Небо было кроваво-красным, пугающе ярким, не того милого и лёгкого оттенка, когда весь мир кажется прекрасной нежной иллюзией, а когда красное разливается по небосводу, ставя своё неповторимое клеймо надвигающейся опасности. Небо всегда красное, когда демоны выползают из Ада, голодно скалясь на свежие человеческие души. Небо всегда багряное, когда в мире готовятся пролиться реки крови, когда надвигается проклятая война, уничтожающая само понятие «мир», оскверняющая души жаждой убийств и тёплой плоти. Небо было кровавым в тот день, когда Ин Линхэ оставил Чонгука в Лояне, а сам направился на север.
Поразмыслив ночь, Тэхен пришёл к решению лично сопроводить караван Ся Цзяня до северной границы, где открывались степи и начинались земли кочевников. Пока новость о произошедшем близ Лояна не успела дойти до столицы, Ин Линхэ собирался нанести упреждающий удар по вдовствующей императрице, не дав ей прибрать за собой и продумать план действий.
При этом Чонгука Тэхен оставил в Лояне, посчитав небезопасным брать его с собой на границу, где могло произойти абсолютно что угодно. Вместо этого он отправил Чона в Сяньян.
Хотя с условием, что вдовствующая императрица всеми силами пыталась обвинить Кочосон во всех грехах и для этого подло желала подставить дипломата Чона, то и в столице для Чонгука не было безопасно. Одно дело, что старшего Чона именно по дипломатическим законам Ким ГоРам тронуть не могла, но зато могла отыграться на его сыне. Это понимал и сам Чонгук, и Ин Линхэ, который отправил Чона в Сяньян в сопровождении сына губернатора Ся, Ся Нина — молодого и перспективного военного, который в будущем мог стать новым маршалом великой армии Цинь.
Ся Нин хоть и был юн, но обладал исключительными талантами и слушал приказы только Императора, так что манипулировать им бы не получилось. К тому же Его Величество передал Ся Нину свой указ, который надлежало доставить в столицу, так что на парне были возложены две важные задачи: не дать Чонгука в обиду и доставить императорский указ.
В сопровождении двух сотен человек Чон отправился обратно в Сяньян. С такой армией можно было захватить небольшой городок. Им были открыты все пути, никто не смел вставать у них на дороге, Чонгук в этот момент мог ощутить себя императорской особой (ага, той самой Императрицей). Но расслабиться парень как до того не мог, постоянно думая об Ин Линхэ.
Не то, чтобы он думал о нём, потому что скучал, влюбился и так далее — это всё просто глупости. Чонгук думал об Императоре, потому что переживал за него. Конечно, бесстрашный и бесстрастный Его Величество не пропадёт на севере, особенно с армией Ся Цзяня и со своей ледяной натурой. Но всё же, как он? Наверное, снова плохо ест и почти не спит. Чонгук вздыхает и только надеется, что Императору не станет неожиданно плохо и старая болезнь не даст о себе знать.
На протяжении всего пути до столицы Чону было невероятно скучно. Если бы с ним был Ин Линхэ, то парень рассказывал бы ему какие-нибудь истории из своей жизни, шутки травил бы или снова предлагал познакомиться с какой-нибудь красавицей из Кочосона. Ся Нин же был хоть и на пару лет старше Чонгука, а парень не решался доставать его так же, как и Императора. Подумать только, Чон не боится Его Величества, но боится какого-то младшего генерала!
В любом случае, до Сяньяна было всего четверо суток пути, и Чонгук очень быстро достиг столицы, не успев затухнуть от скуки. В основном потому, что всю дорогу он рисовал, хоть из-за кривой дороги это было отчасти неудобно. Но сборник своих рисунков он собирался подарить Ин Линхэ в благодарность за неоднократное спасение.
Когда Чонгук в сопровождении двух сотен солдат подошли к воротам дворца, стража изначально не пожелала их впускать, но у Ся Нина при себе был Жетон Красного Дракона, позволяющий ему по надобности поднять и всю дворцовую стражу, вводя в столице экстренное положение. Чонгук догадывался, почему Ин Линхэ отдал Жетон Ся Нину, — он понимал, что его мать может поднять восстание в любой момент. Но не рискнет идти против дворцовой стражи и лучших солдат Лояна, в числе которых Ся Нин — любимый племянник маршала Тянь Яньмэя.
Однако степень ненависти своей матери к себе Ин Линхэ явно не предугадал, потому что императрица, стоило Чонгуку попасть во дворец, тут же выбежала со стражей «ловить преступников».
— Схватить их! — приказала Ким ГоРам, глядя на Чона с плохо скрытой ненавистью.
Парень даже растерялся, не понимая, с чего бы вдовствующей императрице так его ненавидеть? Они даже не знакомы толком, у них нет общих интересов или разногласий. Неужели Ким ГоРам настолько ненавидит свою родину, что готова любого подвести под плаху, лишь бы развязать войну?
И, кажется, Чонгук не так уж и был далёк от правды.
— Ваше Высочество, младший генерал Ся Нин подчиняется исключительно приказам Его Величества. И нам приказано: доставить господина Чона во дворец, защищая ценой собственной жизни.
Вдовствующая императрица, кажется, нисколько не была удивлена тем фактом, что генерал Ся Нин действовал от имени Императора, которого во дворце не было. Кажется, Ким ГоРам уже прознала об отсутствии Ин Линхэ, так что действовать на опережение со стороны Тэхена было отличным решением. Как ни посмотри, а он гениальный правитель.
— Защищать смутьяна и предателя?
Женщина ведёт себя сдержанно, она не истерит и не заставляет исполнить её приказы. Она прекрасно видит, что Ин Линхэ всё предусмотрел. Он прислал с Чонгуком две сотни солдат и самого младшего генерала Ся Нина, с которым бы вдовствующая императрица не хотела вступать в конфликт. Она ещё надеялась заручиться поддержкой маршала Тянь Яньмэя, хоть тот был упёртым и сложным человеком. Но с его помощью Ким ГоРам могла даже открыто начать переворот во дворце. Сейчас же её сил было недостаточно, чтобы на что-то претендовать, но и остаться на стороне проигравших она не желала.
Ся Нин был генералом, у него были власть и авторитет в армии, а вот в политике он был не силён.
— Господин Ся, позвольте поинтересоваться: вы действуете от имени Его Величества? — то, каким тоном вдруг заговорила Ким ГоРам, уже сильно не понравилось Чонгуку.
Вдовствующая императрица была скользкая точно змея и нападала без единого предупреждения, при этом продолжая мило улыбаться и вести «светский» диалог.
Ся Нин нахмурился, он не понимал, куда клонит женщина, но ответил честно:
— Именно так, Ваше Высочество. Жетон Красного Дракона при мне, как знак императорской воли.
