Двенадцать лун и две недели

      Из болотных мальв сделана моя лодка,       Верёвки - корни лилий.       Полярная звезда расположена поперек неба:       Луна опускается низко.       Я срываю лилии на пароме,       Но это может быть Жёлтая река —       ты, кажется, так боишься ветра и волн,       Так долго медлишь на переправе.       Автор: император Цзянь Вэнь-ти из династии Лян, правивший в 500 году н.э., переведено Артуром Вейли ок. 1918 г.       * * *       Позже той же ночью, после того, как ученики отправились спать, Цзян Чэн обнаружил, что стоит на мостике напротив старого цветочного павильона своей матери. Это была одна из немногих старых построек, уцелевших после вторжения Вэней, так как она находилась далеко от основного комплекса; но Цзян Чэн никогда не давал павильону официального названия после окончания кампании «Выстрел в Солнце», и позволил ученикам играть там, как им заблагорассудится, чтобы сохранить шум их веселья подальше от старших учеников в учебных залах.       Следовательно, старый открытый павильон Юй Цзыюань был тем местом, куда Вэнь Цин отступила с Вэнь Нином после событий этого безумного дня, и где она находилась до сих пор - стоя на фоне чёрного неба в своём белом траурном платье, а Вэнь Нин стоял рядом с ней. И они говорили так тихо, что Цзян Чэн не слышал ни одного из них.        - Ты когда-нибудь подозревал? - тихо спрашивает он, когда Юй Чжэньхун подходит к нему сзади с Юй Минем, спящим у него на плече. - Что она не была тем, за кого себя выдавала?       Заместитель негромко напевает и перекладывает Юй Миня на другую руку.       - Я лишь мельком встречался с госпожой Лан, когда организовывал карантинные палаты в Яншо, - напоминает он двоюродному брату. - И ты встречался с ней не так много. Откуда кто-то из нас мог знать, что женщина, которая называла себя госпожа Лан, вообще никогда не была Лан Сянь?       Цзян Чэн издаёт тихий звук согласия, и они оба задумчиво смотрят на воду. Тем временем Вэнь Нин наклоняется, чтобы обнять сестру, а затем уходит в противоположном направлении, явно следуя к большому целительскому павильону, где Вэнь Цин живёт со своей дочерью. Женщина остаётся на месте, и её длинные бледные одежды колышутся на ветру, как крылья летящего журавля. Вэнь Цин не двигается даже после того, как Вэнь Нин исчезает из виду - словно она чего-то ждёт, чего-то или кого-то, или, возможно, просто слишком подавлена, чтобы вернуться в свои комнаты.       - Глава, я ухожу, - слышит Цзян Чэн шёпот Юй Чжэньхуна рядом с собой. - А-Шуай ждёт меня.       С этими словами его заместитель исчезает в сгущающемся ночном тумане и зелёных листьях лотоса, оставляя Цзян Чэна одного на мосту и Вэнь Цин одну в павильоне. Но Вэнь Цин по-прежнему не шевелится, и, наконец, Цзян Чэн спускается с моста и медленно идёт к ней, ожидая любого знака того, что она может не желать его присутствия, прежде чем он войдет в павильон.       - Целительница Вэнь, - зовёт он. Когда-то он звал Вэнь Цин «девой», но сейчас это было бы неуместно, ведь теперь она носит титулы вдовы и матери, даже если только через жизнь, оставленную ей покойной Лан Сянь.       - Глава Цзян, - кивает она, слегка наклоняя голову, прежде чем снова выпрямиться.       В этом новом теле она лишь немного ниже его ростом, и когда Вэнь Цин поворачивается к нему лицом, ей больше не нужно поднимать глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Но этот взгляд так похож на взгляд той девушки, которую Цзян Чэн знал раньше, что он пошатывается и чуть не падает прямо в озеро, когда она зовёт его по имени во второй раз.       - Что ты теперь будешь делать? - спрашивает он, восстанавливая равновесие. - Поскольку Вэнь Нин вернулся, ты...       - Теперь, когда А-Нин вернулся ко мне, моё место должно быть с ним, - отвечает Вэнь Цин. - Он и я только что это обсуждали. Но моему брату больше не нравится оставаться на одном месте, а я не могу путешествовать с ним, пока А-Хуа ещё такая маленькая.       - Тогда куда ты пойдешь?       - Вэй Усянь женится на Ханьгуан-цзюне, и А-Нин заверил меня, что я буду в безопасности с ним в Облачных Глубинах, независимо от того, узнает клан о моей личности или нет.       Цзян Чэн сглатывает:       - Ты хочешь быть ближе к Лань Юаню?       Глаза Вэнь Цин расширяются:       - А-Юань? Вы знаете, что он...       - Я всегда знал, - вздыхает Цзян Чэн. - После того дня я… Я пошёл искать тела членов твоего клана в башне, используемой для казней, и нашёл только сорок восемь. Чжэньхун всё ещё жил в Цзиньлинтае в качестве телохранителя моей сестры, поэтому ему удалось обыскать тюрьмы, но он так и не нашёл никаких следов содержания там ребёнка.       - Мы не взяли его с собой, - напоминает она ему. Напоминание было бы жестоким двадцать лет назад, но теперь оба они старше; битвы жаждущих власти кланов мало что значат для Вэнь Цин, которая провела последние пятнадцать месяцев, прячась от мира в теле другой женщины, и ещё меньше для Цзян Чэна, у которого больше нет Цзыдяня, чтобы сражаться с ними. - А-Нин и я оставили его с Вэй Усянем. Когда я впервые услышала, что Вэй Усянь воскрес, я подумала, что А-Юань определенно умер в Илине. Мне и в голову не приходило, что А-Нин тоже мог выжить, даже после того, как я приехала сюда. - Вэнь Цин на мгновение отворачивается. - А-Юань все эти годы жил счастливо, - бормочет она, прежде чем оглянуться на клинику в дальнем конце жилого комплекса. - Лань Сычжуй, наследник Гусу Лань. Это похоже на то, о чём мог мечтать Вэй Усянь, пока мы жили в Могильных курганах.       - Он мало что помнит. - Цзян Чэн морщится, понимая, что Вэнь Нин, должно быть, уже сказал ей об этом. - По крайней мере, когда я впервые встретил его перед тем, как Вэй Усянь вернулся, он считал, что Лань Ванцзи его настоящий отец. Все так считали, кроме Цзэу-цзюня.       Глаза Вэнь Цин расширяются.       - Правда?       - Да. После осады в Безночном городе Лань Ванцзи привёз его в Гусу и поклялся, что он ребёнок избранной им жены, и все считали, что они были отцом и сыном, потому что Лань Юань очень похож на него.       - Тогда это лучше, чем всё, на что мы могли когда-либо надеяться для него, - вздыхает Вэнь Цин. – И неважно, помнит ли он меня или нет, я бы очень хотела увидеть его снова.       - Я сделаю все необходимые приготовления для вашего путешествия, - говорит Цзян Чэн с поклоном. - Вы поедете на пароме или в экипаже после того, как покинете Пристань Лотоса?       - Думаю, в карете. Я бы предпочла не пересекать границы Ланьлин Цзинь, если это возможно.       - Тогда это будет сделано, - клянется Цзян Чэн, прежде чем выйти из павильона и двинуться обратно в сторону внутренних помещений клана. - Спокойной ночи, леди Вэнь.       * * *       Сначала Цзян Чэн полагал, что у него будет больше дня, чтобы уладить детали отъезда Вэнь Цин. Пришлось сообщить Пан Гаолинь, что Пристань Лотоса снова остаётся без постоянного врача, и Вэнь Цин нужно будет обеспечить надлежащим багажом, необходимым для ухода за малышом во время путешествия. Более того, Цзян Чэна очень беспокоило то, что состоятельная женщина собирается предпринять такое долгое путешествие без сопровождающего, и он бы так и сказал, если бы Ли Шуай не оттащила его в сторону следующим утром после прибытия Вэнь Нина и не попросила его хранить молчание.       - Моя сестра никогда не ездила без сопровождающих, и даже ты берёшь Ихуань, если путешествуешь дальше, чем в Люфэн, - говорит Цзян Чэн, имея в виду молодую служанку Ли Шуай. - Как глава Цзян, как я могу позволить члену моей семьи отправиться в путь с ребёнком без служанки?       - С ней будет её брат, сила которого равна силе сотни мужчин, - насмешливо замечает Ли Шуай. - И Вэнь Нин достаточно хорошо разбирается в заботе о детях - разве он не помогал растить Лань Сычжуя вместе с целительницей Вэнь и да-шисюном?       - Да, но…       - Вэнь Цин не обрадуется, если ты предложишь ей служанку. Пошли ей денег, чтобы она могла отправиться в путешествие с комфортом, и пусть на этом всё закончится.       Несмотря на свои опасения, Цзян Чэн всегда прислушивался к советам А-Шуай относительно домашних дел, поэтому он даёт Вэнь Цин мешочек-цянькунь с серебром, зачарованный так, чтобы открываться только от прикосновения её руки, и поручает Юй Сиханю собрать вещи, которые Вэй Усянь использовал для ухода за Сяо-Ю во время путешествий. Он также велит поварам приготовить столько еды и дров, сколько может войти в одну вместительную сумку на случай, если Вэнь Цин разобьёт лагерь в дороге. И самолично следит за тем, чтобы они упаковали достаточно маленьких порций пюре, дабы малышка Лихуа могла есть их своими тремя крошечными зубками.       - Тебе не нужно было беспокоиться о детском питании, - говорит Вэнь Цин в день её отъезда с оттенком веселья в голосе. - Знаешь, А-Хуа может сама жевать мясо.       Цзян Чэну приходится бороться с желанием посмотреть себе под ноги.       - Цзинь Лин ненавидел жевать еду, пока у него не появилось достаточно зубов, чтобы самостоятельно раскалывать арахис, - объясняет он, - и я подумал, что лучше приготовить продукты для А-Хуа, так как Вы, возможно, не сможете измельчить еду в дороге.       Глаза Вэнь Цин смягчаются при объяснении, и она поднимает свою извивающуюся дочь, чтобы сжать пальцы Цзян Чэна на прощание, и он, наконец, решается хорошенько разглядеть её лицо. А затем мать и ребёнок уходят. Они уходят к Вэй Усяню в Облачные Глубины, и рядом с ним идёт Вэнь Нин, оставляя Цзян Чэна одного возвращаться в Пристань Лотоса.       - Думаю, нам лучше послать тётушке сообщение и спросить, есть ли у неё на примете другой целитель, готовый закончить ученичество, - говорит Цзян Чэн, когда Юй Чжэньхун ближе к вечеру выбивает дверь его кабинета и требует, чтобы он присоединился к нему и А-Шуай за ужином. - И помощнице госпожи Вэнь придётся вернуться в Люфэн, чтобы закончить учёбу, теперь, когда ее учительница больше не сможет давать ей уроки.       - О? - А-Хун приподнимает бровь, глядя на него. - Почему она не сможет? Что-то пошло не так?       - Вэнь Цин будет жить в Облачных Глубинах, поскольку Вэнь Нин выбрал их своим домом. А так как Суосин ещё не сдала выпускные экзамены, она не может оставаться здесь без учителя.       - Госпожа Вэнь не ушла навсегда, - пожимает плечами А-Шуай, вливая ложку острого рыбного супа в голодный рот Юй Джин. - Она сказала младшим, чтобы они не попадали в неприятности до свадьбы да-шисюна, так как её не будет здесь, чтобы залатать их в раны в ближайшие месяц или два. Готова поспорить, что она намерена остаться здесь, глава Цзян.       На мгновение Цзян Чэн чувствует, как дыхание вырывается из его лёгких.       - Что? Но дева Вэнь сказала...       Юй Чжэньхун смотрит на главу с жалостью и сжимает его руку:       - Она сказала, что уезжает, да. Но она не просила Суосин найти другого учителя, и она не говорила, что не вернётся.       По большому счёту, Цзян Чэну, возможно, следует задуматься о том, почему слова А-Хуна так подбадривают его. Но глава Цзян - никто иной, как мастер полностью игнорировать подобные вопросы, поэтому он молча доедает свой ужин и спешит лечь спать.       * * *       - Вы уверены, что правильно объявлять о браке до того, как посоветоваться с главой Цзян?       - Было бы крайне неприлично делать объявление позже этого срока, учитывая, как Ванцзи вёл себя в течение последнего года. - Лань Цижэнь фыркает, повторно наносит краску на кисть и переписывает своё двадцатое церемониальное заявление о браке. - Разве он не сказал, что заявил права на Вэй Ина на конференции? Как ты думаешь, во что, должно быть, поверили дворяне, услышав такое? Нет, свадьба должна состояться, как только можно будет устроить подходящее торжество, и тогда я смогу покончить с этой глупостью и уйти в уединение на месяц.       Глаза Вэй Усяня едва не вылезли из орбит:       - Но, учитель...       - Тише, Вэй Ин. Если Яо Миншэн обнаружит ошибку в моей каллиграфии, я буду слушать об этом до скончания веков.       Сбитый с толку Вэй Усянь плюхается обратно на подушку рядом с Лань Сичэнем и смотрит, как Лань Цижэнь подписывает ещё один маленький квадратик бумаги с цветочным узором. Его помолвка с Лань Чжанем была официально оформлена на прошлой неделе, и завтра первые заявления о браке должны быть разосланы всем Орденам и кланам, которые находятся под юрисдикцией Лань Чжаня как главного заклинателя. И его будущий дядя настоял, что напишет их все сам, чтобы каждый лидер клана, который мог попытаться оспорить этот брак, знал, что Лань Цижэнь его одобряет.       После того, как Лань Чжань предстал перед оставшимся Советом старейшин и заявил о своём намерении жениться, все Облачные Глубины включились в работу по подготовке к предстоящей свадьбе. Лань Цижэнь получил свои объявления и приглашения, а Лань Чжань, наконец, послал за бригадой строителей и перевёз Вэй Усяня и Сяо-Ю в расположенный неподалёку коттедж учеников, где жил А-Юань с Цзинъи и Оуян Цзычжэнем, чтобы они переждали там пока идёт реконструкция цзинши. Что касается самого Вэй Усяня, то сначала с него должны были снять мерки для свадебного наряда, а затем он обязан был помочь Лань Сичэню с выбором блюд для праздничного банкета.       Жизнь в Облачных Глубинах в качестве жениха Лань Чжаня была одним из самых утомительных опытов его жизни, а они ещё даже не поженились.       - Всё будет по-другому после того, как свадьба состоится, Сянь-гэгэ, - утешает его А-Юань позже тем же вечером, когда Вэй Усянь выпрыгивает из окна маленькой комнатки своего младшего сына, чтобы оплакать разлуку с Лань Чжанем в течение дня.       Потому что Лань Чжань живёт со своим братом в ханьши ради приличия и навёрстывает все межклановые дела, которые пропустил за последние несколько месяцев. Он приходит в гостевой дом Вэй Усяня только после девяти вечера, чтобы избежать ночного дозора.       - И ты почувствуешь себя лучше, когда вернётся дядя Нин, - добавляет Сычжуй, и Вэй Усянь понимает, что среди всей этой свадебной суеты, он едва не забыл, что Вэнь Нин был где-то вне его досягаемости, совершенно один, после того, как сбежал из Облачных Глубин.       А ведь он едва мог заснуть в течение первых трёх ночей после отъезда своего друга и оставался бодрствующим ещё долго после того, как Лань Чжань и Сяо-Ю ушли, чтобы посидеть в общем дворе учеников клана. Он пытался почувствовать присутствие Вэнь Нина с потоком обиженной энергии, но тщетно. А затем, играя на Чэньцин на четвёртый день, он ощутил со стороны Вэнь Нина прилив странных эмоций, похожих на огромное потрясение, и после этого не было ничего, как будто его друг сделал всё, что он намеревался сделать, и теперь возвращался домой.       - Я надеюсь на это, - бормочет Вэй Усянь, растягиваясь на полу рядом с Цзинъи и складывая руки под головой. - Я понятия не имею, что с ним случилось, А-Юань. Если он не вернется к концу недели, мы с Лань Чжанем отправимся на его поиски.       Следующие несколько дней проходят как в тумане, заполненные бесконечными поставками муки, сахара, свежей красной фасоли и семян лотоса из Юньмэна - всё, что Вэй Усянь обязан одобрить как единственный человек в Облачных Глубинах, кроме Лань Чжаня и Лань Сичэня, который хоть что-нибудь знает о том, как устроить более оживленную вечеринку, чем семейные банкеты Ордена Лань. А ещё бесконечные примерки одежды для обоих счастливых женихов, потому что Цзэу-цзюнь поручил Не Хуайсану приготовить свадебные наряды так давно, что у него было время заказать несколько разных комплектов.       - Мантии, в которых ты был на конференции, были одними из них, - объявляет Не Хуайсан, когда прибывает из Цинхэ со стайкой портных и швей, несущих лари и коробки с красными и золотыми мантиями. - Но тогда ты был тоньше, так что, нам придется выбрать что-нибудь другое.       - Это было всего пять месяцев назад, - возражает Вэй Усянь, когда Не Хуайсан приказывает своему слуге показать одежду, о которой идёт речь. - И они мне понравились, Не-сюн! Почему я не могу просто надеть их снова?       Не Хуайсан придерживает верхнюю одежду на спине Вэй Усяня.       - Посмотри, насколько ты шире вот здесь, - говорит он, хлопая Вэй Усяня по плечу веером. - Ты всё ещё можешь втиснуться во внутренние мантии, но они будут тесными и не будут сочетаться ни с одной из других мантий.       Вэй Усянь настаивает на том, чтобы примерить мантию цвета сливы с конференции, и с удивлением обнаруживает, что та отказывается застегиваться на его груди.       - Ты прав, - вздыхает он, глядя на себя в зеркало. - Неужели я тогда действительно был таким худым?       После минуты неловкого молчания Лань Чжань подходит и обнимает Вэй Усяня за талию, не обращая внимания на булавки с жемчужными вершинами, торчащие по всей его груди.       - Был. - Он вздыхает. - Но с тех пор ты снова окреп. Больше не думай об этом. Только поклянись мне, что с этого дня ты никогда не будешь скрывать свои страдания.       - Не буду, - шепчет Вэй Усянь в ответ, в то время как Не Хуайсан бросается вытаскивать ещё один халат цвета пролитых чернил, покрытый тонким золотым кружевом, похожим на паутину. – Я обещаю, дорогой. Никогда больше.       - Отпусти его, Ванцзи-сюн, - ругается Хуайсан, выдёргивая булавку из толстого шёлка, прикрывающего Лань Чжаня спереди. - А теперь возвращайся за свою ширму! Это плохая примета для жениха и невесты - видеть друг друга в свадебной одежде до дня свадьбы.       - Здесь нет невест. - Вэй Усянь закатывает глаза. - И Лань Чжань уже видел меня в свадебном платье, даже если это было не то, что я надену в следующем месяце.       Однако Не Хуайсан отказывается успокаиваться и просит одного из своих портных оттащить Лань Чжаня за ширму с облачным рисунком, чтобы швеи могли закончить пришивать кружева на мантию Вэй Усяня.       - Тогда нам придётся использовать платье с длинным шлейфом, - бормочет он, отмечая гладкость атласа в свободных складках, которые волнами ниспадают по коленям Усяня. - Вэй-сюн, что ты думаешь насчёт того, чтобы носить одежду со шлейфом?       - Зачем?       - Он будет великолепно смотреться с вышивкой как вон на той мантии, - говорит ему Хуайсан, указывая на обернутый бумагой халат, лежащий на ближайшем столе. - Одеяние цвета сливы тебе подошло, поэтому я приказал сшить такое же, но на два размера больше, чтобы покрыть все твои внутренние слои. Правда, я не использовал цветки сливы.       После этого Вэй Усянь должен завязать себе глаза и подождать, пока верхняя одежда будет подогнана к его талии и бёдрам, поскольку она уже подходящего размера, чтобы охватить его широкие плечи. А затем Не Хуайсан просит одного из портных вставить в его волосы несколько гребней и заколок, чтобы определить, какие из них лучше всего соответствуют его наряду. Вэй Усяню не разрешается смотреть ни на одно из них, только оценивать дополнительный вес на его голове и протестовать, если украшения кажутся слишком тяжелыми. После этого швеи заставляют его стоять неподвижно, пока они снимают свадебный наряд и запирают всю одежду и украшения обратно в сундуки.       На другом конце комнаты Лань Чжань, пошатываясь, выходит из-за ширмы и моргает от яркого света.       - Тебе тоже завязывали глаза? - спрашивает он, поднося руки Вэй Усяня к губам. - Мне не разрешили увидеть одежду, которую выбрал для меня сюнчжан.       - Да, но я уверен, что Не-сюн закрыл мне глаза только для того, чтобы я не увидел тебя в красном, - дразнит возлюбленного Вэй Усянь. – Ай-я, Лан Чжань, что бы я сделал, если бы твою красоту не прикрыли от меня? Как бы я дождался дня нашей свадьбы, глядя на такую красоту?       - Что бы ты ни пожелал от меня, это уже твоё, - торжественно говорит Лань Чжань. - Наши брачные поклоны не имеют к этому никакого отношения. Разве мы не жили почти как семья эти последние тринадцать месяцев, сердце моё?       Портные обмениваются понимающими взглядами за спиной Лань Чжаня и выбегают в каменный двор рядом с ланьши, оставляя Вэй Усяня бросаться в объятия своего суженого и цепляться за него, как обезьянка. Лань Чжань легко ловит его, прижимает к своему сердцу и покрывает его лицо поцелуями. Затем он целует Усяня в щёку и выводит его на солнце.       - А-Юань и Сяо-Ю ещё не ели, - сообщает он. - Дети должны позавтракать, а потом мы сможем отдохнуть в течение дня.       Единственное, что хорошо в жизни в доме учеников, это то, что Вэй Усянь сейчас находится ближе к кухне, чем он был во время жизни в цзинши. Поэтому он появляется в комнате, которую А-Юань делит со своими друзьями по дороге туда, чтобы попросить его помочь А-Ю помыть посуду перед обедом. Но все четыре мальчика отсутствовали, в том числе и А-Ю, и они оставили записку, адресованную Лань Чжаню, на чайном столике А-Юаня.       - Ушёл в трапезную учеников. Вернусь после обеда. Сяо-Ю с нами, - читает Ванцзи, разворачивая записку и показывая две строчки, написанные изящным почерком Сычжуя. - Мы пойдем, чтобы присоединиться к ним, - решает он, передавая бумагу Вэй Усяню. - Там не будет ничего подходящего из еды для Сяохуэя, и он может плакать.       - Он не будет плакать, Лань Чжань, - возражает Вэй Усянь, когда они отправляются в общую столовую, где часто бывают молодые ученики Ордена Лан. - И он должен когда-нибудь привыкнуть к еде вашего клана, не так ли?       - Он не знает, - нежно говорит его возлюбленный с улыбкой, которая превращает его глаза в пару усеянных ресницами полумесяцев-солнц, потому что дневной свет освещает его лицо, подчёркивая новый золотой загар на его щеках и изогнутые черные крылья бровей. - Я больше не испытываю к этому вкуса, моя любовь.       - Тогда что тебе нравится больше всего сейчас?       - Мой чжи, конечно. Что ещё?       Вот так Вэй Усянь идёт в трапезную, и его щёки краснеют всё сильнее и сильнее. Но он тут же забывает обо всех переживаниях, когда видит своих сыновей, сидящих вместе посреди обеденного зала, пока все остальные мальчики Лань - в возрасте от двенадцати до двадцати одного года, поскольку все ученики слишком молодые для вежливого имени и достаточно взрослые, чтобы жениться, имеют свои собственные общие здания в другом месте – толпятся вокруг них, предлагая кусочки конфет липкому, улыбающемуся Сяо-Ю, которого А-Юань держит на коленях.       У локтя А-Юаня сложено несколько пустых тарелок, в паре из которых, кажется, был рис и какой-то мягкий овощной суп; так что, оба их сына, должно быть, хорошо поели, даже если ученики набили бедный маленький желудок Сяо-Ю сладостями, после того, как он доел свой суп.       - Ханьгуан-цзюнь! - зовёт Цзинъи, когда мальчики оглядываются через плечо и вытягиваются по стойке смирно при виде Лань Чжаня, переступающего порог. - Сяо-Ю здесь, с нами, Сычжуй оставил записку…       Лань Чжань поднимает руку.       - Мы нашли записку, - спокойно говорит он, прежде чем нахмурить брови, глядя на А-Ю. - Но сколько сладостей вы все скормили Сяо-Ю?       Вэй Усянь ожидает, что ученики вздрогнут от этого вопроса или признают, что они вообще не кормили А-Ю как следует; но Сычжуй улыбается и качает головой, показывая пару бумажных оберток от конфет, в которых явно были сушёные кунжутные лепёшки.       - Он съел только два пирожка, отец, - смеётся он, вытирая крошки вокруг рта Сяо-Ю. - Мы разрезали их на мелкие кусочки, а затем все по очереди кормили его.       - Это значит, что теперь он любит всех твоих шиди, - хихикает Вэй Усянь, а Сяо-Ю слегка сонно воркует и извивается в объятиях Оуян Цзычжэня. - Скажи спасибо своим новым старшим братьям, Ю-эр.       - Спа.. се… - А-Ю зевает и, выкрутившись из рук Цзычжэня, бредёт к Лань Чжаню. - Отец, мы идём домой? А-Ю помогает вымыть волосы Юань-гэгэ.       Вэй Усянь моргает:       - А?       Как оказалось, часть супа и крошки липких кунжутных конфет Сяо-Ю попала в волосы Сычжуя, поэтому Вэй Усянь проводит остаток дня, нагревая ванну с водой и смывая затвердевший сахар, в то время как Цзинъи и Цзычжэнь вносят свои предложения на заднем плане, попутно развлекая Сяо-Ю с помощью потёртой доски сянци, которая когда-то принадлежала Цинхэн-цзюню, если верить смутным воспоминаниям Цзинъи о её происхождении.       - Цзэу-цзюнь сказал мне, что набор сянци был последним набором предыдущего главы Лань, - заявляет он, пока Вэй Усянь смачивает щётку мыльной водой и принимается за очередную завитушку в волосах А-Юаня. – Он был у Ханьгуан-цзюня, когда Сычжуй ещё жил в цзинши, и он отправил его с нами, когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы жить самостоятельно. Не так ли, Сычжуй?       Сычжуй отодвигает завесу мокрых волос и морщится, когда Сяо-Ю роняет одну из шахматных фигур и с головой прыгает в ванну.       - Так и есть, - вздыхает он, когда секундой спустя всплывает его брат в новых белых одеждах, покрытых пеной. - О, посмотри на себя, Сяо-Ю! Теперь тебе тоже нужна ванна.       - Он все равно нуждался в ванне, - заявляет Оуян Цзычжэнь.       Как старший брат нескольких младших сестёр, он много знает об уходе за младенцами, и когда Лань Чжань приходит немного позже, он застаёт Вэй Усяня сидящим у камина и наклеивающим на голову Сычжуя сушащие талисманы, в то время как Цзычжэнь моет Сяо-Ю мягкой желтой губкой.       - Скоро закат, - говорит он, протягивая А-Юаню полотенце. - Ты закончил декламацию для твоих завтрашних уроков?       Цзинъи бледнеет и спотыкается о запасной матрас на полу.       - Учитель Цюань снова преподаёт?       Лань Чжань кивает:       - Мн. Из того, что я слышал в трапезной старших учеников, будет устный утренний экзамен по истории Ордена Сюэ.       - О, нет, - воет Оуян Цзычжэнь, роняя своего маленького скользкого подопечного обратно в воду. - Я даже не прикоснулся к моим книгам с тех пор, как сюда приехал учитель Вэй!       В последовавшем за этим шквале случайных записок и обрывков бумаги Вэй Усянь и Лань Чжань заворачивают Сяо-Ю в чистую одежду и уносят его в дом, спрятанный сразу за домом А-Юаня, где Вэй Усянь жил последние несколько дней. И куда Лань Чжаню запретил входить его отчаявшийся дядя, который безуспешно пытался убедить племянника проводить ночи в резиденции Лань Сичэня до дня свадьбы.       - Сейчас в ханьши слишком холодно, - оправдывается Лань Чжань, когда об этом спрашивает Вэй Усянь. - Я провёл последний год в Юньмэне с тобой, дорогой. Думаю, это навсегда изменило меня.       - О? - весело говорит Вэй Усянь, возвращаясь к наполовину написанному письму на своём столе. - Как же так, милый?       Лань Чжань отвечает на это шквалом нежных поцелуев, от которых у Вэй Усяня так захватывает дух, что он фактически закрывает рот своего суженого пальцем и отталкивает его назад.       - Лань Чжань! – кричит он, когда Лань Чжань поворачивается губами к подбородку Вэй Усяня и вместо этого целует его. - Милый, подожди. Дай мне сначала закончить свои письма.       Мягкая улыбка появляется на лице Ванцзи, и сердце Вэй Усяня замирает при виде этого зрелища, потому что, увидеть улыбку Лань Чжаня, всё равно, что смотреть на зимнее поле, залитое зеленью весны. И теперь он так часто улыбается, что Вэй Усянь может почувствовать изменения внутри него, приложив руку над его грудью и измеряя грохочущий пульс. Он дрожит, как кусок мягкого желе, когда возвращается к своей работе, размазывая пару иероглифов, так что полученная фраза становится почти неразборчивой; но Цзян Чэн всё равно сможет прочитать его каллиграфию, поэтому Вэй Усянь сумел добраться до конца страницы до того, как вес взгляда Лань Чжаня на его спине становится слишком невыносимым.       Письмо не было закончено ни днём, ни даже вечером, и когда Вэй Усянь, наконец, начал засыпать в надёжных объятиях Лань Чжаня, его сердце было так переполнено, что он плакал, пока не заснул.       В ту ночь его сны наполнены теплом и красками, хотя он с трудом может сказать, откуда они могли взяться. Сначала он стоит в толпе одетых в пурпур доброжелателей в Цзиньлинтай, наблюдая, как свадебный поезд Цзян Яньли поднимается по золотой лестнице в Зал ароматов, а затем Башня Кои тает и превращается в небольшой гостевой домик Лань. Вэнь Нин рядом с ним, как Вэй Усянь всегда и надеялся. Он хотел, чтобы друг был рядом в день его свадьбы, и вот он закрепляет вуаль на высоко уложенных волосах Вэй Ина, и счастье в его больших чёрных глазах не сравнится даже с радостью на лице самого Усяня, отражающейся за занавесом из красной вуали.       Видел ли я когда-нибудь тебя таким радостным, Вэнь Нин? Вэй Усянь удивляется, когда широкая загорелая рука вставляет ещё одну золотую булавку. На этот раз не Вэнь Нин, поскольку руки Вэнь Нина крепко лежат на плечах Вэй Усяня. Когда мы встретились, ты уже устал от половины жизни, провёденной в Ночном городе…       А потом была война, и я поставил Вэнь Жоханя на колени, но всё равно не смог спасти тебя. Его "я" из сна сглатывает и поднимает обведённый розовым взгляд на Вэнь Нина. Тот наклоняется, чтобы обнять его, в то время как третий человек в комнате тянется к левой руке Вэй Усяня, нанизывая ему на пальцы два ярких кольца, прежде чем положить руку обратно на туалетный столик.       Вэй Усянь оборачивается, хватаясь за коричневое запястье, которое только что коснулось его, и лицо человека, которому оно принадлежит, настолько душераздирающе знакомо ему, что он резко просыпается и рыдает в подушку, пока Лань Чжань не переворачивается и не пытается его успокоить. Но утешения нет, потому что Вэнь Нин никогда больше не будет выглядеть таким счастливым. В день свадьбы Вэй Усяня или иначе: и если бы он был мудрее всего семнадцать лет назад, или немного быстрее или, может быть, не настолько глуп, как все всегда настаивали, что он был - тогда, может быть, просто возможно, он мог бы…       - Вэй Ин? - шепчет Лань Ванцзи. - Дорогой, в чём дело?       - Тише, любовь моя, - сквозь слезы говорит Вэй Усянь. - Это пустяки. Давай спать, Лань Чжань.       * * *       На следующее утро, после примерки мантий, Лань Ванцзи возвращается в гостевой домик с завтраком и обнаруживает, что Вэй Ин всё ещё лежит в постели, уставившись в потолок, а Сяо-Ю свернулся калачиком на его животе. Усянь выглядит странно вялым, каким он не был со дня празднования дня рождения, которое, как верил Вэй Ин, ознаменует его последнюю ночь в жизни, и кровь Лань Ванцзи становится холоднее льда при воспоминании об этом.       - Любимый, - бормочет он, ставя поднос с завтраком, - положи А-Ю. Я возвращаюсь, чтобы спать рядом с тобой.       Вэй Ин кивает и прячет Сяо-Ю под одеяло, перекатываясь на бок, так что Лань Ванцзи может проскользнуть в кровать позади него. После этого он кладет руку на талию своего чжи и ждёт, напевая тихо себе под нос, пока Вэй Ин не расслабится.       - Лань Чжань, - наконец, шепчет Вэй Ин. - Мы должны сегодня выйти из дома?       По правде говоря, они должны были встретиться с астрологом позже утром, но Сичэнь будет счастлив, взять эту обязанность на себя.       - Нет, - уверяет его Лань Ванцзи. - Спи, сердце моё. Я здесь.       «И я всегда буду, - молча клянётся он. - Какое бы бремя ты ни нёс, любовь моя, я взвалю его на свои плечи вместе с тобой».       * * *       Незадолго до полудня Вэй Усяню, наконец, удаётся проглотить несколько кусочков мягкой паровой булочки, перед тем, как отправиться медитировать на травянистый склон холма. Оказавшись там, он начинает пару элементарных упражнений для формирования ядра, подобных тем, которые он делал, будучи младшим учеником в Юньмэне. Сейчас они ничего не могут сделать для него, так как, его даньтянь никогда больше не сможет удерживать золотое ядро, но они успокаивают его дух и достаточно хорошо успокаивают его дыхание.       «Вэнь Нин скоро вернётся, - говорит он себе, сосредотачиваясь на лёгком шорохе ветра в траве. - Нет живого врага, способного победить его, и нет заклинателя-еретика, который мог бы командовать им. Он в безопасности».       Но, если отбросить здравый смысл, Вэй Усянь не может забыть выражение муки на лице Вэнь Нина, когда тот покинул Облачные Глубины, или срочность его бегства из цзинши, или его решимость выкинуть Вэй Усяня из головы и не говорить ему ни слова о том, куда он направляется.       - Он может позаботиться о себе, - громко заявляет Вэй Усянь, выпрямляясь в позе лотоса и приподнимая подбородок чуть выше. - Наличие А-Ю превратило меня в беспокойного человека, вот и всё.       - Я тоже превращаюсь в одного из них, - говорит тихий голос рядом с ним. - Папа, пока ты не появился здесь, я никогда не знал, что кто-то такой маленький может попасть в такие неприятности.       Вэй Усянь открывает глаза и смеётся.       - Сядь, А-Юань, - призывает он, и его сын падает на земля рядом с ним. - Как прошли твои уроки сегодня утром?       - Думаю, они были длиннее, чем я ожидал. До сегодняшнего дня я считал, что об Орден Илин Сюэ вообще известно мало.       - Пока я рос, их никогда не считали Орденом, - размышляет Вэй Усянь. - Их основатель был на много лет старше Вэнь Мао, а Вэнь Мао и Лань Ань были первыми, кто основал клановые Ордена вместо школ заклинательства. Сюэ Чунхай же даже не взял ни одного ученика.       Сычжуй придвигается к нему немного ближе.       - Ты когда-нибудь изучал Сюэ в Юньмэне?       Вэй Усянь склоняет голову.       - Тогда мы наблюдали за охотой возле Могильных курганов, - вспоминает он. - Юньмэн Цзян отвечал за утилизацию всего, что из них выходило, хотя мы никогда не рисковали заходить внутрь. И, конечно же, после того, как меня бросили туда, оттуда больше ничего не вышло.       Их было так много, призраков, встретивших свой конец на горе Луанцзян, и тех, кто бродил там после смерти, смешавшись в одну огромную выгребную яму страданий, обиды и страха, и все они прилепились к нему, как потерпевшие кораблекрушение моряки, цепляющиеся за канат в море. Он провёл там с ними три месяца, пока не смог перечислить имена всех опустошённых трупов у себя под ногами и выслушать жалобы тех, у кого больше не было имён, чтобы их назвать. Ему невыносимо думать о том, что он был вынужден сделать, чтобы получить власть над ними, или о том, как они передали свои души на его попечение: хотя, возможно, это не так удивительно, как кажется, поскольку по его собственным подсчётам это было всего пять лет назад.       - Никто не зашёл так далеко, кроме тебя, верно?       Вэй Усянь тянется к руке Сычжуя и сжимает её.       - Я надеюсь, что этого больше никто никогда не сделает, - тихо говорит он. - Но это дало им покой, поэтому я ни о чём не жалею.       