Двенадцать лун и две недели

      Первый час после приезда Лань Чжаня наполнен только приветствиями, и не только благопристойными. Лань Цзинъи и Оуян Цзычжэнь бросаются к Вэй Ину в тот момент, когда А-Юань отпускает его. А затем Усянь обнаруживает, что приветствует А-Цин, которая так сильно отличается от девушки, которую он в последний раз видел на грани смерти десять месяцев назад в Таньчжоу, что он едва узнает её, когда она входит во двор. Птичья худоба её тела совсем исчезла, а лицо (когда-то бледнее соли, после двух лет, проведённых в ловушке в Городе И, где никто не видел дневного света из-за проклятого тумана Сюэ Яна, простирающегося над городом) приобрело за несколько месяцев хороших упражнений на солнце такой же бронзовый загар, как у Оуян Цзычжэня.       А-Цин даже одета по-другому, хотя это вряд ли примечательно, учитывая её новое положение члена клана Лань, а не просто приглашённого ученика. Её лобная лента точно такая, как та, что носил Сычжуй. Чисто-белая с облаком из шёлковых нитей на середине её лба, а её одежды бело-голубые - бледно-голубая внутренняя мантия и белое, расшитое бисером верхнее платье. И Вэй Усянь задаётся вопросом, носили ли Лань Чжань и Лань Сичэнь похожую одежду, когда они были её возраста.       - Лидер Ордена Вэй, - говорит А-Цин, возвращая его в настоящее, и низко кланяется, а затем прищуривается на него. - О, Сычжуй действительно говорил правду.       - О чём? - спрашивает Вэй Усянь. И вдруг понимает, что это первый раз, когда А-Цин вообще видит его, так как её глаза зажили уже после того, как он покинул Гусу. Он задумчиво смотрит вниз и моргает, пока девушка обходит вокруг него по широкому кругу, рассматривая его фигуру с головы до ног, прежде чем отступить назад к Лань Сичэню с одобрительным кивком.       - Ты хорошо выглядишь, - прямо заявляет она, и челюсть Вэй Усяня отвисает от шока. - Сычжуй говорил, что ты красивее, чем Ханьгуан-цзюнь, но я сначала ему не поверила.       - Глупо, - мягко прерывает Лань Чжань. - Я сказал тебе тоже самое, А-Цин.       - Ч-что? - Вэй Усянь заикается, бегая взглядом между своим чжи и их сыном. - Почему вы, вообще, обсуждали мою внешность?       - Это была вина Цзинь Лина! - восклицает Цзинъи. - Он сказал, что его отец занимал третье место в списке самых красивых заклинателей, а потом Цзычжэнь увидел его портрет и сказал, что Лидер Ордена Цзян красивее, хотя он и был пятым...       - А потом мы все вспомнили, что Вэй-цяньбэй был четвёртым, а когда пришёл Цзэу-цзюнь, то сказал, что он не должен был быть первым, потому что им должен быть ты, по крайней мере, вместе с Ханьгуан-цзюнем.       - А потом я сказал, что ты однозначно должен был быть первым в списке, - прозвучал голос из-за плеча Цзинъи. - Господин Вэй!       Вэй Усянь чуть не падает при виде фигуры, стоящей позади Сычжуя и Цзинъи, потому что голос, несомненно, принадлежит Вэнь Нину, но одет он иначе. В мантию тёмно-бордового цвета с чёрной и серебряной оторочкой вместо простой чёрной одежды, которую он надел в утро церемонии полнолуния Цзинь Лина почти семнадцать лет назад. А призрачно-белый цвет его кожи превратился в здоровый персиковый, похожий на яркий цвет лица, который был у него и Вэнь Цин перед смертью. Чёрные вены на его горле тоже закрыты, и на мгновение Вэй Усянь готов поклясться, что видит как бьется его пульс... Но затем Вэнь Нин смотрит на Лань Сичэня, и тот что-то бормочет себе под нос, прямо перед тем, как иллюзия исчезает, и Вэнь Нин приобретает свой обычный вид.       - Что… что это было? - задыхаясь, спрашивает Вэй Усянь. Он кладет руки на плечи Вэнь Нина и находит их такими же холодными, как всегда - немного холоднее, чем воздух вокруг, естественно, из-за энергии обиды в нём. - На минуту ты выглядел живым, Вэнь Нин.       - Это талисман очарования, связанный с золотым ядром Цзэу-цзюня, - объясняет Вэнь Нин, мгновенно возвращаясь к своему живому облику. Его волосы даже оказываются уложенными в аккуратную причёску с серебряным гуанем. И на секунду Вэй Усянь почти видит мальчика, которого он встретил у холодных источников в Облачных Глубинах два десятилетия назад. - Цзэу-цзюнь подумал, что дискуссионная конференция могла бы пройти более гладко, если б я не выглядел как ... ну, мёртвым. Поэтому он нашёл талисман, используемый для похорон, и спросил, не хочу ли я его надеть.       - Это сделало путешествие более гладким, - бормочет А-Цин. - Я и забыла, что ты можешь выглядеть странно для кто-то другого, пока тот привратник в первой деревне не побежал с криком, когда увидел тебя.       Вэнь Нин сникает:       - Он был первым не совершенствующимся, кто когда-либо видел меня после тебя, А-Цин.       - Мы блокируем вход, - мягко говорит Лань Сичэнь, выходя из толпы, чтобы поприветствовать Не Хуайсана. - Вернитесь в строй, все вы, и внимательно слушайте, когда Не Цзунхуэй скажет вам, куда идти и что делать.       Невольно Вэй Усянь ловит себя на том, что беззастенчиво смотрит, как Лань Сичэнь кланяется Хуайсану. Ему интересно, как эти двое (хотя его собственное примирение с Цзян Чэном научило его тому, что даже самые тяжёлые раны можно простить со временем) снова соберут оборванные нити своего братства теперь, когда Цзэу-цзюнь вышел из уединения, а Хуайсан, кажется, навсегда сбросил свою маску. Но приветствия, которыми они обмениваются, совершенно обычные, и делегация проходит в вестибюль без происшествий, прежде чем Вэй Усянь вспоминает, что он оставил свой суп вариться, а Суйин присматривает за ним.       - Лань Чжань, - говорит он, затаив дыхание, пользуясь возможностью привлечь внимание своего друга, когда слуга словно материализуется из воздуха, чтобы направить гостей из Ордена Лань в комнаты на третьем этаже. - Лань Чжань, ты голоден?       Лань Ванцзи поворачивается, чтобы посмотреть на него, и от этого взгляда кровь приливает к голове Вэй Усяня, как после доброго глотка его любимого ликёра, хотя он не может понять почему.       - Не совсем, дорогой, хотя уже почти время обеда. Почему ты спрашиваешь?       Вэй Усянь открывает рот, чтобы ответить, но затем Лань Сичэнь вскрикивает от шока, как и все остальные ученики, кроме Оуян Цзычжэня. Рука Лань Чжаня замирает на плече Вэй Ина, а дыхание его становится тихим и рваным, что звучит - по крайней мере, для ушей Усяня - как чистый ужас. Он слышит, как обнажаются мечи, и поворачивается, чтобы посмотреть на зрелище, которое, кажется, возникло за его спиной, а потом…       - Сяо-Ю! - Лань Чжань ахает, когда А-Ён спускается по лестнице с корзиной Сяо-Ю, покачивающейся у неё во рту. - Сяо-Ю, баобэй, сохраняй спокойствие!       Лань Сичэнь вытаскивает свою флейту, подносит её к губам, широко раскрытыми, полными ужаса глазами глядя на ребёнка, и начинает играть (вероятно, чтобы убедиться, что А-Ён не съест Сяо-Ю на месте, хотя Вэй Усянь очень сомневается, что даже Лебин сможет остановить её от атаки, если она этого захочет) до того, как тигрица делает шаг вперёд и ставит корзину к ногам Сычжуя.       А-Ю, бесспорно удивлённый своим внезапным спуском, смотрит вверх в открытом недоумении, прежде чем улыбнуться от уха до уха и пискнуть:       - Юань-гэгэ! Мама, это мой Юань-гэгэ!       Он тянет свои ручонки в очевидном требовании, чтобы его понесли, и издаёт радостные булькающие звуки, когда Сычжуй поднимает его и качает, как пастух, баюкающий ягнёнка. Вэй Усянь едва ли задумывается о том, как А-Ён поняла, кому из учеников отдать малыша, или откуда Сяо-Ю узнал, что Сычжуй - это тот самый Юань-гэгэ, о котором он говорил уже несколько месяцев. Потому что открывшаяся картина перед ним настолько драгоценна, что слёзы наворачиваются на глаза, и он цепляется за Лань Чжаня изо всех сил, не жалея думал о том, кто может за ними наблюдать.       - Юань-гэгэ! Юань-гэгэ! - А-Ю визжит, кладя свои крошечные ручки на круглые щёки Сычжуя и сжимая их, пока бедный ученик не станет больше похож на рыбу, чем на мальчика. – Юань - гэгэ Сяо-Ю!       - Да, это я, - смеётся Сычжуй и, поддавшись искушению, прижимается нежным поцелуем к пушистой головке ребёнка. - А ты А-Ю – брат Юань-гэгэ.       - Мм! - Сяо-Ю воркует, прижимаясь к подбородку А-Юаня и сжимая пальцами его волосы. - Сяо-Ю дремлет здесь, Юань-гэгэ. Всю ночь.       - Ты плачешь, Вэй Ин? - шепчет Лань Чжань, обнимая Усяня за талию, и Оуян Цзычжэнь издаёт пронзительный вскрик, как кошка, на хвост которой наступили. - Дорогой, иди сюда. Вытри глаза моей мантией.       - Я не пла-ачу. - Усянь икает, наблюдая, как А-Юань прикладывается щекой к растрёпанным волосам А-Ю, прежде чем последовать за мягким голосом Лань Сичэня на третий этаж вместе с остальной частью делегации клана Лань. - Я не ... я никогда не думал, что у А-Юаня будут братья или сёстры, а потом у нас появился Сяо-Ю, и теперь... Я так счастлив, Лань Чжань, вот и всё. Теперь ты пойдёшь с А-Юанем и остальными и проследишь, чтобы он устроился в комнате, а потом приходи в третью спальню на втором этаже, когда захочешь что-нибудь поесть, хорошо? Я приготовил суп из корней лотоса и гарниры, которые тебе нравятся, хотя и не знал, что ты придёшь, но нам всем должно хватить, так что, поделимся с моими младшими.       И с этими словами Вэй Усянь убегает в противоположном направлении, вниз, на кухню, чтобы освободить Суйин и А-Яна от их обязанностей по присмотру за котлом, и рыдает перед плитой с лицом, спрятанным в свой фартук.       - Они здесь, - шепчет он, когда А-Ян и Суйин суетятся вокруг него, чтобы и похлопать его по плечу, и перелить рис в широкую синюю миску. - Мой А-Юань здесь!       * * *       Две минуты назад Лань Ванцзи точно знал, чего ожидать от покоев, которые Не Хуайсан отвёл Вэй Ину и Сяо-Ю. В одном из своих первых писем из Цинхэ Вэй Ин рассказывал, что его комнаты были самыми большими в гостевом крыле, и именно их предоставил другу Хуайсан, потому что с Вэй Ином приехал Сяо-Ю. Большая спальня была лучшим выбором для отца и ребёнка, по словам Не Хуайсана, и Вэй Ин согласился с этим. Лань Ванцзи предполагал, что спальня, которая, по мнению Вэй Ина, была почти подозрительно просторной, вероятно, предназначалась для размещения женатых лидеров Орденов и, возможно, их детей. Но его первый взгляд на покои его чжи доказал, что он полностью ошибался.       - Ханьгуан-цзюнь, - шепчет Сычжуй, глядя на мягкие розовые тени на полу, отбрасываемые шёлковой тканью шторы. - Я… я плохо разбираюсь в таких вопросах, но это похоже на…       Лань Ванцзи понимает, что А-Юаню даже не нужно заканчивать фразу, потому что украшения настолько очевидно предназначены для молодоженов, что он с трудом может поверить, что Вэй Ин не заметил этого. Вокруг кровати и у каждого окна висят прозрачные красные занавески, а картины на стенах - сплошь малиновые орхидеи и цветы красной сливы. А какие-то искусные мастера украсили резную деревянную кровать изрядно долей золочения. И, словно этого было недостаточно, все покои пронизывал слабый аромат сандаловых благовоний, который Лань Ванцзи почувствовал на волосах и одежде Вэй Ина сегодня при встрече. (И даже хуже, чем сандал, половина горшков в гостиной и спальне украшены символами удачи и счастья, вырезанными на них, как будто кто-то поместил их туда вместо полосок красной бумаги, которые использовались, чтобы привлечь удачу в дом новобрачных).       - Лань Чжань?       Он поднимает взгляд и видит, как Вэй Ин отодвигает одну из занавесок, открывая пространство, которое, похоже, было отведено для ужина. На низком столике стоит чайный сервиз и пять дымящихся блюд, четыре из которых прикрыты. Но пятое уже открыто, и Сяо-Ю крадётся к нему за спиной Вэй Ина.       - Сяо-Ю, - упрекает Ванцзи, и что-то поселяется глубоко внутри при виде семьи, которую он делит со своим спутником жизни. Наконец. Вместе. Единым целым. - Не трогай рис, дорогой. Ты можешь обжечь пальцы, к тому же это плохие манеры.       