Феникс рвущий небеса

— Господин, супруг главы Чон хочет видеть вас. Рука, держащая кисть, дрогнула, оставляя чёрное пятно, расплывшееся по листу бумаги. Чонгук устало прикрыл глаза, отложив кисть в сторону. Мэй подошёл к столу, ставя на его край свечу, оставаясь стоять рядом, молчаливо ожидая ответа. С тех пор, как Чонгук прошёл отбор — многое изменилось. У юноши был месяц, чтобы попрощаться со своей семьёй, прежде, чем он навсегда войдёт в запретный город. Господин Вэй, приверженец традиций, запретил омеге встречаться с альфами и бетами, заперев его в комнате без возможности выходить на улицу. В помещении царил полумрак даже в дневное время, сохраняя таинственность. По традиции, каждый день жглись благовония, которые были схожи с природным запахом омеги. Густой дымкой собрался под потолком аромат жасмина. У Чонгука нос чесался уже, а тело ощущалось словно ватное. Господин Вэй говорил, что это поможет его организму быстрее сформироваться и усилить иммунитет. Юноша сносил всё это без возражений. Лучше так, чем находиться рядом со старшим дядей — главой Чон и его супругом, которые по приглашению главы Вэй прибыли в столицу, чтобы проститься со своим пасынком. Чонгук даже не думал, что Юйли — супруг главы Чон сам захочет увидеть его. Юноша никогда не понимал: почему тот так недолюбливал его. Мог только предположить, что причиной могли послужить его натянутые отношения с папой омеги, ведь тот был против того, чтобы его старший брат женился на Юйли. У омег не сложились отношения. К сожалению, подробностей юноше не было известно. — Пусть войдёт, — глухо произнёс Чонгук, расчищая поверхность стола, отодвинув в сторону собственные рукописи. Мэй отошёл открыть двери для господина Чон. Омега вошёл в комнату высоко подняв подбородок так, чтобы взгляд лисьих карих глаз смотрел сверху вниз. Юйли остановился на расстоянии от юноши, насмешливо склонив голову. Чонгук сжал в руке ткань пледа, которым были укрыты его ноги, стараясь не поддаваться на столь явную провокацию. — Господин Чон, пожалуйста, присаживайтесь, — засуетился Мэй, не в силах выдержать нагнетающую тишину, повисшую между двумя. Чон Юйли вальяжно присел напротив Чонгука, совершенно бесстыдно оперевшись локтем о поверхность стола, подпирая щёку. Мэй заметил взгляд своего господина. Не хотя он покинул комнату. — Не думай, что я начну проявлять к тебе больше уважение только потому, что ты вскоре получишь указ императора, — заговорил Юйли, смотря на юношу. В его взгляде проглядывалась нескрываемая насмешка. — Однако, как вы сами и сказали, я вскоре получу указ с назначением ранга при дворе Его Величества, — начал Чонгук, копируя позу собеседника. — Сейчас в нашей семье у меня самое высокое положение. Я никогда не ждал от вас уважения к себе, однако, на то воля императора возвысить меня. Своими словами вы проявляете небрежность в сторону Его Величества. — Вот как ты заговорил, — Юйли скривил губы, не скрывая раздражение, открыто, с презрением смотря на юношу. — Может тебе и повезло возвысится сейчас, однако, ты ведь не думаешь, что тебе, сыну безымянных людей, позволят стоять на возвышенности. — Зачем вы пришли? — Зачем? — повторил за Чонгуком Юйли, задумчиво возводят взгляд к потолку. Его губы тронула улыбка, когда лисье глаза вернулись к лицу пасынка. — Я здесь, чтобы напомнить тебе о том, кто ты есть, конечно. — Я знаю, кто я есть, — возразил Чонгук, впиваясь ногтями в мягкую кожу ладони. — Да, ты просто разменный товар между кланом и императорской семьёй. А, знаешь, кто настоял на том, чтобы в последний момент внести твоё имя в списки кандидатов? — Юйли постучал пальцами по столу, не отводя взгляд от побледневшего лица Чонгука. — Нет, не глава Чон. Это был я. Не просто потому, что я защищал своего сына от участи быть вечным заложником. Я сделал это, чтобы показать твоему покойному папаше, что его сынок, как и он сам, падёт с высоты. Да, я приклоню голову перед указом императора, однако, в