— Я и не сомневаюсь в вас, было бы глупо и недальновидно приводить такой небольшой отряд для захвата дворца, — и вот после этих слов Чонгук начал понимать, куда клонит женщина — пытается запугать генерала попыткой дворцового переворота. Всё-таки Ин Линхэ рядом не было, и фактически у Ся Нина, кроме Жетона, не было абсолютно ничего, что могло бы помочь ему против интриг вдовствующей императрицы. — Вы знаете, что предатели из Кочосона воруют соль с восточного побережья Цинь и увозят в свою страну? — продолжает Ким ГоРам, играя матерь империи, заботящуюся о своём народе. — Мальчик, которого вы сопровождаете, — один из предателей, даже наёмников нанял, чтобы нанести вред Его Величеству. Наёмники во всём сознались. Я желала донести эту новость до Императора, но сына не оказалось на месте. Этот смутьян, — женщина ледяным взглядом прожигает на Чоне дырки, — вынудил его поехать с собой, околдовав Его Величество, а теперь вернулся во дворец без Императора, в сопровождении армии и с непонятно какими намерениями.
У Чонгука в груди больно забилось сердце, и внутренности скрутило неприятной, тяжёлой массой, тянущей вниз. Вдовствующая императрица сейчас открыто обвинила его и генерала Ся Нина в попытке государственного переворота! За такое могли спокойно казнить и, наверное, дворцовая стража не напала на них в тот же момент, потому что подчинялась напрямую только двум людям: Ин Линхэ и маршалу Тянь Яньмэю. И обоих на данный момент не было в столице, а единственный знак государственной власти был в руке Ся Нина — Жетон Красного Дракона. Фактически дворцовая стража была под его командованием, но Ким ГоРам всеми силами пыталась подбить его авторитет и заставить всех усомниться в законности его действий.
Теперь Чонгук даже понимал, почему Ин Линхэ настоял на том, чтобы парня сопровождал такой большой отряд. Ким ГоРам готова была пойти на что угодно, лишь бы скрыть следы своих преступлений и перевалить вину на другого человека.
— Матушка, вы пытаетесь в чём-то обвинить императорского посланника? Младший генерал Ся уже сказал вам, что сопровождает господина Чона во дворец по приказу Его Величества, так почему вы пытаетесь выдать чёрное за белое?
Чонгук оборачивается и встречается взглядом с Ин Бинхэ. И в этот момент с плеч парня словно падает гора. Непонятное чувство, но в моменты опасности, если рядом есть Ин Линхэ или Ин Бинхэ, Чонгук всегда ощущает себя в безопасности, словно двое братьев всегда могут его спасти.
Младший принц не был сейчас в своих привычных белых даосских одеяниях. На нём был дорогой халат глубоко синего цвета, расшитый серебряными цветами, в волосы вплетён венец с сапфирами. Теперь он выглядел как настоящий член императорской семьи.
Следом за Ин Бинхэ шёл наставник Шэнь Юань в даосских одеяниях. Мужчина поклоном поприветствовал всех присутствующих, но целенаправленно подошёл к Чонгуку, заставляя парня удивлённо вскинуть брови.
— Указ Его Величества, — тем временем громко зачитывает Ся Нин, разворачивая свиток в своих руках, на котором стояла личная печать Императора. — «На время отсутствия Его Величества во дворце по важным политическим делам, все государственные дела возлагаются на нашего подданного Ин Бинхэ. Приказываю передать ему Императорскую Печать и Жетон Красного Дракона. Данный указ обязуются исполнять все подданные Цинь до момента возвращения Императора во дворец. Каждого несогласного казнить без суда».
Выражение лица Ким ГоРам в этот момент нужно было видеть. На нём гнев смешался с желанием всех уничтожить прямо сейчас, прямо на дворцовой площади. Наверное, от столь рискованного поступка её спасало только осознание, что, действуя на эмоциях она ничего не добьётся. В ситуации, когда Ким ГоРам ничего не знала об указе Императора, она могла угрожать Чонгуку и Ся Нину тем, что обвинит их в попытке государственного переворота. Теперь же она была связана по рукам и ногам.
Указ был заверен личной печатью Его Величества и личной печатью Ин Линхэ, даже почерк был Тэхена, так что обвинить Ся Нина в подделке Ким ГоРам не могла, вынужденная в этот раз признать поражение.
Стоило отступить, пока ещё была такая возможность.
Ин Линхэ догадался о возможных ходах своей матери и быстро их заблокировал, передав с Ся Нином оба атрибута власти и вручив их своему брату. Более того, Тэхен даже предупредил Ин Бинхэ о своей воле, передав ему с голубем письмо, именно поэтому принц так вовремя явился во дворец, только услышав о прибытии Чонгука. Как бы вдовствующая императрица ни желала уничтожить сына, мир между двумя странами и Ин Бинхэ, которого люто ненавидела, а идти напрямую против Императора она не могла.
— Пойдём, дитя, — Шэнь Юань обращается к Чонгуку, за которым и пришёл. — В храме Белых Снегов сейчас тебе будет безопаснее всего.
— Но как же мой отец? — Чон хоть и неважный сын, но бросить родителя не может. Ким ГоРам просто так не остановится.
— Ваш отец в безопасности. Не забывайте, что он дипломат, императрица не сможет его тронуть, иначе все чиновники и министры обрушатся против неё. А вот вы уже стали её жертвой, потому не перечь взрослым и иди за монахом.
Шэнь Юань намеренно напускает на себя серьёзный вид, показывая, что не потерпит возражений. А Чонгук, если честно, не может возражать этому человеку, просто не может, у него к нему какой-то благоговейный трепет в груди и в голове, в которой обычно только опилки.
Зато возразить Шэнь Юаню пытается Ся Нин, у которого священный приказ Его Величества: не давать Чонгука в обиду и оберегать его, следуя везде по пятам (хоть в купальню, хоть в туалет — как выразился сам Ин Линхэ, и хорошо, что этого не слышал Чонгук, иначе его бурчанию не было ни конца, ни края).
— Даочжан… — пытается остановить Шэнь Юаня Ся Нин.
— Я наставник Его Величества, маленький негодник! — даос ставит на место всех и каждого, пользуясь тем, что он старше и имел полное право командовать другими. Да ему даже нравилось командовать другими! — Хочешь исполнить приказ Его Величества, тогда следуй за мной на гору, не выношу этот дворец. А ты, — даос смотрит на Чонгука ястребиным взглядом, — за мной иди и без возражений.
А Чон не может возразить, даже с Императором препирается, а Шэнь Юаню ничего сказать не может, да и Ся Нин по видимому тоже. Парень даже обомлел от слов Шэнь Юаня и того, что он императорский наставник вовсе здесь ни при чём. Даос действительно обладал даром вызывать к себе уважение всех и вся.
Но Ся Нин так подвис после слов мужчины, что даже с места не мог сдвинуться. Чонгуку это даже показалось забавным, он аккуратно тронул младшего генерала за плечо, ободряюще ему улыбнулся и мягким кивком головы позвал за собой в храм Белых Снегов.
