Согрейся в нем

Фёдор снова звонил Осаму трижды. Трижды он терпел бесячие гудки в скайп, прежде чем Дазай наконец взял трубку. Первым делом Достоевский цыкнул, а потом увидел, что Осаму застегивает штаны... — Какая мерзость. Обязательно уведомлять меня о своих сексуальных похождениях? — Не обязательно. Я просто кое-куда ходил. — Осаму замолчал, а после показал пальцем на свою шею. Фёдор отодвинулся от стола и взглянул в зеркало. Засос. Прямо перед глазами, с правой стороны. — Твою ж... Коля. Снова в водолазках ходить... — Ой да лааадно. — протянул Осаму, плюхнувшись на стул. — Так вы встречаетесь? Пешка d2 на d4. Отвечать на вопрос Фёдор не стал. — Пешка f7 на f5. Разумеется, никакой шахматной доски не было. Зачем она, если можно запоминать расположение своих фигур и фигур противника в уме? Это не так сложно, главное тут — умение визуализировать и гениальность... Фёдор видел прекрасный вариант для того, чтобы поставить шах, но он также знал, что и Дазай видит его, а потому ещё раз решил внимательно изучить доску. Оттого он задумался и прикрыл глаза, как вдруг его размышления прервал голос Осаму. И нет, к голосу этого японского заносчивого гения Фёдор привык, но то, что он сказал... — Так вы теперь встречаетесь или так, греху придаетесь? — Дазай крутил карандаш в руке, ожидая реакции. — Если ты пытаешься отвлечь меня от партии, то не получится, Осаму. — Нет, мне правда интересно. Фёдор фыркнул. — Вроде как... Встречаемся. — Ооо! — янтарные глаза сверкнули, когда Дазай приблизился к монитору. — И как оно? — Да никак... О чем ты? — В смысле никак? Должно же было что-то измениться. — Мы... Делаем всё то же самое. — Вы были на свиданиях? — Нет. Дазай, не мешай мне сделать хо-.. — По факту, то, что вы проводите время вместе, уже свидание. Но Чуя-чи сказал бы, что в этом нет ничего особенного. «В Коле? Ничего особенного? В Коле-то? Да он одна сплошная особенность» — думает Достоевский и мысленно ставит шах ферзём. — Королева на... — Пригласи его на свидание. — Зачем мне это? На Е.. — Но ты же его любишь. — Осаму. Е6. Королева на Е6. Шах. — Тц, ладно, выиграл. Потом отыграюсь. Ну так...? — Но ты же можешь уйти. — Могу. Но это скучно. Ты выиграл. Мне гораздо приятнее уничтожить тебя морально, чем в игре. — Осаму. — Фёдор. — ... Не буду я звать его на свидание. Захочет – сам позовёт. — Может, он тебя боится. — С чего ему меня бояться? — Ты себя в зеркале видел, суровый русский мальчик? — Ради Господа Бога, Осаму, прекрати звать меня так. — Ладно, ладно, угрюмый русский мальчик. Могу взять тебя на слабó‎, но тогда это будет не так. — Как это, не так? — Фёдор недоумевал. О чем вообще идёт речь? Боже... — Ну, на слабó‎ ты сделаешь что угодно, а это должно быть по-особенному. Фёдор никогда не придавал этому значения, но Дазай всегда был тем ещё романтиком. Просто хорошо это скрывал. — Не пойму. — хмурится Фёдор. — А? — Вроде оба на японском говорим, вроде все слова знакомы, а ощущение, что на разных языках. — Суровый русский парень просто никак не может