Positive reinforcement

      Люциус написал Стиду, что ему стало плохо, и что он попросил Иззи помочь ему добраться до дома. Тот без проблем их отпустил. Он не мог просто оставить своего сабмиссива в таком состоянии в атмосфере, где никто не поможет, если тому вдруг станет хуже.       Он помог Иззи переодеться, усадил в машину и повёз к себе. Почему-то ему показалось, в собственном доме он будет чувствовать себя тревожно, в опасности.       Пока он знает, что ключи от его квартиры есть только у Пита, он чувствует себя прекрасно. Люциус первым делом вместо одежды дал ему таблетку успокоительного и самый большой из пледов и уложил на кровать. Они так и не говорили с тех пор, как вышли из данжа. Ну, он пытался говорить, но Иззи молчал. Кивал или качал головой и пожимал плечами, если он у него что-то спрашивал. Он его слышал — уже хорошо.       Люциус лёг рядом и обнял его. Сквозь плед. Он понятия не имел, что делать. Всё ведь не вернётся в норму само собой. Хотя было бы здорово, если да.       Пит пытался дозвониться, но он сбросил. Попросил написать. Кажется, Иззи засыпал, не хотелось тревожить его или оставлять одного. «босс сказал, тебе стало плохо. Что случилось, детка?» «я в порядке. Это Иззи стало плохо, просто меня бы он точно отпустил» «окей. Ничего серьёзного?» «не знаю. Иззи — айсберг, на поверхности только часть всех бед. Может, паническая атака. Или нервный срыв. Без понятия» «жесть. Надеюсь, ему станет лучше. Пиши, если что» «ок, люблю тебя хохо»       В самом деле, а что произошло с Иззи? Он попытался вспомнить, о чём именно те говорили. Слыша разговор достаточно хорошо, он едва помнил, что именно там было. Помнил точно, что Стид что-то сказал, и именно с этого всё началось.       Вряд ли это было сказано намеренно, мистер Боннет, хоть Иззи и недолюбливал, вредить намеренно бы не стал. Наверное.       Из-за стресса тоже хотелось спать, и он даже закрыл глаза, и даже смог поспать, когда на телефон пришло оповещение — письмо с какого-то странного мэйла — из одних цифр, единственной буквой была «к» в середине. И он сперва подумал, что это спам, и снова закрыл глаза. Когда открыл их в следующий раз, чтобы посмотреть время, вчитался внимательнее. «Если хочешь знать, что произошло с Иззи, вот. Но будь осторожен, на это может быть неприятно смотреть»       И ссылка.       Спать дальше перехотелось. Он аккуратно приподнялся на локте и потянулся за наушниками. На всякий случай.       Вряд ли это был спам. Вряд ли там было что-то приятное. И лучше было бы прихватить салфетки.       Ссылка вела на форум, который забросили почти десять лет назад. Видео, к слову, там тоже было. Качество такое себе, но для того времени, две тысячи десятого года, было сносным. «Нужно ли Иззи возмездие?»       Музыка, громкая, пафосная. Незнакомый голос за сценой спросил, любит ли публика пиратов. Все хором ответили — любят.       Любят, потому что, скорее всего, ради этого и пришли.       И тогда вышли они. Мистер Тич: борода длинная и чёрная, волосы длинные, тоже чёрные, чёрная одежда, кожаная — седины было вообще не разглядеть, а в голосе звучало что-то энергичное. И Иззи, глаза которого были завязаны, шёл он так уверенно, будто всё видел: тоже в чёрном, но рубашка выглядела странно, так в порно выглядит одежда, которую будут уничтожать, высокие сапоги, на удивление, более короткие волосы, чем сейчас. — Всякое бывает, ребят, — начал Эдвард под рёв толпы, — буквально перед тем, как мы тут оказались, мой старший помощник сильно меня разозлил.       Толпа радовалась в предвкушении. — Очень недальновидно с его стороны было злить легендарного капитана, самого жестокого пирата всех времён и народов, да ведь?       Толпа скандировала: Чёрная борода! Чёрная борода! Чёрная борода! — И что же мне с ним делать? Выебать. Наказать. Избить до полусмерти. Скинуть за борт. Повесить. — Звучит неплохо, — задумчиво протянул Эдвард, — особенно наказание. Но мне понадобится помощь.       