Нить судьбы сияет алым

      Уже давно в Цинь не было такого громкого скандала, распространившегося от восточных морей до гор запада и обсуждаемого на каждом углу. Чиновники пытались убить Императора, ворвались во дворец, вынуждая Его Величество отречься от трона! Да что там чиновники?! Сама мать Императора взяла на себя грех, пытаясь убить сына! Неслыханная дерзость и полное отсутствие материнской любви и преданности, всё поела жадность, всё сгнило.       Всех министров и чиновников, которые во время захвата дворца перешли на сторону вдовствующей императрицы лишили должностей, изъяли имущество и отправили в качестве наказания на работу на соляные шахты. Все наёмники Ким ГоРам были воспитаны в строгой дисциплине, они слушали исключительно приказы одного человека. Куда их пристроить, кроме как казнить, — было проблемой, которую заключённые сами решили, устроив массовое самоубийство. Для профессиональных наёмников конец всегда один — смерть если не от руки врага, так от собственной руки.       Тяжелее всего было решить, что делать с Ким ГоРам и Су Шаньлю. Они изменщики, государственные преступники, по закону их должна была ожидать только казнь. Однако Су Мянь помогла Ин Линхэ в его замысле, что становилось для министра смягчающим обстоятельством.       Император уже собирался лишить семью Су всех должностей и изъять незаконно полученное имущество, оставив для госпожи Су и её дочери лишь загородный дом, чтобы женщинам было где жить. Однако накануне вечером, перед принятием этого решения, Су Шаньлю попытался сбежать из темницы и убить Императора. Его судьба как предателя была предрешена, мужчину вздёрнули на городской площади перед сотней зевак.       Ситуация с Ким ГоРам была не проще. Ин Линхэ собирался безжалостно отправить матери яд, чтобы она покончила с собой, сохранив достоинство. Однако против такого решения выступали сразу два аспекта. Первый из них моральный, а второй государственный. Государственный заключался в том, что если Ин Линхэ казнит Ким ГоРам, то это только больше укрепит в сердцах людей предрассудки насчёт Кочосона, ведь вдовствующая императрица была родом из другой страны. Но это не было такой уж глобальной проблемой, в конечном итоге, у Императора смешанная кровь, и никто не посмел бы устраивать беспорядки.       Ин Линхэ собирался казнить свою мать.       Но вторым, что сдерживало Императора, были люди вокруг. Его родные люди. Наставник, брат, Чонгук и даже маршал Тянь Яньмэй просили Его Величество подумать о своём решении.       — В конце концов, это ваша мать, — вздохнул Шэнь Юань в числе немногих пытавшийся отговорить Ин Линхэ от поспешного решения, — лучше не брать грех на душу. Отправьте её в монастырь, лишив всех титулов, сошлите на север или в южные горы к буддистским монахам, живущим в отшельничестве, но лучше сохраните этой бедной женщине жизнь.       Наверное, Ин Линхэ не хотел никого слушать в этом вопросе. Он не испытывал к матери никаких чувств и рационально считал правильным убить предательницу. В то же самое время почему-то все вокруг пытались его отговорить от этого шага, чего Ин Линхэ никак не понимал.       — Вы будете сожалеть, — в один из вечеров сказал Чонгук, приготавливая Императору его лекарство. — Если вы казните свою мать, то однажды пожалеете об этом. Пусть вы с ней и враждуете, пусть она и пыталась вас убить, она остаётся вашей матерью даже в таком случае. Ваша душа от этого будет страдать, может вы и не почувствуете этого в силу отсутствия эмоций, но однажды к вам придёт осознание того, что вы сделали, но исправить вы уже ничего не сможете.       Чонгук ставит на стол перед Императором чашу с насыщенным отваром из лекарственных трав. От неё вьётся вверх пар, этот отвар нужно принимать только горячим для лучшего эффекта. А Ин Линхэ медлит, с задумчивым видом смотрит в чашку на своё расплывающееся отражение.       — Почему все меня пытаются отговорить? — наконец спрашивает Император, поднимая взгляд золотых глаз на Чонгука.       И глаза у Ин Линхэ на самом деле наивные, пусть и принадлежат настоящему дьяволу, он, как и предполагал Чон, не испытывает эмоций, собираясь казнить мать, и просто не понимает, что должен грустить в такой момент. Любой бы грустил, но у Тэхена нет чувств. По сути дела, для него чужие жизни, как и своя собственная, не значат ничего.       — Мне почему-то кажется, что если я оставлю мать в живых, то случится беда.       — Вы можете отправить её в монастырь на западе бывшего Шу, — предлагает Чонгук. — Там горы, безлюдная местность, буддистские монахи живут отшельниками. Фактически вдовствующая императрица будет наказана, но при этом останется жива.       Чонгук двигает чашку с отваром ближе к Императору, намекая, чтобы он пил, пока не остыло.       — Не берите на себя грех, после которого будет уже не отмыться, — вздыхает Чон. — Продолжайте её ненавидеть, но не идите на крайние меры. Сын, убивающий мать, — даже звучит ужасно.       — У меня нет к ней ненависти, — отвечает Ин Линхэ, спокойно выпивая раскалённую лаву из чашки в несколько глотков, — однако я думаю, что мать меня всегда ненавидела. Я похож на отца, а за отца её выдали насильно.       Чонгук снова вздыхает и гладит Тэхена по шелковым волосам. Золотые глаза снова поднимаются и смотрят прямо в душу Чона. Император хитрющий лис, демон для многих, но при этом такой до невыносимого наивный на самом деле, не понимающий простых вещей. Не испытывает эмоции, потому и людей вокруг не понимает.       Чонгук мягко улыбается, цитируя:       — «Нужно осуществлять недеяние, соблюдать спокойствие и вкушать безвкусное. Великое состоит из малого, а многое — из немногого. На ненависть нужно отвечать добром».       Ин Линхэ усмехается:       — Откуда знаешь учение о Дао?       — Во время вашего отсутствия, ваш учитель заставил меня целую книгу прочитать и рассказать наизусть. Как-то запомнилось, — пожимает плечами парень.       — Хорошо, — отвечает Ин Линхэ, — я послушаю тебя. Хватит казней во дворце, смертей и так слишком много.       И Император сдержал своё слово. Сняв со вдовствующей императрицы все титулы и изъяв все её средства в казну, он отправил женщину в горный монастырь на юго-западе Сычуань. Там она не сможет уже дорваться до власти, будет отрезана от внешнего мира, но зато сможет посвятить себя вере, к которой так рвалась.       Чонгук видел, что решение это Ин Линхэ принял скрепя сердце. В тронном зале во время оглашения решения Императора Тэхен смотрел на мать настолько злым взглядом, что Чону всё казалось, будто Ин Линхэ в любой момент поменяет своё решение и снесёт своей матери голову с плеч прямо во дворце. Чонгук не понимал настроения Императора, а тот не мог рассказать о том, что в нём открылась кровожадность после серии снов.       И о снах этих Ин Линхэ никому не расскажет. Но он обещал своему крольчонку, что покончит с казнями, и он был вынужден сдержать слово, надеясь, что это снисхождение ему не навредит в будущем.       С раскрытием серии заговоров должна была начаться мирная пора, как думал Чонгук. Но всё было и близко не так. Тэхен теперь работал больше обычного, много должностей освободилось и на них срочно требовались люди. К счастью, совсем недавно прошёл экзамен государственных чиновников, и во дворец было принято много молодых и энергичных кадров. Конечно, опыта у них не было, но было стремление развивать страну.       