Якорь

      С того дня все очень сильно изменилось. Стид оставался у него минимум три раза на протяжении недели и всегда на выходных. Эд не заметил, в какой момент у Стида появился ключ от его квартиры, но он был совершенно не против. Как и не был против того, что Стид каждый раз привозил к нему что-то из своих вещей. Теперь его квартира казалась еще меньше, а места в шкафу и кладовой практически не осталось. Эд не возражал — впервые за всю его жизнь ему было уютно находиться в квартире, где он вырос. Она наполнилась вещами и запахами Стида, которые почти вытеснили все неприятные воспоминания его детства.       Теперь Эд после работы всегда ехал сразу домой. Раньше он часто заезжал к Джеки или в бар в порту, чтобы пропустить стаканчик-другой, но теперь в этом не было необходимости — дома его ждал Стид, теплый и родной, в его, Эда, домашней одежде, которая была ему слегка велика и которую Стид отказывался снимать. Они готовили, слушали музыку, занимались сексом, а потом Эд засыпал в объятиях Стида, чувствуя себя в безопасности. Он больше не просыпался от кошмаров посреди ночи, как бывало раньше, и у него больше не случалось панических атак — по крайней мере, если Стид был рядом.       Эд нашел себе новую цель в их отношениях — научить Стида готовить. Он выяснил, что Стид совершенно не умеет готовить на следующее же утро после дня рождения.       Он проснулся от сильного запаха гари и резко сел. Сердце колотилось, он отчаянно шарил рукой по кровати, пытаясь найти Стида, но свободная половина кровати была пустой и холодной.       Эд, нахмурившись, натянул домашние штаны и прошел на кухню. Стид подпрыгнул, когда он подошел к нему со спины и спросил, чем это он занимается. Стид попытался закрыть спиной сковородку, стыдливо пряча за спину телефон. Он не успел нажать на паузу, и видео, которое он смотрел, продолжало играть.       — Я… я готовлю завтрак, — покраснев, признался Стид. Эд с удивленной усмешкой взглянул на сковородку через плечо Стида — там, в солидном количестве масла, плавало дочерна подгоревшее нечто.       — Ты жаришь оладушки? — с недоверием спросил Эд, и румянец, который залил лоб и шею Стида, был лучшим ответом. — Ты решил приготовить мне завтрак? — переспросил он еще раз, не зная, смеяться ему или нет.       — Я… хотел сделать тебе сюрприз, — запинаясь, произнес Стид.       — О, поверь мне, сюрприз удался, — хмыкнул Эд и, когда Стид посмотрел на него с недоверием, притянул его к себе за талию, одновременно потянувшись к сковородке, чтобы снять ее с огня. Естественно, максимального огня. — Стид, ты когда-нибудь раньше жарил оладушки? — пробормотал Эд в ухо Стида, которое затем поцеловал.       — Н-нет… Но я посмотрел три видео на ютубе. Все показалось мне достаточно легким, и поэтому я решил попробовать… Ты злишься на меня?       Стид смотрел на него расширившимися глазами. Эд низко засмеялся.       — Злюсь? Приятель, это самая романтичная херня, которую мне когда-либо делали, как я могу злиться?       Стид шумно выдохнул и робко улыбнулся.       — Но закончу жарить я их сам, ладно? Пока ты не спалил мою квартиру.       Стид поморщился, но с обреченным видом кивнул.       С тех пор Эд выделял минимум один день в неделю, чтобы учить Стида готовить. Тот относился к этому с энтузиазмом, но почти сразу Эд понял, что Стид действительно ни разу не бывал на кухне. Эд глубоко вздыхал и с ангельским терпением (которым обычно не отличался), учил его всему, что знал сам, чему научился в детстве, а затем — работая на кухне Джеки. Стид проявлял интерес, который не мог не льстить. Он даже обзавелся блокнотом, куда делал заметки по ходу того, как Эд рассказывал и показывал ему премудрости готовки.       Так, неделя за неделей, подошла к концу осень и наступила зима. Она была необычайно снежной, и Эд был вынужден все чаще оставлять мотоцикл дома и ходить на работу пешком. Стид с беспокойным видом настаивал на такси, но Эд решительно отказывал. Он чувствовал себя и так обязанным Стиду — тот тратил слишком много денег ради него, а Эд не привык к подобному отношению, и оно одновременно смущало и злило его.       Они решили отмечать Рождество вместе. Эд обычно не отмечал этот праздник вообще — максимум, навещал мать с подарками, но Стид настоял на полноценном праздновании. Однажды вернувшись домой, Эд увидел в гостиной елку, которую Стид наряжал новенькими игрушками, — у Эда в доме уже давно не водилось елочных украшений. Эд недовольно бурчал, но согласился присоединиться к украшению елки и дома. В душе он радовался как ребенок — впервые за всю жизнь ощутил он знаменитый дух Рождества. Стид даже купил ему уродливый рождественский свитер, который Эд втайне обожал — таким мягким и теплым он был. Почти как объятия Стида.       