Горячие источники Коле невероятно понравились. Это место было воистину замечательным, восхитительным и просто самым прекрасным из всех мест, куда ходил Коля, сразу после Фединой квартиры. И Коля Гоголь был действительно рад тому факту, что он наконец-то отпраздновал Новый Год не один, а провёл этот волшебный, словно детская сказка, день со своим любимым человеком, с Фёдором. А вишенкой на торте для Гоголя стало то, что он поймал двух своих друзей целующимися в шкафу, ухуууу! Вот это неожиданность! Кто бы мог подумать, что Ваня, который в школе нос воротил, когда узнал, что Коле нравятся не только девочки, сам когда-то будет целоваться не с девочкой...
Однако всё самое хорошее всегда заканчивается невероятно быстро и, к сожалению, зимние каникулы в этот список тоже попадали. Коля чуть ли не в слезах катался по полу: "Ну Фееееедяяяяя, я не хочу в универ, нееееет". Но стоило Фёдору собраться одним ранним январским утром и выйти за дверь, закинув сумку с учебниками на плечо, как Коля мгновенно перестал "плакаться" и уже шагал рядом с Достоевским. Коля искренне считал, что он всегда должен быть рядом с Фёдором, а то не дай бог что-нибудь случится да приключится, таблетки ещё выпить забудет, не поест нормально или же обидит кто. Да, определенно точно, Коле надо быть всегда рядом! Хоть гавкать, но защищать и оберегать. Почему-то Коле очень хотелось защищать и оберегать своего Дость-куна, даже несмотря на то, что Фёдор всегда говорил, что он может справиться сам. Коле просто хотелось сделать его счастливым, хоть немного более счастливым, и ещё раз увидеть лёгкую, практически незаметную, улыбку на всегда сухих и холодных губах.
Начало нового учебного семестра далось Гоголю с неким трудом, особенно если брать во внимание то, что он обещал, нет, клялся и божился Феде, что начнет учиться усерднее. Но, как говорится, беда не приходит одна...
— Эй, Коля. — Мария, как всегда, даже не постучавшись, ворвалась в комнату к сидящему на кровати с ноутбуком сыну. Выглядела она хуже обычного. Женщина хмурила брови и прикусывала губу, отчего и без того комкующаяся красная помада выглядела ещё более отвратительно. — Собирай вещи.
— Чего? Мы куда-то едем? Я не могу, мам, учёба.
— Не прямо сейчас, но поедешь. Ты уже взрослый, так что ты едешь искать себе новую квартиру, а я к Мише.
— ... Чего?
— Я потеряла деньги, довольно большую сумму, так что либо я продаю квартиру, либо кто-то продаёт наши органы.
— Ты опять ходила по казино? — Коле очень хотелось верить, что это шутка, но в глубине души он знал, что нет. Он всегда всем говорил, что жизнь его бьет ключом. Но не добавлял, что гаечным. По голове. Так что это Гоголю пришлось научиться шутить, чтобы не свихнуться окончательно. А вот его мать не шутила.
— Ну да. И что?
Коля, вскочив с кровати, ущипнул себя за переносицу, и принялся судорожно расхаживать по комнате из угла в угол, будто это могло чем-то помочь. Голова гудела от переполняющих её мыслей. Хотелось чуть ли не скальп с себя снять лишь бы резкая боль в висках прошла. До этого момента Коля думал, что в голове его матери осталась хоть капля сознания и светлого ума. Видимо, не осталась.
— Мама, это уже край...
— Край – это если бы я тебя хотела продать.
— Ты уже пыталась так сделать!
— Хах... Да что ты так завёлся? — Мария протягивает сыну раскрытую пачку сигарет и зажигалку. — Покури, успокойся.
Сигареты. То есть эта женщина продает их квартиру и единственное, что она может предложить взамен – сигареты? Гоголь с самого детства терпеть не мог запах табака. Отвратительный едкий дым въедался в ткань его одежды настолько, что Ваня, сидевший с ним за одной партой четыре года подряд, носил с собой одеколон и брызгал им Колины вещи до начала занятий, чтобы учителя не подумали, что Гоголь курит. Сколько бы Коля не просил родителей не курить в доме, им было плевать. Они иногда даже окна открывать забывали, и когда мальчик возвращался со школы, у него было ощущение, что он живет в наркопритоне, а не в питерской хрущевке. Он даже не знал, что хуже. Коля резко, не рассчитав свои силы, ударил мать по руке, выбив из рук пачку сигарет, и неожиданно даже для самого себя сорвался на крик:
— Убери от меня эту дрянь!!!
