пары. Фёдор же, измерив температуру, тоже собрался, одевшись потеплее, и пошёл в платную клинику, в которой был уже завсегдатаем. Там работала знакомая его матери, так что ему полагалась скидка и особое отношение. С самого детства у Фёдора был очень слабый иммунитет, он часто падал в обмороки, пропускал занятия по причине болезни, он даже терял сознание на ровном месте пару-тройку раз. В школе в младших классах его дразнили, называя "мумией" из-за бледно-зеленоватого оттенка кожи, но Фёдор, не обращавший на это никакого внимания, лишь поправлял невежд, указывая, что было бы целесообразнее называть его зомби, если они руководствуются такими признаками как цвет кожи, синяки под глазами и худощавость. С возрастом издёвки стали жёстче. Дети – жестокие создания, даже слишком. Они не любят принимать в свои ряды тех, кто отличается, и буллинг вполне себе рядовое явление в школах, как в американских, так и в русских, да и в принципе по всему миру. Достоевский знал это, а потому не обращал внимания на глупые прозвища, издевательства и жвачку в волосах, из-за которой в девятом классе пришлось состричь волосы короче, чем ему нравилось. А ещё он знал о наследственности и о том, что его мать не просто так рано погибла. Она тоже часто болела, может, оттого она и была такой злой и холодной по отношению к сыну, видя в нем свое отражение и коря себя за то, что вообще родила его. Однажды она сказала Фёдору, что жалеет, что согласилась на уговоры его отца завести ребёнка. Мальчику тогда было всего семь лет, он только-только пошёл в первый класс, и в школе он упал в обморок, из-за чего его матери пришлось забрать его на машине пораньше, и она на него разозлилась. В начале одиннадцатого класса, когда Фёдору было семнадцать лет, она перестала в принципе вставать с кровати, и все, кто был в доме, понимали, что осталось ей совсем не долго. Фёдор глядел на свою испражняющуюся под себя мать, и единственное, что он чувствовал – отвращение. Она никогда не учила его ласке, доброте и любви, а отцу и вовсе было плевать на воспитание сына, которого он так воодушевленно называл "наследником". Раньше он постоянно работал, а когда понял, что жену спасти ему вряд ли удастся, начал пить, и много. Так что Фёдор всего, что связано с искренними чувствами, в жизни никогда не знал. Зато он знал физику, математику, химию, биологию, историю и обществознание, увлекался литературой, программированием и музыкой. Отец даже раскошелился на подарок в 18-й день рождения Фёдора, уже после поступления сына в университет купив ему свою собственную виолончель, чтобы он больше не клянчил инструмент в музыкальной школе около дома, но, как оказалось позже, это был прощальный подарок. Найдя труп отца в своей ванной, Фёдор тяжело выдохнул, прошептав "ожидаемо", и позвонил в скорую, а затем и бабушке. На похоронах, которые та организовала, он не плакал. Сделал вид, что ушёл прорыдаться, чтобы бабка не подумала ничего лишнего, но на самом деле просто пинал камешки минут пять, исступленно глядя на свои ноги. Он злился, что, скорее всего, закончит так же, как закончила его мать. Эту женщину он ненавидел даже сильнее, чем безучастного отца, но вообще-то... Кое в чем он был с ней согласен.«Зачем ты рожала меня, если знала, что всё будет так, глупая женщина?»