Сяохуэй так быстро вынимает пальцы из риса, что, к тому времени как Вэй Ин оборачивается, чтобы посмотреть на него, обе его руки аккуратно сложены на коленях.       - Я не брал, - невинно говорит он, в то время как рот Сычжуя дёргается в тщетной попытке удержаться улыбку. - Сяо-Ю хороший!       - Если ты снова прикоснешься к еде без разрешения, я буду купать тебя в ведре, а не в ванне, и тогда ты не сможешь плавать, пока мы не вернёмся в Юньмэн, - говорит ему Вэй Ин, изучая крошечные пальцы Сяо-Ю и причитая, как взволнованный петух, от того, какие они покрасневшие. - А-Юань, присядь! Тебе нравятся яйца на пару или побеги бамбука лучше?       - На самом деле, яйца, приготовленные на пару, - улыбается А-Юань, выглядя таким душераздирающе счастливым, когда Вэй Ин ставит перед ним миску супа из корней лотоса, что Лань Ванцзи чувствует, как его глаза начинают слезиться. – Отец всегда готовил их для меня, когда я болел, но яйца запрещены в Облачных Глубинах, кроме как для придания сил во время болезни, поэтому дяде приходилось тайком покупать яйца у продавца в Цайи всякий раз, когда я хотел их после этого.       - Правило, запрещающее яйца, было одним из тех, которые сюнчжан уничтожил, - объясняет Лань Ванцзи своему возлюбленному. Вэй Ин был до полусмерти взволнован отчаянным рассказом его дяди о битве Лань Сичэня со стеной правил Ордена, и незамедлительно отправил письмо с вопросом, действует ли всё ещё правило о запрете алкоголя, прежде чем получил ответ, в котором недвусмысленно говорилось, что оно больше не действует.       «Закон против алкоголя был написан, чтобы защитить кровных членов Ордена Лань, большинство из которых справляются с алкоголем не лучше Ванцзи, - написал в ответ Лань Сичэнь, к бесконечному веселью Вэй Ина. - Но с тех пор как количество приглашённых учеников стало намного превышать численность чистокровных потомков Лань Аня, правило устарело. Так что, молодому господину Вэю не нужно бояться порицания за пьянство, когда он снова посетит Облачные Глубины, и Ванцзи, несомненно, с удовольствием купит Вам столько же «Улыбки Императора», сколько Вы сможет выпить».       - Теперь, когда исчезла половина правил, в Облачных Глубинах, должно быть, весело, - с восхищением говорит Вэй Ин. - Вот, Лань Чжань, возьми побеги бамбука.       И Лань Ванцзи чувствует, как его сердце замирает в груди, потому что на последнем из блюд, накрытых крышкой, лежат его любимые побеги бамбука, мелко нарезанные, приготовленные с грибами и слегка приправленные соком лимона и соевым соусом. Блюдо украшено небольшим количеством свежего зелёного лука, также как и миска с яйцами, приготовленными на пару. Он часто готовил стебли бамбука, когда они с Вэй Ином были вместе в Юньмэне. Порой Вэй Ин, в то время как он поправлялся после отклонения ци, сидел с ним на кухне и наблюдал, как он работает. Но Лань Ванцзи и представить себе не мог, что Вэй Ин когда-нибудь сам приготовит побеги бамбука, даже не зная, что Лань Ванцзи прибудет как раз вовремя, чтобы успеет их съесть.       - Ты даже положил в них грибы, - говорит он, и его губы почти незаметно дрожат, когда Вэй Ин передаёт ему тёплую миску, наполненную хрустящими побегами и сочными грибами, к мягкому белому рису. - Я… я никогда не думал, что ты запомнишь, как я делал это в Юньмэне, Вэй Ин.       - Как ты мог так сказать? - ругает его чжи, наполняя крошечную тарелку Сяо-Ю острым тофу, прежде чем ребёнок успеет засунуть руки в кастрюлю и слизать красный соус с пальцев. - Я помню всё, что ты делаешь!       Сычжуй наклоняет голову в безуспешной попытке скрыть ухмылку и вдыхает пар из своей тарелки с супом, а потом делает глоток и закрывает глаза в чистом блаженстве от его вкуса.       - Я уверен, что отец тоже помнит всё, что ты делаешь, папа. Он даже хранит тот рисунок, который ты нарисовал, когда вы с Цзян-цзунчжу учились в Облачных Глубинах.       - Твоему отцу понадобился бы мозг, подобный старой рыболовной сети, чтобы забыть об этом, - отвечает Вэй Ин, глядя на Лань Ванцзи так нежно, что тот едва не тает на месте. - Портрет, который я ему подарил, был частью шалости, понимаешь. Он должен был его увидеть, чтобы отвлечься. Я не скажу тебе, что я сделал, А-Юань. Теперь, когда у меня есть ты и А-Ю, я обязан быть хорошим примером, но такой практик с ясным умом и честностью, как твой отец, этого никогда не забудет.       - Ты положил запрещенный листок в любимый сборник стихов отца. Я уже знаю, он мне сказал.       - Лань Чжань? - Вэй Ин ахает, роняя немного тофу в свою порцию яйца, и поворачивается, чтобы снова посмотреть на Лань Ванцзи. - Как ты мог сказать ему такие вещи, ты, угроза? Как я сохраню лицо перед нашими малышами?       - Я рассказал Сычжую всё о тебе, что ему было безопасно знать, - говорит ему Лань Ванцзи, и в каждом его слове настолько отчетливо слышится обожание, что лицо Вэй Ина заливается нежным пунцовым румянцем. – Ещё до того, как он встретил тебя - даже до того, как я исцелился от порки - он знал, что ты играл на флейте, и что в твоих волосах была красная лента. И что тебе нравилось сажать его в землю вместе с редисом, чтобы он не двигался, пока ты работал.       Вэй Ин удивлённо открывает рот:       - Ты ... Ты рассказал?       - Ханьгуан-цзюнь объявил меня своим собственным сыном, чтобы уберечь меня от остального мира совершенствования, после того, как ты умер, - тихо говорит Сычжуй, выпив глоток густого белого яичного бульона. - Это был единственный способ, которым он мог привести меня в клан и вырастить самостоятельно, так как старейшины клана посчитали его непригодным для большинства своих обязанностей после того, как он был избит. Если бы он не позволил им поверить, что я был его по крови, даже Цзэу-цзюнь не смог бы удержать нас вместе.       - Большая часть законных полномочий лидера Ордена перешла к Совету после того, как мой отец был заключен в тюрьму, - объясняет Лань Ванцзи, забирая Сяо-Ю из рук Вэй Ина и усаживая его себе на колени. - Шуфу было всего семнадцать, когда он стал исполняющим обязанности лидера Ордена, и перемены считались необходимыми, пока он не стал достаточно взрослым, но к тому времени баланс сил изменился, и это сохранялось даже во времена сюнчжана. Он смог вернуть себе положение, которое было у нашего отца, только через четыре или пять лет после того, как меня осудили за преступление, совершённое на горе Луанцзян, поэтому меры, которые я предпринял, чтобы защитить А-Юаня, были необходимы.       Вэй Ин откладывает ложку и делает долгий, судорожный вздох, прежде чем уронить голову на руки. А-Ю ковыляет обратно к нему и прижимается к груди, издавая тревожные сонные звуки в ворот его серой мантии. Вэй Ин снова поднимает взгляд и заключает ребёнка в такие крепкие объятья что тот протестующе пищит.       - Что бы случилось, - шепчет Усянь, - если бы твой клан узнал о нём правду, Лань Чжань?       Ванцзи видел бесчисленные кошмары по поводу этой самой перспективы, тем более что он знал, насколько недоволен был Совет, когда он привёл А-Юаня домой и объявил его своим сыном по крови. До кампании «Выстрел в Солнце» старейшины Лань были уверены (из-за того, что Лань Сичэнь упорно отказывался жениться и зачать ребёнка, а также из-за знаменитой холодности Лань Ванцзи и кажущейся незаинтересованности в браке), что один из них унаследует место лидера Ордена вместо ребёнка, рождённого либо от Лань Ванцзи, либо от его брата. Они стали небрежными в своих попытках обуздать Лань Сичэня. Перспектива появления кровного наследника только затруднила бы их борьбу за власть, и именно поэтому Сичэнь планировал назвать Цзинъи своим преемником, намекнув, что вместо этого он может выбрать одного из старейшин.       Но затем произошли две вещи, которых Совет никак не ожидал. Во-первых, Лань Ванцзи заявил о своём праве на наследника и Лань Сичэнь (с помощью деда Лань Цзинъи, который снабдил его необходимыми инструментами) представил неоспоримые доказательства того, что тот был отцом Лань Сычжуя. А во-вторых, Лань Сичэнь оказался гораздо менее сговорчивым, чем они надеялись, и отказался выгнать Сычжуя на том основании, что он может быть незаконнорожденным.       