Женщина, как и сам Коля, встала перед ним в шоке, глядя на покрасневшую от удара руку. Её лицо моментально перекосилось, словно от внезапной судороги. Мария подняла на сына полный злости и ничем не прикрытой ненависти взгляд. Коля тут же выдохнул застоявшийся в лёгких воздух и просто... упал перед ней на колени, хватаясь за тёмную блузку побледневшими пальцами.
— Мама, прости... Прости, я не хотел, я правда не хотел, мам... — Коля натянуто, возможно даже слишком натянуто, улыбнулся. — Мам, посмотри на меня, ну же, посмотри на меня, пожалуйста. Я не хотел, слышишь? Прости меня, мама, прости, я такой дурак. — Коля крепче обнял маму, отчаянно хватаясь руками за её блузку и юбку, боясь, что если отцепится от нее, если уберет хотя бы один палец, то тут же её потеряет. Он очень любил маму. И он слишком хорошо её знал. Он был готов к орам, был готов даже к тому, что она снова даст ему пощечину. Он не хотел только, чтобы она на него злилась. Коля очень сильно любил свою маму. — Не сердись, мам, я не хотел... Если хочешь, я закурю с тобой сигарету, только не злись, прошу, умоляю тебя...
Однако его мольбы никогда не работали. Не в этом доме и не с этой женщиной. Спустя секунду Коля чувствует мёртвую хватку чужих пальцев с поломанным маникюром на своём горле. На его шее точно останутся следы от острых ногтей. Хорошо, ладно, он заслужил это, верно? Не стоило вести себя так с ней, Коля это понимал. Ничего страшного, он потерпит немного. Она ведь не будет злиться потом, да? Воздуха стало не хватать. Катастрофически не хватать. Парень захрипел, хватаясь за тонкое женское запястье, будто это могло ему помочь.
Лицо стало приобретать некрасивый оттенок, руки – сильно дрожать, будто его током били, а глаза – медленно закрываться, закатываясь назад. Он умрёт. Он точно так умрёт. Он правда так умрёт? Ещё чуть-чуть, и всё... Всё закончится... Вот так? Коля резко, согласно какому-то внутреннему животному инстинкту, дёрнулся назад, руки Марии перестали сжимать его шею, и Коля, не удержав равновесие, упал и ударился головой о стоящую позади кровать. Твою ж... Кажется, кровь пошла. Не с головы, с шеи. Женские ногти действительно орудие убийства. Коля пытался откашляться и вернуть потерянный кислород в лёгкие, параллельно закрывая краем футболки небольшую кровоточащую царапину на шее. Он совсем забыл, что нельзя выпускать её из виду. Послышался тихий скрежет, словно деревяшкой водят по обоям. Коля уже слышал этот скрежет... Но не успел он понять, где он его слышал, как ощутил резкую тупую боль в ноге. Коля вскрикнул, но вовремя зажал себе рот рукой, повалившись набок, и наконец поднял глаза вверх. Ударили его хоккейной клюшкой, которую Гоголь сам же и повесил на стену, подарок от Гончарова. За что? За то что отстранился? За то что не дал себя задушить? За то что отказался от сигарет? Он решил, что нет смысла разбираться. Коля просто ярко улыбнулся, чтобы показать, что всё в порядке. И вовсе его нога не болит, он не расстроен, всё нормально. Это работает. Как всегда. Мария просто уходит, бросив напоследок что-то вроде "бесполезный ублюдок" и "лучше бы ты никогда не рождался, ненормальный".
Всё хорошо, Коля привык. Он поднялся, чуть качнувшись от боли в ноге. Повесил клюшку обратно. Надо бы её продать... Как и весь остальной хлам. Хоть какие-то деньги будут на первое время. Поживёт на улице пару дней, если не успеет найти какую-нибудь паршивую комнатку, чтобы жить, фиг с ним. Главное только как-нибудь скрыть это от всезнающего Феди. Если он узнает, то будет волноваться, а ему нельзя слишком много переживать. Да и вообще никому лучше не говорить. Сам как-нибудь выкарабкается, всегда выкарабкивался.