Перед самым уходом Чонгук посмотрел на Ин Бинхэ. Тот, конечно же, смотреть на Чона не мог, он просто отпускал их всех из дворца, понимая, что время отсутствия его брата станет самым напряжённым и тяжёлым. Вдовствующая императрица попытается напасть ещё не раз или же наоборот затихнет, стараясь не привлекать внимания к своим тайным передвижениям. В любом случае, дворец никогда не был безопасным местом, а таким милым кроликам, как Чонгук, в нём делать нечего: волки и лисы сожрут его и даже костей не оставят.
Но как забавно получилось. Пусть вся эта ситуация не пахнет ничем хорошим, а Чон стал первым человеком, которого Ин Линхэ хотел защитить, задействовав для этого всех людей при дворе, которым доверял. Ин Бинхэ не помнит, чтобы брат когда-нибудь испытывал к другому человеку такие чувства, он никого не подпускал к себе, ни с кем не дружил, во всех видел исключительно врагов или расходный материал. Он был Императором, у которого не было слабых мест, и вот впервые он позволил этому слабому месту появиться, влюбившись в Чонгука.
*****
Дни тянулись медленно и скучно. На горе было почти нечем заняться, а спускаться было опасно, хоть Чона и сторожил гарнизон из двух сотен человек. Отец Чонгука прислал ему письмо, где говорил, что с ним всё хорошо, и предупреждал парня не творить глупости и слушаться Шэнь Юаня.
Хотя тут было без вариантов: не слушаться Шэнь Юаня вываливалось в то, что он с метлой бегал за Чонгуком по горе, грозясь отходить его как следует. И характер у императорского наставника был таким же тяжёлым, как и у самого Его Величества. Разве что Ин Линхэ Чон дерзил и вёл себя с ним как с братом, а вот Шэнь Юаня он даже побаивался.
В свой первый день в храме Чонгуку стало интересно подружиться с Ся Нином, включая, что тот был всего на несколько лет старше Чона. Конечно же, парень с военным видом игнорировал попытки Чонгука завести знакомство, именно тогда Чон устроил маленький пожар (всего-то поджёг немного сухих листьев), чтобы привлечь к себе внимание. Как итог, он и отхватил от Шэнь Юаня, который гнал его тысячу ступеней вниз, а потом ещё тысячу наверх.
На следующий день Чонгук преисполнился решимости подружиться не только с Ся Нином, но и с Шэнь Юанем, хоть его парень и побавивался. Нет ничего лучше, чем завести дружбу за едой, и Чонгук решил приготовить небольшой завтрак, даже пораньше проснувшись! По итогу все трое лежали с отравлением весь день, и если бы не придворная дама Янь, получившая письмо от Шэнь Юаня, то возможно, нездоровилось бы несчастной троице намного дольше.
Чонгука заставили отжаться двести раз. И несчастному Ся Нину выпало приглядывать за исполнением наказания, и, конечно же, Чон почти не отжимался, он всё время впустую болтал с младшим генералом, желая с ним подружиться.
К удивлению, Ся Нин сдался скорее, нежели Шэнь Юань. Так Чонгук узнал о том, что звание младшего генерала парень получил два года назад, когда сопровождал Ин Линхэ в походе на южные границы. Ся Нин показал себя отличным воином и командиром, прекрасно зарекомендовал себя перед Императором и был повышен в звании. Парню было всего двадцать один, а он уже добился таких высот.
Ся Нин был на вид твёрдым и холодным, несгибаемым, из-за чего у Чонгука первичное сложилось о нём ошибочное представление, но стоило с ним немного поговорить, как Чон понял, что в душе Ся Нин такой же проказник, как и он сам. Только генералам не положено дурачиться и воровать мандарины. В любом случае, Чонгук собирался подбить Ся Нина на какой-нибудь рискованный поступок, только нужно было обойти ястребиный взгляд Шэнь Юаня.
А императорский наставник видел Чона насквозь. И при каждой попытке Чонгука проказничать, учитель ловил его и гонял по горе метлой, что стало уже почти ритуалом!
— Господин наставник! — Чон прячется за деревом, пытаясь избежать длинных прутьев метлы. — Вы же учитель и даос, как вы можете поступать так с несовершеннолетним ребёнком?
Шэнь Юань, ловко орудуя метлой, почти «выметает» Чонгука из его укрытия, целясь ударить парня прямо по булочкам. А Чон самое драгоценное спасает, уносясь к другому укрытию.
— Очень просто — отхожу тебя по заднице и будешь знать, как разбирать дровяник! — наставник с размаху влепляет Чонгуку смачный удар, заставляя парня с криком покинуть убежище, ища другое. — Это ж надо, что удумал, на каждую тысячу ступеней положить по одной дровине! Маленький пакостник! А ну-ка иди сюда!
Ну, весело же получилось! Чонгук, между прочим, почти всю ночь потратил, чтобы повеселиться. Ну ничего, теперь он столько же будет таскать дрова со ступеней обратно в дровяник.
— Господин наставник, не бейте! — канючит Чонгук, прикрывая попу руками, потому что она уже горела от хлестких веток метлы. — Разве это педагогично? Вы же Императора не били!
— И его бил, и тебя отхожу метлой! — грозится Шэнь Юань.
И Чонгук запоздало вспоминает, что да — вообще-то, он слышал, что наставник при их встрече грозился разобраться и с Императором. Но с Чонгуком, пожалуйста, не надо.
Парень оборачивается по сторонам и, к великому счастью, замечает Ся Нина, который поднялся, услышав шум, на гору. На самом деле, это в первый раз Чон мог поджечь листья, чтобы привлечь к себе внимание, во второй раз и в третий младший генерал был уже научен горьким опытом и знал, чего ожидать — Чонгука, которого по территории храма метлой гоняет сам императорский наставник.
— Ся Нин-гэгэ, спаси меня! — Чон, заметив парня, ринулся к нему, а получил холодное в ответ:
— Нет. Я уверен, что ты заслужил.
Правда, Чонгуку всё равно пришлось спрятаться за спину Ся Нину, дабы избежать метлы наставника. В итоге случайно удар пришёлся на младшего генерала, правда, Шэнь Юань в последний момент скорректировал удар и Ся Нина задело лишь слегка, парень даже не шелохнулся под этим ударом.
— Ты молодой, а такой скучный! — Чонгук прикрывается Ся Нином от учителя, а сам продолжает нести всякую чушь, лишь бы было весело. — Думаешь, когда наставник найдёт разбитую телегу, он не поймёт, что мы вдвоём её сломали, катаясь с горы?
Реакция последовала незамедлительная. Шэнь Юань громко воскликнул:
— Что?
И в следующий момент уже вовсю поколачивал метлой Ся Нина, пока тот уворачивался и кричал:
— Ай, наставник, не бейте! — а потом оборачивается к смеющемуся от потешного зрелища Чону и угрожающе тянет: — Ну, Чон Чонгук!
*****
После увлекательной пробежки по горе от наставника оба парня по итогу были выловлены и поколочены метлой по своим булочкам.
Потирая саднящую попу, Чонгук с видом полного (мазохистского) удовлетворения уселся за стол, лениво потягиваясь и получая очередной подзатыльник от учителя.