Таким образом, Сычжуй, в котором не было крови Лань Ванцзи, несмотря на сверхъестественное сходство их черт, стал наследником Гусу Лань и положил конец махинациям Совета в тот момент, когда он прибыл в Облачные Глубины. Если бы Совет обнаружил, что А-Юань был Вэнь, а вовсе не Лань, до того как Лань Сичэня низложил их…       - Я не знаю, - глухо признаётся Ванцзи, пытаясь немного успокоиться, накладывая тофу в пустую суповую миску Сычжуя. - Я был в ужасе в течение многих лет. Но сюнчжан и шуфу удалили старейшин от власти, одного за другим, и заменили их своими людьми, и к тому времени не было причин для беспокойства.       При этих словах Сяо-Ю протягивает руку и гладит Вэй Ина по лицу.       - Мама грустит? - спрашивает он, и его голосок звучит настолько убитым горем, что даже руки Сычжуя подёргиваются от желания подойти и утешить его. - Не плачь. Сяо-Ю здесь.       - Нет, мама не грустит, - говорит Вэй Ин, глядя на А-Юаня поверх пушистой головы Сяо-Ю, и иррационально думая о том, что их сын может исчезнуть, если он отвернется. – Я… просто испугался. - Облегчение, кажется, спорит со смятением в его глазах. - Испугался, что такое могло произойти.       - Я знаю, - шепчет Лань Ванцзи, взяв Вэй Ина за руку. - Я знаю, каково это, дорогой.       * * *       После окончания трапезы, Сяо-Ю настаивает на том, чтобы проводить А-Юаня до двери, а затем на том, чтобы его подержали на руках, пока он целует брата на ночь. Но этого ему кажется мало, и он разражается рыданиями, когда Сычжуй, наконец, возвращается в свою собственную комнату, чтобы присоединиться к Цзинъи и Оуян Цзычжэню. И дождаться Цзинь Лина, который обещал прийти к ним достаточно быстро, так как все четыре юноши были почти неразлучны до того, как Цзинь Лин покинул Облачные Глубины.       - Они спали в одной комнате, пока он не вернулся в Ланьлин, - говорит Лань Ванцзи, омывая заплаканного, хнычущего Сяо-Ю мягкой мыльной тряпкой и поливая его прохладной водой из миски. - Мы все притворились, что не замечаем этого, но, в конце концов, мне пришлось сказать А-Юаню, чтобы он поставил на их дверь талисман тишины, чтобы учеников, живущих поблизости, не будил полуночный смех Цзинъи и Цзычжэня.       - Сяо-Ю не смеётся, - всхлипывает Сяохуэй, потирая пухлыми кулачками глаза, пока Лань Ванцзи смывает мыло с его волос. - Сяо-Ю хочет Юань-гэгэ! Я сплю в постели Юань-гэгэ!       - А-Ю, - нежно упрекает Вэй Ин, поглаживая круглые щёки ребёнка, пока тот не фыркает и не поднимает глаза. - Ты слишком маленький, чтобы спать без меня и твоего отца, дорогой. А-Юань не привык спать с такой маленькой булочкой, как ты. Он может перевернуться на тебя или забыть придержать, чтобы ты не упал с кровати. Я сплю как мертвец, а твой папа вообще не двигается после того, как закрыл глаза, так что, ты всегда в целости и сохранности между нами. Вот почему тебе нужно спать в нашей постели.       - Отец спит здесь! - кричит мальчик, мгновенно обрадовавшись, когда Вэй Ин закутывает его в полотенце и несёт обратно в спальню. - Отец, ты останешься?       - Мм, я останусь, - говорит Лань Ванцзи, отряхивая мокрую мантию. - Я слишком долго не спал рядом с твоим мамой, так что, я останусь с вами обоими.       Со своего наблюдательного пункта у двери в туалет Лань Ванцзи видит, как шея его возлюбленного горит ярко-красным, и чувствует, как его собственное сердце трепещет в ответ, когда он делает шаг ближе и кладёт мозолистую ладонь на щёку Вэй Ина.       - Могу я остаться, милый? - спрашивает он, наблюдая, как румянец подкрадывается к ушам его возлюбленного. - Пожалуйста.       