На сцену вышли Клык и человек, которого Люциус не знал, он нёс розги и кнут.       Иззи подвели к краю сцены, к лампам, для того, чтобы Эдвард вытащил из-за пояса нож и срезал с него рубашку, а после и вовсе помог снять её до конца.       И пока это не ощущалось чем-то жестоким. Даже наоборот — это шоу выглядело как то, что они отрабатывали много лет, они доверяли друг другу, каждое движение отрепетировано, всё подчинено таймингам.       На сцену выкатили крест.       С самого начала Иззи не сказал ни слова. Но было видно, что это не тревожное молчание, а очень даже комфортное. Можно даже было увидеть его хитрую улыбку — так улыбается мазохист, когда кто-то угрожает его выпороть.       Его зафиксировали за ноги и руки. Он попытался сперва вытащить руку, а потом вырваться — должен был показать публике, что он не сможет защитить себя или освободиться. Но по-прежнему не было страшно.       Первый удар розгами Иззи выдержал, ну, неплохо? Люциусу было сложно судить, его подобное никогда не возбуждало и не интересовало. Выглядело больно, полосы на спине казались слишком красными. Толпа вела счёт: один, два, три, четыре и далее. Кажется, где-то до двадцати с чем-то.       Пока Эдвард не приложил указательный палец к губам. И люди послушно стихли. В микрофон Эда, если прислушаться, можно было услышать, насколько Иззи тяжело дышал, пытаясь восстановиться.       Мистер Тич взял кнут.       Люциус немедленно нажал на паузу. Кнут. Сейчас что-то произойдёт, и вряд ли что-то хорошее. Потому что, судя по всему, Иззи не видел и не знал, что именно с ним будет. Подло, так-то.       Когда кнут щёлкнул, тот заметно дёрнулся. И в этом движении было всё: страх, тревога, паника. — Тише, Иззи, мы же просто играем в пиратов, ты чего?       Толпа засмеялась. А Люциусу в этот момент стало физически тошно.       После первого удара Иззи вскрикнул - это было слышно и безо всяких микрофонов. Это не было наигранно, это было жутко. Но каждый его крик становился тише предыдущего. Пока он не затих окончательно, а удары продолжались. Вся его спина была в крови. А люди радовались и просили ещё.       Ещё?       Клык, немного худее и намного подвижнее нынешнего, освободил руки и ноги Иззи, когда ему дали сигнал, а тот почти упал к нему в руки. Другой ассистент опустил его на колени перед Эдвардом, но как только отпустил его, Иззи бессильно рухнул к сапогам босса. Было слышно, как голова ударилась об сцену.       Эдвард встал на одно колено и приподнял его голову за волосы. — Разве он не милый? Может, мне его почаще наказывать? — мистер Тич посмотрел в зал, — хотя, думаю, с него хватит. Ребят, уведите его, а то он тут всё кровью зальёт.       И его увели.       Люциус брезгливо отложил телефон в сторону. Будто это была вина бедного айфона, который вместе с ним пережил то падение на дорогу. Нет. Вовсе нет.       Иззи всё ещё спал — прошло не так много времени, как показалось. Будить он его не собирался, потому что остались ошибки, которые он пока что не совершил.       Да, может, ошибкой было это смотреть. Но ещё большим безрассудством будет открыть комментарии.       Открывать комментарии — всегда ошибка. MistressSamantha80 (автор поста): Действительно, нужно ли Иззи возмездие? Для начала скажу, что я знала, куда шла, и что за зрелище это будет, я на шоу Чёрной бороды уже была. И на тех, где кого-то наказывали, и Иззи в том числе. И тогда, клянусь, я видела, как все участники ловили кайф от того, что делали. И ты, как зритель, тоже. Но не в этот раз. Сперва я думала, что всё будет нормально, пока Чёрная борода не достал кнут. 1. Сразу было видно, что саб не был готов ни морально, ни физически. И то, как он дёрнулся, лишнее тому подтверждение. 