конечном счёте, я просто распрощаюсь с напоминанием о нём. Отомщу ему так, как должно. — Что вам сделал мой папа? — Чонни был главным омегой семьи Чон в своё время. Я лишь был сыном обедневшего дворянина, — Юйли продолжал улыбаться, хотя правый уголок его рта стал едва заметно подрагивать. Чонгук отодвинулся назад под давлением остекленевшего взгляда супруга его старшего дяди. — Однажды, мы с главой Чон повстречались на рыночной площади. Да, это была любовь с первого взгляда. Однако, мы не были ровней. Наши отношения были тайными, запретными. Тогда я был так молод, глуп и влюблён до беспамятства. Неожиданно, Чон Юйли подался вперёд, ухватившись за запястье Чонгука, вцепившись в него своими пальцами. Чонгук испуганно попытался выдернуть свою руку, однако, силой был притянут вперёд, больно врезавшись рёбрами в край стола. — Через пару месяцев наших встреч я узнал о беременности. Я был так счастлив, что поспешил предстать перед кланом Чон. Тогда я и встретился с твоим папой, — зашептал Юйли. Хватка на запястье Чонгука была до боли сильной. Юноша тяжело дышал, пытаясь вырвать свою руку из плена, однако, всё было бесполезно. Приходилось слушать этот злой шёпот прямо в собственное ухо. — Он не поверил мне, посчитав, что я пришёл оболгать старшего сына главы клана ради собственной выгоды. Чонни был так беспощаден, когда заставил меня на коленях ждать у ворот возвращения любимого. — Отпустите, — испуганно вскрикнул Чонгук. Он был готов на всё, только бы не слышать больше ничего. Юйли закрыл ему рот рукой, впиваясь пальцами в щёки. В радужке его глаз отразилось покачивающееся пламя свечи. — Я просидел там так долго под палящим солнцем, что потерял сознание. Когда очнулся, мне сказали, что я потерял ребёнка. Это вина твоего папы! Он убил его, моего первенца! — омега с силой оттолкнул от себя Чонгука, брезгливо потряхивая запястьями рук. Чонгук беспомощно сжался на своём месте, закрывая руками свои уши. — Это не правда… — шептал юноша, пытаясь убедить самого себя. Он не хотел в это верить. Всё неправда. — Можешь спросить у своего дядюшки, если не веришь. Он знал об этом, но все эти годы продолжал быть на стороне убийцы. Как хорошо, что Чонсон давно ушёл в другую семью. Иначе, не было бы мне жизни в клане Чон, — Юйли вновь вернул себе облик высокомерного господина, незаметно смаргивая подступившие к уголкам глаз слёзы. — Теперь я избавлюсь от тебя. Пускай тебе покажут, как жестоки люди на вершине. У тебя с Чонни одно лицо. Вечное напоминание о том дне. Я не мог выносить того, что мне приходилось содержать, кормить и поить его единственного сына в своём доме. Как хорошо, что больше я тебя не увижу. Чонгук не заметил, как по его щекам стали катиться слёзы. В ушах стоял белый шум. Перед глазами плыло от скопившихся слёз. Чон Юйли больше не было перед ним. Вместо него напротив сидел папа. Он улыбался ему своей нежной улыбкой, смотрел ласково и тепло, как только это делал он. Стоило юноше сморгнуть слезу, как видение ускользнуло в небытие. Чонгук смотрел, как супруг Чон поднимается с места, поправляя одежду на себе. Как он смотрит на него свысока и говорит ему что-то ещё, однако, слова тонут в звенящем шуме. Чон Юйли уходит, исчезая за дверью. Чонгук тотчас подрывается с места. Ноги путаются в сбившемся пледе, и омега падает на пол, испытывая боль. Боль не от ушибов, а режущую и острую в самом сердце. Юноша, дрожа и пошатываясь, поднимается на ноги, опираясь на стол. В груди жжёт и болит. Он, словно раненый зверёк, в ярости комкает в руках бумагу, рвёт её и разбрасывает по комнате. Чувства рвутся на волю потоком невероятной силы. Чонгук мычит, не в силах закричать о том, как ему плохо в этот момент. Он падает на пол безвольной куклой, рыдая, уткнувшись в собственные колени, глотая всхлипы. Он поверил в то, что теперь его жизнь станет лучше. Поверил, что больше ничего не должен клану, что он наконец освободился от семейных пут. Как же он ошибался.