В качестве подарка Эд выбрал для Стида домашнюю пижаму — самую обычную, с клетчатыми штанами и футболкой с удлиненным рукавом. Он думал, что подарок покажется Стиду слишком простым, — наверняка он носил дома какие-нибудь шелковые комплекты или (Эда заметно веселила эта мысль) длинную старомодную ночную рубашку. Но подарок, к удивлению Эда, привел Стида в полный восторг.       Стид, в свою очередь, также подарил ему одежду. Это был просторный халат — баньян, как замысловато назвал его Стид, — розово-красного цвета. Снаружи он был из плотной ткани с набивным рисунком — чем-то абстрактным, наподобие зеленых веток и листьев, — но внутри была шелковая подкладка, которая приятно льнула к телу и мягко согревала. Себе Стид купил почти такой же халат, но горчичного цвета. Эду так понравился баньян, что он все время носил его дома, практически не снимая.       Двадцать пятого декабря, в Рождество, Эд впервые взял с собой Стида к матери. Стид знал, что она находится в специальном пансионате и знал о ее проблемах со здоровьем, но Эд не хотел, чтобы Стид осознавал, насколько она плоха. Он не стыдился своей матери, нет, просто он не хотел давать Стиду лишний повод для переживания. Хватало его самого с его комплексами и психологическими проблемами.       Они испекли фруктовый кекс (Стид сделал все практически сам, но под чутким руководством Эда) и, взяв с собой мешок подарков (которые Стид с присущим для него упрямством купил для матери Эда и, кажется, всего обслуживающего персонала и других пациентов), отправились на такси за город. Снег валил огромными белыми хлопьями, и Стид был восторженно взволнован.       Когда они приехали, в пансионате оказалось довольно людно — Эд знал, что большинство людей навещали своих родных только в праздники. Эд постучался в комнату матери и, дождавшись ее ответа, вошел в комнату. Она сидела на своем обычном кресле возле окна, рассеянно наблюдая за падающим снегом, но, как только увидела Эда, расцвела улыбкой и, по своему обыкновению, протянула к нему руки. Стид вошел следом за ним, тихо прикрыв дверь, держа в руках кекс и мешок с подарками, но мать Эда его пока не замечала.       — Эдди, дорогой, ты пришел!       — С Рождеством, мам, — произнес он, аккуратно обнимая ее.       — Сегодня и правда Рождество? Так вот почему так шумно и людно… Надо же, а я и забыла.       Стид неуверенно застыл в дверях, на его лице промелькнуло сразу несколько эмоций — радость при виде матери Эда, но и смущенное недоумение, которое всегда появлялось на лицах людей, которые впервые общались со страдающими деменцией.       Эд откашлялся и взял мать за руку, жестом показывая Стиду подойти.       — Мам, познакомься… Это Стид, мой… парень.       — Ах да, Стид. — На ее лице появилась улыбка, и она с нежностью взяла протянутую руку Стида в свои ладони. — Эд столько всего рассказывал о тебе, дорогой.       — Очень приятно познакомиться с вами, миссис Тич. — Стид почтительно коснулся губами тыльной стороны ее запястья. Мать Эда зарделась и хихикнула как девчонка. — Эд тоже часто говорил о вас.       Это не было совсем правдой, но Эд был рад, что Стид сказал так. Глаза его матери сияли и были чистыми и ясными, как будто болезнь на время отступила.       — Мы испекли кекс. — Стид вручил ей коробочку с лакомством, и мама, недолго думая, открыла ее и втянула носом запах все еще теплого кекса.       — Очень любезно с вашей стороны. Он пахнет просто потрясающе. Я позову Рози, чтобы она принесла чаю. Ты любишь чай, Стид?       — О да, я пью его гораздо чаще кофе. Видите ли, я вырос в Англии и так и не смог привыкнуть ко вкусу американского кофе.       — Надо же, как интересно. Ты обязательно должен рассказать мне о своем детстве.       Эд присел в кресло в углу комнаты, не веря своим глазам. Стид и его мать общались так, как будто это был самый обычный день, как будто они были знакомы уже сто лет. Стид присел на кровать, держа ее за руку, рассказывая все, что было ей интересно, а она слушала его с сияющими глазами и улыбкой. Она выглядела почти здоровой и на секунду — сердце Эда сжалось, — как будто снова помолодела. Он не видел ее такой оживленной с самого своего детства, когда они, уличив момент, когда отца не было дома, делали что-то вместе, и она негромко напевала ему и смеялась.       Когда Рози пришла, катя перед собой столик с чайником и несколькими кружками, она на секунду застыла в дверях, с удивлением глядя на его мать. Эд сделал ей жест рукой, и медсестра подошла к нему. Они вместе разливали чай, Стид и его мать, кажется, вовсе не замечали их.       — Ваша мать выглядит такой счастливой, мистер Тич, — прошептала ему Рози с удивленной улыбкой. — Я уже давно не видела ее такой.       — Как и я, — кивнул Эд, не сдерживая улыбки.       — Кажется, ваш друг ей понравился.       