2. Изменение паттерна поведения. Удары розгами тоже были неслабые, однако он не кричал. И ладно, окей, но в конце он затих вовсе. В идеале бы не помешало проверить его состояние, в рамках ролеплея это вполне можно было сделать. 3. Кровь. Камера этого не покажет, но крови тогда было реально много. Я вышла из клуба почти сразу же после этой части представления и простояла снаружи минут 30, и не видела, чтобы приезжала Скорая. 4. Стоп-слово. Можете полить меня говном (только посмейте), но имхо оно не обязательно для того, чтобы закончить действие. Если видишь, что твоему партнёру плохо — остановись. И да, Эдвард, у которого у единственного был микрофон, был далеко, так что, возможно, Иззи его использовал. Если нет, то я не виню его — попробуйте сами что-то сказать, когда толпа в полсотни дебилов радуется тому, что вам больно, а вас при этом бьют кнутом. В общем, для меня этот вечер стал во многом определяющим. Я поняла, почему всё больше и больше нормальных клубов перестаёт с ним сотрудничать, и почему его восхваляют всё меньше и меньше людей. Разочарована. xXx_YourMaster_xXx У хорошего сабмиссива вообще не должно быть стоп-слова Whore'sGod Я свою дрянь так каждый день стегаю, а после трахаю, и ничего. А чел слабенький (: Rubber Bunny :) На счёт стоп-слова. Обожаю участвовать в публичных унижениях, и понадобилось какое-то время, чтобы проработать использоватние стоп-слова. Это сложно, потому что тебе кажется, что если используешь его, то расстроишь своего Дома и других людей. Но на самом деле, нет. Но нужно время, чтобы это понять. Pain_Slut_Girl Вау, вот бы меня так же! ХххххххххХхххххХххХ Кровь бутафорская. На сцене было двое помощников. Чел притворялся, что ему больно Xxx-69-Devil-69-xxX Чем больше бьёшь саба, тем покорнее он будет Всё правильно сделал       Там было ещё комментариев тридцать, но Люциус уже не мог читать. И ведь все эти люди действительно существовали. Возможно, он с кем-то пересекался. Интересно, изменилось ли что-то в их жизнях с того времени?       Но одно он знал точно — для Иззи не изменилось ничего. По-хорошему, надо было бы спросить его самого. Но в таком его состоянии как-то не до этого.       К тому времени, как Иззи проснулся, Люциус заказал для них обед: ризотто с грибами и по кусочку ванильного чизкейка на десерт. — Как ты себя чувствуешь? — этот вопрос для него — часть нормы. — Отвратительно, Господин. Простите. — Хочешь рассказать об этом? Или не об этом — просто о чём-нибудь поговорить? — Нет, Господин, извините.       Люциус, постаравшись сделать вид, что ни капли не огорчён, пожал плечами. — Если вдруг захочешь, то я всегда готов выслушать тебя.       Потому что то, что он видел, вполне было похоже на то, после чего человек мог бы получить не только физическую травму.       Доверял ли он мистеру Тичу также, как прежде, после этого случая? Говорили ли они об этом? Помог ли ему кто-нибудь тогда? Вряд ли.       До конца дня Иззи сидел рядом с ним перед телевизором и молча смотрел шоу про дизайнеров, хотя, очевидно, не интересовался ни модой, ни соревнованиями.       Но тут уже Люциус не мог молчать. Не только потому что у него плохо получалось хранить секреты, это ведь и тайной не было, так как видео лежало в открытом доступе и его мог бы найти любой, было бы желание, а потому что слишком тяжело было на душе. — Иззи. Я знаю, как именно ты получил шрамы на спине. — Тот отвернулся, — я понимаю, что тебе тяжело сейчас. Я могу тебе помочь? — Я был сам виноват, что это произошло.       Он осторожно положил руку на его плечо. — Мне не особо интересно, был ли ты виноват. Я хочу, чтобы ты рассказал, что ты чувствуешь из-за всей этой ситуации. Что ты чувствовал тогда и чувствуешь сейчас. Не храни эту тяжесть в себе. — Я… — Иззи прикрыл ладонью рот, — мне сложно об этом говорить. Не хотел бы вспоминать об этом снова. — Ладно. Повторю: я хочу разделить эту боль с тобой.       