Чжэцзян был передан в руководство другому губернатору, портовые города находились на стадии восстановления. Ин Бинхэ больше не находился «под охраной», он снова мог разгуливать, где вздумается, и имя его было полностью очищено. Даосский храм процветал, а вера крепчала.       Но не нужно думать, будто после скандала буддисты ослабли и подверглись порицанию за сговор с вдовствующей императрицей. Конечно же, храм в Сяньяне и Дуань Шэ подверглись серьёзному удару, многие, может и разочаровались в религии, но она продолжала существовать и набирать сторонников. В конце концов, всё, что есть у людей — это вера.       За время этих событий Чонгук многому научился. Конечно, он не смог бы так же плести интриги и просчитывать ходы противника как Ин Линхэ, однако он усвоил одну истину: вся война — это ложь. А ещё парень понял, что противники будут всегда. О чём он? Чонгук считал, что с изгнанием Ким ГоРам и её свиты у Ин Линхэ больше не будет соперников при дворе. Но правда заключалась в том, что противники будут всегда. Пока ещё никто не смог набрать столько силы, как у Ким ГоРам и опасно было идти против Императора, который провернул схему со своей «болезнью» и вынудил врагов самих загнать себя в ловушку. Но Чонгук ощущал, что кто-нибудь из этих улыбчивых чиновников в будущем также позарится на трон.       Ин Линхэ был втянут в бесконечный круг интриг, воин, предательств и нападений. И Чону от этого знания грустно, он надеялся, что Тэхен сможет по-настоящему отдохнуть после столь утомительного плана, но он продолжал работать каждый день и пока ситуация в стране не улеглась, работы на его плечи свалилось даже больше обычного. Ся Нин с маршалом помогали в военной части, заново собирали людей для дворцовой стражи, проверяли «на вшивость» столичный гарнизон; Ин Бинхэ разбирался в государственных делах, потому помогал с отчётами, просьбами и прочим. Но Ин Линхэ, в силу характера, перепроверял всё сам по несколько раз, педантично исключая все ошибки и недочёты.       Чонгук из-за этого ворчал больше обычного, потому что Его Величество снова сбивался с режима, засиживался допоздна и плохо ел, а Чон примерял на себя роль женушки. Он больше не отрабатывал наказание, но всё равно часто приходил к Тэхену, иногда даже ночевал в спальне Императора и не обращал внимания на слухи о своём «возмутительном» поведении. Пусть подавятся этими слухами, Чонгук будет спать где, когда и с кем захочет. Конечно же, хочет он только с Ин Линхэ, но это секрет пострашнее того, что он ворует вино из императорского погреба, добавляет в маленький чайник и втихаря пьёт.       Правда, с нюхом Ин Линхэ, тот его быстро вычислил, но Чонгуку за шалость не влетело. Терпение у Императора было невероятное и максимум, что он сделал — запретил охране у погреба пускать Чона внутрь. Парень ворчал, бурчал и ныл весь день, но по итогу смирился со своей нелёгкой судьбой. В любом случае, немного вина ему всё равно можно было принимать во время трапезы, это, конечно, не его любимое — напиться в дрова до свинячьего визга, но всё же лучше, чем ничего.       Постепенно и в столицу пришли холода, наступила зима, снег укрыл улицы и крыши домов, укутывал в тёплые шубки деревья и растения. День становился всё короче и короче, когда редко выглядывало Солнце, то мороз щипал кожу, хотелось просто закутаться во что-нибудь тёплое и не выходить из дома.       И когда это дворец стал домом Чонгука? Парень и сам не мог точно сказать. Отец не спешил уезжать из Цинь, Чон же наслаждался возможностью быть рядом с Ин Линхэ. Этот глупый кроль так и не разобрался в себе. Он просто тискал Императора, тактильно обнимал его, тыкал в щеки, пока мужчина был занят работой, плёл косы и просто безобразничал, как и обычно.       