Две тысячи лет назад
Китай, г. Сяньян, провинция Шэньси
Сердце колотится где-то в горле, отчаянно сопротивляясь свалившейся на него реальности, одновременно покрываясь ледяной коркой страха и стремясь поскорее сбежать из груди. Потому что побег — единственное, что может его сейчас спасти! Но мозг с этим утверждением не согласен, если побежит, то проблем потом удвоится, а то и утроится.
Расширенные до предела зрачки смотрят на статный профиль мужчины, стоящего рядом. И Чонгук просто не может поверить, что этот наглый и болтливый Линхэ и был Священным Императором, чьё имя оборачивало в бег бесстрашные северные племена, стремящиеся пробраться на Центральные Равнины.
— Чонгук! — шипит на сына господин Чон, одними глазами давая понять ему, что тот ведёт себя сейчас неподобающе.
Чонгук хоть и тормозит из-за неожиданно свалившейся на него ситуации, однако и сам понимает, что ведёт себя неуважительно. Парень отлепляется от Ин Бинхэ и на трясущихся ногах выходит вперёд, падая на колени перед Ин Линхэ. Он складывает дрожащие руки перед грудью в большом поклоне и, не поднимая глаз и головы, произносит:
— Чон Чонгук приветствует Императора и просит у него милостивого прощения за своё неуважительное отношение к Его Величеству!
У парня не только конечности дрожат, но и он весь сам. Внутри всё сворачивается в тугой узел, что даже вздохнуть нормально не получается. Он ведь столько всего наговорил Императору! Даже чуть с ним не подрался! А если бы подрался? Если бы оставил на его теле хоть маленький шрам? Его голова уже лежала бы на земле отдельно от тела!
— Ваше Величество! — господин Чон подаёт голос, заступаясь за сына: — Простите моего Чонгука за недолжное поведение. Он ещё молод и горяч, позвольте, этот скромный человек сам накажет своего сына!
— За что вы хотите его наказать? — голос Ин Линхэ звучит лениво.
Чонгук осмеливается слегка поднять голову, взглянув на Императора, и замечает, что тот совсем не злится, он даже не раздражён. У него на лице никаких эмоций нет, и даже больше — в глазах сплошные льды. Конечно, зачем Императору марать руки из-за какого-то неизвестного Чонгука?
Почему-то это сильно ударило по самолюбию последнего.
— Встаньте, — ровным голосом произносит Ин Линхэ.
И только после этой фразы подданные Императора осмеливаются подняться в вертикальное положение. Если бы захотел, Его Величество мог бы просто уйти с горы, оставив их всех в коленопреклонённой позе, и они стояли бы так день, два, пока Император не позволил им подняться или пока они бы не умерли от жажды и голода.
Чонгук не вовремя вспоминает, что слышал о подобном инциденте. Говорили, что один из буддистских монахов пожаловал во дворец, дабы напомнить Императору о том, что он уже находится в возрасте вступления в брак и ему пора оставить наследника.
Отец Ин Линхэ был буддистом, он благоволил этой вере и всячески её поддерживал: спонсировал строительство храмов, жаловал земли, ткани и даже золото. За двадцать лет правления бывшего Императора буддисты набрали при дворе немалую силу и укрепили свою власть в стране. Теперь они напрямую могли вмешиваться в дела империи и даже пытаться «указывать» Императору. Но указывать можно было кому угодно, только не Ин Линхэ.
Говорили, что Его Величество родился с сердцем изо льда и с нравом огненного дракона. Он был беспощаден, суров и ненавидел буддистов. Когда он был маленьким, то всех своих наставников-буддистов отправил на плаху, обвинив их в разного рода преступлениях. Как бы бывший Император ни стремился спасти учителей, а даже он не мог доказать их невиновность, Ин Линхэ всё подстроил блестяще, доказав, что владеет острым умом ещё в юном возрасте.
По итогу наставником будущего Императора выступил малоизвестный учёный с юга бывшего Шу. Поговаривали, будто во дворец созвали самые выдающиеся умы империи, Ин Линхэ всем возможным учителям задавал один и тот же вопрос: «Каким Императором я должен быть?». Кто-то подхалимничал к Его Величеству, кто-то пространно изъяснялся, не давая конкретики, а кто-то даже осмелился давать будущему Императору советы. И только один из всех, молодой учёный с юга Шу, Шэнь Юань ответил Ин Линхэ: «Ваш Путь — это ваш выбор. Если вы возьмёте меч, то уже не отпускайте его, Императору не пристало быть слабым. Если выберете цветы, то помните, что даже у прекрасных роз есть шипы. Император должен быть мудрым и справедливым правителем, но он тоже человек, который должен сделать свой выбор и пойти тем Путём, которого сможет придерживаться всю свою жизнь. А ваш Путь — это только ваш выбор».
Именно этого дерзкого в своих суждениях даоса Ин Линхэ и выбрал себе в наставники. Отец молодого Императора его выбор не одобрял, но сделать уже ничего не мог. И когда Ин Линхэ взошёл на престол, то, естественно, что он тут же отстранил буддистов от власти, запретив им вмешиваться в дела империи. Однако те не желали просто так сдавать свои позиции и всячески пытались навязать молодому Императору своё мнение.
Вот так настоятель Сюэ из самого большого буддистского храма в Сяньяне попытался напомнить Ин Линхэ о браке и о продолжении рода. Император приказал настоятелю неделю стоять на коленях перед дворцом. В итоге тот скончался от жажды, потому что всем во дворце запрещалось подходить к нему и помогать.
Ин Линхэ был Священным Императором и любимцем народа, однако обладал жестоким характером и никого не прощал.
Именно поэтому Чонгук сейчас в страхе трясся перед Его Величеством, вспоминая, как дерзил ему и вёл себя с ним крайне нагло.
— Зачем вам такая армия, господин Чон? — Ин Линхэ задаёт вопрос спокойным голосом, но почему-то все вдруг вздрагивают от страха, начиная дрожать точно как Чонгук. — Этот храм принадлежит моему учителю, а вы окружили гору со всех сторон, выглядит, точно вы хотели окружить меня и совершить государственный переворот.
— Ваше Величество, этот никчёмный никогда бы не посмел! — господин Чон аж бледнеет от страха, стремясь снова упасть на колени, но ледяные глаза Ин Линхэ предупреждают этого не делать.
