Нить судьбы сияет алым

      Чёрные тучи затягивали некогда голубое небесное полотно. Голодными псами неслись над столицей, погружая её в беспроглядный мрак. Тьма оживала в каждой подворотне, больше не сдерживаемая тёплыми солнечными лучами. Со злой её пасти капала слюна, она глядела на все эти души, проживающие в Сяньяне, и уже лелеяла мечту по их уничтожению. Чёрные тучи так удачно создавали для тьмы простор действий, а зарядившие дожди и первые холода становились спутниками тёмной материи, поселившейся в городе и ожидающей сотню душ, принесённых ей в жертву.       В столице было слякотно, сыро, холодно и очень неспокойно.       Созданный министром Лю комитет по борьбе с государственным экономическим кризисом действовал быстро, и буквально через пару дней они представили Императору свою идею.       Во-первых, как думал Чонгук и многие при дворе, чтобы преодолеть нехватку денег в казне, следовало хотя бы на время повысить налоги. Мера вынужденная, но действенная, многим придётся туго, но тогда у государства будут деньги, чтобы, в случае необходимости, содержать армию и не дать врагам напасть на империю. Во-вторых, комитет предложил выпустить специальные государственные облигации и внедрить их на рынок. Таким образом, не произойдёт инфляция или гиперинфляции, рынок будет продолжать функционировать, что удержит экономику в балансе.       Обе идеи имели свои плюсы и минусы. План с облигациями казался очень хорошим, но проблема заключалась в том, что для того, чтобы внедрить их на рынок вместо привычных всем золотых монет, нужно было, чтобы эти бумажки кто-то купил. А кому нужна бумага, когда есть золото? Однако комитет подготовился и к этой трудности, они предложили Императору продать облигации купцам и видным чиновникам, занимающимся торговлей. В обмен же на подобную покупку после полного оборота и окупаемости средств, все те, кто купил определённое число облигаций, будут освобождены от годового налога. Сделка просто великолепная.       Но здесь имелась загвоздка. Дело в том, что в Сяньяне все торговые дома или игорные, питейные заведения и даже лавки румян принадлежали разным богатым чиновникам. А самая большая торговая сеть, распространяющаяся не только по столице, но и за её пределами, принадлежала Су Шаньлю — главному и самому влиятельному человеку в свите Ким ГоРам. Чтобы вынудить торговцев пустить в ход облигации, следовало уговорить этого человека купить львиную их долю и начать активно продвигать на рынке.       Конечно, сторонники Императора бы купили облигации, но как много? Большинство из них были производительными людьми, они не заботились о богатствах, хотя и бедны не были. Три-четыре человека могут купить облигации, но не могут обогатить ими рынок, чтобы сделать их полноценной единицей обмена. Да и Су Шаньлю, имеющий власть над каждой палаткой в городе, очень сильно мешал этому плану развиваться. На него давила вдовствующая императрица, а он давил на работников рынка. Можно было бы выпустить императорский указ, заставить пользоваться облигациями, но ситуацию это бы не спасло. Именно тогда Ким ГоРам тонко, но дерзко дала понять своему сыну, как тому добиться поддержки от Су Шаньлю.       Произошло это после очередного раунда утренних дебатов. Дело в том, что предоставленный комитетом по борьбе с экономическим кризисом план с облигациями некоторым казался бесполезным и невыгодным, из-за чего чиновники и министры устраивали многочасовые дебаты в тронном зале, каждый пытаясь доказать свою правоту Императору.       Нужно отметить, что Ин Линхэ, несмотря на концепцию «плыву по течению и будь что будет», слушал своих подданных очень внимательно. Однако ничего не предпринимал. Он разве что согласился на план с облигациями, чтобы не повышать налоги в стране, а в основном, как и сказал Чонгуку, отдыхал.       Состояние Императора было не очень стабильным, его болезнь и правда ударила по Ин Линхэ в самый неподходящий момент. Ситуацию скрашивала разве что настойка от великой старейшины поселения Морозных Облаков. Изначально Чонгук не заметил никаких изменений в поведении Императора, но затем тревожные черты в его характере начали появляться всё чаще и чаще.       Ин Линхэ был лишён чувств и желаний, но однажды, сидя в беседке и разглядывая тихий ручей, в который падали ленивые капли дождя, Тэхен шепотом поведал Чонгуку:       — Мне грустно, Сяо Гуки. Грустно, что приходится сражаться с моей матерью. Грустно, что она никогда меня не любила.       С обострением болезни у Ин Линхэ начали просачиваться наружу чувства, слишком сильные и неукротимые, они топили мужчину в себе. Чонгук видел, как Император принимает настойку по несколько раз на дню, а в столицу спешит гонец с Северного Перевала с ещё большим запасом лекарства. Снадобье купировало все эмоции Ин Линхэ, позволяя жить в своём привычном бесцветном мире. Но действие его не длилось вечно, эффект ослабевал из-за частого применения, и перепады в поведении Императора были заметны очень многим.       Не так давно он буквально вышвырнул из дворца всех чиновников и министров, которые устроили очередной раунд дебатов. В тот день Император был слишком раздражён и выдворил всех вон. На следующий день чиновники приползли с повинной, но, только её получив, снова закусились друг с другом. Но Ин Линхэ в этот день был пассивным, пока поданные грызлись и мерялись друг с другом своими силами, Император мирно сидел на троне и читал какую-то книгу, всем своим видом давая понять, что ему нет никакого дела до споров, пусть хоть головы поотрывают друг другу, он не сдвинется с места.       Необычное поведение Ин Линхэ заметили все, поняв, что Император болен. Но многие сочли это просто душевным расстройством на фоне болезни, привезённой с поездки в Северный Перевал. И только Ким ГоРам, на правах кровной матери Тэхена, знала тайну о болезни сына. И не постеснялась ею воспользоваться в своих целях.       