Локи.
Я спал. Минут? Часов? Дней? У меня не было ощущения течения времени, хотя логика подсказывала, что так и должно быть. Я не боролся с этим; моё тело было истощено, и любая физическая борьба – даже такая обыденная, как борьба за бодрствование, – была мне не по силам. Каждая частичка моего тела болела. И дело было не только в моём теле. Мой разум, сама моя психика были повреждены. Ранены каким-то глубоким, фундаментальным образом. Воспоминания всплыли на поверхность моего сознания. Я метался от одного к другому в отчаянной попытке найти что–нибудь – что угодно, - что не причиняло бы боли. Там ничего не было. Каждый раз было облегчением снова погружаться в сон. В следующий раз, когда я проснулся, это был звук открывающейся двери и Наташи, вкатывающей в комнату тележку. Я мельком поймал ещё один проблеск мерцающего серого пространства, прежде чем она закрыла дверь. Она подтолкнула тележку к краю моей кровати. Я не мог поднять голову достаточно высоко, чтобы увидеть, что на ней, поэтому я создал дубликат, осторожно потянувшись к своей магии мысленными руками. Я почувствовал облегчение, когда почувствовал его присутствие как нечто большее, чем просто мерцание, которое я чувствовал во время её последнего визита. Миска с водой. Мочалка. Кусок мыла. Синяя одежда, предположительно чистая версия того, что я сейчас ношу. — Я ожидал Стрэнджа, - заметил я, с тревогой отводя взгляд от тележки. Я не хотел думать о том, что это означало, - Но я рад, что ты здесь. Я предпочитаю тебя ему. Её одежда была другой. Выцветшие голубые джинсы и бледно-розовый свитер, белый V-образный фрагмент от футболки или жилета выглядывает из под воротника. Волосы она заплела в толстую косу, спускавшуюся по спине. Весь этот эффект смягчил её внешность, сделал её более открытой. И её смена одежды сказала мне кое–что еще - что с её последнего визита прошел по меньшей мере день. Её улыбка была кривой. — Ты ловишь больше мух на мед. — Значит, я какая-то муха?” - потребовал я, уязвленный её комментарием, - Неужели я существую только для того, чтобы меня прихлопнули? — Я бы сказала, что жизнь уже сбросила тебя с небес. И ты точно никуда сейчас не денешься, так что, я думаю, ты приземлился на липучку. Абсурдность её аналогии заставила меня рассмеяться, несмотря на весь ужас моего положения. Волна эмоций затопила мой организм. Было приятно улыбнуться, хотя бы на мгновение, и я цеплялся за это чувство. — Что ж, эта муха благодарна за компанию. Чему я обязан таким удовольствием? Я был благодарен, и я не был настолько высокомерен, чтобы не признать это. Она стала желанным отвлечением от мучительной монотонности моих собственных мыслей. — Я думаю, ты придешь к тому, чтобы пересмотреть свое мнение, - легкая озорная улыбка осветила её лицо. Это превратило ее из красивой в сногсшибательную, - Я здесь, чтобы поговорить о твоем выздоровлении”. — А, - я посмотрел вниз на своё тело, - Судя по тому, как ты улыбаешься… Я подозреваю, что мне это не понравится.~~~
Я действительно ненавидел это. И к тому времени, как закончился наш первый сеанс, я тоже возненавидел её. Но больше всего я ненавидел себя. Я презирал развалины, в которые превратилось моё тело, слабость, которая истощала каждую мышцу. Это делало движение невозможным. — Стивен подключил тебя ко всем этим штукам, - начала она, подходя и садясь рядом со мной на кровать, - но я уверена, он не сказал тебе, для чего это, верно? — Я предположил, что это было сделано для того, чтобы сохранить мне жизнь. Помимо этого, меня это не волнует. — О, тебе будет не все равно. Этот первый... Она пробежалась по каждому элементу оборудования, по одной проклятой трубке за раз. Я игнорировал её, как мог. — ...ванна в постель, - закончила она. Это привлекло мое внимание. — Что? — Я думала, это заставит тебя прислушаться, - хотя мягкость все еще оставалась в ее облике, теперь я мог видеть за пределами лжи – ее зеленые глаза стали изумрудными, давая мне проблеск хрустальной сердцевины ее существа, - Послушай, ты, по сути, прикреплён к куче трубок, которые снабжают тебя жидкими питательными веществами, пока твоё тело не сможет справиться с твердой пищей. Но эти отходы должны куда-то деваться. Так что, помимо разговора о физиотерапии, мы поговорим о том, как поддерживать тебя в чистоте. Я поморщился. — Делай все, что в твоих силах, женщина. Ибо я Локи из Асгарда, и я обременен – Эй, что ты делаешь с этой губкой?”~~~