Хэндсу на это нечего было ответить, он по привычке подтянул колени к груди и повернулся к экрану, дав понять, что не намерен продолжать разговор. По крайней мере, об этом. — Мне бы хотелось вернуться домой, Господин, — попросил он где-то через полтора часа. — А мне бы не хотелось оставлять тебя там одного. — И не нужно. Я бы хотел кое-что показать Вам.       Зная Иззи, и учитывая то, что он уже показывал, Люциус насторожился. Неужели, он покажет ещё что-то более жестокое? Однако отказываться не стал. Раз он так хочет и не запрещает остаться с ним, то почему бы и нет? Выглядело не сомнительно.       Вновь оказавшись в чужой квартире, он вдруг понял, что ужасно хотел бы посмотреть, как Иззи выглядел в молодости. Не то видео не самого лучшего качества, а просто фотографии, чтобы их можно было нормально рассмотреть: блеск и радость в глазах, счастливую улыбку — хоть что-нибудь.       Дома Иззи снова забинтовал ногу. Люциус для себя решил, раз не показывает, то и не надо. Когда придёт время, он покажет сам.       Добровольность — ключ ко всему.       Люциус помнил, как сказал Иззи, чтобы тот говорил только тогда, когда у него появятся силы на это. Впрочем, дело было не в том, чтобы говорить.       Сабмиссив протянул ему чёрный ежедневник в кожаной обложке и с пожелтевшими страницами. — Если Вы хотите знать, что произошло в тот день — всё здесь, — он открыл нужные страницы, — не хочу вспоминать это снова. — Ты уверен?       Иззи кивнул. — Принести для Вас вина?       Люциус задумался. Возможно, ему оно действительно понадобится, чтобы легче принять информацию. — Позже мы выпьем вместе, если хочешь, хорошо?       Снова кивнул. — Я буду на кухне, если Вам что-то понадобится.       Это настолько тяжело для него, что он даже в одной комнате с воспоминаниями не хотел находиться!       Он собрал мужество и волю в кулак. Если он хочет действительно помочь Иззи, а не потакать его саморазрушительному поведению или пытаться делать что-то, что у нормальных людей считается нормой, не понимая, что именно нужно делать, то должен знать всё.       Глубокий вдох.       Визуально эти страницы сильно отличались от других, которые он заметил: почерк беспорядочный, наклон букв менялся несколько раз за слово, было очень много зачёркнутого, чернила в паре мест размыли капли, предположительно, слёз. В каждой строке чувствовались страх, боль, замешательство, непонимание и обида. 09.11.10 Не могу сосредоточиться из-за боли. Спина горит и эта боль не проходит. ЧБ велел не принимать болеутоляющее и не обращаться к врачу — часть моего наказания. Арделл сказал, могло быть хуже. Знаю, что не имею права чувствовать обиду. Но почему-то её чувствую. Не из-за порки, а из-за кнута и [зачёркнуто]. ЧБ всегда говорил, чем и как будет наказывать, особенно, если это было частью шоу. Он сказал, что будут только розги — 50 ударов или около того. Он не сказал про кнут. Когда он бил, я не мог дышать. [Зачёркнуто]. Я не знал, что делать, не мог контролировать себя. Почти ничего не помню. Может, я кричал. Может, у меня был стояк. Может, просил прекратить. Не знаю. Но он сказал, что мы просто играем в пиратов. Я не мог выкинуть это из головы. Раз это игра, почему мне [зачёркнуто]? 10.11.10 Мне не стало лучше. Не могу спать. Не из-за боли, а [зачёркнуто]. Я ждал, что ЧБ придёт, и мы бы поговорили. И он бы разрешил посидеть у его ног и сказал, что [зачёркнуто], всё нормально. Сейчас мне кажется, что Вчера не существует вовсе. Я ни в чём не уверен, не знаю, как должен себя чувствовать, потерян, [зачёркнуто], запутался. Чем больше пытаюсь вспомнить, тем сильнее теряю уверенность в том, что было. Может, ЧБ говорил о кнуте, а я забыл? Может, ЧБ уже позволил мне посидеть у его ног, а я забыл? Может, ЧБ [зачёркнуто], а я забыл? Потому что не верю, что он мог так поступить со мной. Да, из-за меня у него теперь проблемы, но я был готов принять наказание. Только не кнут. ЧБ знает, что я боюсь их. Да, наверное, он предупреждал меня об этом. Потому он не мог поступить со мной так, потому он [зачёркнуто]. 