Одной любви недостаточно

В тот день он чувствует себя немного лучше. Немного спокойнее, несмотря на абсурдность произошедшего. Стид возвращается в капитанскую каюту тихо, на этот раз не потревожив сон Эда. Он должен чувствовать себя виноватым – он чувствует себя… наполненным. Как будто чего-то внутри него, что он может тратить на любовь к Эду, стало больше. Иззи возвращается в свою каюту, возвещая о своих передвижениях негромким постукиванием трости в предрассветном сумраке. Он укладывается на койку, не раздеваясь, несколько минут неподвижно смотрит в потолок, а потом засыпает. Ему удается поспать без снов час или полтора – не так много, но на час или полтора больше всего спокойного сна, что был у него за последние недели. На следующее утро, когда Боннет собирается уйти в их с Эдвардом каюту так же бесшумно, как появился, и унести с собой свой чёртов аромат цветочного одеколона и свою чёртову тёплую руку, Иззи стискивает перила до скрипа кожаной перчатки о лакированную древесину, стискивает челюсти до скрипа кости о кость. Он смотрит на тёмную воду невидящим взглядом и резким внутренним рывком выдыхает в воздух едва слышное, жалобное, поверженное: – Пожалуйста… Он практически не надеется, что Боннет поймёт, о чём он – просто бросает свою нужду к его ногам, больше не в силах постоянно носить её на плечах. Пытается получить хотя бы мгновение иллюзорного облегчения. Но Стид, сам не отдавая себе в этом отчёт, всё понимает правильно. И дарит ему ещё несколько мгновений облегчения реального: запускает ладонь в его волосы, сжимает их между пальцами и резко тянет на себя. Иззи громко выдыхает, выгоняет воздух из лёгких через изогнувшуюся шею – Стид выдыхает так же громко в тот же момент. Он держит его так за волосы ещё несколько секунд, после чего отпускает и растворяется в ночи. Уходит к своему любимому. Иззи получает ещё полтора часа спокойного сна без сновидений, но перед этим, несомненно, дрочит. Только на этот раз без слёз. А следующей ночью они пришвартовываются к берегам Сент-Люсии. – Капитан, – Крошка Джон Фини подходит к Стиду, пока они с Эдом раздают всем задания. Обменять оставшуюся добычу на материалы для починки корабля, еду, монеты и медикаменты, если повезёт – на ядра и порох. Привести врача, который за разумную сумму закроет глаза на характер деятельности своих пациентов. Узнать последние новости. Выведать, стоят ли в главном порту торговые или военные корабли, чьи они и как хорошо охраняются. То же самое – по поводу склада боеприпасов. И кто-то должен остаться охранять «Месть». – Да, Крошка Джон? – А мы можем устроить отпуск, когда разберёмся со всеми делами? У нас давно не было отпуска. – Ох, боюсь… Стид не успевает закончить фразу, когда вмешивается Чёрный Пит. Даже удивительно, что не Иззи, но тот, в духе самого себя последних дней, кажется безразличным относительно происходящего. Стида это уже не удивляет. Как и то, что он в принципе обращает на это внимание. – Ты идиот?! Нам нужно свалить отсюда как можно быстрее, или в отпуск мы отправимся на тот свет! – возмущается Чёрный Пит, пока Люциус держит его за руку и говорит что-то в духе "шшш". – Боюсь, что это действительно так, дружище, – Стид в сожалении поджимает губы и хлопает Крошку Джона по плечу. Тот печально вздыхает. Эд замечает безразличие Иззи только сейчас. Он не просто ничего не говорит – он мог молчать и раньше, но всем видом излучал бы крайнюю степень недовольства, а под кожей у него бы красноречиво ходили желваки. Сейчас он даже выглядит безучастным. Это странно, и Эд не хочет об этом думать, но думает. Он оборачивается на Стида, стоящего позади него, Стид ловит его взгляд и коротко улыбается, Эд его улыбку зеркалит – успокаивается, отвлекается. Мысли об Иззи сейчас кажутся ему ржавчиной, способной разъесть металл, угрозой безопасности, бурей, способной обрушиться на их со Стидом тихую гавань. Он не хочет этого. Возможно, он даже боится этого. Иззи в числе прочих достаётся поручение узнать новости. Он отказывается от чьей бы то ни было компании и бредёт по городу в поисках забегаловки, открытой круглые сутки. В таких местах достаточно купить какому-нибудь ничтожеству кружку горького пива, чтобы оно выложило всё, что понадобится: от рецепта фирменного пирога