Мое достоинство – то немногое, что осталось, – было разорвано в клочья. Я был волшебником, воином, принцем. И все же я был здесь, меня купали, как младенца. Не обращая внимания на трубы, торчащие из мест, которые ни один уважающий себя асгардец не должен терпеть. Нет, это было гораздо хуже. — Прекрати жаловаться, - сказала она через несколько минут после начала. Я обращался к ней с речью каждым движением этой проклятой губки, - Я не знаю, где ты был. Ты можешь быть переносчиком всевозможных странных космических микробов. Тебе нужно принять ванну. — Меня едва хватает, чтобы помыться! Эй–эй, ты не могла бы быть немного помягче? — Я могу делать это быстро, или я могу делать это тщательно, - она переместила губку ниже. Я закрыл свои физические глаза и глаза моего двойника, - Твой выбор. — Быстро! Быстро! Я бы никогда не смог отправиться и смириться с этим унижением. Достаточно плохо, что я не мог контролировать свое истощенное тело. Когда другие прикасаются ко мне – и один из них враг, который заманил меня в эту нелепую петлю бесконечности! – было еще хуже. Эта ‘ванна в постель'? Пытка. — Для меня это тоже не пикник, - её тон был суровым, но свет в её глазах говорил о другом. Раздражающая гарпия! - Если тебе от этого станет лучше, то чем быстрее к тебе вернутся силы, тем быстрее ты сможешь вымыться. — И я полагаю, что великому и могучему Стренджу даже не пришло бы в голову сделать это, - прорычал я. — Если он будет держать голову в своей заднице слишком долго, он узнает. О, клянусь Норнами. Я изо всех сил пытался решить, что было бы хуже. Несмотря на краткость ненавистной ванны в постели, она нашла время, чтобы расчесать мои спутанные волосы. При первом прикосновении я испугался боли от каждого узла, но она была нежной, извиняясь в тех немногих случаях, когда тянула слишком сильно. Я закрыл глаза, пока она работала. Было легко вспомнить давнее время, когда ребенок сидел на коленях у матери. Её руки на моей голове, терпеливо прорабатывая каждый рык. Она приучила меня к острому языку без каких-либо жалоб или упреков. Волна тоски захлестнула меня. Мне хотелось утонуть в ней. Движение расчески постепенно успокоило меня и привело в состояние, близкое ко сну, так что, когда она остановилась, мои глаза медленно открылись. Она отложила расческу и взяла в руки другое приспособление. — Что это такое? — Одноразовая бритва. Люди используют их для бритья, - она потянулась к тележке и взяла металлическую банку, - Ты начинаешь выглядеть немного щетинистым. — Ты не приблизишься к моему лицу с клинком, - спокойствие, которое она излучала, рассеялось, как будто это было не более чем иллюзией. Подходящее наказание для бывшего Бога Обмана. — О, расслабься. Если бы я хотела твоей смерти, я бы просто вырвала из тебя трубки и ушла. Я с трудом сглотнул. Она была, конечно, права. Достаточно обидно, что я, казалось, был на её попечении; ещё обиднее знать, как легко ей было бы убить меня. Чуть больше, чем акт халатности. — Возможно, я хочу отрастить бороду, - сказал я воинственно. — Возвращение из мертвых заставляет тебя хотеть помять лицо? —Мадам, как вы смеете..– - затем я снова увидел блеск в её глазах и заставил себя расслабиться. Я не привык к такому нежному поддразниванию. Я понятия не имел, как я должен был реагировать, - Я..– ну, хорошо, я однажды попробовал, - признался я, - Несколько сотен лет назад. Отец заметил, что я слишком стараюсь быть похожим на своего брата. Её вздрагивание сказало мне, что она поняла. — Семья - это... сложно. Я с любопытством посмотрела на нее. — Ты говоришь это по собственному опыту? — Моя биологическая мама продала меня КГБ. Я выросла, зная, что люди, с которыми меня поместили, не были моей настоящей семьей, но всё равно любила их. И моя сестра пыталась убить меня, - она склонила голову набок, - Это считается опытом, верно? Я изумленно уставился на неё. Я знал историю её жизни – то, что рассказал мне Клинт Бартон, – но я быстро начал понимать, что есть вещи, о которых Наташа никогда не рассказывала ему. Если она решила поделиться со мной этими вещами... да, это было действительно честью для меня. ...