Ещё с детского возраста Ин Линхэ Ким ГоРам знала, что сын перенял болезнь своего отца, лекари настаивали на покое мальчика в периоды обострения недуга и предупреждали не давить на психику, дабы не спровоцировать осложнений. Мальчик уже тогда пил настойки для укрепления духа, но под их действием становился слишком бесцветным, безжизненным. Хитрый и умный лис представал в виде слабого и больного зверя.       Ким ГоРам и представить не могла, что ей выпадет такая удача! Пока зверь болен — он опасен, но не так, как в здоровом состоянии. Можно диктовать свои требования, ставя выгодные условия.       И вот дождавшись дня, когда настроение Императора будет максимально стабильным и привычно тихим, Ким ГоРам сразу после утреннего собрания подошла к Ин Линхэ, чтобы поговорить с ним, так сказать, с глазу на глаз. Пусть свидетель и присутствовал всего один — Чонгук, но опасности он не представлял.       — Ваше Величество, ваша матушка, как вы и просили, ищет вам подходящую супругу. Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, однако, думаю, барышня Су Мянь будет идеальной кандидаткой на пост Императрицы.       Чонгук напрягся. И дело не в том, что он ревнует (а он ревнует), просто Ин Линхэ ведь утверждал, что никто не станет его насильно женить, а что получается? Именно к этому и вела вдовствующая императрица!       — Су Мянь — дочь господина Су Шаньлю? — император потирает виски, не глядя на мать, задавая вопрос.       Ох, понятно-понятно. Семья Су находится под крылом Ким ГоРам, это они владеют всеми торговыми палатками в Сяньяне и мешают обороту облигаций, не разрешая своим купцам принимать данную валюту. Ким ГоРам поступила очень умно, использовав власть семьи Су в своих целях. По сути, чтобы облигации стали полноценной валютой, нужно было, чтобы клан Су выкупил львиную их долю и внедрил на рынок. Но надавить на Су Шаньлю было невозможно, он был богатым человеком и весьма чистым на руку, найти на него что-то компрометирующее было тяжело, заставлять — неуместно. Конечно же, чтобы добиться его помощи нужно было дать что-то взамен. Возможность через брак приблизиться к императорской семье — отличный обмен.       Ким ГоРам расставила сети весьма умело.       — Именно так, — кланяется вдовствующая императрица. — Су Мянь — девушка милая, скромная, образованная и очень красивая. К тому же её семья благородна и богата, в сложившейся ситуации они могут нам очень помочь.       — Матушка, — Ин Линхэ продолжает, опустив голову, массировать виски, — вы ведь хотели выдать за меня дочь маршала Тянь Яньмэя.       Да не срослось у Ким ГоРам с маршалом. Тому были чужды богатства и власть, он понимал только силу, а вот в силе вдовствующая императрица Тэхену уступала. Максимум, что могла сделать женщина — рассорить Императора и маршала, для чего и придумала план с экономическим кризисом и несостоятельным принцем Ин Бинхэ, который погубил свою страну.       Чонгук боится Ким ГоРам всё больше и больше. Он даже не боялся Талань Батхада!       — Я рассматривала её кандидатуру, Ваше Величество, — с поклоном отвечает женщина, — но думаю, что девушке с подобным воспитанием будет очень тяжело влиться во дворец, сдать экзамены по этикету, дворцовым правилам и истории. К тому же, маршал Тянь, похоже, не хочет отдавать свою дочь во дворец.       Ин Линхэ хмурится, когда боль стреляет по нервным окончаниям и немеет кожа головы и вся левая часть лица.       Чонгук сразу замечает изменения в мимике Императора, понимает, что у того прямо сейчас обострялась душевная болезнь и мужчине требовалось сделать настойку. Но, к сожалению, Чонгук сейчас просто не может сорваться вперёд к Императору или тайно удалиться, чтобы приказать слугам скорее готовить настойку. Пока они в зале не одни, Чон просто гость Ин Линхэ и не смеет делать ничего, что бы противоречило дворцовому этикету.       Пересилив онемение половины лица, Тэхен всё же выдавливает из себя вопрос:       — И вы предлагаете барышню Су?       — Я понимаю, что вы очень заняты сейчас и ваше здоровье вас подводит, — Ким ГоРам видит, как сын потирает виски, но вряд ли осознаёт, как он уязвим в этот момент, — однако, если у вас будет свободное время, я могла бы пригласить барышню Су к вам на чай.       — На смотрины? Не нужно, я уже с ней знаком.       — И как она вам? Красавица, верно?       — Она действительно очень красива, — отвечает Император, а Чонгук скрипит зубами. — Однако, матушка, вы сами знаете, что девушки меня не интересуют.       — Ваше Величество, — Ким ГоРам давит, — сейчас стоит вопрос о сохранении гордости клана Ин и сохранении императорского трона за нашей семьёй. Облигации могут спасти казну и даже её обогатить до прежних размеров, однако, чтобы ввести их в оборот, нам требуется сильный союзник.       Чонгук мысленно хохочет. Какое лицемерие! Да это же вы тайно украли деньги из казны! Жаль, что у Чона не было ни одного доказательства своих слов.       — Сильный союзник — господин Су? — уточняет Ин Линхэ.       — Вы и сами это понимаете, — мягко улыбается женщина.       — Что ж, отлично, — вздыхает Тэхен и, выпрямляясь, убирает руку от лица, впервые глядя на мать бесцветным взглядом, — тогда пригласите барышню Су во дворец, если она сможет пройти все испытания, необходимые для Императрицы, так и быть, я рассмотрю её на роль своей будущей супруги.       *****       Ревность — чувство странное, не совсем логическое, скорее, тёмное, нежели светлое, хотя с точностью этот последний пункт нельзя рассматривать как истину. Люди говорят, что ревнуют только те, кто не уверен в ответных чувствах, но разве это так? Порой дело лежит в самом ревнивце, в его психологии. Он не верит в то, что вторая половинка действительно изменит, но подавить в себе чувство ревности не может. Оно как вирус, как нечто, что не поддаётся анализу и контролю.       