Они сейчас с Ся Нином находились в задней части храма, где обычно проходили занятия у послушников, но здесь их не было, зато были два парня, которых нужно было срочно перевоспитать.
Шэнь Юань вывалил из мешка на стол кучу непонятных вещей. Здесь были какие-то деревянные брусочки, ветки и бамбуковые стебли, нитки и прочие приспособления для ремесла.
— Вот, сели и занялись делом, — сказал Шэнь Юань, надеясь хоть так занять этих малых детей. — Младший генерал… — мужчина поцокал языком, а Ся Нин виновато опустил голову, сразу было понятно, что был он хорошим мальчиком и в отличие от Чонгука его почти не ругали. — Младший генерал, эх, а ведёшь себя! Поддался на уговоры этого дурня, — Чон получает очередной подзатыльник за попытку надеть деревянную плоскую дощечку себе на голову. — Что мне за ученики достаются? Один дурень, второй дурень, так вот ещё два дурня.
Правда, Чонгук ни на мгновение не унывал. Он добился к себе внимания, а потому с самым счастливым видом поинтересовался:
— Учитель, а что с этим делать?
— По дереву вырезать, — отвечает Ся Нин.
Глаза Чонгука тут же загораются неподдельным интересом:
— Ты умеешь?
— Отец показывал.
— А научи меня! Научи меня!
Шэнь Юань усмехается:
— Надо же как загорелся! Никак снова свои фривольные картинки будешь вырезать?
Чонгук уже был пойман за рисованием этих фривольных картинок, родом из весенних домов. Его творения были даже популярны среди солдат, правда, Чону быстро запретили приближаться к служивым, чтобы «не развращал армию». Ну и ладно, он для Ин Линхэ нарисует побольше картинок!
А сейчас гордо заявляет наставнику:
— Нет, хочу сделать для Тэхена… — Чон вовремя вспоминает, что не имеет права называть так Императора прилюдно, — для Его Величества новую флейту. Во время путешествия он меня постоянно спасал, хочу его отблагодарить.
Да, у Ин Линхэ есть флейта, но он как-то сказал, что её звучание ему не очень нравится. Вот Чонгук и решил купить Императору лучшую флейту, а что может быть лучше, нежели купить? Правильно, сделать самому!
Правда, Ся Нин неожиданно хмурится и отвечает:
— Вырезать музыкальные инструменты нелегко, если сделать плохо, то и звук будет плохим.
— Я попробую, — настаивает Чонгук.
— Какой упёртый, точно Линхэ, — отмечает Шэнь Юань, наблюдая за парнями, которые возились с материалом.
Чонгук от похвалы расцветает и тут же включает Болтуна:
— Учитель, я думаю, что вы очень похожи на Тэ… Его Величество. Разве что он спокойный, а у вас характер взрывной.
Очередной подзатыльник не заставляет себя ждать.
— Поболтай мне ещё! — бурчит Шэнь Юань. — Сиди и вырезай, никакого почтения к старшим. Кто твой учитель?
Чонгук ослепительно улыбается, обнажая кроличьи зубки, и тянет довольно:
— Теперь вы!
— Не мечтай, негодник, — хмыкает Шэнь Юань.
А сам ведь откликается на «учитель», да и по-настоящему не злится на проделки Чона, даже воспитывает его. Так что…
— Нет у меня учителя, — честно отвечает Чонгук, весело хохоча, — они все от меня сбегали… Ай! — парень потирает макушку, получая очередной подзатыльник.
— Непочтительный какой, — продолжает бурчать Шэнь Юань. — За дело получил, как наиграешься здесь, перескажешь мне эту книгу.
И на стол падает здоровенный талмуд (страницы три) с каким-то заумным названием, в котором Чон ничего не понял, но сразу заныл:
— Она большая!
И снова получил подзатыльник и намеренно грозное:
— Ещё пожалуйся мне! А ты не улыбайся, — Шэнь Юань подметил даже едва заметную улыбку на лице Ся Нина, который веселился с проделок Чонгука, — тоже придёшь с докладом. Младший генерал, а ведёт себя точно ребёнок.
Чон скалится и тянет:
— Он же младший!
— Ух, язык бы тебе отрезать, — грозится Шэнь Юань.
Чонгук улыбается совсем неприлично:
— Тогда я не смогу петь.
— И не вздумай! Знаю я, что ни одной приличной песни не споёшь.
— Знаю «Весенняя дева и…»
Очередной подзатыльник вынуждает Чонгука прикусить язык и заткнуться, пока наставник бушует:
— Маленький поганец! Молча сиди, если помолчишь, тебя не сочтут за немого.
И после этих слов Шэнь Юань уходит, оставляя парней наедине со своим ремеслом. И если Ся Нин понимал, что делать с тысячами маленьких ножей и молоточков, то Чонгук понятия не имел что да как, и всё что он мог — отцапать себе палец или все разом.
— Гэгэ, а как вырезать кролика? — молчать Чон, конечно же, не мог, ибо ему было скучно.
— Это сложно, — отвечает Ся Нин, беря деревянную заготовку и явно что-то собираясь с ней мастерить.
— Хочу попробовать! — настаивает Чонгук.
— Флейту или кролика? — вздыхает Ся Нин, думая про себя, как он умудрился застрять здесь с этим недоразумением?
— И то, и то!
— Мой отец говорит: на поле битвы нужно преследовать одну цель и идти за ней, если захочешь победить всех — проиграешь. За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
Ох, про зайцев Чонгуку как никому другому известно! Не напоминайте!
— Гэгэ, у тебя есть девушка? — Чон сразу даёт понять, что просить его помолчать — бесполезное дело.
— Есть жена.
— Что? — У Чонгука чуть челюсть на пол не падает.
— В прошлом году у меня была свадьба с И Сиянь — дочерью И Чэна губернатора северного округа.
Чон молчит пару мгновений, а потом фыркает, крутит в руке маленький ножик, и тот отлетает в сторону, едва не задев руку Ся Нину, который, впрочем, промолчал, а вот Чонгук нет:
— Поэтому Тэхен вам на севере всем так доверяет, хотя вы откровенно пропускали караваны контрабандистов.
— Граница обширная, всю её не защитить, как бы мы ни старались. А я посмотрю, ты очень близок с Императором.
Чонгук гордо ответил:
— Я наказан и служу у него «придворной дамой», так что я вижу его чаще, чем своих родных.
Младший генерал только улыбнулся, но не сказал ни слова. Надо быть полностью слепым, чтобы не заметить особые отношения этих двоих. Чонгук, который называет Императора ненавистным ему именем, и Его Величество, который приказал защищать свою «придворную даму» от любой опасности. Всего лишь Император и слуга. Всего лишь.
*****
Ин Линхэ приезжает в столицу спустя почти пятнадцать дней.