Честно говоря, любой назвал бы историю его жизни довольно плаксивой, желая пожалеть "бедного мальчика", но Фёдор лишь раздражался, когда люди, узнав о том, что его родители мертвы, начинали проявлять сочувствие. Да кому вообще нужно это долбанное сочувствие? Кому нужна любовь? В жизни не бывает как в фильмах и сериалах, это Фёдор уяснил с самого раннего детства. Но Коля Гоголь не очень любил фильмы и сериалы. Он смотрел аниме и читал мангу, а Достоевского вопросами про семью никогда не донимал. Когда он узнал, что они мертвы, его реакция была такой нестандартной, что Фёдор раз и навсегда убедился в правильности выбора своего лучшего друга. — А где твои родители? В квартире две комнаты, она такая большая и просторная, неужто ты живёшь здесь совсем один? — Они мертвы. Я живу один почти с самого начала учёбы в университете. — Оу. Чудно, что они не видят во что превращается и без того грязно-жёлтый город, в котором мы живем, со временем. — ...Повтори, как ты сказал? — Что конкретно? — Цвет. Ты сказал, что Питер... Грязно-жёлтый? — Достоевский привык, что Питер зовут серым и унылым, но никак не грязно-жёлтым. — Ну да. Как грязный, мокрый, илистый песок на реке. Иу. — Гоголь скорчил гримасу.***
Фёдор сдал кровь на всевозможные анализы, потому что его бледность в последнее время и впрямь усугубилась, и он думал уже чуть ли не о раке, хотя он всегда был человеком, которому паника несвойственна. Он никогда не был мнительным. Улыбчивая медсестра, выкачав из его холодного пальца и вены на руке чуть ли не половину от общего количества крови, сказала, что результаты будут готовы к пятнице, если повезёт, а если нет, придется ждать понедельника. Фёдор кивнул и направился обратно домой. В остальные дни своей болезни, ожидая Колю, которого сколько не выгоняй, он всё равно, словно бумеранг, прилетит обратно и притащит что-нибудь к чаю, Фёдор лежал на кровати в раздумьях. Он размышлял о многом, начиная с того, как муторно и нудно будет догонять пропущенную программу и отрабатывать семинары, заканчивая тем, что Гоголь уж больно зачастил с поцелуями. Он постоянно чмокал Достоевского в лоб, прикрываясь тем, что ему нужно проверить температуру, на что Фёдор язвил в ответ: — А градусник на тумбочке лежит, чтобы ты его в задний проход себе засовывал? Долдон, врешь, так придумывай оправдания получше. Фёдор с удивлением для самого себя обнаружил, что касания Коли перестали быть ему неприятны. Не то чтобы они раньше были противны ему, но сейчас... Это ощущалось совсем по-другому. Вечером четверга, когда на улице шёл мокрый снег, Гоголь, воспользовавшись этим как предлогом, чтобы снова остаться дома у Феди, включил аниме и при просмотре усадил друга между своих коленей. Достоевский молча пил свой горячий чай и усталым взглядом смотрел в экран, как вдруг почувствовал Колино дыхание у себя на шее. Фёдор заправил прядку тёмных волос за ухо, ожидая, что движение заставит Гоголя отстраниться, но тот внезапно льнул к его уху, оставляя на бледной коже влажный след от языка, и в следующую секунду Федя ощутил горячие пальцы Коли у себя под майкой. Достоевский вздрогнул, чуть не пролив чай на простынь, и Коля, мягко отняв у него кружку, отставил её на тумбочку, позже вернув руку под футболку своего друга, пустив свои пальцы блуждать по коже, уже покрывшейся мурашками от пары касаний. Фёдор только открыл рот, чтобы повозмущаться, как вдруг Коля впился в его шею губами, и единственное, что смог сделать Достоевский в ответ – тихо хмыкнуть и прикрыть глаза. Колины губы оставляли бесконечные поцелуи на его бледной коже, и Фёдор даже забылся в этом на мгновение (позже он списал эту свою слабость на высокую температуру), но Коля неожиданно прошептал ему на ухо фразу, от которой Достоевский распахнул глаза и повернул голову, чтобы увидеть Колино лицо: — Ты вкусно пахнешь, очень, я не смог сдержаться... — И чем же я пахну по-твоему? — Ммм, чёрным чаем, наверное, и ещё чем-то терпким. Фёдор уставился в потолок, обдумывая что-то, а после ответил: — А ты карамельным попкорном. — Ухты! Прямо как в цирке или кино! Дость-кун, а ты знаешь, что общего между вороном и письменным сто-.. — И на том, и на том есть хотя бы одно перо. А ты знаешь, что общего между тобой и вором на арабском базаре? — У нас обоих странные акценты? — Нет, идиот, если ты не уберёшь свою руку сам знаешь откуда прямо сейчас, я тебе её отрублю нахрен. — Понял, не дурак. — говорит Гоголь, поднимая обе руки в воздух. Достоевский тяжело вздыхает, но Коля внезапно целует его прямо в губы, после вскакивая с кровати. — Даже сейчас карамельный попкорн, Дость-кун? — ... Да. Фёдор застывает на месте, уставившись на свои руки, а Гоголь ускакивает на кухню, чтобы подлить в остывший чай Достоевского немного кипятка.***
