Феникс рвущий небеса

Последний месяц осени близился к середине. Пасмурные дни стали встречать людей всё чаще. Проливные дожди залили улицы Бэйдина, заставляя всех его жителей спрятаться под крышами собственных домов. Прислуга стала готовиться к зиме, скупая уголь и подсчитывая тёплые вещи для своих господ. В поместье Вэй сохранялись спокойствие и тишина. Глава Вэй отсутствовал уже больше четырёх недель, уехав по поручению императора из столицы. Чонсон остался один в этом огромном поместье. Он давно уже привык к одиночеству, принимая его как неотъемлемую часть своей невольной жизни. Теперь же ситуация изменилась. Место напротив перестало пустовать, а на столике каждый день появлялась пара чашек ароматного чая. Племянник остался подле него, проводя дни за чтением и письмом. Чонсон не переставал поучать его, заставляя читать всё новые книги и переписывать длинные поучительные поэмы и трактаты. Пожалуй, ему не хотелось признавать, что присутствие Чонгука рядом, помогало справиться с пустотой дома, с пустотой в сердце. Чонгук же находился в ожидании второго этапа отбора. Ему стало казаться, будто он прикладывает недостаточно усилий для своего будущего, поэтому беспрекословно занимался собственным образованием под руководством дяди. Погода за окном вовсе не располагала к труду, напротив, стук дождя по черепице и завывание ветра погружали в дремоту. Однажды поздним вечером Чонгук так и уснул за столом в своей комнате, положив голову на руки, неряшливо придавив собственную рукопись, которая ещё не успела высохнуть до конца. Разбудил шум за окном. В свете единственной свечи казалось, будто огромная костлявая рука настойчиво стучит в бумажное окно. Юноша сонно всматривался в выдуманный образ, всё ещё находясь в полудрёме. Чонгук поднялся на ноги, потянувшись. Поддавшись неведомому порыву, он схватил тёплую накидку, оставленную на стуле, и свечу со стола, выходя из комнаты. Дом будто бы поддался настроению и погрузился в сон. Чонгук вошёл в проход, который вёл к южному дому. Неожиданно он почувствовал зарождающийся в груди страх, будто бы за ним кто-то гонится, пытаясь схватить за капюшон накидки. Поддаваясь этому чувству, омега ускорил шаг, громко топая каблучками по дощатому полу. Чонгук распахнул спрятанную в темноте боковую дверцу, силясь сбежать от своего несуществующего преследователя. Холодный ветер и морось недавно прошедшего дождя ударили ему в лицо. Юноша запахнул накидку, прижимая её к груди одной рукой. Дверь за ним громко хлопнула — и он оказался на улице, слившись с темнотой наступающей ночи. Позади южного дома с недавних пор возвышались пристройки. Сейчас они представляли из себя жалкое зрелище: разбросанные тут и там доски, одинокие хлипкие стены, пару балок вместо крыш. Чонгук понимал, что прогулка около строительных объектов может быть опасна, но в груди загорелось любопытство, перед которым он всегда был слаб. Омега поднял перед собой свечу, по тонкой ножке которой крупными каплями стекал воск. Сильный ветер одним порывом затушил слабый огонёк. Юноша выпустил небольшой подсвечник из ладони — и тот затерялся в траве. Подхватив подол своего ципао, Чонгук медленно ступал по мокрой земле, чувствуя, как промокает ткань туфель. Длинные травинки норовились залезть под его носки. Опустив низко голову и полностью сосредоточившись на своих шагах, Чонгук приблизился к одной из недавно возведенных деревянных стен. Он оперся на неё правой рукой, позволяя ветру подхватить