12.11.10 Всё ещё больно, едва могу двигаться, а через шесть часов уже нужно быть на работе. [Зачёркнуто]. Не могу подвести ЧБ ещё сильнее, чем подвёл до этого. Надеюсь, он не уволит меня. Теперь у меня болит и рот — улыбался, как никогда. А ЧБ вёл себя так, будто ничего не произошло. Ничего не сказал, не [зачёркнуто], не спросил. Я кое-что вспомнил из того дня. Пустоту, из-за которой не помнил ничего. Я ничего не слышал, ничего не видел, хотя глаза были открыты, ничего не чувствовал. Будто я был не в своём теле. Будто смотрел, как я тону и что-то утягивало меня на дно, а я ничего не мог сделать. Было очень холодно, хотя точно помню, что от освещения на сцене было жарко. Я уже не знаю, во что верить. Вот бы ЧБ просто сказал. Остались синяки на коленях. [Зачёркнуто]. Болит голова. И горло. Да, наверное, я действительно заслужил. 19.11.10 Кажется, во мне есть механизм, который вот-вот сломается. Каждый раз, когда ЧБ щёлкает чем-нибудь, я дёргаюсь. Глаза видят, что это безопасно, но мозг не понимает. Боюсь поворачиваться к нему спиной. Устал делать вид, что всё в порядке, что мне не больно. Но если хочу, чтобы ЧБ меня [зачёркнуто], то должен терпеть. На неделе начались репетиции. Хорошо, что приходится стоять на коленях или лежать, потому что от страха подкашиваются колени. Хорошо, что не нужно говорить — не могу заставить себя и слова сказать. Даже пошевелиться не могу. Боже, я не хочу быть бесполезным 21.11.10 Боль ещё долгое время будет со мной, я смирился. Ночью приснился кошмар. Ну, не совсем, кошмар. Приснился Тот Вечер. Я вновь оказался в той пустоте. Но в этот раз она не пугала меня. Она меня приняла и окружила. И мне было так хорошо… Знаю, это всего лишь сон, но он кажется мне куда реальнее того, что произошло. Тем более, я всё равно не уверен, было ли это на самом деле. Всё не было настолько плохо, я просто преувеличил, ЧБ всегда упрекает меня в эмоциональности и склонности всё драматизировать. Чтобы у [зачёркнуто] было всё хорошо, я должен безоговорочно доверять ему. [Зачёркнуто]. И я буду.       Почерк на следующей странице уже был нормальный, Люциус не стал читать, не хотел злоупотреблять доверием, хотя было любопытно.       Иззи всё равно ничего бы не сказал, потому что привык, что всем плевать на его чувства и границы.       Значит, мистер Тич, который на страницах дневника был исключительно Чёрной бородой, не только оставил на нём шрамы, но ещё и нарушил обещание. И как бы Хэндс не пытался его оправдать, у него не получалось.       С одной стороны, он понимал его. Он остался с адской болью один на один, без поддержки, не удивительно, что он пытался утешить себя хотя бы так — убедив себя в том, что ему это понравилось. Удобно, конечно, но абсолютно ненормально.       Иззи и Эдвард не говорили об этом. Интересно, говорил ли Эдвард об этом Стиду? Тоже вряд ли. Разговоры ничего не исправят, они просто помогут прояснить какие-то вещи. Например, Иззи придётся пережить это ещё раз, но тогда он точно будет знать, что Эдвард сделал это с ним намеренно, что ему было больно настолько, что он почти потерял сознание, что это ни капли не было похоже на игру.       Мистеру Тичу придётся посмотреть правде в глаза: у него определённо была или до сих пор есть депрессия, у него проблемы с контролем гнева, ему придётся извиниться перед Иззи и признать, что это было отвратительно с его стороны.       Может, им не только об этом стоит поговорить — говорить долго и тяжело, высказать друг другу всё, о чём молчали долгие годы. И тогда, возможно, им обоим станет легче.       Не сразу, но станет.       