***

Одним ранним утром на рассвете к поместью Вэй прибыла повозка из дворца. В ней привезли дары для Чонгука и его семьи. Ему отправили отрезы самых лучших тканей, шкатулки с украшениями, а также несколько коробок с серебряными слитками в благодарность клану Чон. Чонсон распорядился пошить для племянника пару нарядов из новых тканей. Господин Вэй, увидев, как Чонгука в тот день принесли в паланкине в сопровождении пары евнухов обратно к поместью, будто бы расцвёл. Он стал обхаживать юношу, приставив к тому ещё пару слуг, которые должны были следить за омегой. Чонсон заходил в комнату племянника каждый день и беседовал с ним за чашкой ароматного чая. Последние дни в поместье для Чонгука казались невыносимыми. После разговора с супругом главы Чон, юноша совсем перестал спать. На душе было тяжело настолько, что было физически больно заставлять себя подниматься с постели, с кем-либо разговаривать. Он старался скрывать своё состояние, однако, Мэй первым заметил, что с молодым господином было что-то не так. Чонгук отмалчивался, всё чаще отсылая слугу. На последний день Чонгук постарался собрать себя заново. Целую ночь он просидел в постели, напряжённо размышляя, анализирую слова супруга Чон. Омега должен был убедиться, что они не были ложью. Юноша прекрасно знал: у кого об этом нужно спросить. На рассвете его покои заполонили слуги семьи Вэй. Они стали готовить юношу к отправке во дворец: тщательно вымоли его, нанесли на всё тело и волосы ароматное масло. Чонгук послушно вверил им своё тело, полностью потонув в собственных мыслях. Для него не имело значение: какой наряд надеть, какие украшения добавить в причёску. Юноша послушно сидел на стуле, остекленевшим взглядом смотря на самого себя в отражении. Он смертельно устал. Если ему удавалось погрузиться в сон, то там он видел небо и звёзды, напоминающие о тайне, которая тяжёлой ношей ощущалась на сердце. Когда не спал, то в голове эхом разлетались роем надоедливые слова Чон Юйли об его папе. — Что с твоим лицом? — вернул Чонгука в реальность рассерженный голос Чонсона. Чонгук в зеркале увидел дядю, стоящего за его правым плечом. Господин Вэй склонился над племянником, словив на себе взгляд омеги. Он выпрямился, обернувшись к слугам. — Все, вы, ожидайте за дверью. Слуги послушно покинули комнату. Чонсон взял в руки оставленную на столике расческу и принялся за волосы племянника. Чонгук внимательно следил за дядей в зеркале, прикрывая глаза. Тот самый подходящий момент для разговора настал неожиданно. — Дядя, я хочу задать вам вопрос. — Задавай. — Мой папа и вправду убил ребёнка Чон Юйли? — Это тебе так Юйли сказал? — спросил господин Вэй. Он продолжал спокойно расчёсывать волосы юноши. Чонгук внимательно наблюдал за дядей в отражении. — Он сказал правду? — Чонгук резко обернулся к дяде, взглядом, полным надежды на отрицательный ответ, смотря на него. Чонсон отпустил его волосы, и они рассыпались по спине вороньим крылом. Голос юноши был полон решительности узнать правду. Господин Вэй аккуратно провёл по щеке Чонгука прохладными пальцами, поддев его подбородок. — Это правда, что Чонни выгнал Юйли из дома в тот день. Да, он позволил тому стоять на коленях у ворот в молчаливом протесте на просьбу покинуть поместье. Однако, брат