подол накидки. Юноша упрямо двинулся дальше. Любопытство, скорее предчувствие чего-то интересного, в этот раз было оправданно. Заглянув за угол постройки, Чонгук замечает на земле яркое пятно. Приглядевшись, он понимает, что кто-то, спрятавшись за стенами от ветра, разжёг небольшой костёр. Юноша задержал дыхание, ещё больше выглядывая из-за угла. Глаза его расширяются от удивления, когда он видит склонившуюся над костром маленькую фигурку, которая что-то кидает в огонь. Омега не верит свои глазам, когда через какое-то время понимает, что человек в тени проводит ритуал подношения умершему, отдавая бумажные деньги языкам пламени. Словно почувствовав тревогу, ветер закружился, засвистел, ударившись о хлипкую стену. Одна из верхних балок, что была недостаточно хорошо прибита, стала падать вниз. Чонгук успел отпрыгнуть в последний момент, упав коленями в грязь. Фигурка над костром испуганно вскрикнула, отползая подальше от места преступления. — Г-господин… — неуверенно окликает его тоненький голос. — Кто ты и что здесь делаешь? — в ответ бросил Чонгук, стараясь унять быстро бьющееся испуганной птицей сердце. Осознав, что перед ним кто-то выше по статусу, слуга обречённо стал ползти в сторону господина. Он поднялся на ноги, быстрым шагом направляясь к юноше. Незнакомец оказался хрупким омегой, который дрожал всем телом, кусая губы. Даже издали виднелся блеск слёз на его щеках. При виде Чонгука на коленях, в глазах слуги промелькнул ужас. — Господин, я могу всё объяснить, пожалуйста, выслушайте меня! — упал он на колени, склонив голову к холодной земле. Омега сильно дрожал от страха — и не зря. Поминание мёртвых на земле своих господ каралось смертью. — Помоги мне подняться, — сказал Чонгук, чувствуя, как сам начинает дрожать, но не от страха, а от леденящего холода. Слуга оказался смышлёным. Он огляделся вокруг, примечая рядом груду досок. Омега подбежал к ней, рукавом своей рубахи очищая одну из балок от грязи и дождевой воды. — Позвольте, — слуга вернулся обратно к Чонгуку, протягивая свои грязные ладони к нему. Юношу не особо это заботило, поэтому он крепко ухватился за руки омеги, рывком вставая на ноги. Слуга подвёл его к очищенному месту. Доска была неустойчивой, однако, омега остался сидеть. — Рассказывай, что ты здесь делал, — Чонгук выдохнул тёплый воздух в свои ладони. Слуга снова упал рядом с ним на колени. Глаза его блестели от влаги собравшихся слёз. — Несколько дней назад умер мой отец. У нас с ним не было дома, и служили мы разным семьям. Он всегда передавал мне немного заработанных денег в конце каждого месяца. В этот раз он не пришёл на место встречи, поэтому я осмелился попытаться разузнать, что случилось, — голос слуги дрогнул, по щекам покатились слёзы. — Я поспрашивал слуг того дома. Моего отца забили до смерти за кражу. Он воровал деньги для меня, поэтому, — омега подавился всхлипом. — поэтому я посмел жечь деньги, которые он мне отдал. Омега не выдержал и разрыдался в голос. Чонгук прикрыл глаза, перед которыми мелькали картинки прошлого. Слуга ему напомнил момент из детства. Когда-то давно Чонгук точно также рыдал в ногах старшего дяди — главы клана Чон. Он ползал в ногах мужчины, цепляясь за одежду, умоляя, чтобы тот изменил своё решение и похоронил его родителей вместе. Глава долгое время держал прах отца омеги в другом месте, а после, возможно, из-за давления со стороны других влиятельных семей, всё же вписал Ки в родовую книгу клана, дав ему полное