Нить судьбы сияет алым

      Когда Ин Линхэ спит, Чонгуку кажется, что влюбиться в него так же легко, как дышать или моргать. Тэхен всегда красивый, но во время сна он будто может стать настоящим, пробраться через слой льда и явить себя пусть и не миру, так уж одному Чонгуку.       Они спят на одной кровати. Засыпают вместе, а просыпается Чон обычно в одиночестве. Во сне Ин Линхэ никогда не переходит личных границ, всегда неподвижно лежит на своей стороне кровати, он, вообще, оказывается спит точно мёртвый: руки на груди, тело ровное, звука дыхания почти не слышно, и мужчина к тому же не шевелится. Немного пугающая картина, включая тот факт, что Император был невероятно холодным. Но Чонгук лежал так близко к Тэхену, что мог с точностью установить, что тот жив.       Более того, в последнее время Его Величество не просыпался рано, он будто позволил себе немного отдохнуть, устроил перерыв, перестав строить интриги и придумывать тактики. Скорее всего, это было связано с новостями, которые прислал им Гао Чэньцю — младшие главы племён прибыли в ставку Талань Батхада, рассказали своим родителям о произошедшем с Талань Ягу, и четыре крупных племени тут же взбунтовались против клана Талань.       Так подумать, и ведь именно этого и добивался Ин Линхэ. Он не мог дать противнику возможность набрать мощь, но и отправить армию в степи было глупым решением, особенно накануне зимы. Вместо силы, Ин Линхэ использовал хитрость, отправив Чонгука к Талань Ягу, а тот рассорил всех в пух и прах. Временно наступила тишина, и временно Тэхен дал себе возможность отдыхать больше обычного.       В любом случае, Чонгук теперь просыпался, сжимая Императора в крепких объятиях. Не то чтобы он специально, просто пока он спал, то перекатывался по всей кровати и привычно сгребал одеяло в охапку, обнимая его всеми конечностями. Но кому нужно одеяло, когда рядом лежит Ин Линхэ? Вот и тело Чонгука считало так же, ночью приклеивая парня к Его Величеству.       Надо отметить, что Император явно не испытывал дискомфорта от удушающих объятий своей Императрицы. Он спал спокойным, крепким сном, не ощущая угрозы. В то время как Чонгук просыпался, потому что ему было слишком жарко, а потом он втайне разглядывал Ин Линхэ, только ему об этом не говорите!       На самом деле, Чонгук думает, что Тэхен ему нравится. Не как друг (о господи-боже, Чонгук включил мозги!). Если бы Ин Линхэ был девушкой, то Чон, несомненно, не смог бы устоять перед такой красавицей. Но не надо думать, что у Чонгука есть предубеждения насчёт гомосексуалов, просто он сам себя никогда одним из них не считал. А тут появляется Ин Линхэ, и натуральность Чона катится в ад.       Он не согласен быть Императрицей, нет и ни за что в жизни! Но он день за днём ловит себя на мысли, что всё чаще и чаще смотрит на Тэхена заинтересованным взглядом. Он его не просто всего рассмотрел, он его наизусть выучил, специально творил непонятно что, лишь бы увидеть отблеск смеха в ледяных глазах. Ин Линхэ был для него чем-то особенным и откровенным, чем-то загадочным и неизведанным. Мужчиной, к которому тянуло. Не в сексуальном плане, хоть и этот факт нельзя отрицать, просто… Чонгук вдруг понимает, что не хочет уезжать обратно в Кочосон. А ещё он хочет, чтобы его наказание во дворце длилось и длилось, не прекращаясь.       Ин Линхэ Чонгуку нравится.       И от этого волнительно и страшно, потому что раньше парню никто не нравился; он ухаживал за девушками, дарил им подарки, противоположный пол казался ему симпатичным. Но только симпатичным. Он не был ни в кого из них влюблён. А в Ин Линхэ… что ж, Чонгук пока и сам не знает. Ничего не знает на самом деле.       Но по утрам продолжает рассматривать просто преступно длинные ресницы Императора, густые чёрные брови, прекрасный шёлк распущенных волос, полные бледноватые губы и острые скулы. Тянет даже обрисовать контуры всего этого великолепия пальцами, но Чонгук держится. Он не должен поддаваться своим желаниям. Может, это даже не влюблённость, а увлечение? Чон не хочет ранить своими глупостями Ин Линхэ.       Из-за того, что Император теперь поздно просыпался, то и в харчевню они ходили вдвоём. Чонгук снова кормил Его Величество, подкладывая ему сочные куски мяса в чашку, вареные яйца и лапшу. Ин Линхэ тяжело вздыхал, но половину угощений съедал, а больше его желудок просто не мог в себя вместить.       — Ваше Величество, вы в последнее время даже не похожи на себя, — отмечает Чонгук, уплетая за обе щеки большую чашку с лапшой. — Обычно вы постоянно работаете, строите интриги и продумываете многоходовые планы. Но сейчас почему-то… притихли?       — Я восстанавливаю баланс сил, вместо медитации даю душе отдохнуть.       Чонгук спохватывается:       — Ах, я забыл, что вы приверженец даосизма.       — Это не связано с Путём Дао, хотя я опираюсь именно на него, — мужчина откладывает в сторону палочки, давая понять, что уже наелся. — Я Император и не могу себе позволить уйти в затворничество на медитацию, именно потому для меня учитель разработал свою систему удержания баланса духа.       Чонгук шумно всасывает длинные нити лапши и с набитым ртом комментирует:       — Сначала работаете как вол, а потом плаваете точно рыбки-кои в пруду?       — Приблизительно так, — Император не одёргивает своего поросёнка и не призывает его вести себя прилично. — Сейчас я отдаюсь музыке и созерцанию прекрасного.       Ин Линхэ на этих словах в упор смотрит на Чонгука, а тот думает: «Ну, в каком месте он прекрасен? Он сейчас ест как свин, а вчера даже не помылся!»       — В любом случае, моя мать пока не сделала никаких важных шагов, так что и мне нет нужды что-то предпринимать, — заключает Император.       — Вы даже не получаете письма из столицы.       Они на Северном Перевале уже вторую неделю, а Его Величеству не пришло ни одного письма. Что происходит в столице — загадка.       — Именно, — соглашается Император, — а отсутствие вестей говорит о том, что и вестей пока что нет.       