Двенадцать лун и две недели

      Хотя Вэнь Цин провела большую часть своей жизни в Безночном городе, куда она попала сразу после того, как ей исполнилось двенадцать, самые яркие её воспоминания о детстве всё же связаны с дикой, продуваемой всеми ветрами лесной деревней под горой Дафань. И её самое первое, осознанное воспоминание — она была тогда совсем маленьким ребёнком, и А-Нин ещё не родился, о нём ещё даже не думали – сохранило в себе урок отца. Вэнь Жуйун учит её, как чувствовать духовные вены, в качестве пособия используя собственную руку, и как изменять потоки ци внутри них с помощью набора серебряных игл.       - Игла в самое сердце вены разделяет поток на две части, - объяснял он, указывая на внезапную дрожь в своём среднем пальце, когда Вэнь Цин воткнула иглу в его предплечье. - Налево, и ты заставишь поток двигаться направо, а затем точно так же влево. Две иглы, и ты полностью перекроешь меридиан.       Вэнь Цин знала, что однажды она получит меч и, возможно, будет отправлена в Безночный Город, чтобы совершенствоваться вместе со своими троюродными братьями, прежде чем вернуться в родовой Дафань к своей семье. Было само собой разумеющимся, что она проведёт некоторое время при дворе Вэнь Жоханя, потому что тот широко называл Вэнь Жуйуна своим любимым двоюродным братом. Но Вэнь Цин не горела желанием ехать, потому что она не знала и не любила своего дядю, а его сыновья, Вэнь Сюй и Вэнь Чао, были, возможно, даже хуже него. Но затем вопрос был решён за неё, когда Вэнь Жохань привёл к смерти её родителей, удалив осколок иньского железа из статуи богини в храме Дафань и превратив её в демоническое существо, которое питалось плотью, вместо того, чтобы питаться молитвами. И Вэнь Жохань забрал Вэнь Цин в Цишань вместе с Вэнь Нином, приговорив их обоих к десяти тёмным годам до начала войны.       Тем не менее, Вэнь Цин просыпалась и ходила по коридорам Дворца Солнца, как будто всё ещё была в Дафане, изучая медицинские тексты, пока мать держала её на коленях, и всякий раз, когда она возвращалась в горы, это было похоже на глоток жизни.       - Ты целительница и никогда не должна причинять вреда, - наставляла её мама, латая ободранные коленки А-Нина или накладывая шину на чьи-то сломанные ноги в деревне. - Мы не такие, как наши цишаньские родственники, А-Цин, и нам не нужно быть связанными с ними.       Но имя «Вэнь» обрекло А-Цин также верно, как и солдат, погибших от рук Вэй Усяня во время кампании «Выстрел в Солнце», потому что Вэнь Жохань заставил её служить себе вместе с двумя бесполезными сыновьями; а затем она провела три месяца, томясь в своём собственном кабинете в надзорном пункте в качестве пленницы Вэнь Чао, пока Цзян Ваньинь не освободил её.       Однако до этого был Вэй Усянь и два дня и ночь беспомощной кричащей боли, когда она вырезала золотое ядро из его тела и передала Цзян Ваньиню. Вэнь Цин вернула это самое золотое ядро Вэй Усяню менее шести месяцев назад, и жизнь, уже преобразившаяся до неузнаваемости из-за её собственной смерти, воскрешения и внезапного материнства, снова навсегда изменилась из-за этого поступка.       - Вэнь Цин, - рыдает Вэй Усянь, стоя на коленях в маленьком домике, напоминающем коттедж, который ей когда-то выделили как приглашённой ученице. - Вэнь Цин. Вэнь Цин.       Вэнь Цин проводит кончиками пальцев по его жёстким волосам, вспоминая все те времена, когда она делала так для А-Нина.       - Вэй Усянь, - тихо говорит она, согреваясь от тяжести его имени на своём языке. - Не плачь, глупый гусь. Я здесь.       - Вэнь Цин, - снова плачет Вэй Усянь. Он обнимает её икры, а его голова лежит у неё на коленях, и слёзы пропитали её юбку насквозь. И её имя, кажется, единственное, что он может произнести, как бы она ни пыталась его успокоить, и сколько бы тихих, успокаивающих звуков не срывалось с губ Лань Ванцзи в другом конце комнаты. - Мне очень жаль, Вэнь Цин, мне так жаль.       - Ради всего святого, почему? - спрашивает она с комком в горле. - Я бросила тебя против твоей воли, не так ли? Я знала, что ты скорее убьёшь любого, кто придёт в Илин, чем выдашь нас, и я подумала, что…       Костяшки пальцев Вэй Усяня белеют на фоне её красной мантии. Единственное слово слетает с его губ: «Что?», и Вэнь Цин так яростно качает головой, что её волосы вбиваются из-под шиньона.       - Нет! Нет! - Она плачет, зажимая его лицо ладонями, и слёзы начинают течь в два раза гуще, чем раньше. - Вэй Усянь, послушай меня. Я не знаю, что случилось с моим телом, но, как бы Цзини ни распорядились им, к тому времени я была уже давно мертва. Я думаю, им пришлось бы уничтожить его или, по крайней мере, каким-то образом спрятать.       Вэй Усянь поднимает лицо и моргает, глядя на неё:       - Что? Но они развеяли твой прах в Цишане, и даже если они не сожгли Вэнь Нина...       - Возможно, это и был мой прах, но меня не сожгли заживо, - прямо говорит она. - Когда я добралась до Цзиньлинтая, Цзинь Гуанъяо сказал мне, что я должна помочь в медицинских исследованиях его Ордена, чтобы оплатить преступления А-Нина. Но затем Цзинь Гуаншань приказал ему отвести меня в его личные покои, поэтому я вытащила мой кинжал и перерезала себе горло, прежде чем он смог дотронуться до меня.       Она слышит резкий вздох своего брата, который был рядом с ней, когда она поняла, что Цзинь Гуаншань хочет, чтобы она была постельной служанкой, и задаётся вопросом, злиться ей или благодарить за то, что А-Нин ничего не помнит о тех шестнадцати мрачных годах. Проклятая сталь ножа её дяди убила Вэнь Цин задолго до того, как её тело должно было истечь кровью, и боли почти не было, но А-Нин был вынужден стать свидетелем её последних мгновений, и провёл бы большую часть двух десятилетий, переживая их заново, если бы не демоническое совершенствование Сюэ Яна. И ради этого Вэнь Цин предпочла бы отправиться на погребальный костер.       - Хватит об этом, - говорит она им обоим, раскрывая объятия для своего брата, и прижимая две тёмные головы к своему сердцу. - Всё закончилось, А-Сянь. Всё закончилось.       Они оба снова начинают плакать, всхлипывая в её мантию, как дети, а губы Ханьгуан-цзюня начинают дрожать, как два кленовых листа. Но тут просыпается А-Хуа и начинает так громко выть от голода, что два её дяди замолкают. Вэнь Цин бросается к дочери, вытаскивает её из корзины и усаживает на кровать, чтобы накормить.       - Простите меня, - поспешно говорит Ханьгуан-цзюнь, и его уши краснеют от смущения, когда он выскальзывает из дома для гостей.       Вэнь Нин вытирает слёзы и бежит за водой и булочкой, а Вэй Усянь снова падает на пол, как жалкий красный блин, и смотрит на стропила.       - Не плачь так много, - ругает его Вэнь Цин, подталкивая носком ботинка. - Разве ты не собираешься надеть красное для своего Лань Ванцзи через три недели? Ты испортишь себе глаза.       - Не Хуайсан сказал, что мои свадебные одежды будут с вуалью, - печально говорит Вэй Усянь. - Если я надену вуаль, никто ничего не скажет.       - Но тогда никто не увидит твоего лица, - протестует Вэнь Нин, ставя поднос с едой и напитками у своего локтя. - Ты так хорошо выглядел на конференции, господин Вэй! Все думали, что ты и Ханьгуан-цзюнь собираетесь пожениться прямо на банкете, когда ты вошёл в красном.       Вэй Усянь хмурится:       - Неужели?       - Конечно! Я даже слышал, как господин Цзинъи задавался вопросом, доберётся ли Ханьгуан-цзюнь до брачных покоев или потеряет сознание, когда увидит веер туаньшань, который ты нёс.       Вэнь Цин не может расслышать, что говорит Вэй Усянь после этого, но он бросает вышитую подушку в голову Вэнь Нина и громко вопит от отчаяния, пока Ханьгуан-цзюнь не вбегает обратно в дом с закрытыми глазами, чтобы поцеловать его.       - И часто такое случается? - удивляется она, когда Вэнь Нин отворачивается, чтобы Вэй Усянь не увидел, как он хихикает. - Вэй Усянь, разве ты не говорил мне, что твой Лань Ванцзи подобен лучу холодного лунного света, что касается щёк всех, кто смотрит на него издалека?       - Если бы я был лучом лунного света, я был бы только для Вэй Ина, - самодовольно говорит Лань Ванцзи. - Ты действительно так сказал, дорогой? Но я всё же предпочитаю оставаться таким, какой я есть, потому что у луны нет губ, чтобы целовать тебя.       Вэнь Цин издаёт испуганный смешок, от которого бедняжка А-Хуа едва не просыпается, и чувствует, как её сердце переполняется удовлетворением, когда она наблюдает, как Лань Ванцзи заключает в объятья своего самого дорогого, самого любимого друга. Он прижимает его так близко, что Вэнь Цин едва ли может сказать, где заканчивается Вэй Усянь и начинает Лань Ванцзи.       «Это само по себе начало, - размышляет она, когда сливово-красный шёлк смешивается с голубым в мягкой, сияющей луже на полу. Знать, что они снова нашли свой путь вместе и никогда больше не расстанутся».       * * *       Через пару дней после приезда Вэнь Цин свадьба назначена на первый день месяца сливы (первое мая, прим. переводчика), когда цветут поздние персики и ранние сливы, а подготовка к церемонии идёт вперёд в полную силу с Лань Цижэнем и Лань Сичэнем во главе. Приглашения были разосланы в начале персиковой луны с заверениями, что никто из получателей не должен беспокоиться, если не сможет присутствовать из-за короткого срока, оставшегося до церемонии.       Цзян Чэн прибыл две недели спустя и поселился в гостевом доме с Вэй Усянем и Сяо-Ю, сослав бедного Лань Чжаня обратно в ханьши к Цзэу-цзюню.       - Я буду тебя сопровождать, - сообщает ему Цзян Чэн, когда Вэй Усянь растягивается на полу и оплакивает разлуку с возлюбленным. - Остальные гости скоро начнут прибывать, и как ты думаешь, что произойдет с репутацией Ханьгуан-цзюня, если они увидят, что он приходит и уходит в твои покои каждую ночь?       Вэй Усянь показывает брату язык:       - Ничего. Все видели нас вместе на Нечистом Царстве, Цзян Чэн, так что мы не можем стать более бесстыдными, чем уже были.       Конечно, это всего лишь факт, но Цзян Чэн, похоже, сильно обижается, когда слышит, как Вэй Усянь так говорит. После этого они вдвоём сначала устраивают импровизированную драку подушками, а потом перекидывают Сяо-Ю взад-вперёд между собой, как сонный белый мешок с фасолью, и попутно Цзян Чэн выкладывает ему новости из Пристани Лотоса. Кажется, что все младшие ученики ужасно взволнованны, так как Юй Сихань и Чжао Суйин продолжают вместе исчезать в лесу, когда им полагается бегать по поручениям. И даже юная Ли Цзяншунь оказалась поражена одним из старших учеников, который сопровождал Цзинь Лина во время его последнего визита в Юньмэн.       - Полагаю, в воздухе витает любовь, - вздыхает Цзян Чэн, прижимая к своему сердцу Сяо-Ю, а Вэй Усянь возвращается за стол, чтобы закончить записку Не Хуайсану о музыкантах, которых тот выбрал для свадебного банкета. - Почувствуй это, А-Сянь. Как ты думаешь, кто тот ученик, что приглянулся А-Шунь?       - Я не знаю. Может быть, Се Синьин?       - Нет, не Синьин. Это был Цзинь Чан.       Вэй Усянь в изумлении откидывается назад со стула.       - Что?       - Я знаю! И, подумать только, он издевался над А-Лином, когда они были маленькими!       Внезапно Вэй Усянь чувствует себя так, будто ему снова восемь лет, и он наблюдает, как Цзинь Цзысюань говорит Яньли, что он слишком сыт, чтобы попробовать её суп, хотя он ничего не ел с самого завтрака.       - Ты не можешь говорить серьёзно, - причитает он, забирая Сяо-Юя у Цзян Чэна. - Цзинь Чан? А-Шунь слишком хороша для него!       - Он изменился, - немного неохотно отмечает Цзян Чэн. - Он никогда не был таким, как его отец, и А-Лин не назначил бы его вторым учеником, если б он не подправил своё поведение.       - Ай-я, давай не будем говорить о матримониальных планах младших. - Вэй Усянь вздрагивает, а Сяо-Ю сдавливает свои пухлые щёки руками, а потом целует своего папу.       - Ли Цзяншунь всего пятнадцать, так что, ей всё равно придётся подождать пару лет, чтобы принять ухаживания. Давай вместо этого побеспокоимся о тебе.       Лицо Цзян Чэна багровеет:       - Вэй Усянь!       Но Вэй Усяню давно пора пообедать с Лань Чжанем в трапезной, поэтому он выбегает из комнаты с Сяо-Ю на плече, смеясь как сумасшедший, до тех пор, пока не воссоединяется со своим суженным и не крадёт поцелуй или два.       - Лань Чжань, дорогой, - улыбается он, пока Ванцзи покрывает поцелуями его лоб и тыльную сторону ладоней. – Пойдём обедать, Ю-эр скоро будет царапать дверь, если не получит чего-нибудь поесть.       - Сяо-Ю не будет, - возмущенно говорит ребёнок. - Сяо-Ю не любит бамбуковый суп. Мы готовим еду для папы и Юань-гэгэ, а Сяо-Ю поможет!       - Я не смогу прийти поужинать с тобой, - вздыхает Лань Чжань, нежно похлопывая Сяо-Ю по голове. - Сычжуй и Цзинъи собираются на срочную ночную охоту вместе с Цзычжэнем, и я буду сопровождать их. Вместо этого дядя пригласил тебя и Сяохуэя пообедать с ним.       - Я пойду с тобой, - говорит Вэй Усянь, вспоминая последний раз, когда Лань Чжань сопровождал детей на одной из их охот. - Ты не можешь следить за всеми тремя сразу, так что...       Его чжи наклоняется, чтобы снова поцеловать его.       - В этом нет необходимости. Это всего лишь гнездо яогуая первого уровня, так что, даже маленькие ученики могут справиться с одним или двумя из них без посторонней помощи.       Вэй Усянь приподнимает бровь, глядя на него:       - Лань Чжань, неужели ты превратился в наседку с нашим А-Юанем? Ему почти девятнадцать!       - Раньше я позволял Сычжую вести такую охоту в одиночку, - признаётся Лань Чжань. - Но теперь я беспокоюсь за него всякий раз, когда он исчезает из поля моего зрения. Моё сердце не успокоилось бы, пока он снова не оказался бы рядом со мной, поэтому я пойду с ним.       Он уходит, поцеловав их обоих на прощание, а Вэй Усянь взваливает Сяо-Ю на спину и поднимается по склону, пока не достигает домика Лань Цижэня. Учитель уже приоткрыл двери, и тёплые ароматы овощного рагу и жасминового риса разносятся по горе: слаще и вкуснее, чем еда в трапезной старших учеников, хотя Вэй Усянь знает, что Лань Цижэнь предпочитает пищу даже более пресную, чем большинство членов клана.       - Дедушка! – кричит А-Ю, скатываясь на землю со спины Вэй Усяня и карабкаясь вверх по ступенькам крыльца. - Дедушка, Сяо-Ю здесь!       - В Облачных Глубинах нельзя бегать, - слышит Вэй Усянь призыв Лань Цижэня изнутри. - Иди медленно, Сяохуэй, и будь осторожен, куда бы ты ни ступал. Если ты упадёшь, то можешь удариться головой, и что тогда будет делать твой папа?       - Мама меня поцелует, - щебечет Сяо-Ю. - И отец вылечит А-Ю! Я не боюсь.       Лань Цижэнь вздыхает, заставляя Вэй Ина фыркнуть от смеха, и спешит за Сяо-Ю.       - Учитель Лань, - приветствует Усянь, коротко поклонившись дяде. - Простите этого. Сяо-Ю всегда высказывает своё мнение, независимо от того, кто его слышит. По какой-то причине Лань Цижэнь, кажется, не возражает против болтовни Сяо-Ю, даже когда тот щебечет во время обеда и роняет на колени Вэй Усяня пельмень с начинкой из кукурузы. Вэй Усянь пытается сказать сыну, чтобы тот не разговаривал во время еды, но Сяо-Ю только забирает свой упавший пельмень и поднимает плюшевую пчелу повыше, чтобы Лань Цижэнь её рассмотрел.       - Это мой младший брат, - гордо сообщает А-Ю, заставляя пчелу поклониться его двоюродному дедушке. - Его зовут братец-пчела. И у Сяо-Ю также есть сестра!       - О, правда? - снисходительно говорит Лань Цижэнь. – И как зовут твою сестру?       - А-Хуа! – кричит Сяо-Ю. - Она живёт в корзине Сяо-Ю, потому что А-Ю сейчас большой.       Лань Цижэнь кивает.       - Сяохуэй хорошо говорит для своего возраста, - произносит он поверх пушистой головы Сяо-Ю. - Когда вы с Ванцзи планируете начать его уроки?       - Мы учим его цифрам, - отвечает Вэй Усянь, задаваясь вопросом, уводят ли детей Ордена Лань на лекции в классные комнаты, как только они научатся ходить. - И В... ах, госпожа Лан немного учила его травоведенью, прежде чем я уехал из Юньмэна. Он знает, как отличить гриб линчжи от снежного гриба и промыть порезы в солёной воде, но я мало чему научил его из букваря.       - И игла, - восклицает Сяо-Ю. - Тётя вставила одну в ногу Хань-гэгэ!       - Да, а потом ты попытался воткнуть мои шпильки в свои маленькие ножки, - ругает Вэй Усянь, поднимая сына к себе на колени, и указывает на отметку на большом пальце ноги Сяо-Ю. - Что бы мы делали, если б Лань Чжань не заметил тебя, а?       Сяо-Ю в замешательстве моргает, потому что Лань Чжань так быстро вылечил мелкий укол, что у малыша даже не было времени поплакать по этому поводу.       - Тётя исправит это.       - Если он достаточно взрослый, чтобы проводить такие опасные эксперименты, пора ему идти в школу, - сообщает ему Лань Цижэнь. - Сяо-Ю умён и будет очень хорошо учиться, если ему удастся оставаться неподвижным в течение некоторого времени. Цзинъи был таким же.       Вэй Усянь смеётся:       - Был? Он и сейчас такой.       - Его родители обычно уезжали на ночную охоту, когда он был маленьким. И оба они, как Ванцзи, отправлялись туда, где в них нуждались, не получая вознаграждения за свою службу. Поэтому забота о Цзинъи в основном ложилась на его дедушку и Сичэня, пока А-И не стал достаточно взрослым, чтобы переехать в комнаты учеников, - говорит Лань Цижэнь с хмурым взглядом, который через полминуты превращается в улыбку. - Я помню, он не раз доводил Ванцзи чуть ли не до слёз, хотя всегда был очень добр с Сичэнем. Посещение уроков творило с ним чудеса.       Вэй Усянь пытается представить Лань Чжаня с А-Юанем и маленьким Лань Цзинъи и чуть не тает на месте.       - Цзинъи едва не вызвал меня на дуэль в Городе И, потому что подумал, что я не похвалил Лань Чжаня, - хихикает он. - А-Юаню пришлось отругать его за это.       - Этот ребёнок - заслуга всех его предков. Сяохуэй, ты должен учиться у своего брата, и он научит тебя всему, что должен знать хороший человек.       Они говорят о том о сём, пока посуда не пустеет, возможно, потому, что Лань Цижэнь не видит необходимости в том, чтобы молчать за едой в присутствии перевозбуждённого трёхлетнего ребёнка (ещё более взволнованным упоминанием о его любимом Юань-гэгэ), а затем Вэй Усянь прощается с ним и направляется вниз по холму, чтобы вернуться в гостевой дом, искупаться и дождаться возвращения Лань Чжаня.       - Иди спать, - бормочет Цзян Чэн, когда время приближается к десяти часам, а ни Лань Чжань, ни Сычжуй так и не появились. - Они вернутся утром, А-Сянь. Тогда ты их увидишь.       Конечно, брат прав; насколько знает Вэй Усянь, у Лань Чжаня не было бы причин посещать гостевой дом по возвращению, если он вошёл в Облачные Глубины после девяти часов вечера. Но когда на следующее утро Вэй Усянь открывает глаза в пять утра, он и Сяо-Ю завернуты в кокон из небесно-голубого атласа, и аромат сандаловых благовоний просачивается сквозь их одежду и проникает в саму кожу.       * * *       В детстве Вэй Усянь часто задавался вопросом, почему дни, которых он с нетерпением ждал, не наступали так долго, в то время как дни, которых он боялся (например, ежегодные визиты к целителям, поездки в Ланьлин Цзинь или на конференции в Цишань, где дядя Цзян привязывал его и Цзян Чэна к своему поясу, чтобы помешать им отправиться на разведку), казалось, наставали так быстро. Он ожидал, что оставшиеся десять дней до свадьбы покажутся ему вечностью, но правда в том, что он уже женат на Лань Чжане во всех отношениях, которые имеют значение. Лань Чжань – избранник его сердца и отец двух его драгоценных детей, и всё, что изменится в день их свадьбы, - это то, что мир будет смотреть на связь между ними так, как смотрят на неё они сами.       Итак, последняя неделя и три дня пролетают, как листья на ветру. Так стремительно, что Вэй Усянь едва замечает, как они проходят, пока не просыпается в свадебное утро с четырьмя тяжелыми грузами на животе и таким количеством красной ткани в комнате, что он задаётся вопросом, не постигла ли его временная слепота.       - Дядя Вэй! - Юй Джин пищит, сжимая кулачком тяжёлый кулон на его груди - Юй Чжэньхун и остальная делегация Цзян прибыли позавчера вечером, приведя с собой два десятка учеников, и с тех пор младшие терроризируют Облачные Глубины. – Проснись! Или ты опоздаешь на свадьбу!       - Они не могут начать без него, А-Джин, - напоминает сестре Юй Мэй. - Это его свадьба.       - Что вы здесь делаете? - ворчит Цзян Чэн, садясь на другой кровати. - Не досаждай своей матери сегодня, А-Мэй. Все будут заняты, так что, возвращайтесь к Юй Сиханю и сидите спокойно, пока церемония начнётся.       - Но мама здесь, - протестует Юй Мин, указывая через плечо на высокую фигуру, стоящую в дверной проёме, которая оказывается Ли Шуай в окружении Не Шиён и всех старших учениц Пристани Лотоса. - Смотри, дядя Цзян!       - Мы все здесь, - вмешивается Не Хуайсан, просовывая голову за перегородку, отделяющую спальню от передней комнаты. - И Лань-сюн должен скоро быть здесь, так что, вставайте с постели, вы оба!       Вскоре входная дверь снова с треском распахивается, и Цзинь Лин с Оуян Цзычжэнем вплывают в гостиную в своих лучших орденских одеждах.       - Где Сычжуй? – требовательно спрашивает Цзинь Лин, переводя взгляд с Не Хуайсана на Вэнь Нина, а затем на Вэнь Цин, которая вошла в коттедж следом за ними. - И почему здесь девушки? Это гардеробная моего дяди!       - Глава Вэй до сих пор одет в ночную рубашку. - Чжао Суйин зевает, когда Не Цзунхуэй и Не Чжуси, спотыкаясь, переступают порог с комодом, на всей поверхности которого вырезаны символы двойного счастья. - Не суетись, А-Лин.       - Мальчики присматривают за маленькими учениками, - говорит Сяо Ян, а Вэй Усянь, наконец, вылезает из-под одеяла и наблюдает, как Ли Шуай уводит детей в соседнюю комнату, поручая Оуян Цзычжэню вернуть их А-Хуну. - Теперь, Цзинь Лин, ты и А-Шун должны налить ванну, и мы с Суйин принесём всё необходимое, а глава Не...       - Я займусь его волосами - бодро заявляет Хуайсан. - Цзян Чэн, что с табличками?       Цзян Чэн уже сидит за вторым туалетным столиком, расчесывает волосы и закалывает их в пучок серебряными заколками.       - Лань Цижэнь скоро будет там, и он покажет мне, где их разместить,- отвечает он, стиснув зубы вокруг одной из заколок, прежде чем проткнуть ею листовидные арки на своём гуане. - О, ради всего святого, кто нам позволил спать так долго? Мне нужно убираться отсюда до того, как Лань Ванцзи покинет цзинши.       - Все остальные уже несколько часов на ногах, - соглашается Вэнь Нин. - Вы не поверите, сколько вырезок из бумаги я наклеил с рассвета.       Сяо-Ю выбирает этот момент, чтобы моргнуть, просыпаясь, и с явным удивлением вглядывается в то, что происходит вокруг него.       - Это сегодня? - пыхтит он, потирая пухлыми кулачками глаза. - Мама, это день свадьбы?       - Так оно и есть, - смеётся Вэй Усянь.       Его сердце учащённо бьётся от слов сына, от осознания того, что он и Лань Чжань совершат свои три церемониальных поклона, нальют друг другу чаю и назовут друг друга мужьями, и у него едва хватает духа протестовать, когда Вэнь Цин ведёт его к столу завтракать. Вэнь Нин принёс жареное тесто с соевым молоком и горшочек мягкого отвара, в котором растворены протёртые груши и мёд, чтобы получилось сладко, и Вэй Усянь съедает небольшую миску с хлебными палочками, а Цзинь Лин кормит Сяо-Ю.       - Все остальные уже поели? – интересуется Вэй Усянь, в то время как Цзян Чэн требует третью миску и запихивает в рот жареный сухарик, прежде чем убежать с мешком-цянькунь подмышкой. - Так рано?       - Трапезная открылась за час до подъёма, - сообщает ему Не Хуайсан. – Даже внешние ученики заняты. А теперь поторопись и доедай свой завтрак, а мы приготовим ванну.       Вэй Усянь повинуется, чувствуя, как сердце бьётся в горле, и так сильно краснеет при мысли о грядущем дне, что Вэнь Цин хихикает до приступа кашля. Закончив есть, Усянь раздевается за ширмой и скользит в воду, натирая кожу горячим паром, пока она не становится розовой, а затем, когда он чувствует себя достаточно чистым, ложится на спину с полотенцем под его головой и прислушивается к гвалту в гостиной. Все его друзья болтают во весь голос, от Ли Шуай и Вэнь Нина до Суйин и Сяо Яна, и сквозь шум он слышит восклицание Мянь-Мянь:       - А потом, если вы в это поверите, он пошёл и спросил Ханьгуан-цзюня, влюблен ли он в меня!       Вэнь Цин и Ли Шуай разражаются смехом, и Вэй Усянь чувствует, как его сердце наполняется от этого звука - ибо с каждым прошедшим моментом, после того, как Мо Сюаньюй вернул его к жизни, он чувствует себя всё более дорогим и глубоко любимым, и это знание настолько драгоценно, что разрывает его сердце надвое, прежде чем сложить его снова вместе.       Возможно, есть причина, по которой браки не заключаются наедине - причина, по которой настоящие браки по любви празднуются так радостно, - потому что в мире есть тысяча видов любви, все они одинаково ценны, и все они одинаково почитаются в таком случае, как этот. Вэй Усянь никогда бы не осмелился мечтать о таком дне свадьбы, даже если бы мечтал тысячу лет; но этот день настал, и его свадьба близка, и весь мир прав, как он никогда не надеялся, что это может быть.       - Лань Чжань, родной, - произносит он едва слышно, и его перепачканные ароматической солью губы дрожат, как пара малиновых кленовых листьев. - Посмотри, что ты принёс мне, любовь моя.       * * *       В день бракосочетания жених должен прервать свой пост небольшим количеством пищи перед свадебным застольем и первую часть утра провести в размышлениях, чтобы обеспечить целостность тела и духа для предстоящей супружеской жизни. Таким образом, невеста должна съесть сладкий завтрак и полностью утолить свой голод, и не прикасаться ни к холодной пище, ни к холодной воде до следующего дня.       Какой следующий отрывок из Священных Писаний? Лань Ванцзи чувствует, как морщатся его брови, когда он пытается вспомнить, поскольку он никогда не осмеливался изучать Священные Писания о браке до этого самого месяца. Если есть два жениха, один из них может вместо этого выполнить обряды подготовки, насыщенные инь, но, по крайней мере, он должен поститься и медитировать в манере, соответствующей заклинателям с тяжелым янь. Если невест две, то одна из них должна подготовиться к браку как заклинатель инь, и другая может выбрать пост в манере, подходящей для мужчин. И если один из супругов не принадлежит к Ордену, то второй супруг обязан провести утренние обряды в соответствии с традициями и оставить выбор за…       - Ванцзи? Ванцзи, тебе не следует спать в воде. Выходи!       Лань Ванцзи открывает глаза и пару раз моргает, чтобы стряхнуть иней с ресниц.       - Я не спал, сюнчжан, - говорит он, когда его брат присаживается рядом с холодным источником и предлагает ему руку. - Только медитировал. Настал ли благоприятный час?       - Нет, не сейчас. Но я боялся, что тебе будет одиноко, поэтому пришёл сюда, чтобы посидеть с тобой.       Лань Ванцзи провёл в холодных источниках более двух часов, медитируя и размышляя над указами, которые по очереди регулируют супружескую жизнью, поскольку все женихи из Ордена Лань обязаны купаться в холодных источниках в свадебное утро, что освежает их разум и тело для предстоящей им новой жизни. Каждый дюйм его кожи ощущается странно новым, когда он выходит из воды, чувствуя покалывание, как будто на него вылили вяжущий напиток, и прохладный воздух, касающийся плеч, заставляет его дрожать. Лань Сичэнь передает ему чистый белый халат.       - Ты готов, А-Чжань? - спрашивает сюнчжан, нежно кладя руку ему на щёку, прежде чем собрать с травы нагретую солнцем одежду. - Дядя и дети ждут тебя.       Они встречают своего дядю в цзинши, недавно отстроенном и обставленном новой мебелью, теперь, когда он должен стать домом для супружеская пары с ребёнком. Простая двуспальная кровать во внутренней комнате заменена на огромную резную, заказанную в Цинхэ Сичэнем. В гостиной и двух дополнительных спальнях тоже стоят новые кровати, а те, что в гостиной, заняты Сычжуем и Цзинъи, которых вызвали, чтобы помочь Лань Ванцзи одеться для чайной церемонии.       - Ханьгуан-цзюнь! – восклицают они в унисон, когда Лань Ванцзи переступает порог и кланяется своему дяде. - Вы вернулись!       - Вы готовы одеться? - спрашивает Сычжуй, а Цзинъи разворачивается и бежит за мокрыми полотенцами. - Или же мы должны сначала сделать твою прическу?       - Я думаю, прежде всего, волосы, - говорит Лань Ванцзи, позволяя отвести себя к большому туалетному столику в спальне. - Так будет лучше.       Лань Цижэнь заботится о его волосах, расчесывая их с сушильными талисманами и закрепляя половину пучка высоким золотым гуанем вместо обычного - серебряного, а затем Ванцзи наблюдает, как дядя прикасается к лобной ленте и с помощью беззвучного заклинания окрашивает её в красный цвет.       - О! - вскрикивает Лань Сычжуй. - Дедушка, я никогда не знал, что красные свадебные ленты - это те же самые, которые мы всегда носим.       - Этому заклинанию обучают только мужчин, у которых дети достигли совершеннолетия, чтобы они могли использовать его в дни свадьбы своих сыновей, - объясняет ему Лань Цижэнь. - Когда ты достигнешь совершеннолетия, Лань Юань, я научу этому твоего отца, а Сичэнь научится, когда А-Цин исполнится восемнадцать.       - Облачный орнамент стал золотым, - удивляется Цзинъи, пока Лань Цижэнь и Лань Сичэнь повязывают ленту обратно вокруг головы Лань Ванцзи. - Я пойду за одеждой Ханьгуан-цзюня.       