Чонгук часто бегал на гору к учителю, получая метлой за пакости, приставал к мужчине, прося быть его наставником и научить чему-нибудь интересному. Но, как правило, любое обучение кролика заканчивалось на том, что он быстро терял интерес к теме разговора и снова думал о том, как бы начать проказничать, за что его и гоняли метлой тысячу ступеней вниз по горе и тысячу наверх, чтобы хоть немного энергию сбил, устал и уснул.       Ся Нин был вынужден в ближайшее время уехать в Лоян, помогать отцу. Напоследок Чонгук вытащил младшего генерала с собой на охоту. Когда выпадает снежный покров, добычу выследить легче всего, но при этом и легко оказаться ею замеченным. Чон к тому же трещал, точно стая птиц во время перелёта, несколько раз споткнулся о корни под ногами и «изящно» вписался лицом в землю, но даже не приуныл.       По дороге им встретился заяц, очень наглый и совершенно не боящийся людей. Он драл кору с дерева и быстро её грыз, глядя на горе-охотников взглядом, точно как у Ин Линхэ. Животному было абсолютно наплевать на чужаков, это была его территория, и он бы скрылся скорее, чем кто-нибудь из мужчин положил стрелу на лук.       Чонгук решил, что пусть этот наглый зверь живёт.       Потом Чон чуть не свалился с обрыва в пруд, подёрнутый тонким слоем льда. Он же совершенно не смотрел под ноги, носился, как ненормальный, и всё норовил потрогать и пощупать, не мудрено, что по итогу он поскользнулся на снегу, упал на многострадальную задницу и чуть было не съехал с невысокой насыпи обрыва в пруд. Его вовремя за шкирку поймал Ся Нин. По лицу младшего генерала в этот момент было понятно, что он зря согласился на «охоту», которая больше напоминала передвижной цирк из южных стран.       Чонгук же даже после падения совсем не упал духом, он продолжал весело щебетать, спугнул пару оленей, стайку фазанов и ещё нескольких кроликов, повстречавшихся им на пути. Фактически охота превратилась в прогулку по лесу, Ся Нин даже смирился с тем, что лук можно и не доставать, пока в какой-то момент они не встретили молодого и отчего-то очень разъярённого кабана.       Ся Нин метким глазом сразу определил, что с животным шутки плохи.       — Давай уйдём, — сказал он Чонгуку, но поздно.       Парень с криком:       — Свининка!       Бежал к кабану, по дороге накладывая стрелу на тетиву и собираясь одним метким выстрелом, точно Ин Линхэ, завалить кусок свежего мяса.       А потом с криком:       — Когда же он от нас отстанет?!       Чонгук нёсся прочь от острых бивней кабана, умудряясь обогнать даже Ся Нина, закалённого строгой солдатской дисциплиной и не менее строгими тренировками.       К счастью, убежать им удалось, а может кабан просто от них отстал — до конца и не понятно, а Чонгук и не думал рассуждать на эту тему. Отдышавшись после продолжительного бега, парень с счастливой улыбкой приобнял Ся Нина за плечо и с улыбкой предложил:       — Повторим.       «Никогда!» — читалось на красном от бега лице младшего генерала.       Вернулись горе-охотники во дворец ни с чем, уставшие и измотанные долгими скитаниями по лесу. Правда, увидев полный стол еды, который накрыли для Императора, но съедал всё один ненасытный кроль, Чонгук тут же оживился. Поглощая куриные ножки одну за другой, Чон с набитым ртом рассказывал Тэхену о своих приключениях и сетовал, что Император не пошёл с ними. Вот тогда бы уже кабан бежал прочь от Его Величества, надеясь, что тот его не подстрелит.       Но Ин Линхэ был занят государственными делами, а на следующий день в Лоян уехал и Ся Нин, оставив Чонгука «умирать в обители холода и в компании вечного трудяги — Тэхена». Конечно, Чон преувеличивал, но когда бы он этого не делал?       