Двенадцать лун и две недели

      Спустя почти три месяца после ночи его отбытия из Облачных Глубин (и двенадцать часов после отъезда из Пристани Лотоса, где А-Шуай провожала его вместо Вэй Ина) Лань Ванцзи оказывается лицом к лицу с доказательством того, что его брат вполне мог потерять рассудок, а именно: изменённая стена правил, которая, кажется, уменьшилась почти наполовину от своего первоначального размера.       - Я не ожидал, что это будет выглядеть так, - бормочет он себе под нос, глядя на изрубленную секцию, когда-то посвященную праведности чувств. - Я думал, что, возможно, сюнчжан просто стёр те законы, которые ему не нравились, а не обрушил половину горы.       - В то время было слишком темно для меня, чтобы сделать это чисто, Ванцзи, - громко говорит Лань Сичэнь, появляясь наверху лестницы. За ним следуют Цзинъи и Оуян Цзычжэнь. - Добро пожаловать обратно. Дети и я очень скучали по тебе, и шуфу будет рад видеть тебя дома в целости и сохранности.       - Сюнчжан. - Лань Ванцзи чуть не смеётся вслух при виде него, прежде чем удивленно моргнуть, заметив странную тяжесть его губ - как будто сама его плоть приняла облик торжественности, просто потому, что Лань Ванцзи вернулся в Гусу, где ожидаются такие выражения, как «Приятно видеть тебя».       Его брат, с другой стороны, ни разу в жизни не был мрачен; их дядя часто говорил, что Сичэнь ворковал во сне, когда был ещё в колыбели, а юный Лань Хуань из воспоминаний Ванцзи почти никогда не хмурился, за исключением дня смерти их матери. Лань Сичэнь приветствует брата с такой яркой улыбкой, что дежурные ученики отводят глаза, а затем тянет его за собой в ханьши на послеобеденную трапезу с чаем и свежими медовыми лепёшками. И что-то в сердце Лань Ванцзи успокаивается от этого приглашения, потому что, даже без Вэй Ина рядом с ним, вид его здорового и счастливого брата значит для него больше, чем он может выразить словами.       * * *       После того, как они поели и выпили несколько чашек чая (некоторые из которых, кажется, из подношений от опальной секты Молин Су, что присылала столько подарков и безделушек, сколько денег могла сэкономить вместе со своими учениками, в попытке вернуть благосклонность Гусу Лань), Лань Сичэнь прочищает горло и складывает руки на коленях, задумчиво глядя через стол на Лань Ванцзи, прежде чем положить две длинные тонкие шёлковые коробки рядом с его тарелкой.       Две коробки, подобные которым Лань Ванцзи не видел уже много лет, с тех пор, как А-Юань получил свою клановую ленту вскоре после пятого дня рождения.       - Сюнчжан? - спрашивает он, позволяя любопытной нотке в своём голосе говорить за него. - Чьё это?       Его брат кивает подбородком на ту коробку, что справа:       - Сначала открой её, диди.       Лань Ванцзи делает то, что ему велят, и удивленно моргает, глядя на бледно-голубую атласную ленту, а затем на изящное украшение в виде серебряного облака, которое по праву принадлежит ближайшему родственнику лидера клана или первому поколению, непосредственно предшествующему им. Поскольку брат их отца всё ещё жив, любые дети Лань Ванцзи или Лань Сичэня не получат облачное украшение, пока не достигнут совершеннолетия, поэтому А-Юань носит белую ленту с облачным рисунком вместо голубой с серебром.       - Для Сычжуя? - спрашивает Лань Ванцзи. - Но он достигнет совершеннолетия только после Нового года.       - Я подумал, что он мог бы присутствовать на этой конференции как самостоятельный молодой человек, а так же как мой наследник и главный ученик, - отвечает его брат. - Теперь ты главный культиватор, Ванцзи, и самый высокопоставленный заклинатель среди всех четырёх великих Орденов. Когда придёт время, ты не сможешь стать Лань-цзунчжу после меня, так что, должно быть известно, что А-Юань - мой наследник, хотя ты всё ещё первый в линии преемственности.       - Этот брат понимает, - говорит Лань Ванцзи, коротко склонив голову. Он редко задумывается о линии наследования своего клана. Потому что перспектива того, что Сичэнь больше не будет лидером Ордена, слишком опасна, чтобы думать об этом, и поскольку в клане есть два молодых достойных наследника в лице Сычжуя и Цзинъи, чей дед был младшим двоюродным братом бабушки Лань Ванцзи. - А вторая лента? Для кого она предназначена?       - Я хочу принять А-Цин в основной клан как свою дочь, - объясняет Лань Сичэнь. - Только если она, конечно, согласится с этим. Она уже близка с А-Юанем и А-И, и большую часть своего времени она проводит со мной, когда её нет с ними, поэтому я подумал, что так будет лучше.       - Старейшинам это не понравится, сюнчжан. Ты помнишь проблемы, которые они нам доставили из-за А-Юаня, потому что считали его незаконнорожденным, хотя мы и представили им ложные доказательства того, что он мой. Они заставят тебя страдать и заставят страдать Цин-гунян.       Это недосказанное предупреждение. «Я всегда с тобой, сюнчжан, всегда. Но я не верю, что кто-либо из вас сможет вынести гораздо больше раздоров, чем вы уже видели. Так что, ты должен позволить мне спорить от твоего имени. Только на этот раз».       По какой-то причине его брат снова только улыбается:       - Кто остался в Совете, чтобы противостоять мне?       Лань Ванцзи при этом резко закрывает рот, потому что его брат прав. Только трое из членов Совета, служившие в его юности, присутствовали на последнем собрании Ордена, которое он посетил как главный заклинатель: дед Цзинъи, Лан Хайян, и две женщины, родившиеся в поколение его прапрабабушки.       Внезапно он понимает, что старейшины, заставившие его отца уступить им большую часть своей власти, а не Лань Цижэню (который позже проголосовал за Лань Ванцзи, получившего тридцать три удара дисциплинарным кнутом после смерти Вэй Ина) редко появлялись на публике с тех пор, как он покинул уединение четырнадцать лет назад, незаметно покидая свои посты и переходя в уединённое совершенствование, один за другим, пока не остались лишь немногие старшие, дружившие с его дядей.       - Сюнчжан? - Он хрипит и делает ещё один глоток чая, чтобы успокоиться. - Что… что ты сделал?       Лань Сичэнь постучал пальцами по темному дереву чайного столика, прежде чем положить руки себе на колени в очередной раз.       - Шуфу и я признали их виновными в фальсификации доказательств во время суда. - Он пожимает плечами - пожимает плечами! - как будто откровение о том, что он и их дядя в одиночку уничтожили Совет старейшин, было недостаточно. – Помимо этого было ещё хищение почти ста тысяч серебряных таэлей за последние сорок лет. Виновные были помещены в принудительное уединение, хотя я ничего не сказал, когда они сообщили, что просто собираются начать изолированную медитацию в надежде достичь бессмертия.       - Итак, ты не предрекаешь никакого сопротивления, когда введёшь А-Цин в клан, - ошеломлённо говорит Лань Ванцзи. - Не будет драки, как с А-Юанем, но, сюнчжан, когда вы с дядей узнали всё это? Почему не сказали об этом мне?       - Это началось, когда ты был в уединении, поэтому шуфу сначала сам проверял старейшин. - Сичэнь вздохнул. - Он всегда подозревал их, поэтому он начал расследование в тот момент, когда снял с себя последние обязанности лидера Ордена. Как только он был готов, он пришёл ко мне со своими открытиями, а затем мы потратили следующие несколько лет на поиск свидетельств вины подозреваемых, потому что было трудно доказать, кто и что делал вначале.       «Шуфу всегда подозревал их, - повторяет про себя Лань Ванцзи. - Следующие несколько лет…»       - Сюнчжан, - решается он, наконец. - Суд, в который они вмешались, это был…       Лань Сичэнь качает головой.       - Нет, не твой. Это было за много лет до нашего времени, и тот суд мало кого волнует сейчас - так что, давай больше не будем говорить об этом. Но это справедливо, что лидер Ордена Гусу Лань может претендовать на родство по его выбору без обсуждения со стариками, которые только отдаленно делят с ним кровь, поэтому я не могу сказать, что сожалею, что, в конце концов, мы их разоблачили. А теперь расскажи мне о проблемах Вэй-гунцзы в Юньмэне.       И Лань Ванцзи делает это, хотя, возможно, немного неуверенно из-за предположения Юй Чжэньхуна, что Цзинь Гуанъяо был ответственен за чуму, поразившую Яншо почти девять месяцев назад. Если чума действительно была вызвана одним из демонических ритуалов Вэй Ина. Но его брат не дрогнул, а лишь задумчиво опустил глаза, прежде чем снова встретиться взглядом с Лань Ванцзи.       - Заместитель молодого мастера Вэя резок и склонен делать поспешные выводы, - решает Сичэнь после того, как Лань Ванцзи завершает свой рассказ. - Даже если чума и пожиратель земли появились одновременно, они не должны были быть вызваны одним и тем же событием. Было ли проведено какое-либо расследование?       - Цзян Ваньинь провел одно, пока Вэй Ин выздоравливал после отклонения ци, но ученики не обнаружили ничего необычного. Никаких подозрительных смертей, например, поскольку Вэй Ин сказал, что заклинатель, создавший пожирателя земли, должен быть мёртв. Но ученики мало что могли сделать, кроме как обойти границу, потому что деревня Яншо - странное место, и в нём трудно ориентироваться даже заклинателям-южанам.       Его брат приподнимает бровь.       - О. Как так?       - Деревня построена на отдельном озере, добраться до которого можно только по воде из Пристани Лотоса, когда полоса земли между ними затопляется, - объясняет Лань Ванцзи. - И в Юньмэне, как я понял, это поселение должно быть оставлено закрытым для посторонних, за исключением случаев, связанных с делами Ордена, или ужасных чрезвычайных ситуаций. Таким образом, люди Яншо почти не взаимодействуют с заклинателями клана Цзян. Если только они не будут призваны на службу, как некоторые из них, что в прошлом месяце восстанавливали болотный лес. И единственная, кто, кажется, свободно разговаривает с незнакомцами, - это местная целительница, женщина по имени Лан Сянь, которая дала главному ученику Цзян-цзунчжу полный отчёт о чуме и её симптомах.       - И?       - Вэй Ин не мог с уверенностью сказать, что чуму вызвала демоническая сущность, - признаёт Ванцзи. – Но он, Лан Сянь и Пан-фурэн отметили, что волдыри имели некоторое сходство с проклятием «Сотни дыр и тысячи язв».       - Я помню, что проклятие «Сотни дыр» было создано из штамма оспы, - медленно говорит Лань Сичэнь, - но, если есть что-то, что действительно связывает это с чумой в Юньмэне, и если чума действительно была введена намеренно, она не могла быть предназначена для убийства юного мастера Цзиня.       Лань Ванцзи недоумённо моргает:       - Почему?       - Потому что уровень совершенствования Цзинь Лина слишком высок. А-Яо должен был знать, что такая мера окажется бесполезной, даже если он действительно хотел покончить со своим единственным наследником.       - Брат…       - В любом случае, это дело Юньмэна, и это больше не наша забота, если только клан Цзян не будет искать нашей помощи! - одёргивает его Сичэнь. - Вы вернулись в Гусу и вряд ли вернётесь в Пристань Лотоса на любой значительный промежуток времени в ближайшем будущем. Поэтому пусть Цзян-цзунчжу и молодой мастер Вэй сами решают этот вопрос так, как они считают нужным.       - Но это ты спросил об этом.        Лань Ванцзи парирует, прежде чем решить, что такой протест был не только по-детски прямолинейным, но и грубым. Проблема Цзинь Гуанъяо и его многочисленных проступков до сих пор оставалась больным местом его брата, и Лань Ванцзи не хотел ранить его ещё больше. Тем более сейчас, когда с чумой, о которой шла речь, уже покончено, и преступник мёртв, и уже не так важно был ли он союзником Ляньфан-цзуня или нет.       Поэтому Ванцзи кивает, а затем в замешательстве нахмуривается, когда Лань Сичэнь достает из-под стола третью коробку и передает ему.       - Что это?       Лань Сичэнь прочищает горло, в явной попытке удержаться от смеха.       - Ты забыл, что отправился в Пристань Лотоса, чтобы выбрать подходящий подарок для ухаживания за любимым? Поскольку я не забыл, и после того, как Вэй-гунцзы заболел, я предположил - справедливо, могу добавить, - что ты не сможешь думать ни о чём, кроме его выздоровления, поэтому я написал господину Юй и попросил его найти подарок для помолвки от твоего имени. Он отправил это мне с ответным письмом и пообещал, что лучшего подарка не найти, независимо от того, как долго ты бы его искал.       Коробка вряд ли похожа на подходящий контейнер для обручального подарка лидера Ордена, отмечает Лань Ванцзи. Боковины и дно сделаны не из дерева или серебра (как обычно принято для помолвки), а из простой белой бумаги-талисмана, на которой кто-то написал десять символов, используемых для оберегов. Каллиграфия явно принадлежит Юй Чжэньхуну, судя по тому, какими тонкими и тёмными выписаны линии. И когда Лань Ванцзи приподнимает крышку, он обнаруживает, что смотрит на кучу ярко-зелёных семян лотоса, всё ещё пахнущих чистой и свежестью, как будто они были лишь сегодня выловленны из воды в Пристани Лотоса.       - О, - шепчет он, когда осознание настигает его. - Пруд с лотосами для цзинши, я...       - Возможно, тебе стоит изучить земледелие, чтобы лотосы хорошо росли, - мягко предлагает брат. - Для них здесь неподходящий климат, но с некоторыми познаниями в шидао, я уверен, они будут процветать, где бы ты их ни сажал.       Лань Ванцзи улыбается, берёт одно из семян и прижимает его к губам.       - Я должен пойти и посоветоваться с земледельцами, пока ещё не поздно, - говорит он, поднимаясь на ноги, и склоняется в долгом поклоне.       Сичэнь взмахивает рукой, разрешая ему удалиться.       - Я ухожу, сюнчжан.       С этими словами Лань Чжань берёт две коробки и несёт их в цзинши. Он проводит остаток времени до ужина за чтением руководства по шидао, пока А-Юань не входит в комнату с подносом в руках, который он едва не роняет, когда Ванцзи встаёт и обнимает его, прижимая к груди. А потом перехватывает поднос из рук сына и ставит его на стол.       - Я скучал по тебе, А-бао, - бормочет он, уткнувшись лицом в прекрасные волосы А-Юаня. – С тобой всё было хорошо, пока меня не было?       Сычжуй выдыхает водянистый смех:       - Я тоже скучал по тебе, отец. И мне было бы очень хорошо, если б только я не беспокоился за папу, пока он был болен.       - Пойдем, присядь, - призывает Лань Ванцзи. - Расскажи мне обо всём, чем ты занимался в моё отсутствие, и... возможно, сейчас самое подходящее время, чтобы дать тебе это.       Он протягивает сыну шёлковую коробку и пытается удержать свои губы от дрожи, когда Сычжуй открывает её и задыхается при виде лобной ленты, лежащей внутри.       - Лента наследника клана? - А-Юань в полном шоке поднимает глаза на Лань Ванцзи. - Отец, но я ещё не достиг совершеннолетия и...       - Могу я завязать её для тебя, Сычжуй?       - Да! Да, конечно. - Теперь в глазах А-Юаня определенно слёзы и подозрительное покалывание в переносице Лань Ванцзи, которое он старательно игнорирует. Но он всё ещё чувствует как одна или две капли скатываются по его щеке, когда он развязывает белую ленточку своего сына с узором из облаков и заменяет её бело-голубой, идентичной его собственной, с облачным серебряным орнаментом в центре.       «Мой ребёнок, - снова думает Лань Ванцзи, как он это делал почти каждый день с того первого момента, когда он осмелился думать о Лань Сычжуе как о своём, когда крохотный Лань Юань убежал из цзинши и потерялся в лесу за холодным источником, прежде чем они с Лань Сичэнем смогли пойти и найти его. - Мой сын. Вэй Ин, ты оставил мне самое дорогое сокровище, чтобы доставить мне радость вместо себя, и поэтому я никогда не забывал каково это - быть счастливым, даже в самые мрачные дни, когда я думал, что пропаду, скорбя по тебе.       * * *       Облачные Глубины, Гусу Лань в Нечистое Царство, Цинхэ Не.       Вэй Ин, до нашего воссоединения в Нечистом Царстве осталось всего четыре дня, так что, я постараюсь сделать это письмо кратким - или, по крайней мере, насколько я смогу, теперь, когда я обязан уважать свою репутацию как второго господина Гусу и главного заклинателя, известного от востока до запада как человека немногословного. Видишь ли, мне никогда не нужны были слова, чтобы поговорить с сюнчжаном или с А-Юанем, поскольку во взглядах и жестах между мной и ими обоими слов столько же, сколько в речи. Но я скучаю по тебе в нашей постели после наступления темноты, мой дорогой, и по Сяо-Ю и ученикам, так что, я буду рад видеть их тоже.       Что касается вопроса, который мы обсуждали до того, как я уехал из Юньмэна, сюнчжан, похоже, считает, что пылающая чума в Яншо не была вызвана демоническим ритуалом, и что Цзинь Гуанъяо вряд ли несёт за это ответственность. Не уверен, согласен ли я с ним. Думаю, ещё слишком рано принимать решение, в любом случае. Но он упомянул, что Цзинь Лин не мог быть предполагаемой жертвой, если чума связана с проклятием «сотни дыр и тысячи язв», потому что твой племянник слишком сильный заклинатель, чтобы пасть жертвой таких уловок.       