не знал о беременности Юйли. Он был убеждён, что ворвавшийся в дом незнакомый омега с улицы просто решил испытать судьбу на удачу, — в глазах Чонсона был штиль. Он говорил спокойно и медленно, будто бы отвечать не было никакого желания. — Когда же Юйли стал истекать кровью, Чонни позаботился позвать лекаря. К сожалению, уже было поздно — ребёнок умер. Незнание — это не оправдание. Это был несчастный случай. — Значит, это правда, — Чонгук опустился голову, жмуря глаза. — Юйли всегда имел слишком болтливый рот, — раздражённо хмыкнул Чонсон, мягко проводя ладонью по голове племянника. — Это не твоя вина. Ты не должен перенимать её у своего папы. Не надо брать её на себя. — Но как я могу… — Чонгук поднял голову, смотря на дядю тусклый взглядом. — Лучше думай, как будешь жить дальше. Сегодня ты покидаешь дом навсегда. Оставь прошлое и смотри в будущее. Помнишь, что я говорил тебе? — Перестать жалеть себя, — послушно ответил Чонгук. — Пока ты позволяешь другим ранить себя — постоянно будешь после сидеть и зализывать раны. Тебе нужен стержень, — Чонсон развернул юношу обратно к зеркалу, приподнимая подбородок, отводя плечи назад и выпрямляя спину. — Постарайся не пропускать через себя чужие беды и несчастья. Все невзгоды воспринимай как очередное препятствие, которое нужно переступить. Пока ты жив — всё можно исправить. Чонсон стал собирать его волосы на макушке в тугой пучок. Чонгук прикрыл глаза, стараясь заглушить тревожные мысли словами дяди. Он пытался убедить самого себя, что так правильно. «Не жалей, не жалей» — повторял он словно мантру. — Теперь — ты готов. Чонгук широко раскрыл глаза, сам не веря, что видит себя в отражении. Его волосы были обмотаны по фигуре высокого каркаса-трапеции. Вся причёска была украшена заколками в виде цветов и бабочек. Юноша потянул руку прикоснуться к волосам, но получил лёгкий шлепок по запястью от дяди. — Это очень красиво, — прошептал Чонгук. Чонсон довольно улыбнулся, помогая омеге подняться на ноги. На нём было изумрудное ципао с яркими бабочками, сверкающими под солнечным светом. Туфли с вышитыми на них цветами, каблучки которых были сделаны из слоновой кости. Благодаря подаркам императора, Чонгук теперь на самом деле выглядел как молодой господин из обеспеченной семьи. — Господин, прибыли евнухи из дворца, — спешно вошёл в комнату Лай. Господин Вэй стал поправлять украшения на племяннике. На его лице едва заметно отражалась печаль разлуки. Чонгук перехватил ладони дяди, сжимая их в своих. Юноша только в этот момент осознал, что пора прощаться навсегда. — Дядя, я… — Да, рано или поздно дети уходят. Я буду безмерно рад, если ты будешь хранить воспоминания о своём младшем дядюшке и его наставлениях, — Чонсон аккуратно обнял племянника, похлопывая юношу по плечу. Чонгук неожиданно громко всхлипнул. Господин Вэй потянулся за своим платком, который держался на поясе, чтобы промочить слёзы, готовые сорваться с глаз омеги. — Не надо плакать. Это счастливый день. — Спасибо вам за всё, — от самого сердца сказал Чонгук, цепляясь пальцами за рукав ципао Чонсона. Старший омега аккуратно оторвал его руку от рукава, взяв его ладонь в свою, успокаивающе поглаживая кожу. — Нужно поспешить — негоже заставлять людей из дворца ждать.