по-твоему, фиаско - это опыт?.. - заговорил в моем сознании призрак Таноса. Я вздрогнул. — Плохие воспоминания? - мягко спросила Наташа. — Да, - я нацепил широкую, фальшивую улыбку на лицо моего двойника, - Но не из моей семьи. Я так долго был не в ладах со своим братом, но в конце концов попытался спасти его, - я не смог сохранить эту улыбку, даже фальшивую, и позволил ей исчезнуть. — Вроде как прошла через то же самое с моей сестрой, - она взглянула на бритву, всё ещё зажатую в руке, затем, казалось, взяла себя в руки, - В любом случае, ты будешь вести себя прилично и позволишь мне убрать эту щетину с твоего подбородка? — Ты не думаешь, что я мог бы провернуть... как ты это назвала? Пушок на лице? - я хотел заставить её улыбнуться. Она поделилась со мной чем-то личным, чем-то болезненным. Что этим поделились, чтобы собрать информацию (или, по крайней мере, заручиться моим доверием), я не сомневался; но все же отдавать какую-либо истинную часть себя может быть болезненно. Она наклонила голову, обдумывая, слегка изогнув губы. ДА. Даже легкая улыбка была лучше, чем никакая. — Ты мог бы это сделать, - сказала она после минутного раздумья, - Но это должен быть один из этих, как вы их называете... Шкиперская бородка, что-то в этом роде, - термин ничего не значил для меня, но её жест сделал его ненужным, - У тебя прекрасная костная структура. Тебе не следует это скрывать. — Спасибо, - тихо сказал я, удивлённый и польщенный её комплиментом. Скорее всего, это была не более чем уловка, чтобы завоевать мое доверие; но все же мне нужен был друг, - Если ты добровольно вызываешься удалить эти жалкие щетинки, то, пожалуйста, сделай это.~~~
Её прикосновение к моему лицу было нежным. Как и в случае с расческой, она не торопилась, покрывая мой подбородок и щеки слегка ароматизированной пеной, прежде чем двигать лезвием контролируемыми, точными движениями. Несмотря на её заверения, что у неё не было намерения применять насилие ко мне, я все еще чувствовал, как мои измученные мышцы сокращаются и расслабляются от напряжения. Когда уход был завершен, Наташа перешла к первому этапу физиотерапии. Она согнула мои ноги, лодыжки и локти, затем повернула мои плечи. Я видел, что она была нежной – её движения были плавными и контролируемыми, её хватка на каждой из моих конечностей была осторожной и точной, – но это всё равно причиняло боль. Каждая частичка моего изуродованного тела протестовала. Я наблюдал за ней с разных точек зрения, видя её вблизи своими физическими глазами и на расстоянии своим дубликатом. — Это для того, чтобы убедиться, что твои суставы не заедают, - объяснила она. Я держал рот на замке и ничего не говорил, - Позже, когда ты немного окрепнешь, мы начнем работать над твоей мышечной массой. — Почему ты? - потребовал я позже, когда, казалось, она закончила. Её предыдущий ответ на тот же вопрос, во время купания в постели, не сделал меня более мудрым, - Ты не медсестра. — Здесь не так много людей, - заметила она. Я не хотел проявить неуважение своим вопросом, и я вдруг забеспокоился, что вызвал её гнев. Но её лицо казалось бесстрастным, - Стивен - врач, но последующий уход никогда не был его коньком. — И ты добровольно согласилась на эту роль? Она колебалась. Я снова подумал, что всё это может быть фасадом, заговором, чтобы завоевать моё доверие. — Хорошо, - сказала она, поправляя одеяло и садясь рядом с моим двойником, - Дело вот в чем. Ты убийца. То, что ты сделал в Нью-Йорке... Есть много людей, которые сказали бы, что ты не заслуживаешь второго шанса. Я не одна из них. Я сдержал своё удивление, размышляя над тем, что я знал о ней, о том, что мы затронули во время нашего предыдущего разговора. Брошенная своей собственной матерью, воспитанная секретным подразделением правительства своей страны; обученная, чтобы стать лазутчиком. Убийца. Она тоже была убийцей. — Кажется, у нас обоих есть красный в нашей учётной книге, - тихо заметил я. — Тебе придется рассказать мне об этом разговоре, - сказала она, - и как можно скорее, - улыбка появилась на её губах и исчезла в мгновение ока, - Может быть, тогда я это вспомню. Она встала и направилась к двери. — Ты умер. Я умерла. Мы оба вернулись. Я смотрел, как она уходит, и сразу же пожалел, что она не осталась подольше.~~~