имя — Чонки. Чонгуку было тогда десять лет, и после всего произошедшего за тот год он сильно заболел. Те времена были самыми тяжелыми на его памяти. От воспоминаний подташнивало. — Твоего отца достойно похранили? — спросил Чонгук, смаргивая неприятные картины прошлого. Омега перед ним шмыгнул носом, растирая слёзы по щекам. — Я лишь знаю, что его прах закопали недалеко от городских ворот. Господин, можете наказать меня, но я ни о чём не жалею. — Как тебя зовут? — спросил Чонгук, обнимая себя за плечи. Ветер стих, играясь с сухой листвой, гоняя её по земле. Однако вновь заморосил дождь. — Мэй. — Мэй, я не стану рассказывать дяде о том, что видел и слышал сегодня. У меня есть одна просьба. Ты можешь отказаться. — Я выполню всё, о чём бы вы не попросили! — Мэй смотрел на него живым взглядом полным благодарности. — Дядя присматривает для меня личного слугу, который сможет без сожалений отправиться со мной в запретный город. Что ты на это скажешь? — Чонгук и сам не мог понять, почему решил попросить об этом. Возможно, Мэй стал ему близок, ведь переживал схожую ситуацию. Глаза слуги округлились после сказанных слов. Однако Мэй быстро всё решил для себя. — Это будет честью для меня, господин. Я вам задолжал свою жизнь, — Мэй склонился к земле, покорно опуская голову. Чонгук оглядел фигуру омеги: слишком худой и маленький. Из-под выреза рубахи выглядывали острые ключицы. Почему-то именно эта картина останется в памяти юноши навсегда. — Нужно вернуться в дом, пойдём, — сказал Чонгук, вставая на ноги. Мэй тоже быстро поднялся, нерешительно замерев рядом. Чонгук двинулся вперёд первым, и уже через пару шагов почувствовал робкое прикосновение к своему локтю. Он обернулся посмотреть на Мэй. — Господин, земля после дождя скользкая и неровная. По вине этого слуги вы уже один раз упали, — тихо сказал Мэй. Чонгук ничего не ответил, молча разрешая омеге поддерживать его.

***

Восточные ворота вновь возвышались над ним. Высокие стены взяли в осаду императорский дворец, центр мира. На подъездной дороге собрались люди, повозки тянулись ровным рядом. Всю массовку составляли молодые господины в ярких нарядах. Перед глазами мелькает темная макушка — это Мэй становится перед Чонгуком, привлекая внимание. Омега уже пол месяца день и ночь находится рядом с ним. В тот вечер они вернулись в дом. Их небольшое приключение замечено не было. Тогда Чонгук дал Мэй немного денег, чтобы тот мог позаботиться о своём отце так, как сам того желает. Слуга не переставал благодарить его. Чонсон был против того, чтобы личным слугой племянника становился неопытный юнец, но Чонгук неожиданно упёрся, настаивая на своём. Чонсон отступил, однако, при любом удобном случае критиковал Мэй, раздраженно хмыкая. Чонгук и Мэй стали близкими людьми. Несмотря на различие в статусах, Чонгук не относился к омеге с высокомерием. Поначалу Мэй закрывался, когда Чонгук заговаривал с ним. По прошествии времени, он всё больше вовлекался в их короткие беседы. У Чонгука не было возможности заводить друзей. Мэй стал первым ровесником, с которым он мог близко общаться. — Господин, вам стоит поторопиться, — обратился к нему Мэй, взглядом указывая на образовавшуюся колонну перед воротами. — Я буду ждать вас здесь. Чонгук молча кивнул, двигаясь в сторону цветастой очереди. Как и в прошлый раз, перед воротами стояли евнухи. Они проверяли имена в списках, и только после этого пропускали юношей внутрь. Чонгук волновался, молчаливо рассматривая