Двенадцать лун и две недели

      Первые несколько дней Вэй Усяня в Цинхэ проходят так, что это можно назвать только одним словом – «отдых», хотя у него почти никогда не было возможности узнать значение этого слова. Пока он был учеником, у него всегда имелись обязанности, которые он должен был выполнять, и каждое мгновение свободного времени, которое им с Цзян Чэном удавалось украсть, означало, что позже им придётся подольше оставаться с маленькими учениками или помогать дяде Цзяну с делами Ордена. Затем была война. Следом он и Цзян Чэн восстанавливали Пристань Лотоса. А потом он убежал с Вэнями с тропы Цюнци и отвез их всех в Илин, где провёл два года, работая до изнеможения, чтобы накормить и одеть их всех, прежде чем умереть у подножия той скалы в Цишане. Поэтому сидеть неподвижно и ничего не делать - это то, что Вэй Усянь почти не умеет делать.       - Я думал, что приехал сюда, чтобы помочь тебе подготовиться к конференции, - сетует он, когда Не Хуайсан приходит в его комнаты на второй день и объявляет, что ему не позволено заниматься чем-либо, кроме как отдыхать и развлекаться в Нечистом Царстве, пока не приедут другие гости. И, если он согласен, время от времени, навещать целителей с Не-сюном. – Разве не так было сказано в твоем письме?!       Хуайсан раскрывает веер и изо всех сил старается выглядеть невинно.       - Именно так, Вэй-сюн. Но Юй Чжэньхун сказал мне, что ты нездоров уже несколько месяцев, а затем это отклонение ци сделало всё намного хуже, поэтому он и я… Мы оба притворились, что ты нужен мне здесь, чтобы помочь, иначе ты бы не приехал пораньше и не отдохнул.       - А-Хун вмешивается в чужие дела! - возмущённо говорит Вэй Усянь, глядя на свиток, что Не-сюн суёт ему в руки, и вздыхает, когда замечает приписку внизу, в которой говорится о встрече с Юн-фурэн примерно через час после ужина. - Это лишняя неделя, во время которой Ли Шуай придётся присматривать за домом!       - И лишняя неделя, когда ты и твои старшие ученики не будете на её попечении, - отмечает Хуайсан. - Так или иначе, госпожа Ли тоже в этом замешана. Она сделала все приготовления с твоей стороны, по словам Чжэньхуна.       Столкнувшись с тем фактом, что все, от А-Шуай до учеников, похоже, вступили в сговор под самым его носом, чтобы дать ему неделю отдыха, Вэй Усяню ничего не остаётся, кроме как сдаться. Днём он гуляет по городу с Сяо-Ю и возвращается в крепость после захода солнца, чтобы поесть и отправиться спать. Но, после обхода комнат учеников, дабы убедиться, что все пятнадцать из них всё ещё живы и здоровы, появляется Не Хуайсан вместе с Юй Чжэньхуном и ведут его к целительнице. Вэй Усянь терпит её брань и ругань с безмятежным лицом, отвечает на вопросы о том, как часто он ест и как долго спит, пока она не протягивает руку и не посылает поток своей ци через главный меридиан на его запястье.       - Все Ваши меридианы заблокированы, близко к нижнему дяньтяню, - хмурится целительница. – И с Вашей ци всё хорошо, хотя она немного слабовата, что вполне нормально вскоре после отклонения. Но что именно случилось с Вашим золотым ядром?       - Оно было вырезано, - отвечает Юй Чжэньхун, прежде чем Вэй Усянь успевает придумать убедительную ложь. – Врач, который проводил операцию, в течение полутора дней постепенно иссекал ядро и сломал каждый из меридианов по очереди, чтобы не дать ему умереть от сердечной болезни.       - А-Хун! - Вэй Усянь задыхается, чувствуя себя преданным. - Ты не можешь просто так… Никто не должен знать об этом! Цзян Чэн...       - Как Вы собираетесь выздороветь, если храните секреты от своего целителя? - едко произносит госпожа Юн. - Я была главным лекарем клана Не с тех пор, как родился Чифэн-цзюнь, и я сохранила больше секретов моих пациентов, чем Вы можете себе представить, молодой человек. Из того, что я слышала, именно Ваше нежелание рассказать Пан Гаолинь правду о своём ядре, помешало Вам получать надлежащее лечение всё это время, так как Вы заставили её поверить в то, что Вэнь Чжулю растопил Ваше ядро.       - Ты можешь ей доверять, Вэй-сюн, - вмешивается Не Хуайсан, когда Вэй Усянь открывает рот при упоминании целительницы Пан. - Она лечила Сичэнь-гэ, когда у него было первое отклонение ци, и она также присматривала за да-гэ.       - Мы с Пан Гаолинь вместе ходили в школу исцеления в Синьцзяне, когда были молоды, так что так, - пожимает плечами Юн-фурэн. - В нынешние дни не делают лекарей нашего вида, Вэй-цзунчжу, не сейчас, когда ушли Синьцзян Чжао и Дафань Вэнь. Теперь отвечайте: как давно Вы заболели, и что Вы принимали?       Вэй Ин по большей части молчит, пока Юй Чжэньхун вытаскивает пачку бумаг из своего мешочка-цянькуня и зачитывает список тоников, которые Пан-фурен прописала ему для укрепления здоровья, а также различные симптомы, которые Усянь впервые начал замечать, когда он и Лань Чжань вместе бродили по сельской местности прошлой осенью.       До сих пор он и не подозревал, что их было так много. Его быстрое истощение, когда он пытался сделать что-то более напряженное, чем стирка одежды или ношение на руках А-Ю. Постоянное отсутствие аппетита, даже когда он восстанавливался после отклонения ци. Необъяснимая слабость и бесчисленное множество других мелочей, которые он бы проигнорировал, если бы был один. Но затем Чжэньхун упоминает странную боль, которая начала ощущаться вокруг спины и бедер Усяня после отклонение ци, и это заставило Юн-фурэн нахмуриться и что-то пометить в своих заметках.       - Как подействовали лекарства Пан-фурен от желудочной болезни? - спрашивает она. - Здесь говорится, что шесть месяцев назад Вы не могли съесть больше половины миски риса во время еды, но теперь Вы можете потреблять полноценную пищу, не заболевая.       - Раньше меня тошнило, когда я ел больше, но теперь я не часто чувствую голод.       Целительница кивает:       - Лягте на скамейку на живот и расстегните внутренние одежды, чтобы я могла проверить Вашу спину. Вы хотите, чтобы я отослала господина Юя и Не-цзунчжу?       Вэй Усянь качает головой и забирается на скамейку:       - Нет, в этом нет необходимости.       Он лежит в тишине несколько минут, пока Хуайсан смотрит на свои ногти и пытается не казаться взволнованным. А-Хун же выглядит откровенно встревоженным и с силой мнёт платок между ладонями, пока тот почти не разрывается пополам. Но Юн-фурэн не обращает на них внимания. Она работает быстро, порхая руками над спиной Вэй Усяня, а затем проводит ладонями по слишком выступающим гребням его бедер, прежде чем попросить его снова сесть.       - Ваши кости намного слабее, чем я бы ожидала от человека Вашего возраста, - обеспокоенно произносит госпожа Юн. - Сколько Вам лет, Вэй-цзунчжу?       Он прищуривается и пытается сложить недели между датой своего последнего дня рождения и днем своей смерти, прежде чем считать месяцы с момента своего воскрешения, и, наконец, приходит к числу, которое звучит примерно правильно.       - Прошло два месяца после моего двадцать второго дня рождения, когда я умер, - говорит он, - и я вернулся в начале прошлой зимы. Сейчас осень, так что мне должно быть около двадцати трёх.       - Вы вообще посещали целителя с момента вашего возвращения и до того дня, когда Гаолинь впервые увидела Вас?       - Вкратце, в Облачных Глубинах Лань-цзунчжу лечил меня от раны в животе во время холодного месяца, но он не обнаружил ничего плохого, кроме раны. Так сказал Ханьгуан-цзюнь.       - Цзэу-цзюнь - знаменитый целитель, поэтому он бы не пропустил это, если бы оно присутствовало тогда, - бормочет госпожа Юн. - Особенно с тем путем совершенствования, которым он следует. Но твои кости легче, чем должны быть, сильно легче. И чтобы они стали такими за такое короткое время, пока Вы были в безопасности в Пристани Лотоса - я никогда о таком не слышала.       - Что обычно вызывает такую слабость? - выпаливает А-Хун, без сомнения вспоминая, что Вэй Усянь так долго не мог ходить после отклонения ци, что Лань Чжань купил ему трость. А затем начал носить его на руках по Пристани Лотоса, когда стало ясно, что даже с тростью ходить ему было слишком тяжело. - Юн-фурэн?       - В основном, продолжительный голод, - объясняет целительница. - Но это явно не тот случай, Юй-цзунчжу, поэтому я не могу сказать, чем это вызвано.       После этого она отсылает их всех, убеждая Вэй Усянь есть побольше свежего творога с фасолью во время обеда и делать лёгкие упражнения по утрам. Целительница оставляет его с ещё одним флаконом лекарства, которое нужно принимать каждый день - очевидно, чтобы его кости не сломались, поскольку даже падение на жесткий пол может разрушить его колени и оставить их безвозвратно повреждёнными.       - Давайте не будем рассказывать Цзян Чэну, - шутит Вэй Усянь, когда он и А-Хун оказываются вне пределов слышимости целительницы Юн и идущего впереди Не Хуайсана. - Он действительно сломает мне ноги в следующий раз, когда я разозлю его, если узнает, что ему нужно только толкнуть меня, чтобы сделать это.       - Вэй-цзунчжу! - Юй Чжэньхун стонет, выглядя явно ошеломлённым. - Как в такое время ты можешь думать о…       - Вэй-сюн всегда был таким, - пожимает плечами Не Хуайсан, у которого бесспорно острый слух. - И ты скоро поправишься, Вэй-сюн. Юн-фурэн знает, что делает, и целительница из Люфэн позаботится о тебе, когда те вернёшься в Пристань Лотоса.       И это, как ни странно, конец дискуссии; по крайней мере, пока Юй Чжэньхун не оглядывается на него, когда они подходят к гостевому крылу:       - Ты собираешься сказать Ханьгуан-цзюню, когда он и остальные члены его клана прибудут?       - Нет. И если ты скажешь ему, Юй Чжэньхун, я сам сломаю тебе ноги!       * * *       Позже той же ночью Вэй Усянь обнаруживает, что лежит в своей занавешенной балдахином кровати, глядя в потолок. Сяо-Ю извивается на его животе, как червяк. А его волосы разметались по подушкам, как лужа тёмной воды, когда он безуспешно пытается заснуть. Визит к целителю этим вечером всё ещё свеж в памяти, как и заявление госпожи Юн о том, что она мало что может сделать, чтобы вылечить его. Но Вэй Усянь очень сомневается, что что-либо может навредить телу, пережившему Курганы и четыре года демонического совершенствования, так что, это не может быть причиной его бессонницы сегодня ночью. Но его комнаты определённо слишком велики, чтобы чувствовать себя комфортно, решает он, мрачно разглядывая свою спальню, когда Сяо-Ю скатывается на матрас с легким вздохом. Не-сюн утверждал, что дал им апартаменты достаточно большие для него и Сяо-Ю, но они кажутся более подходящими для двоих взрослых человек, а не одного юноши двадцати трёх лет и ребёнка, довольно маленького, чтобы спрятать его в корзине. Хотя комнаты красивые, в стиле Не-сюна, с нарисованными по трафарету птицами и цветами, покрывающими голые каменные стены, и занавесками из красного и персикового шёлка, развешанными повсюду, насколько он может видеть. Как ни странно, в пустых дверных проёмах даже висят позвякивающие нефритовые бусы - потому что в этом месте нет ни одной двери, кроме той, что отделяет купальню от гардеробной. Лишь полупрозрачный, пахнущий жасмином атлас, трепещущий на ветру из открытых окон, как шторы вокруг большой двуспальной кровати.       «Очень одинокой двуспальной кровати», - думает Вэй Усянь, потому что Лань Чжаня нет в ней рядом с ним.       Комфорт действительно очень мало значил, когда он крепко спал в объятьях Лань Чжаня на односпальной кровати, которая была у них в Пристани Лотоса. И как же не хватало комфорта прошлой ночью, в этой огромной постели со всеми её мягкими одеялами, парчовыми подушками и гладкими синими простынями.       «Лань Чжаню бы понравилось, - размышляет он, пробегая пальцами по тонким нитям и пытаясь выстроить маленькие конечности Сяо-Ю в прямую линию. - Наши простыни дома поначалу были для него слишком грубыми».       