Хотя мантии были выбраны Не Хуайсаном (известным своей расточительностью в отношении роскоши, даже через пятнадцать лет после его вознесения на престол главы Не) нет ни намека на избыток или чрезмерное украшение свадебного наряда Лань Ванцзи. Скорее всего, у Не Хуайсана было три слоя хорошего плотного атласа с хлопковой нижней рубашкой кремового цвета и всё это было расшито тонкими облаками, которые поднимались к плечевым панелям, как дым. Но поскольку для главного заклинателя было бы неприлично жениться без каких-либо претензий на богатство или несравненное мастерство в одежде, верхняя мантия сделана с длинным шлейфом, который тянется по земле на пять футов за его пятками. Из украшений на Ванцзи надевают золотое ожерелье, которое было выкупом за невесту его матери, и которое принадлежало его бабушке до неё, поскольку его родителям не был дарован ни один из брачных обрядов, кроме трёх поклонов, что они совершили наедине. У них никогда не было обручения или чайной церемонии, или свадебного пира, только испытание и двойная тюрьма и два младенца, оторванные от их рук, а потом…       - Ванцзи?       - Мм?       - С тобой всё в порядке?       - Да, - кивает Лань Ванцзи. - Где таблички отца и матери?       - Глава Цзян, должно быть, уже ждёт в доме предков, так что, я пойду и отнесу их ему, - отвечает Лань Цижэнь, бросая быстрый взгляд на небо. - Не опаздывай на выход, Ванцзи, и не забудь о своих красных конвертах.       - Сколько нам нужно? - Сычжуй размышляет вслух. У него полная корзина красных конвертов разных размеров, некоторые рассчитаны на одну-две монеты для самых маленьких и конверты побольше - для привратников Вэй Ина, а в некоторых дополнительных конвертах лежат плоские пирожные с османтусом, завёрнутые в бумагу, на случай, если дополнительные гости придут посмотреть церемонию. – Здесь хватит на пятьдесят человек, отец.       Лань Ванцзи наклоняется, чтобы поцеловать сына в макушку, и окидывает одобрительным взглядом корзину с конвертами.       - Гостевой дом твоего папы не может вместить столько людей, - говорит он, едва скрывая смех, когда Цзинъи открывает коробку с пирожным из османтуса и засовывает его в рот. - Самое большее, там будет двадцать человек, и дети смогут взять дополнительный конверт, если захотят.       Старейшине со статусом его дяди было бы неуместно участвовать в ритуале выкупа невесты, поэтому Лань Цижэнь отправляется в родовой зал, а Лань Ванцзи начинает свою короткую прогулку во внутренний двор учеников с Сичэнем, Сычжуем и Цзинъи. Справа идёт Лань Сичэнь, одетый в красивую, расшитую серебром мантию, подаренную ему Чифэн-цзюнем после кампании «Выстрел в Солнце». Дети же одеты в пару синих платьев с вышивкой, которая соответствует золотым узорам на собственной одежде Лань Ванцзи. Белый цвет неуместен на свадьбе, даже в Ордене Лань, и большинство официальных мантий сегодня будут разных оттенков лазурного.       - Как ты думаешь, А-Лин будет с ними? - спрашивает Цзинъи, перепрыгивая через брусчатку, когда в поле зрения появляется внутренний двор.       - Он сказал, что собирается пойти с главой Цзян, но...       Лань Ванцзи бы повернулся и попросил сына закончить фразу, однако хаос впереди ошеломил даже его, а Сычжуй и вовсе лишился дара речи. Потому что внутренний двор кишит людьми, от гостей, приглашённых на свадьбу, до стаи учеников клана, близких по возрасту к Сычжую, без каких-либо обязанностей, которые могли бы занять их в другом месте. Гостевой дом Вэй Ина настолько переполнен, что ученики Цзян сидят снаружи на крыльце и играют в карты с Лань Цин и Оуян Цзычжэнем.       - Ханьгуан-цзюнь! – кричит А-Цин, вскакивая на ноги, и карты рассыпаются по земле. - Дядя, ты не можешь быть здесь! Дядя Вэй ещё не готов для тебя!       Ученики толпятся, чтобы забрать свою долю красных конвертов, в то время как А-Цин ныряет за занавеску в открытом дверном проёме и исчезает в доме, оставляя алые шелковые портьеры колыхаться у неё за спиной, и возвращается с Ли Шуай, Вэнь Цин, Чжао Суйин и Ли Цзяншунь. Дамы держат четыре маленьких чашки, выкрашенные в красный цвет с синей позолотой по ободку, и Ли Шуай стоит впереди как единственная замужняя женщина в группе, поскольку Вэнь Цин никогда не была замужем, хотя Лан Сянь была, а Суйин и А-Шунь ещё не достигли совершеннолетия.       - Ханьгуан-цзюнь, - говорит Ли Шуай, и на её щеках появляются глубокие ямочки. – Ты готов?       Лань Ванцзи склоняет голову:       - Да.       - Когда ты женишься на нашем да-шисюне, тебе придётся пережить как радость, так и горе в своей будущей жизни рядом с ним, - сообщает она ему. - Как будет сладкое, так будет и горькое; и как будут дни, которыми вы станете дорожить, так будут и те, которые причинят боль вам обоим, поэтому вы и ваш наречённый должны пробовать блюда, прежде чем ты сможешь забрать своего жениха.       Мянь-Мянь и её дочь выходят вперёд с тремя простыми подносами, на которых стоят чашки, предназначенные для Сичэня, Сычжуя и Цзинъи, и все трое берут чашки с черным уксусом перед тем, как вылить содержимое в одну миску. После этого идут чашки меда, затем пюре из горькой дыни, и последний вызов - чашки острого масла чили. Мянь-Мянь насыпает в общую чашу соль, и все четверо (включая жениха) делают по глотку. Уши Сичэня окрашиваются в красный цвет, бедный Цзинъи заходится в кашле, в то время как Лань Ванцзи и Лань Сычжуй делают несколько глотков воды, чтобы всё это запить.       - Теперь можете входить, - говорит Вэнь Цин, приглашая их переступить порог. – Второй господин Лань, твой муж ждёт тебя.       Но вместо того, чтобы пропустить его через гостиную, Вэнь Цин встаёт перед перегородкой между двумя комнатами и собирает вокруг себя остальных женщин.       - В чём дело? - недоуменно спрашивает Лань Ванцзи. - Разве я не пойду за Вэй Ином? Или он выйдет ко мне?       В этот момент входит Цзинь Лин, откашливаясь и пытаясь выглядеть важным, пока Оуян Цзычжэнь прячет голову за занавеской, чтобы заглушить смех.       - После гарантированной взаимной любви самая важная часть брака - это воспитание и обучение детей, - объявляет А-Лин, взглянув украдкой на листок бумаги, зажатой в его левой руке. - Прежде чем Ханьгуан-цзюнь сможет войти в спальню моего дяди, он должен выполнить вторую задачу, чтобы поклясться, что он всегда будет хорошим отцом - как для детей, которых он и дядя уже делят, так и для тех, которые могут появиться у них в будущем.       Лань Ванцзи прикусывает губу, чтобы не улыбнуться:       - Я с радостью сделаю это, Цзинь Жулань. Что за задача?       - Господин Лань, - говорит Цзинь Лин, низко поклонившись и снова выпрямившись. - Мой младший кузен спрятан где-то в этой комнате. Чтобы удовлетворить привратников дяди Вэя, ты должен его найти.       Сычжуй выглядывает из-за плеча Лань Ванцзи:       - Мы можем позвать его, А-Лин?       - Ну, я полагаю, ты мог бы. Но мы сказали А-Ю молчать, так что, он не ответит, если не забудет.       Поскольку благоприятный час для чайной церемонии быстро приближается, Лань Ванцзи и остальные сразу же приступают к работе. Лань Сичэнь проверяет шкафы, а Цзинъи заглядывает под обе кровати. Сычжуй ищет в двух огромных вазах, установленных по обе стороны от входной двери, а Лань Ванцзи открывает все пустые сундуки с хохолками лотоса, достаточно большие, чтобы вместить ребёнка размером с Сяо-Ю, но все четыре из них оказываются пустыми. Ли Шуай начинает многозначительно посматривать на окно, а ещё Лань Ванцзи замечает, что одна из рук Цзинь Лина заложена за спину, в позе, характерной для Гусу Лань, но никак не Цзинь или Цзян, и вспоминает горящее письмо, из-за которого прошлой зимой в Пристани Лотоса подожгли его завтрак.       