Чонгук Ин Линхэ ревновал. Он понимал, что давно бы мог согласиться на предложение Императора, стать его второй половинкой и забыть о ревности, однако, в силу многих причин, медлил и тихо ревновал. Но, к удивлению, услышав недавний разговор Тэхена с вдовствующей императрицей, ревновать не стал.       Наверное, Чонгук просто понимал, что Су Мянь не интересна Ин Линхэ, а может дело было в том, что Императору неожиданно стало плохо. Он прекрасно держался в тронном зале перед матерью, которая если и заметила, как сын потирал виски, пытаясь избавиться от головной боли, то только злорадствовала. Чем быстрее Император станет недееспособен, тем быстрее она сможет прибрать всю власть к рукам. Тем временем Чонгук не питал иллюзий о власти и троне, когда он увидел малейшие мимические изменения в лице Тэхена, свидетельствующие о боли, он испытал только желание броситься к мужчине и спасти его от всех бед.       И по окончании разговора Тэхена с Ким ГоРам Чону такой случай предоставился. К тому моменту от боли у Императора настолько сильно онемела левая часть лица, что он даже моргнуть не мог, из-за чего глаз быстро начал слезиться и краснеть, но мужчина этого не чувствовал. Зато чувствовал почти катастрофическое бессилие во всём теле.       — Вы в порядке? — первое, что спросил Чонгук, когда они остались наедине,и никто не мог их подслушать.       — Да, — ответил Ин Линхэ, и сразу после из его глаз начали литься кровавые слёзы.       Кошмар Чонгука возвращался. В голове сразу всплыла сцена, когда он нашёл Императора в его кровати в подобном состоянии. Залитое кровью лицо, почти отсутствующее дыхание — всё это грозилось повториться прямо сейчас!       Сердце Чонгука колотится с удвоенной силой, крик застревает в горле, потому что парень ещё помнит, что лучше не привлекать внимания к болезни Императора, пусть уже многие и понимали, что Его Величество в последнее время явно не в себе. Найдётся много желающих, и вдовствующая императрица в числе первых, кто, узнав о недееспособности Императора на данный момент, попытается тут же устроить дворцовый переворот. В таком состоянии Его Величество представляет собой прекрасное лакомство, беззащитное и уязвимое. Если на дворец нападут, Чонгук не сможет защитить Императора, поэтому нужно было быть предельно осторожным и внимательным к деталям, даже когда парня кусал сильнейший страх за жизнь и душевное состояние Ин Линхэ.       — Не переживай, — криво улыбается Тэхен, увидев выражение лица Чонгука, — это всего лишь кровь — жидкость, которая есть у каждого в теле.       Чон никогда не поймёт эту беспечность, никогда не поймёт, как можно улыбаться, когда у тебя из глаз текут кровавые слёзы?!       А Император их ещё небрежно так смахивает, пачкая руки в красном, размазывая кровь по щекам ещё сильнее. У него так болит голова, что и зрение туманится, всё вокруг словно нереальное. Он лишь усилием воли заставляет вести себя как обычно. Потому что если упадёт от бессилия прямо в тронном зале, то эту новость на сотни ли разнесут. Тогда во дворец пожалуют эти шакалы, голодные до власти, а Ин Линхэ сейчас, в таком состоянии, в котором он прибывал, не сможет защитить Чонгука.       Парень хочет поскорее позвать госпожу Янь и попросить её приготовить для Императора лечебную настойку, но и оставлять Ин Линхэ одного не хочется. Хотя тот справляется прекрасно, ведёт себя, будто нет этой выедающей мозг боли, будто половина лица у него вовсе не онемела и кровавый кашель не подступал к горлу.       С каждым разом приступы всё сильнее и сильнее, стирают из памяти живые эмоции и чувства. Сначала обостряют их, чтобы те дикими зверьми впивались острыми клыками в каждую клеточку тела, изводили, выжигали и уничтожали душу! Чтобы противно было просто от понимания, что можешь в будущем испытывать эмоции, ведь за ними всегда следовала боль. И только после того, как душа достаточно настрадается, она снова оказывается заперта на замок, в ледяном замке без окон и дверей. В темноте, где было спокойно и хорошо.       Ин Линхэ думает, что однажды он не очнётся от своего кошмара и погибнет глубоко внутри него, съеденный собственным безумием. Но пока у него были силы бороться, он боролся. Пока у него было ради кого бороться, он боролся.       Дама Янь, увидев состояние Императора, поняла всё сама, спешно отправившись на кухню делать настойку для Его Величества. Чонгуку же хотелось суетиться, бегать, рвать на себе волосы и не находить места от нервов, но он держал себя в руках. Приказал принести ему горячей воды в покои Императора, отмыл того от крови, помог снять тяжёлые выходные одежды.       Всё это время Ин Линхэ вёл себя очень спокойно, расслабленно, будто ничего с ним не происходит. У него медленно немела и вторая половина лица, из-за чего совсем не получалось моргать, пришлось усилием воли закрыть глаза, потому что от напряжения они кровоточили всё сильнее и сильнее. Едкая боль выжигала до костей, и под конец Император уже не разбирал посторонних звуков. Только запах крови сильно бил в нос, неприятно, почти отвратительно.       С очередным приступом кашля ком крови, что стоял в горле, всё-таки выходит наружу, Ин Линхэ выплёвывает чуть ли не внутренние органы, заставляя Чонгука в страхе замереть на месте и что-то кричать слугам, Тэхен не слышал и не видел. Как только застой крови был сплюнут, Император погрузился в тяжёлый, полный боли и смутных видений сон.       Ин Линхэ снилась тьма, сколько он себя помнил, ему всегда снилась тьма. Но мужчина её вовсе не боялся, она была с ним с детства, не вредила, не пыталась искусить душу, она просто была рядом и всё. Как тень. Учитель говорил, что без света нет и тьмы, а потому даже чёрной стороне бытия не стоило придавать негативный окрас. В конце концов, всё решает человеческая душа, а не какая-то тьма, которая приходит во снах к человеку.       