признать, что влюблен. — Заткнись. — Ой-ой, напугал. Они перевели тему и проговорили ещё какое-то время, пока Накахара не вернулся домой. Фёдор был удивлён увидеть, как Осаму, прощаясь, перед тем как нажать кнопку отключения звонка достал из вазы за компьютером цветы. — Опять что-то натворил? — Почему я обязательно должен что-то натворить, чтобы подарить любимому цветы? — Тогда тебе что-то от него нужно. — В точку. — Ты неисправим. — Ты тоже. — Дазай, погоди... — Ммм? — Как... Как ты только что его назвал? — А? Чую? Любимым, вроде. — Ясно. Спасибо. Фёдор поспешно сбросил звонок, пока Дазай не успел задать вопроса. А через полчаса Никоша пришёл домой. И вот так, ни с того ни с сего задал ему такой вопрос прямо в лоб: — Дость-кун, сходим на свидание? Достоевский замер в лёгком ступоре на какое-то время, уставившись на Колю, а после подозрительно сузил взгляд и спросил: — Ты говорил с Дазаем? — А? Нет! Только с Ваней, несколько минут назад. А что? Фёдор облегчённо выдохнул. Просто совпадение. Хорошо. — Свидание? Зачем? Достоевский склонил голову вбок, а после чуть протянул вперёд руки, приглашая Гоголя в свои объятия. Коля тут же прильнул к его плечу, крепко обнимая Фёдора за талию и прижимая его к себе. — Как зачем? Это же... Э... — Коля на секунду замялся, вспоминая слова Вани. — А! Это способ показать любовь! Вот. Так что, давай сходим? — Я и так всё вижу. Давно. Но допустим. И как же ты себе это представляешь? Фёдор гладил Колю по лопаткам, словно успокаивая саднящую боль от потерянных крыльев. — Хммм... Мы можем сходить в кино. О, нет! Можно в парк! Хотя мы там уже были... — и тут Колю озарила идея. — Дость-кун, а хочешь в театр?! Я даже оденусь красиво! — Театр..? Я не против. На какую постановку? Фёдор нехотя разорвал объятия и сел на кровать, накинув на плечи плед. Замёрз. Коля подорвался к шкафу, доставая от туда ещё одно одеяло и, пока говорил, укутал Федю во второй слой мягкой пушистой ткани. — Не знаю. Посмотрим вместе? Я в этом не очень разбираюсь... — Хорошо, любимый. Фёдор потянулся к ноутбуку, чтобы открыть на нем сайт театра, но повернувшись обратно к Коле, внезапно заметил на его лице застывшее... Это было даже не удивление. И даже не шок. Скорее... Да, скорее всего, это был ахуй. — Что с тобой? Коля застыл на месте, он был на грани обморока. Пару секунд или даже целую минуту он, широко распахнув глаза, смотрел на Фёдора, а после резко схватил его за руки, целуя бледные тонкие пальцы. — Дость-кун!!! — Гоголь перешёл на щёки, нос и лоб, оставляя на них полные нежности трепетные поцелуи. — Назови меня так ещё раз! — М-м. Не стану. Ты реагируешь так, будто я заклинание на древневаллийском читать начал, а не назвал тебя любимым. Фёдор улыбнулся. На самом деле, пожалуй, только с Колей он улыбался по-настоящему. — Когда называешь меня любимым... это приятнее, чем заклинание. — Коля мягко улыбнулся, обнимая его за талию и прижимая к своему плечу. — А ты знаешь древневаллийский?! — Я всё знаю. Абсолютно. — без тени скромности ответил Фёдор.