— Я знаю, — неожиданно добродушно отвечает Император, заставляя всех удивлённо округлить глаза. — Вы просто искали сына.
Чонгук смотрит на Ин Линхэ и вдруг понимает, что Его Величество сейчас просто развлекался. У него на лице не было написано никаких эмоций, однако Чонгук отчего-то чувствовал, что у Императора сейчас приподнятое настроение и казнить он никого не собирается.
Ин Бинхэ смотрит на брата, едва заметно качает головой и выступает слегка вперёд, складывая руки в поклоне.
— Этот даос Ин Бинхэ является временным смотрителем святыни. К сожалению, моего учителя нет в храме, я вынужден просить всех покинуть гору.
Как принц он не должен был кланяться, но делал это как даос, помогая всем в целости и как можно скорее покинуть гору. Конечно, если бы Ин Линхэ воспротивился, то и Ин Бинхэ уже ничем не смог помочь Чонам, однако у Императора было действительно отличное настроение.
— Буду ожидать с тобой ещё встречи, Чонгук, — криво улыбнулся Ин Линхэ и, красиво развернувшись, отправился по своим делам обратно в бамбуковую рощу.
Семья Чонов и все их помощники немедленно согнулись в поклоне, прощаясь с Императором. А Чонгук смотрит Ин Линхэ в спину и совсем не понимает, что происходит.
*****
Дома Чонгук получает за все свои выходки сполна. Для начала отец бросает ему свод домашних правил клана Чон и назначает ему двадцать ударов бамбуковой палкой по спине, заставляя на каждый удар озвучивать по памяти одно правило.
На самом деле, парень уже давно привык к наказаниям. Однажды он получил сто ударов и стоял весь день на рисовой крупе, но уму в его голове от этого не прибавилось, а вот желание дальше нарушать правила возросло в несколько тысяч раз.
Он с рождения был неусидчивым и взбалмошным, потому наказывали его чуть ли не каждый день, он так привык к этому, что даже начал хвастаться своим очередным наказанием крестьянским мальчишкам, с которыми воровал мандарины в чужих садах.
И сейчас двадцать ударов его не особо расстраивали. Он, пожалуй, был им даже рад. Сами посудите, это намного лучше, нежели попасться в руки жестокого Императора, который мог с него и кожу живьём стянуть.
— Непочтительность ребёнка ведёт к разрушению всей семьи! — продолжает пилить Чонгука отец. — Из-за твоей излишней самоуверенности и дерзости ты мог лишиться головы, вся наша семья бы пострадала, а союзу Кочосона с империей Цинь пришёл бы конец!
— Откуда мне было знать, что это Император?! Он даже представился своим вымышленным именем Тэхен! И разве Император не старый?!
Чонгук язык за зубами держать не умеет, за что получает двадцать первый удар по уже ноющей от боли спине.
— Молчи, несносный мальчишка! Если бы хоть немного учился, а не только дурака валял, то знал бы, что у Императора Цинь два имени: ханьское и кочосонское. Его мать вдовствующая Императрица Ким ГоРам — троюродная сестра нашего короля Кочосона. Естественно, что у Императора будет кочосонское имя.
Ах, вот оно как. Так значит, этот нахал его вовсе не обманул, и у него действительно двойное имя. Занятно.
— Завтра же наведаемся с визитом во дворец, — продолжает господин Чон, — будешь в ногах валяться у Императора и просить его о прощении за свою дерзость.
"Да кто ещё дерзил?!" — хочет возразить Чонгук, но получает предупредительный двадцать второй удар и замолкает, только успев раскрыть рот.
— И посетим с визитом вдовствующую Императрицу Ким ГоРам. Я лично попрошу, чтобы она одобрила твой брак с Ци Сюин.
У Чонгука сердце падает куда-то в пол. Нет-нет-нет! Только не брак с этой старой выдрой! Чонгук молод и красив, он собирается гулять и наслаждаться жизнью, а не выходить за всяких… за всяких!
Видимо, бунт отразился на его лице, потому что парень получил двадцать третий удар, однако это его гнев не умерило. Постричься и уйти в монахи было отличной идеей!
— И не вздумай устраивать завтра представление! Если оскорбишь Императора ещё раз, я тебя уже спасти не смогу.
Да, Император сам себя оскорбляет! В едальне он сам на себя наговаривал, а Чонгук наоборот заступался за имя Его Величества, так что парень тут, вообще, не при чём! С чего это на него всех собак навешали? Ну да, в храме Белых Снегов он немного (много) дерзил Императору, но тот ни словом не обмолвился, что как-то оскорблён. И где конфликт? Один господин Чон его и видит или просто боится гнева Императора. Да, скорее всего, последнее. Или его так напугали слова Ин Линхэ о восстании против него? Может, даже и это. Чонгук особо не стал вникать, но ему было обидно, что придётся извиняться за то, чего не делал. Хотя больше всего его напрягала предстоящая женитьба.
Сейчас Чонгук ещё несовершеннолетний и не сможет жениться на выдре Ци Сюин, однако сам факт того, что будет оформлена помолвка, вызывал в нём рвотный позыв. Он не то, чтобы жить с этой женщиной не сможет, да он и смотреть на неё не желает!
Однако его мнение никого не интересовало.
И на следующее утро его, прилично одев в строгий ханбок, потащили во дворец.
Чонгук уже бывал во дворце короля Кочосона, видел всю эту величественную архитектуру, золото, режущее глаза, и богатство на каждом углу. Однако Кочосон явно не знал слова «богатство», потому что дворец Императора Цинь купался в золоте. Он был словно гора Тайшань, величественно возвышающаяся над другими мелкими горами.
Кажется, даже за сутки было невозможно обойти всю территорию дворца. И это включая, что во внутренний двор гостям было запрещено входить, туда, вообще, было запрещено входить всем, кроме Императора и евнухов. Именно во внутренней части дворца располагалась женская половина. Поговаривали, будто у Императора больше двух сотен наложниц, самых красивых девушек во всей империи, а он не приглашает к себе ни одну из прелестниц. У него нет даже жены и на попытки его женить он реагирует острее, чем Чонгук.
