ID работы: 12341881

Согрейся в нем

Слэш
NC-21
Завершён
2571
автор
Размер:
229 страниц, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2571 Нравится 1448 Отзывы 550 В сборник Скачать

Часть 12. Серьезно, Коль, сам себе будильник?

Настройки текста
Фёдор вышел из подъезда на улицу и почувствовал, что за те 15 минут, что он провел дома, похолодало сильнее. Всего пара градусов, но для такого вечно мерзнущего человека как Достоевский... Это тоже цифра. Он пару раз сжал руки в кулак, чтобы кожаные перчатки сели получше, и закутался носом в шарф. Обычный бордовый вязаный шарфик, подходящий под цвет его сапог. Его когда-то давно связал Коля и подарил ему. На нем была уже целая куча катышек, и Достоевскому не раз дарили шарфы на всевозможные праздники, у него был целый шкаф шарфов, но он почему-то носил только этот. Он и сам не знал, почему ему нравится именно он. Фёдор дошёл до назначенного места встречи и понял, что зря спешил. Да, он не опоздал, а вот Дазай... Слава богу хоть ненадолго, всего на 7 минут. Снега не было, был гололед, и когда Осаму активно махал Фёдору рукой, спускаясь по ступеням, он, разумеется, поскользнулся и упал лицом вниз. Хотя, он скорее наебнулся, да ещё и так смачно, что Фёдор злорадно усмехнулся про себя, но... Достоевский не часто матерится. — Ты почти такой же идиот, как Коля. — Почти? — Ну, в его идиотизме и придурковатости есть свой шарм, а ты просто нелепый. Дазай усмехнулся этому замечанию, отряхиваясь, и они пошли гулять. Вечерний Питер очень красивый в глазах многих людей, но только не в глазах Достоевского. Многие говорят о Санкт-Петербурге как о городе величественных дворцов, палат и фонтанов. Для Фёдора же это город с черными обшарпанными лестницами, облитыми разного рода помоями, дворами-колодцами, напоминающими душегубку, город облупленных стен, невыносимой духоты и зловония. Но Дазаю нравился Питер глазами Достоевского. — Он другой. — говорит Осаму о Санкт-Петербурге в глазах Фёдора. «Он другой» — думает Фёдор о Николае и украдкой смотрит в телефон. Никаких уведомлений. — «Почему он так резко ушёл? Почему соврал?» — Эээй! Эээй, угрюмый русский мальчик! — щёлкает пальцами Дазай прямо перед лицом Достоевского. — Земля вызывает, ответьте! Фёдор небрежно отталкивает руку Осаму и немного фыркает. — Извини. Задумался. — Это из-за Гоголь-сана? — Дазай всегда, по крайней мере когда обращается к Фёдору, называет имя Коли в уважительной, вежливой форме. — С чего ты взял? — Да ладно тебе, это же очеви-... — А сам-то? Из-за Чуи? Фёдор и Дазай кидают друг на друга холодные, хитрые и одновременно недовольные взгляды, а после оба опускают взгляд в пол. Вообще-то, они всегда "попадали прямо в мёртвое яблочко", если речь шла об их общении, однако это всякий раз было, мягко говоря, неприятно. — Мы с Чу... — начал было Дазай. — Мы с Колей... — вместе с ним заговорил Фёдор. Они подняли друг на друга взгляд. — Ты первый говори. — слова были произнесены в унисон. — Ладно, есть только один способ решить эту проблему. — говорит Фёдор, тяжело выдыхая, и протягивает вперёд руку. — Да, решим наши проблемы по-взрослому. Цу-е-фа! Фёдор выбросил бумагу, Дазай – колодец. Так что Осаму, облокотившись на перила моста, немного вслушался в шум машин, а после заговорил: — Да ничего особенного. Он ревнует меня к девушкам, с которыми я якобы общаюсь здесь. — Не знаю как японские девушки, Дазай, но русские тебя на рыбные фрикадельки пустят, если ты их обидишь. А ты обидишь. Я тебя знаю. Будь я девушкой, я бы на тебя ни за что не посмотрел. — А что, будучи парнем смотришь? — улыбается Дазай. — Да, как на умалишенного. Не вымораживай. — Дазай в ответ немного