Вэй Ин открывает рот, чтобы ответить ему - вероятно, с возмущенным замечанием о глупости задавать подобный вопрос, после того, как они провели в Юньмэне почти четыре месяца в крошечной спальне и кровати, едва достаточной для того, чтобы вместить их обоих, - но тут кто-то стучит в дверь гостиной, снова отвлекая Сяо-Ю и успокаивая Вэй Ина. Он кладёт ребёнка в постель и идёт открывать.       Как ни странно, молодой человек, ожидающий в коридоре, оказывается одним из старших учеников Хуайсана. Он, возможно, на дюйм или около того выше Лань Ванцзи и одет в чёрно-серую мантию по моде большинства внутренних членов клана Не. Ванцзи чувствует что-то тревожное в животе при виде него, хотя он не может понять почему, но затем юноша доказывает, что его беспокойство полностью оправдано, одним шокирующим предложением, которое чуть не заставило Лань Чжаня выбежать из спальни в тот момент, когда тот открывает рот.        - Моя одежда идёт тебе лучше, чем я думал, лидер Вэй! - Молодой человек смеётся. - Я пришёл к тебе слишком поздно? Честно говоря, я бы вообще не пришел, но Цзунхуэй-цяньбэй послал меня за твоими обеденными блюдами.       - Ай, этот человек, - ворчит Вэй Ин себе под нос, складывая тарелки обратно на поднос, прежде чем передать их юноше. - Ему следовало послать для этого одного из слуг, а ещё лучше - позволить мне справиться с этим самому. У меня есть две руки и две ноги, не так ли? Какой смысл посылать ко мне ученика, когда тебе нужно заниматься учёбой?       - Это произошло только потому, что делегация Гусу Лань застала нас врасплох, - извиняется молодой человек. - Слуги не ожидали, что придётся ухаживать за таким количеством гостей, поэтому комнаты не были готовы, и для девы Лань в короткие сроки пришлось найти служанку, хотя она всё время повторяет, что она ей не нужна.       - Ах, вот что случилось. Что ж, тогда, я полагаю, тут ничего не поделаешь - и мне жаль, что я оставил твои мантии, А-Си. Завтра я прикажу почистить их и отослать в твои покои, так как вся моя одежда вернулась из стирки.       - О, тебе не нужно беспокоиться об этом! Я могу просто взять мантии сейчас, если ты не против.       По другую сторону занавески Лань Ванцзи давится своим языком. Он бы двинулся вперёд, чтобы отчитать наглого мальчишку, если бы шок не приморозил его к полу. Потому что, какой великий Орден позволяет своим ученикам требовать одежду с плеча лидера другого Ордена в уединении его личных покоев? Утром он поговорит с Не Хуайсаном или, возможно, с Не Цзунхуэем, поскольку именно Не Цзунхуэй был тем, кто послал этого невоспитанного юношу беспокоить Вэй Ина.       Но затем он слышит звук шелестящей ткани, и фигура Вэй Ина уменьшается до трёх четвертей от своего полностью одетого размера, когда тяжёлая мантия передаётся из его рук в руки ученика Не. Лань Ванцзи снова чуть не задыхается, настолько переполненный негодованием, что Сяо-Ю прищуривается, глядя на его бледное лицо и пинает его прямо в живот, а затем Вэй Ин желает молодому человеку спокойной ночи, закрывает дверь и, погасив горящую рядом свечу, возвращается в спальню.       Лань Ванцзи поворачивается лицом к окну на северной стене, отчаянно ища, чем бы заняться, прежде чем запихнуть Сяо-Ю под одеяло. Конечно, Вэй Ин поймёт его огорчение по поводу обмена, думает он, или, по крайней мере, понял бы, если бы не был так убеждён, что даже обычная вежливость - это доброта, когда её предлагают ему, но...       - Лань Чжань?       Затем он оглядывается в сторону своего чжи и чуть не падает в обморок на месте.       - Вэй Ин, - говорит он, и его голос звучит так сдавленно, что его возлюбленный спешит проверить его лоб на предмет лихорадки. - Эти мантии - твоя внутренняя мантия, что...       