Голова раскалывается... Ему нужно подышать. Хоть как-то успокоиться. Коля медленно опустился на кровать, скрипнувшую под его весом. Взгляд упал на пачку сигарет на полу. А может... Может это правда помогает? Гоголь всё ещё дрожащей рукой дотянулся до пачки, вытаскивая оттуда одну сигарету. Взял со стола спички. Зажёг. Аккуратно затянулся едким дымом. Он тут же обжёг горло, закашлялся. Но попробовал ещё раз, ещё чуть медленней, и дым наконец попал в лёгкие. Да, действительно помогает. Только вот глаза от этой дряни слезились. А может и не от неё...
Коля сидел на кровати, сильно сгорбившись и уперев локти в острые, чуть разведенные, колени. Его голову заполоняли неприятные навязчивые мысли. Одна за другой они быстро мелькали, не успевая зацепиться за рычаг осознания. Различные звуки с улицы и с кухни, в которой сидела мать, давили на уши. Голову заполнял громкий стук не пойми откуда взявшихся барабанов. Коле хотелось спрятать лицо в ладонях и скрыться где-нибудь глубоко в темноте, чтобы его никто никогда не нашел. Разве что... Он мог бы взять с собой и Дость-куна тоже. Чтобы их двоих никто не нашёл. Никогда. Он хотел, чтобы слова его матери были неправдой, чтобы боль в голове утихла, чтобы всё прекратилось, чтобы невыносимо громкие удары барабанов в голове смолкли, чтобы с деньгами всё само собой волшебным образом решилось, чтобы мать вылечилась, и Федя тоже, чтобы всё по щелчку пальцев стало просто... нормальным.
Ужасная боль пронзала голову, словно Колин череп пытались раскрошить на мелкие кусочки. Коля был готов поклясться, что душевная боль, которую он испытывал, вдруг резко перешла в физическую, пронизывая всё его тело, словно тысячи игл, которые не зная пощады врезались в его мозг и сердце, протыкая нежные органы насквозь. Сердце обливалось кровью, а голову будто тисками сдавило. Напоминало то, как отец сдавливал его голову руками в приступах гнева в далеком детстве. Коля чуть ли не в кровь кусал пухлые губы, пытаясь всё обдумать, но мигрень, саднящая царапина на шее и тупая боль в ноге от удара не позволяли ему этого сделать. Несмотря на это, Коля всё равно улыбался. Болезненная улыбка выглядела довольно страшно в темноте. Коля чуть покачивался, сидя на кровати, вновь затягивая в себя дым. Эта дрянь точно убьёт его лёгкие когда-нибудь, если он продолжит. Но не всё ли равно?
Внезапно все посторонние звуки и навязчивые мысли перекрывает звук уведомления на телефоне. Сообщение. Кто-то написал Коле сообщение. Парень медленно разгибается из этой скрюченной позы, в которой он сидел, и, переворачивая смартфон, смотрит в экран. Одно уведомление от контакта "Крысёнок":
«Хах. Этот неплохой»
Фёдор редко отвечает Коле на сотню мемов, которыми белобрысый его закидывает, но именно сейчас он почему-то ответил. В Колиных глазах, в которых секундой ранее не было даже никакого намека на свет, появляются небольшие искры радости. Он поспешно смахивает слезы с век, чтобы лучше видеть, и барабанит пальцами по экрану, печатая ответ:
«АХХАЖЗЖХАХЖХВАХ»
«А что насчет остальных, Дость-кун?»
«Глупости. Как и всегда»
«Ты сделал домашку на завтра?»
«Дааааааааа»
«А теперь честно»
«Не всю :(»
«...»
Коля тут же пугается, что Достоевский на него обиделся, и сразу же печатает извинения, но потом ему приходит ещё одно сообщение.
«Что ты не сделал?»
«Английский»
«Не ругайся, Дость-кун...»
«Он слишком сложный!»
«Я нихренашеньки не понимаю»
«╥﹏╥»
Пару минут ничего не происходит, и Гоголь думает, что бы такого написать ещё, ведь Фёдор точно обиделся, но потом... Снова звук уведомления.
*3 вложения*
«Не списывай точь-в-точь»
«А ещё лучше будет, если ты, долдон, возьмешь эти упражнения как пример, и сделаешь сам»
«Дость-кун самый лучший!»