усмехается. — Как ты сказал, Дос-кун? На рыбные фрикадельки? Забавно, знаешь, ведь мой Чу называет меня ску-.. — Скумбрией. Я запомнил в предыдущие тысячу раз, как ты говорил с ним по телефону. У него довольно громкий голос. — Ты его в постели не слышал. — парирует Дазай, а Фёдор морщится от отвращения. — Побойся бога, грешник. Зачем мне подробности вашей интимной жизни? Любишь его, так скажи, заставляешь парня нервничать зазря. А мне он нравится, он тебя неплохо так лупит. Синяки замечал, когда по видеосвязи болтали. Дазай перестал слушать на середине. — Лю... — шатен остановился на полуслове, опустив взгляд. — Пожалуй, ты прав. Секундное молчание длиною в вечность, но Дазай мирно улыбается, и Фёдор думает, что у них с Накахарой Чуей всё будет в порядке. Дазай первым прерывает это молчание. — Твоя очередь, суровый русский мальчик. — Прекрати звать меня так. — Фёдор подумал ещё пару секунд, пытаясь сформулировать проблему, чтобы та была понятна, но при этом не упоминать про то, что его член был во рту у его лучшего друга, а член его лучшего друга был в его руке... А ещё та ситуация в церкви... — Давай жуй. Говори как есть. — Коля сегодня странно ушёл. Я сказал ему, что я пойду гулять с тобой, чтобы показать Питер, а он вдруг поник и ещё соврал мне, что забыл что-то в аудитории... — Ты не понимаешь почему? И после этого ты себя гением считаешь? — Я не считаю себя гением. Это ты себе сам придумал. — Ну да, мистер надменность, придумал. — Лучше бы по делу что сказал, ехидна. — Так и ежу понятно, что Гоголь-сан ревнует. — Ре-... С чего бы ему..? — Достоевский не успел договорить, потому что у него зазвонил телефон. Коля. Надо сказать, этому звонку Фёдор был даже рад. С ним всё в порядке, правда он какой-то взволнованный... Спросил где они, а значит скоро прибежит. После звонка, парни перевели тему. Им обоим было некомфортно осознавать, что они испытывают настоящие чувства к кому-то, не говоря уж о том, чтобы обсуждать это. Пока они, не торопясь, шли вдоль реки, они просто спорили о чем-то, не замечая течения времени, но внезапно в Дазая влетел Коля, повалив на землю. «Ну замечательно» — подумал Достоевский. — «Мне, видно, мало было одного наебнувшегося идиота, теперь их двое» — Ой, прости, пожалуйста! — тараторит Гоголь на русском, забыв о том, что Дазай этого языка не знает, и Достоевский щиплет себя за переносицу. Когда Осаму встаёт с земли, отряхиваясь, он мягко улыбается и говорит: — Я, пожалуй, пойду домой. Спасибо за прогулку, Федь. Вам двоим явно надо погово-... — и Коля вдруг пихает Дазая, да с такой силой, что тот снова чуть не падает, но Осаму только звонко смеётся в ответ и уходит в сторону общежития, в котором ему выделили комнату, так что Достоевский не волнуется. — Дость-кун, не ходи с ним больше никуда. — сжимая и разжимая пальцы рук говорит Коля. Он звучит спокойно, на его лице нет привычной улыбки, и Фёдор начинает понимать, что Дазай был прав на его счёт. — С чего это? Он... — Интернет-друг, я знаю. Я просто хочу проводить с тобой больше времени, а эта перевязанная рыба очень этому не способствует. — Почему ты так злишься-то? — задаёт прямой вопрос Фёдор, желая услышать другой ответ, но... Нет. —... Я ревную. У Достоевского даже лицо перекосило, так сильно он не хотел, чтобы эти слова были произнесены вслух. Но нет, он совсем не злился. Просто в его голове чувства всегда были уделом слабых и глупых. Признаком человечности. Фёдор не считал себя способным на чувства. Никогда. — Да как можно меня ревновать? Мы не встречаемся, ты мой друг, и он тоже мой друг, мы просто... — Фёдор хотел сказать "гуляли", но Николай вдруг перебил его. — А Сигма-кун считает иначе!