Но Чон просто не хочет жениться на страшной и старой Ци Сюин. А у Императора наверняка и наложницы все красотки как на подбор. Эх, Чонгуку не интересны богатства дворца, но ему было бы интересно оказаться на женской половине, чтобы заигрывать с прелестными наложницами. И, наверное, что-то мелькает на его лице, потому что господин Чон хмурится и напоминает сыну:
— Извинишься перед Императором и будешь тихо и мирно стоять подле меня с закрытым ртом. Понял?
Чонгук, скрежеща зубами, отвечает:
— Да.
Ну, даже если он и хотел пробраться во внутренний двор, это не значит, что стал бы такое делать. За одну попытку туда попасть он лишился бы головы и вряд ли гуманным и приятным способом.
Перед входом во дворец их встречает евнух Императора. Ещё вчера господин Чон послал письмо Его Величеству, где просил того об аудиенции. Обычно ответа стоило ждать в течение семи дней, а то и больше. Однако, как бы странно это ни звучало, а ответ пришёл в этот же день. Император согласился встретиться с господином Чоном сразу же. И даже послал своего евнуха, чтобы тот встретил гостей.
Чонгук не особо понимает в дворцовом этикете, но, кажется, это хороший знак. Всё-таки Чон так много дерзил Императору, а тот лишь над ним посмеивался и ни разу не козырял своим положением, возможно, что он вовсе не держит обиды на Чонгука.
Внутри тронного зала тихо и безлюдно. А ещё холодно. Потолки высокие, колонны словно упираются в сами небеса, зал огромный, просторный и светлый, украшен цветами и золотом, но Чонгуку в нём вдруг становится пусто и одиноко. Это место словно высасывало всю радость, надежду и любовь, оставляя только холод и мрак.
Император восседает на троне. Сегодня на Ин Линхэ не привычно чёрные, а жёлтые императорские одеяния, украшенные вышитым золотой нитью драконом. Волосы аккуратно забраны в венец с девятью нитями жемчуга. На лице отстранённое, холодное выражение, словно безжизненное. Ни улыбки, ни намёка на что-то мягкое и доброе.
Чонгуку от всего этого стало не по себе.
Когда они встали подле императорского трона началась официальная часть с приветствиями, поклонами и хвалебными речами в адрес Императора, затем Чонгук принёс свои извинения Ин Линхэ. Слова написал его отец и заставил сына выучить всё наизусть. Конечно же, Чону ничего не оставалось, кроме как зазубрить две страницы иероглифов.
Правда, поглядывая искоса на Императора, Чонгук выяснил, что тот не впечатлён «искренностью» его раскаяния в «тяжком преступлении». Ин Линхэ словно вообще было не до этого. Он всё время лишь пристально смотрел на Чонгука, чем нервировал парня, но в песочного цвета глазах не было ничего: ни тени эмоций, ни намёка на то, что человек перед Чоном хотя бы жив!
Однако Чонгук стойко завершил свою речь, отбил положенные поклоны и тихо умыкнул под крыло отца.
Господин Чон только тогда вышел вперёд, низко кланяясь Императору и произнося:
— Ваше Величество, я имею дерзость просить вас.
Чонгук удивлённо смотрит на отца. О чём просить? Неужели о женитьбе?! Ну, нет! Ну, пожалуйста, нет! Если брак одобрит сам Император, то Чонгуку останется только умереть, чтобы не дать Ци Сюин себя захомутать! А он ещё пожить хочет, он молодой и красивый и не встретил ещё любовь всей своей жизни.
— О чём? — ровным тоном интересуется Ин Линхэ.
У Чонгука сердце в пятки в этот момент падает, потому что его отец смотрит на него, когда поясняет:
— Я человек уже старый, конец мой близок, и хочу женить своего непутёвого сына на хорошей, воспитанной и доброй девушке. И кандидатуру ему я уже подобрал, это дочь вашего покорного слуги Ци Сюин. Мне известно, что сын мой не достиг возраста совершеннолетия для вступления в брак, но я хотел бы просить у вас разрешить молодым совершить помолвку, а через два года сыграть свадьбу.
Чонгук бледнеет буквально на глазах. Одно слово Императора, и он уже ничего не сможет сказать против.
Парень поглядывает в сторону Ин Линхэ, но искоса, чтобы не пялиться на Его Величество открыто. За это, кстати, отдельно можно было лишиться головы. Смотреть на Императора строго запрещалось, Чонгук очень вовремя вспомнил дворцовые правила, но они не останавливали его от косых взглядов в сторону Ин Линхэ.
И Чону, вроде бы, показалось, что Император чем-то крупно недоволен.
— А разве ваш сын желает жениться на дочери семьи Ци? — тихо спрашивает Его Величество.
А ответ выбивает господина Чона из колеи. Он молчит несколько долгих мгновений, не смея поднять головы, обдумывая ответ, который бы не оскорбил Императора. И только после тщательного взвешивания, отвечает:
— Говорят, браки создаются родителями для своих детей.
Ин Линхэ стал ещё мрачнее. Того и гляди над его головой сгустятся тучи, и он начнёт швыряться молниями.
— А как же слово человека, которому непосредственно потом жить с «избранницей»? — спрашивает Император, не сводя хищных, убийственно злых глаз с господина Чона.
Тот, видимо, и сам понял, что чем-то разозлил Его Величество, потому что руки его в широких рукавах начали мелко подрагивать, а на лбу выступил пот.
Понять, что творится на душе Императора, никто не может, а потому даже самые чуткие подлизы часто лишаются своих голов за болтливые языки. Нельзя предугадать что и когда не понравится Императору. Двор не просто так считается полем для игры в вэйци.
К счастью, напряжённую атмосферу разряжает голос евнуха, нараспев оповестивший:
— Прибыла вдовствующая Императрица!
И в этот момент двери в тронный зал открываются, и внутрь устремляется величественная, красивая женщина, в сопровождении слуг, которые впрочем остаются у дверей, не смея проходить вперёд, к трону.
Чонгук смотрит на Императрицу и не может не восхититься ею. Она не молода, однако сохранила девичью красоту и цветущий вид. А ещё она невероятно похожа на самого Ин Линхэ. Только черты лица мягче, а глаза у неё сплошь чёрные, сверкающие точно бриллианты. Она величественно плыла по залу, подтверждая свой статус пусть и бывшей, но Императрицы.