За время его отсутствия во дворце было подозрительно тихо, вдовствующая императрица не делала абсолютно ничего и если что-то и предпринимала, то Ин Бинхэ вычислить её ходы не мог. Принц был неплохим правителем, за пятнадцать дней он крепко удерживал власть и не позволял никому посягнуть на трон. Однако в политике и интригах он был на голову, а то и больше, ниже Ин Линхэ. Тэхен обладал исключительными талантами, а благодаря отсутствию чувств и эмоций всегда действовал рационально и холодно. Ин Бинхэ так не мог по многим причинам, да и лисьих навыков ему не хватало. Ин Линхэ отрастил все девять хвостов и отлично умел ими пользоваться, младший принц был скорее честным, нежели хитрым.
В любом случае, правил Ин Бинхэ всё это время разумно и во благо Цинь. У него была поддержка дворцовой гвардии и Ся Нина, который мог прийти на помощь в любой момент. Но, к счастью, момента такого не настало, в столице было спокойно.
И именно тогда на готовящуюся площадку с представлениями приехал Император. Прибыл он поздно ночью, ходили слухи, что во дворце снова пролилась кровь, чиновники и министры тряслись в страхе, а в столицу должен был пожаловать великий маршал.
Этой ночью Чонгук спал в обнимку с пустым кувшином сливового вина, которое еле-еле раздобыл, попросив солдат у подножия горы купить ему. Два кувшина разбил Шэнь Юань, когда поймал Чона с поличным, нагруженного алкоголем. Один кувшин Чонгук спас, спрятав под алтарём, когда бегал по горе от наставника, грозящего ему теперь уже двумя мётлами.
После того, как нарушитель был выловлен и наказан за распитие алкогольных напитков на территории храма, парень счастливый выудил заначку из-под алтаря и побежал делиться угощением с Ся Нином. Но тот пить отказался наотрез, будто чувствовал, что в столицу должен был вот-вот явиться Император в сопровождении Ся Цзяня, отца Ся Нина. Чонгука же ничего не останавливало от желания нализаться в дрова. И в дрова он нализался от души, буянил половину ночи, разговаривал с ночными птицами и горланил непристойные песенки, доводя Шэнь Юаня до искажения ци. Отключился у водопада, чуть в нём не утопившись, благо Ся Нин всюду следовал за этим недоразумением, потому трагедию предотвратил.
На утро же Чонгука снова ждала кара: Шэнь Юань заставил парня бегать вокруг горы (ну, хоть не спускаться с неё), пока Чон не протрезвеет. Для верности его окатили колодезной водой, чтобы бегал, а не плёлся, давя на жалость. А у него болела голова, мир крутился точно игральный мяч и всё, что хотелось — просто завалиться на холодную землю и не мужественно сдохнуть! Он через каждый шаг клянчил у наставника прощение, но тот к его мольбам был глух.
Чонгук явно перестарался вчера с вином. Видимо, солдаты принесли слишком крепкое, хотя Чон за насыщенным вкусом и не заметил этого. Зато сейчас заметил его организм, мстя своему хозяину.
Именно в таком виде: мокрым, потным, с похмельно опухшим лицом и бесконечно ноющим о том, что ему плохо и его вот-вот вырвет, парня застал Ин Линхэ, поднявшийся на гору.
Он был в сопровождении Ся Нина и Ся Цзяня. Солдаты младшего генерала должны были с сегодняшнего дня покинуть гору, потому как Чонгук больше не нуждался в защите после приезда Императора. И если бы Чон был трезвым, то он бы подумал и понял, что его новый друг Ся Нин должен был вот-вот уехать.
Император был в своих привычно золотых одеждах, с вышитым на них великим драконом. Венец на голове простой, хоть и роскошный. Мужчина был до отвратительного бодрым, живым и красивым, в то время как Чонгук умирал изнутри, желая выплюнуть свой желудок.
Но один вид Тэхена заставил Чона тут же оживиться, радостно завопить и броситься к мужчине, забывая все правила приличия:
— Ваше Величество!
Чонгук так спешит, что его непослушные ноги заплетаются, и он без тени грациозности летит на Императора. Но оказывается вовремя им пойман, иначе врезался бы своей тушкой прямо в мужчину, сбив с ног и его.
Ин Линхэ смотрит на опухшую моську Чонгука, на его глупую, отчасти пьяную улыбку, а потом на наставника, который всё это время следил за исполнением наказания Чона.
Тэхен низко кланяется единственному в мире человеку, перед которым Император может склонить голову, и приветствует его:
— Учитель!
А затем переводит взгляд на Чонгука, продолжающего полулежать в руках Императора, и спрашивает:
— Что здесь происходит?
Шэнь Юань молчать и не собирается, прикрывая Чона, напротив начиная бранить непоседливого ребёнка:
— А это твой негодник! Пока тебя не было, никакой управы на него не нашлось! Пакостил, поджигал и пил. Забирай его! — взмахивает раздражённо рукавами мужчина.
Ин Линхэ мягко улыбается и отмечает:
— Учитель, вы всегда преувеличиваете.
— Не в этот раз. Этот парень точно из преисподней пришёл, его перевоспитать — да легче повеситься!
Тэхен снова низко кланяется наставнику:
— Учитель, спасибо за заботу о нём!
Шэнь Юань хоть и бурчал и критиковал Чонгука, а всё же заботился о нём все пятнадцать дней. Он забрал его на гору по своей инициативе и выгнать тоже мог сам, но ведь не сделал этого, понимая, чем всё может обернуться. Терпел и безуспешно пытался перевоспитать, неожиданно понимая, что вечно холодный и сдержанный Ин Линхэ нашёл в этом дьяволёнке — жизнь. Тэхен не умел наслаждаться жизнью, Чонгук же прожигал каждое прожитое мгновение, пытаясь выжать из него всё.
— Не смущай старика, бессердечное дитя, — бурчит Шэнь Юань, хотя по нему видно, что он доволен. — Как прошла поездка? Где Бинхэ?
— Поездка как и планировалась, — расплывчато отвечает Ин Линхэ, не желая погружаться в эту тему снова, сегодняшний ночной совет и так поел все силы. — Бинхэ сейчас решает оставшиеся вопросы, которые накопились за это время, я снял с него обязанности временного императора, вскоре он снова приедет к вам, составить вам компанию. Если хотите, я могу задержаться у вас.
— Ну нет! — тут же воскликнул мужчина. — Забирай этого дьявола! — Шэнь Юань смотрит на Чонгука. — Мне веселья хватило на всю оставшуюся жизнь этого старика.
Чон за это время немного приходит в себя, хоть мозг и остаётся пьяным, а тело отчасти слабым. Но одно он понимает чётко, выпрямляясь и обращаясь к Шэнь Юаню:
— Учитель, вы выгоняете меня?
— Маленький негодник, иди к своему отцу, — бурчит наставник. — Совсем забыл о нём? Где твоя сыновья почтительность? — а потом вздыхает и принимает твёрдое решение. — Нет, не иди в таком виде. Линхэ, мой тебе совет, скинь его в реку, так он скорее протрезвеет.
— Я учту, — улыбается Тэхен.