. . . Что.

Фёдор хотел было разозлиться на Сигму за то, что он рассказал, но... Он злился вовсе не поэтому. Он сам удивился себе, однако ему было плевать, что Сигма проболтался Коле. Зато ему было далеко не плевать на то, что... — Ты был... с Сигмой? — щурит взгляд Фёдор. — Да, мы сходили в кафе и... Коля хочет сказать, что они встретили там Ваню и пересказать, о чем был их диалог, но Фёдор его перебивает. — Почему ты думаешь, что ты один можешь ревновать? — Нет, Федь, ты неправильно по-.. Чего? — до Коли смысл сказанного Фёдором частенько доходил только на середине его собственной реплики, и Достоевский к этому привык. — Я спросил, почему ты думаешь, что ты один ревнуешь? — Фёдор вдруг вспомнил, что Коля не сделал ничего, кроме того, что съел ту несчастную вишенку, но почему-то всё равно разозлился. Он хотел, чтобы Коля ел с его рук, как это обычно и бывает, когда вечером они смотрят что-то, что включил Коля, вместе на ноутбуке, и Гоголь лежит на его коленях. Как бывает, когда он гладит эту белобрысую макушку и протягивает зернышко попкорна к его рту, держа липкую сладость холодными пальцами, которые согревает Колино тёплое дыхание... Стоп. А когда в последний раз они так сидели? Неделю, две назад? Достоевский так часто отказывал Коле в последнее время, поначалу пытаясь догнать университетскую программу после болезни, позже – потому что приехал Дазай. Что думал Коля? Достоевский предполагал, что человеку, у которого, в отличие от него самого, есть сердце, должно быть, как минимум, неприятно. И снова он ранит его своей холодностью. Достоевский правда корит себя за это. — Дость-кун, не злись, пожалуйста, я был не только с Сигмой, с нами был Ваня! Он сказал, что нам нужно поговорить, а потом ещё и Сигма сказал, что ты ему сказал, когда я тех ушлепков пиздил, что я сказа-... Ой, я запутался.... — нервно тараторит Коля, и Фёдор, сняв перчатки, протягивает вперёд руки, чтобы взять Колино лицо, повернуть к себе и посмотреть ему в глаза. Фёдор и раньше замечал, сколько в них боли, скрытой за вечной улыбкой, но сейчас он увидел там ещё и лёгкий, почти что призрачный, огонёк надежды. До чего же Достоевский его довёл... Наверное, он сейчас впервые в жизни испытывает такой стыд. — Коля... — Да, Дость-кун? —... — Фёдор, ничего не говоря, вдруг льнет к Николаю, касаясь его губ своими, и приятное тёплое чувство растекается по его внутренностям. Оно приятное, точно приятное, но ему почему-то хочется плакать. Из его глаз правда почти текут слезы, но он не позволяет себе этого, и только продолжает целовать Колю, жадно, будто кто-то пытается его у него отнять. Когда Фёдор наконец приходит в себя и отдаляется, он чувствует, как темнеет у него в глазах и подкашиваются ноги, но пара секунд, и ощущение проходит, так что Фёдор не обращает на это должного внимания. Пока Коля ещё не пришёл в себя, Достоевский говорит: — Коль, я скучаю. Знаешь, если подумать, то мы давно не смотрели что-то на ноутбуке вместе. У меня дома есть чай и печенье, которое ты приносил. Может, посмотрим что-то? Если ты... — Фёдор опускает взгляд в пол, но Коля мягко берет его руку в свою, и Достоевскому немного легчает. — Если ты, конечно, вообще хочешь, и если не занят сегодня. Фёдор не хочет продолжать этот разговор сейчас, на морозе, да и дома он предпочел бы помолчать, и он искренне надеется, что Коля не станет спрашивать. Коля вовсе не глупый, как все о нем говорят. Он должен понять. А Достоевский правда умен, но в чем он полный ноль, так это в чувствах. Он не знает, как лучше построить этот диалог, но он знает, что ему придётся поговорить с Колей когда-нибудь, а ещё... Ещё он знает, что Коля ему не просто друг. Не теперь. Коля мягко берёт чужую руку в свою большую тёплую ладонь, с недовольством отмечая какая она ледяная, и сам немного дрожит от холода. От холода ли? Ему уже очень давно хотелось пойти куда дальше ни на что не обязывающего поцелуя, который, казалось, длился вечность, и простого держания за руки. Ему хотелось называть своего Дость-куна своим парнем, а не другом. «Нас ведь можно назвать парой, разве нет?» — пытается