Господин Чон с поклоном отошёл в сторону, освобождая женщине место напротив трона. Чонгук поспешил за отцом повторить, сгибаясь в очередном поклоне.
Императрица, Ким ГоРам, с мягкой улыбкой оглядела всех присутствующих, после чего изящно поклонилась своему сыну, приветственно произнося:
— Ваше Величество!
Ин Линхэ при виде матери никак не изменился в лице, словно увидел перед собой очередного слугу, а не женщину, что подарила ему жизнь.
Взаимоотношения у них были крайне сложными.
Ким ГоРам была троюродной сестрой короля Кочосона. В королевской семье на тот момент она была единственной девушкой, когда во дворце сплошь рождались мальчиками, что не могло не радовать шаманов и самого короля, у которого появилось так много наследников.
Но в то же время это было не так уж и хорошо с политической точки зрения. Кочосону было важно поддерживать мирные отношения с империей Цинь, как с крупнейшим и сильнейшим государством, растущим и развивающимся буквально под боком. Такой сосед был опасен, и с ним нужно было укреплять отношения, используя брак, как простейшую, но проверенную методику.
А как заключить брак, если даже у твоего соседа, империи Цинь, в наследниках одни мальчики? Правильно, нужна была девушка со стороны Кочосона, и такая была всего одна — Ким ГоРам.
Узнав о том, что будет вынуждена ехать на чужбину, в неизвестную страну, замуж за неизвестного — свободолюбивая и избалованная девушка тут же заупрямилась. Но пойти против родительской воли не могла, так и стала женой самого Императора Цинь. Однако любви и трепетных чувств, о которых грезила девушка, не было. Ким ГоРам стала Императрицей, но это не принесло ей счастья. Император был у неё лишь раз — в их первую брачную ночь, а больше и не появлялся у своей жены. Приглашал к себе наложниц, но о Ким ГоРам даже не задумывался.
Императрица понесла дитя, но всё, что получила от мужа — сообщение с поздравлениями о беременности, которое передал ей евнух.
Одна, на чужбине, нелюбимая и забытая, женщина ухватилась за власть, как за единственное, что могло бы её возвысить и сделать кем-то достойным в глазах хотя бы мужа. Родив мальчика, наследника, она бы подняла свой статус.
Но когда родился Ин Линхэ, Ким ГоРам не испытала родительской любви и привязанности к своему ребёнку. Когда она родила, Император снова пришёл, но не к ней, а к своему первенцу. У мужчины не было больше детей, а потому он был несказанно рад рождению сына и дарил ему всю свою родительскую любовь.
Ким Горам же снова не досталось ничего. И женщина сына своего возненавидела.
Ин Линхэ было суждено стать Наследным Принцем. Он был отмечен императорской звездой и готовился стать следующим правителем Цинь. Ким ГоРам подумала и рассудила, что если Император рано скончается и Ин Линхэ будет не по силам вести государственные дела, то женщина просто приберёт трон к рукам, став
временным постоянным правителем.
Власть, о которой она мечтала, оказалась бы в её руках. Она собиралась использовать сына, убрать своего мужа с трона, но никак не рассчитывала, что Ин Линхэ рос драконом в тигриной шкуре. Он с детства показал свой непростой характер и желание идти всем наперекор. У Ин Линхэ был единственный младший брат Ин Бинхэ, рождённый от наложницы, и он был для него семьёй.
Наследный Принц не раз замечал, что его мать недолюбливает не только своего сына, но и второго императорского отпрыска. Ким ГоРам грезила желанием избавиться при дворце от всех, кто ей не нравился и кто отнимал у неё любовь её мужа. Она не могла убить своего сына, но ничто бы не помешало ей убить всех остальных, когда Император скончается и она станет королевой-консортом.
Её планам было не суждено сбыться. Ин Линхэ ощущал настроение матери, знал, что у той не малая власть при дворе, знал, что она заручилась поддержкой буддистов и многих министров. Потому, когда Император скончался и молодой мальчик четырнадцати лет взошёл на престол, то трусить он не стал. Стоило ему хоть немного дать слабины, как его брата ждала бы жуткая участь «предателя», а то и «мятежника».
Ин Линхэ начал править жёстко и решительно, не позволив матери получить титул консорта и не подпустив её к трону. К тому же за год он убрал из дворца всех её приспешников и отстранил буддистов от власти.
Так между матерью и сыном началась холодная война.
Сейчас же Ким ГоРам играет любовь и дружелюбие. Почти с родительской заботой она оборачивается к гостям и мягко интересуется:
— Господин Чон, что вас привело во дворец? Я слышала, ваш сын совершил глупость, — женщина с широкой улыбкой журит Чонгука. — Его поскорее нужно женить, чтобы успокоить буйный нрав.
Старший Чон согнулся в поклоне:
— Ваш слуга и пришёл во дворец просить об этом.
— В таком случае, — вдовствующая Императрица бросает едва уловимый взгляд в сторону трона, — вам следовало просить о помощи меня, у нашего Императора и так много дел.
Ин Линхэ отреагировал сразу, хоть голос его не потерял былого спокойствия и даже надменной растянутости:
— Почему господин Чон не может обратиться ко мне с такой просьбой, как к Императору, матушка?
— Ваше Величество, — женщина кланяется сыну, продолжая мягко улыбаться, — вы постоянно в заботах, денно и нощно печётесь о делах империи, позвольте вашей слуге решить такие вопросы и облегчить вашу ношу.
Чонгуку, который о взаимоотношениях между сыном и матерью ничего не знает, этот разговор кажется до ужаса странным.
— К сожалению, матушка, я уже всё решил, — с нажимом отвечает Император. — Молодой господин Чон не желает брака, не стоит его заставлять.
Чонгук… рад? Но почему он сейчас не может насладиться чувством невиданной свободы? Да, потому что между Ким ГоРам и Ин Линхэ возгорается пламя противостояния, в котором могут сгореть все здесь присутствующие.
— Ваше Величество, — вдовствующая Императрица снисходительно улыбается сыну, — видимо, не ведает тяги страстей, потому что постоянно находится на полях сражений. Однако молодому господину Чону стоит подумать о продолжении рода как можно раньше, чтобы после не опозориться перед предками.