Теперь даже простыни напоминают ему о заклятом чжи. Как странно, что он больше не может прожить и дня, не видя Лань Чжаня везде, куда бы он ни пошёл, и во всём, чтобы он ни делал. Он находит его в брызгах воды в своей ванной, таких прозрачных, что он может использовать имя при рождении Лань Чжаня, чтобы описать это. И в безоблачном небе, и в тёплых одеялах, и во вкусе юннаньской лапши на своих губах, сладком, богатом и полезном, как голос друга, который всегда готовит это для него.       «Я никогда не смогу вернуться домой без Лань Чжаня, - понимает он, со странной горячей смесью радости и отчаяния. - Никогда, если этого от меня не потребует долг. Я останусь в Пристани Лотоса до тех пор, пока буду нужен Цзян Чэну и Цзинь Лину, а потом… а потом…»       Что сказал ему Лань Чжань, когда он впервые пришел в Пристань Лотоса, предлагая Вэй Усяню половину цзинши и любезное имя для Сяо-Ю? «Любой мой дом принадлежит тебе, Вэй Ин. Полностью твой, если хочешь». В конце концов, разве для Вэй Усяня не имеет смысла жить в Облачных Глубинах, после того как он закончит выполнять свои обязанности в Юньмэне? У Сычжуя должны быть оба родителя, хотя Лань Чжань и воспитал его так хорошо сам по себе, и Сяо-Ю должен расти со всей семьей. Как мог Вэй Усянь отказать любому из своих детей в брате или во втором отце, когда им четверым никогда не суждено было бы расстаться друг с другом?       «Твой папа - вторая половина моей души, - сказал однажды Лань Чжань Сяо-Ю, позволив крошечному ребёнку пальцами стягивать свою лобную ленту прямо с головы. - Самый дорогой друг моего сердца. Конечно, ты можешь прикоснуться к моей ленте, А-Ю».       - Тогда мы поедем в Гусу, когда всё это закончится, - шепчет Вэй Усянь, притягивая ребёнка к своей груди и сжимая его так сильно, что тот издаёт лёгкий протестующий писк. - И мы все будем вместе: ты, я, Лань Чжань и А-Юань - как и должно быть. Тебе бы это понравилось, А-Ю?       Сяо-Ю ничего не говорит, но его радостное сопение - достаточный ответ, по мнению Вэй Усяня. Какой маленький мальчик не хотел бы жить в таком доме, как цзинши, играть в декоративных ручьях Облачных Глубин и наслаждаться совокупным обожанием своих отцов с того момента, как он открыл глаза утром, и пока его не уложат спать ночью?       - Однако нам придётся построить кухню рядом с цзинши, - хмурится Вэй Усянь, чувствуя, как его веки становятся тяжелее. Он ложится рядом с Сяо-Ю и натягивает одеяло им на плечи. - Ни один из нас не сможет переварить пищу Гусу, так что, думаю, мне придётся готовить для всех нас, чтобы даже Лань Чжань, время от времени, мог любить то, что он ест.       А потом он, наконец, засыпает, видя во сне пруд с лотосами высоко в горах и А-Юаня с А-Ю, сидящих рядом, в то время как Вэй Усянь наблюдает за двумя своими сыновьями вместе Лань Чжанем, держа его за руку.       * * *       Нечистое Царство, Цинхэ Не в Облачные Глубины, Гусу Лань.       Дорогой, возможно, я величайший дурак из всех, кто когда-либо рождался под луной, что так долго отрицал себя. Но я думаю, что теперь я знаю, что не могу жить отдельно от тебя. Ни год, как того ожидает Цзян Чэн, ни даже три месяца, когда я терпел твоё отсутствие перед тем, как ты прибыл в Юньмэн той ночью. Ни даже неделю, которую я мучился без тебя с тех пор, как мы расстались в Пристани Лотоса. Ничего не доставляет мне радости вообще сейчас, когда ты далеко от меня. И я бы отказался от еды, как ты сказал в последнем письме, но А-Хун и Не-сюн станут кричать на меня за это. Хотя я не думаю, что ты можешь быть достаточно глупым, чтобы чахнуть в тоске, как я.       Возможно, это просто еда Гусу портит тебе аппетит, мой Лань Чжань. Когда ты и А-Юань приедете в Цинхэ, я приготовлю для вас обоих несколько юньмэнских блюд, и тогда вы поймете, что никогда больше не сможете есть бланшированные овощи и простую белую кашу с горьким бульоном, после того, как попробовали суп моей шицзе и пирожные с лотосом, а также «мостовую лапшу», которую ты мне готовил. Это естественно, что вы терпели гусуланьскую еду так долго, ведь вы выросли на ней, и А-Юань ел всё, что угодно, когда был ребёнком, потому что еды у нас было мало. Но вам не нужно будет так много страдать после того, как А-Лин, наконец, поселится в Цзиньлинтай.       