***

В итоге они выбрали какую-то популярную постановку. Казалось бы, известная пьеса, хороший театр, и Фёдор, и Николай надели классические костюмы, у Гоголя на шее была повязана бабочка, у Достоевского – тёмно-фиолетовый галстук, да вот только... Фёдор смотрел на актёров на сцене с самым что ни на есть скучающим видом. Постановку эту он видел, и она ему правда нравилась, но почему-то не сейчас. Достоевский покосился на Колю и обнаружил, что тот клюёт носом, засыпая на месте. — Никоша. — пнул его в плечо Фёдор. — Ты заснул? Коля тут же встрепенулся, подскочив на месте, и замотал головой. — Нет-нет, я не сплю, я смотрю!!! На Колин крик повернулась какая-то женщина в платье с перьями и очень недовольно фыркнула. — Никош. — Фёдор потянулся рукой к Колиному пиджаку, дернув его за край. — Выиграй мне игрушку в автомате. «Господи Боже, что я несу...» — думает Фёдор, пока Николай задыхается от того, что Достоевский дёрнул его за край одежды. — А? Чего??? — Коля ещё не успел отойти от мыслей, как его тут же поразили как гром средь ясного неба сразу две вещи: просьба и этот жест. Федя, словно маленький ребёнок, держал его за край пиджака, чуть дергая на себя ткань и отводя взгляд, как будто сам не верил в то, что говорил сейчас. — Игрушку. В автомате. Какую-нибудь, которая тебе приглянется. Я видел такой неподалеку в ТЦ. Коля тут же засветился ярче любой лампы, даже ярче прожектора, взяв Фёдора за руку и широко улыбнувшись. — Пойдём! Обязательно выиграю! Вооооооот такущую! — Коля широко развёл руки в стороны, случайно шлепнув какого-то и без того сердитого дяденьку по лицу ладонью. Фёдор прыснул со смеху. Вот же долдон. Коля потянул Фёдора за собой, взяв за локоть. Они пробежали через ряды и вскоре вышли из зала, направившись к гардеробу. Там они натянули на себя куртку и пальто, а после вышли из здания театра, вдохнув поглубже в лёгкие морозный воздух. Они зашли в небольшой переулок, направляясь к нужному им торговому центру. Фёдор оглянулся по сторонам. Никого. Вот и славно. — Никоша. — Да, Дость-кун? Коля, шедший чуть впереди, обернулся и был тут же притянут к Достоевскому за руку. Фёдор огладил его лицо рукой и оставил на его губах нежный поцелуй длиною в несколько секунд. Гоголь широко распахнул глаза, уставившись на Фёдора. Его только что... Прямо на улице... Федя...?! Позже Достоевский отдалился и мирно улыбнулся. — Ничего. Пойдём за игрушкой. Интересно, там будет крыска? — Федь. — со всей серьёзностью в голосе сказал вдруг Коля. — М? Гоголь обхватил тёплыми, даже горячими, ладонями лицо Фёдора и коснулся своим лбом его лба, мягко улыбаясь, а затем кратко чмокнул того в губы, поглаживая раскрасневшиеся на морозе щеки пальцами. — Я тебя очень люблю, Дость-кун... — Мгм. — Фёдор прикрыл ненадолго глаза, задумавшись стоит ли ему... после чего отстранился. — И я тебя, Никоша. Стоять холодно, идём. Услышав заветное "и я тебя" Коле захотелось прыгать на месте. Собственно, именно это он и сделал. — Ага!! Я могу тебя на ручках понести, хочешь?! Буду как прынц, который спас принцессу из замка! А ещё кстати в одной манге..!!! Коля снова включил своё бесконечное радио из беспорядочно льющегося потока слов. Но Фёдор был совсем не против всех этих рассказов про мангу «Белоснеж», новую коллекцию кукл Братц, про то, какие пони выпали Коле в игре, и какие красивые "вооон там" дома, про весь этот бред, который Фёдору бредом вовсе не казался. Он внимательно слушал, лишь иногда останавливая и перебивая Колю, чтобы что-то уточнить. Эти уточнения были крайне странными, пожалуй, любой, кто прошёл бы мимо, подумал бы, что эти двое сбежали из дурки, ибо "Но... Коля, фиолетовый лысый лев это ведь не пони" звучало слишком уж серьёзно для такого содержания, а ответ "Всё возможно! Может это зебра притворяется, а мы не знаем!" – ещё серьёзнее. За таким диалогом и дорога казалась короче, а жизнь, наоборот, бесконечнее. Коля повязал куртку с уточками поверх пиджака на поясе, так