Двенадцать лун и две недели

      В течение двух недель, сразу после той ночи в храме Гуаньинь, Вэй Усянь провёл много времени, пытаясь смириться с мыслью, что Не Хуайсан всегда знает больше, чем он говорит, что знает. Конечно, он не мог легко справиться с этим. Для Вэй Усяня прошло всего четыре года с тех пор, когда они с Хуайсаном вместе учились в Облачных Глубинах, торговали конфетами на лекциях учителя Ланя и рыбачили в ручье, текущем через холмы у холодного источника. Сравнивать эту картину - всё ещё свежие воспоминания о мальчике, которого Вэй Усянь и Цзян Чэн носили на спине, когда тот уставал после часа, проведённого в погоне за цыплятами в лесу, и который мог так убедительно солгать мадам Юй, что ни один из братьев не получал наказания в течение лета, которое Хуайсан проводил в Пристани Лотоса - со спокойным, ясноглазым Не-цзунчжу из настоящего времени практически невозможно. И порой Вэй Усянь задаётся вопросом, почему он так беспокоится, пытаясь примирить эти две картины в первую очередь. В конце концов, ему понадобилось всего три дня в Нечистом Царстве, чтобы понять: он никогда не привыкнет к этой перемене. Именно потому, что вещи, которые Не-сюн знает, настолько странные, что Вэй Усянь даже не может представить, почему он их знает, не говоря уже о том – как он их узнал.       Не Хуайсан - опасный человек, несмотря на всё его низкое совершенствование, и Вэй Усянь никогда об этом не забудет, друг детства он ему или нет. Для Не-сюна мало что имеет значение, кроме его собственных загадочных целей, и ему безразлично, кто должен претерпеть унижение или горе, чтобы воплотить его планы в жизнь.       - Это потому, что я украл все твои спальные мантии? - Хуайсан говорит за завтраком четвёртого дня, выглядя совершенно не впечатленным, когда он накладывает горку сладких пельменей в чашу Сяо-Ю. - Всё, что я сделал, это заменил их лучшими, Вэй-сюн, так что, не смей жаловаться. Те, что у тебя были, истрепались в клочья, особенно, на концах рукавов.       - Мне нравились мои мантии! - Вэй Усянь протестует, мрачно теребя рукав нового халата, пока Сяо-Ю смотрит на изящную чёрную вышивку своими маленькими глазками-бусинками, подозрительно скривившись. - Мне не нужны новые!       Хуайсан действительно заменил все спальные мантии Вэй Ина (некоторые из них были внутренними одеждами, которые Усянь носил под своей повседневной мантией, так как он отказывался беспокоиться о том, чтобы переодеться в другую одежду перед сном) на совершенно новые, сделанные из тонкого красного сатина, тёплого, толстого и элегантно декорированного лотосами из шелковых нитей и плывущими облаками. Хотя Вэй Усянь не мог представить, почему Не-сюн выбрал облака, чтобы украсить кого-то, кто полностью принадлежит Юньмэн Цзян. Юй Чжэньхун, взглянув на них, заметил, что они почти достаточно хороши, чтобы носить их под свадебным платьем жениха.       - И я бы знал, - весело говорит заместитель, наблюдая, как его хозяин, возмущенно фыркнув, кутается в свободную, сияющую малиновую ткань вместо простых чёрных сорочек, в которых он обычно спал. - У меня была свадьба, Вэй-цзунчжу. Если тебе когда-нибудь доведётся жениться, это должно подойти.       Вэй Усянь отмахивается от этого воспоминания и снова смотрит на Не Хуайсана:       - Когда ты тайком прокрался в мою комнату?       - Я не крадусь, Вэй-сюн, - фыркает его друг, отвлекая Сяо-Ю кусочком пикантного блинчика. - Я конечно же послал кое-кого сделать это. У лидера клана слишком много обязанностей, чтобы воровать одежду, как ты, должно быть, уже хорошо знаешь.       - Как же тогда ты преодолел мои талисманы? Они созданы для защиты, как от людей, так и от духов, так что, не лги и не говори мне, что тебе удалось сломать их самому.       Но прежде чем Не Хуайсан успевает сделать большее, чем просто открыть рот для ещё одного туманного ответа, его слуга распахивает дверь и преподносит ему на подносе три письма: два с гербовой печатью Не и одно для самого Вэй Усяня, которое, как оказалось, написано изящным почерком Сычжуя, а не более смелой рукой Лань Чжаня.       - Это от Лань-сюна? - рассеянно спрашивает Хуайсан. – Передай ему мои наилучшие пожелания, когда будешь писать ответ, если ты собираешься использовать талисман-посланник.       - Это от Сычжуя, а не от Лань Чжаня, - поправляет Вэй Усянь, его глаза бегают вверх и вниз по странице так быстро, что А-Ю косит глаза, пытаясь уследить за его взглядом. - Цзинь Лин вернулся в Цзиньлинтай на прошлой неделе, чтобы помочь Цзян Чэну подготовить делегацию Ланьлина, - говорит он, - и А-Лин написал в Облачные Глубины вчера. Он просит А-Юаня привести Вэнь Нина на конференцию.       Не Хуайсан откладывает свои письма:       - Что именно сказал Цзинь Жулань?       - А-Лин писал сегодня утром и попросил нас найти приличный комплект одежды для Вэнь… старшего Вэня, чтобы носить на конференции в Цинхэ, - зачитывает вслух Усянь, чуть запнувшись в конце предложения, где А-Юань назвал Вэнь Нина своим Вэнь-шушу. - Его присутствие там необходимо для чего-то, хотя Цзинь Лин не сказал для чего именно, и мы с отцом думаем, что мы должны сказать тебе прежде, чем мы начнём делать необходимые приготовления. Но конверт был проштампован личной печатью Цзян-цзунчжу, поэтому отец предположил, что тот должен знать обо всем, что задумал А-Лин.       - Так он на самом деле прошёл через это, - бормочет Не-сюн себе под нос, глядя в открытые окна на тренировочные поля. - Молодец, А-Лин.       Вэй Ин прищуривает глаза и прижимает А-Ю к своей груди так крепко, что тот начинает протестующее пищать, пытаясь вывернуться из рук своего отца. Но Усянь не отпускает, и ребёнок сдаётся, плюхаясь обратно на попу, как измученный кролик.       - Чем ты сейчас занимаешься, Не-сюн?       - Тем, что надо было сделать, рано или поздно, - уверяет Хуайсан, и его голос звучит, словно издалека, когда он встаёт со стула и жестом указывает одному из слуг убрать посуду после завтрака. - Встретимся сегодня вечером в моем кабинете снова, не так ли, Вэй-сюн? Не бери А-Ю, если можешь. Ему может быть слишком холодно. Он будет нервничать и не позволит нам кое-что сделать, если не сможет заснуть.       С этими словами он отправляется вниз по одной из потайных лестниц, отходящих от столовой, и оставляет Вэй Ина одного. Некоторое время Усянь задумчиво созерцает остатки острого тофу Сяо-Ю, а потом вылизывает маленькую тарелку ребёнка и уходит в свои комнаты в гостевом крыле.       Добравшись до крыла, отведённого Ордену Цзян, Вэй Ин закрылся в своей пустой спальне и внезапно с бесконечной печалью осознал, как же он был одинок с тех пор, как приехал в Цинхэ. Хотя и проводил большую часть своего времени с Хуайсаном или наблюдая, как его младшие тренируются с учениками Не.       Это странное ощущение – чувствовать себя одиноким среди друзей, ни с кем из них он так и не познакомился, пока не лишился своего золотого ядра. Стоять в переполненной комнате и знать, что его путь больше никогда не будет проходить рядом с теми, кого он любил, было так трудно, что он начал пить день и ночь, отчаянно пытаясь немного успокоить своё сердце и найти убежище во сне. Но его сердцу никогда не становилось легче, сколько бы сливового вина он ни залил себе в горло, сколько бы ночей он ни провёл один в своей постели, ожидая, пока ликёр притупит его разум, пока слёзы текли по его лицу и исчезали в одеялах.       «Почему я думаю об этом сейчас? - Он вздыхает, опускается в кресло и смотрит, как Сяо-Ю играет с набором карт, вырезанных из плотной бумаги, чтобы выдерживать вес, когда дети строят из них игрушечные домики. - Это было целую жизнь назад, Вэй Усянь. Пусть там и остаётся!»       За неимением лучшего занятия или чего-то, что ему следовало бы делать, поскольку Чжэньхун дал ученикам денег, чтобы они сходили за покупками на рынок, а затем исчез в одной из многочисленных пустых комнат крепости в поисках тишины и покоя, Вэй Усянь находит достаточно бумаги и чернил, чтобы написать письмо Лань Чжаню, а затем он купает А-Ю и одевает его в свежую одежду, прежде чем развалиться на кровати, измученный, несмотря на то, что колокол во дворе только пробил полдень, и почему-то странно больной.       - Папа сонный? - спрашивает Сяо-Ю, ползая по его груди и устраиваясь там, как белка в дупле дуба. - Ещё светло.       - Папа устал, - зевает Усянь, проводя рукой по тёмным волосам ребёнка и удивляясь тому, какие они густые. - Такие красивые волосы, баобэй. Должны ли мы сделать что-то грандиозное с ними для дискуссионной конференции?       - Сяо-Ю тоже идёт? - недоумевает его сын, растягивая улыбку от уха до уха, пока Вэй Усянь целует его в щёки. - В красивом платье, как папа!       - Красивое платье, А-бао?       - Мм! Сяо-Ю видел! - Ребёнок кричит, хлопая в ладоши перед тем, как прижать их к своему рту. - Но Юй-шушу сказал, что А-Ю не может сказать маме.       - Ты учишься быть таким же, как твои Юй-шушу и тётя Ли, - ухмыляется Вэй Усянь, откидываясь на гору подушек и регулируя вес Сяо-Ю на своём животе. - Когда ты научился хранить секреты от отца, а? Твой папа должен первым узнавать все твои секреты.       - Нет! Не-шушу даёт пирожные, если А-Ю не скажет.       - Опять Не-сюн, - вздыхает Усянь. - Я буду рад, когда мы вернёмся в Пристань Лотоса, дорогой. На мой вкус, в этих стенах слишком много секретов.       * * *       После этого он, должно быть, заснул, несмотря на ранний час, потому что, когда он приходит в сознание, знакомой обстановки его роскошно обставленной спальни нигде не видно. Вместо этого, он, кажется, стоит на тёмном каменном парапете в окружении высоких зубчатых стен, глядя на дорогу, ведущую к Нечистому Царству. Хотя он никогда не видел верхних уровней цитадели, даже когда он и Цзян Чэн посещали Хуайсана зимой, когда они были ещё детьми. Так почему грёзы привели его сюда?       - Это было самое близкое место, которое я мог найти для нашей цели, - эхом разносится мягкий голос позади него, за которым следует звук лёгких шагов по земле. - Добро пожаловать, господин Вэй. Хотя я бы хотел встретить тебя при лучших обстоятельствах.       Вэй Усянь оборачивается, и у него перехватывает дыхание при виде человека, который выглядит точно так же, как он, если, конечно, это можно утверждать точно из-за тяжёлой маски, скрывающей всё между лбом двойника и кончиком его носа. Они оба примерно одного роста, хотя Вэй Усянь, возможно, на дюйм или около того выше, а губы юноши напротив полнее, чем у него. И оба они стройные, худощавого телосложения, но беглый взгляд вниз доказывает, что его странный гость даже тоньше, чем он сам.       - И что это за обстоятельства? - спрашивает Усянь, приподняв бровь. – Мне кажется, в них нет ничего плохого.       - Именно так, - соглашается двойник. В его голосе отчетливо слышна ровная мелодия ребёнка, который вырос между двумя регионами, очень похожая на голос Цзян Яньли. Резкая интонация Мэйшань Юй и сладость диалекта Юньмэн в равной степени присутствовали в её речи, но общий эффект был таков, что его нельзя было отнести ни к одной из них. - Я не ожидал, что ты подумаешь, что что-то случилось, на самом деле.       - Кто ты? - спрашивает Вэй Усянь, прислонившись спиной к одной из зубчатых стен и скрещивая руки на груди. - Тебе нужно только ответить, если, конечно, есть смысл спрашивать. Люди, кто раньше навещали меня во сне, никогда не умели запоминать свои имена. Знаешь, их было слишком много.       - Я не знаю, - пожимает плечами другой юноша. - Я сомневаюсь, что когда-либо знал, но вряд ли это важно. Я здесь ради тебя, а не ради себя.       - О? - Усянь наклоняется вперёд и пытается рассмотреть то немногое на лице молодого человека, что он может видеть. Но тот отворачивается, прежде чем Вэй Усянь успевает хорошенько разглядеть его рот, а когда поворачивается снова, маска оказывается расширена, чтобы скрыть лицо до подбородка. - Я... обидел тебя в какой-то момент? Потому что я потерял счёт всем призракам, которые продолжают преследовать меня, чтобы отомстить, если честно.       - Я даже не могу вспомнить, кто я, - с горечью усмехается юноша. - Как я мог забыть что-то и вспомнить кого-то, кому я должен был отомстить?       - Это проще, чем ты думаешь, - возражает Усянь. - Я сделал это.       - Значит, ты забыл, кем был, и вспомнил то, что нужно было сделать?       - Конечно. Разве не все так делают?       Его двойник кивает и встает рядом с ним.       - Я сожалею, что не пришёл раньше, - говорит он немного натянуто. - Способ моей смерти… У меня нет другого выхода, кроме как верить, что это задержало моё возвращение и выполнение моего долга .       - Твоего долга?       Но губы за каменной маской не шевелятся, и Вэй Усянь перегибается через стену, чтобы посмотреть на пыльную дорогу внизу, наблюдая, как телеги и лошади торговцев въезжают в ворота и выезжают из них, пока…       - Мне очень жаль, - снова говорит двойник. - Ты мне доверяешь?       Усянь приоткрывает рот, чтобы сказать, что у него нет причин доверять этому странному юноше, и что у того так же мало причин доверять ему. Но слова так и не срываются с его губ, потому что дух делает два быстрых шага ближе и ударяет Вэй Ина в спину плоской стороной своей тонкой ладони, заставляя его качнуться вперёд, через зубчатые стены. И Усянь кричит от ужаса.       - Что ты сделал со мной? - вопит он, не зная, исходил ли вопль из его горла или откуда-то из глубины души. Он слышит грубый хруст, треск и что-то давит на него, заставляя задыхаться. Лицо, нарисованное на маске, теперь другое, искривленное в агонии, вместо того, чтобы молчать с прямыми губами. И секунду спустя Вэй Усянь чувствует, что разбивается о брусчатку, как чашка, падающая с высоты, и раскалывается на куски, а его кожа с трудом удерживает раздробленные кости и сухожилия вместе. Он не может кричать, стонать или даже дышать от боли.       Боли так много, что он едва может думать. Усянь вспоминает ту ночь в болотном лесу, когда он нырнул в самое сердце демонического существа, вознамерившегося лишить его самого существования за преступление, вызвавшее его к жизни. Он бросил все силы на подчинение пожирателя земли и боролся с ним так долго и трудно, что сам не заметил, как воззвал о помощи. Вэй Усянь воззвал к призракам Юй-фурэн и Цзян-шушу, а потом рыдал в полном отчаянии от мучений из-за более чем девяноста смертельных ран, вновь пережитых в его собственной плоти, когда он пробуждал души своих братьев и сестер-учеников от сна. Начиная с его бедного маленького шестого шиди, которого ударили ножом в спину, и кончая мадам Юй, которая вонзила кинжал в свою грудь, после того, как Цзян-шушу и остальные ученики пали.       Сейчас же Усяню приходит в голову, что его собственная смерть была безболезненной или настолько безболезненной, как такая смерть вообще может быть. В один момент он падал, закрыв глаза, чтобы не видеть Лань Чжаня, что выкрикивал его имя на краю обрыва. Рядом была только тьма - равнина бесконечных теней, похожая на долгий-долгий сон после тяжелого рабочего дня. А потом он проснулся в сарае Мо Сюаньюя, на грязном полу, убеждённый, что он всё ещё должен мчаться вниз, в ущелье под Безночным городом.       Так ли это было на самом деле? Или, возможно, случилось что-то ещё, что-то, что он до сих пор не может вспомнить – будучи разбит, раздавлен и что-то ещё - после того, как всё закончилось.       - Когда я спустился, чтобы найти тебя, тела не было, - сказал ему однажды Лань Чжань, вскоре после того, как впервые прибыл в Пристань Лотоса. - Только равнина из пепла и камня, и Чэньцин, лежащая на обнаженной скальной породе, примерно в тридцати футах над дном. Цзян Ваньинь забрал твою флейту, прежде чем я успел спуститься достаточно низко, чтобы добраться до неё, и на мгновение я подумал, что он нашел тебя и похоронил. Но ущелье было совершенно нетронутым, и поэтому я надеялся, что ты всё ещё можешь быть жив.       - Когда ты понял, что это не так? - спросил Вэй Усянь в ответ. - Если никто никогда не нашел то, что осталось от меня, как ты...       - Когда я вернулся в пещеру на Курганах и обнаружил, что А-Юань по-прежнему там. Я знал, что ты бы никогда не бросил его. Именно тогда я понял, что ты ушел за пределы моей досягаемости на всю вечность.       И как только Вэй Усянь начинает умирать во второй раз за свои двадцать три года, посреди тускло освещенной дороги, которая, казалось, за последние две минуты стала совершенно безлюдной, юноша, что до этого стоял на верхней части зубчатых стен, легко спрыгивает на землю рядом с ним. Он сбрасывает маску, открывая лицо, которое выглядит совсем не похожим на лицо Вэй Усяня, за исключением слабого сходства рта и подбородка. Его глаза шире, скулы - уже, а линия откинутых назад волос такая резкая, что разделяет лоб на две чистые, высокие кривые, как пара крыльев испуганной птицы. И слезы текут по лицу юноши, когда он поднимает руки в очевидной попытке помочь, хотя и был тем, кто сбросил Вэй Усяня с зубчатых стен.       - Я не знал, что сделал с тобой, - шепчет молодой человек, пока Вэй Усянь пытается вдохнуть, но вместо этого издает мучительный булькающий звук. - Если бы я знал - если бы я только знал – я скорее бы умер, чем обрёк тебя на такую участь, господин Вэй!       Кто-то кричит, смутно осознает Вэй Усянь, когда юноша исчезает за пеленой густого тумана. Но здесь вообще никого нет, кроме него, так кто же...       - Да-шисюн! - кажется, говорит голос, а затем вес невидимой пары рук трясёт его за плечи. - Да-шисюн!       « А-Хун? - Он задаётся вопросом. - Но А-Хуна здесь не было, он был...»       - Да-шисюн! Вэй-цзунчжу!       «Не плачь, А-Хун. Не плачь».       