разноцветные ципао других омег перед собой. Все они были сыновьями семей с давней историей происхождения. Каждый из них был словно юный цветок: прелестный и нетронутый. Очередь рассеялась быстро, и Чонгук снова оказался на территории дворца. За последним омегой ворота закрылись. Евнухи построили их в две колонны. Чонгук оказался где-то в середине всей процессии в паре с омегой в простом ципао с вышивкой тигровых лилий. Тот выглядел так, будто никакого волнение вовсе не испытывал. Их повели вглубь территории. В правой стороне мелькнуло знакомое здание Департамента Отбора, но они отдалялись от него всё дальше. Чонгук оглядывался вокруг, примечая интересные пейзажи: через небольшие водные объекты перекидывались мосты, деревья и кустарники были высажены таким образом, чтобы создавать настоящие композиции в период цветения. Вскоре перед ними возвысилось здание. Оно не сильно выделялось от стиля других мелких построек. Двери были плотно закрыты. — Будете заходить по двое, — предупредил евнух, который возглавлял их процессию. Первые два человека зашли внутрь, и двери за ними закрылись. Остальным омегам приходилось стоять на улице в ожидании. И хотя несколько дней назад погода улучшилась — светило солнце. Однако холодный ветер не стихал. Юноши кутались в накидки, переминаясь с ноги на ногу. Время текло медленно. Некоторые омеги стали переговариваться между собой. Их шёпот был подобен шелесту листвы. У Чонгука успели заледенеть руки, когда очередь всё же дошла до него. Выходящие из здания омеги все как один смотрели под ноги. В сопровождении одного евнуха они возвращались обратно к воротам. Чонгук и ещё один омега вошли в первое помещение. Внутри было пусто: кроме пары стульев и одного письменного стола — ничего нет. В помещении находились два евнуха и двое слуг. Им сказали раздеться догола. Слуги не ждали. Они сразу же принялись помогать юношам снять ципао и нижнюю одежду. Чонгук старался смотреть только в одну точку. Другой же омега не постеснялся посмотреть в сторону Чонгука, при этом сохраняя бесстрастный вид. Слуги ощупывали их, измеряли ширину плеч, длину рук и ног. Они осматривали уши, пересчитывали зубы. Больше всего времени ушло на подсчитывание родинок, поиска родимых пятен. Тела возможных наложников императора должны быть идеальными. После омег отвели в разные комнаты. Чонгук предполагал, что обычного осмотра будет недостаточно, и мысленно готовился к неминуемому осмотру повивальника. Ему указали лечь на ровную поверхность животом вниз. — Течка у вас уже была? — спокойно спросил осматривающий. — Нет, — ответил Чонгук, прикрывая глаза, молясь, чтобы это всё закончилось побыстрее. — Не зажимайтесь так. Сначала ему растёрли железу, источающую запах, чтобы определить его свойства. У императора были свои предпочтения, но, главное, запах не должен быть липким и стойким. Такие манипуляции вызвали мурашки, пробежавшие по телу. Пока Чонгук сосредоточился на неприятном чувстве натирания, повивальник со знанием ощупал внутренние стенки. Всё это время в тени за всем наблюдал евнух и делал пометки за столом, который был в каждом помещении. И хотя евнухов нельзя было назвать мужчинами, Чонгук ещё отчётливее испытал стыд и неловкость. Когда всё закончилось, омегам помогли одеться. Несмотря на то, что их обоих допустили к последнему третьему этапу, Чонгук чувствовал себя опустошенным. Усталость и расстроенные чувства напали на него. Впервые хотелось поскорее покинуть дворец.