Эд молча улыбнулся, но ничего не сказал. Когда Рози ушла, он приблизился к матери и Стиду, отвлекая их. Мама все еще посмеивалась, Стид смотрел на него с нежностью.       — Она чудесная, — прошептал он, когда Эд наклонился к нему, передавая чашку и тарелку с кексом. — Так напоминает мне мою мать. Мне кажется, они бы подружились.       Эд улыбнулся и на мгновение сжал его руку, стараясь вложить в этот жест всю благодарность, которую сейчас испытывал.       После чая Стид настоял на том, чтобы они вышли раздавать подарки в общий зал. Мать Эда захлопала в ладоши и засмеялась.       — Ты иди вперед, Стид. — Эд кивнул на дверь. — Я помогу ей пересесть в инвалидное кресло, и мы присоединимся к тебе.       И Стид кивнул и взял в руки мешок с подарками. Он выудил откуда-то колпак Санта-Клауса, и тот изящно красовался на его золотистых кудрях.       — Стид просто потрясающий, — сказала ему мать, как только Стид вышел. — Он даже лучше, чем ты описывал, такой добрый и светлый мальчик.       — Мам… ты правда помнишь его? — спросил Эд, усаживая ее в кресло. Он не мог до конца понять, правда ли она запомнила его рассказы или только воображала себе, как иногда делала.       Но она посмотрела на него внезапно чистыми глазами и серьезно кивнула.       — Конечно я запомнила его, Эдди. Он делает тебя таким счастливым, как я могла забыть о нем?       Эд помолчал. Выражение лица его матери стало печальным, и она протянула руку к его лицу, поглаживая его по щеке.       — Ты уже такой взрослый, Эдвард. И ты так давно не был счастлив. Возможно, никогда не был счастлив. В этом есть и моя вина.       — О чем ты говоришь, мам? — спросил он, стирая пальцами слезу, катившуюся по ее щеке. Она часто плакала, когда он приходил, но сейчас все это было по-другому.       — Мне стоило уйти от твоего отца еще когда ты был маленьким, — прошептала она, перехватывая его ладонь. — Он причинил нам столько боли… Мне страшно подумать, как ты страдал из-за него. Как мы оба страдали.       Эд замер, в неверии глядя на нее. Она говорила так ясно и осознанно, как ни разу за все то время, как появилась болезнь.       — Ты сделал столько ошибок после его смерти, дорогой. — Сердце Эда сжалось, и он едва слышно выдохнул. Он надеялся, что мать не вспомнит об этом. — Причинил столько боли всем тем людям… и мне тоже.       — Мам… — его голос звучал хрипло, но она не дала ему договорить. Она поймала его взгляд и произнесла медленно и отчетливо:       — Я прощаю тебя, сынок. Надеюсь, ты тоже сможешь простить себя когда-нибудь. Надеюсь, Стид поможет тебе с этим.       Он ничего не ответил — боялся, что если он откроет рот, оттуда вырвется всхлип, который он подавлял. По его щеке скатывались слезы, одна за другой.       — Эд? — Стид просунул голову в дверь, но охнул, когда увидел их. — Все в порядке, дорогой?       — Мы в порядке, Стид, — ответила за него мать с улыбкой. — Просто поговорили по душам. Это давно стоило сделать. Ну что, пойдем вручать подарки всем этим людям? Уверена, они будут в восторге.       Эд молча кивнул и поспешно вытер слезы. Он ничего не сказал в ответ на вопросительный взгляд Стида, только покачал головой. Когда они наконец добрались до дома, Стид еще раз попытался узнать, что произошло. Эд печально улыбнулся и коротко сказал:       — Она дала мне то, чего я много лет, как я считаю, не заслуживал.       — И что же это? — осторожно поинтересовался Стид.       — Свое прощение, — пояснил Эд и сменил тему, не желая больше говорить об этом.       Стид посмотрел на него немного обиженно, но не стал настаивать. Когда-нибудь Эд расскажет ему.       Когда-нибудь, но не сейчас.       Сейчас он еще не был готов.

* * *

      Чем ближе был Новый Год, тем более нервным становился Стид. Вместе с Мэри они шли на новогодний благотворительный вечер, ежегодно устраиваемый Хорниголдом.       Стид стал рассеянным и раздраженным, и Эд, уставший от подобного поведения, усадил его на диван для разговора вечером тридцатого декабря, когда Стид собирался уезжать обратно в общежитие. Он полчаса ходил по комнатам, пытаясь собрать все необходимые вещи, но сборы совершенно не продвигались — Стид брал в руки очередной элемент одежды, но тут же клал его на место, бурча себе под нос.       — Стид, послушай меня.       Взгляд Стида блуждал по комнате, он, казалось, совсем его не слушает. Эд раздраженно вздохнул и потряс Стида за плечи, привлекая внимание:       — Эй, приятель!       Стид вздрогнул от резкого окрика и посмотрел на него пристыженно.       — Прости, Эд, — пробормотал он. — Ты что-то хотел?       — Послушай, Стид, если все это, — Эд широким неопределенным жестом обвел комнату; Стид следил за движением его руки с недоумением, — из-за того, что ты переживаешь, что я начну ревновать или что-то подобное… из-за того, что ты идешь с Мэри…       Стид перевел удивленный взгляд на его лицо, но ничего не сказал.       — …то нет, приятель, тебе не стоит переживать, — закончил Эд уже менее уверенно, чем начал.       — Что? — сказал Стид через минуту. Эд почувствовал новую вспышку раздражения. — Нет, что ты, дорогой, я вовсе не переживаю из-за этого, — поспешно добавил он, заметив его раздражение, и сжал ладонь Эда ободряюще. — Я благодарен тебе за доверие. Дело в другом…       — Так в чем же? — пробурчал Эд, не понимая, что еще могло вызвать такое странное поведение. Он чувствовал себя немного глупо из-за своей внезапной вспышки… ревности?       — Мой отец прилетает из Нью-Йорка. — Стид поморщился, как будто сама мысль причиняла ему дискомфорт. — Я не видел его уже больше полугода. А для меня встречи с ним… это всегда стресс.       — О, — только и смог сказать Эд, коря себя за то, что не догадался. Это же было так очевидно — естественно, Боннет-старший должен был присутствовать на благотворительном вечере, который устраивал его ближайший партнер.       — С самого детства отец умел… вывести меня из равновесия, — нехотя произнес Стид.       — Он бил тебя? — Эд внезапно почувствовал вспышку ярости при мысли о том, что никчемный отец Стида мог распускать руки.       — Что? — Стид удивленно моргнул. — Нет, отец никогда не бил меня. Есть много других способов… причинить боль. — Стид вздрогнул, как будто вспомнил что-то неприятное.       — Значит, оскорблял? — с пониманием уточнил Эд.       Стид едва заметно кивнул, как будто пристыженный этим фактом.       Эд притянул его к себе, и Стид с благодарностью обнял его.       — Забей на него, Стид, — пробормотал Эд ему куда-то в затылок, едва ощутимо касаясь губами волос. — Ты выпьешь свое блядское шампанское, а потом сьешь свою блядскую икру — или что вам там подают на подобных пафосных мероприятиях? — Стид громко фыркнул, но Эд продолжил: — А затем мы встретимся у Джеки и отпразднуем Новый Год так, как сами того захотим. Ведь план еще в силе?       Стид отстранился от него ровно настолько, чтобы взглянуть снизу вверх. На лице у него не было и следа беспокойства и раздражения, и Эд позволил себе маленькую победную ухмылку.       — Я постараюсь улизнуть до полуночи и поеду сразу к Джеки, — пробормотал Стид с улыбкой.       — Вот и славно. — Эд коротко поцеловал его, но почти сразу отстранил, не давая Стиду углубить поцелуй. Стид разочарованно застонал. — Успеем еще, — беззлобно проворчал он, тем не менее, улыбаясь. — Давай-ка сейчас соберем все, что тебе понадобится. Ты, кажется, перетащил ко мне добрую половину своего гардероба.       Но несмотря на маску беспечного равнодушия, которую он нацепил для Стида вчера, весь следующий день Эд не мог найти себе места. Он пытался убираться в квартире и готовить, но рука то и дело тянулась к телефону, и в итоге Эд без конца обновлял твиттер (Стид сто раз успел пожалеть, что зарегистрировал там Эда, — Эд просто не мог оторваться от него) по хэштегу #БостонНГБлаготворительность19. Примерно в шесть часов появились первые фото с ковровой дорожки — серьезно, ковровая дорожка на благотворительном вечере? Эти богатеи совсем с ума сошли. Среди множество фотографий актеров и певцов, которых Эд не знал и до которых ему не было дела, он нашел, наконец, несколько фотографий Стида и Мэри.       Они держались за руки и улыбались, на Стиде был темно-синий классический бархатный костюм, а Мэри была одета в длинное струящееся платье цвета слоновой кости. Сердце Эда замерло, когда он наткнулся на фотографию, где они целовались — это был невинный поцелуй на камеры, но он задел Эда сильнее, чем тот хотел себе признавать.       Он углубился в чтение комментариев. Их писали в основном только фанаты Мэри — ее картины были довольно популярны в Сети. Все они в один голос восхищались ими и называли их самой красивой парой вечера. Немало нашлось и тех, кто был без ума от Стида (Эд не мог не согласиться с ними — Стид выглядел просто ошеломительно). Каждый новый комментарий только подпитывал его раздражение, и в итоге он со злостью отбросил телефон на другой конец дивана и вытянулся на нем, закрыв лицо руками. Он вел себя как ревнивая девочка-подросток, которая готова была разорвать в клочья подружку своего кумира.       Ему срочно нужно было выпить.       С этой мыслью Эд оделся и пошел к Джеки. На улице шел мелкий ледяной дождь, который успел растопить весь волшебный рождественский снег, оставив улицы грязными и обледенелыми. Эд шел под дождем, засунув руки глубоко в карманы, не позаботившись даже надеть капюшон. Волосы мгновенно стали мокрыми, но ему не было до этого дела.       Когда он вошел в теплый бар, его встретил гул приветственных голосов. Он моргнул несколько раз, привыкая к тусклому освещению, и первым, кого он увидел — Люциус, который спешил ему навстречу.       — Здоров, Люциус. Я думал, ты тоже будешь на благотворительной вечеринке.       Люциус фыркнул и закатил глаза в своей обычной манере, но протянутую руку Эда пожал крепко.       — Милый, я, конечно, богат, но не настолько, чтобы тусоваться с богами. Нет, сегодня мы с Питом отмечаем все гораздо скромнее — и в пятьдесят раз веселее, чем им там, поверь.       Эд успел заметить Пита, который сидел за столиком в дальнем углу. Пит приподнял руку, приветствуя его, и Эд коротко махнул ему в ответ.       — Не желаешь присоединиться? — проворковал Люциус, делая жест Олу за стойкой налить ему. — Первый бокал за мой счет.       — За пиво спасибо, конечно, — проворчал Эд, — но я, пожалуй, не буду разрушать вашу с Питом идиллию — не хочу быть третьим лишним.       — Ты им и не будешь, amigo, — подошедшие сзади Джим хлопнули его по плечу, протягивая наполненный Олу бокал. — Клык и Айвен уже едут сюда. Это новогодняя вечеринка, а не свидание голубков.       — Вот это уже больше по мне, — проворчал Эд и разом осушил полбокала. Все его знакомые, собравшиеся в баре, встретили это одобрительным гулом.       Компания из его коллег и близких знакомых быстро помогла ему отвлечься. Они пили и громко обсуждали итоги года, Олу, присоединившийся к ним (клиентов было немного, и почти все были своими, поэтому он мог позволить себе расслабиться), травил интересные барменские байки. Присоединились даже Швед, Французик и Джон, которые должны были играть после полуночи, а с кухни пришел Таракан, который заменил Эда у Джеки, когда сам Эд окончательно ушел работать к Иззи.       Его телефон, лежавший на столе рядом с рукой, постоянно вибрировал — ему прилетали все новые и новые уведомления из твиттера, но Эд игнорировал их. Люциус, который отличался удивительной внимательностью, с пониманием косился на него, но ничего не говорил. Эд делал вид, что не понимает его взглядов, и пил один бокал пива за другим. Ему было хорошо впервые за весь этот поганый день, и он даже почти забыл о своих переживаниях.       В начале одиннадцатого, тем не менее, ему пришло другое уведомление — сообщение от Стида, в котором тот писал, что уже едет в сторону бара. Эд прочитал его и закрыл все прочие уведомления от твиттера, не читая их.       Когда Стид и Мэри наконец вошли в бар, Эд сразу заметил их — он сидел лицом ко входу, посматривая на него каждые две минуты. Он сразу понял, что что-то не так, — Стида пошатывало, и Мэри со страдальческим выражением лица поддерживала его за локоть.       — Привет всем! — нараспев крикнул Стид, как только вошел, и широко махнул рукой, чуть не упав. Мэри перехватила его двумя руками и с трудом удержала на месте. Эд встал, скрипнув ножками стула. Звук неожиданно громко раздался во внезапно наступившей тишине.       — Олу! — продолжил Стид, икнув, как будто не замечая повисшего напряженного молчания. — Мне бренди, но только лучшего, — сегодня я намерен напиться.       С этими словами он стряхнул руку Мэри и, пошатываясь, пошел к барной стойке, по ходу разминувшись с Эдом. Эд замер, глядя на него в упор, но Стид как будто не замечал его.       — Что это с ним? — негромко спросил он у Мэри, которая со вздохом уселась на один из барных стульев.       — Даже не спрашивай. — Она закатила глаза и улыбнулась Олу, который подошел к ней, чтобы принять заказ. — Привет. Мне виски со льдом, двойной.       Гомон в зале возобновился, и в их сторону направился Люциус. Стид сидел чуть поодаль, нетерпеливо надув губы, и тарабанил пальцами по столу. Олу не спешил наливать ему. Он вопросительно посмотрел на Эда, и тот кивнул, показывая, что все под контролем.       На самом деле, ничего не было под контролем, и он понятия не имел, что вообще происходит. Все внутри сжалось из-за какого-то нехорошего предчувствия, но он не мог объяснить, откуда оно взялась.       — Привет, Мэри, — сказал Люциус, приобнимая их обоих за плечи. Он сочувствующе улыбался.       — Привет, Люциус, — мрачно ответила Мэри, покачивая бокалом с виски. Кубики льда стукались друг о друга.       — Вы знакомы? — Эд перевел взгляд с Мэри на Люциуса, и Люциус пожал плечами.       — Мы учимся в одном колледже, — пояснила Мэри. — У нас много совместных пар с Люциусом.       — Не знал, что ты тоже художник. — Эд с удивлением посмотрел на Люциуса, и тот хмыкнул.       — Я больше люблю рисовать с обнаженной натуры, — пояснил Люциус томно. — Я бы не отказался нарисовать тебя как-нибудь, Эд. Уверен, у тебя есть на что посмотреть под одеждой, если ты понимаешь о чем я.       И он нагло подмигнул ему. Эд фыркнул и закатил глаза, невольно повторяя излюбленный жест Люциуса.       — Только если Стид будет сидеть у меня на коленях, если ты понимаешь о чем я.       — Туше. — Люциус поднял руки в примирительном жесте.       — Кстати. — Эд откашлялся, привлекая их внимание, и задал, наконец, волнующий его вопрос: — Что это со Стидом? Он совершенно игнорирует меня.       Они все разом посмотрели на Стида, который как раз в этот момент опрокинул бокал бренди.       Мэри только вздохнула. Люциус сочувствующе похлопал ее по плечу.       — Это то, о чем я подумал? — спросил он участливо. Мэри вместо ответа подняла левую руку, и Люциус вздохнул.       Эд замер, не в силах оторвать взгляд от руки Мэри. На безымянном пальце у нее красовалось золотое кольцо с огромным бриллиантом.       Его желудок ухнул вниз от внезапной догадки.       — Какого, блять, хрена? — слишком громко пробормотал он, и Люциус и Мэри одновременно посмотрели на него. Мэри сразу же все поняла.       — Ох, дорогой. — Она потянулась к нему, но Эд резко оттолкнул ее руку, все еще глядя в упор на кольцо. — Стид тебе не сказал?..       — Не сказал чего? — сквозь зубы процедил он, прищурившись. — Чего, Мэри?!       Мэри прикусила губу и на мгновение замолчала. Ее взгляд был на удивление мягким и понимающим.       — Стид сделал мне предложение.       В этот момент Стид, скрипнув ножками стула, встал и громко объявил:       — Меня сейчас вырвет.       — О божечки, — простонал Люциус. — Кажется, ему нужна помощь.       — Я сам. — Эд попытался встать, но Люциус удержал его на месте, многозначительно мотая головой.       — Милый, поверь, я знаю Стида. И он явно не захотел бы, чтобы ты видел его сейчас в таком состоянии. Ему и так хреново.       И он, похлопав Эда по плечу, заспешил к Стиду, который, пошатываясь, брел в сторону туалета.       Эд рухнул на место, жестом подзывая Олу.       — Мне то же, что и ей, а ей повтори. Нам предстоит долгий разговор.       Мэри вздохнула и залпом допила свой виски.       — Прости, Эд, — сказала она, принимая из рук Олу новую порцию. — Я не думала даже, что Стид тебе не скажет.       Нервное и раздраженное поведение Стида в последние пару дней внезапно предстало перед ним в новом свете. Эд нахмурился и сделал большой глоток виски.       — Как давно вы решили? — спросил он, громко опуская стакан на барную стойку. — Олу, еще.       Мэри покачала головой.       — Пойми, Эд, мы ничего не решали. Хорниголд, мой дядя, и отец Стида поставили нас перед фактом почти сразу после Рождества. Они даже кольцо купили сами — Стид впервые увидел его сегодня вечером.       В груди Эда кольнуло, когда он вспомнил, каким счастливым и улыбающимся Стид был на фотографиях. Значит, он уже знал тогда, но все равно смог так искренне улыбаться.       Эд скривился и сделал еще один глоток.       — Я не понимаю, почему он не сказал мне. Ведь это все формальность, правильно? Или уже нет? Мэри?       Мэри отрицательно мотнула головой.       — По-прежнему формальность, но уже… другого уровня, понимаешь?       — Блять.       — Да.       — Тогда почему он?.. — Он не закончил — не смог, в горле внезапно образовался комок. Эд сглотнул несколько раз, пытаясь избавиться от него. Мэри положила руку поверх его ладони и легонько сжала.       — Возможно, Стид не хотел расстраивать тебя, — произнесла она мягко. — Ты дорог ему, я вижу это. Он… переживает об этом сильнее, чем хочет показать. Для него это все никогда не было просто формальностью. С появлением тебя, мне кажется… для него это стало… почти предательством.       «Я никогда не оставлю тебя», — неожиданно вспомнилось Эду. Он горько усмехнулся. Никогда внезапно оказалось удивительно коротким сроком.       — Он сильно напился, да? — помолчав, спросил он. Мэри болезненно поморщилась.       — Он еле стоял на ногах, когда делал предложение, — нехотя призналась она.       Дыхание Эда перехватило.       — Он делал предложение… при всех?       — Я… — Мэри покосилась на него. — Я думаю, Стиду бы это не понравилось, но, кажется, видео уже успело всплыть в интернете.       Эд сразу же потянулся к телефону. Ему пришло еще пятьдесят новых уведомлений от твиттера, и он, нахмурившись, открыл первое попавшееся. Это оказалось то самое видео, с хэштегом #пьянаяромантика19. Оно было снято дрожащими руками, поверх голов, и слов было практически не слышно. Стид стоял на одном колене, пошатываясь так сильно, что Мэри удерживала его за плечо. Стид протягивал ей открытую коробку с кольцом, но сам при этом смотрел мимо нее, куда-то вдаль. Голос его звучал блекло и равнодушно. Мэри с улыбкой, которая искажала ее лицо, как гримаса, произнесла «да», и дальнейшие слова терялись в резком гомоне голосов. Видео затряслось, словно тот, кто держал телефон, принялся аплодировать, и скоро закончилось.       Эд смотрел в черный экран, видя свое отражение. Его собственные глаза казались ему далекими и чужими.       — Я не знаю, кто это снимал, но, клянусь, если узнаю, я вырву ему руки, — сердито проворчала Мэри в бокал, делая большой глоток.       Эд ничего не ответил. В горле внезапно пересохло, и он хотел было сделать глоток, но бокал был пуст. Олу, будто прочитав его мысли, поставил перед ним полный стакан и с сочувствием улыбнулся.       — Пойми, Эд. — Мэри дотронулась до его руки, привлекая внимание. — Ты не должен винить Стида. Он сделал это не со зла. Я думаю… я думаю, он боялся увидеть твою реакцию. Боялся, что ты уйдешь.       — Я не уйду, если он сам этого не захочет, — пробормотал он про себя, но Мэри услышала. Она улыбнулась.       — Он не захочет, Эд, если ты сможешь простить его. Надеюсь, ты простишь.       Ее телефон завибрировал, и она посмотрела на экран.       — В любом случае, мне пора. Даг приехал за мной. Этот дерьмовый вечер еще можно спасти, если мы просто побудем с теми, с кем мы на самом деле хотим быть. — И она заглянула ему в лицо, поймав его взгляд. — Просто будь с ним, Эд, ладно? Он сейчас не в лучшем состоянии, и я не про алкоголь.       Она подозвала Олу и решительно сказала:       — Все, что он заказывал, за мой счет.       Олу кивнул и дал ей терминал оплаты. Мэри приложила свой телефон, оплачивая свою и его, Эда, выпивку, и на прощание коротко приобняла его и поцеловала в щеку.       — Пока, Эд.       — Пока, Мэри, — на автомате ответил он, провожая ее взглядом.       Эд молча сидел за барной стойкой, задумчиво поворачивая в руках бокал. Кубики льда, не успевшие растаять, со стуком плавали в виски. Ему резко перехотелось допивать.       Он не был зол, как можно было ожидать. Внутри у него как будто была зияющая пустота, которая всасывала в себя все чувства, кроме грусти. Он понимал и одновременно не понимал, почему Стид ничего не сказал ему. Если бы Стид сказал ему вчера, это явно закончилось бы ссорой. Но, с другой стороны, он бы предпочел узнать от Стида, чем вот так, самым последним, ощущая себя круглым дураком. Даже Люциус, кажется, был в курсе.       Эд тяжело вздохнул и громко поставил почти нетронутый бокал на стол. Он снял со спинки стула куртку и вышел на улицу, жалея, что у него нет с собой сигарет. Он с удовольствием выкурил бы сейчас всю пачку разом.       На улице, поодаль от входа, стояли Джим. Они курили, и когда Эд приблизился к ним, только коротко взглянули на него, прежде чем протянуть ему сигарету.       — Видели эту вашу сцену, — пояснили они. — Неприятности в раю?       Эд кивнул, не желая комментировать. Джим протянули ему зажигалку, и он закурил, жадно втягивая густой горький дым.       Джим ничего не ответили ему. Они похлопали его по плечу и вручили ему почти полную пачку и зажигалку, а затем ушли обратно в бар.       На часах было без пятнадцати двенадцать. Эд выкурил одну сигарету и сразу же взял еще одну. Он бросил много лет назад, но сейчас было приятно просто втягивать сигаретный дым, чувствовать, как он горечью оседает во рту, и не думать ни о чем больше.       На улицу, пошатываясь, вышел Стид. Люциус придерживал его за плечи, направляя так, чтобы Стид не врезался в дверь. Он был сильно бледен, лоб был покрыт испариной. Он заметно дрожал, но, как только заметил Эда, стоявшего в тени, замер, широко раскрыв глаза.       Эд глубоко затянулся, молча глядя на него. Он не хотел первым начинать разговор.       — Ну… я пожалуй оставлю вас, — неловко кашлянув, сказал Люциус. — Ты дойдешь сам? — обеспокоенно спросил он у Стида, и тот молча кивнул.       И Люциус быстро, как по команде, скрылся в баре. Стид неуверенно, пошатываясь, подошел к нему. Он был в одной рубашке и ежился от порывов ледяного ветра. Его влажные от пота волосы липли ко лбу.       Эд тяжело вздохнул и, сжав сигарету в зубах, стянул с себя куртку. Он молча накинул ее на плечи Стида, но почти сразу сделал шаг назад, привалившись плечом к стене. Стид закутался в его куртку и рвано вздохнул.       — Можно мне тоже сигарету? — хрипло спросил он, первым нарушая молчание.       — Нет.       — О. — Стид вздрогнул от резкости его тона, но ничего больше не сказал.       Эд закурил еще одну сигарету. Его слегка мутило после виски и табачного дыма, но ему было плевать.       Стид привалился к стене рядом с ним и со стоном закрыл лицо руками.       — Ты сможешь когда-нибудь простить меня? — спросил он невнятно, глядя на него сквозь пальцы огромными глазами.       — Почему ты, блять, не сказал мне? — рявкнул Эд слишком резко, заставив Стида еще раз вздрогнуть.       — Я… я не знаю, — ответил Стид тихо, опуская руки и избегая смотреть на него. — Наверное… я боялся.       — Боялся? — Эд жестко рассмеялся. — Чего же ты боялся, Стид?       — Такой реакции, — прошептал Стид, с болью глядя на него. — Боялся твоего гнева. Твоей… боли.       — Поздравляю, Стид, — сухо сказал Эд, выпуская облако дыма. — В итоге ты все же умудрился разозлить меня и причинить боль одновременно. Ты что, совсем не доверяешь мне? Боишься, что я разболтаю всем о твоем маленьком секретике? О том, что ты собрался делать предложение своей подружке прямо на Новый Год? Кстати, спасибо, это безумно, блять, романтично — заставить своего парня самым последним узнать о том, что ты сделаешь предложение своей формальной девушке на глазах у половины мира. Я чувствую себя дураком, Стид. Спасибо, это просто лучший, блять, подарок!       Он не заметил, как сорвался на крик, и последние его слова громко прозвенели в тишине.       — Эд, я… — Голос Стида осекся, но выражение лица его внезапно исказилось гневом. — Я не единственный из нас, кто хранит секреты, тебе так не кажется?       Эд приоткрыл рот и с недоумением покосился на него. О чем он вообще?       — Бенджамин Хорниголд, — Стид почти выплюнул это имя, — весь вечер крутился возле меня, всячески намекая, что знает о нас с тобой. Откуда только, я ума не приложу?!       О черт. Блять. Эд замер, его внезапно как будто окатили ведром ледяной воды.       Стид продолжал говорить, с каждым словом он все больше и больше распалялся.       — А еще он старательно показывал, что знает тебя лучше, чем ты уверял меня. Расписывал, как ты чудесно работал на него. Как выполнял все его поручения, какими бы щекотливыми они ни были. Щекотливыми, Эд? Что это вообще значит?!       Эд молчал, кусая щеку изнутри. Он внезапно пожалел, что выкурил столько сигарет подряд — у него было ощущение, что его сейчас вырвет.       — Я не такой дурак, как все обо мне думают, — продолжал Стид, с горечью усмехаясь. — Я прекрасно знаю, что Хорниголд, а может быть и мой отец, а может быть и Мэри заодно, промышляют чем-то незаконным. Что бы ни говорил мой отец, я всегда внимательно его слушал. И прилежно изучал документы, когда он того хотел. И я замечал — я просто не мог, блять, не заметить! — что цифры, отображенные на бумаге, и цифры, с которыми мы имеем реальное дело, не сходятся. Я не знаю, чем он занимается — чем занимается наша компания, — но я уверен, что это что-то отвратительное. Может быть даже торговля людьми, я не удивился бы. Этого можно ожидать от моего отца. — Стид замолчал и глубоко вздохнул. — И ты тоже связан со всем этим, Эд. Не знаю, может быть, ты до сих пор со всем этим связан. Господи, ты вообще работаешь на Иззи или это просто ширма?!       — Я уже давно не связан с этим, Стид. — Его голос дрожал. — И я правда работаю на Иззи. Я вышел из игры, когда мне было девятнадцать. Это правда, я не врал тебе.       Стид громко фыркнул.       — Надо же, спасибо и на том! Ты не хочешь мне больше ничего рассказать?       Эд промолчал, и Стид раздраженно всплеснул руками.       — Господи, Эдвард, я же практически тебя не знаю! — Стид почти кричал, как и Эд до него. — Я ничего о тебе не знаю, ты никогда ничего не рассказываешь о себе! И ты смеешь говорить мне что-то о доверии?! Я скрыл от тебя только один факт — один раз, Эд, — но ты умудряешься скрывать от меня всю свою жизнь!       Эд молчал, не глядя на Стида. Он знал, что рано или поздно это произойдет. Он всегда знал, что тень его прошлой жизни рано или поздно догонит его и накроет с головой. Знакомое ощущение удушающей темноты закралось в грудь, и Эд несколько раз подряд глубоко вздохнул, умоляя паническую атаку отступить. Он просто не мог позволить себе сейчас сломаться — только не тогда, когда Стид был в таком состоянии.       — Ты так и будешь молчать, Эд? — тихо спросил Стид еще раз.       — Я…       Он не смог закончить — над их головами оглушительно взорвались фейерверки. Из бара донесся радостный нестройный хор голосов, наперебой поздравляющих друг друга с Новым Годом.       Эд молча смотрел на Стида, освещенного разноцветными вспышками фейерверка. Стид смотрел на него, нервно сжимая и разжимая пальцы, и тоже молчал.       Когда фейерверк закончился через пару минут, Эд открыл рот и, прежде чем он смог понять, что говорит, произнес:       — С Новым Годом, Стид.       Стид усмехнулся и резким движением плеч скинул с себя куртку Эда. Она упала на землю, прямо в лужу, но они не обратили на это ни малейшего внимания.       — С Новым Годом, Эд. И… прощай.       И он молча развернулся и зашел в бар.       Эд смотрел ему вслед, чувствуя, как в груди разбивается сердце.       Он все испортил.       Опять.       Кажется, он был рожден для того, чтобы уничтожать все, к чему прикасается.       Эд подобрал и отряхнул куртку, медленно надел ее и побрел в сторону дома. Он жалел, что у него не было нигде дозы — он избавился от всех наркотиков, которые хранил дома, много лет назад, под чутким руководством Джека.       Но, кажется, где-то в шкафу была все еще припрятана непочатая бутылка бурбона.