Лань Ванцзи никогда раньше не видел, чтобы Вэй Ин носил подобную одежду. Но он определенно видел такие мантии в прошлом - даже искал их - в портновских мастерских, до того, как Вэй Ин сбежал в Курганы, а затем снова, после того, как он отправился в Пристань Лотоса той самой весной, и это настолько очевидно, что это такое, что он чуть не бросается к чайному столу за стаканом воды. Мантия, свисающая с плеч Вэй Ина, красная, как осенний восход солнца. Струящаяся ткань расшита чёрной шёлковой нитью и украшена золотым узором в виде облаков и лотосов. На широких рукавах и по подолу, а также вдоль узкой шёлковой полосы на вырезе горловины, нашиты красные и золотые бусины, сверкающие в свете лампы, как крошечные звездочки. Мягкое сияние касается бледного лица Вэй Ина, делая его похожим на самоцвет. На пояс нашиты даже золотые фениксы, потому что одежда, обвивающая стройное тело Вэй Ина определённо предназначена для ношения под свадебным платьем.       - Твоя мантия, - наконец, выдавливает Ванцзи, когда Сяо-Ю смотрит на него с подозрением и засовывает длинные концы его лобной ленты в свой крошечный рот. – Где… Кто…       - Не-сюн, - вздыхает Вэй Ин, ещё больше парализуя Лань Ванцзи, когда он тянется, чтобы снять его головной убор главного заклинателя и серебряный гребень, который он носит, чтобы удерживать его на месте. - Он украл все мои внутренние мантии три дня назад и заменил их этими. Я всё время говорил ему, что хочу свои вещи обратно, но потом он сказал, что сжёг их все, так что, мне пришлось надеть новые.       Не Хуайсан сделал это нарочно, понимает Лан Ванцзи, постепенно восстанавливая контроль над своим бешеным сердцем, пока Вэй Ин идёт в ванную, чтобы ополоснуть своё лицо, прежде чем залезть в кровать рядом с очень смущённым Сяо-Ю. Лань Ванцзи сбрасывает свою верхнюю одежду, проскальзывает под светло-красное одеяло с другой стороны и смотрит прямо в потолок, в то время как Вэй Ин обнимает его за талию и изгибает своё тело в длинную пологую кривую, чтобы положить голову на плечо Лань Ванцзи, оставив между ними достаточно места для сына.       - Лань Чжань, - шепчет Вэй Ин, прижимаясь к нему ближе и раздавливая Сяо-Ю, как внутренности баоцзы. - Я скучал по тебе, дорогой. Не бросай нас снова, хорошо?       - Я бы ни на минуту не расстался с тобой до дня своей смерти, если б у меня был выбор, - хрипло говорит Ванцзи. - И ты уже должен знать об этом.       - Мм, я знаю. Но это не значит, что я не могу скучать по тебе, когда долг держит тебя вдали от меня, не так ли?       - Нет. - Лань Ванцзи переворачивается на бок и притягивает Вэй Ина и Сяо-Ю в свои объятия. Сяохуэй зевает и, сжав свой крошечный кулачок вокруг большого пальца Вэй Ина, сразу же засыпает, оставляя своих родителей в плену взглядов друг друга. И тогда Лань Ванцзи вспоминает тот последний раз, когда они лежали вот так вместе, в Пристани Лотоса, и то обещание, которое он дал в ответ на поцелуй Вэй Ина в письме из Цинхэ Не.       - Вэй Ин?       - Мм?       Он наклоняется вперёд и оставляет мягкий поцелуй на лбу Вэй Ина, а затем по одному поцелую на каждой щеке и четвертый - на кончике носа.       - Это четыре. Подойди ближе, чтобы я мог дать тебе остальное.       - Ты вспомнил? - Вэй Ин краснеет, наверное, уже в пятидесятый раз за день, когда его руки получают по десять поцелуев каждая, а потом еще по десять - каждое прикрытое веко. - Лань Чжань, тебе не нужно…       - В твоём письме мне обещали сотню, - шепчет Ванцзи, снова поднимая руку любимого и приникая губами к центру ладони. – Неужели ты откажешь мне в этом, сердце моё?       Вэй Ин закрывает глаза, и когда он снова смотрит на Лань Чжаня, кажется, что в них заключены небеса. А затем он улыбается от уха до уха, удерживая Ванцзи за плечи, чтобы тот мог поцеловать его в ответ.       - Это я должен был тебя поцеловать, - смеётся он, проводя рукой по волосам Лань Ванцзи, прежде чем осторожно коснуться губами его щеки. - Не наоборот, дорогой!       Это обещание - обещание сотни поцелуев, которыми они обменяются, когда встретятся вновь, чтобы компенсировать все те, что они пропустили в течение десяти дней разлуки - выполняется наиболее тщательно. И к тому времени как Вэй Ин, наконец, засыпает, и когда Лань Ванцзи просыпается на следующее утро, они исполняют его снова и снова.