‘Терапия’ Наташи истощила ту малую энергию, которую восстановило моё тело. Я снова заснул. Когда я проснулся, Стрендж стоял, прислонившись к стене напротив кровати. Меня раздражало, что я не почувствовал и не услышал его приближения. Как долго он там стоял? Как долго он смотрел на меня своими холодными серыми глазами? Я вызвал дубликат и сел на край кровати, элегантно закинув ногу на ногу. По наитию, я подражал его одежде: свободные черные брюки и бесформенный серый кардиган. Его чувство стиля было ужасающим. — Тебе нравится, - протянул я, без интереса изучая свои ногти, - коротать часы за вуайеризмом? Эмоции промелькнули на его лице, слишком быстро, чтобы я мог определить. Интересно. Моя простая колкость выбила его из колеи, и он изо всех сил пытался скрыть это. — Не льсти себе, - он скрестил руки на груди. Защитная поза. Осознавал он это или нет, но он раскрывал о себе многое, что, я был уверен, он хотел скрыть. Я указал на свое тело. — Ну, никто другой не польстится на этот мешок из кожи и костей. — Нам нужно поговорить– — Я ничего не могу делать, кроме как говорить! — Ты также мог бы попробовать послушать. Я уставился на него, мой гнев утих. Он был прав. Я был не в том положении, чтобы ругаться по какому-либо поводу. Наташа наделила мой характер с юмором; я не ожидал таких уступок от этого человека. — Замечательно, - пробормотал я с неприязнью. — Как только я раскрою твоё воскрешение, будут последствия, - начал он, - На Земле ты осужденный преступник. Я был бы в пределах своего права передать тебя Организации Объединенных Наций. А. И вот тут мы подошли к сути дела. Угрожать человеку, который ничего не может сделать, чтобы защитить себя. Я мог бы восхититься этим, хотя в этом не было ничего восхищающего. — Если ты планируешь это сделать, - ответил я, - ты мог бы с таким же успехом выключить эти уродливые машины и позволить мне умереть, - я указал на проклятые трубки, змеящиеся из моего тела, - Потому что единственное будущее, на которое я могу рассчитывать, - это казнь. — Другая альтернатива - убить тебя самому, - его тон был таким же бесстрастным, как и выражение его лица, хотя я искал на его лице хоть какой-то проблеск эмоций. Там их не было. Страх лизнул мой живот: он говорил серьезно. Я колебался, поворачивая голову, обдумывая, как ответить. Сейчас было не время для легкомысленных слов или фраз. — Как ты и сказал, ты был бы в пределах своих прав, - сказал я, снова глядя на его лицо, - Я не могу остановить тебя, - смирение было странным на вкус на моем языке, особенно когда оно было произнесено как истина. Я лгал, пытаясь оправдаться, подобострастно подобострастничая, и ничего этого не имел в виду. Теперь это было правдой. Стрендж позволил своему молчанию затянуться. Затем: — Я не собираюсь этого делать. Мои глаза расширились. Я придержал язык и просто уставился на него. На этот раз я понятия не имел, как реагировать. — Ты был воскрешен по какой-то причине, - продолжил он, - Пока я не узнаю, какая сила или агентство вернули тебя обратно и почему, я не спешу отменять эту работу. — Что с Тором? - спросил я, слова вылетели прежде, чем я смог их остановить. Я отвернулся, чтобы не позволить ему увидеть нелепую потребность, бегущую по моим венам. Я любил своего брата и ненавидел его, сложная путаница эмоций скаталась в жесткий клубок семейного долга. Я был уверен, что это были чувства, которые Наташа очень хорошо понимала, но Стрендж? Нет. — Это зависит от тебя, - вздохнул ОН, - Он имеет право знать, что ты жив, но я не могу предсказать, как он отреагирует. Я жаждал увидеть его почти так же сильно, как никогда больше не хотел его видеть. Я не мог ответить. Мой язык, казалось, застрял у меня во рту. — Он в другом мире, - добавил Стрендж, возможно, истолковав мое молчание как отрицательное, - Я не знаю, где именно. Потребуется время, чтобы найти его. — У меня нет ничего, кроме времени. — Нет. Тебе нужно время. В этом есть разница.