Это были последние слова, которые дядя Цзян сказал шицзе и Цзян Чэну, не так ли?       «И Вэй Усянь, - сказал он А-Ину, - позаботься об А-Чэне и А-Ли. Всегда защищай их».       «Я пытался защитить их, дядя Цзян. О, как я старался».       * * *       Когда Вэй Усянь снова открывает глаза, первое, что он замечает, - это жгучая боль в горле и звук чьего-то крика. Проходит ещё минута или больше, прежде чем он понимает, что кричащий человек - это он сам, и, кажется, от крика у него болит горло. Резкий звук собственного голоса настолько шокирует его, что заставляет замолчать, а две тени по обе стороны от кровати подпрыгивают, прежде чем помочь ему сесть и поднести к губам ковш с водой.       - Это случалось раньше? - спрашивает тот, что слева, голосом Не-сюна. – Это не похоже на…       - Нет, это не так, - слышит он раздражение А-Хуна, за которым следует толчок матраса, прогибающегося у его ног. - Где целитель Юн-фурэн? Скажи мне, где её комнаты, и я пойду за ней.       - В этом нет необходимости, - отвечает Не Хуайсан. - Иди в свою комнату и отдохни, и держи наготове обереги глушения, чтобы Сяо-Ю мог уснуть. Вы сказали, что он начинает беспокоиться, когда Вэй-сюн болеет, потому что был свидетелем смерти своей матери, не правда ли?       - Вы хотите сказать, что будете присматривать за ним в одиночку?       - Этим вечером у нас с ним были дела, но он так и не пришёл. Боюсь, Вэй-сюн в какой-то степени необходим для его собственного исцеления, так что, с остальным мы справимся сами.       Вэй Усянь чувствует, как Юй Чжэньхун встаёт с кровати, а затем слышит, как дверь открывается и закрывается, прежде чем Не Хуайсан полностью приводит его в сознание и суёт под нос чашку с чем-то тёмным и липкий на вид.       - Выпей это, - приказывает он, - это вернёт тебе силы. А потом одевайся, потому что тебе нужно кое-что увидеть.       - Который сейчас час? - Вэй Усянь ворчит, когда Не-сюн впихивает чашку ему в руки и заставляет впить чёрную вязкую настойку, которая оказывается совсем неплохой на вкус, но всё равно требует большого количества усилий, чтобы её проглотить. - Был только полдень, когда я лёг спать. Почему здесь так темно?       - Уже почти полночь, Вэй-сюн. Юй Чжэньхун пришёл сегодня днём, чтобы принести тебе обед, и увидел, что ты спишь. Поэтому он взял Сяо-Ю с собой, чтобы дать тебе возможность отдохнуть.       - Так я проспал весь день? - Усянь стонет, морщась от отчаянной боли в животе, когда Не Хуайсан приносит складной столик и ставит ему на колени. - Я достаточно хорошо спал прошлой ночью, и всё, что я сделал перед тем, как вернуться в постель, это позавтракал с тобой и искупал А-бао.       Его друг только молча кривится и отправляется за подносом с едой, который стоит на чайном столике в гостиной.       - Съешь это, а потом ты пойдешь со мной. Я сказал тебе присоединиться ко мне за ужином, но ты уснул, а наши дела не могут ждать.       - Ты когда-нибудь устаёшь от интриг, Не-сюн? - раздражённо спрашивает Вэй Усянь, берясь за палочки для еды, и недоуменно смотрит на них, когда они выскальзывают из его пальцев. Он повторяет попытку, и ему удаётся поднести к губам кусочек пикантной курицы, приготовленной в перечном соусе, а затем - щедрую порцию риса, пока Не Хуайсан расхаживает по комнате, заложив руки за спину. - Или никогда ничего не рассказывать мне до самой последней минуты?       - Нет, не знаю. Не тогда, когда это необходимо. А теперь ешь свой ужин и помоги мне! Я буду стоять здесь и следить, чтобы ты съел всё, даже если мне придется позвать Юй Чжэньхуна, чтобы он накормил тебя.       - Не-сюн!       - Что? Лань-сюна здесь нет. - Хуайсан фыркает. - Я едва ли могу вызвать его сюда, чтобы присмотреть за тобой, не так ли? Даже притом, что он проделал бы этот путь за час полёта, если бы я попросил.       Чувствуя, как горячий румянец расползается по щекам, Вэй Усянь наклоняет голову и умудряется быстро доесть суп и мясо, разложенное на подносе, а затем несколько кусочков свежесрезанных фруктов, за которые Не-сюн, должно быть, заплатил втридорога, поскольку сезон манго и драконьего фрукта давно прошёл.       - Ты купил их у заклинателя шидао, Хуайсан?       - Почти все наши фермеры в Цинхэ – заклинатели шидао, - пожимает плечами лидер Ордена Не. - Наша почва слишком бедна, чтобы дать достойный урожай без её обогащения за счёт духовной энергии, поэтому большинство земледельцев, которые не рождены в клане, обучаются в школе естественного земледелия на севере. Мы не можем полагаться на торговлю, чтобы обеспечить Орден всем необходимым, даже, несмотря на то, что торговля всегда отличная, со всеми нашими железными и серебряными рудниками.       - Вы действительно хорошо управляете Орденом, не так ли? - Вэй Усянь искренне восхищается другом, чувствуя, как к нему понемногу возвращаются силы, когда он глотает последний кусочек драконьего фрукта и принимается за чашку сладкого жасминового чая, приправленного кислым соком для терпкости и несколькими щепотками лекарственных трав для бодрости. - Как тебе удавалось дурачить Цзэу-цзюня и Цзинь Гуанъяо все эти годы? Лань Чжаню, казалось, что ты ничего не знаешь о том, что значит быть лидером Ордена, и что эти двое вынуждены были помогать тебе на каждом шагу.       - Мне не нужно было притворяться, что я не знаю о внутренней работе клана Не, когда ни один из них никогда не осознавал, чем Цинхэ отличается от их собственных Орденов, Вэй-сюн. Всё, что мне нужно было сделать, это выяснить, чем занимались эр-гэ и Цзинь Гуанъяо в Облачных Глубинах и в Цзиньлинтае, и умолять о помощи по вопросам, в которых они были наиболее опыты.       Глаза Не Хуайсана тускнеют при упоминании Лань Сичэня, или, возможно, Цзинь Гуанъяо, или же в память о тринадцати годах, которые он провёл скорбя в тишине по брату. И Вэй Усянь чувствует, как его собственное сердце колотится, когда Хуайсан кладёт голову на руки и вздыхает, потому что даже он знает, что Лань Сичэнь и Не Хуайсан не сказали друг другу ни слова с тех пор, как расстались в Юньпине прошлой зимой.       - Он не писал тебе с тех пор? Вообще?       - Ах, Вэй-сюн. Ты очень хорошо знаешь, что Сичэнь-гэ ушёл в уединение, после того, как Лань-сюн стал главным культиватором, поэтому он оставил все совместные предприятия Цинхэ и Гусу своему дяде.       - Он всё ещё зол на тебя?       - Не знаю, сердился ли он когда-нибудь, потому что… С Цзинь Гуанъяо всё было по-другому. Когда они познакомились, Сичэнь-гэ было за двадцать... Но у меня до сих пор сохранились мои портреты, которые он нарисовал для да-ге, когда я был едва ли достаточно взрослым, чтобы держать кисть, - говорит ему Не Хуайсан, мягко смеясь, и откидывается спиной на резной столбик кровати. - Он видел, как я делал первые шаги с колен моего брата. Он принёс мне мой первый сяо, потому что в тот день, когда да-ге попытался начать мое обучение, я уронил саблю на ногу и плакал весь остаток дня. Он ожидал, что я буду использовать его в своих целях, не больше, чем ожидал бы этого от да-гэ. Братство, которое у нас было, больше никогда не будет прежним после того, что я сделал. Даже если я скажу ему, что это было для его безопасности. Я думаю, он бы лучше умер, исцелив Цзинь Гуанъяо, чем продолжал жить как его убийца, понимаешь... Выбор был за ним, а я отобрал его у него.       - Но я бы умер, если бы ты не убил его.       Хуайсан качает головой:       - Если бы Лань-сюн убил его, Сичэнь-гэ не сказал бы ни слова. Его сломила не смерть Цзинь Гуанъяо, а то, что он нанёс смертельный удар.       - Я думаю, он давно простил тебя, - предлагает Вэй Усянь, относя поднос к чайному столу, перед тем, как снять с себя потные мантии. - Шицзе простила мне убийство Цзинь Цзысюаня, даже когда у неё были все основания полагать, что это сделал я... Это самого себя Цзэу-цзюнь не может простить, Хуайсан. Не тебя.       Не Хуайсан приоткрывает рот, чтобы ответить, но в этот момент кто-то кашляет в коридоре снаружи и трижды стучит в дверь.       - Цзунчжу, - эхом раздается голос Не Цзунхуэя, - ты и Вэй-гунцзы готовы? Молодая госпожа ждёт уже почти полчаса, но я сказал ей не идти вперёд без тебя.       - Молодая госпожа? - Вэй Усянь кричит на Не Хуайсана, который только пожимает плечами и впускает Цзунхуэя. - У тебя родилась дочь, пока меня не было, или что-то в этом роде?       - Или что-то в этом роде, - соглашается Хуайсан, наконец, теряя терпение и выталкивая Вэй Усяня из комнаты. - Но нам лучше поспешить, так что, пошли.       В тишине они, как трио одетых в серое призраков, совершают знакомую прогулку к покоям клана Не, проходя через пустые тренировочные дворы, пока, наконец, не попадают в частную библиотеку Хуайсана, где Вэй Ин с криком запрыгивает на спину Не Цзунхуэя при вид А-Ён, лежащей в полусне на коврике у камина.       - Не-сюн! - шипит Усянь. - Я же говорил тебе не подпускать её ко мне, не так ли? Я боюсь собак, ты знаешь это… Так почему, как ты думаешь, я лучше справлюсь с тигром?       - Я видел, как ты убил тигра-яогуай одним ударом, - недоверчиво говорит Не-сюн. - А теперь молчи, или ты разбудишь весь Орден. А-Ён, пойдём.       Тигрица (её круглые жёлтые глаза тут же распахиваются, доказывая, что она и не спала вовсе) вытягивает свои огромные конечности, прежде чем подняться на лапы, втягивает носом воздух и проходит мимо Не Цзунхуэя. Она идёт по слабоосвещённому коридору к длинной лестнице в дальнем конце и начинает спускаться по ней на этаж ниже, медленно сливаясь с тенями. И всё, что Вэй Усянь может видеть, это кончик полосатого хвоста, качающийся взад-вперёд, прежде чем тот тоже исчезает.       - Мы будем следовать за ней? - нервно спрашивает Усянь, разжимая пальцы, и Не Цзунхуэй, воспользовавшись тем, что его отпустили, коротко желает обоим лидерам спокойной ночи и убегает в обратном направлении. - Ты берёшь её с нами?       - Это она берёт нас с собой, - с невозмутимым лицом говорит Не Хуайсан, роясь в цянькуне в поисках фонаря и зажигая его мерцанием духовной энергии. - Пойдём, Вэй-сюн.       Друзья спускаются по пыльным ступенькам добрых пять минут, прежде чем Вэй Усянь понимает, что они уже давно миновали первый уровень Нечистого Царства. Теперь, вероятно, они путешествуют внутри каменной горы, на которой построена крепость, так как они были только на втором этаже, когда начали спускаться по лестнице. Не-сюн молчит, а А-Ён вообще не издает ни звука, кроме ровного чуть хриплого дыхания. И Вэй Усянь изо всех сил старается оставаться таким же тихим, как его двое скрытных товарищей, так как перспектива шуметь вблизи тигра, достаточно большого, чтобы проглотить Сяо-Ю целиком, не из приятных.       И, наконец, после того, как целая четверть часа потрачена на бессмысленные пробежки по лестничным площадкам, только для того, чтобы обнаружить ещё один лестничный пролёт, все трое, наконец, оказываются в странном месте. Оно похоже на длинную низкую пещеру, где сам воздух эхом откликается на звон капающей воды и шум подземного ручья где-то рядом.       - Где мы? - недоумевает Вэй Усянь, наблюдая, как Не Хуайсан подходит к железной двери в стене пещеры. - Что это за место, Хуайсан?       - Это пещеры, которые проходят между городом и нашим родовым некрополем на хребте Синлу, - объясняет его друг. – О них известно только самым близким членам клана Не, и теперь, я полагаю, тебе тоже. Теперь закрой уши; мы идём. Справа от Хуайсана тигрица напрягается и принимает охотничью стойку, заставляя Вэй Усяня пятиться назад, пока не бросает на него полный отвращением взгляд и просто кладёт передние лапы на голову.       - Хорошо, - стонет Усянь, закрывая уши руками, в то время как Хуайсан режет кончик своего пальца кинжалом, украшенным драгоценными камнями, и позволяет капле крови упасть на дверь, которая превращается из каменно-серой в тускло-тёмно-красную.       - Ржавчина? - Вэй Усянь морщится, когда петли протестуют так громко, что А-Ён на мгновение дрожит на месте, прежде чем тихо заскулить.       Дверь почти десять футов шириной и толщиной в полтора фута, и требуется более минуты, чтобы открыть её достаточно широко, чтобы впустить даже Не Хуайсана, несмотря на его детскую стройность. Но в тот момент, когда это происходит, они все быстро проскальзывают в неё, прежде чем она с грохотом захлопывается за ними, заставляя Вэй Усянь подпрыгнуть.       - Это не пещера, - говорит он, заметив ровный пол и ещё три двери в задней части комнаты.       Ещё одна древняя железная дверь, немного меньше той, что отделяет их странную группу от подножия лестницы, и сделана из довольно новой на вид стали. Другая - из простого темного дерева. Последняя дверь покрыта отметинами от когтей до уровня его головы и выше. Усянь невольно сглатывает, когда Хуайсан кивает ему и открывает стальную дверь посередине.       - Ты войдешь первой, или это сделать нам?       Вэй Усянь открывает рот, чтобы ответить, но затем понимает, что Не Хуайсан разговаривает с А-Ён, а не с ним. Тигрица протяжно выдыхает, и это почти напоминает человеческий вздох, а потом кивает своей огромной головой на Вэй Усяня, прежде чем проскользнуть внутрь тёмной комнаты и пинком закрыть за собой дверь.       - Не-сюн, что...       - Тише, - шепчет Хуайсан. - Возможно, я не смогу её услышать. Помолчи.       Они ждут так несколько секунд, а затем Хуайсан снова зовёт:       - А-Ён? Ты закончила?       - Всё готово, отец, - эхом отзывается голос молодой женщины. - Теперь ты можешь позволить своему другу войти, не пугая его до смерти.       * * *       - Не-сюн!       - Я слышал тебя в первый раз, знаешь ли.       - Хуайсан!       - Вэй-сюн, честно...       - Но она была тигром!       - Он закончил? - Молодая девушка, стоящая перед ними, вздыхает и скрещивает руки на груди, пока Вэй Усянь качает головой, не сводя с неё удивленного взгляда. - У нас нет всей ночи, Вэй-гунцзы, и отец сказал, что тебе становится хуже.       - Что! Прямо здесь?! - рычит Вэй Усянь, сердито глядя на своего друга. - Почему она зовет тебя отцом?       - Потому что я отец, - почти поёт Хуайсан, и в его глазах плещется веселье, а А-Ён фыркает и достает пачку бумаг из ближайшего шкафа. - Представься, А-Ён, и постарайся не пугать его слишком сильно. Он думал, что ты собиралась съесть Сяо-Ю на прошлой неделе, помнишь?       А-Ён оживляется при упоминании Сяо-Ю, поворачивается к Вэй Усяню и умоляюще смотрит на него, когда он падает в кресло.       - Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты позволишь мне поиграть с Сяо-Ю? Он очень милый, господин Вэй, а у меня никогда раньше не было возможности держать ребёнка на руках.       - Я не могу представить, почему, - слабо говорит тот. - Кто ты, собственно, такая?       - Это ни к чему, но, что касается знакомства, меня зовут Не Шиён, хотя это только имя, которое дал мне отец, а не то, под которым я родилась. А теперь вставай со стула, мне нужно посмотреть на тебя внимательно, если мы когда-нибудь собираемся выяснить, что с тобой случилось.       Пока девушка кругами двигается вокруг него, Вэй Усянь отмечает, что в ней много от тигрицы, хотя её черты по-прежнему человеческие. Её глаза такого же ярко-желтого цвета, как и радужки её тигриного облика, и выступают из глазниц чуть больше, чем у человеческой женщины, а её кожа тёмная, как полосы, пробивающиеся через её оранжевый мех. Но она смотрит на Вэй Усяня так, как можно смотреть на маленькое безобидное животное, или на такое, с которым можно легко справиться, если оно доставляет неудобства.       - Ты можешь сказать, что это такое? - спрашивает Не Хуайсан, отвлекая Вэй Усяня от озадаченного наблюдения, когда он идёт смотреть бумаги, разложенные на соседнем столе. - По словам двух знаменитых врачей, болезни, от которых он страдал, должны были легко поддаваться лечению, но всё, что смогла сделать целительница из Юньмэна - это ослабить симптомы, прежде чем они вернулись снова через несколько недель.       - Гм, - вмешивается Вэй Усянь, прежде чем Не Шиён успевает ответить. - Я не хочу обидеть, деву Не, но что именно ты ищешь? Ты просто... ну, смотришь на меня.       - Мой вид может ощущать отголоски всех четырёх типов энергии, - говорит ему девушка. - Духовный, демонический, обиженный и жизненную сущность, объединяющую тело и душу. Твоя болезнь - это болезнь плоти, но она не поддаётся лечению, и причина не найдена. Таким образом, болезнь должна включать в себя либо твою духовную энергию или твою жизненную сущность, или... - Она хмурится и останавливается, протягивая руку к его нижнему даньтяню. - Ах. Я думала, что чувствовала себя неправильно в ту первую ночь, но, похоже, это не так.       - Что?       - На тебе остатки чужого золотого ядра, - говорит Не Шиён, закусывая губу. – И, скорее всего, ты к этому привык. Это наложило отпечаток на твою жизненную силу, хотя оно уже давно рассеялось.       - Чужое золотое ядро? - повторяет Вэй Усянь. - Разве ты не имеешь в виду чью-то духовную энергия?       - Нет, я имею в виду само ядро. Если духовная энергия сродни крови, движущейся по меридианам, тогда золотое ядро - это бьющееся сердце, направляющее её. Иметь остатки золотого ядра, не твоего собственного, не менее странно, чем иметь осколки чужого сердца в самой твоей коже.       - Чьё оно? - спрашивает Не Хуайсан, сидя в удобном кресле у стола. - Ты можешь сказать?       - Это мое? - восклицает Вэй Усянь, и луч дикой надежды вспыхивает в его груди.       Вэнь Цин оставила нетронутым внутреннюю часть его даньтяня, и было хорошо известно, что Рука, плавящая ядра, уничтожает даньтянь, чтобы заклинатель больше никогда не смог вырастить золотое ядро. Большая часть собственных меридианов Вэй Усяня были сломаны, когда Вэнь Цин удаляла его ядро, но они могли быть преобразованы со временем, так что, возможно… возможно… Но его надежды разбиваются мгновение спустя, когда Не Шиён мрачно качает головой и указывает подбородком на разбросанные записи позади неё.       - Целительница Вэнь отметила в своём отчёте о трансплантации ядра, что она нарушила меридиан, между твоим даньтянем и твоим сердцем, - вздыхает она. - Это было сделано для того, чтобы не дать тебе умереть от лихорадки ядра. Но отключение от твоего сердца изолировало даньтянь от твоей жизненной силы, поэтому даньтянь замкнулся сам на себе и потерял способность питать золотое ядро, как это было с жертвами Вэнь Чжулю. Ты никогда больше не сможешь совершенствоваться, господин Вэй. Это невозможно, и, кроме того, я сказала тебе, что ядро исчезло. Это не что иное, как тень, как отпечаток листа в засохшей грязи.       - О, - бормочет он, пытаясь не обращать внимания на покалывание в уголках своих глаз, когда А-Ён указывает ему на место рядом с Хуайсаном. - Тогда все в порядке.       Когда Вэй Усянь опускает глаза на свитки, лежащие перед ним, он почти проигрывает битву со слезами, угрожающими хлынуть по его лицу; потому что старая бумага покрыта хорошо знакомым почерком, а линия более жирных символов в правом верхнем углу отмечает его как лист из записей Вэнь Цин, датированные менее чем через две недели после падения Пристани Лотоса и имеющие печать-талисман путаницы, который Не Шиён, должно быть, удалила, чтобы иметь возможность прочитать записи правильно. (Или, возможно, талисман просто исчез, когда исчезла его создательница, её бедное тело сгорело дотла, а пепел высыпали на землю Безночного города, без всякой надежды на надлежащее захоронение, или даже намёка на жалость).       «Экспериментальная пересадка золотого ядра от одного живого заклинателя другому, - читает Усянь, и слова расплываются перед его глазами, а слезы начинают падать. - Донор - здоровый молодой мужчина восемнадцати лет, без жалоб, за исключением нескольких незначительных телесных повреждений на спине. Получатель - также молодой человек восемнадцати лет, в аналогичном физическом состоянии, но с обширным синяком от побоев на спине и ногах. Получатель тоже плохо питался в течение многих дней из-за кратковременного заключения без еды, а затем продолжительного отказа от еды вообще из-за горя. Для предотвращения нагноения в полости тела использовались следующие мази, в точности в равной мере…»       - Где ты нашёл это? - наконец, удаётся сказать Вэй Усяню, прочитав подтверждение Вэнь Цин, что донор не может вырастить второе золотое ядро из-за естественного распада нижнего даньтяня после его отделения от сердца. - Ничего из её вещей не оставалось в надзорном офисе Илина, когда Цзян Чэн совершил набег на него во время войны, люди Вэнь Чао избавились от них всех. Были ли они взяты из Курганов?       - Так и было, - говорит ему Не Хуайсан. - Записи были в пятнах и разорваны на части, когда я добрался до них - Цзинь Гуанъяо, конечно, пытался восстановить их, но всё, что ему удалось собрать, это горстка твоих талисманов и записки об отравлении трупным ядом. Почти всё, что ты оставил, было уничтожено прежде, чем он смог наложить на это руки.       - Уничтожено? - спрашивает Вэй Усянь, поворачиваясь к Не Шиён. - Как? И кто всё это восстановил, если Цзинь Гуанъяо не смог этого сделать?       - Что касается того, кто их восстановил, то это сделала я, - пожимает плечами А-Ён. - Я делаю большую часть архивной работы для отца с помощью моего совершенствования, поскольку здесь, в этой форме, я больше ничего не могу делать. А что касается того, что вообще уничтожило твои документы, ну... Я не могу сказать наверняка, но предполагаю, что за это ответственен инструмент музыкального совершенствования, скорее всего, духовный цинь. Это помогло?       Вэй Усянь чувствует, как у него сжимается горло:       - Да. Мой чжи - мой друг, который следует пути цинь, ещё тогда подозревал, что я невиновен, поэтому он, должно быть, пытался уничтожить мои работы, чтобы Цзинь Гуанъяо не смог их найти.       Усянь бегло просматривает бумаги, одну за другой, позволяя слезам беспрепятственно катиться по лицу, когда он находит указатель экспериментальных методов для создания участков земли, устойчивых к обидчивой энергии. Он разработал их в попытке очистить почву в Могильных курганах, чтобы он и вэни могли растить там овощи. И все бумаги покрыты маленькими фигурками: одна круглая с улыбающимся лицо и одна - с сердитым, и нервный с виду человечек, измазанный чёрным углём. А затем рисунок человечка с полосой красной глиняной пыли в волосах, держащий в своих руках очень маленькую фигурку, как будто желая её убаюкать.       После указателя защиты земли пальцы Вэй Усяня смыкаются на наброске призыва души, который собран более беспорядочно, чем остальные. Добрая половина отсутствует, как будто тот, кто его восстановил, вначале приложил огромные усилия, а затем отказался от продолжения работы, осознав, что это было. Цзинь Гуанъяо не нашел бы в ритуале призыва души особой пользы, предполагает Усянь, поскольку заклинатель должен принести в жертву жизнь и дух, а Цзинь Гуанъяо был очень осторожен сам по себе, так что, он никогда бы ему не понадобился. Это было одно из самых неспешных начинаний Вэй Усяня, идея, которую он изложил на бумаге в те редкие часы, которые он проводил в пещере Усмирения Демона, когда он разрабатывал свои теории о работе со Стигийской Тигриной Печатью. Он никогда не собирался использовать ритуал сам и не хотел, чтобы кто-то ещё обнаружил его. Но это всё равно было использовано против его воли, и эта мысль почти вырвала рыдания из его горла, когда он вспоминает пожирателя земли в лесах Юньмэна и пылающую чуму, которые, как считал А-Хун, могли быть предназначены для убийства их племянника.       