***

Обратная дорога до ворот пролегала через те же сады. Теперь голые деревья с растопыренными ветвями навевали чувство опасности. Чонгук смотрел себе под ноги, сосредоточившись на том, чтобы не подбивать своими каблучками разноцветные камушки. — Тебе стыдно? — Чонгук удивлённо повернул голову в сторону идущего рядом юноши. У того губы были растянуты в какой-то странной усмешке. — А тебе разве нет? — парировал омега. — Такое унижение — и ради чего? — незнакомец раздраженно возвёл глаза к небу. Чонгук кинул тревожный взгляд на евнуха, который шёл впереди. — Это было необходимо, — нейтрально ответил Чонгук. — Разве ты не согласен со мной? — вздёрнул бровь незнакомец. — Это не важно. Мы не можем быть против. — Тебя разве не тяготит всё это? К нам относятся, как к товару, — резко сказал незнакомец. Чонгук не переставал удивляться смелости омеги. Ему хотелось шикнуть на него. Юноша никогда раньше не слышал такого откровения. Это не могло не затронуть его сердце. — У нас нет выбора — тихо ответил ему Чонгук, следя за их провожатым. — Выбора нет — это самая настоящая истина, — кивнул незнакомец, внимательно рассматривая Чонгука. — Как тебя зовут? — Чонгук. — Меня Юнги. Знаешь, Чонгук, мне кажется наши мысли совпадают. Хочу предложить тебе небольшую авантюру, — сверкнул глазами Юнги. Чонгук нерешительно повёл плечом. Он воспитывался в строгости. Какие-либо авантюры вызывали в нём чувство тревоги. — О чём ты говоришь? — Я вырос в Бэйдине, и неплохо знаю город. Вижу, что ты вряд-ли когда-нибудь выходил на прогулки в свет. Я не настаиваю, однако, было бы неплохо развеяться, не думаешь? — Юнги бросил на него выжидающий взгляд. Увидев сомнение на лице Чонгука, он послал ему всю ту же ухмылку, которую сложно было понять. — Сегодня в городе праздник в честь победы над варварами на юге. На улицы выйдут многие люди искусства. Уж если мне повезёт попасть в запретный город навсегда, я должен успеть хотя бы попробовать свободу на вкус. Чонгук нахмурился, задумчиво прикусив губу. Это правда, что он провёл всю свою жизнь в доме. Он лишь мог слышать и читать об искусстве. Бэйдин же был названным городом наслаждений. Это была мечта — посмотреть на уличные представления. Омега болезненно зажмурил глаза, ведь перед ними уже рисовались картины веселья. — Но я не знаю города и не смогу самостоятельно вернуться домой, — неуверенно сказал Чонгук. — Моя повозка достаточного размера, чтобы мы смогли поместиться вдвоём. Если ты живёшь в достаточно именитом поместье, моему возчику не составит труда отвезти тебя обратно. К этому времени они уже оказались за Восточными воротами. Слова Юнги склоняли Чонгука принять рисковое решение. Как раз кстати навстречу ему спешил Мэй, который всё это время ждал его рядом с повозкой. Заметив рядом со своим господином другого омегу, Мэй присел в вежливом поклоне. — Господин, нам пора ехать. Господин Вэй ждёт известие от вас об успехе. Чонгук прикрыл глаза, не зная, что ему делать. С одной стороны недавний знакомый со своей авантюрой, а с другой его личный слуга, который должен о нём заботиться. Омега посмотрел на Юнги. Тот будто бы прочитал нерешительность во взгляде Чонгука, поэтому юноша сам обратился к Мэй: — Ты ведь слуга Чонгука, верно? Твой господин сегодня успешно прошёл второй этап отбора. Через несколько дней придут приглашения на последний этап. Сегодня трудности нас объединили, и мы хотим развеять расстроенные чувства, чтобы после с улыбкой донести радостные вести семьям. Ты ведь хочешь помочь своему господину? — Мэй поджал губы, неуверенно смотря на Чонгука, который теперь стоял чуть позади незнакомого омеги. — Я сделаю всё ради господина, — Мэй опустил голову, но после вновь её поднял, смотря только на Чонгука. — Однако господин Вэй будет волноваться. Позвольте пойти с вами. — Ты ведь тоже приехал в повозке? — вновь встрял между ними Юнги. Чонгук кивнул, силясь победить противоречия внутри себя и определиться. — Почему бы тебе не оставить своего слугу следить за повозкой. Если возчику доплатить, он смиренно дождётся твоего возвращения. — Прогулка и вправду повысит мне настроение, — решился Чонгук, замечая, как глаза Мэй расширились от удивления. Чонгук вытащил из своей причёски шпильку, которая изображала невинную лилию. Он протянул украшение Мэй. — Отдашь это возчику в знак моей признательность за его работу. Ждите моего возвращения неподалёку отсюда. — Господин, это может быть опасно. Что если с вами что-нибудь случится, — залепетал взволнованный Мэй. Чонгук и сам всё понимал, но уже не мог противостоять собственному желанию. — Не волнуйся. Молодой господин Юн хорошо знает город. Он сопроводит меня обратно. — Будьте осторожны, — сдался Мэй, присев в поклоне. Он вежливо попрощался с Юнги и пошёл в сторону повозки. — Не думал, что ты и вправду согласишься, — улыбнулся Юнги. — Поторопимся же.