Чонгук задорно хихикает, сверкая глазами, и отмечает:       — Ваше Величество, а вот сейчас вы снова думаете о делах.       Ин Линхэ только хмыкает, но ничего не отвечает. Чонгуку же неймётся, он ест, одновременно рассматривает самого красивого мужчину, которого когда-либо видел, и желает отправиться в приключения, потому что сидеть за стеной Северного Перевала было невероятно скучно. Лучше бы его снова шпионом отправили, там хотя бы можно было веселиться, всё вокруг поджигать и играть очаровательную кисен.       — Ваше Величество, — Чонгук проглатывает всё, что запихал в рот, откладывает в сторону палочки, пытаясь выглядеть серьёзным, а рот его говорит: — раз вы сейчас заняты моими обычными делами (ничего-не-делами), то, может, развлечёмся?       Ин Линхэ в привычно выдержанной манере интересуется:       — Чего именно ты хочешь?       Парень расплывается в довольной кроличьей улыбке. Император сразу не отказал, а это хороший знак.       — Я слышал от кисен, что на западе, в горах, есть горячие источники.       — Хочешь выйти за стену? — Ин Линхэ вопросительно приподнимает бровь.       — Ну-у, — тянет Чонгук, — в прошлый раз я был пьян, потом был у кочевников, так посудить: и в степях я не погулял.       — Горы — это не степи.       — Ну, Ваше Величество, соглашайтесь! Будет весело.       — А-то, где ты, там всегда веселье.       — Ваше Величество!       — Хорошо-хорошо, доедай и поедем.       *****       Чонгук снова воюет с Жанем. Конь недовольно роет копытами мёрзлую землю, припорошенную несколькими цунями снега, и периодически пытается ездока ссадить, показывая весь свой отвратительный характер.       А у Чона, между прочим, характер не лучше, именно потому он упорно вцепился в поводья руками, не желая их отпускать и сдаваться в поединке с Жанем.       Эта парочка веселила солдат на стене и Чу Сичэня, который с хохотом наблюдал за немужественной битвой Чонгука со своим конём, попивая чай на открытом воздухе. Стратегу за все годы службы уже приелся пейзаж степей и наскучили местные распорядки дня, поэтому он ловил сейчас любую возможность хорошенько повеселиться. За счёт Чонгука — да, но парень ведь сам устраивал бесплатные представления на потеху всем вокруг.       Битва Чона с Жанем заканчивается в тот момент, когда появляется Ин Линхэ, выводя своего коня под уздцы из конюшни. Жань тут же становится самым мирным и послушным жеребцом.       «Не справедливо! Ведь это я твой хозяин, а не он!» — мысленно возмущается Чонгук.       Но факт оставался фактом: Жань слушался Ин Линхэ и не смел в его присутствии вести себя плохо. А вот Чон зато смел, ещё как смел, он выставлет напоказ весь свой тяжёлый характер. Он будто хотел оттолкнуть этим Ин Линхэ, но наоборот притягивал его всё ближе и ближе. Дошло до того, что они делили на двоих одно дыхание.       Путь до ближайших гор был недалёким. Ставка Талань Ягу была уничтожена и разорена, кочевников поблизости не наблюдалось, наверное, потому Ин Линхэ так легко согласился на предложение Чонгука выйти за стену и прокатиться верхом на лошадях по горам. Ну, не мог парень вечно сидеть на одном месте! Он пакостил в Северном Перевале каждый день, постоянно что-то придумывал и вытворял, но душа его просила большего, просила свободы. Конечно, он был свободен, но он вместе с тем ограничен в движениях — за стену было нельзя. И единственный, кто мог снять этот запрет, — Император, которого Чонгук и подбил на совместную поездку.       Сам Чон взял с собой только свой меч и… веер. Ну, что? Что? Отличное оружие, между прочим! Вот все думают, что просто аксессуар, а ты им по лицу так можешь отходить, что больше к тебе приставать не вздумают!       При этом Ин Линхэ взял с собой флейту, подаренную Чонгуком, что парня не могло не радовать, так же он взял две фляжки с водой и зачем-то сушёных трав и грибов с Центральных Равнин.       Чонгук отметил про себя, что есть эту гадость не будет в любом случае.       — Ваше Величество, а вы, как я посмотрю, подготовились к нашей поездке! — молчать Чон, конечно же, не может. — Но мы ведь едем всего на полдня!       — Это привычка. Никогда не знаешь, куда заведёт тебя дорога и какие приключения ждут впереди, лучше всего к ним подготовиться, — невозмутимо отвечает Император. — К тому же это лечебные травы и грибы.       Однако, включая, какой Чонгук непоседа, ему стоит брать с собой лекарственные сборы, чтобы в случае чего иметь возможность залечить свои раны. Правда, у Чонгука с детства был действенный способ остановить кровь с раны — облизать её и обильно смочить слюной. Берите на заметку, пока Чонгук добрый и даёт свои великие наставления.       — Нужно было взять вина, — вздыхает парень, — в таком живописном месте хочется выпить вина.       К тому времени они уже въехали в небольшой лесок, окружающий горную гряду. Пожалуй, здесь было бы жутко: тёмно-серые горы, старые поваленные деревья, молодые деревья, стоящие лысые и неприветливые. К тому же солнца нет, только тяжёлые тучи зависли над горной грядой и степью, создавая особенно тяжёлую атмосферу. Но снежный покров делал картинку хоть немного веселее, да и где-то за невысокими горными пиками вверх поднимался пар, создавая туманную дымку. Всё-таки где-то рядом действительно находились горячие источники.       Резкий вой разрезает царившую тишину, отдаётся эхом от высоких гор и паутинкой страха оседает на коже Чонгука и Жаня. Это ситуация, когда конь и его владелец идеально подходят друг другу.       — Это… это что, волки?       — Да, — спокойно отвечает Император, двигаясь вперёд.       Что Ин Линхэ, что его жеребец — одинаково не реагируют на вой стаи хищников. Кажется, если рядом с ними разверзнется земля и покажется ад, они продолжат свой путь вперёд, будто ничего неожиданного не произошло.       Чонгук почти завидует такой выдержке, подгоняя Жаня вперёд, пока тот недовольно фырчит на своего хозяина.       — А мне говорили, что здесь водятся тигры! — возмущается Чон, чтобы скрыть дрожь в голосе.       Конечно, он боится! Волки передвигаются стаей, если нападёт один, то за ним будет ещё штук десять-двадцать! Какая-то не очень смерть — быть разорванным на части, это же почти линчи!       — Тигры предпочитают спокойную местность, волки состоят из стаи, которой постоянно нужна пища, стая не брезгует падалью, — отвечает Ин Линхэ. — Рядом с Северным Перевалом постоянно происходят сражения, земля залита кровью. Тигр не станет жить в таком месте, зато волчья стая найдёт здесь свою золотую жилу.       Где-то в кустах трещат ветки, и что-то серое проносится с невероятной скоростью. Жань и Чонгук дрожат одинаково, прилипая к друг другу, будто каждый надеется найти спасение в другом. Хотя искать его нужно в Ин Линхэ, что даже не посмотрел в сторону, где пробежал волк.       — Они преследуют нас?       — Пусть преследуют, — безапелляционно отвечает Император.       — Ваше Величество, вас хоть что-то страшит? — возмущается Чонгук, а потом спохватывается. — Ах да, я забыл, что вы не испытываете эмоции.       — Когда ты был у Талань Ягу, мне было страшно.       — Да, я мог и облажаться, — вздыхает парень.       — Меня пугало не это, — качает головой Ин Линхэ и оборачивается к Чонгуку, смотря прямо ему в глаза. — Я боялся, что ты можешь погибнуть. Хоть я и был в лагере, но не был рядом и не мог защитить тебя от опасности.       Сердце Чонгука заполошно несётся в груди. Уже нет страха перед волчьей стаей. Волки? Это кто вообще? Чон смотрит в привычно ледяные глаза и видит в них чистую правду, он видит в них… страх? Ин Линхэ действительно за него боялся? Но как так? Он же не испытывает эмоций! Ему должно быть абсолютно всё равно!       Или тебе, Чонгук, было бы легче, если бы Императору было всё равно на тебя? Ведь ты начал проникаться к нему чувствами, и это тебя пугает.       Чон старается особо не думать и не напрягать себя тяжёлыми мыслями. Быть легкомысленным привычнее.       — Всё-таки эти красные нити действительно притягивают удачу, — заключает Чонгук, улыбаясь, тряся перед собой рукой с алым браслетом.       Он хотел свести всё к шутке, но, видимо, не получилось, потому что взгляд Ин Линхэ стал серьёзнее, перед тем как он отвернулся, продолжая путь вперёд.       Чонгук думает: «С чего бы? Что я такого сказал?». Эти браслеты, кажется, действительно заговорены на удачу, иначе почему бы Чону в последнее время так везло? Конечно, ему помогал Ин Линхэ, но хотелось верить, что у Чонгука есть личный источник удачи, который он так вовремя прикупил на рынке Сяньяна.       Они переходят по узкой тропинке горную гряду, оказываясь в небольшом ущелье. Здесь так тесно и такие высокие скалы, что если на них нападут, то спрятаться будет негде. Можно только идти вперёд или повернуть назад.       Ин Линхэ, конечно же, не останавливается ни перед чем, а вот Чонгук, едущий позади Императора, не может не спросить:       — А? Волки отстали? Странно. Ваше Величество, а куда мы идём?       — Вряд ли ты хотел искупаться, — замечает Ин Линхэ, намекая, что идут они не к горячим источникам.       — Б-р-р! — Чон передёргивает плечами, сильнее кутаясь в меховую накидку. — Не хотел, конечно, мне и один раз в день лень мыться, а тут дважды! Я просто хотел выбраться за стену и погулять вместе с вами.       Император в ответ только хмыкает.       Узкое ущелье заканчивается достаточно быстро, и они снова выходят в просторный лес, укрытый мягкими шапками снега.       Чонгук сразу пользуется возможностью и подгоняет Жаня, чтобы ехать рядом с Его Величеством и, конечно же, трепать с ним языком.       — Так куда мы направляется?       — К кочевникам.       У Чона уже на языке готов другой вопрос, как он резко себя останавливает, вдруг понимая, что сказал Император!       Парень громко восклицает и голос его эхом отдаётся от скал:       — Что?!       «Что? Что-что-что-что?» — передразнивает эхо.       Ин Линхэ смотрит на Чонгука, и тот запоздало прикрывает рот ладонью, однако звук его голоса, отлетающий от скал, всё ещё пляшет где-то в горах.       — Не все кочевники плохие, Сяо Гуки, — отвечает Тэхен, — внутри каждого народа есть как плохие, так и хорошие люди. Не надо думать, что они все — зло. Подобная узколобость разрушает мир.       — Я и не говорю, что все они плохие, — Чонгук всплёскивает руками, показывая, что его восклицание не так поняли. — Просто… Ваше Величество, вы не последовательны в действиях. Сначала вы разрушаете ставку Талань Ягу, а затем ведёте меня куда-то «к хорошим».       Конечно, когда Чонгук был помладше и слушал истории рассказчиков, то верил, что кочевники ели детей с Центральных Равнин, призывали демонов и нечисть. Но с возрастом в его голове появлялись мозги, и отличать сплетни от реальности он мог. И пусть кочевники продолжали казаться ему злыми волками, ведь угрожали они не только Цинь, но и Кочосону, однако здраво он понимал, что целая нация не может состоять исключительно из плохих людей. И разве Талань Батхад плохой? Он просто хочет лучшей жизни для своего племени, пусть и путём уничтожения ханьцев.       Чисто чёрного и чисто белого никогда не будет в этом мире.       — Мы разрушили ставку, чтобы развалить союз племён вокруг Талань Батхада, — поясняет Ин Линхэ. — При этом, как я уже говорил, мы не преследуем целью уничтожение кочевников, мы желаем жить с ними в мире. Ты видел Гао Чэньцю, который хунн по крови, видел Чу Сичэня, который наполовину кочевник. Конечно, они выросли в Центральных Равнинах, но я хочу показать, что даже коренные кочевые племена отличаются друг от друга. Мы можем жить в мире, но добиться мира для всех не так-то просто.       Чонгук кусает губу, кивая:       — Вы сказали, что не все хотят входить в состав Цинь и терять свободу.       — Верно. Но есть уже четыре племени, которые живут в Центральных Равнинах. Они подданные Цинь, их никто не унижает и не принижает, но они стали предателями для остальных племён. Я бы хотел уговорить как можно большее количество кочевых народов стать нашими подданными, но, к сожалению, не стоит забывать о том, что мы много лет воевали с кочевниками, просто так вражду не вытравить.       Конечно же, Ин Линхэ снова прав. Его миссия благая — объединение народов. Но в то же время гордость кочевых племён не даёт им просто так принять «подачку» от ханьца с кровью кочосонца. В истории ни один правитель не желает преклонять голову перед другим. Талань Батхад признаёт силу Ин Линхэ, но его подданным не желает быть. То же самое Король Кочосона. Люди ценят свободу и не доверяют тем, кто заведомо их сильнее. Никто не знает, что будет с кочевниками, вступившими в состав Цинь, может быть в тот момент, как они признают власть над собой Ин Линхэ, их просто уничтожат. Страх и недоверие не вытравить так просто.       Чонгук потирает виски, потому что голова раскалывается из-за того, что приходится размышлять над словами Ин Линхэ. Поэтому парень решает перейти к более простым вопросам:       — А те, к кому мы сейчас едем, на вашей стороне или нет?       — Они целители, ведут уже давно оседлый образ жизни. Целители априори не выбирают сторону, они лишь помогают нуждающимся. Я поехал с тобой в эту поездку, потому что тебе надоело сидеть за стеной.       Чонгук улыбается, всё так и есть! У него уже мозоли на попе от сидения на одном месте! А Ин Линхэ тоже не промах, сразу понял, куда ветер дует и что направляются они не на источники. Чонгук хотел погулять, Император взял его в познавательную поездку. Теперь понятно, зачем он взял лечебные травы и грибы — в подарок общине целителей.       — Решил показать тебе другую сторону жизни, — продолжает Тэхен, мягко улыбаясь Чонгуку, — и одновременно мы заберём моё лекарство.       — Ваше лекарство?       — От моей врождённой болезни. Обычно во дворец снадобье доставляет маршал, но раз я здесь, то наведаюсь к лекарям лично.       — А в Цинь вам никто его приготовить не может?       — У каждой общины целителей свои рецепты, — отвечает Ин Линхэ. — В каждой местности растут свои травы. Ещё никто из императорских лекарей не смог повторить их отвар.       Они выходят в огромную долину, расстилавшуюся словно у них под ногами. Долина находилась в котловане, окружённая высокими горами, но при этом со всех сторон имела горные тропы, по одной из которых их сюда Ин Линхэ и привёл.       Внизу раскинулось небольшое озеро, шикарный лес и среди чёрных веток можно было увидеть, как в воздух поднимаются нити дыма, где-то там находилась община. Да к тому же Чонгук ощущал запах варёных трав, с которыми перемежался аромат копчённого на углях мяса.       Сразу захотелось кушать.       Община целителей — Морозные Облака — появилась здесь, среди гор, лет пятьдесят назад, когда кочевое племя решило осесть. История этого народа была глубока и запутанна, одни говорили, что они прибыли сюда с юга, другие говорили, что с чужеземных земель, точно никто не знает.       В рядах целителей состоят исключительно девушки, им запрещено вступать в связи с мужчинами. Жительницы общины принимают к себе брошенных или осиротевших девочек, воспитывая их врачевателями. По сути дела, среди этого кочевого народа можно было найти представителей самых разных рас. В их племени постоянно меняется кровь, а искусство врачевания только усиливается из года в год.       На самом деле про Морозные Облака слышал даже сам Чонгук, но почему-то думал, что они находятся где-то в Центральных Равнинах, и никак не ожидал, что община располагается по другую сторону стены.       Долину среди гор клану Морозных Облаков подарили бывший Император Цинь, дедушка Ин Линхэ, и дедушка Талань Батхада. По сути дела, это была нейтральная территория. Кочевник или ханец — не важно, никто не станет трогать целителей, которые живут тихой жизнью и готовы помогать обеим сторонам.       Спуск с горы оказался не таким крутым, как предполагал Чонгук. Копыта Жаня совсем не скользили, и спустились они без приключений. Чон только тогда и заметил, что тропинка была вычищена от снега до самого песка, а вдоль дороги расставлены фонари. Где-то впереди были слышны детский смех и голоса взрослых.       Ещё через один ли вперёд на дорогу выбегают несколько девочек в подбитых мехом платьицах. Они весело смеются и играют, даже не замечая неожиданных гостей. Чонгук наблюдает за детьми и его ест зависть, потому что он бы с удовольствием сейчас кидался снежками в Его Величество, наблюдая за удивлённым лицом мужчины.       Правда, мечтам Чонгук придаётся недолго, следом за девочками из лесной чащи выбегает женщина, со странной смесью языка хуннов и ханьцев крича вдогонку детям:       — Ну-ка стойте! Старейшина наказала вам собрать дубовую кору, а не носиться точно зайцам!..       Женщина обрывается, вдруг замечая двух гостей, и поспешно надевает вуаль на лицо, всё это время висящую под подбородком. И если она не знала, кто такой Чонгук, то вот с Императором она была знакома.       — Ваше Величество! — женщина вежливо сложила руки перед грудью. — Молодой господин! — незнакомка так же поклонилась и Чонгуку.       Чон быстро спохватился, вспомнил про приличия, кланяясь в ответ.       Ин Линхэ складывает руки перед грудью, слегка кивая головой и спрашивая:       — Старейшина в общине?       — Конечно, она вас ждёт, — женщина извиняюще улыбается: — Ваше Величество, к сожалению, я не смогу вас проводить.       — Не страшно, я знаю дорогу.       Поклонившись на прощание, женщина тут же припускается вперёд за своими несносными воспитанницами.       — Вы здесь часто бываете? — не удержался Чонгук от вопроса.       — Каждый раз, как я еду на север, то заезжаю к клану Морозных Облаков.       