А Чонгук устраивает настоящее представление, которое бы даже выглядело умилительно, если бы его лицо не было таким опухшим. Он жалостливо смотрит на Шэнь Юаня из-под полуопущенных ресниц и низким, дрожащим от лже-слёз голосом просит:
— Учитель, можно я буду к вам приходить?
А в ответ получает твёрдое:
— Нет.
— Ну, учитель!
— Нет, и не проси! И я тебе не учитель!
Чонгук начинает рыдать, размазывая слёзы и сопли по всему лицу, ему почему-то казалось, что это выглядит трогательно. Он даже умудряется выйти вперёд и упасть на колени перед Шэнь Юанем, цепляясь за его одежды и канюча:
— Учитель, пожалуйста!
Мужчина выдыхает сквозь плотно стиснутые зубы и обращается к Ин Линхэ, не обращая внимания на представление, которое устроил Чонгук:
— Забери его, пока у меня не началось искажение ци!
— Ну, учитель! — ноет Чон и рыдает громче, давя на жалость. — Учитель! Вы совсем не любите своего ученика? Разрешите к вам приходить! Учитель!
Шэнь Юань явно хотел держаться до конца, но под натиском слёз и соплей просто не мог выстоять. Оба его ученика до того были принцами, они не плакали, не жаловались и вели себя прилежно, а это… недоразумение.
— Ой, да делай что хочешь! Но будешь нарушать правила, я тебя, негодника, выпорю ивовыми ветками!
Слёзы тут же прекратились, и Чонгук порывисто обнял наставника за ноги, радостно вытягивая гласные:
— Учитель, вы самый лучший! Я вас люблю, учитель!
— Забери его! — просит Шэнь Юань, пытаясь отклеить Чона от своих ног.
*****
Конечно, такого «красавчика» после пьянки Ин Линхэ решил не везти в поместье Чонов, иначе парню бы крупно влетело от его отца. Вместо этого Император написал господину Чону письмо с извинениями и обещал вернуть его сына завтра, а сегодня он был ему нужен по важным делам.
Важные дела состояли в попытке помочь Чонгуку протрезветь.
Тэхен увёз парня во дворец и попросил у лекаря настойки от похмелья. В дороге Чону стало ещё хуже, голова раскалывалась, всё болело и хотелось сдохнуть по новому кругу. Поэтому дорогу он не запомнил, а когда проснулся, был уже вечер, а он лежал на императорском ложе!
Чонгук бы напридумывал себе всякого, что он бы мог натворить по пьяни, но он отлично помнит всё, что произошло накануне, а потому страха в нём нет. Только удивление от понимания, что Ин Линхэ позволил ему лежать на своей кровати.
Самого Императора Чонгук находит сидящим за письменным столом за какими-то свитками. Снова работает, только вернулся в столицу, а уже работает! Вот, Чонгук, бери пример с трудяги: полезными делами занимается, а не мучается от похмелья.
Чон шевелится, ловя саднящую боль во всём теле, и с кряхтениями старика поднимается в положение сидя, не спеша покидать невероятно удобную императорскую кровать.
Ин Линхэ старческие скрипы Чонгука услышал, но головы от бумаг так и не поднял, когда спросил первое:
— Где ты так напился?
Чон упрямо складывает руки на груди и бурчит:
— Не скажу.
Не сдавать же ему солдат, которые принесли ему вино! Чонгук умеет хранить секреты.
— Кстати, а где Ся Нин-гэгэ?
— Гэгэ? — вот теперь Тэхен поднимает голову, вопросительно глядя на Чона.
— Только не говорите, что вы ревнуете, Ваше Величество! — смеётся Чонгук, но тут же об этом жалеет, потому что горло начинает противно першить.
Император никак не реагирует на попытку Чона манипулировать собой, однако дела откладывает, принося Чонгуку чашу с водой, так необходимой парню в период похмелья. А потом ещё зачем-то пульс меряет, правда, у Чона такая слабость в теле после бессонной пьяной ночи, что с ним сейчас что угодно можно делать.
Чонгук осушает чашу с водой, жалостливыми глазками смотрит на Тэхена и тянет:
— Голова болит.
— В будущем несколько раз подумаешь, прежде чем пить, — бесстрастно отвечает Ин Линхэ.
Чонгук дуется, но сдаваться не намерен, стараясь выглядеть ещё несчастнее, чтобы вызвать жалость в этом каменном сердце:
— Обычно я могу и десять кувшинов выпить! Наверное, вино было крепким или в него что-то случайно попало.
Ин Линхэ вздыхает и благоразумно присаживается на краешек своей же кровати, спрашивая:
— Что за вино?
— То сливовое, которые вы тогда пили.
Мужчина на мгновение прикрывает глаза, размышляя, почему Чонгук такой наивный и невнимательный?
— По секрету, — отвечает Ин Линхэ, открывая глаза и глядя на Чона, который отчаянно строил милую мордашку, пытаясь вызвать к себе жалость, — но то вино подают только в едальне «На краю света», это их фирменный рецепт, который больше никому не известен. По твоему состоянию похоже, что ты выпил «Чёрные плоды» — крайне сильное вино, в которое добавляют некоторые сорта яда. Это лечебное вино, думаю, тебе его достали солдаты у подножия горы. Только там его продают целители, но солдаты явно не поинтересовались, для чего это вино или же решили рискнуть, заодно поставив под риск и тебя.
Чонгук кусает губу, задумываясь на мгновение, а потом озабоченно интересуется:
— А солдатам ещё хуже?
— Не переживай за них, — отвечает Ин Линхэ безразличным тоном. — По долгу службы порой приходится пить воду из отстойников, питаться тараканами и сколопендрами.
Чонгук корчит гримасу, не представляя, как всю эту гадость можно употреблять в пищу?
— Откуда вы это знаете?
— По долгу службы и я питался всем этим вместе с солдатами, — улыбается Тэхен.
Вот он — настоящий Император!
— Когда ходили в походы?
— В основном. Что в пустынях, что в степях — есть нечего.
— Поэтому вы не привередливы к еде, — понимает Чонгук.
Император же отвечает простое:
— Может быть, — словно его это совсем не волнует. Он, правда, не умеет наслаждаться жизнью.
Чонгук сидит несколько мгновений в тишине, а потом его глаза загораются и парень просит:
— Расскажи мне, как всё прошло? Вам было весело без меня, да?
Конечно же, последний вопрос Ин Линхэ благополучно проигнорировал.
— Кочевники прибыли за товаром, — коротко ответил мужчина.
А у Чонгука всё кипит от любопытства, не давая ему даже сидеть спокойно. Парень нагибается слегка вперёд и подползает поближе к Тэхену, усаживаясь рядом с ним в позе лотоса.
— И что? Вы сможете доказать вину вдовствующей императрицы?
Ин Линхэ невесело усмехается:
— Думаешь, она бы продержалась так долго у власти, если бы её можно было так легко в чём-то обвинить? — и то верно. — Спасённые нами невольные ничего не знают, их просто отлавливали и забирали в рабство, — продолжает Император. — Кочевники на границе хоть и пойманы с поличным, что доказывает невиновность Кочосона, а мою мать сдавать не спешат.