Люциус посмотрел в сторону кухни, где его ждал Иззи. Сейчас надо было думать, что сказать ему: нужно ли его успокаивать, нужно ли пытаться убедить, что он не прав? То, что он вынудит его признаться себе в том, что он отрицал столько лет, может подкосить его и окончательно нарушить равновесие — нужно ли делать это прямо сейчас?       А если ждать — то сколько?       Он вошёл на кухню и сел напротив Иззи. Тот отложил книгу, встал, взял бокал и налил для него вина. Сам пить не стал. — Я не должен быть рядом с Господином в неподобающем виде. — Что под этим подразумевается? — Чёрная борода говорил, что алкоголь делает меня излишне эмоциональным и сентиментальным. Ему не нравилось.       Сделав глоток, он протянул бокал Иззи. — Теперь я твой Господин, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы давать волю чувствам. Хотя бы иногда. Тем более, я уже видел тебя плачущим и злящимся, я никак тебя за это не наказывал. К тому же, ты у себя дома, так что можешь себе позволить. — Извините, нет, я не могу. Предпочитаю держать эмоции под контролем. — Ладно. Я могу что-нибудь для тебя сделать?       Иззи отвернулся. Всё же, чего-то он хотел, чего-то, что мистер Тич бы не одобрил. Может, заплакать и не пытаться прекратить? Или чтобы он поцеловал его. Или высказать всё, что он думал об Эдварде? Или пожаловаться на свою жизнь? — Вы и так сделали для меня слишком много. Будет жадно просить ещё. — Откуда ты знаешь, что жадно? Скажи, чего бы тебе хотелось, и решим вместе, слишком это, или нет.       Иззи медлил. Смотрел на его губы и медлил. Люциус бы уже давно просто взял и поцеловал бы его, если бы прежде не пообещал, что будет делать что-то только после разрешения. Может, дело было вовсе не в поцелуе? — Чёрная борода всегда называл меня жадным, приставучим, жаждущим прикосновений и внимания и смеялся.       Сейчас он за секунду успел поблагодарить всех богов за то, что не стал акцентировать на этом внимание, когда заметил.       Что ж, очередная безобидная вещь, которая стала оружием в руках Эдварда. Не столько оружием, сколько инструментом контроля, что всё равно было отвратительно. — Посмотри на меня, пожалуйста. Я хочу дать тебе то, чего тебе хочется. В этом нет ничего плохого. Мы можем начать с малого, хочешь?       Люциус снова вспомнил своё детство, он любил не гонять бродячих кошек, а кормить их. К нему они подходили спокойно, хотя боялись других и были к ним агрессивны. Он надеется, с Иззи это тоже сработает. — Не знаю. — Можешь объяснить, почему ты сомневаешься? — Да, но это может Вас обидеть.       Люциус обманет, если скажет, что не из обидчивых, но выслушать важнее.       А ещё он заметил, что то, что остальные приняли за учёт ошибок и смягчение характера, было страхом. Иззи боялся, но не чего-то конкретного, а как будто бы всего. — Ты должен быть честен со мной, это будет полезно для нас обоих. Иначе как мне стать лучшим Домом для тебя, если ты ничего не говоришь? — Вы балуете меня. Говорите приятные вещи, делаете что-то приятное. Когда всё кончится, я останусь без этого, с людьми, которые не будут так относиться ко мне. Вы были правы, когда сказали, что есть боль, которая мне не нравится. Боль потери.       Честно, у Люциуса было много вопросов. Но он начал с одного. — Почему ты думаешь, что это закончится? — У Вас есть Пит, а я бываю невыносим. — Очень мило, что ты принимаешь это во внимание, но у нас свободные отношения, он знает, что я с тобой, и его это устраивает. На счёт тебя. Да, на работе ты перегибал палку, но это не делает тебя плохим человеком в целом. К тому же, когда заканчивается что-то одно, обязательно начинается что-то другое, — он ободряюще улыбнулся.       Иззи отвернулся. — Я расправлю постель. Можешь побыть наедине с собой пока.       Он только сейчас посмотрел на часы: была глубокая ночь. Иззи вернулся к нему через десять минут, уже не выглядел так, будто плакал. На ноге был новый бинт. Люциус дождался, пока его сабмиссив ляжет, потом сам пошёл чистить зубы.       