В те дни, когда Фёдор прогонял Гоголя спать в свою квартиру, Коля, разумеется, препирался, не желая уходить, но позже в припрыжку шёл к себе домой, потому что у него было одно важное дело, которое надо было закончить к субботе. В пятницу, когда Фёдор спустился в парадную, чтобы проверить почтовый ящик, Коля был как раз занят тем самым "делом" у себя дома. Достоевский вскрыл конверт с медицинской печатью, пробежался глазами по результатам анализов, тяжело вздохнул и спрятал конверт в ящик с двойным дном, чтобы на него, не дай бог, не наткнулся любящий везде совать свой нос Коля. Суббота. 11 ноября. Самый обычный холодный питерский день. Достоевский почти выздоровел, температуры не было, так, остаточный кашель и насморк. Этот день действительно был самым обычным, только Фёдору он не нравился. Потому что Фёдор Достоевский ненавидит свой день рождения. Родственники, настолько дальние, что парень даже голоса в трубке не узнавал, донимали его звонками с самого утра. Он не выспался и был зол на весь мир, расхаживая по квартире и отвечая на поздравления, пытаясь казаться дружелюбным и радостным. Но даже для такого кактуса как Фёдор сегодня, найдётся мазохист, любящий объятия. Коля пришёл к Фёдору ближе к трём часам дня с тортом и небольшим подарочным пакетом. Достоевский умолял своего друга не устраивать никаких сюрпризов и провести этот день дома, как обычно, но Коля всё равно принёс торт и хлопушку. Он выстрелил ею в Достоевского, разбросав по полу разноцветное конфетти, а потом Фёдор заставил его пылесосить. Классика. Пока Гоголь боролся с железным конём в коридоре, который всё никак не хотел отдавать зажеванный провод, Фёдор сделал им чай к торту и уселся на кухне, глядя на пакет. Что этот дурень мог ему подарить? Наконец Коля зашёл в комнату, стер пот со лба рукавом своей голубой толстовки и достал из пакета... Свитер. Серый и очень мягкий на вид свитер с принтом маленькой белой крыски и кусочка сыра на груди. Фёдор замер, разглядывая вещь, а голова Гоголя через некоторое время показалась сбоку от левого рукава. — Дость-куну не нравится? Фёдор поднялся со стула и подошёл к Николаю, пощупав свитер рукой. Очень мягко. — Ты сам его связал? — Да! Эту крыску я назвал Валерой, но ты можешь дать ей другое имя, если хочешь. Фёдор осторожно забрал свитер из рук Коли и натянул через голову. Его тут же окутало приятным теплом, но оно, казалось, шло не из тёплой вязаной ткани, а изнутри. — Нет, пускай останется Валерой. Он очень тёплый. — Фёдор поднял глаза на Колю, который не мог спокойно устоять на месте, а потому то и дело приподнимался на носочки, немного подпрыгивая. — Спасибо большое, Коля. Я не получал подарков лучше, чем этот. Фёдор только-только протянул руки, чтобы обнять своего лучшего друга, но Гоголь сам уже кинулся в его объятия. — Я так рад, что Дость-куну нравится свитер и Валера! Я перевязывал его три раза, потому что путал что-то в схемах, но в итоге он получился очень красивым. Прямо как Дость-кун! Руки Фёдора обвиваются вокруг Колиной талии. — Ты меня сейчас с крысой сравнил? — На свитере. — Угу, на свитере. Вечером, после торта, Фёдор и Коля уселись смотреть аниме, и это было предложение Феди, потому что иначе Гоголь бы выдумал чего пострашнее. На середине одной из серий, Коля внезапно спросил: — А что загадал Дость-кун? — Скажу – не сбудется. — Ты в это не веееееришь! Дость-кун, ну скажииии мне. — Ладно, я загадал, чтобы единороги были настоящими. — Что, правда? — щурит свой взгляд Коля, не очень доверяя ответу. — Правда. — отвечает Достоевский и гладит Гоголя по макушке, переводя тему. — Что-то волосы у тебя снова грязные. Надо помыть. — Не надо. — испуганно отвечает Коля и замолкает. На самом деле Достоевский ничего не загадал. Коля правильно сказал, он не верит в чушь о том, что сказанное вслух желание может не сбыться, ровно как и не верит, что задутая свечка, купленная в магазине неподалёку за 20 рублей, может исполнить его желание. Через некоторое время Коля снова начинает говорить: — Нуууу, и что же будет делать такой взрослый 20-летний мальчик, как Федя, в первый день своего нового возраста? — Было бы неплохо сходить в церковь на службу. — говорит Фёдор абсолютно серьёзно, а Гоголь часто моргает. — ЧЕГО?! — Что слышал. Если хочешь, пошли со мной. Но клянусь жизнью, Коля, вытворишь что-то, и я согрешу. — Согрешишь? — Ну, знаешь, не убей... —... Понял. На следующее утро, Фёдор всё же заставил Гоголя помыть голову, и они вдвоём (втроём, если считать Валеру на свитере Феди) пошли в церковь неподалёку. Ох, если бы Достоевский знал о том, что вытворит Коля, он бы ни за что не позволил ему пересечь ворота храма. Никогда.