Но вместе с ней во снах обычно присутствовали и другие странности. Он видел там незнакомых людей в самой разной и порой причудливой одежде, они здоровались с ним, называя: «Ваше Величество», однако, осматривая свой халат, Ин Линхэ каждый раз отмечал, что на нём кроваво-чёрные одежды для жертвоприношений, а не императорское одеяние.       Потом ему всегда снился пустырь. Это было место далеко за дворцом и за пределами Сяньяна, пустырь этот носил название Око Мёртвых. Сюда прежние правители сбрасывали тела самых гнусных преступников, чтобы их рвали бродячие псы и плоть склёвывали птицы. Таких людей запрещено было хоронить в соответствии с принятыми нормами. Обычно сюда приносили тела государственных преступников или жестоких убийц. Также часто именно здесь происходила казнь, посредством расчленения. Другими словами, место это было отвратительным и ужасным. Здесь водились озлобленные духи, их тёмную ци Тэхен мог ощутить, даже находясь во дворце.       И именно Око Мёртвых всегда снилось Ин Линхэ, когда он попадал в состояние полубезумия от своей болезни. Что именно он делал там во сне, Император не знал. Вроде бы где-то впереди лежало чьё-то тело, над которым кружили вороны. Но картинка всегда менялась очень резко и одно тело превращалось в сотню, а потом уже сам Ин Линхэ лежал среди трупов и смотрел безжизненными глазами в серое небо, а над ним кружили птицы, радуясь новой жертве.       Сны странные и пугающие, но Тэхен не боялся. В конце концов, это просто сны, к тому же слишком сюрреалистичные и непонятные.       *****       Очнулся Ин Линхэ только на следующий день, к вечеру, когда у Чонгука уже нервы были на пределе и хотелось самому отправляться на Северный Перевал и везти сюда старейшину из деревни целителей, чтобы вылечила Тэхена. Но о том, что болезнь Императора не лечится, знали только двое: сам Ин Линхэ и та целительница. Тело вылечить можно, а вот душу — нет.       Всё время, что Император находился без сознания, Чонгук пробыл у его постели: следил за тем, чтобы мужчине не стало хуже, чтобы его поверхностное дыхание не пропало совсем. Вынужденный вызвать лекаря, Чонгук получил наставление: напоить Императора успокаивающей дух настойкой и следить за тем, чтобы он не замерзал. А укутанный в несколько одеял Тэхен был точно глыбой льда, у него был крайне слабый пульс, который взволновал даже старого лекаря.       Как сказал целитель, болезнь Его Величества прогрессировала. Кровь текла из его плотно сомкнутых глаз ещё с час, несильно, но несколько капель проступали под веками, из-за чего Чонгука буквально трясло в страхе. Как выяснилось, пить настойку нужно было ровно три раза в день, в последнее же время Ин Линхэ принимал её чуть ли не вместо чая, да иногда ещё смешивал с вином! Император пытался усилить обезболивающий эффект, но по итогу сильно вредил своему здоровью. Чонгук скрипел зубами на этих словах лекаря и обещал себе, что придушит Ин Линхэ, когда тот очнётся. Так ненавидеть самого себя — это надо уметь!       К счастью, в этот раз смерть прошла мимо Тэхена и уже к вечеру следующего дня Император очнулся. При этом всё произошло так тихо, что Чонгук даже не заметил этого, Ин Линхэ ведь даже голоса не подал, просто лежал с открытыми покрасневшими глазами и смотрел в потолок своей комнаты.       Чон же сидел совсем рядом, но был сильно увлечён чтением. И читал он расследование по делу о краже государственного имущества Ин Бинхэ. Чонгук никогда не проявлял подобного интереса, но он неожиданно понял, что в окружении Тэхена катастрофически мало людей, которые могут помочь ему, если произойдёт вот подобная ситуация и главный интриган свалится с болезнью, что будет делать Ин Бинхэ без помощи брата? Сможет очистить своё имя? А страна сможет и дальше процветать без неустанного надзора Священного Императора? Чонгук бы вспомнил и о хуннах, да только пока новость о болезни Его Величества доберётся до севера, Ин Линхэ успеет выздороветь, а то и жениться.       Заметил Чонгук пробуждение Ин Линхэ, когда тот слегка повернул голову, невидяще уставившись на парня.       Чон сразу встрепенулся, отложил на стол отчёт, но не поспешил звать слуг и лекаря, вместо этого он сам поддался ближе к Императору, чтобы в неярком свете фонарей лучше разглядеть мужчину. Чонгук молился на его пробуждение и сейчас, видя, что Его Величество очнулся и даже самостоятельно сел на постели, парень был до ужаса рад, но одновременно с тем встревожен, потому что взгляд у Императора был пустым.       Болезнь Тэхена связывала душу, лекарь предупредил, что если однажды Ин Линхэ очнётся другим человеком, то его недуг выиграл схватку с его душой.       Чонгук сглатывает вязкую слюну и как можно тише, но, чтобы услышал собеседник, спрашивает:       — Ваше Величество, как вы?       И с гулко колотящимся сердцем молится, чтобы опасность обошла стороной, чтобы Тэхен оказался сильнее своего недуга. Чтобы он очнулся самим собой, а не искажённой версией своей больной души.       — Всё хорошо, — хрипло отвечает Император и даже старается улыбнуться.       Сейчас улыбка выходит обычной, безэмоциональной и бесцветной, как и всегда, онемение отпустило лицевые мышцы, даже голова больше не болела. Напротив, в теле царила лёгкость. Ин Линхэ знал, к чему такие перемены: болезнь отступила. На время он снова здоров и полон энергии, чтобы набраться сил и начать свой адский спектакль во дворце. Спектакль, где он был хозяином-дьяволом всех этих придворных шакалов и скрытых за маской добродетели демонов.       Правда, Чонгук поклялся, что ноги переломает Императору, если тот ломанётся на фронт, как только очнётся! Нервы парня были на пределе и сдерживаться он просто не мог!       — Вы и вчера так сказали, а потом чуть не умерли! — шипит Чонгук, старается больше злиться, чтобы предательские слёзы счастья не покатились из глаз. Он ведь до чёртиков боялся, что каждый слабый вдох Императора может стать последним. Он и читать начал, чтобы мысли не душили его в этой проклятой тишине! — Даже придворный лекарь сказал, что ваши жизненные силы на исходе! Если вам было плохо, зачем нужно было проводить утреннее собрание?! Вы хоть представляете, каково было мне? Вы почти не дышали и не шевелились, ваше тело остыло, пульса не было! А я, между прочим, только понял, что вы мне нравитесь, и вот вы собрались умереть! Так не честно, вы не должны так поступать! Теперь ответственность за мою ориентацию целиком и полностью лежит на вас, так что не смейте умирать!       Чонгук выпалил это всё на одном дыхании, упрямо смотря в тускло-золотые глаза напротив. В глаза, чей владелец услышал только одно:       — Я тебе нравлюсь?       Всё мимо ушей пролетело! Ругай-не ругай, а результат будет один: Император продолжит не заботиться о своём здоровье. Он вообще только очнулся, его мозг работает пока что плохо, а зрение очень затуманено, Чонгука он почти не видит, но только слышит. Из-за своей врождённой болезни по наказу отца Ин Линхэ блестяще научился делать вид, что с ним всё в порядке, никто не мог уличить его во лжи, никто, кроме Чонгука, который подобрал ключи для замёрзшей и запертой во льдах душе.       Чон вздыхает и давит на плечи Ин Линхэ, намекая, чтобы Император лёг и отдохнул ещё. Тот, к удивлению, легко подчиняется. Лежит смирно, смотрит в никуда, что сразу даёт Чонгуку представление о том, что Ин Линхэ ещё не восстановился, хоть и сказал, что с ним всё в порядке.       Парень со вздохом накрывает Тэхена одеялами, очень плотно его укутывает, помня указ лекаря. Проверяет температуру, дотрагиваясь ладонью до ледяного лба. Этот мужчина хоть когда-нибудь бывает тёплым?!       — Я говорил, что подумываю дать вам шанс, — наконец отвечает парень, — но учитывая ваши суицидальные наклонности, даже не знаю, как и поступить. — Чонгук ворчит, но это его привычное состояние.       Тэхен апеллирует к фактам и это тоже совершенно обычно:       — Когда я отправлялся на собрание, всё было в порядке.       — Не злите меня! — рычит Чонгук. — Если я в следующий раз скажу вам остаться, потому что вы болеете, значит, вы останетесь, выздоровеете и только после будете плести свои паучьи сети.       — Женушка вернулась, — улыбается Ин Линхэ.       Чонгук хмыкает, задирая подбородок:       — Я ещё не ваша женушка. Вам надо хорошенько постараться, а особенно в умении слушаться меня.       — Разве я не слушаюсь тебя? — спрашивает Ин Линхэ и выглядит таким невинным в этот момент.       Однако непростой вопрос. С одной стороны, Чонгук был чуть ли не единственным, кто имел власть над Императором, мог его просить о всяком, уговаривать на безумства или даже осмеливаться приказывать Его Величеству. Но существовали вещи, которые Тэхен наотрез отказывался для Чона делать.       — Нет… — тянет парень, — ну, иногда, но не всегда. Тогда я сказал вам: «Поцелуйте меня», а вы отказались. — Чонгук дует губы и складывает руки на груди.       — И мой Сяо Гуки мелочно это запомнил? — Ин Линхэ криво улыбается.       А Чонгук вспыхивает:       — Да, я мелочный и не забуду вам ни одного проступка! Знайте и бойтесь!       Император тихо смеётся и просит у Чона чашу с водой. Во рту привкус лекарств, горло пересохло, но не напоминало пустыню. Значит, пока он был без сознания, его поили водой и лекарствами. И делал это Чонгук, который за этот день узнал о медицине больше, нежели за всю свою жизнь.       Выпив полную чашу воды, Ин Линхэ глубоко вздохнул, сам обратно улёгся под одеяло (надо же каким стал прилежным!) и, глядя на Чона всё ещё плывущим взглядом, спросил:       — Как долго я был без сознания?       Чонгук тоже вздыхает, но скорее с облегчением, потому что его кошмар закончился. Точнее закончился только один, а второй набирал силу.       — Ровно сутки, — отвечает парень.       Ин Линхэ едва заметно хмурится и следующим вопросом заставляет Чонгука рычать от бессилия:       — Что произошло во дворце?       — Я знал! Я знал, что вы снова возьметесь за дела! Вы же сказали, что ничего не будете делать!       — А я и не буду, — улыбается Ин Линхэ, — но мне важно быть в курсе последних событий.       Да, наверное, Император прав, потому что узнать о том, что сейчас творится во дворце ему стоило.       Ким ГоРам узнала о том, что сын находится без сознания. Слуги рассказали или лекарь оговорился — не понятно. Во дворце и так было душно жить, но с момента, как вдовствующая императрица ощутила вкус власти в руках, Чонгуку было банально страшно выходить из императорской опочивальни. Всего день прошёл, но Ким ГоРам развернула бурную деятельность. Она пользовалась недееспособностью сына, чтобы даже после того, как он придёт в сознание, уже ничего не мог предпринять.       Буквально сегодня утром во дворец приехала Су Мянь. Евнух Императора доложил Ким ГоРам, что Его Величество занят и не сможет встретить гостью, но женщина знала правду. Потому лично встретила Су Мянь, которая должна была пройти во дворце обучение и сдать экзамены на должность будущей Императрицы: этикет, поведение, история, совместимость гороскопов и много-много чего ещё.       Ким ГоРам серьёзно надеялась выдать Су Мянь за Ин Линхэ и взять власть над сыном. Чонгука это всё пугало, но он понимал, что Император не даст себя насильно женить, у него должен быть план, как бы он ни пытался показать свою бездеятельность все эти дни.       Чона разве что успокаивал тот факт, что императорский павильон охранялся Ся Нином всё это время, иначе Чонгук бы подозревал каждого солдата в сговоре с вдовствующей императрицей.       — Ваша мать узнала о вашем состоянии, — отвечает Чон, — она привела во дворец Су Мянь. И ещё Ся Нин сказал, что вчера вечером она встречалась со своими министрами и чиновниками по какому-то делу. Кажется, она собирается идти в наступление.       — Вот видишь, всё идёт на пользу! — Бодро подвёл итог Ин Линхэ.       У него зрение помутнённое, но потому, что он спокойно не лежит под одеялом, Чонгук догадывается, что Императору не терпится начать самому плести свои интриги. И у Чона от этого осознания рык поднимается по горлу, выходя звучным совсем не кроличьим рычанием.       — Я вас сейчас ударю! Вот, правда, ударю! На пользу идёт! Ага, да! Ваша болезнь, да на пользу! У-у-ух, терпения моего не хватает на вас! Итак, запоминайте: настойку пить три раза в день — не больше, не меньше, отдыхать, спать положенные девять часов в день, есть разнообразную пищу, употреблять больше орехов и мяса, стараться не нервничать и вести спокойный образ жизни! Так лекарь сказал, и так я вам говорю, — Чонгук сверкает карими глазами. — Не будете меня слушать, просто сразу идите лесом. Я не хочу ещё раз сидеть у вашей постели и считать ваше дыхание, боясь, что вы можете умереть в любое мгновение!       Чонгук ставил условия самому Императору и даже не краснел.       Ин Линхэ же только улыбался на это, точно довольный кот, объевшийся сметаны.       — То есть это твои условия, при соблюдении которых ты станешь моей Императрицей?       — Не стану! — вспыхивает Чонгук, а потом мягче добавляет: — Но подумаю.       — Если моя женушка будет помогать мне следовать режиму, то я, конечно же, буду прилежно его слушать!       Боже, как же хочется порой ударить Императора!       — Не ваша женушка! — ворчит Чонгук. — Но я запомнил ваши слова. Сейчас принесу рис с фаршем, и только попробуйте всё не съесть!       *****       Как выяснил Чонгук, Ся Нин был не только младшим генералом, военным человеком, он был хитрющим и всеведущим человеком, который сидел дома, но был везде и всюду, всё про всех зная.       Так именно он поведал о том, что с обучением у Су Мянь дела обстоят туго. Она хорошо знала домашние правила и этикет, но история и искусство не были её сильной стороной, да к тому же у девушки из-за нервов начались проблемы с кожей, что ставило её кандидатуру под вопрос. Однако вдовствующая императрица, являясь главой внутреннего двора, спускала девушке всё с рук, давая ей бесконечное число шансов, которых у Су Мянь быть не должно было.       Правда, Ин Линхэ не особо волновали дела «возможной Императрицы». Для верности он продолжал играть слабого и хилого, болезненного Императора, у которого помутнение рассудка и который на данный момент с трудом ведёт государственные дела. Он отлично отыгрывал свою роль на утренних собраниях, да и при Чонгуке оставался тем ещё бесстыдником! Мог запросто попасть стрелой в цель с закрытыми глазами, а перед Чоном продолжал изображать больного, чтобы парень о нём заботился, его оберегал, опекал, кормил и читал сказки на ночь.       Бесстыдник!       Правда, если бы всё это Чонгуку не нравилось, он бы уже давно задрал подбородок и ушёл от Императора. Но парня всё устраивало, а проводить больше времени с Ин Линхэ было настолько привычно и приятно, что стало словно сортом тяжёлого наркотика. Чонгук всё ещё путается в своих чувствах, не до конца их понимает, но знает одно: без Ин Линхэ он своей дальнейшей жизни уже не видит.       Император же продолжал ничего не делать и только наблюдать, как его мать готовится нанести удар. Хотя на самом деле это лишь казалось, что Тэхен ничего не делает. Он изучил все документы по поводу дела в Чжэцзяне, по каналу кисен связался с весенним домом в Ханчжоу. Сам Император не мог отправиться в Чжэцзян, иначе бы это вызвало сотню вопросов, да и все следы тут же бы подчистили. Именно поэтому Тэхен с помощью девиц из борделя пробрался в поместье Чэнь Чжаосина и выкрал оттуда счётные книги провинции Чжэцзян. Проверить их необходимо было как можно скорее, именно поэтому в Чжэцзян выехал маршал Тянь Яньмэй. Включая, что именно он схватил в провинции пиратов, его туда визит не казался чем-то необычным. И очень удачно именно в это время Чэнь Чжаосин находился в столице, явно собираясь стать свидетелем восхождения на трон вдовствующей императрицы.       Одновременно с этим Ся Нин шпионил за каждым в столице, а Чонгук, которому понравилось работать с Императором ещё на Северном Перевале, тоже помогал этому бесстыднику, играющему больного.       Для всех вокруг Ин Линхэ выглядел бездеятельным правителем, страдающим от недуга, а на самом деле его паучьи сети плотно обвивались вокруг своих врагов. Чонгук тогда и понял, почему Тэхен позволил ситуации так далеко зайти: Император собирался разом избавиться от самой опасной половины своих врагов. Когда те ощутят слабость тигра, сразу начнут действовать, забывая, что у этого зверя есть лисьи хвосты.       Чонгук изучил отчёт господина Лю, ещё когда Ин Линхэ лежал без сознания. Министр был человеком честным и компетентным. Он собрал только факты в деле о краже средств. Но ситуация всё равно выходила такой, будто Ин Бинхэ украл из казны деньги. Несмотря на богатство семьи Ин, у каждого её члена были свои сбережения. Конечно же, Ин Линхэ был самым богатым, следом шла его мать, хоть и не носила фамилию Ин, и далее был Ин Бинхэ. Как младший в семье и как даос он больше придавал значения духовному развитию и, как понял Чонгук, бюджет принца был… нулевым. Он получал деньги от своего брата, Ин Линхэ готов был отдать ему буквально всё, пусть и ничего не требовал. Именно отсюда и возникла проблема с тем, откуда «нищий» принц взял деньги на строительство храма в Сычуани?       Вдовствующая императрица отлично всё продумала, даже работников из Сычуани подговорила ко лжи. А Чонгук не сомневается, что именно Ким ГоРам взяла деньги из казны. А чтобы её следы было не найти, она через подставную счётную книгу спрятала средства в Сычуани, начав строительство храма под именем Ин Бинхэ, но строительство не будет закончено из-за скандала, а деньги уже «отмыты».       