Община оказалась совсем не большой. Всего-то с десяток домов, поставленных полукругом и соединённых между собой крытыми террасами. На улице горит большой костёр, в одном месте готовят разные настойки, в другом еду. Где-то женщины плетут корзины, а некоторые даже вырезают из дерева новые инструменты. Община огорожена невысоким частоколом, только чтобы дикие звери не забредали, на воротах приклеены талисманы против нечисти. Вход в общину никто не сторожит, но у ворот стоит большой деревянный стол, на котором покоится несколько сабель, а чуть поодаль в землю вбиты столбы, к которым привязаны упитанные кони.       Чонгука напряг один только вид сабли, однако Ин Линхэ вёл себя спокойно, а потому и Чон не видел смысла паниковать на пустом месте.       — Оставь свой меч здесь, — говорит Император Чонгуку, слезая с коня и привязывая его к свободному столбу.       Парень хмурится, поглядывая на свой меч:       — Но вдруг он мне пригодится?       — Правилами запрещено проносить в общину оружие и въезжать внутрь на лошадях, — Ин Линхэ с улыбкой смотрит на Чона. — Не переживай, пока я рядом, никто к тебе не прикоснётся.       Чонгук фыркает, но меч кладёт на стол, правда, подальше от сабель.       — Ещё скажите, что отрежете руку тому, кто меня коснётся!       И только сказав это, парень вспомнил, что так и произошло. Талань Ягу лишился своей руки!       — Думаю, — Ин Линхэ улыбается уголками губ, — ты только что сам мысленно ответил на свой вопрос.       — Вы просто невероятны! — качает головой Чонгук, привязывает Жаня за столб и спешит приклеиться к Тэхену с привычными расспросами. — А! Ваше Величество, а не лучше ли было взять в подарок мяска или овощей каких? Я не думаю, что здесь, в горах, хоть что-то можно вырастить.       Всё-таки это горы. А в долине вообще только озеро и лес, места для пашни просто нет.       — Я уже отправил провизию для общины, — говорит Ин Линхэ, а Чона подмывает спросить: когда? Когда этот мужчина всё успевает сделать?!       Просто невероятный человек. Чонгук только проснулся, разлепил глаза и поднялся с кровати, а Тэхен уже успел помыться, поесть, придумать несколько сотен многоходовых планов, поиграть на флейте, проверяя прочность нервов своего врага, возможно, закончить войну, обзавестись союзниками. А Чонгук бы только проснулся!       Когда мужчины через ворота заходят в общину, Чонгук вовсю рассматривает большие жёлтые талисманы с начерченными киноварью знаками и радостно кричит, собирая на себе удивлённые взгляды:       — Ваше Величество, смотрите, я прошёл, я не нечисть! И вы не нечисть! Хотя драконы считаются божественными созданиями.       — Думаешь, я дракон?       Женщины при появлении гостей тут же закрывают лица вуалями и приветственно кланяются. Чонгук также кланяется, но от Тэхена не отстаёт.       У него после поездки на лошади энергия бьёт ключом, наконец находя возможность выбраться наружу. Чонгук буквально светится энергией, улыбается и прыгает вокруг Ин Линхэ точно горный козлик, а рот у него не закрывается точно клюв у птицы.       — Это же очевидно. Говорят, после смерти Император возносится и становится божеством, следя за благополучием своего народа.       Чонгук тянет улыбку от уха до уха, обнимает Ин Линхэ за руку, задирает голову, чтобы видеть это прекрасное лицо, но не видеть дорогу.       — Мне кажется, что из всех возможных бессмертных, именно вы смогли бы вознестись и стать Великим Драконом.       — Священный Император и должен стать Великим Драконом, — звучит знакомый голос.       Чонгук обмирает и впервые смотрит вперёд, в сторону говорившего. Старого знакомого. Ну как знакомого? Виделись однажды.       Всё это время Ин Линхэ вёл Чона вглубь общины Морозных Облаков. Они шли к самому большому дому, стоящему в центре. Там жила старейшина — слепая от старости женщина с невероятным обонянием. Она боле не создавала новые рецепты, но зато довела до совершенства старые и помогала молодым в обучении. Только старейшина делала настойку для Его Величества от врождённого недуга. Она не могла вылечить душевную болезнь, но могла помочь не окунуться в прорубь чистого безумия. Кроме старейшины, рецепт этого особого снадобья знали две её младшие ученицы, способные и усердные. Они пытались довести лекарство до совершенства, в силу возраста не понимая, что душевную болезнь нельзя ничем вылечить, только подавлять или научиться с ней жить.       Очень жаль, но большинство подобных болезней слишком сильно вредят душе и вылечить носителей не представляется возможным. Можно только ждать, когда душа окончательно не выдержит и не уничтожит своего хозяина.       Но Чонгук об этом не знал. Лекари хранили тайну о болезни Его Величества и уже одно то, что Чон о ней знал, считалось преступлением. Но о всём парень не был осведомлён и искренне считал, что снадобьями и прочими лекарствами можно было вылечить Тэхена.       А сейчас он смотрит на Талань Батхада, вышедшего от старейшины клана Морозных Облаков, и не понимает, что мужчина тут забыл? Зато становится ясно, откуда на входе сабли. Двое телохранителей стояли всё это время снаружи дома, пока Талань Батхад находился на приёме у старейшины. Чонгук болтал, прыгал вокруг Ин Линхэ и ясно дело не замечал хуннов, именно потому сейчас был несколько сбит с толку их появлением, во все глаза смотря на Талань Батхада, уверенной походкой направляющегося к ним.       Чонгук не боится, что кочевники устроят резню. Не устроят, хан показался Чону разумным человеком, который не станет трогать ни в чём неповинных лекарей.       — Ваше Величество, — Талань Батхад слегка склоняет голову в поклоне, — Ваше Высочество! — обращается он к Чонгуку, узнав его даже без слоя макияжа!       А Чон только сейчас понимает, что до сих пор стоит приклеенный к Тэхену. Он поспешно отпускает руку Императора и кланяется Талань Батхаду в ответ.       — Великий хан! — Ин Линхэ о приличиях не забывает.       Талань Батхад стоит с двумя стражниками, Тэхен же находится только в сопровождении одного Чонгука. Два врага друг напротив друга, между ними мелькают молнии, но слишком холодные и пассивные, ни один из них не собирается начать драку.       