Он опускается на колени справа от Цзинь Лина.       - А-Ю, - тихо говорит он, называя имя сына так нежно, что глаза Лань Сичэня становятся влажными. - Сяохуэй, баобэй, выходи к своему отцу.       Рукав Цзинь Лина начинает раскачиваться взад-вперёд, как будто его трясёт сквозняком, хотя все двери и окна закрыты. А затем появляется пушистая головка Сяо-Ю, за ней следуют остальные части его маленького крепкого тела, и он вылезает из халата своего кузена и падает в руки Ванцзи.       - Отец нашел Сяо-Ю! - восклицает он, обвивая своими крошечными ручками шею Лань Чжаня. - Мы идём искать маму?       Ванцзи обнимает сына так крепко, как только может.       - Да, Сяохуэй. Держи своего Юань-гэгэ за руку, а я пойду вперёд.       Но вместо этого он встречает на своём пути третье препятствие, на этот раз прямо за дверью в спальню Вэй Ина. Вэнь Нин стоит в одиночестве перед резной деревянной ширмой, скрывающей Вэй Ина от посторонних глаз, и его торжественный взгляд так ясно обрисовывает третий вызов, что Лань Ванцзи снимает Бичень со своего пояса и держит его на поднятых ладонях.       - Я буду защищать его до последнего вздоха и после, - клянётся он. - Я буду стоять за своего чжи - отныне и до самой смерти, господин Вэнь.       Вэнь Нин улыбается и отступает в сторону, позволяя Ванцзи обойти экран, и там... Хотя он выпил полкувшина воды, чтобы охладить свой язык после испытания, Лань Ванцзи чувствует, как у него пересыхает в горле.       - Лань Чжань, - шепчет Вэй Ин, внезапно слишком застенчивый, чтобы встретиться с ним взглядом.       И неудивительно, ведь Ванцзи может только представить, как он должен выглядеть — как будто он был голоден и жаждал одновременно, так отчаянно хотел дотянуться, что сначала не знал, за что ухватиться, - но как ещё он мог смотреть, когда столкнулся со своим возлюбленным, одетым в свадебное красное с золотом?       Волосы Вэй Ина уложены так, как это было на банкете дискуссионной конференции, и единственное украшение вокруг глаз - слабая подводка из угольной пасты и немного персикового цвета. Но его губы малиновые как полузрелые гранаты, набухающие на солнце, а щёки залиты румяным светом от драгоценностей, вплетённых в его свадебную корону. Сама корона в центре украшена двумя сверкающими цветками, очень похожими на гребень, который Лань Ванцзи купил для Вэй Ина так давно. Но тот гребень был сделан в форме цветка лотоса, а корона Вэй Ина - из цветков сливы с усеянными драгоценными камнями лепестками и филигранными листьями, подобными тем, что покрывают его платье. И всё же, украшения всего лишь обрамление для улыбающегося лица Вэй Ина и лучезарного блеска его глаз, потому что сам он - это он сам, более красивый от радости и здоровья, чем сердолики и золото. И рука, которая тянется к руке Лань Ванцзи, такая же, как всегда.       От его прикосновения Вэй Ин поднимается на ноги, и мантия цвета сливы с золотой кружевной верхней рубашкой расцветает вокруг него, как ночь, полная звёзд. А потом они соединяются, взявшись за руки, лицом к лицу, и последние несколько минут без брака начинают ускользать.       - Вэй Ин, - запоздало бормочет Лань Ванцзи, наклоняясь вперед, чтобы прижаться губами к середине розовой щеки возлюбленного. - Я здесь, драгоценный. И я никогда не оставлю тебя снова.       А потом они вместе выходят из спальни, шаг за шагом подстраиваясь друг под друга, пока гости усыпают их путь розами, и направляются в зал предков, где их поклоны свяжут их узами брака.       * * *       Хотя Вэй Усянь за свои двадцать три года побывал на многих свадебных пирах, он может сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз он видел, как пара кланялась друг другу на свадьбе. У него никогда не было возможности увидеть, как его шицзе выходит замуж, а свадьба Юй Чжэньхуна состоялась в тот же день, в одной из комнат для гостей Цзиньлинтая, только с Цзян Чэном и матерью А-Хун а качестве свидетелей. Иногда, когда один из старших учеников женился в Пристани Лотоса, Цзян Фэнмянь приглашал своих детей посмотреть поклоны, но, помимо этого, Вэй Усянь мало что знал о свадьбах, кроме сопутствующих им празднеств. И всё, что происходит в зале предков Лань, настолько ново, что это почти ошеломляет его.       Во-первых, сам зал почти неузнаваем. Зал предков украшен красными шелками и цветами, картинами на удачу и вырезками из бумаги, а все гости Лань одеты в синее, а не в траурно-белое. Все едва осмеливаются моргнуть, когда Вэй Усянь и Лань Чжань вместе наливают чай: сначала Цзян Чэну, потом Юй Чжэньхуну и Ли Шуай и, наконец, Вэнь Цин и Вэнь Нину как последним оставшимся в живых членам семьи Вэй Усяня.       После этого они наливают чай Лань Цижэню и Лань Сичэню, а также по меньшей мере двадцати старшим старейшинам Ордена Лань. Затем Сычжуй подаёт им две маленькие тарелки супа с финиками, арахисом и семенами подсолнечника, хотя Вэй Усянь никогда не любил финики, если их сначала не отваривали в супе из корня лотоса.       - Лань Чжань, - шипит он, когда Цзэу-цзюнь делает шаг вперёд, чтобы убрать миски. - В чем смысл говорить нам «цзао шэн гуй цзы» («скорейшего рождения драгоценного младенца»), а? Мы уже дважды сделали это.       Уши Лань Чжаня багровеют, но он не говорит ни слова. Всё, что он делает, это смотрит на Вэй Усяня милыми, поражёнными глазами и отказывается отвести от него взгляд, пока они не кланяются один раз небесам, а другой - шести мемориальным табличкам, установленным на алтаре в передней части зала, с именами Лань Хайцзина, Чэнь Минъян, Вэй Чанцзэ, Лю Цзансэ, Цзян Фэнмяня, Юй Цзыюань. И затем следует последний поклон - друг другу; и когда они встают, они женаты.       Сердце Вэй Усяня начинает биться так быстро, что он едва может дышать, а по тому, как дрожат руки и губы Лань Чжаня, кажется, что он мог бы громко заплакать, если бы они были вдвоем. Но они не одни, и свадебный пир и вечеринка ещё впереди, так что, Лань Чжань только смаргивает слёзы и сжимает руки Вэй Усяня так крепко, как только может.       - Я здесь, дорогой, - хрипит Вэй Усянь, чувствуя себя так, будто он сам может заплакать. - Я твой, Лань Чжань, и я больше никогда тебя не покину.       В ответ Лань Чжань подносит руку Вэй Усяня к губам и целует костяшки его пальцев, и шок от того, что он делает такое, настолько ужасен, что половина старейшин почти теряет сознание на месте.       После этого следует выход из зала предков и шествие обратно по усыпанной цветами дорожке на открытый воздух, где уже накрыты банкетные столы. Вэй Усянь и Лань Ванцзи вместе прогуливаются по саду магнолий, чтобы поприветствовать всех гостей, и громко смеются, когда Сяо-Ю подбегает к Лань Цижэню и просит у него сладостей. Но даже среди всех поздравлений от их семей и друзей Вэй Усянь замечает, как Ли Шуай и Лань Сичэнь убегают со сцены перед банкетом, спеша к цзинши с бумажным пакетом, который Не Хуайсан передал им во время чайной церемонии. Вэй Усянь знает, что должно быть в пакете, так как он лично попросил Не Хуайсана положить его в цзинши. Но пакет был слишком большой, чтобы вместить один кусок ткани, поэтому он спешит на другую сторону двора, чтобы спросить, что ещё положил в него друг.       - Золотые монеты, четыре счастливых фрукта и несколько кувшинов с вином от Цзян-сюна для вашего угощения, - говорит ему Хуайсан, проглотив кусок нарезанной говядины с зелёным луком. - Они даже взяли с собой малышей, чтобы те покатались по твоей кровати. Всё должно быть готово для вас обоих, когда банкет закончится.       Что касается свадебного пира, то он продолжается в течение всего дня и до позднего вечера и состоит из нескольких блюд, которые гости пробуют только понемногу за раз. За исключением учеников Цзян, которые наедаются досыта на каждом блюде, и всё же умудряются поддерживать свой аппетит к тому времени, когда появится следующее.       - Я думаю, они замышляют какое-то озорство, любовь моя, - бормочет Лань Чжань за блюдом из креветок и морских ушек.       Они с Вэй Усянем едят из одной тарелки, поскольку Лань Чжань ест рыбу охотнее, чем говядину или свинину, но не любит есть её слишком много, а А-Ю сидит на коленях Вэй Усяня и блаженно поглощает миску риса с восемью драгоценными камнями (или «Каша восьми сокровищ» - традиционный китайский новогодний десерт, прим. переодчика). - Они едят, чтобы набраться сил.       Вэй Усянь косится на быстро пустеющую тарелку Юй Сиханя и фыркает в своё блюдце с лапшой из медуз.       - Я знаю, что у них что-то запланировано на вечер, но я не знаю, что это такое, - размышляет он, перекладывая палочки для еды в левую руку, чтобы держать руку своего мужа - мужа! - правой. - Но я думаю, что Ло Мин рассказал об этом Хань-сюну, так что, тебе не о чем беспокоиться, дорогой.       Щёки Лань Чжаня становятся краснее, чем фрукты в миске сладкого риса А-Ю.       - Если ты так говоришь, сердце моё.       Хотя банкетные блюда продолжают приходить и уходить в течение дня, никто из гостей не ограничен своими столами; большинство молодых людей уходят флиртовать и резвиться друг с другом к тому времени, когда подают третье блюдо. И даже Вэй Усянь покидает своё место, когда гости встают, чтобы пообщаться.       - Что ты здесь делаешь? - Не Хуайсан хихикает, когда звон золотых браслетов Вэй Усяня оповещает о его приближении. - Вэй-сюн, вернись к своему мужу. Он будет скучать по тебе!       - Тише, - шипит Вэй Усянь, когда мимо пробегает Цзинь Чан с Цзинь Лином и Юй Сиханем, мчащимися за ними по пятам. Судя по всему, Цзинь Чан обидел их, будучи слишком дружелюбным с маленькой Ли Цзяншунь, и теперь эти двое, кажется, полны решимости держать её подальше от него любыми средствами. - Не говори так! Или я растаю в лужу, и Лань Чжань станет вдовцом, прежде, чем у него появится шанс хотя бы раз назвать меня мужем.       Пара рук так быстро обвивает его талию, что Вэй Усянь подпрыгивает на фут в воздух.       - Не говори таких вещей, - ругает его Лань Чжань, потому что даже мысль о том, что он останется без мужа, кажется, потрясла его так сильно, что Вэй Усянь чувствует, как бешено бьётся пульс на его запястье. – Вэй Ин, умоляю тебя.       Но прежде чем Усянь успевает ответить, две маленькие ручки хватают длинный шлейф Лань Чжаня.       - Папа, - ворчит Сяо-Ю, и Вэй Усянь наклоняется, чтобы поднять его на руки. - Сяо-Ю сонный. Я вздремну?       - Ты можешь вздремнуть здесь, дорогой? - спрашивает Вэй Усянь, в то время, как Сяо-Ю пытается удобнее устроиться на его плече. - Мы пока не можем вернуться внутрь.       - Цзунхуэй может отвести его, - предлагает Не Хуайсан, указав подбородком на своего помощника.       Не Цзунхуэй доедает шестое блюдо из запечённой курицы и перепелов, и его глаза почти такие же отяжелевшие, как у бедняги Сяо-Ю. Но А-Ю отказывается оставлять своих родителей и лежит, свернувшись калачиком, на коленях у Вэй Ина до заката.       - Посмотри, как хорошо спит наш Ю-эр, - бормочет Усянь, пока А-Ю дремлет с мягким пирожным из лепестков лотоса, зажатым в его крошечной ладошке. - Помнишь, как А-Юань обычно спал, когда был маленьким?       Лань Чжань смотрит через тёмный сад на то место, где Сычжуй и Оуян Цзычжэнь участвуют в турнире по сянци против толпы учеников Не.       - Я помню, - мягко говорит он. - А-Юань всегда спал, засунув палец в рот, и он никогда не мог спать один. У него была маленькая кроватка рядом с моей кроватью, когда я не мог позволить ему спать со мной после порки, и он мог спать всю ночь без дурных снов, только если держал меня за руку.       Сердце Вэй Усяня болит при мысли об этом:       - Ай-я, Лань Чжань. - А затем, после небольшой паузы: - Шестнадцать лет прошли в мгновение ока, - вздыхает он. - Ему было всего три года, когда я умер, а теперь...       - Он всё тот же. Сычжуй вырос, но его сердце не изменилось с того дня, как я впервые увидел его.       И действительно, когда Вэй Усянь размышляет над этим - разве это не правда? Разве он не видел своего ребёнка в поместье Мо больше года назад и не задавался вопросом, кто мог вырастить такого замечательного мальчика?       - Папа! – зовёт его кто-то, возвращая в настоящее. - Сянь-гэгэ, я возьму Сяо-Ю?       Вэй Усянь моргает и, глядя вниз, обнаруживает, что Сычжуй сидит рядом с ним.       - А-Юань, - улыбается он и протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос за ухо сына. - Иди и поиграй с Цзинъи и остальными, а? А-Ю не сможет угнаться за тобой, а сейчас слишком темно, чтобы он мог бегать один.       - Я собираюсь отвести его к двоюродному дедушке, а потом вы с Ханьгуан-цзюнем сможете вернуться в цзинши.       Он протягивает руки к Сяо-Ю, забирает своего младшего брата из объятий Вэй Ина и спешит к Лань Цижэню. Усянь со слезами на глазах смотрит, как уходят его сыновья, и почти встаёт, чтобы последовать за ними, но прежде, чем он успевает двинуться с места, младшие ученики Цзян издают крик откуда-то сверху и тотчас выдают свою позицию ливнем серебряных фейерверков, выпущенных с вершины горы.       «Так вот что они задумали, - с нежностью думает Вэй Усянь. - Интересно, кто купил им бенгальские огни?»       - Мы должны идти, - говорит Лань Чжань, когда очередное облако сверкающих звезд опускается на реку Цайи. - Прежде, чем кто-либо вернётся в гостевые дома.       - Хм?       - Уже достаточно поздно, - шепчет его муж, внезапно слишком застенчивый, чтобы смотреть в глаза Вэй Усяню. - Банкет закончился, и гости начнут расходиться в течение ближайшего часа. Разве мы не должны уйти раньше них, дорогой?       Сердце Усяня сжимается в горле:       - Но Лань Чжань, ты… Что насчёт Сяо-Ю?       - Дядя будет держать его до тех пор, пока сюнчжан не вернётся. Он сопровождает госпожу Вэнь, - уверяет его Лань Чжань. - Мы можем идти?       Итак, они уходят, оставляя свадебную вечеринку позади, и рука об руку пробираются сквозь Облачные Глубины, пока не достигают цзинши. Лань Чжань переносит его через порог, не позволяя ногам коснуться пола, и вносит в украшенную спальню, прежде чем поспешить обратно на улицу.       - Я вернусь через минуту, - говорит он, когда Вэй Усянь засовывает большой палец под одну из новых подушек и улыбается тому, что находит под ней. - Всё, что нужно для пельменей, находится на кухне.       Когда Ванцзи выходит из комнаты, Вэй Усянь выдёргивает свою свадебную вуаль из-под подушки и встряхивает её, следом вынимает три заколки из волос, чтобы вуаль могла поместиться поверх золотой короны. Он решил не надевать её на официальную церемонию, так как вуаль можно снять только в комнате для новобрачных, а это означало бы провести день свадьбы с закрытым лицом - поэтому он передал её Не Хуайсану и попросил своего друга тайно пронести вуаль в цзинши. Несмотря на то, что он жених, Вэй Усянь часто мечтал о том, как Лань Чжань поднимет для него вуаль в тишине их нового совместного дома, и ему едва удаётся закрепить её вовремя, прежде чем возвращается его муж.       - Вэй Ин, - слышит он зов Лань Чжаня, и тот входит в комнату с кувшином вина, исходящей ароматным паром корзиной и двумя маленькими лакированными чашками на подносе. - У меня есть вино и...       Вэй Усянь скорее чувствует, чем слышит, как у Лань Чжаня перехватывает дыхание. Он чувствует это так же, как чувствует внезапный прилив крови к нефритово-белым мочкам ушей своего мужа, и дрожь в его запястьях и локтях. Поднос со звоном ударяется о какой-то предмет мебели. Но Вэй Усянь не обращает на это внимания. Он наклоняется над подушками и достает длинную, обёрнутую атласом палку с бубенчиками на концах.       - Ты можешь использовать это, чтобы приподнять завесу, - предлагает он, внезапно чувствуя себя не в своей тарелке. - Или... или ты можешь просто использовать руки, Лань Чжань.       Он слышит два быстрых, тяжёлых шага, а затем мир теряет тёмно-красный цвет, когда Лань Чжань стягивает вуаль с его головы, осторожно освобождая её от украшенных драгоценными камнями заколок, чтобы ткань не порвалась. И он, и Лань Чжань, наконец, снова лицом к лицу, смотрят друг другу в глаза и тонут в бездонных колодцах отраженного там обожания.       - Вэй Ин, - хрипит Лань Чжань с тем же беспомощным благоговением, с которым священник произносит имя божества, или с которым фермер, страдающий от голода, объявляет о приближении дождя. - Мой чжи. Муж.       - Муж, - шепчет Вэй Усянь в ответ, наклоняясь вперёд, чтобы прижаться лбом ко лбу Ванцзи. - Лань Чжань, мы теперь женаты.       Хотя чай разлит и поклоны сделаны, остался ещё один обряд, прежде чем они смогут считаться по-настоящему женатым; и это пельмень, скреплённый выпитым церемониальным вином.       - Развяжи мою ленту, - тихо говорит Лань Чжань, когда Вэй Ин тянется за банкой с вином. - Я свяжу наши руки.       Пальцы Усяня дрожат, как стебли цветов, развеваемых ветром, когда он тянется, чтобы развязать лобную ленту Лань Чжаня, и снова становятся твёрдыми только тогда, когда его муж связывает им запястья, завязывая одну петлю красного шёлка вокруг руки Вэй Усяня, а другую - вокруг своей собственной. Между их руками почти пять футов пространства, поскольку длина ленты в два раза превышает расстояние между головой Лань Чжаня и его коленями, и дотянуться до вина так же легко, как если бы их вообще ничего не связывало.       - Подожди! - восклицает Вэй Усянь, после того как они скрещивают руки и подносят вино к губам. – Лань Чжань, ты не можешь пить! Даже если это всего лишь глоток, ты сразу уснёшь!       Рот его мужа дёргается:       - Брат разбавил вино, дорогой. Во всём кувшине не больше одного глотка ликёра, всё остальное - только вода и сироп из хризантем.       Вэй Усянь поднимает кубок и пьёт, придвигаясь поближе к Лань Чжаню, чтобы вино не пролилось, и старается не покраснеть до смерти, когда ароматное вино попадает ему в горло.       - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он, когда Лань Чжань снова ставит чашку на поднос. - Должны ли мы…       Но Лань Чжань только краснеет темнее, чем упавшая свадебная вуаль, и протягивает крошечную бамбуковую пароварку с двумя наборами палочек для еды, лежащими сверху.       - Пельмени, - беспомощно говорит он, так смущённый, что он чуть не роняет палочки для еды на пол. - Можно… Ты откроешь его, Вэй Ин?       Сбитый с толку, Усянь делает то, что ему велят, снимает деревянную крышку пароварки, открывая два пельменя, идеально уложенные в маленькую коробочку, не оставляя ни сантиметра свободного места. Один из них источает аромат варёных побегов бамбука и грибов, что означает, что он, должно быть, предназначен для Лань Чжаня, а другой - из светло-розового теста, не имеет заметного запаха.       - Неужели мы… - Щёки Вэй Усяня снова горят. - Лань Чжань, ты не можешь иметь в виду…       - Накорми меня этим, - говорит его муж, указывая на пельмень с грибами. – А я накормлю тебя розовым.       Вэй Усянь берёт палочки для еды и кормит Лань Чжаня, безмолвно умоляя дать понять, что он должен делать или говорить; но Лань Чжань съедает пельмень в два быстрых укуса, не говоря ни слова, а затем берёт вторую пару палочек для еды и держит розовый пельмень перед собой. Значит, это буду я? У Вэй Усяня кружится голова, он пытается не рассмеяться, подцепляя пельмень зубами и отправляя его в рот целиком. По ощущениям это обычный пельмень, с начинкой, завернутой в обёртку из недоваренного теста, но потом он откусывает от неё, и язык покрывается чем-то прохладным, волокнистым и едва сладким.       - Лепестки лотоса, - понимает он.       Пельмени в первую брачную ночь должны ускорить рождение здорового сына, который у них двоих уже есть, даже два - А-Юань и А-Ю. Но такие пельмени обычно наполнены овощами и мясом, однако в этот раз для начинки использовали лепестки лотоса...       - Он сырой? - спрашивает Лань Чжань, и его уши светятся так ярко, что Вэй Усянь почти чувствует, насколько они горячие. - Вэй Ин, я...       - Сырой, - отвечает Усянь так твёрдо, как только может. - Он сырой, Лань Чжань.       Ванцзи тихонько вздыхает, затем наклоняется вперёд и целует губы Вэй Усяня, потом ещё дважды, пока пустая пароварка не катится по полу. Есть что-то вроде приглушенного отчаяния в том, как он обнимает Вэй Усяня, и в том, как его большие руки скользят по его лицу и плечам. Как будто он не может прижать Вэй Усяня достаточно близко, как бы искренне он ни старался, как будто он мог бы принять Вэй Усяня глубоко в своё сердце и держать его там вечно. Вэй Усяня никогда раньше так не целовали.       - Что мне делать? - Лань Чжань спрашивает его умоляюще. Слова звучат, как мольба, как если бы он был всего лишь смиренным поклонником, а Вэй Ин его богом. - Я… Вэй Ин, ты…       - Я в твоих руках, мой дорогой, - отвечает Усянь. - Я твой, мой Лань Чжань. Я твой.       То, что следует за этим, - всего лишь естественное завершение вечера; только он и его поклявшийся чжи, его муж, рука об руку и щека к щеке, скрытые от мира за малиновыми занавесками и заключенные в объятия друг друга. Каким-то образом Усянь вспоминает себя прежнего, восемнадцатилетнего, яркого, смелого и беззаботного под хрустальным лунным светом, и задаётся вопросом: что подумал бы юный Вэй Ин, если бы знал, что та ночь приведёт его сюда - сюда, в цзинши, в ночь его свадьбы. Сюда, где сосредоточено всё самое хорошее и ценное в мире.       Мир - это Лань Чжань, Лань Чжань, Лань Чжань…       - Это всегда был ты, - рыдает его муж. - Вэй Ин, любимый, это никогда не мог быть никто, кроме тебя!       - Я знаю, - в ответ плачет Вэй Ин, и слёзы заливают его ресницы, когда Лань Чжань наклоняется, чтобы поцеловать его. - Я всегда знал, сердце моё.       Они засыпают в какой-то поздний час: за полночь, но не так скоро, чтобы рассвет был где-то рядом. Вэй Ин лежит на боку, лицом к Лань Чжаню, и сжимает руку своего мужа, как спасательный круг, даже во сне - потому что его сны наполнены видениями только одного человека, и после того, как Усянь просыпается, он обнаруживает, что его сны больше не являются снами.       - Что ж, мы женаты, - счастливо вздыхает Вэй Ин, встречая Ванцзи сонной улыбкой, когда тот спрашивает, что ему снилось. - Лань Чжань, ни одна мечта не может быть для меня слаще, чем ты.