— Опозориться перед предками, представив им девушку, которая лежит против души? — Ин Линхэ мастер вести споры, стоило это признать. Потому что он мгновенно поставил ситуацию кверху ногами, поворачивая её в свою пользу. — Матушка, разве буддизм не признаёт любовь, как движущую силу души? Отказаться от страстей и проникнуться любовью к ближнему.
Ким ГоРам улыбается, но уже заметно натянуто. Ин Линхэ бьёт беспощадно даже по вере, зная, что мать буддистка.
— Ваше Величество не приветствует буддизм, однако отлично разбирается в его основах.
Император презрительно смотрит на мать, а затем переводит взгляд на своих гостей, продолжая начатый до того разговор:
— Господин Чон, я не против брака, однако против ваш сын. Может, вам стоит прислушаться к его мнению? Ваш сын ещё молод, за два года он может найти девушку, которую действительно полюбит, и тогда остепенится.
— Благодарю за оказанную милость, Ваше Величество! — господин Чон низко кланяется Императору, и Чонгук спешит последовать его примеру, думая, что к старости такими темпами просто не разогнётся.
Ким ГоРам же не может смириться с поражением в споре с сыном, потому недальновидно бросает:
— Вам тоже стоило бы найти себе подходящую пару, Ваше Величество. Годы идут, а вы так и не оставили наследника.
Чонгук видит, как в спокойных глазах Ин Линхэ трещат от злости льды.
— Матушка, вы хотите оказаться стоящей на коленях перед тронным залом, как настоятель Сюэ? Я запретил поднимать тему своей женитьбы, надеюсь, вы не забыли приказа своего Императора.
И, вроде бы, угроза направлена не в адрес Чонгука, а у того все внутренности в узел скручиваются от убийственной атмосферы, что поселяется в тронном зале. Ин Линхэ не просто угрожает матери, по его хищным глазам видно, что он исполнит свою угрозу, если женщина продолжит настаивать.
И Ким ГоРам, видимо, сама поняла, что перегнула палку, когда пошла на попятную, низко поклонилась Императору и поспешно произнесла:
— Простите мне дерзость, Ваше Величество. Однако ваша матушка уже не молода, и она чает понянчиться со своими внуками, пока Будда хранит её жизнь.
Ин Линхэ не удостоил её даже взглядом. Он всё смотрел на Чонгука, и парень не понимал, с чего бы к нему у Императора появился такой интерес? Как и не понимал, почему Его Величество, имея в распоряжении огромный двор наложниц, до сих пор хранит невинность?
Сам Чонгук не хочет жениться именно на Ци Сюин, потому что она ему не нравится. Но ведь Ин Линхэ может заполучить себе любую красотку, так отчего он так остро противится женитьбе? У Чонгука есть два предположения: Император — импотент и с девушками у него никак не клеится, или же у Императора есть кто-то, кто ему нравится, но кого он не может показать всем или кто дал от ворот поворот самому Сыну Неба.
Тогда Чонгук ещё не знал, как он ошибается в обоих своих выводах.
*****
Домой господин Чон возвращался в мрачном настроении. Он надеялся женить своего непутёвого сына и одновременно выполнить приказ кочосонского короля, браком укрепив отношения двух стран, которые в последнее время, благодаря вдовствующей Императрице, сильно пошатнулись. Однако сам Император был против насильственного брака.
И господин Чон не подданный Цинь, он может и ослушаться совета, которому больше подходило описание «приказ», однако не в его полномочиях было идти против воли Императора. Если Чонгук своим фамильярным отношением не оскорбил Его Величество, то прямо ослушавшись приказа Ин Линхэ, господин Чон сильно бы ударил по самолюбию Императора и вылилось бы это в открытое военное противостояние.
Цинь сильнее Кочосона по многим показателям. Начнётся война, и Ин Линхэ сотрёт с лица земли весь полуостров. Господин Чон не желал быть причиной войны, а потому ему оставалось только прислушаться к
совету приказу Императора, и это его сильно злило.
Во-первых, старик не врал, когда говорил о том, что желает поскорее женить сына. Ци Сюин не была красоткой, однако её семья была богатой и обеспеченной, такой брак позволил бы Чонгуку всю жизнь ни в чём не нуждаться и дальше жить, как он живёт сейчас: таскать мандарины, охотиться на фазанов и творить всякую дичь. Просто он был бы женат, а это уже накладывало бы на молодого жеребца ответственность, заставляя норов сбавить.
И во-вторых, у господина Чона был приказ от кочосонского короля: укрепить отношения двух стран, во что бы то ни стало. И, кажется, мужчина провалил и эту миссию. Потому что укрепить отношения можно было только с помощью брака или хорошего подкупа видных чиновников Цинь. Но Цинь страна богатая, даже сложив всё золото Кочосона, не наберётся сумма, чтобы заинтересовать хоть одного политика близ Императора. Ин Линхэ при дворе боятся, никто не станет связываться с маленьким Кочосоном, рискуя своей головой.
Господин Чон был в затруднительном положении. А потому, оказавшись дома, снова начал пилить Чонгука, сыпля на него вопросами по типу:
— Что ты сказал Его Величеству?
— Откуда он знает о том, что ты не желаешь вступать в брак?
— Как много ты ему рассказал о причине нашего приезда?
И так далее и тому подобное.
Чонгук, вообще, не понимал, в чём проблема? Для него было важно, что его женитьба отменяется. Сам Император за него заступился, и это дало Чонгуку чуть ли не крылья, которые отец всё равно пытался срезать.
— Ты хоть понимаешь, что означает политическая тайна? — бушует господин Чон.
А у парня лопается терпение:
— Да ничего я ему не говорил! Отец, ты думаешь, Император такой глупый? Я просто сказал, что не хочу жениться, о причинах и следствиях он сам догадался! Не надо спускать на меня всех собак! Если вы так хотите укрепить отношения с Цинь, то почему прямо не скажете об этом Императору, неужели обязательно нужно ходить кругами и плести интриги?
— Умерь свой пыл, щенок! — предупреждающе рычит господин Чон. — Вспомни, как разговаривать со старшими, и вспомни, что ты совершенно не учишься! Политика не решается «просто». Это тебе не договор с крестьянскими детьми: эта горсть ягод тебе, а эта мне. Здесь всё сложно и всё запутанно, каждый хочет власти и каждый хочет остаться в выигрыше, оставив соперников далеко позади. Один неверный шаг, один неправильный взгляд и Кочосон сгорит в пламени войны.