Хотя, будем честны, Чонгук не против посмотреть на хорошую драку или в ней поучаствовать.       Однако из дома старейшины выходит молодая девушка с закрытым вуалью лицом. Она низко кланяется Императору и мягким голосом произносит:       — Ваше Величество, целительница уже давно вас ждёт.       Ин Линхэ коротко кивает, а сам обращается к Чонгуку с мягкой улыбкой на лице. Он не боится выглядеть мягким, не боится, что таким его увидит враг, в конечном итоге, таким пушистым он может быть только с одним человеком, которого будет защищать даже ценой собственной жизни.       — Подождёшь меня? К старейшине не позволяется входить двум мужчинам.       Чонгук с улыбкой кивает:       — Конечно, я пока осмотрюсь.       Он не боится оставаться один. Чего ему бояться? Талань Батхада? Конечно, он внушает уважение и страх, но Чонгук точно знает, что нападать на него в клане Морозных Облаков никто не станет. Да и к тому же, люди не столь страшны, как призраки и мертвецы.       Тэхен уходит, а Чонгук думает о том, что хочет выпросить у местных сестриц немного копченого мяска!       Однако улизнуть парню не даёт Талань Батхад, заводя разговор:       — Без макияжа я всё равно вас узнал, Ваше Высочество.       Снова Высочество! Да блин, Чонгук ведь не Императрица, поймите уже!       Чон мило улыбается, а рот его, как и всегда, язвы сыпет:       — Я думал, Великого хана не интересуют мужчины.       Парень мог бы накликать своим длинным языком на себя беду, но вместо этого он лишь веселит Талань Батхада.       — Ха-ха-ха! Понимаю, что в вас нашёл Его Величество. Дерзки на язык и хороши собой — это ли не прекрасные качества?       — Я прекрасен, и я не отрицаю, — самоуверенно заявляет Чонгук.       Талань Батхад согласно кивает головой. Он и близко не похож на своего сына-Кабана, который ничего не может, а только кичится несуществующей властью. За ханом власть настоящая, он умный и опасный противник, даже Ин Линхэ признаёт его власть и силу.       — Составите мне компанию, пока Его Величество занят? — просит Талань Батхад Чонгука.       Чон же подозрительный, он соглашается с помощью лёгкого кивка головы, но сразу спрашивает:       — Хотите поквитаться со мной за сына?       Хан улыбается и даёт страже знак рукой не идти за ними. Хотя Чонгук знает, что у этого мужчины хватит силы переломить его шею одной рукой, зачем ему охрана? Ах, да! Для важности.       — С чего бы? — голос у Талань Батхада глубокий и успокаивающий. — Не будь я ханом, сказал бы Его Величеству спасибо за то, что отрезал этому ничтожному руку, — признаётся Талань Батхад, заставляя Чонгука удивлённо округлить рот от такого заявления. — Когда я отправил сюда сына, то приставил к лагерю великолепного лекаря из клана Морозных Облаков. А он над девушкой надругался, из-за чего бедняжке пришлось покончить с собой. Сегодня я здесь, чтобы принести извинения старейшине, ведь я не думал, что у этого болвана совсем нет мозгов. По законам степей его следует задушить, но лучше пусть живёт и страдает калекой, думая о своём поведении и вымаливая прощение.       Чон даже не знает, что ответить на эти слова Талань Батхада. Да они, в принципе, не знакомы, чтобы вести праздные беседы, поэтому Чонгук и близко не понимает, что ему говорить.       Мимо них пробегают девочки, веселятся, смеются, забавляясь со снежками. Одна из них спотыкается и падает прямо перед ханом. А Талань Батхад… мягко поднимает малышку, подбадривающе ей улыбается и просит на наречии клана Морозных Облаков: «Будь аккуратнее».       Чонгук в растерянности, он не знает, как ему относиться к хану.       — Думаете, что я жесток? — продолжает Талань Батхад. — Я жесток, — сам отвечает на свой вопрос, — я хан и должен одинаково относиться к проступкам и сыновей, и других соплеменников.       Парень качает головой, отвечая:       — Я думаю, что вы — очень сильный человек и совсем не похожи на своего сына.       — А вы, Ваше Высочество, совсем не похожи на Его Величество. Словно лёд и пламень.       Чонгук вздыхает и решает честно признаться:       — Я — не «Ваше Высочество», мы с Тэх… Его Величеством просто Император и слуга.       Талань Батхад удивляется, но вовсе не тому факту, что его водили за нос. В конце концов, хан был умным человеком и чутким, когда в степях Ин Линхэ тигром заступался за свою Императрицу не было даже сомнения в том, что эти двое пара.       — Очень странно. Почему вы не супруги? Вы ведь носите красные браслеты на запястьях.       Чонгук чешет затылок, коротко смеясь:       — Ах, это! — парень показывает свой браслет. — Это талисманы на счастье.       Талань Батхад с несколько мгновений серьёзно смотрит на Чонгука, ожидая, когда тот скажет, что это шутка. Но парень был серьёзен, и в конце смешно уже стало самому хану.       — Ха-ха-ха! Ах, Ваше Высочество, простите меня!       Мужчина всеми силами пытается прекратить свой «неподобающий смех», а Чонгук пытается понять, что он такого смешного сказал?!       — Ах, простите-простите! Скажите, сколько вам лет?       — Восемнадцать, — отвечает Чонгук, складывая руки на груди и выпрямляясь, чтобы казаться выше, чем он есть на самом деле. — На Новый Год будет девятнадцать.       — Вы из Кочосона?       — Да…       — Так странно, — Талань Батхад явно сдерживается, чтобы не засмеяться с наивности Чонгука. — Я кочевник и знаю обычаи жителей Центральных Равнин, но вы… Простите, Ваше Высочество, простите этого грубого мужлана! — Хан успокаивающе выдыхает и решает развеять самое большое заблуждение Чонгука. — Эти браслеты дарят новобрачным, считается, что связанные красной нитью судьбы души будут неразлучны каждое перерождение. Это знак чистой любви. Подумайте, но ведь даже ханьские свадьбы проходят в окружении красного цвета.       Чонгук застывает на месте, буквально замирает весь. Краска сходит с лица, в глазах мелькает неверие и ужас. Что он подарил Его Величеству? Что?!       