Быстро печатает в ответ Коля и отбрасывает телефон на кровать, когда видит, что Фёдор вышел из сети. Голова всё ещё болит, но это уже нельзя назвать невыносимой мигренью. Глаза немного горят после слёз, но когда Коля идёт в ванную, чтобы умыться холодной водой, перед зеркалом он улыбается по-настоящему. Он улыбается, потому что его Феденька самый лучший. Он искренне так считает. И несмотря на то, что у Коли от любви к нему изнывает сердце, ему всё равно тепло от этой малой толики внимания, которую Достоевский уделил ему сегодня вечером. В каком-то смысле это его спасло.
***
Булочка с маком или с сыром? А может лучше с вишней? Нет, у него сегодня не было настроения на сладкое. Но продавщица в той лавке предупредила, что черный чай, который он купил, будет крепким. А под крепкий чай хочется сладкого... Черт, как же сложно. Сигма сказал "Мне без разницы, Вань, выбери то, что хочешь поесть сам" и этим самым создал кучу проблем. Гончаров тяжело вздохнул, глядя на нетерпеливое выражение лица продавщицы, и уж было собрался открыть рот, чтобы сделать заказ, как вдруг на его идеально вычищенные замшевые ботинки наступила чья-то нога в старом кожаном и очень-очень грязном сапоге. Иван поморщился, однако не стал выражать недовольство. Он был хорошо воспитан, и единственным человеком на свете, который мог вывести Гончарова из себя настолько, что Ваня его матом начинал крыть, был, разумеется, Коля Гоголь.
— Ой, прости, малыш. Я не специально. — Гончаров, услышав знакомый голос, поднял глаза и понял, что обладательница этих очень неприятных ему сейчас сапог от Коли уехала недалеко. Перед ним в своей старой серой шубе, которую Ваня помнит ещё со школьных времен, стояла мама Коли.
— Не беспокойтесь об этом. Здравствуйте, Мария Ивановна. Не узнали?
— Ой, Ванечка, ты что ли? Как подрос, ужас... Ну моего кобыленка фиг перерастешь конечно, но всё равно! Как жизнь?
— Всё в порядке, благодарю за проявленный интерес. Зашли булочек себе взять?
— Ой, знаешь, да. Так захотелось что-то... Миша опять пиво под футбол с мужиками пить собрался, я ему сказала, что без тортика и ликера я в этом вечере не участвую.
— Миша? Ваш молодой человек? — интересуется Иван, настораживаясь.
— Всё-то ты помнишь, Ванечка. Он самый.
— А Коля говорил, Вы снова живёте дома.
— Ну, жизнь меняется, Ванюш, деньки летят, а дети растут и выпархивают из гнезда. — Мария склонилась над витриной, рассматривая торты и выбирая между Красным бархатом, Наполеоном и Прагой.
— Выпархивают? Коля переезжает?
— А он тебе не сказал? Квартиру я уже почти продала, только сегодня вот люди приходили повторно смотреть.
— ... Продали? — обычно Ваня внимательно слушает и не переспрашивает собеседников, но сейчас он пребывал, мягко говоря, в состоянии легкого шока.
— Да-да. — отмахивается Мария, тыкая пальцем в стекло и высматривая продавщицу в другом конце зала. — А Колька мой вот не такой ответственный как ты. Всё никак не съедет, хоть метлой гони... Извините! Мне долго ждать? Можно вас?
Гончаров поправляет воротник рубашки и тянется рукой в карман пальто за телефоном. Он бросает на прощание, что ему пора, и поспешно выходит из булочной на мороз, печатая контакту "Дурень" сообщение.
***
Коля так никому и не рассказал о случившемся. Ровно как и о курении. За пару недель он скурил все оставшиеся сигареты из пачки, которую подобрал тогда с пола, и купил ещё одну, но на этот раз с арбузными кнопками. Такие сигареты были получше обычных. Хоть какая-то сладость. Коля был крайне удивлён, когда Ваня пригласил его в кафе, написав, что им нужно серьезно поговорить. Бооооже, неужели он хочет объявить о свадьбе?! Ураааа! Коля весело болтал ногами, сидя перед старым другом.
— Так о чем ты хотел поговорить? — отпивая тёплое сладкое какао из широкой чашки, спросил Гоголь.
— Когда конкретно ты собирался сказать, что твоя мать продаёт квартиру и вышвыривает тебя на улицу?
Какао, которое Гоголь отпил секунду назад, тут же оказалось обратно в чашке. От неожиданности Коля чуть не отломал от посуды ручку. Он поднял глаза на явно сердитого на него и на всю эту ситуацию Ваню и неловко улыбнулся.