Умный план, Ин Бинхэ никак не доказать свою невиновность, правда, Тэхен Чонгука успокаивал и говорил, что всё будет в порядке и его брат не пострадает. Этот хитрющий лис был в несколько десятков раз опаснее своей матери. Вся война — это ложь. И во время этих событий во дворце Чонгук впервые понял значение этой фразы. Никто не был честен, никто не играл честно.       Буквально через пару дней после окончания болезни Ин Линхэ, а лучше сказать: её потухания на неопределённый срок, Тэхен уже лениво двигал небеса, сам закрывая солнце, играя в вейци самую сложную партию, которую когда-либо видел Чонгук.       Ин Линхэ не желал сидеть без дела, при этом, как и обещал, он следовал режиму своего лекаря: ел, спал и отдыхал, хотя Чонгук со вздохом понимал, что даже во сне Тэхен стопроцентно продумывает свои шаги и плетёт запутанную паутину, ловя в неё придворных мошек.       Ким ГоРам бдительности не теряла, однако стала менее мнительной, что явно было на руку Ин Линхэ. Женщина даже осмелилась через пару дней прийти к сыну, справиться о его здоровье и очень жирно намекнуть, что, как только Император выздоровеет, можно начинать готовиться к свадьбе. Су Мянь было тяжело с историей, но она справлялась, даже императорский евнух, присутствующий при сдаче экзаменов, докладывал, что девушка хоть и несовершенна, но упорна. Это заставляло даже Чонгука мысленно уважать Су Мянь.       После очередного раунда утренних дебатов по поводу экономики и очередного жужжания Ким ГоРам насчёт свадьбы, Ин Линхэ, оставшись наедине с Чоном, сказал только короткое:       — Пора.       И этим же вечером Император в простых чёрных одеждах, в сопровождении Ся Нина и Чонгука отправился в весенний дом, чтобы провести тайную встречу. Место Его Величество намеренно выбрал шумное и полностью подконтрольное ему. Кисен могли казаться распущенными и продажными, но так только казалось, они были очень верными. Ин Линхэ, заручившись их поддержкой, всячески помогал женщинам, весенний дом к тому же отлично охранялся, всякие «жирные ублюдки» не имели здесь власти, так как хозяйка сразу всех предупреждала, что разбираться с хозяином весеннего дома никто не захочет. Император бы не появился на сцене сам, но прислал бы солдат, и те порубили бы подонка на фарш. Другими словами, все дома кисен в столице и многие за её пределами были верными помощниками Ин Линхэ, именно поэтому Император выбрал местом встречи это заведение.       С кем он встречался? С Су Шаньлю. Даже Чонгук удивился, зачем Тэхену встречаться с подручным псом Ким ГоРам? Он ведь разболтает ей, что Ин Линхэ притворяется больным, и тогда вся маскировка пойдёт к чёрту! Правда, Тэхен об этом совсем не переживал. Он знал, что эта псина не разболтает правду о состоянии Императора никому.       Су Шаньлю пришёл на встречу не один, с охраной, как и полагается человеку его положения. Не то чтобы он рассчитывал на то, что на него нападут, но решил, что предупреждён, значит, вооружён.       На самом деле мужчина думал, что идёт на тайные переговоры с Ся Нином, потому что именно тот позвал его сюда. Какого же было его удивление, когда в глухо изолированную комнату вошёл сам Император, да к тому же цветущий, точно груши по весне! И никакой болезни. Было ясно, что правитель всех дурил.       Су Шаньлю поспешно даёт знак руками своим охранникам, чтобы остались за дверьми. Фактически, с его стороны будет невежливо держать вооружённых людей в комнате на переговорах с Императором. За подобную вольность можно было лишиться даже головы.       В то же самое время Ся Нин также остаётся за дверьми, он сторожит, чтобы Его Величество никто не подслушал. А вот Чонгук в этой постановке участвует чисто из любопытства и исполняет роль придворной дамы Императора. В любом случае, опасностью от него не веяло, а потому Су Шаньлю даже внимания на парня толком не обращал.       Мужчина весь расплылся в ненужной почтительности, буквально падая на колени и всем видом выдавая в себе преданного подданного.       — Ваше Величество!       Ин Линхэ же был, как и прежде, холоден, спокоен и властен. Он даже не посмотрел на Су Шаньлю, валяющегося на полу, проходя мимо него и садясь за чайный столик. Болезненный вид Императора, который представал перед министрами и чиновниками в тронном зале, совсем не вязался с этим величественным мужчиной. Драконом в тигриной шкуре с девятью лисьими хвостами.       — Встаньте, — холодно бросает Ин Линхэ, — мы здесь не с официальным визитом.       Мужчина сразу поднимается, слишком заискивающе улыбается и даже предлагает Императору чая, но тот отказывается.       Чонгук видит, как в глазах Су Шаньлю лихорадочно метаются мысли. Он попал в затруднительное положение, не зная, зачем вдруг понадобился Императору. Являясь подручным псом Ким ГоРам, Су Шаньлю являлся также прямой целью нападения со стороны Ин Линхэ. Но что задумал Император, пока не ясно. Если бы он что-то раздобыл на министра Су, то пришёл бы явно не один, да и не стал бы встречаться тайно с мужчиной. Значит, разговор конфиденциальный, пусть его и слышит мальчишка из Кочосона.       — Признаться, — Су Шаньлю кряхтит, усаживаясь на стул напротив Императора, — я думал, что со мной хочет встретиться господин Ся.       — Это я его попросил вас позвать, — спокойно отвечает Ин Линхэ.       Министр улыбается и отмечает:       — Я вижу, что Ваше Величество в добром здравии.       — А вы разочарованы? — голос у Императора тихий, вкрадчивый, опасный.       Он сейчас и вовсе не похож на больного зверя, коим выглядел до того. Опасный хищник, способный разорвать когтями и вырвать внутренности зубами. А рядом с Чонгуком снова будет изображать умирающего, лишь бы парень за ним ухаживал и оставался с ним на ночь.       — Нет-нет-нет-нет-нет! — Су Шаньлю аж бледнеет от подобных слов. — Что вы, что вы?! Я очень рад, я…       Но у Ин Линхэ нет времени или желания выслушивать лживые речи. Каждый министр и чиновник в этой стране был бы рад смерти Императора, ведь тогда их шанс взойти на трон увеличился в несколько раз. Не обязательно Ким ГоРам станет Императрицей, если её власть будет нестабильной, то её место займёт тот, кто получит лучшую военную поддержку, чтобы держать других в страхе. Так что все пожелания Императору долгой жизни — просто очередной фарс.       — Перейдём к делу, — прерывает мужчину Ин Линхэ, — господин Су, почему вы так сопротивляетесь внедрению облигаций на рынок?       Кажется, у мужчины сейчас с плеч точно гора упала. Он думал, что Император накопал на него что-то, что пришёл этим шантажировать, а он просто хочет поговорить про облигации, потому что знает, кто сдерживает их распространение на рынках не только столицы, но и многих других городов. Обычный экономический разговор, шкура на Су Шаньлю после этого останется по-прежнему цела.       — Ваше Величество, но ведь вы и сами понимаете, что это не надёжная единица обмена. Продавцы не хотят ею пользоваться, как я могу их заставить?       — Думается мне, что вы попросту не хотите, — вздыхает Ин Линхэ, складывая руки перед собой в замок. — В Лояне обмен идёт на ура и все счастливы. В Лояне семья Ся помогает Императору, а вот в Сяньяне семья Су препятствует. Купившим облигации не нужно будет платить налог целый год, а у вас ведь не мало имущества, вы бы сэкономили много денег.       Ин Линхэ жутко улыбается, настолько жутко, что даже у Чонгука мурашки ползут по спине, стараясь покинуть своего хозяина и пределы этой, оказывается, очень тесной комнаты.       — Но что значат ваши желания, когда моя мать запрещает, верно? — Тэхен выглядит словно сочувствующим, но лишь выглядит, потому что посочувствовать кому-то никогда не сможет. — Всё-таки собака не тявкает, пока не разрешит хозяин.       Су Шаньлю понимает, что говорит с Императором, но не желает слушать в свой адрес оскорбления.       — Ваше Величество!..       Ин Линхэ откровенно наплевать на чувства другого, чужого человека, к тому же своего врага. Он всегда говорил, что думал, даже если это откровенные оскорбления. В силу статуса ему было положено себя вести как вздумается, и пусть этой привилегией мужчина не пользовался, однако порой мог запросто сказать что-нибудь язвительное другому человеку, зная, что в ответ на него даже руку не смогут поднять, не то чтобы оскорбить.       — Внедрите облигации на рынок Сяньяна — это моё условие, — холодно обрывает мужчину Император.       А затем в его золотых глазах с треском сталкиваются два айсберга, трещат льды и воют воды, в которые падают массивные гиганты. Там разворачивается настоящее безумие, но Император сам и являлся олицетворением слова «безумие». Он криво улыбается, словно даже довольно, но улыбка эта совершенно неискренняя, ненастоящая, он клеит её, потому что пытается хоть как-то соответствовать обычным человеческим эмоциям. Но за этим желанием умирает искренность улыбки, и выглядит мужчина поистине жутко.       Комната окрашивается в оттенки морозного холода.       Су Шаньлю не понимает, с чего такие перемены в настроении Императора, он, более того, не может его видеть, потому что Ин Линхэ точно хищник обошёл добычу, встав за её спиной. Но министр ощущал, как волны опасности расходились от Императора, топя в себе всю былую уверенность мужчины.       — Ваша единственная дочь сейчас находится в моей власти, во дворце, вы же ещё хотите её увидеть живой и невредимой? — вкрадчиво интересуется Ин Линхэ.       Су Шаньлю крупно вздрагивает, понимая, куда дует ветер.       Даже Чонгук округляет глаза. Тэхен сказал, что идёт на встречу с министром, чтобы вывести его из игры, но Чон не знал, какими именно способами воспользуется Император. Шантаж может где угодно звучать в негативной окраске и порицаться. В политике же нет таких средств, которые можно было бы считать бесчестными. Вся политика — бесчестна.       Ин Линхэ тихо усмехается, безумно, устрашающе:       — Не думайте, что Ким ГоРам поможет вам и выведет вашу дочь из дворца, она имеет власть над внутренним двором, а я над всей Цинь. Если ваша дочь сбежит, это будет считаться государственной изменой и её казнят, как и всех её родственников. Говорят, во дворец легко войти, но невозможно выйти. Это не просто слух.       Су Шаньлю упёртый мужчина, достаточно жадный и верный Ким ГоРам, верный возможности занять важный пост при дворце, выше министра, равный чуть ли не силе Императора. Но также у него всего лишь одна дочь, даже сыновей нет. После своей болезни мужчина стал бесплоден и очень дорожил своей дочерью Су Мянь.       — Сколько облигаций вы хотите, чтобы я купил? — вздыхает министр, вынужденный признать поражение в этой битве.       — Все, что выпущены на данный момент, — Ин Линхэ всё ещё стоит у мужчины за спиной, и этот взгляд хищника способен всю комнату превратить в охотничьи трущобы дракона. — Объявите об этом завтра на утреннем собрании, а через два дня я ожидаю, что все чиновники и министры моей матери последуют вашему примеру. Иначе получится как-то не слишком красиво, — смеётся бездушно Ин Линхэ и направляется к двери, маня Чонгука следом за собой. — Кстати, знаете, какая казнь ждёт предателей?       Тэхен специально останавливается, желая пояснить свою позицию. Если Су Шаньлю попытается вывести Су Мянь из дворца, используя помощников или силу, то его дочь автоматически станет предательницей. Она вошла во дворец, дабы служить Императору и покинуть его могла только по личному разрешению Его Величества, в другом случае, её вольность считалась бы предательством дракона.       Ин Линхэ довольно улыбается, пугающе, медленно продолжая растягивать слова:       — Знаете, конечно. Предателей ждёт расчленение. Но сначала узников пытают, палач у меня очень искусный, все инструменты ржавые да тупые, так что адские муки будут длиться целую вечность.