Теперь становились понятны все эти взгляды Ин Линхэ, когда Чонгук показывал ему свой браслет и с умным видом вещал о «притягивает удачу», «талисман на счастье». На счастье молодожёнам.       — Что ж, мне пора, — с улыбкой говорит Талань Батхад, кивая на прощание. — Я надеюсь, что вы, Ваше Высочество, пригласите меня на свадьбу, потому что я буду ждать!       *****       У Чонгука в голове хаос. Кажется, его личные демоны сцепились в жёсткой схватке с тараканами, они молотили друг друга руками, ногами и хвостами, поднимали на рога и даже не брезговали подлыми методами, обливая ледяной водой или бросая друг друга в жерло вулкана. Да, в голове Чонгука происходило нечто катастрофически-феерическое, пока он отчаянно думал о том, какой он болван! Подарить Императору браслет для молодожёнов — это определённо было самым «умным» решением! И ведь говорил ему продавец что-то подобное, но Чонгук услышал только «на удачу» и запомнил только это.       К вечеру они снова вернулись на Северный Перевал. Ужинать всегда собирались перед большим костром, посреди двора, под звёздным небом. Что ж, раз звёзды видно на чистом небе, значит, завтра будет мороз. Хотя он уже покалывал на коже, но отступал под силой бесчисленного количества костров, разведённых тут и там, чтобы солдаты всегда могли согреться.       Обычно Чонгук носился вокруг костра рядом с господином Ли и воровал сочные куски мяса, обжигаясь, но не прекращая своего занятия. Сегодня он был притихшим, ел медленно, пережёвывая по сотне раз один кусок мяса. А взгляд его был устремлён на Ин Линхэ.       Император ведь изначально понял, что за браслет подарил ему Чонгук. Но почему ничего не сказал Чону? Более того, он мог бы принять этот подарок за приглашение, предложение стать… ближе? Они ведь делили вместе одну кровать, можно было бы намекать, даже если не действовать. Но Ин Линхэ не предпринимал ничего, одновременно с этим не снимая брачного браслета. Словно хранил его, словно ждал, что Чонгук однажды согласится принадлежать ему душой и телом.       — Нет аппетита? — мягко интересуется Тэхен, замечая, что Чон почти ничего не съел и более того, его расфокусированный взгляд смотрит в пустоту и мысли далеки отсюда.       Чонгук мягко улыбается:       — Кажется, я уже наелся.       Парень отставляет чашку, понимая, что ему ничего в горло не желает лезть.       Напротив Чу Сичэнь открыто пристаёт к Ся Нину, бесстыдно пристаёт, заставляя младшего генерала краснеть. Стратег не скрывает своего пристрастия к мужчинам и не боится бесстыдничать в открытую перед Императором. В конце концов, Ин Линхэ действительно наплевать, кто и с кем спит.       Только вот Ся Нин сопротивлялся и пытался избавиться от назойливого внимания Чу Сичэня.       — У меня есть жена.       — Я могу стать второй.       — Меня не интересуют парни.       — Зато меня очень интересуют, — Чу Сичэнь мягко смеётся и нежно обнимает Ся Нина за плечи, из-за чего мужчина заметно напрягается, но не сдаётся:       — Ты мне не нравишься.       — А ты мне нравишься, — мурлычет ему на ушко.       — Да мы почти не знакомы!       — Так давай познакомимся поближе!       — Я скоро уеду и связи на одну ночь мне не нужны.       — Можем и на ночь, и на утро, — бесстыдно предлагает Чу Сичэнь, нагло укладывая руку Ся Нина на своё бедро.       — Да что вам нужно?!       — Поцелуй меня!       — Что?!       "Что?!" — орёт и Чонгук у себя в голове, не веря, что Чу Сичэнь действительно при всех это сказал!       Зато стратегу наплевать на окружающих, рядом с ним сидит Ся Нин, и больше он никого не видит, и никто ему не нужен. Да никто и внимания на них не обращает, солдаты давно привыкли к бесстыжести Чу Сичэня.       — А лучше переспи со мной, — сладко шепчет на ухо Ся Нину стратег, с наслаждением наблюдая, как мужчина покрывается алым цветом. — Если мне не понравится, то я отстану от тебя.       Чонгук больше не смотрит и не слушает. Чу Сичэнь слишком уж прямолинейный! Но Чон неожиданно задумывается после его слов.       Что если ему самому не нравится Ин Линхэ, а он просто испытывает к нему тягу плоти? Чонгук ведь молодой, у него кровь кипит в жилах и на месте ему не сидится. А с Ин Линхэ он проводит всё своё время, они вместе едят, спят и путешествуют. Тэхен позволяет Чону делать всё, что угодно, делает ему комплименты и откровенно зовёт замуж. А Чонгук оболтус, молодой господин, который наслаждается жизнью, заигрывает с красивыми девушками и сам не против переодеться в одну из них. Желание плоти, в силу возраста, в парне очень сильно и вполне возможно, что Ин Линхэ ему вовсе не нравится, а он жаждет попробовать с ним… грани неизведанного? Как и сказал Чу Сичэнь: попробовать, чтобы узнать.       С этими мыслями Чонгук возвращается к себе, моется, даже стирает вещи, чего очень не любил делать. И всё это в молчании, в раздумьях. Он явно выглядит совсем на себя непохожим, но ему позарез нужно разобраться в себе и в своих демонах. Ведь если его чувства к Ин Линхэ — лишь зов плоти, то Чонгук ранит этим Императора. Даст надежду, а потом её отнимет.       Ему срочно нужно было всё выяснить, успокоить войну тараканов и демонов в своей голове и прийти к единому непоколебимому заключению.       Чонгук развешивает одежду рядом с очагом, запахивает белый ночной халат и уверенно движется к Ин Линхэ. Мужчина сидит в кресле и читает книгу, его влажные волосы откинуты на спинку, сохнут. Он в верхнем чёрном халате, соблюдает приличие в отличие от Чонгука (хотя Чон не видел смысла в приличие, потому что они спали на одной кровати!).       Ин Линхэ сосредоточенный и красивый. После купания он всегда выглядит проще, будто за долгий день снимает маску. Это не значит, что можно понять, что у него лежит на душе, однако Чонгук научился видеть за этими пустыми глазами эмоции и чувства. И это было отдельной темой, почему он не хотел по глупости дать Императору надежду, а потом растоптать его распустившиеся чувства.       