***

Главная улица Бэйдина была широкой и длинной, простиралась до самых внешних ворот, выезда из города. Она стала главной и приобрела такой широкий вид, в отличии от остальных узких улочек, потому что дорога упиралась в Южные ворота дворца. Этими воротами мог пользоваться только император. Если он собирался покинуть столицу, то ничто не могло стоять у него на пути. В обычное время по сторонам от дороги купцы устраивали свои лавки, продавая совершенно разные вещи. Здесь всегда было шумно и многолюдно. Во время праздников здесь собиралось ещё больше людей, устраивались настоящие шоу и представления. Чонгук и Юнги преодолели путь от Восточных ворот до Южных в повозке. Чонгук нервно сжимал в руке ткань верхней накидки. Тревога и предвкушение захватили его сердце. Когда они оказались на улице. Чонгук не мог скрыть своего восторга. Опустившиеся сумерки избегали света фонарей, а ночную тишину перебивал гомон людей. Юнги схватил его под локоть, потащив куда-то в толпу. Сегодня в лавках продавались сладости. Очереди были большие, однако, Юнги не видел в этом препятствия. Они с Чонгуком, словно две тени, проскользнули в толпу, вскоре оказавшись перед торговкой маньтоу. Паровые булочки не считались изыском, однако, при виде прилавка у Чонгука собралась слюна во рту. — Молодые господа, только сегодня берите два по цене одного! — радостно прокричала торговка. Люди позади них одобрительно зашумели. Юнги протянул женщине деньги, забирая два пирожка. Они снова нырнули в толпу. Чонгук и слова вымолвить не мог. Всё вокруг казалось ему сном. Разве мог он представить себе, что сможет свободно прогуливаться по городу! Ему казалось, что он ещё никогда не был так счастлив. Кроме вкусной еды, посреди или сбоку улицы выступали артисты: певцы, стихотворцы, люди танцующие с пламенем и многие другие. Омеги проходили мимо, только и успевая ворочать в разные стороны головы. Где-то рядом звучало пение и мелодия традиционных инструментов. У Чонгука глаза заблестели — это точно была опера. Он сам потянул за собой Юнги в ту сторону. Опера уже давно считалась одним из самых ценных развлечений. В основе оперы лежали известные произведения. Оперу почти никогда нельзя было посмотреть на улице. Такое удовольствие могли себе позволить только очень богатые семьи. Чонгук и не надеялся когда-нибудь увидеть собственными глазами представление. Омеги с трудом добрались до первого ряда зрителей. Отсюда очень хорошо были видны лица двух актёров, покрытые толстым слоем грима. На небольшом возвышении они кружились в танце, исполняя невероятно сложные элементы. Их тонкие голоса пропивали строки известного произведения. Позади сцены пару музыкантов отыгрывали мелодию. Юнги молча передал ему купленный маньтоу. Чонгук завороженно наблюдал за представлением, перекатывая на языке мягкое теплое тесто. Зрелище было прекрасное. Омеги простояли так до конца представления. Луна уже высоко весела в небе, а звёзды мигали, прячась за облаками, когда юноши решили, что пора возвращаться. Юнги и Чонгук весело обсуждали увиденное. Юнги рассказывал, что в его доме увидеть представление оперы не являлось редкостью. Чонгук восхищённо кивал, слушая рассказы знакомого. Они благополучно забрались в повозку, и возчик потащил их