как, извините, ему жарко ходить в куртке в здании. Фёдор же его примеру не последовал. И правильно, а то ещё замёрзнет. Коля был готов укутать Достоевского в сотню пледов и всегда носить на руках, но Фёдор почему-то был против. Гоголь чуть подпрыгивал, словно в его ноги были встроены пружины, продвигаясь вперёд. И наконец, он нашёл те самые автоматы с игрушками. Он подхватил Федю за руку, утянув следом за собой, и спустя секунду уже ударился лбом в толстоватое стекло, принявшись рассматривать верхний слой. — Нашёл!!! — М? — Сейчас увидишь! Коля вложил в автомат пару монет, предпринимая первую попытку и... Неудачно. Вторая тоже мимо. Третья, четвёртая тоже. Коля уткнулся лбом в стекло, замычав. Фёдор уже было потянул к нему руку, чтобы отвлечь и увести, но попытка не пытка, так что Коля закинул в автомат последние монетки из кармана и... Удача! Получилось! Коля наклонился, доставая игрушку и торжественно вручая её Феде. — Это ты! — закричал Коля, пока Фёдор рассматривал длинную серую подушку в виде крысы в руках у Гоголя. Коля глупо улыбался, протягивая вперёд выигрыш, пока между ними напряженно висела гробовая тишина. — Федь..? — Фёдор вытащил руки из карманов, но от его взгляда у Коли по спине пробежали мурашки. Он нервно сглотнул, сделав полшага назад, неловко улыбаясь. — Ахаха, Федь, я пошутил-... Подожди, Дость-кун, не убивай! Но Фёдор лишь забрал игрушку себе, слабо улыбнувшись одними лишь уголками губ. Честно сказать, последнюю минуту он думал о том, что хочет поцеловать Колю прямо здесь, в магазине. Но нельзя. — Не буду. Красивая крыса. Пойдём дальше? — А.. Ага! Давай назовём её Игнат?? Или Филя? Или ИИИИИГООООРЬ? Коля рассмеялся, и смех его разнесся по округе эхом звона тысячи колокольчиков. Коля схватил Федю за рукав, продолжая что-то без умолку говорить. Пусть они оба были в официальных костюмах, но никакая строгость отнюдь не ощущалась. Как и напряжение или серьёзность ситуации. Коля ведь сначала думал, что всё будет очень напряжно, всё же это их первое свидание, ещё и в театре. Вместо неоправданных опасений, всё было как-то... Легко. Как будто воздушно и... так спокойно. Невероятно спокойно. Словно они не выходили из дома, не вылезали из-под одеял. Для Коли домом был его Дость-кун. Дома ему было комфортно. Ему было комфортно рядом с Дость-куном. Ему было спокойно вместе со своим Феденькой. Они зашли в магазин за шоколадкой. Коля, конечно, сразу же впал в отчаяние, оттого, что не смог определиться чего именно он хочет. В итоге они взяли шоколадное печенье, а Коля, проносясь на тележке мимо отдела с выпечкой, разумеется, не мог не пошутить о том, не хочет ли Фёдор вишнёвые пирожки. Коля взял себе энергетик, договорившись выпить его дома, а после того как они расплатились и вышли из магазина, белобрысый неожиданно изъял из кармана... двух медовых петушков на палочке, протягивая одного Феде. — Держи! Они вкусные, попробуй обязательно!!! — Мы их не покупали. — Фёдор должен сердиться, но ему почему-то хочется улыбаться во весь рот. — Золотое руно тоже не покупали. Я их честным трудом заработал! Спиздил. Честно спиздил. Будешь? — Буду. — Фёдор мягко улыбается, разрывая пластиковую упаковку. — Но больше так не делай. Коля быстро разорвал упаковку своего, под строгим взглядом Фёдора кинув мусор в урну, а не на пол, вгрызся в застывший мёд зубами и, чуть посасывая, задумчиво поднял глаза вверх. — А давай пойдем в ВАААЙ!!!! — ноги Коли тут же уехали вперёд, а вот он сам чего-то никуда не уехал и брякнулся на спину, громко айкнув. Фёдор тяжело вздохнул. Для кого только стоит табличка "осторожно, мокрый пол"? Не понятно. Достоевский протянул руку, чтобы помочь Коле встать и тут же был притянут на пол. Упав на грудь Коле, он сердито фыркнул, а руки Гоголя сомкнулись за его спиной, крепко обнимая. Благо, людей рядом почти не было. Почти. Фёдор был готов испепелить Колю взглядом. — Ой-ой-ой, Дость-кун, ну мокрый же пол, чего ты тоже падаешь! —специально