Усаживаясь рядом на кровать, Чонгук вытягивается в струнку, всеми силами стараясь сократить расстояние между собой и Ин Линхэ. Он почти заваливается на стул мужчины, правда, Тэхен со своим характером этого даже не замечает. Зато Чонгук сверлит в Императоре дырки, пакостно улыбается и тянет:       — Ваше Величество!       — Мгм?       — Ваше Величество!       Ин Линхэ вздыхает, закрывает книгу и поднимает золотые глаза на Чона. А тот сияет довольной улыбкой, на него обратили внимание, на него обратили внимание!       — Что случилось?       — Переспите со мной.       Наступает короткая пауза. У Чонгука сердце больно бьётся в груди, он очень смело бросил свою просьбу, но смелым не был и близко, потому что ладошки потели, и внутри всё скручивало от незнания, как отреагирует на подобное Император! Если согласится, что ж… здорово? А откажет и… и что?!       Тэхен смотрит на Чонгука, раскрывает снова свою книгу и твёрдо отвечает:       — Нет.       — Ну, почему? — тут же возмущается Чон. — Я вам не нравлюсь? Не возбуждаю вас? Но тогда зачем вам делать меня своей Императрицей?!       — Потому что ты мне нравишься, а не потому, что я хочу с тобой переспать.       — Нравлюсь? То есть вы не любите меня?       Ин Линхэ поднимает глаза на Чонгука, смотрит в загнанную в угол от этого взгляда душу и отвечает:       — Влюблён.       Ну всё, Чонгук, ты попал!       — Тогда переспите со мной, чтобы я знал: мне нравятся мужчины или нет.       — Тебе не должны нравиться мужчины, — хмурится Ин Линхэ. — Только я.       Чона почему-то это веселит. Он почти полностью перебирается на кресло к Императору, почти садится ему на колени, обнимая за плечи, чтобы не упасть.       — Но я вот не знаю, нравитесь ли вы мне. В плане, вы красивый, хороший, надёжный, но вдруг я вас не люблю? Вы для меня как друг и родственная душа. Но вот возлюбленный… знаете, я ведь никого раньше не любил, поэтому не могу разобраться в себе.       — И поэтому решил со мной переспать?       Чону показалось или Император на грани бешенства?       — А как ещё я бы понял, что вы мне нравитесь? — возмущается Чонгук, хотя в пору возмущаться Ин Линхэ. — Если мы переспим, а мне не понравится, то понятно, что вы мне тоже не нравитесь.       — Ты хочешь положиться на чувства плоти?       — А нельзя?       — Можно, но я не стану заниматься с тобой сексом, — отрезает Тэхен.       — Может, тогда поцелуемся?       — Нет.       — Почему-почему-почему?!       Ин Линхэ вздыхает и объясняет точно маленькому ребёнку:       — Во-первых, ты несовершеннолетний, во-вторых, я не до конца понимаю твоё предложение и, в-третьих, зачем мне твоё тело, если ты не хочешь подарить мне свою душу?       Чонгук распахивает широко глаза и молчит. Он молодой и глупый, он желает понять всё и сразу, но при этом выбирает неверные способы, считая их истинной. Что плоть, собственно, может ему сказать? Понравится ли ему секс с мужчиной или нет? Но если тебе изначально не нравился этот мужчина, то ничего вместе с ним не понравится: ни секс, ни поцелуи, ни просто спать вместе на одной кровати. Сейчас не берём в расчёт дружеские узы, хотя… порой именно из дружбы вырастает любовь.       А секс… люди, которые ходят в весенние дома, просто утоляют голод плоти, проституток они не любят. Любовь складывается из мелочей, привязанность из желаний, а всё это вкупе сплетается в глубине души, связывая тебя и того, другого, крепкой алой нитью.       Любовь живёт в душе, порой её требует и тело, но она не рождается из желаний и интереса, а из чего-то непостижимого и сильного. Когда лежишь утром и смотришь на его спящее лицо, считаешь ресницы, наслаждаешься умиротворённым видом. Когда радуешься, что он поел больше, чем кашу; радуешься, что он пользуется твоим подарком и улыбается так искренне только тебе. Мелочи, что складываются в безграничную любовь. Об этих чувствах не хочется кричать, их хочется спрятать и уберечь, взрастить до чего-то огромного и превосходного.       Чонгук смотрит на Тэхена и не может поверить, что он… он кажется… Нет-нет-нет! Он ведь думал, что просто ему хочется Императора, он ведь не может… не может, да?       Чон крепче обхватывает Ин Линхэ за плечи и повторяет:       — Поцелуйте меня!       — Зачем тебе это?       — В романах пишут, что сердце должно затрепетать и бабочки родиться в животе.       Ин Линхэ смотрит на Чонгука и молчит. А Чон и так всё знает о себе: да, он не учит нормальные книги, а читает народное творчество. И что? Там, между прочим, такие истории! Не чета вашим умным трактатам.       — И это признаки любви?       Чон задумывается на мгновение, отвечая:       — Одни из, я полагаю.       — Я не буду целовать тебя из эксперимента.       Чонгук хитро улыбается:       — Боитесь, что я не испытываю к вам интереса?       — А ты испытываешь?       — Хочу узнать, — отвечает Чонгук.       И парень сам перехватывает инициативу в свои руки. Он буквально наваливается сверху на Ин Линхэ, целуя его! Точнее, назвать это поцелуем удаётся с трудом, потому что опыта у Чонгука не было никакого, а Тэхен ещё и сопротивляться начал! Ну, что за человек-то?!       Наслаждался бы поцелуем или хотя бы его жалкой попыткой.       В самый разгар битвы кто-то стучится в дверь, но ни один из мужчин этого не слышит, потому гость проходит на порог и там и застывает, глядя на обнимающуюся парочку.       Чу Сичэнь расплывается в неприличной улыбке, громко кашляет в кулак и только сейчас Чонгук понимает, что они не одни и точно ошпаренный отлетает от Ин Линхэ.       У Тэхена распорота губа, Чон постарался, конечно же. А ещё у Императора глаза горят золотом, и в них плещется желание покусать кролика в ответ, но уже в совсем других местах!       — Ваше Величество! — Чу Сичэнь следует этикету, но продолжает шибко довольно улыбаться, будто это его тут грыз в губы один сумасшедший кролик. — Прибыло письмо из дворца, Совет Министров просит вас вернуться в столицу.