мысленно договориться сам с собой Гоголь. Даже если нельзя, то это очень на то похоже... Коля часто ночует у Фёдора, они едят вместе, ходят вместе, их встречи зачастую будто свидания, они держатся за руки, обнимаются, целуются, даже занимаются... Ладно, почти занимаются сексом (как бы сильно Коля не краснел от этой мысли), защищают друг друга и, самое главное, любят. Но они оба мужчины. А значит, не на улице. Гоголь бережно, чтобы ненароком не причинить вреда, переплетает их пальцы и абсолютно молча ведёт Фёдора за собой до третьего этажа со знакомой, и уже такой родной для Коли, железной дверью. Достоевский так же молча открывает дверь, пропуская Гоголя вперёд. Но Коля позади чуть ли не заталкивает своего закадычного друга в квартиру. Он помогает ему снять пальто, а за ним шарф, шапку, и Гоголь уже было потянулся к его ботинкам, но Фёдор мягко остановил его одной рукой и нагнулся, самостоятельно их снимая. — Дость-кун! — сглотнув вязкий неприятный комок в горле, как обычно звонким и весёлым голосом воскликнул Коля, будто его совсем не трясёт от волнения. — Давай посмотрим «Тёмного дворецкого»? — Давай. — мягко кивает в ответ брюнет, после чего Коля расплывается в улыбке. Гоголь, только-только разувшись, залетает в спальню, игнорируя крик Феди о том, что нужно сначала помыть руки, плюхается на широкую мягкую кровать, совсем не такую жёсткую как у него в комнате, и подтягивает к себе на колени ноутбук, вбивая в поисковую строку нужный запрос, разумеется, быстро находя аниме, как всегда, со своей любимой озвучкой. Фёдор всё же заставляет Колю встать с кровати и помыть руки, а чуть позже приносит в комнату две большие кружки с чёрным чаем в одной и кофе с молоком и тонной сахара в другой. Он садится на постель, складывая ноги в позе бабочки и кутается в плед, а Коля со свистом падает головой на его колени, довольно улыбаясь. Гоголь радостно подмечает, что в его волосы почти сразу же впутались длинные тонкие пальцы Фёдора. Он с наслаждением прикрывает глаза и слушает историю о двенадцатилетнем мальчике-графе и его необычном дворецком, изредка открывая рот, чтобы ему на язык положили сладкое песочное печенье. Тепло от пальцев Фёдора разливалось по телу Коли, согревая его словно излюбленный тёплый плед в холодную погоду. Как же давно они так не лежали... Коля действительно был счастлив. И Достоевский тоже мог назвать себя счастливым... вплоть до сцены с надеванием корсета. Гоголь-то уже эту сцену видел, а вот Достоевский... Фёдор явно подумал сначала о чем-то неприличном, судя по замершим в воздухе на секунду пальцам. Игривый огонёк вновь заплясал в Колиных зрачках. Он поднял свой хитрый взгляд на Фёдора, улыбнувшись. — Дость-кун, займёмся сегодня се-...? — Нет. — тут же отрезал Достоевский, не успел Гоголь договорить. — Да блииин! — разочарованно взвыл Коля, вскинув руки вверх, чуть не выбив кружку с чаем из рук Фёдора.* — Не кричи как резаный, соседи уже спят. Смотри давай своё аниме. Коля протянул руку к ноутбуку и нажал на паузу, чуть привстав. Он игриво протянул руки вперёд, выгнув спину словно кот в начале мая рядом с кошкой, и навалился всем весом на Достоевского, еле успевшего отложить свой чай на тумбочку. Коля оказался слишком близко к лицу Фёдора, глядя на него снизу вверх. Пару минут они просидели в таком положении: Фёдор, вытянувшийся по струнке и чуть согнувший ранее выпрямленное колено, и Коля, замерший на четвереньках перед ним, игриво нырнувший ниже, чтобы смотреть на Фёдора снизу вверх. Фёдор не знает, что говорить, потому что все его силы уходят на то, чтобы вновь не броситься на Колю с поцелуем, но его спасает то, что спустя пару мгновений Коля мягко улыбнулся и положил голову на чужую грудь, прикрыв глаза и обхватив руками худое тело, крепко, но бережно его обнимая, чтобы ненароком не навредить, словно это был не живой человек, а хрупкая хрустальная статуя, которая может сломаться от любого неаккуратного прикосновения. — Дость-кун... Я тебя л... — Ты будешь ещё кофе? — тут же перебивает его Фёдор. — ... Буду. — с улыбкой на лице, но чуть пристыженно кивает Коля.