Как-то раз он слышал, что чтобы забыть человека, должно пройти столько времени, сколько вы были знакомы. Сколько лет понадобится Иззи, чтобы забыть мистера Тича? Больше десяти? Причём не просто десять лет, а десять лет терапии. — Разрешишь обнять тебя? — спросил он, не изменяя своим привычкам. — Вы уже получили моё согласие на физический контакт — зачем спрашивать снова?       Люциусу было грустно и больно от того, что приходилось объяснять настолько очевидные и простые вещи. — Потому что сейчас ты можешь не хотеть этого. Я хочу показать, что твои слова и личные границы имеют значение. Да или нет, Иззи? — Да. — Вот и славно. Хороших снов.       И обнял его так нежно, как только был способен. Чего-чего, а нежности в нём было много. Где-то ближе к утру, Иззи к нему развернулся и обнял в ответ. И хоть, скорее всего, он просто потерял над собой контроль, пока спал, так они спали до будильника, и так было куда лучше.       Чтобы Иззи было легче, Люциус притворялся спящим, когда тот проснулся, аккуратно и, будто делал так уже тысячу раз, выскользнул из его объятий и пошёл в ванну. А с больной ногой это было непросто.       Люциус с любовью заметил, что у Пита никогда не получалось быть бесшумным. И это не делало его плохим партнёром.       Просто было бы неплохо, если бы было возможно вернуть Иззи какие-то человеческие привычки. Вряд ли он такой же бесшумный, когда остаётся один. Было бы очень мило, если бы он потянулся, немного поразмышлял, стоит ли ему вставать с кровати прямо сейчас, или поваляться до будильника, подумал, что он сделает на завтрак, а не поднимался прямо сразу. Ведь было бы тоже неплохо, если бы они приготовили что-нибудь вместе. Однако сейчас снова та ситуация, когда важно оставить для него хоть что-то привычное, хоть это всего лишь завтрак.       Люциус сел и потёр глаза. На столе он заметил дневник, который читал вчера. Любопытство покалывало кончики пальцев, хотелось их успокоить. Но останавливал простой человеческий принцип — не поступай с людьми так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. И, кто бы мог подумать, когда родители нашли и прочитали дневник, который Люциус вёл в тринадцать лет, его это ни капли не обрадовало. Благо, тогда он смог убедить отца, который смог убедить мать, что это была тетрадка с фанфиками. Но всё равно было очень неприятно.       Хотя было бы неплохо, если бы дневник Иззи на самом деле оказался большим фанфиком, где в конце у главного героя всё будет хорошо.       Может, будет. — С добрым утром, Господин, — Иззи поставил для него на стол чашку кофе и тарелку с глазуньей и тостами, — Вы хорошо спали? — С тобой рядом спится замечательно. А ты? — Рядом с Вами мне ничего не снится. Для меня так даже лучше. Извините, если то, что Вы узнали, расстроило Вас.       Люциус отложил вилку. — Это не расстроило меня. Скорее, обеспокоило. Ты пытался говорить о том, что произошло, с мистером Тичем? Говорить о своих чувствах.       Иззи на секунду поднял голову, затем опустил вновь. — Это задело бы его. К тому же, я явно не мог думать здраво, был на эмоциях. — Так. Завтрак временно откладывается. Сейчас я скажу то, что тебе будет очень неприятно слышать. Но придётся.       Делать Иззи больно было приятно только когда он был их начальником. Но это суммарно продлилось где-то неделю. Когда Иззи сидел перед ним: с его меткой, в домашнем, с неуложенными волосами, с повреждённой ногой — делать ему больно не хотелось совсем. Особенно так. — Мистер Тич поступил с тобой подло и отвратительно. Намеренно сделал то, чего ты не хотел, и не предупредил, что будет это делать. Поставил в такую ситуацию, в которой тебе было бы сложно использовать стоп-слово. Он даже не думал проверять, в каком ты состоянии. Ты почти упал без сознания. Он оставил на тебе следы на всю жизнь. Он…