***

В главной и центральной комнате северного дома поместья Вэй собралась вся семья. Все они стояли на коленях перед евнухом, который держал в руке указ императора. Вошедшие омеги поспешили последовать примеру родственников. Чонгук чувствовал, как с каждым шагом вперёд сердце бьётся всё сильнее. Ладошки предательски потели от волнения и лёгкого страха. Юноша остановился перед своей семьёй, преклоняя колени. Евнух раскрыл указ, громко и чётко оглашая его: — Его Величество император Вэйдэ присуждает Чонгуку из клана Чон четвёртого ранга за ясность ума и природные таланты титул придворного Чон пятого ранга. Прошу принять указ, — евнух протянул свиток Чонгуку. Омега аккуратно взял его в руки. — Чонгук из клана Чон принимает указ Его Величества. Милость Его Величества безгранична! Чонгук, как и все остальные, склонился к земле три раза. Руки, в которых он держал указ, едва заметно дрожали от волнения. Юноша склонился к земле в последний раз, видя перед глазами мелькающие картинки прошлого. С этого момента начинается его новая жизнь. Разогнувшись, Чонгук принимает руку помощи от евнуха, вставая на ноги. Он оборачивается назад, видя членов своей семьи, которые стояли на коленях перед ним. Глава Чон смотрел на него своим строгим и тяжёлым взглядом. Их отношения со старшим дядей никогда не были близкими и тёплыми. Глава воспитывал его в строгости и холоде, позволяя своему супругу всячески влиять на жизнь пасынка. Чонгук не чувствовал к главе ничего, кроме связывающей их нити родства. Чон Юйли по обыкновению скривил губы, однако, его взгляд отражал только ему понятное торжество. Господа поместья Вэй, казалось, были омеге ближе, чем его соклановцы. Глава Вэй был добродушным мужчиной. Они с Чонгуком не часто встречались, тем более не водили бесед, однако, проявленная снисходительность к нему навсегда запомниться юноше. Наконец, его младший дядюшка — Вэй Чонсон. При взгляде на него Чонгуку хотелось плакать от горечи расставания. Дядя был ему ближе, чем кто-либо другой. Чонсон благородно кивнул ему, словно они были учителем и учеником. Учитель, который отпускал своего ученика на просторы мира, искать собственное предназначение. — Поздравляем придворного Чон. Милость Его Величества безгранична, — единым голосом, голосом прошлого произнесли все эти люди слова поздравления, приклоняясь перед Чонгуком. Юноша возвышался над ними, чувствуя, будто бы на самом деле стоит на отвесной скале. Сделай он шаг назад — разобьётся о камни на земле. — Время пришло. Господин, прошу, пройдёмте к паланкину, — обратился к Чонгуку евнух, вежливо кланяясь. — Я благодарен клану Чон за то, что дали право на жизнь, — тихо, но твёрдо начал Чонгук. — Я благодарен главе Вэй за его снисходительность, за его позволение оставаться в собственном доме чужому человеку. Я благодарен Вэй Чонсону за его заботу, наставления и поддержку, — юноша присел в поклоне перед всеми собравшимися. Как полагается — он попрощался и расстался на хорошем слове. Чонгук почувствовал прикосновение Мэй к его локтю. Юноша посмотрел на своего личного слугу, которого последние дни избегал и отталкивал от себя. Теперь же омеге казалось, что это было ошибкой, ведь Мэй был тем, кто хранил его тайны и кто был верен ему преданно и искренне. Чонгук чувствовал, будто с сердца отлегла печаль и тяжесть. Будто бы Мэй забрал небольшую частичку себе. Чонгук благодарно кивнул слуге, позволяя увести себя из комнаты. Уже на пороге он услышал прощальные слова людей, которые канули в прошлое: — Прощайте придворный Чон!

***

Чонгук сидел в своём паланкине, то и дело одергивая самого себя от желания отодвинуть в сторону ткань на маленьком окошке и выглянуть наружу. Этого было делать нельзя, пока дорога пролегала через город. Юноша в волнении сжимал и разжимал кулачки. Он тихо постучал по деревянной стенке паланкина. К счастью, Мэй его услышал и отозвался: — Господин, что-то случилось? — Ещё далеко до дворца? — Мы подходим к Восточным воротам, господин. Чонгук вздохнул, позволяя себе сгорбиться на миг. Каркас на его голове был достаточно тяжёлым, отчего начинала болеть шея с непривычки. Украшения звенели над ушами, мешаясь со звуком шарканья ног и скрипа снега под ними. У него болела голова. Хотелось поскорее выйти на улицу, глубоко вдохнуть ледяного воздуха. — Господин, мы на территории дворца, — через какое-то время приглушенно прозвучал голос Мэй. Чонгук в этот же миг распахнул шторку окошка, выглядывая из него. Знакомые сады и дворцы укрылись сверкающим снегом. Из противоположного окошка раскрылся вид на знаменитые пять мостов, перекинутые через реку под название Внутренняя Золотая Вода. Каждый мост был предназначен