Чонгук хмурится, заваливаясь вперёд и упираясь лбом о плечо Ин Линхэ.
— Но… разве им было бы не выгодно, если бы мать и сын поссорились?
Парень поднимает голову, снизу вверх глядя на Тэхена.
— Конечно, — соглашается Император, — процент выгоды они бы получили из-за нестабильной ситуации в столице. Но это всего лишь процент, я арестую мать, и все её помощники тут же перебегут ко мне. Это как брошенный в воду камень, он вызывает множество брызг и волн, но те быстро затихают. Кочевники пусть и разрознены на племена, а у них есть единый вождь, которому они подчиняются Талань Батхад. Он умён и хитёр, он понимает, что не получит выгоды, если сдаст нашу мать. В её лице у него есть вход во дворец, у неё же есть армия, с помощью которой она может попытаться захватить власть. Они во взаимовыгодных отношениях.
Чонгук не сдаётся, он каким-то десятым чувством ощущает, что от вдовствующей императрицы стоит ожидать ещё сюрпризов.
— Тогда наёмники?
— Базу наёмников мы так и не нашли. Только контрабандистов поймали да пару убийц, которые мгновенно покончили с собой. Наёмники преданные, хоть и жестокие. Те, которые напали на меня во дворце, как я и говорил, сознались в том, кто их нанял.
Чонгук безрадостно усмехается, продолжая снизу вверх смотреть на Ин Линхэ. Он догадывался, какой будет ответ.
— Я? Мой отец?
Тэхен кивает.
— Изначально моя мать дала им именно такие указания к действию. После же, когда узнала о том, что мы поймали караван в Лояне и нашли точку отправки соли кочевникам, она убила наёмников. А братья Гу признались во всех преступлениях.
Садясь прямо, Чонгук думает о том, что вдовствующая императрица — страшный человек. Она эти пятнадцать дней не теряла даром, обеспечивая себе железное прикрытие; она как-то умудрилась заставить Гу Мао и его брата губернатора Гу признаться во всех СВОИХ преступлениях! Конечно, семья Гу тоже виновата, но они ведь только посредники, а главное зло всё так же остаётся безнаказанным.
А главное, какой спокойный Ин Линхэ. Чонгуку было бы не по себе от осознания, что рядом с ним находится настолько ужасный человек (его мать!), Тэхену же будто абсолютно без разницы как дальше пойдёт дело. Просто он жил и родился в атмосфере, где никто и никому не доверяет, где постоянно плетутся интриги и самые близкие люди могут предать в любой момент. Наверное, Чонгук бы не смог жить в таком месте.
— Как Её Высочеству удалось заставить их оклеветать себя?
— У неё немалая власть в руках, — отвечает Ин Линхэ. — Семью губернатора Гу она всю убила, его бы ждала петля после нашей проверки в Лояне и Циндао. Она предложила ему лучшую смерть, а у Гу Мао есть маленькая дочь. Скорее всего, мать предложила дать ей много денег и жизнь без забот в обмен на то, что Гу Мао возьмёт на себя всю вину и умрёт вместо неё.
Чонгук поджимает губу и честно выдаёт:
— Я боюсь вашу матушку.
Ин Линхэ беззлобно усмехается и отвечает:
— И правильно.
— Так всё прошло зря? — вздыхает Чон, снова упираясь лбом о плечо Тэхена.
— Нет. Поставки кочевникам мы прекратили, и власть матери во дворце ослабла. Я казнил всех, кто был виновен в подделке счётных книг. Хоть какие-то плоды с гнилого дерева мы собрали.
Чонгук непонятно чему кивает и дышит свежей лёгкой сливой, которой так прекрасно пахло от Тэхена. Это не был запах того пойла, которым Чон чуть не отравился. Похоже, Император недавно тоже выпил, но алкоголем от него совсем не пахло, только свежестью спелых ягод.
В животе предательски заурчало.
— Кушать хочу, — вздохнул Чонгук, поднимая голову и заглядывая в спокойные глаза цвета золотого песка. Такие красивые глаза, одно с двойным веком, другое без, немного странно, но от этого особенно притягательно. И ведь Чон только сейчас понимает, что раньше не видел ни одного человека с подобным цветом глаз. Ин Линхэ был особенным во многих смыслах.
— Чего хочешь съесть? — интересуется Тэхен, пока Чонгук без тени стеснения разглядывает лицо Императора с непозволительно близкого расстояния. Наверное, раньше только госпожа Янь могла так близко смотреть на Ин Линхэ, когда готовила его к выходу.
Тэхен не был накрашен, его идеальная кожа не была затронута популярной нынче пудрой, которая делала цвет лица белее, чем он был на самом деле. Ин Линхэ не бежал за модой, он оставался естественным: с загорелой красивой кожей, с россыпью родимых пятен на лице. Он был красивее любой девушки, которую когда-либо видел Чонгук; кровь двух народов смешалась в одном человеке, создав из него неидеальный идеал. Точно наилучший и редчайший нефрит, равного которому больше нет.
Чонгук слишком долго и тщательно рассматривает Тэхена, не сразу понимая, что говорит его болтливый язык:
— Тебя хочу, — а потом резко спохватывается, выпрямляется, отползая от Императора, и поспешно себя поправляет. — То есть, хочу всё, что вы выберете.
Ох, Чонгук, тебе действительно нужно побольше читать книжек и поменьше разглядывать похабные картинки!
К счастью, Ин Линхэ снова ничего не понял, искренне поверив, что такой болтун, как Чон, просто случайно ошибся.
— Ты не ешь пресное, не ешь каши и похлебки, — перечисляет Тэхен, — не думаю, что тебе понравится мой выбор. Обычно, ты ешь мясо и чтобы всё было под толстым слоем соуса, обжаренные лепёшки, тофу Ма По, цзаоцзы, жаренную лапшу и Хо-Го. И всё это в больших объёмах. — Чонгук даже рот от удивления открывает, не сразу слыша вопрос: — Ты сейчас осилишь такое меню?
Обычно только родители и очень близкие люди знают о предпочтениях в еде! А вы… Ваше Величество! Ну, почему вы такой внимательный?
Чонгук медленно хлопает глазами и ещё медленнее отвечает:
— Можно обойтись только тофу, цзаоцзы и жаренной лапшой, — всё-таки его пьянка сейчас немного против перегрузки желудка. Но: — О, и османтусовое печенье.
Ин Линхэ мягко улыбается и журит:
— А говорил, что будешь есть то, что я выберу.
— Был глуп и не подумал, — быстро находится с ответом Чонгук, улыбаясь в ответ Императору.
— Хоть раз признал.
— Ваше Величество! — наигранно возмущается парень. — Откуда вы только так хорошо знаете мои предпочтения в еде?