обратно к Восточным воротам. Чонгук с облегчением обнаружил Мэй недалеко от ворот. Юнги выбрался из повозки вслед за ним. Вместе они последовали за слугой, который привёл их к оставленной недалеко повозке. Чонгук благодарно посмотрел на своего возчика. Тот смиренно смотрел под ноги, уже готовый отправиться в путь. — Я должен поблагодарить тебя за этот вечер. Спасибо, что пригласил составить тебе компанию, — улыбнулся Чонгук Юнги, искренне сжимая его ладонь в своих руках. Юнги улыбнулся правым уголком губ, похлопывая ладонь Чонгука своей. — Найти человека со схожими взглядами в нашем окружении достаточно трудно. Должен поблагодарить тебя за составленную компанию, — ответил Юнги. Чонгук кивнул, продолжая счастливо улыбаться. — Попрощаемся на этом. Думаю, судьба устроит для нас ещё одну встречу. — Да, мы ещё встретимся, — уверенно сказал Чонгук, отпуская ладонь Юнги. Тот больше не стал ничего говорить. Омега кивнул на прощание, возвращаясь обратно к своей повозке. Мэй молча помог Чонгуку забраться в повозку. По лицу слуги нельзя было что-либо прочитать. Чонгук поудобнее сел внутри, прикрывая глаза, под веками которых мелькали воспоминания этого вечера. Казалось, он мог провалиться в безмятежный сон прямо в дороге. С губ не сходила улыбка до самого прибытия к поместью Вэй.

***

Ворота поместья Вэй открылись перед Чонгуком. Омеге хотелось поскорее войти в дом, чтобы рассказать дяде радостную весть об успешном проходе второго этапа. Стоило воротам распахнуться, как Чонгук замер на месте, удивлённо смотря на слуг с фонарями в руках и Чонсона, который стоял на пороге дома. На лице дяди лежала тень, и только алые губы попадали в свет одного из фонарей. Чонсон при виде племянника, сделал шаг вперёд. Тень сошла с его глаз и они опасно сверкнули, отражая гнев. Чонгук пошатнулся. Ему ещё не приходилось видеть дядю в такой ярости. — Как повезло, что не пришлось посылать людей искать тебя, — хрипло заговорил Чонсон. Теперь было понятно, почему так много слуг собрались вместе и держали фонари. Чонгук не знал, что сказать. — И где же ты был? — Я решил прогуляться по городу. Пожалуйста, простите меня, я совершил ошибку, заставив вас волноваться, — отрывисто проговорил Чонгук, падая на колени. Мэй приземлился позади него, опустив голову к груди. Сердце омеги испуганно забилось. — Сам решил прогуляться по городу? — повторил за ним Чонсон, недоверчиво осматривая омегу перед собой. — Зачем ты мне врёшь? Я не поверю, что ты сам решился на такое без дозволения. Если ты не хочешь говорить, то я спрошу у слуг. — Чонсон сделал ещё несколько шагов вперёд. Чонгук не мог ничего поделать с собой, он скосил глаза на Мэй. Слуга продолжал смотреть вниз, не смея поднимать голову. — Ты, говори! — на повышенном тоне обратился омега к Мэй, который вздрогнул всем телом, склоняясь к самой земле. — Молодой господин говорит правду, — ответил Мэй. Чонгук прикрыл глаза. Нельзя было, чтобы дядя узнал об Юнги. Он не хотел доставлять своему новому знакомому неприятности. Это было бы ужасно отплатить ему за этот вечер так. — Как и ожидалось от личного слуги, — раздражённо хмыкнул Чонсон. — Приведите ко мне возчика. У него то нет причин врать в глаза своему господину, — приказал Чонсон, и его слуга Лай немедленно