громко сказал Коля, чтобы его услышали случайные прохожие и не подумали ничего лишнего. А то Федя точно убьёт его позже из-за этого... Но просто Коле так захотелось его обнять... Хотя бы немножко. Гоголь быстро поднялся, так же помогая подняться Фёдору и отряхивая его одежду, бесконечно извиняясь, как вдруг он получил лёгкой шлепок по лбу. — Уй..! — ладно, за дело. — Дость-кун, Дость-кун, ты не устал? Я слышал, что будут пускать салюты, если сейчас пойдём, то с берега видно будет. Пойдём? Пойдемпойдемпойдем??? — Пойдём. — Фёдор мягко улыбается, надевая на себя шапку-ушанку и позволяя Гоголю подхватить себя за руку, направляясь к выходу из торгового центра. — Только это называется фейерверком. Салют, Коль, это когда из ружей стреляют. — Ты такооой умный дяяядька... — мечтательно протянул в ответ белобрысый. На полпути до берега Коля вдруг резко остановился. Он огляделся и, попросив Федю подождать, куда-то побежал, чуть не ёбнувшись в сугроб, и вернулся с... Веткой ёлки. Широко улыбаясь, словно это не ветка ёлки с шишками на ней, а целый букет из ста ярко-алых роз. — Цветов нет, но я вот... Короче, ёлочка! Смотри, тут даже шишечка есть! Две!!! — ... Долдон. Она колючая. — Роза тоже колючая! А ты смотри, какая тут шишечка хорошенькая! Мы эту веточку в баночку с водой поставим, и красиво будет, и дома будет пахнуть ёлочкой. Хорошо ведь, да, Дость-кун?! — Господи Иисусе... — Фёдор потирает переносицу. — Хорошо. И Коля повёл его дальше, коротая время своим бесконечным монологом о какой-то чуши. С реки как всегда дул холодный ветер, так что Коля стянул с себя шарф, укутав в него Фёдора, а потом... Когда они дошли наконец до моста, Гоголь раскрыл куртку и обнял Федю, уткнув носом в свое плечо, кутая в тепло и ярко улыбаясь. — Так будет теплее, Дость-кун. — Долдон, мы же на улице. — Фёдор звучал отнюдь не сердито. Собственно, он лишь для профилактики это говорил. — Иначе тебе холодно будет! Ну чуть-чуть совсем, Дость-кун, постой так со мной, пожалуйста, ты ведь замёрзнешь... — Немножко. — вздохнул Фёдор, зарываясь носом в Колину ключицу. — Урааа!! Скоро уже должны начаться салю-... то есть, фейерверки! О, вот, вот, смотри скорее! В воздух взлетел светлый лучик, взорвавшись невыносимо ярким, на фоне темного питерского неба, алым цветком. А за ним ещё один, и ещё, и ещё. Они словно огромные одуванчики раскрывались в ночи, затмевая собой звезды. Пока Гоголь, улыбаясь, смотрел на фейерверки, Фёдор не отводил глаз от Коли. Наконец, парень мягко улыбнулся, опустив голову вниз. — Дость-кун. — М? Коля взял Фёдора за подбородок, поднимая его голову чуть выше, на себя, и, не очень надёжно закрыв их шарфом от посторонних глаз, впился в холодные потрескавшиеся на морозе губы жарким поцелуем, зализывая маленькие ранки и мягко, со всей нежностью, его целуя. Настолько долго, насколько ему позволили. Несколько секунд тягучего мягкого поцелуя были для Коли лучше всего остального дня. Как же сильно он любил своего Дость-куна. Ужасно сильно любил. Любил его сонным с утра, любил его с чашкой чая в руках, любил его задумчивого на парах, любил его внимательно слушающего бесконечную болтовню, любил его в сумерках вечера, любил его раскрасневшегося и смущенного от возбуждения, любил его холодные ладони под своей футболкой, любил его спокойно спящего, любил его всего. Всего целиком, без остатка. Шершавые губы, холодность характера, безграничный ум, тонкую талию, длинные бледные пальцы, мягкие поглаживания по голове. Как же передать всю эту любовь через такой короткий поцелуй? Но Коля всё же отстраняется. Отстраняется и смотрит на лицо Фёдора. На то, как его длинные ресницы чуть подрагивают, как в темно-фиалковых глазах отражаются отблески огней в небе, как поджимаются влажные после поцелуя губы, сжимаясь в тонкую линию, на то, как краснеют от мороза его щеки. — Я люблю тебя, Дость-кун... — И я тебя, Никоша. Но ещё раз так сделаешь, и спать будешь на коврике в подъезде.