— Ахаха... Пока ты не успел ничего сделать, я... Я собирался сказать! Но просто-..
— Да ничего ты не собирался, Коль. Я же знаю. — Ваня выдохнул, массируя виски. — Скажи хотя бы, что Фёдор знает.
— Эээ, ландыши... — Коля нервно трет затылок.
— Ясно. Либо это делаешь ты, либо я.
— Ну Ванечка, ну мышка моя перемотанная, пожа-..
— Не обсуждается. — Гончаров спокойно отпивает свой чай и кидает беглый взгляд на подсветившийся экран телефона. Уведомление от Сигмы заставило его немного успокоиться.
— Ну Вааааняяяя... Пожалуйста, он же волноваться будет, ему нельзя волноваться...
— А когда он узнает, что его парень ночует под мостами, то будет спокоен как удав и ни капельки на тебя не зол. Да?
— Пизда. И он всё ещё не мой парень... Но-..
— Скажи ему сегодня же или это сделаю я. И, Коля, не ругайся с матерью.
— Ммм.... Поздно. — неловко почесав макушку, улыбнулся Коля. — Да лааадно, не смотри на меня так! Я скажу ему, окей? Только ты не говори, Вань... Он же меня убьёт!
— Не волнуйся, я с удовольствием помогу ему избавиться от трупа. Я утоплю тебя в твоём какао, если ты не скажешь ему до завтра.
— Какой ты жестокий, Вань... Совсем меня не любишь!
— Именно. Ни капли.
— Сьмьлвьмьчьсл, ну Ваня!!!
— Не Ванькай, я уже двадцать лет как Ваня. Прямо сейчас иди и скажи ему, что у тебя проблемы с жильем.
— Да нет у меня никаких-..
— Крайне советую закрыть рот. Я знаю, что есть, что бы ты мне тут не говорил. Так что научись хоть с кем-то делиться. Может станешь хотя бы немного таким же счастливым, каким притворяешься.
Ваня фыркнул, поднявшись с места, оставил на столе деньги за свой чай и за Колино какао, после чего попрощался и вышел из кафе.
***
Невероятно огромных усилий стоило Коле собраться с духом, чтобы три раза постучать в дверь Фединой квартиры. Пару минут никакого ответа. Гоголь уже передумал говорить и развернулся, чтобы уйти, как вдруг послышался щелчок, и дверь открылась. Фёдор стоял в связанном Колиными лапками свитере, длинных пижамных штанах и тёплых носках. Наверняка в двух парах носков.
— Коля? Ты куда?
— Никуда... — остановился на полпути к лестнице Коля, нервно теребя край расстегнутой куртки с уточками. — Я тут это... Мне нужно было кое-что тебе сказать, но я что-то передумал. Пойду-ка я... К себе.
— Долдон. Не говори глупостей. Пришёл, так заходи, я сделаю чай. — Фёдор отходит в сторону, раскрывая железную дверь шире, чтобы дать ему пройти. Выбора нет. Раз уж начал, надо закончить.
Коля как всегда ярко улыбнулся, заскакивая в Федину квартиру и, поспешно стянув с себя куртку и раскидав ботинки по углам, затараторил что-то про бабочек и новую мангу. Федя молча слушал весь бред, что нес его друг, пока заваривал им чай и клал на стол припасенные для Коли печеньки. Только Гоголь расслабился и подумал, что всё забылось, как Фёдор наконец прервал его бесконечную тарахтелку, спросив:
— Так о чем ты хотел мне рассказать?
Сердце ухнуло куда-то вниз, в самые пятки. Коля замялся, опустив глаза на свою кружку, будто в чае можно было найти спасение. Он не хотел говорить. Но надо. Коля знал, что надо, что так будет правильно. Он так не привык делиться своими проблемами, не говоря уж о чувствах, что был готов прямо сейчас отсидеть хоть двадцать часов нудной лекции по политологии перед самым носом преподавателя, лишь бы только не начинать этот диалог. Коля сглотнул вязкий ком в горле, отвел глаза и через силу сказал:
— Маме придётся продать квартиру. Мне... мне будет негде жить. Все места в общежитии заняты, уже узнавал. Скорее всего придётся бросить учёбу, не смогу много работать и параллельно успевать учиться. Прости...