отправился за ворота искать возчика. Чонгук испуганными глазами уставился на дядю, который с высоты своего роста смотрел на него. Омега чувствовал себя настолько маленьким и никчёмным под этим взглядом. Казалось, будто ему не хватает воздуха. Лай вскоре вернулся вместе с извозчиком, который смиренно встал на колени перед Чонсоном. — Ты, говори, почему так поздно привёз молодого господина? — Я не смею лгать вам, господин, — ответил возчик. Он бросил мимолётный взгляд в сторону Чонгука. Юноша всё понял. Сердце его упало вниз. Он прикрыл рот ладонью. — Молодой господин попросил подождать его возвращения, — мужчина вытащил из-за пояса шпильку, протягивая её в сторону Чонсона. — Больше я ничего не знаю, господин. Чонсон взял в свои руки шпильку. Лепестки лилии обожглись о пламя фонарей, отливая жёлтым цветом. Омега внимательно рассмотрел её. На долю секунды на его лице отразилась пустота, даже взгляд горящих глаз потускнел. Чонгук вжал голову в плечи. Этот момент, казалось, тянулся вечно. Однако развязка наступила стремительно. В глазах Чонсона вспыхнуло настоящее пламя. Он отбросил шпильку в сторону, и та приземлилась прямо перед Чонгуком. — Как ты посмел подкупить кого-то из слуг! — вскрикнул Чонсон, надвигаясь на перепуганного Чонгука, который шокированным взглядом уставился на шпильку. Господин Вэй наступил на украшение своим каблуком, и то отлетело в сторону, звонко ударившись о камни. Чонсон схватил Чонгука за подбородок, сжимая его бледные щёки. Из глаз омеги сорвались слёзы раскаяния. Только в этот момент он осознал, какую ошибку совершил. — Я правда сожалею, дядя, — надрывающимся голосом залепетал Чонгук. — Я совершил ошибку. Это всё моя вина. Дядя, я не хотел вас расстраивать, я правда… — последние слова были проглочены, ведь Чонсон ударил Чонгука по щеке наотмашь. Мэй рядом с ним вскрикнул, испуганно подползая ближе к Чонгуку. Однако он не смел ничего делать. — Разве я так тебя воспитывал! — прошипел Чонсон. Чонгук тихо рыдал, захлёбываясь воздухом. Левая щека стала пунцовой. Она неприятно горела, нагревая заскользившие по ней слезы. — Пожалуйста, простите меня, я осознал свою ошибку, — дрожащим голосом проговорил Чонгук, ударившись лбом о землю. — У тебя будет время на осознание. С этого момента я запрещаю тебе покидать собственную комнату. Ты сделаешь сотню копий трактата «О послушании». Пока не закончишь — не выйдешь. Твой слуга вернётся на своё прежнее место. В это время никто прислуживать тебе не будет, — огласил наказание Чонсон. Чонгук всхлипнул. Он готов был сделать всё, ради прощения дяди. Юноша не смел поднимать головы и разгибаться. — Не хочу тебя видеть. Чонсон развернулся и громкими шагами удалился в дом. Пару слуг подняли Мэй под руки, тот не хотел оставлять своего господина одного. Чонгук плакал, спрятав покрасневшие глаза за рукавом. Он разогнулся, оставшись сидеть на коленях. Мэй продолжал сопротивляться, однако, встретившись взглядом с Чонгуком, понуро опустил голову и позволил увести себя во двор. Чонгук ещё долго оставался на коленях перед домом. Он безвольной куклой сидел там на холодной земле, уставившись на поблескивающую в свете луны шпильку. Омега с печалью вспоминал символизм цветка лилии: чистота, невинность, гордость… и позор.