Чонгук вздрагивает, наверное, впервые понимая, что говорит ему отец.
— Когда вдовствующая Императрица была вынуждена отправиться в Цинь в качестве супруги Императора, чтобы укрепить отношения двух стран, ей удалось более чем на двадцать лет установить мир между государствами. Но во главе Цинь теперь стоит новый Император, он амбициозен и жесток. Северные племена дрожат под его натиском, вынужденные присылать в столицу немалую дань за свой проигрыш в войне. Если бы они не были кочевниками, то когда проиграли Его Величеству, уже бы вошли в состав Цинь. Даже на южных границах дикие племена не осмеливаются выступить против Императора. А теперь представь, маленький Кочосон рядом с таким гигантом. Как скоро Его Величеству захочется подчинить нас своей воле?
Чонгук кусает губу, не осмеливаясь ответить. Кочосон действительно жалок по сравнению с Цинь. Со способностями и силой Ин Линхэ он завершит присоединение к своим землям Кочосона меньше, чем за год.
— Чтобы не стать закуской на чьём-то столе, нужно стать драгоценным подарком. Если бы мы заключили союз с семьёй Ци, то Император не стал бы так пристально вглядываться в Кочосон. У Ци при дворе высокое положение, они не дали бы Его Величеству развязать войну с королевством, с которым они связаны браком. И сейчас ты своим «не хочу, не буду» приставил нож к горлу нашего королевства.
— Но мне действительно не нравится Ци Сюин! — возражает Чонгук. — Почему нельзя найти другую, милую и красивую, которая будет нравиться мне? Почему нельзя, вообще, выбрать другого парня, который женится на Ци Сюин и укрепит союз двух стран? Почему я?!
— Не смей жаловаться! Король Кочосона оказал тебе великую честь. Вдовствующая Императрица Ким ГоРам тоже не по своей воле уехала в Цинь, но справилась ведь с возложенной на неё обязанностью.
— Да, но счастливой не стала.
— Что? — господин Чон, словно не верит, что сын осмелился такое сказать.
— Я же видел и слышал, как она разговаривала с Императором, а тот, между прочим, её сын. А выглядели они точно враги. Да, она была Императрицей, матерью народа, но она не была счастливой и сейчас тоже не счастлива. Вы хотите, чтобы и ваш сын всю жизнь прожил с не любимой, так и не испытав счастья и настоящих любовных чувств?
У Чонгука накипело. Он понимал, что переступает границы, но остановиться уже не мог. Так и получает заслуженную пощёчину от отца и тихое, но гневное:
— Убирайся!
А Чонгук и рад стараться, он зло выходит из павильона отца, намеренно громко топая ногами. Отец не понимал его, а он не понимал своего отца, проблема родителей и детей стояла между ними прочно и остро, и решить они её никак не могли.
Чонгук, полыхая гневом, снова забирает со двора своего коня и мчится прочь из поместья, правда, в этот раз никто не собирается его останавливать.
В Чоне клокочут злость и чувство несправедливости к нему судьбы. Почему именно ему выпало становиться несчастным? Почему он должен нести на своих плечах груз ответственности за свою страну?! Ну, почему он?!
Чонгук свободолюбивый и избалованный молодой господин. Он желает беззаботно проживать свою жизнь, пока не встретит девушку, в которую по-настоящему влюбится. Ему не нужна вся эта политика, интриги и прочее. Ему нужна свобода, неужели он так много просит?
За всеми своими мыслями Чонгук даже не сразу понимает, что приехал к храму Белых Снегов. Он не держал сюда курса, однако как-то так вышло, что именно сюда вёл своего коня. Хотя в этот раз поступил по-умному и использовал мягкий склон для поднятия вверх, а не тысячу ступеней в небеса.
Чонгук спрыгивает с коня, оставляя его у подножия, рядом с двумя белыми жеребцами, наверняка принадлежащими храму. А сам поднимается вверх.
Бамбуковый лес старый, достаточно густой и невероятно красивый. Он плотным тёмно-зелёным пологом укрывает гору, создавая в ней умиротворённую спокойную атмосферу. А с другой стороны шумит водопад. Он совсем не высокий, но усеян множеством порогов, создавая поистине чудесную атмосферу для медитации и успокоения души и тела.
— Господин Чон, не думал встретить вас так скоро.
Ин Бинхэ появляется откуда-то со стороны водопада, вполне вероятно, что он медитировал, но даже за шумом воды смог услышать приближение парня. Что совсем неудивительно, ведь принц был выдающимся воином, ничем не уступая своему брату.
— Ин-даочжан, — Чонгук складывает руки в приветственном поклоне, но потом спохватывается, со смесью страха смотрит на Ин Бинхэ и поправляет себя: — Простите, Ваше Высочество!
Принц мягко улыбается:
— Прошу вас, вы можете называть меня Ин-даочжан. Здесь я не принц, а всего лишь служащий даосского храма.
Чонгук несколько неловко улыбается в ответ, снова кланяясь:
— Конечно.
Принц красивым жестом руки приглашает Чонгука проследовать вместе с ним вверх на гору, и парень не видит причин отказываться.
— Вы приехали ко мне в гости? — мягко интересуется Ин Бинхэ. — Всё-таки решили выпить со мной чая?
Чонгук улыбается, вспоминая, что действительно получал такое приглашение.
— Я приехал сюда случайно, но от чая не откажусь.
— Как прошёл разговор с вашим отцом? — продолжает беседу принц. — Простите, если вмешиваюсь не в свои дела. Но я слышал, что гэгэ без проблем отпустил вас.
"Да, от твоего гэгэ много проблем," — бубнит мысленно Чонгук, но не может не признать, что:
— Да, Его Величество мне даже отчасти помог, — очень сильно помог, иначе Чону светила бы скорейшая помолвка. — Но отец всё никак не успокоится со своей женитьбой, и я даже понимаю его, однако я… как можно жениться на той, кто тебе не нравится?
Чонгук всплёскивает руками, протяжно выдыхая. Почему его никто не понимает? Почему никто не хочет его слушать? Он ведь не призывает людей к убийствам и войне, он просто объясняет, что не может жить по чьей-то указке!