своей бабушки до государственной тайны. Если оно этой тайной располагает, конечно же. Забегаловка даёт о себе знать метров за двадцать-тридцать до того, как Иззи до неё доходит. Специфическим шумом и запахом, от которого он презрительно морщит лицо. На корабле вонючие идиоты – и тут вонючие идиоты, нигде от них не отдохнуть. – Эй, – Иззи громко стучит двумя пальцами по обшарпанной барной стойке, привлекая внимание бармена с темными сальными волосами, завязанными в хвост. – Что здесь можно выпить? – Пиво, – бармен бросает ответ через плечо, не поворачиваясь, и Иззи снова корчит презрительную рожу. – Блять, это и так понятно. Какое пиво? – Просто пиво. – Тогда мне рома. И если ты туда плюнешь – я найду твою жену и детей, отрежу им пальцы, потому вернусь сюда и заставлю тебя их сожрать. – Кто ты нахуй такой? – бармен всё-таки поворачивается к нему, и Иззи скалится в недоброй усмешке, втыкая нож в податливую древесину барной стойки. – Лучше тебе не знать. Получив свой ром: стакан и бутылку, потому что «наливай себе сам, ёбаный псих, и деньги вперёд» – Иззи поворачивается к бару спиной и оглядывает помещение забегаловки на предмет нахождения потенциально разговорчивого слизняка. Вместо этого его внимание привлекает плотно сомкнувшийся кружок людей. Вынув нож из барной стойки и подхватив свою бутылку рома, он подходит к толпе и расталкивает шумных пьяниц локтями и тростью, выбивает себе место в первом ряду. – Ишь чего вытворяет! – Что это с ним? – Вроде ж таких нет уже давно, мне бабушка про них рассказывала… – Да помешанный он просто, смотреть противно. – Или блаженный. – Ебанутый. Кинули б мелочи и разошлись, тоже мне представление… В центре толпы оказывается молодой парень, сидящий на грязном полу на коленях и не поднимающий от этого грязного пола взгляда – Иззи нервно сглатывает. Парень тихо монотонно бормочет не различимые в шуме слова и держит в руке что-то – с того места, где стоит Иззи, не сразу видно что, не сразу видно и его окровавленную спину – и замахивается. В воздух взмывают несколько верёвок, покрытых узлами и, видимо, не только ими – парень мычит от боли, когда они цепкими змеями приземляются ему на спину, впиваются в кожу. Иззи сглатывает жадно. Заинтересованно. Он вытаскивает пробку из бутылки зубами и выплевывает её в сторону, отхлёбывает рома из горла. Смотрит. Снова и снова, взмах дрожащей руки – и боль, и раны, её подтверждающие, и не поднимающийся от пола взгляд. Иззи оказывается загипнотизирован этим зрелищем. Остальные подходят, чтобы посмотреть, смеются, издеваются, перекрещиваются или бросают мелочь – и уходят. Он стоит. Смотрит. – Так, хватит! – почему-то Иззи не удивлён, что хозяйкой этой забегаловки тоже оказывается крупная женщина, которой ничего не стоит растолкать толпу пьяных мужиков. – Ты, болезный, – она хватает парня с окровавленной спиной за руку и тянет наверх, – вставай и съебывайся отсюда. А не то это дерьмо, которое ты тут устроил, тебе Раем покажется. Разошлись, алкашня, здесь не на что смотреть! Ко времени, когда запоздавшего на несколько веков флагелланта выкидывают на улицу, Иззи выпивает уже больше половины своей бутылки. Он выходит вслед за ним и кидает её в сторону: стекло разбивается с громким треском, напаивает ромом землю. – Эй, ты, – Иззи присвистывает, чтобы привлечь внимание. Парень оборачивается, и Иззи соврал бы, если бы сказал, что вид его окровавленной спины его не вставляет. – Зачем ты это делал? – Ради искупления грехов, – отвечает парень глухим тихим голосом. – Умерщвление плоти – единственный путь на небеса. Остальные просто не понимают, они меня не слушают, они не верят мне… – О, значит, умерщвление плоти, – Иззи пьяно лыбится, подходя ближе, – я могу помочь тебе с этим. Может, опьянение не влияет на скорость его движений, а может, блаженный паренёк просто слишком тормознутый – как бы то ни было, он не успевает сделать ничего, когда Иззи вонзает лезвие ножа ему в сердце. Лишь вскрикивает, смотрит удивленно и стекает на землю теряющей тепло и кровь тушей. Иззи приседает на корточки, методично и последовательно разжимает его пальцы и достает из его руки плеть. Встаёт, самую малость шатаясь, и осматривает её, напившуюся чужой крови, со всех сторон. У него есть отличная идея.