И тут Чонгука осеняет. Император ел один раз в день, но предпочтение отдавал кашам, похлёбкам и паре пельменей. Однако слуги ставили на стол бесконечное количество еды. Ин Линхэ приказывал готовить блюда, которые не ест, проверяя, что из этого нравится Чонгуку. Вот почему он так хорошо знал, что любил есть Чон, он кормил его, а сам изучал предпочтения парня. Не просто капризно предлагал ему стать его Императрицей, он проявлял к нему интерес даже в подобных мелочах.
*****
На следующее утро Чонгуку становится намного лучше, похмелье отпускает, в голове снова гуляет ветер, и жажда приключений жжёт с новой силой. К сожалению, он должен приступать к своим обязанностям «придворной дамы», а лежать на мягкой кровати Его Величества было так волшебно! Он даже уговорил Ин Линхэ лечь и поспать, а не работать всю ночь. Вдвоём они спокойно поместились на огромной кровати, куда можно было уложить ещё двух или трёх взрослых мужчин.
Но ночь закончилась, наступило утро, и Чонгук был вынужден подняться и привести себя в порядок, приступив к своим обязанностям. К слову сказать, когда он проснулся, Ин Линхэ уже умылся, оделся и сидел за письменным столом простоволосым, ожидая госпожу Янь, которая соберёт волосы в венец.
Чонгук бы заупрямился, прося выходной, если бы не знал, что Тэхен чёртов трудоголик, который ни за что не позволит себе отдыхать (но мог бы дать отдохнуть Чону! А что? Он всего-то пятнадцать дней валял дурака на горе, этого мало!).
— Ваше Величество, скажите, а мой месяц наказания включал в себя наше путешествие? — решает уточнить Чонгук, лениво одеваясь в чистое, лежащее красиво свёрнутой стопкой у кровати.
— Включал, — отвечает Ин Линхэ, в двухсотый раз убирая длинные пряди волос за ухо, чтобы не мешались.
— Тогда, я думаю, — Чонгук отчаянно пытается подсчитать, сколько дней прошло с момента начала наказания, — я думаю, что мне осталось не так-то много у вас работать! — радостно оповещает Ин Линхэ Чон.
— Посчитай лучше, — отвечает ему Император, не поднимая головы от бумаг, — те пятнадцать дней, что я был на границе, не входят в отработку наказания.
— Вот знал я, что у вас везде таятся подводные камни! — бурчит Чонгук, натягивая сапоги. — Ваше Величество, — Чон смотрит, как Ин Линхэ воюет со своими длинными волосами, — может, я соберу вам венец, пока госпожи Янь нет?
— Если хочешь, — безразлично отвечает Тэхен.
О! О-о-о! Ваше Величество, но ведь вы никому не позволяете прикасаться к себе или к своим волосам!
Чонгук воодушевлён таким доверием, потому с особым энтузиазмом помогает Ин Линхэ до конца собраться. После они завтракают и наступает время для ежедневного доклада министров в тронном зале.
Место это — тронный зал — Чонгук сильно недолюбливал, потому что там было жутко, и Тэхен там становился жутким.
В целом доклады шли как и всегда: нудно и скучно — Чон особо и не вникал в услышанное, а если бы и пытался вникать, то ничего бы по итогу не понял. Но под конец всех докладов происходит нечто неожиданное.
Министр церемоний выходит на поклон Императору, давая понять, что у него есть что-то важное для обсуждения.
— Ваше Величество!
— Поднимитесь, — холодно бросает Ин Линхэ.
— У вашего подчинённого есть к вам просьба. Должен признаться, что эта просьба от всех нас! — министр церемоний снова кланяется, неожиданно вставая на колени.
И все остальные чиновники и губернаторы также выходят вперёд, стройной волной опускаясь на колени. Выглядело бы впечатляюще, но даже Чонгук понимал, что что-то здесь не так. Когда на колени опустились невольные, благодаря Императора за спасение, вокруг витало трепетное чувство настоящей ауры истинного правителя. Сейчас же пахло мерзким ядом придворных гадюк.
— Ваше Величество, ваши подчинённые обращаются к вам с высочайшим прошением! — продолжает министр церемоний. — Вы молоды и сильны, Сын Неба имеет власть над всей Поднебесной, но у вас до сих пор нет наследника.
Чонгук даже вздрагивает в этот момент, косясь в сторону Ин Линхэ. Однако Император был опасно спокоен.
Не получив возражений, министр церемоний осмелел и продолжил:
— Ваши подчинённые просят вас выбрать Императрицу и поскорее обзавестись наследником! Пусть трон дракона процветает и дальше!
— Пусть трон дракона процветает и дальше! — подхватили десяток других голосов, наполняя гулом тронный зал.
Так вот что делала всё это время вдовствующая императрица: пыталась найти на своего сына управу в лице молоденькой жены. И для этого так удачно подговорила всех министров и чиновников. Фактически она пеклась о благе нации, поэтому никто не отказал её просьбе.
— Что ж, — Ин Линхэ улыбается, но людям в зале от этой улыбки становится не по себе, — вы подготовились, думаю, уже и кандидатуру мне подобрали?
— Ваше Величество волен выбрать сам достойную девушку, — министр церемоний старается границ не переходить, зная, когда следует остановиться. — Мы можем лишь облегчить вашу ношу и прислать вам свитки достойных дев.
— У Императора нет времени на выбор, — отрезает Ин Линхэ, который явно пребывал в стадии ледяного бешенства, в котором душил каждого в этом зале, заставляя трястись в страхе. — Наверное, — Тэхен промораживающим до костей взглядом смотрит на свою мать, стоящую на несколько ступеней ниже трона, — стоит доверить это дело моей матушке? Всё-таки вы заведуете внутренним двором, вы лучше понимаете, какая девушка достойна Императора.
Ким ГоРам понимает, куда ведёт вся эта игра, но отказаться сейчас не может, вынужденная признать, что воевать с Ин Линхэ не так-то просто.
— Ваше Величество, ваша подчинённая не уверена, что достойна столь большой ответственности, что вы на неё возлагаете. Однако я не смею отказать Вашему Величеству и готова приложить все силы на поиск подходящей для вас партии.
— Прекрасно, — слишком нежно улыбается матушке Ин Линхэ. — Рассчитываю на ваш выбор.
А за сыновьей почтительной улыбкой скрывается другое послание: «Одна ошибка, матушка, и я утоплю весь двор в крови ваших преданных собак».
В этот день облака над дворцом были кроваво-красными.
*****
Мини-постановка
Вопрос: Как добиться чужого внимания?
Чонгук из прошлого (1.0): Поджигать, пакостить и пить всякую отраву, чтобы потом на руках носили, леляли и любили!
Чонгук из настоящего (2.0): Думаю, достаточно просто быть собой.
Ин Линхэ: Императору ни к чему искать чужого внимания.
Чонгук 1.0 (передразнивая): Императору ни к чему...
Чонгука 1.0 выгнали с интервью.
Шэнь Юань: Метлой отходить — вот и внимание! И почему вы обращаетесь ко мне непочтительно? И вас метлой!..
К сожалению, интервью пришлось прервать :)