***

Коля проснулся от того, что яркий солнечный луч, пробивающийся через чуть сломанное жалюзи, светит ему прямо в глаз. «Ого, так светло...» — подумал Коля и ощутил ноющую боль в отлежанной вытянутой руке. На его груди мирно покоилась голова спящего Фёдора, нос которого упирался в Колины ключицы. Достоевский недовольно что-то промычал, сморщив нос. Коля поспешил покрыть лицо Фёдора нежными поцелуями, чтобы успокоить. Но он от этого, кажется, наоборот окончательно проснулся. Достоевский поморщился и взглянул на Колю через немного приоткрытые веки. — Доброе утро... Сколько времени? — Утречко, Дость-кун! Уже... — Коля взглянул на часы. — Пол-десятого. — В смысле пол-десятого?! Ты поставил будильник ко второй, как я тебя просил? — Дость-кун, я сам себе будильник. — виновато сказал Коля. — Ты же забыл? Долдон. Коля никогда бы не подумал, что его обычно обожающий ещё полчасика понежиться в кровати Дость-кун может так быстро вскакивать с неё. Разумеется, он тоже поднялся, начав собираться вслед за Федей. — Ну что такое, Дость-кун?... — обеспокоенно спросил Коля, натягивая на себя толстовку. — Дурак, у нас пара через полчаса. Быстро одевайся и побежали на остановку. — А завтрак? — К чёрту его, сейчас не до этого. Собравшись, Фёдор хватает Колю за запястье и буквально выволакивает его за собой, чтобы успеть почти бегом добежать до дверей университета, залететь внутрь и найти нужную аудиторию. Совсем не удивительно, что у Фёдора началась сильная одышка, стоило им сесть за парту. Разумеется, преподаватель недовольно нахмурился, но всё же позволил им войти в кабинет, сверля их взглядом, пока те шли до своего места, а после, устало закатив глаза, продолжил лекцию. — Можно подумать, мы на часа три опоздали, а не на 10 минут. — недовольно ворчит Коля, доставая из рюкзака тетрадь и... упаковку фломастеров. — Ага. — кратко отвечает Фёдор, чувствуя, как у него темнеет в глазах. — Ты в порядке, Дость-кун? — обеспокоенно спрашивает Коля. — В порядке. Давай конспект пиши. — Конечно, Дость-кун! Но Коля, разумеется, ничего не конспектировал. Коля вообще никогда не записывал лекции. Это было не очень интересно (гораздо интереснее было рисовать динозавриков), да и попросту бесполезно, он всё равно свой почерк потом не мог разобрать... Если что, всегда можно было отжа-.. Кхм, позаимствовать конспекты у одногруппников. На лекциях ему больше нравилось разбирать и собирать кубики Рубика, играть с мини-игрушками из киндер-сюрприза, рисовать динозавриков (куда ж без них) и бесконечно болтать о чем-то Фёдору на ухо, мешая тому заниматься. Коля именно этим всем и занимался, правда время от времени он обеспокоенно смотрел на Достоевского, особенно, когда тот отвечал на вопрос преподавателя, то и дело запинаясь. Гоголь волновался о том, что Федя не позавтракал и был явно бледнее обычного. Отсидев только одну пару, Федя встал, закинув сумку на плечо. — Я скоро приду. — Что-то случилось? Подожди, я с тобой! — Фёдор прикрыл глаза. Именно та реакция, которую он и ожидал. — Не нужно. Я за чаем в кофейню на первом этаже. К началу пары вернусь. — Ну... Хорошо! Буду ждать, Дость-кун! Коля неловко улыбнулся, садясь на своё место и провожая взглядом Дость-куна.

***

Звонкий голос Коли, который оживлённо махал руками, рассказывая что-то вжавшемуся в стул Сигме, прервал телефонный звонок с песней "Ландыши" на рингтоне. Только взглянув на экран, Коля понял, что пара давным-давно началась, видимо, преподаватель опаздывает, а Фёдор так и не пришел. Гоголь улыбнулся, извинившись перед Сигмой, и обеспокоенно взял трубку, видя, что звонит Достоевский. Гоголь уже набрал побольше воздуха в лёгкие, но услышал не привычный ему тихий голос, а чью-то речь на английском, который звучит вовсе не как английский. Это было больше похоже на привычный слуху Коли из-за миллиона просмотренных аниме японский. Только потом до Коли дошло, что это был Дазай. Коля пару мгновений с глупой улыбкой на лице просто слушал, после чего наконец-то смог сказать: — Чего? Трубку, видимо, передали кому-то другому, и совсем незнакомый Николаю голос заговорил, наконец, на русском. — Привет, это был Осаму, он не знает русского. Он говорит, что твоего друга, кажется, Фёдора, сейчас увезут на скорой. Он упал в обморок посреди улицы, недалеко от университета, первый светофор... Алло?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.