Ин Бинхэ улыбается. Какой всё-таки Чонгук молодой, он не понимает мир вокруг и не видит его устройства, в нём кипит горячая юношеская кровь, которая требует неподчинения и постоянного нарушения правил. Ин Бинхэ отчасти даже завидует Чонгуку, ведь у принца не было возможности капризничать и поступать так, как хочется. Единственный раз, когда он позволил себе послушать своё «хочу», был, когда Ин Бинхэ ушёл в ученики к Шэнь Юаню и избрал место даочжана, а не принца.
— Мы живём в таком мире, где браки создаются по расчёту, — тихим ровным голосом отвечает Ин Бинхэ. — Слово любовь теряет свой смысл, и остаётся только долг.
— Но я так не хочу! — хмурится Чонгук. — Как мне убедить отца послушать меня?
— А вы сами его слушали и понимали? — ответно задаёт вопрос принц, тёплыми глазами глядя на Чона, словно понимая его даже больше, чем парень понимает самого себя.
— Сегодня! — отвечает Чонгук, начиная дышать тяжелее из-за подъёма в гору. — Я выслушал всё, что он говорил, и объяснил ему, что я не хочу вешать на свои плечи ответственность за отношения двух государства. А он снова «женю тебя»! — Передразнивает Чонгук, делая вид, что его сейчас вывернет от одного слова «женитьба».
Ин Бинхэ считает парня забавным. А ещё он до ужаса энергичный и жизнелюбивый. Таких нечасто встретишь.
— Даже Его Величество не хочет жениться и не женится, почему я так не могу?! — под конец своей речи добавляет Чонгук, и только после понимает, что сболтнул лишнего. Ведь говорил он сейчас с братом Императора.
Но Ин Бинхэ остался спокоен. Более того он попытался мягко и аккуратно подтолкнуть парня к мыслям, которые в голове Чонгука не желали зарождаться.
— Поверьте мне, ваш отец не пытается сделать вас несчастным, он напротив желает вам только добра. Вам не нравится Ци Сюин, однако девушка, должно быть, хорошая и милая, не так ли?
— Может и так, но мне она не нравится.
— В вас говорит молодость, — улыбается Ин Бинхэ. — Знаете, когда я был молод, мой отец, покойный Император, постоянно заставлял меня тренироваться. Учителям дозволялось будить меня очень рано и вести на поле для тренировок, где меня учили сражаться на мечах, использовать кинжалы и простейшие ножи, стрелять из лука, метать копья и много всего было. Однако я не был Наследным Принцем и не понимал, зачем мне всё это? Гэгэ отлично справляется сам, он способный и сильный; мне же достаточно просто быть хорошим сыном.
Чонгук задумчиво прикинул в голове, и по всему выходило, что Ин Бинхэ прав. Зачем второму сыну учиться сражаться, если по итогу армию возглавляет Император, которым стал бы Ин Линхэ? Неужели всем родителям нужно, чтобы их дети следовали точно их указке?
— Однако позже я понял, что отец желал мне только добра, — продолжает Ин Бинхэ, заставляя Чонгука удивлённо вскинуть брови. — Однажды мы с братом отправились на юг империи, чтобы набраться опыта. С нами был только наш учитель, охрану мы не взяли с собой, так как ехали с тайной инспекцией к одному чиновнику. Однако кто-то при дворе был в курсе нашего путешествия, и по дороге нас ждала засада. Для противников нашего отца убийство обоих наследников стало бы отличным решением. В тот день, если бы я не умел управляться с оружием и сражаться, я был бы мёртв. Отец заставлял меня тренироваться, потому что хотел, чтобы я мог себя защитить.
Чонгук молчит, грызёт губу и переваривает услышанное. Однако всё равно не может понять, как свадьба может ему помочь?
— Даочжан, что же вы тогда можете посоветовать мне делать?
— Дао предлагает просто плыть по течению, — отвечает Ин Бинхэ.
А Чонгук тут же отрицательно качает головой. Ну, нет! Если бы он плыл по течению, то давно бы оказался связанным узами брака.
— Однако если бы вы говорили с моим братом, он бы сказал вам бороться, — добавляет Ин Бинхэ. — По сути дела, вся наша жизнь — борьба, а мы то, что мы сами выберем. Попытайтесь объяснить отцу свою позицию спокойно и мирно, попытайтесь понять его и вместе придумайте решение вашей проблемы. В любом конфликте виноваты двое, и вы, вдвоём с отцом, должны понять друг друга и прийти к компромиссу.
*****
Обратно домой Чонгук возвращался в приподнятом настроении. Разговоры с Ин Бинхэ дарили умиротворение и покой, душевное успокоение, принц был отличным собеседником, в отличие от своего брата, не грубил и не дерзил, всё разъяснял медленно и доходчиво.
Они много говорили о даосизме, Ин Бинхэ рассказал неучу-Чонгуку что это такое и с чем это едят. Чону неожиданно данное учение пришлось по вкусу, оно было новым, неиспробованным, а главное свободным, без тысячи запретов и десятка тысяч «нужно», «должно» и так далее.
Ещё Чонгук немного расспросил Ин Бинхэ о его брате. Он не задавал личные и откровенные вопросы, но что-то общее ему было полезно узнать об Императоре. Да и самому стало любопытно, что за человек Ин Линхэ? Он был загадочным, пугающим, но от этого в Чонгуке только сильнее разгоралось желание узнать его получше.
Когда стало темнеть, Чон попрощался с даочжаном и отправился домой, где его точно ждал бы нагоняй. Но Чонгук к этому привык, и в этот раз он собирался последовать совету Ин Бинхэ и спокойно всё обсудить с отцом.
Его путь лежал через рынок, который оживал с наступлением вечера. Повсюду начали зажигать фонарики: где-то попроще, а где-то очень красивые, с изображением животных или цветов. Чонгуку очень нравилось рассматривать разные фонари, пока он гулял по городу, ведя за собой под уздцы коня. Он даже думал прикупить себе один фонарик, когда вспомнил, что его лишили карманных денег.
А между прочим, именно сегодня у него было настроение прикупить вот этот прелестный фонарь с изображением кролика. Чонгуку все говорили, что его улыбка похожа на кроличью, и парень, как-то сам того не понимая, прикипел душой к этим маленьким зверям. А этот кролик был к тому же так искусно нарисован, Чон бы очень хотел приобрести этот фонарь, однако в его кошельке было до безумного пусто.