для переходов в разные части дворца. Три из них вели к Залу Высшей Гармонии, где проводились различные церемонии. Два другие по разным сторонам света проложили дороги к западным и восточным частям дворца, соответственно. Юноша вытянул шею, чтобы взглянуть вперёд. Перед его паланкином тянулся ряд других. Оказалось, что по пути ко дворцу всех выбранных наложников объединили, и теперь они длинной процессией продвигались по дорожкам вглубь запретного города. Неожиданно, что-то ярко блеснуло в свете солнца. Чонгук зажмурил глаза. Когда же вновь открыл их, то к своему удивлению увидел махающую ему ладонь из окошка паланкина. В следующий миг рука исчезла. Чонгук недоуменно свёл брови к переносице, оглядываясь на рядом идущего Мэй. — Смею предположить, что это был господин Юн, — тихо сказал слуга, который также внимательно оглядывался по сторонам. Чонгук не смог подавить радостную улыбку. Неужели они вновь встретятся с Юнги? Чонгук спрятался обратно внутрь паланкина, розовея щеками от радости. На сердце потеплело. Долгое время заняла дорога. Наконец паланкин аккуратно опустили на землю. Мэй отодвинул в сторону тяжёлую ткань, подавая руку господину. Чонгук выбрался наружу, жмуря глаза от света яркого солнца, вдыхая свежий морозный воздух. Юноша оглядывается по сторонам, замечая чужой паланкин чуть впереди. Не слыша предупреждающих слов Мэй, он тихо, насколько это возможно, стал приближается к нему. Слуги, окружающие паланкин, склонились перед ним. Чонгук в молчаливом ожидании уставился на светлую ткань. Вот её отодвинули в сторону: вытянулась аккуратная ладонь, сверкнули яркие украшения. — Могу ли я узнать твоё имя? — из паланкина выбирается совсем не тот человек. Статный омега на вид совсем безрадостный и серьёзный. Кажется, Чонгук застал его врасплох. — Извините, — смущённо поклонился ему Чонгук. — Меня зовут Чонгук. Его Величество даровал мне титул придворного Чон. — Я — Линён, — скромно кивнул ему новый знакомый. — Его величество пожаловал мне титул благородного господина Ли. Чонгук ещё раз присел в поклоне, понимая, что омега перед ним был рангом выше. Линён молчаливо прошёл мимо него. Евнух, который был приставлен к благородному господину, приклонил перед обоими омегами одно колено. — Императрица пожаловал благородному господину Ли и придворному Чон Дворец Ярких Цветов. Императрица также назначил благородного господина Ли главным в этом дворце, — озвучил евнух. Линён обернулся к Чонгуку, смотря на него совершенно пустым, безразличным взглядом. — Придворный Чон, давай не будем мешать друг другу. Я люблю тишину и покой, поэтому прошу не заходить в мои владения без приглашения. Надеюсь на твоё понимание. — Да, я понял, — потерянно кивнул Чонгук, провожая растеряным взглядом удаляющегося благородного господина. Перед омегой предстал другой евнух, который взял на себя ответственность проводить его внутрь. За небольшими воротами и каменными стенами скрывался дворец. Было сразу заметно, что он разделён на два отдельных крыла, совмещённых лишь общей центральной комнатой. Перед входом во дворец был небольшой аккуратный дворик, где тут и там расположились каменные клумбы. Весной в них наверняка распускались прекрасные цветы. Евнух проводил Чонгука в левое крыло. Он спешно покинул его там одного, ретируя. Юноша взволнованно вошёл внутрь. Главная комната его части дворца была небольшой. Здесь не было множество изысков или чего-то необычного, однако, своей скромностью она пришлась Чонгуку по нраву. Мэй подвёл его к стулу, который находился на небольшом возвышении. Юноша удобно умостился на нём, наблюдая, как один за другим с улицы в дом входят его новые слуги: двое омег и двое бет — евнухов. Все они поспешили преклонить перед ним колени, приветствуя нового господина: — Приветствуем придворного Чон. — Поднимите головы, — решительно сказал Чонгук. Слуги послушно посмотрели на него. — Рядом со мной стоит мой личный слуга — Мэй. Вы должны слушаться его. — Да, господин, — поклонились слуги. Чонгук обвёл их фигуры изучающим взглядом, силясь запомнить их лица. — Можете приступать к своей работе, — через некоторое время сказал Чонгук. Слуги послушно разошлись. Юноша задумчиво постучал пальцем по нижней губе, смотря на Мэй. — Найди из них самого умелого и верного. Надо узнать об обстановке во дворце. — Я постараюсь, господин, — понятливо кивнул Мэй, обводя взглядом комнату. — Здесь так много места, господин, вам должно быть хорошо здесь жить. — Ты так думаешь? — Чонгук тоскливым взглядом обвёл стены дворца. Он чувствовал себя здесь чужим. Маленькая комнатка в поместье Вэй казалась ему уютнее во множество раз. — Возможно, мне просто нужно время привыкнуть.