И тогда у Вэй Усяня кровь стынет в жилах, потому что ответ перед ним, написанный чернилами из сажи и угля, настолько очевиден, что он не может поверить в то, что пропустил его.       - Вэй-сюн? - спрашивает Не Хуайсан, по какой-то причине звуча одновременно очень близко и очень далеко. – В чём дело?       - Половина ритуала призыва души исчезла, - бормочет он. - Цзинь Гуанъяо, должно быть, избавился от остального, а может, он и не нашёл его вообще. Но он бы не возражал отдать это Мо Сюаньюю, если тот этого хотел, потому что это было для него практически бесполезно.       Краем глаза Вэй Усянь замечает, как в другом конце комнаты замерла А-Ён.       - Что это значит? - Хуайсан прижимает Вэй Усяня к себе и дёргает за руку. - Вэй-сюн!       - Не могу поверить, что никогда раньше не осознавал, - задыхается тот. - Этот талисман, который я изобрёл в Могильных курганах, предназначался для вызова мёртвого духа в собственное живое тело заклинателя, а не для оживления духа в той форме, в которой он был до смерти. Мо Сюаньюй вернул меня к жизни, он не призывал меня на своё место. И он действительно использовал эту половину печати, я помню, как она выглядела. Но остальное он, должно быть, придумал сам, а я не помню как!       - Мо Сюаньюй умирал.       Вэй Усянь оборачивается и смотрит на него:       - Что?       - Мо Сюаньюй умирал, - медленно повторяет Не Хуайсан. - Я же сказал тебе, не так ли? Когда я в последний раз видел его живым, от него оставались одни кости, и у него была лихорадка в легких, которую не лечили несколько дней. Я сомневаюсь, что он продержался бы больше месяца или двух, мы оба знали это. И ты умер бы, прежде, чем смог привлечь Цзинь Гуанъяо к ответственности, если бы он использовал твой талисман призыва души без переделок. Значит, он, должно быть, нашёл способ вернуть тебя в собственное тело, каким ты был до своей смерти, и...       - Что случилось с телом Мо Сюаньюя? - А-Ён перебивает отца, задумчиво сужая глаза. – Было ли оно всё ещё там, когда ты вернулся?       - Я видел его всего мгновение, - бормочет Вэй Усянь, пытаясь вспомнить ужасную сцену и морщась от размытости всего этого. - Я видел его ноги, они были босы. Должно быть, он одел меня перед тем, как я проснулся, в чистый комплект мантий Цзинь. Сам он был одет в простую рубашку, не принадлежащую ни к какому Ордену. Он сказал мне, чтобы я отомстил за него и сбросил свою маску передо мной. Я сидел на земле. Я почувствовал, как маска ударилась об пол. А потом он исчез.       - Исчез? Просто вот так исчез?       Вэй Усянь кивает.       - Всё это, - говорит он, указывая на себя, - сны, лихорадка, боли. Они, должно быть, потому, что он... Когда он вернул меня, со своей половиной талисмана призыва души, а также с моей, он...       Не Хуайсан закрывает глаза и закрывает голову руками:       - Когда он вернул тебя, он вернул тебя неправильно.       * * *       Нечистое Царство, Цинхэ Не в Облачные Глубины, Гусу Лань.       Мой Лань Чжань, прошлой ночью мне приснилось, что мы снова в Облачных Глубинах, берём уроки у твоего дяди, как это было за год до войны. Я был двадцатитрёхлетним, таким, как сейчас, но ты был самим собой, каким ты был в семнадцать, и очень обиделся, когда я попытался поговорить с тобой, или поиграть с тобой, или спросить, куда пропал наш А-Юань и здоров ли он. Я посмеялся над твоим поведением, и ты послал меня копировать законы Ордена в библиотечном павильоне, как я делал это раньше. Но ты не смотрел на меня и не улыбался так нежно, как бы в отчаянии я ни звал тебя снова и снова: «Лань Чжань, Лань Чжань! Это твой чжи, твой собственный чжи - почему ты не придёшь ко мне?»       Это было похоже на смерть, когда ты так холодно обращался со мной, сердце моё, и это говорит тебе тот, кто уже умирал. Так что, возможно, я страдаю только из-за твоего отсутствия. Потому что я так часто просыпался с протянутыми руками, чтобы быть принятым в твои объятья, что я плачу, когда это происходит сейчас, когда ты не со мной. Спать без тебя, есть без тебя и проводить дни без тебя... всё это так больно, что я боюсь, что снова умру от этой боли. Я не могу этого вынести, Лань Чжань – ты меня понимаешь? Я должен быть с тобой, и я должен чувствовать твоё тепло рядом со мной по ночам, и я должен быть там, где ты находишься - до конца моих дней! Я умру в трауре, если ты когда-нибудь оставишь меня! Я думал, что те четыре месяца до того, как ты приехал в Пристань Лотоса, сломают меня, и что восемь дней без тебя в Цинхэ будут ничем по сравнению с тем, как я тогда горевал. Но за последнюю неделю я страдал больше, чем между нашим расставанием в Цайи и твоим приездом в Юньмэн, хотя я не могу сказать почему.       Как так получилось, что ты позволил мне отправиться в Нечистое Царство без тебя, Лань Чжань - как ты мог отпустить меня? Тебе следовало отнести меня обратно в Облачные Глубины, как бы я ни протестовал, а затем отправиться в Цинхэ вместе со мной, когда все приготовления в Гусу были бы закончены! Пожалуйста, мой дорогой, вернись ко мне поскорее, потому что этот убитый горем человек не может больше находиться вдали от тебя, даже минуту. Почему-то мне кажется, что весь мир стал странным и неопределённым, и что сама моя жизнь скоро последует этому примеру, как это было однажды. Ты и наши малыши - единственное, что осталось под солнцем. Я не знаю, где я буду через год или через десять, и буду ли я вообще дышать - но я знаю, что со мной случится, если мы когда-либо снова расстанемся, и это не приятная судьба.       Твой до конца этого мира, Лань Чжань - Вэй Ин.       * * *       Город Цайи, Гусу Лань в Нечистое Царство, Цинхэ Не. Вэй Ин, когда ты получишь этот талисман-посланник, мой чжи, я буду приближаться к концу реки Цайи. И после этого будет всего лишь ещё один день, прежде чем ты снова будешь в моих объятиях. Возлюбленный, я возвращаюсь к тебе.       С искренней преданностью, милый, Лань Чжань.