Они вдвоём сидят так ещё некоторое время, наблюдая, как ранние полевые цветы раскачиваются взад-вперёд на ветру; а затем шёпот травы и отдаленный лязг мечей с тренировочного поля сменяются безошибочно узнаваемым пыхтением Лань Цзинъи, мчащегося вверх по склону. Прямо перед тем, как его почти занесло, он останавливается рядом с ними и бросает простой белый жетон на колени Вэй Усяню.       - Господин Вэнь вернулся, - сообщает он, сгибаясь пополам, чтобы отдышаться. - С ним всё в порядке, старший Вэй. И он кого-то привёл с собой.       - Кого? - недоумевает Вэй Усянь, вскакивая на ноги. - Он не знает никого за пределами Облачных Глубин, так что, кто бы это мог быть — неважно, не отвечай на этот вопрос. С ним всё в порядке?       Цзинъи чешет макушку:       - Старший Нин, по-моему, выглядел нормально. На нем был гуань, и он даже накрасился, чтобы скрыть вены на шее.       - Но почему он сам не зашел повидать Сянь-гэгэ? - спрашивает А-Юань, переводя взгляд с Цзинъи на Вэй Усяня. - И почему у тебя его нефритовый жетон?       - У леди, которую он привёл, нет жетона, поэтому кто-то с пропуском третьего уровня или выше должен одобрить её вход, - объясняет Цзинъи. - Я послал Су Луна найти Ханьгуан-цзюня или Цзэу-цзюня, но потом Шао Лилин сказал мне, что вы двое медитируете здесь.       Озадаченный Вэй Усянь тянется к круглому кусочку нефрита, висящему у него на поясе:       - Значит, это пропуск третьего уровня?       - Это пропуск пятого уровня. Зарезервировано для нынешнего главы Лань и его ближайших родственников, - говорит ему А-Юань, смущённо моргая, когда Цзинъи хватает его за белый рукав и начинает тащить вниз по склону. - А-Йи, куда ты меня ведёшь?       - Старший Нин сказал, что ты тоже должен прийти. Учитель Вэй, поторопись!       Хотя Вэй Усянь, хоть убей, не может сказать почему, его сердце гремит в груди, когда он спешит с горы вслед за Цзинъи. Он сжимает жетон-пропуск Вэнь Нина так крепко, как только может, а другой рукой тянется к А-Юаню, чтобы схватить его за руку.       Вскоре все трое встают бок о бок перед воротами.       - Господин Вэй здесь! - слышит он чей-то крик, и толпа учеников, преграждающих им путь, рассеивается. - Дорогу, уступи дорогу! Пропустите господина Вэня!       Первое, что отмечает Вэй Усянь, ещё до того, как видит человека в вуали, стоящего справа от Вэнь Нина, это то, что его друг преобразился за десять дней отсутствия. Он так мало похож на свирепый труп, что Усянь почти слышит, как у него в горле бьётся пульс. Его глаза снова стали глазами пятнадцатилетнего ученика Цишаня, который ловил рыбу и стрелял по камням у водопада на задних холмах, хотя его взгляд был более радостным и сильным, чем когда-либо у пятнадцатилетнего Вэнь Нина. И его руки зажаты между ладонями женщины рядом с ним, сияя белизной между её красными рукавами, пока он не протягивает руку и не переплетает пальцы с пальцами Вэй Усяня.       - Господин. - Вэнь Нин сияет, и яркость его голоса подобна звёздам. - Господин, я…       А затем его спутница поднимает руку и снимает шляпу, обнажая смелое, красивое лицо, загорелое ярким летом Юньмэна: лицо, которое Вэй Усянь должен был узнать в тот момент, когда впервые увидел его, точно так же, как он узнает свои собственные черты на ощупь, если ему откажет зрение. Внезапно правда складывается, образуя единое целое, из тумана, теней и невинных, приговорённых к изгнанию, ибо Вэнь Цин нельзя было спутать ни с кем другим, как при жизни, так и после того, как она очнулась после своей смерти.       - А-Юань, - говорит она, и впервые Вэй Усянь слышит всю силу её цишаньского акцента за наигранной мягкостью кухонной служанки из поместья Мо или сельской целительницы, что обучалась у Пан Гаолинь и отдала свою жизнь в обмен на жизнь своего ребёнка. – Малыш А-Юань, это...       Сычжуй с криком бросается вперёд, падает к ногам женщины и прижимается лбом к её колену.       - Тётя, - задыхается он, и тут Лан Лихуа просыпается на спине матери и издаёт озадаченное чириканье. - Тётя, ты вернулась!       Вэй Усянь спотыкается на последних нескольких ступеньках и заключает Вэнь Цин в объятия, смутно осознавая, что Цзинъи увёл всех зрителей прочь. Она ближе к нему ростом, чем была в своём собственном теле, так что, ему едва приходится наклоняться ей навстречу, когда она притягивает его к себе и чуть не ломает рёбра силой своих объятий.       - Вэнь Цин, - шепчет Вэй Усянь. - Мне так жаль, мне очень жаль...       Будет время для слёз и для года траура, который никому из них никогда по-настоящему не был дарован. Будет время для того, чтобы имя Вэнь Цин было удалено с кенотафа её клана, и время для того, чтобы четвёртая палочка благовоний была установлена рядом с тремя в знак уважения от Вэй Усяня, Вэнь Нина и А-Юаня.       Но пока есть только этот момент, когда четверо, которые должны были умереть давным-давно, сжимают друг друга в объятиях, и драгоценное, бесценное чудо, что им больше никогда не придется расставаться.