Двенадцать лун и две недели

      - Неужели мне действительно нужно носить фиолетовый? Цзян Чэн, фиолетовый никогда не был моим цветом, и ты это знаешь.       Спор продолжается, по крайней мере, последние полчаса, и ни Цзян Чэн, ни Вэй Усянь ещё не устали от этого. Они прибыли в Пристань Лотоса незадолго до полудня, и Цзян Чэн отправился прямиком в свои комнаты, вытащил комплект официальной мантий и вручил их брату. Но, прежде чем облачиться, Усянь решил пожаловаться на их цвет, отчасти из принципа, отчасти потому, что вид расшитой пурпурной ткани слишком напоминал ему о дяде Цзяне, который умер в одеждах, выглядевших точно как те, что Цзян Чэн сейчас пытался ему навязать.       - Твой ужасный стиль меня не беспокоит, Вэй Усянь, - фыркает Цзян Чэн, благополучно «забыв», что Вэй Усянь носит чёрно-красное только потому, что он и Яньли хотели, чтобы он так ходил, с тех пор, когда они были детьми. – Но Юньмэн не может выглядеть так, будто у него нет лидера Ордена, слышишь? И чем меньше твой вид кричит о бродячем заклинателе, тем лучше!       - Во мне так же нет ничего, что кричало бы о лидере Ордена.       - Это обязательно, - говорит его брат, поворачиваясь к открытой двери. - Скажи ему, А-Хун.       Юй Чжэньхун - их третий шиди с довоенных дней и второй заместитель Цзян Чэна - вздыхает и проходит по комнате, обходя элегантную мантию, которую Вэй Усянь уже примерил и выбросил, пока не встаёт рядом со своим хозяином.       - Он прав, да-шисюн. Одеяния означают, что лидер Ордена доверяет тебе, и позволяют другим Орденам понять, что Юньмэн Цзян находится под тобой в такой же безопасности, как и под ним. Ты можешь думать, что наши цвета не подходят тебе, но было бы лучше, если бы ты их всё же надел.       Подбородок Вэй Усяня слегка вздрагивает от полузабытого титула - титула, которым его никто не называл уже много лет. Помимо него самого, его брата и сестры, только четверо из внутреннего круга учеников Юньмэн Цзян пережили падение Пристани Лотоса, и из этих четырех только один выжил с целым золотым ядром. Утром того дня, когда напали Вэни, Юй Чжэньхун отправился в нижний город, чтобы увидеть свою семью, и когда враги достигли этой части города, то обнаружили, что он безоружным играет посреди улицы со своей младшей сестрой. Вэнь Чжулю принял адепта за молодого отца, не практикующего, и приказал своим людям оглушить его и бросить умирать на дороге.       - Да-шисюн?       - Хорошо, я сделаю это, - ворчит Усянь, облачаясь в мантии, а потом замирает, пока Цзян Чэн завязывает пояс на его талии с большей силой, чем необходимо, и отправляет Юй Чжэньхуна к ящику в углу. - Но не ожидайте, что мне это понравится.       - Тебе никогда не нравится что-то хорошее, - фыркает Цзян Чэн. - Вот, надень на пояс.       Вэй Ин чувствует, как у него перехватывает дыхание, болезненно царапая внутреннюю часть горла, когда он видит сверкающий серебряный колокольчик, лежащий в открытой ладони Юй Чжэньхуна.       - Это ... о ...       Конечно, это не его собственный колокольчик. Свой он превратил в отталкивающий зло амулет, чтобы подарить на празднование первого месяца А-Лина. Он утратил его на тропе Цюнци, когда напал Цзинь Цзысюнь. Но этот колокольчик знаком ему не меньше; он знает каждую ниточку его фиолетовой кисточки, каждую слабую царапину на зеленом нефрите пришитых к ней бусинок; знает каждый из девяти выгравированных лепестков лотоса, что соприкасаются с маленьким шариком в сердцевине всякий раз, когда он издает звук. Иногда он даже спал рядом с человеком, который когда-то его носил, цеплялся за него, за шёлковую застежку, пока кто-нибудь - либо Цзян Фэнмянь, либо мадам Юй, либо её две горничные - Цзиньчжу и Иньчжу – не приходили отругать его и Цзян Чэна за то, что они опять пробрались в спальню к а-цзе.       - Она бы хотела, чтобы он был у тебя. По крайней мере, для этого, - говорит его брат, глядя на стропила, чтобы не смотреть на единственную слезу, что катится по щеке Вэй Ина. - Ты что, хныкать будешь весь день, или всё же наденешь его, чтобы я мог проинструктировать тебя и вернуться к А-Лину к закату?       - Почему? – наконец, выдавливает Усянь, сжимая колокольчик в руках, словно это могло каким-то образом вернуть его владелицу к жизни. – Я…       - Ничего не говори! - рычит Цзян Чэн. – Надень его, и марш ко мне в кабинет, у нас нет целого дня на подготовку!       И он отворачивается. Слёзы текут по его горлу, пока они с братом идут по коридору. Чжэньхун молча следует за ними. Следующие три часа юньмэнцы проводят, просматривая планы, списки и учетные записи (о которых Вэй Усянь абсолютно ничего не знает, проведя всю молодость либо без гроша, либо тратя своё пособие, как воду) до того, как Цзян Чэн показывает им главный зал с ещё одним предупреждением Вэй Усяню:       - Веди себя хорошо, или я вернусь и ноги тебе переломаю!       А потом он собирается в Ланьлин с мешком свежих семян лотоса, свисающим с его талии.       - Цзинь Лин просил их, - объясняет он, легонько хлопнув брата по плечу, когда Саньду поднимается на несколько футов в воздух. - Понятия не имею, зачем они ему. У них уже сезон в Ланьлине, но он сказал, что нуждается именно в этих. До свидания, вы двое. И, А-Хун, не позволяй Вэй Усяню попасть в беду, или ты мне ответишь.       - Хорошо, лидер Ордена Цзян, - спокойно кивает Чжэньхун. - Мы будем хорошо управлять Орденом, пока ты не вернёшься.       Цзян Чэн кивает и исчезает в легком облаке, парящем над озером, оставив двух мужчин смотреть ему вслед. Несколько минут спустя Чжэньхун бросает взгляд на солнце и издаёт тихий звук удивления.       - У тебя будут посетители через пятнадцать минут, да-шисюн. Поторопись, сядь, а я пойду за хранителем документов.       - Где мне сесть? - Ни стульев, ни подушек не видно, единственное место, где Усянь мог бы присесть в передней части зала - ступени у подножия лотосового трона. - На ступеньках, Чжэньхун?       - Что? Нет, на троне.       Вэй Усянь почти теряет сознание при одной мысли об этом:       - Чжэньхун, ты в своем уме? Если Цзян Чэн узнает, что я даже подумал об этом, он ...       - По его приказу, - обрывает его Чжэньхун. - Разве ты не слушал в конце?       - Нет, - слабо отвечает Усянь. - Хорошо, я… я сяду там. Но если Цзян Чэн вернётся и убьет меня, это будет твоя вина.       - Я рискну вызвать его недовольство, да-шисюн.        - Но… Чжэньхун, это был трон дяди Цзяна и мадам Юй, и…       Чжэньхун моргает - наполовину от удивления, наполовину от того, что, кажется, понимает, о чём тот пытается сказать: Вэй Усянь не может взять в толк, как он может незаконно занять чужое место, он ведь не имеет кровной связи с кланом.       - Наверное, ты чувствуешь, что не имеешь на это права? – Заместитель главы решается озвучить витающие мысли вслух. - Несмотря на то, что лидер Ордена дал своё разрешение?       Вэй Усянь издает ещё один раненый стон и хватается за колокольчик.       - Да-шисюн, при всём уважении - Ли Шуай была там в тот день, и она сказала, что Вэнь Чао сидел на этом троне, - шипит Чжэньхун, хватая Вэй Усяня за плечи и тряся его. - Он убил Цзян-цзунчжу и Юй-фурэн, и он сидел на этом троне с той змеёй, что называл своей госпожой, той, которая требовала от Юй-фурэн отрезать тебе руку, а Цзян-цзунчжу и её светлость лежали мертвые на полу перед ними! Ты их сын, да-шисюн, и твой долг перед Юньмэн Цзян сделать это для них так же, как и для...       - Я виноват, что Вэнь Чао был здесь, - тяжело выдыхает Усянь, прослеживая взглядом основание богато украшенного бронзового кресла и размышляя о днях, которые они с Цзян Чэном проводили здесь, играя у ног Цзян Фэнмяня, когда мадам Юй была занята их сестрой. - Это моя вина, дядя Цзян и мадам Юй умерли, потому что я...       - Ты действительно так думаешь? - рычит Чжэньхун, сжимая пальцы на его рукаве, как тиски. – Почему ты думаешь, Вэни привезли нас всех в Цишань для идеологической обработки? Не для того, чтобы учить нас, никогда – они взяли нас в заложники, чтобы наши Ордены уступили Вэнь Жоханю в надежде спасти нас! Их атака на Пристань Лотоса была заложена в камне, как только вы и Цзян Ваньинь оказались в их руках - ты забыл, что к тому времени, как мы прибыли, Облачные Глубины уже сгорели? Ты же не будешь утверждать, что это произошло из-за какого-то оскорбления со стороны Ханьгуан-цзюня или их старейшин?       - Жоханю нужно было как-то напугать другие Ордены! - Вэй Усянь кричит, пытаясь сбить разрывающую агонию, что поднимается в сердце при воспоминании о Лань Чжане, хромающем к нему по ступеням. - Он должен был с чего-то начать, Чжэньхун - с таким же успехом это мог быть Ланьлин или Цинхэ…       - Они бы все равно пришли! - настаивает Чжэньхун, его глаза горят, как пара чёрных костров, когда он направляет Вэй Усяня обратно к трону. – Выбор был прост, одно из двух: либо умереть, либо уступить, и пусть Жохань заберёт всё. Думаешь, Цзян-цзунчжу и Юй-фурэн могли это выдержать?       - Я…       - И не идея надзорного пункта заставила её напасть на женщину Ван.       - Ч-что?       - Ты был её, да-шисюн. - Чжэньхун теперь тоже кричит, поворачиваясь, чтобы обвести глазами комнату, как будто он всё ещё мог видеть резню, которая тут произошла - видеть, как сверкает Цзыдянь; как Ван Линцзяо осмеливается сесть на место главы; как Цзян Чэн умоляет мадам Юй не лишать Вэй Усяня руки - он видит это, как если бы сам присутствовал здесь, а не находился где-то далеко, почти истекая кровью в переулке, когда его трехлетняя сестра тщетно взывала о помощи к проходящим мимо вражеским солдатам. - Возможно, мадам Юй возмущалась тобой, по той или иной причине, но вы были её - и она предпочла бы вызвать гнев небес, чем искалечить тебя собственными руками, или позволить этому случиться, не отдав свою жизнь, чтобы спасти тебя!       - Но... Чжэньхун, когда она отослала меня и Цзян Чэна, она сказала, что это я сделал...       - Что не скажет мать из-за беспокойства, когда она опасается за жизнь своих детей? - рявкает заместитель. - Моя сказала бы хуже, уверяю тебя! Госпожа могла бы держать тебя при себе, чтобы сражаться, она знала, что твой брат встретит Цзян-цзунчжу и Цзян-гунян в течение нескольких часов после своего отъезда – тебе незачем было идти с ним! Она отослала тебя ради тебя так же, как и ради будущего Ордена, и мне интересно, как с твоим острым умом тебе понадобилось так много времени, чтобы осознать это!       Дыхание выходит из тела Вэй Усяня с прерывистым стоном, он падает на трон, как кусок влажной бумаги, и Чжэньхун прижимает чистый белый платок к его вмиг вспотевшему лбу.       - Теперь будь достоин её, Цзян-цзунчжу, девы Цзян и своего брата, и возглавь Орден. Они доверили тебе самое ценное, что у них есть. Не подведи!       * * *       Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Облачные Глубины, Гусу Лань.       Лань Чжань, это был странный день, так что прости меня за все кляксы, кривые линии, и места, где я размазал кисть по пергаменту – я не нарочно. Сейчас я лидер Ордена Юньмэн Цзян, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь с этим свыкнуться. Я надеюсь, что Цзян Чэн и Цзинь Лин будут бороться со змеиной ямой, в которую превратилась Башня Кои, достаточно быстро, чтобы я не успел ни к чему привыкнуть, но даже если они не поторопятся - возвращение сюда уже достаточно тревожно, хотя в каком-то смысле сладко, я могу сравнить это только с тем чувством, которое я испытал, когда узнал, что ты никогда не ненавидел меня, даже когда мы были учениками.       Повсюду вокруг меня призраки, Лань Чжань. Я слышу голос дяди Цзяна на каждом шагу, и мадам Юй, и всех тех маленьких учеников, что погибли, когда горела Пристань Лотоса. Слава Богу, я не слышу мою шицзе; её предсмертные слова были нежными, и она даже не издала ни звука боли в конце... но даже воспоминание о том, как она оставила меня, доводит меня до безумия. Но я должен продолжать жить, по крайней мере, ради Юньмэна. Что касается дяди Цзян и Юй-фурэн, наш третий шиди сказал мне сегодня кое-что, что заставило меня понять, что у меня было две матери и два отца, и мне удалось потерять всех четверых. Я потерял счёт времени, как долго после этого преклонял колени в родовом зале. Я остановился только потому, что третий шиди вытащил меня на ужин, а потом уложил спать. Я сплю в комнате Цзян Чэна, потому что моя была частью того крыла, что сгорело дотла и рассыпалось пеплом, когда Пристань Лотоса пала. Но мне так трудно спать в одиночестве...       Лань Чжань, я так по тебе скучаю, это больно. Я не вижу пути вперёд; как мне отстоять Юньмэн Цзян, как это делали мой брат или мой дядя? Что будет, если я ошибусь? У меня есть третий шиди, чтобы помогать мне, и у тебя я могу спросить совета, так как Цзэу-цзюнь делил значительную часть работы в Гусу Лань с тобой, а теперь и вовсе большую часть оставил на тебя... Но, предположим, мне даже этого не хватит? Что я буду делать тогда? Что будет делать Юньмэн? Как мне снова встретиться с братом, если я не смогу выполнить то, о чём он меня просил?       Лань Чжань, ты самый мудрый человек, которого мне когда-либо посчастливилось встретить. Ты никогда не проигрываешь, если берёшься за дело, и мысль о том, что следующие месяцы я проведу без тебя, заставляет меня…       Ах, хорошо. Этот отрывок испорчен, так как Цзян Чэн держит котёнка, который вскочил и ударил мою кисть, а у меня нет времени снова всё это писать. Тысяча объятий тебе, мой Лань Чжань, и А-Юаню - его маленькое голодное личико преследовало меня часами, говоря: «Сянь-гэгэ, я голоден, голоден», пока я не смог заплакать. Пожалуйста, Лань Чжань, ради меня, ты всегда должен давать ему столько риса, сколько он хочет, всякий раз, когда он просит. И меня не волнует, противоречит ли это принципам Ордена Лань «съедать не больше трёх мисок риса во время еды». Мой ребёнок больше никогда не должен быть голоден, даже если за это придётся получить сто ударов.       Всегда твой, дорогой, как в горе, так и в радости - Вэй Ин.       PS. Тебе действительно повезло, что я подарил тебе кроликов, а не котят, Лань Чжань! Этот маленький зверь – кошка - совсем не знает страха и требует, чтобы я носил его за пазухой даже после того, как искусал мои пальцы в кровь. Он чем-то напоминает мне тебя, хотя я уверен, что ты рассердишься на меня, когда прочтёшь об этом!