Тем не менее, я продолжу свои исследования из Облачных Глубин и осмотрю тайную комнату в библиотечном павильоне, но я сомневаюсь, что мои усилия принесут хоть какую-то пользу. Если Пан-фурен, которая является одной из последних живых учениц школы исцеления Синьцзян Чжао, если только мой дядя не ошибается, не смогла найти источник болезни, то шансов найти ответы здесь практически нет.       Но, говоря о более лёгких вещах, сердце моё, с величайшим счастьем сообщаю тебе две новости. Во-первых, А-Юань наконец-то получил ленту наследника Ордена, которую носят только те из старшего поколения, кто унаследует лидерство клана, потому что я не могу унаследовать место брата, не найдя сначала преемника на посту главного культиватора. Чего я делать не собираюсь, так как я не знаю никого, кто мог бы взять на себя такое бремя. Таким образом, Сычжуй теперь первый наследник Гусу Лань во всём, кроме имени. Официальная церемония, которая сообщит о его статусе миру, состоится следующим летом. А-Юань очень гордится своей новой лентой, Вэй Ин, и краснеет всякий раз, когда кто-то упоминает о ней... Но я не должен плакать всякий раз, когда вижу его, просто потому, что вначале было так трудно убедить клан принять его как моего сына, и теперь никто никогда не осмелится сказать, что он меньше Лань, чем я.       А, что касается второй новости - я стал дядей. Ни для кого иного, как для А-Цин, если ты сможешь в это поверить. Брат принял её в клан как свою дочь и подарил ей ленточку как ту, что носил Сычжуй. Теперь её зовут Лань Цин. Шуфу был рад получить внучатую племянницу, вероятно, потому, что он знает, что мы вполне могли навсегда потерять сюнчжана, если бы она не нуждалась в нём. Сначала, чтобы исцелить её, а затем - стать её опорой в мире, где у неё вообще никого не было. Она обращается ко мне «шуфу», а к брату «отец», хотя у неё уже начало проскальзывать «папа», к его восторгу.       До часа нашего воссоединения, дорогой.       Твой Лань Чжань.       * * *       Нечистое Царство, Цинхэ Не в Облачные Глубины, Гусу Лань.       Лань Чжань, это будет краткое сообщение, так как у меня мало времени до следующей встречи с Не-сюном – но, что касается сомнений твоего брата по поводу Ляньфан-цзуня, я больше не верю, что он любил А-Лина достаточно, чтобы пощадить его, особенно если его смерть могла оказаться полезной. Вы помните, он убил собственного сына, и самым жестоким образом. Ребёнку не дали даже быстрого конца. Не-сюн, который был этому свидетелем, сказал мне, что Цзинь Русон умирал в ужасной агонии, несмотря на все попытки твоего брата спасти его жизнь. И А-Сон был не единственным ребёнком, которого Гуанъяо убил. Он убил всех членов клана Хэ Су до последнего, чтобы никто не смог заподозрить его в том, что он сам устроил смерть А-Сона. И среди его жертв было шесть или семь детей, едва достигших возраста, чтобы начать изучать совершенствование. Я уже не говорю о детях, которые были сожжены заживо, когда он разрушил Дом хризантем в Юньпине. Эти дети погибли в том же огне, который убил и бабушку Сяо-Ю и обрек Ян Синь на десять лет боли перед смертью.       Также была девочка с редким талантом, которую он поймал и сохранил в живых в Башне Кои в надежде, что она может быть ему полезна, после того, как убили её родителей, потому что они отказались выполнить какую-то услугу. Я не могу сказать больше об этом сейчас, но как только он решил, что не может использовать её в своих целях, он отдал маленькую девочку Сюэ Яну в качестве игрушки, когда тот об этом попросил. И после мучений, которые она перенесла от его рук, Цзинь Гуанъяо позволил, пытаясь сохранить лояльность Сюэ Ян, настолько сильно сломить её разум, что она вообще забыла, что она человек.       Этот ребёнок теперь почти женщина, и он жил в пещерах под Нечистым Царством последние двенадцать лет, чтобы старые похитители не узнали, что она жива. Хуайсан позволил ей покинуть своё убежище только после того, как Цзинь Гуанъяо и Сюэ Ян оба были мертвы. Хотя изначально он планировал вернуть их обоих, чтобы она могла поступить с ними по-своему... Так как она может быть довольно кровожадной, когда возникает необходимость. Вы встретите её, когда приедете в Цинхэ, потому что она отказывается и дальше сидеть взаперти или расставаться с Сяо-Ю, который называет ее своей «Ён-цзе» и плачет, когда она ставит его на землю, как того беспокойного маленького ребёнка, которым он и является.       С большим нетерпением, как всегда - Вэй Ин.