Красивая рука, усыпанная перстнями, мелькает мимо Чонгука, протягивая продавцу несколько серебряных монет, плату большую, нежели стоит одна работа. А затем эта самая рука протягивает Чону деревянную палку с привязанным к ней фонарём с изображением того самого кролика, который парню так сильно понравился.
Чонгук расплывается в широкой улыбке, с благодарностью хватая фонарь и оборачиваясь к незнакомцу, чтобы поблагодарить его.
А рядом с ним стоит Император.
Ин Линхэ в неизменно чёрных одеждах, расшитых золотом. Ну, теперь хотя бы Чонгук понимает, с чего он использует конспирацию, выбираясь в город, но при этом так нагло пользуется императорским цветом.
— Ваш…
— Тэхен, — прерывает Чонгука Ин Линхэ. — Сейчас я просто Тэхен.
И просто разворачивается, удаляясь прочь.
И Чону следовало бы тоже уйти, а он хвостиком последовал за Его Величеством, одной рукой сжимая поводья, а другой подаренный ему самим Императором фонарь.
— Вы следите за мной? — прошипел Чонгук.
Ин Линхэ криво улыбается:
— Кому в пору задавать этот вопрос, так это мне.
— Я просто был у вашего брата! Мне что запрещается ходить в храм?!
Ин Линхэ сворачивает на свободную тропинку, оказываясь у полукруглого моста, где вечером было неожиданно пусто. И только после оборачивается к Чонгуку, с неизменно-издевательской улыбкой лениво произнося:
— А в тронном зале таким смирным был.
Чонгук тут же вспыхнул, как костёр, политый маслом.
— Даже то, что вы Им… то что вы — это вы, не означает, что я буду плясать перед вами и постоянно желать вам угодить. Если мне кто-то не нравится, я сразу ему говорю это и можете лишить меня даже головы за эти слова.
Император впрочем не выглядит расстроенным. Скорее позабавленным.
На мосту достаточно темно, и только фонарик в руках Чонгука освещает пространство, подсвечивая ледяные глаза Императора загадочными огнями.
— Так я тебе не нравлюсь? — Ин Линхэ вопросительно приподнимает бровь, а потом вздыхает, добавляя: — Жаль, я хотел тебе помочь с твоей трудной ситуацией.
— О чём вы? — Чонгук не может скрыть своего любопытства, тут же переставая играть колючего ёжика.
— Твой отец ведь не успокоится с женитьбой, — тихо добавляет Ин Линхэ, сверкая ледяными глазами.
— Кстати, это тоже из-за вас! — вспоминает Чонгук, надувая губу. — Потому что Цинь великая и сильная, Кочосону нужно укрепить с вами отношения, а для этого нужен брак.
Вывод: во всём виноват Ин Линхэ.
— Хорошо, — неожиданно произносит Император, улыбаясь одними губами, — так и поступлю.
— Что? — не понимает Чонгук. — В смысле? Вы собираетесь жениться на ком-то из Кочосона? Если так, то я действительно спасён!
Парень чуть ли не визжит от радости, чем пугает даже своего коня, который явно не ожидал, что хозяин так неожиданно двинется умом.
Ин Линхэ ситуация явно забавляет, но он всё же серьёзно разъясняет:
— Дело в том, что даже если Император скажет, что будет поддерживать дружеские отношения с какой-то страной, это останутся лишь слова, они всегда должны быть подкреплены действиями. Поэтому даже если я скажу это вашему отцу, он будет понимать, что проблема не решена. В данной ситуации, когда король Кочосона так боится Цинь, брак между двумя странами станет единственным решением для создания между ними дружеских отношений.
— Я ничего в политике не понимаю, — нисколько не расстраиваясь, заявляет Чонгук. — Но, Ваш… Тэхен, вам нравится какая-то девушка из Кочосона, да? — а с чего бы он так неожиданно согласился на брак, когда сам рьяно не желал его?!
Чонгук решил, что Ин Линхэ импотент или что у него уже есть любимая. И кто бы мог подумать, что Чон прав! Император влюблён!
— Расскажите, какая она, а? — канючит Чонгук. — Наверняка красивая.
Император снова улыбается, но в этот раз и в ледяных глазах что-то оживает, когда он отвечает:
— Красивая и болтливая, а ещё немного глупая и наивная.
Чонгук тут же сдувается, строя гримасу.
— Как-то она не очень, — и тут же захлопывает себе рот рукой, вспоминая, С КЕМ он разговаривает. — Ваш… Тэхен, не пожалеете о своём выборе? Хотя если вы делаете его ради меня, то я очень польщён, потому что не собираюсь жениться ещё лет десять, — самоуверенно заявляет парень.
— Я делаю это не ради тебя, — отвечает Император. — Мне и самому сейчас очень нужна поддержка Кочосона.
— Наша страна маленькая, что с неё взять? — хмурится Чонгук, снова ничего не понимая.
— Маленький, не значит беспомощный.
Чон жуёт губу, но затем машет на всё рукой, не собираясь разбираться в трудностях политики. Главное, если Император женится на девушке из Кочосона, то Чонгук спасён, ему не нужна будет свадьба и можно будет продолжать валять дурака.
— Ну, да ладно. Так кто ваша избранница? — снова спрашивает Чон, которому жутко любопытно узнать имя девушки. — Я знаю почти всех красоток Кочосона, могу даже что-нибудь про неё рассказать.
И выжидающе смотрит в песочные холодные глаза напротив, никак не ожидая получить в ответ твёрдое:
— Ты.
— Что? — Чонгук глупо хлопает расширившимися от удивления глазами. Он считает даже, что ему послышалось, однако Ин Линхэ добивает его, ровным голосом повторяя:
— Я выбрал тебя.
— Что?! — Чонгук даже подпрыгивает, дико глядя на Императора.
Тот шутит? Ну, ведь шутит же, да? Специально разыгрывает Чонгука.
И всё-таки, какой Чон популярный, даже Император хочет выйти за него!
А Ин Линхэ смотрит в карие глаза напротив, и он серьёзен в своих словах как никогда. Он не шутит, не играется, когда уверенно поясняет, забивая последний гвоздь в гроб Чонгука:
— Мне не нравятся девушки, мне нравятся парни. Потому я выбрал тебя в качестве своего мужа.