Лань Чжань, могу ли я быть настолько смелым, чтобы спросить: когда я перееду жить в цзинши следующей весной, может, мы построим рядом кухню? Нам понадобится собственная кухня, чтобы мы могли готовить то, что нам нравится, учитывая мои эгоистичные южные вкусы (потому что повара в Облачных Глубинах упали бы в обморок, если б они, хоть мельком, увидели перец чили, а ведь ты знаешь, как я его люблю) и маленького голодного сына, которого нужно вырастить. Маленькие дети едят много, когда у них есть достаточно, чтобы поесть, и я думаю, что моё сердце разобьётся, если воспитатель когда-нибудь скажет Сяо-Ю, что четыре миски риса для него слишком много. Мои года голода на улицах Илина не выходят у меня из головы даже сейчас, как и те два года, которые я потратил на то, чтобы затягивать и затягивать пояс в Могильных курганах из-за того, что у нас был плохой урожай. Или из-за беспокойства, что я не смогу дать достаточно еды А-Юаню, чтобы он хорошо рос. Поэтому я никогда не должен слышать, что кто-то ругает Сяо-Ю за то, что он слишком много ест. Ты же понимаешь, Лань Чжань, не так ли?       Что касается твоих поцелуев, я полагаю, что могу оставить их про запас, а не душить ими нашего бедного ребенка. Так что, тебе придётся набраться терпения и получить их все, когда ты приедешь. В конце концов, я привык целовать тебя всякий раз, когда у меня появляется настроение, когда мы всё ещё были вместе в Юньмэне. И избавиться от этой привычки было труднее всего. Я даже однажды поцеловал А-Хуна, не задумываясь об этом, и сегодня утром после завтрака чуть не поцеловал Не-сюна в макушку. Он воспринял это как пренебрежение к своему маленькому росту, поэтому он гнался за мной всю дорогу до моих покоев и сказал, что скормит меня А-Ён, если я осмелюсь сделать это снова.       Вся моя любовь к тебе, как обычно, Вэй Ин.       * * *       Облачные Глубины, Гусу Лань в Нечистое Царство, Цинхэ Не.       Вэй Ин, мы построим сотню кухонь около цзинши, если ты хочешь, моё сердце. Это будет твой дом, так же, как и мой, так что, ты можешь делать с ним всё, что тебе нравится. И нам, безусловно, понадобится кухня для Сяо-Ю, потому что, боюсь, он никогда не простит нам, если мы накормим его, хотя бы одним из блюд, которые мой клан так любит. Конечно, это будет и его клан, так как я уже начал необходимые приготовления, чтобы сделать ему ленту, и дал понять старейшинам, что намерен объявить его своим сыном. Но он не обязан мириться с теми обычаями клана, которые ему не нравятся. Он может нарушать сколько угодно правил, как это всегда делал его «мама», и будьте уверены, что его отец никогда не станет его ругать за это, если только это не будет действительно необходимо.       Однако, говоря о кухне, когда-нибудь после Сяо-Ю у нас, наверняка, будет больше малышей, если нам улыбнётся удача, и будет легче управлять большим домом, не полагаясь на общие кухни, которые обслуживают весь Орден. Я лучше пойду в соседнюю комнату за едой для голодного ребенка, чем отправлюсь на другую сторону Облачных Глубин. Да и ты любишь есть в самое неподходящее время, поэтому лучше всего подойдет именно собственная кухня. Я построю её, как только конференция в Цинхэ закончится, и она будет готова для тебя и Сяо-Ю, когда вы решите приехать.       (И, может быть, сейчас бесполезно говорить об этом, но меня очень огорчает то, что ты когда-либо был голоден, и в то время, когда я должен был помочь тебе - тоже. Но, если ты позволишь, я позабочусь о том, что ты больше никогда не голодал, и буду присматривать за тобой и нашими детьми до конца моих дней).       Как всегда в величайшем нетерпении, мой дорогой, Лань Чжань.       PS. Пожалуйста, не целуй снова Юй Чжэньхуна и Не Хуайсана, Вэй Ин. Уже почти зима, и ты можешь простудиться. Но я обязательно буду умываться каждые два часа в Цинхэ, и ты сможешь целовать меня, когда захочешь, без страха. Конечно, мне придётся проявить величайшую осторожность, чтобы ты не заболел, но я не могу сказать, что А-Хун или Не-цзунчжу поступили бы также.