***

Сумерки наступили, погрузив жёлтые крыши дворцов и красные стены в полумрак. На улице загуляли снежные вихри, поднимая в воздух снег с дорожек. Колючий мороз так и норовился забраться под воротники и одежду. Чимин вальяжно сидел на возвышении в своём дворце, откинувшись на мягкие подушки. Перед ним стояла печь, которая мягкими тёплыми волнами грела ноги омеги и пол во дворце. Драгоценный супруг расслабленно попивал чай, слушая завывания ветра на улице. Весь его вид был обманчиво блаженным и лёгким. Ведь в душе и в сердце царил мрак и тяжесть. Хотелось рвать и метать, но он не мог. Нельзя было. В комнату спешно вошёл его личный слуга — Лу, который поспешил к своему господину, чтобы донести до него последние новости. — Его Величество уже перевернул табличку? — спокойно спросил Чимин, прикрывая глаза, дрожа длинными ресницами. — Да, господин. Сегодня Его Величество выбрал добродетельного супруга Сюй. Чимин несдержанно опустил руку с чашкой на стол со звоном и стуком. Он хлопнул рукой по поверхности стола, раздражённо хватаясь за его край. — Его Величество не бывал у Сюй Лифэна два месяца. Как же он привлёк его внимание, — Чимин вздохнул, прикладывая прохладные пальцы к правому виску. — Я слышал, что супруг Сюй жаловался, что его сын сильно простудился. Его Величество не мог не посетить его сегодня, — поклонился слуга. — Вертит сыном ради внимания. Что ж, пускай наслаждается, пока может. Лучше скажи мне, что ты узнал о новых наложниках. Император с императрицей не дали мне посмотреть указы с титулами. Его Величество так жесток, — Чимин обидчиво дует губы. На самом деле он испытывает сильнейшую злость на поведение императора. Тот неожиданно охладел к нему после отбора. — Во дворец сегодня вошли один супруг, два благородных господина и один придворный. — Кому Его Величество пожаловал титул супруга? — Молодому господину семьи Юн. Его величество дал ему имя Мин. Мин Юнги происходит из родственного клана императрицы. — Да, я помню его, — Чимин задумчиво постучал защитами для ногтей по столу. — Императрица очень хорошо продвинул его перед императором в день отбора. После успеха того маленького господина таоцзы, казалось, можно любого омегу с подворотни пригласить во дворец. Какой же титул ему пожаловали? — Титул придворного, господин. — Хорошо, — довольно кивнул Чимин. Ему вспомнилось лицо того мальчишки. Омеге хотелось забыть его. Нет, лучше бы Его Величество никогда о нём не вспомнил. — Что там с Чжанхуаном? Отец нашёл его? — Господин, ваш отец передал вам письмо, — слуга аккуратно передал драгоценному супругу тканевый конверт. Чимин поспешил его вскрыть, быстро пробегаясь глазами по ровным иероглифам. Лицо супруга в миг поменяло своё выражение. Пухлые губы растянулись в хитрую улыбку. Драгоценный супруг довольно поджёг бумагу о пламя свечи, наблюдая, как огонёк пожирает лист, превращая важные словечки в простой пепел. — Отец поймал преступника Чжанхуана. Теперь мой ход, Ваше Величество императрица.

***

Чонгук смотрел в потолок, находясь в своей новой постели, в своём дворце. Ему не спалось. Юноша устало прикрыл глаза, чувствуя тоску и печаль всей душой. Шёлковая ткань подушки впитывала упавшие на неё слёзы. Время излечит душу и сердце: ведь так?

Упала листва — время застыло. Ушёл я из дома зимой. Вернулся, когда всё вокруг зеленело. Не узнал я дом свой родной. Смотрю на листву — она обновила свой изумрудный наряд. Бывал ли я здесь, здесь ли я жил? Забылась родная земля.