Жизнь снова превратилась в однообразную рутину. Чонгук гулял, шкодил, пробовал различные блюда, навещал наставника, у которого от одного вида Чона начинал дёргаться глаз. Ин Линхэ был постоянно занят, поэтому сколько бы Чонгук не пытался вызволить его из дворца, а ничего у него не выходило. Именно потому и страдал Шэнь Юань. Однажды он даже притащил Чонгука за ухо во дворец, отдав своему ученику и пригрозив, что: «В следующий раз этот негодник будет подвешенным за ухо на дереве висеть!» На вопрос Ин Линхэ, что такого учудил Чон, тот тактично ушёл от ответа. Не рассказывать же Императору о том, что он, Чонгук, пытался нарисовать на стене храма одну из картинок своего весеннего сборника! Наверное, быть повешенным за ухо на такую провинность — цветочки, потому что Шэнь Юань точно хотел парня по крайней мере придушить!       — Неужели тебе настолько не сидится на месте? — спросил Ин Линхэ у Чонгука.       Парень валялся на полу и растирал своё красное ухо до алого цвета. Болело, учитель его через весь город протащил за ухо!       — Как я могу сидеть на месте? — бубнит Чонгук. — Скоро ведь Новый Год, вы забыли?       Забыл. По лицу Ин Линхэ было понятно, что забыл. Эти два месяца прошли в бесконечных интригах, а после в улаживании проблем, возникших после отставки многих государственных чиновников. Всё, что делал в это время Тэхен: работал. Для Императора время пролетело за делами, а для Чонгука за бездумными шатаниями то тут, то там.       — Хм, Новый Год через пять дней, — задумчиво тянет Ин Линхэ.       А Чон не упускает шанса поворчать:       — А я вам, между прочим, говорил об этом! Но вы меня, похоже, не слушали!       «— Если смешать рис с говядиной и добавить нори, то будет невероятно вкусно… мне ещё нравится крабовое мясо. Ваше Величество, а на императорской кухне есть крабовое мясо? Было бы вкусненько покушать на ночь морепродуктов. Кстати, вы знаете, что через семь дней будет Новый Год? Я люблю есть пельмени и снова, чтобы нори были посыпаны».       Говорил. Точно говорил, но вряд ли из этого гастрономического бреда можно было зацепить информацию о скором наступлении Нового Года. Да и погода в провинции менялась очень быстро, ещё недавно выпал снег, даже ударили морозы, что было для многих жителей Сяньяна неожиданностью в силу тёплого и доброго климата. А сейчас так вообще на улицах не было ни снежинки, даже грязных луж не осталось. Было сухо, тепло и столицу накрыло волной штиля. Погода не была зимней, хотя для Шэньси это было обычным явлением.       Чонгук поднимается с пола и с подозрением комментирует затяжное молчание Ин Линхэ:       — Ваше Величество, только не говорите, что вы не празднуете Новый Год.       — Эта церемония затратна для казны, — Император печётся только о делах государственных, — поэтому во дворце торжества не намечаются. Обычно я встречаю Новый Год с учителем и братом.       Ну, хотя бы встречает!       — Ваше Величество, — Чонгук, как и обычно, нагло усаживается на подлокотник императорского кресла, — а хотите к нам? В смысле, мой отец устроит небольшое торжество дома, там будут некоторые его друзья, которые сейчас находятся в столице. Вы могли бы к нам присоединиться и учителя можем позвать, и принца!       Ин Линхэ поднимает голову, снизу вверх глядя на Чонгука, слегка приподняв бровь:       — Ты приглашаешь?       — Да.       — Но ты не хозяин дома.       — Будущий, — не отступает Чон. — Ваше Величество, соглашайтесь! Вы постоянно работаете и совсем забыли обо мне! — парень надувает губы, складывая руки на груди. И начинает жаловаться, чтобы точно склонить Императора к посещению своего дома: — Мы больше нигде не гуляем и не путешествуем. А вы, между прочим, обещали, что мы поедем в Лоян.       В Лоян расследовать дело о жителях деревни Сяомэй. Чонгуку понравилось путешествовать с Ин Линхэ, у них было много приключений, порой смертельно опасных, но от этого вспоминать о них было даже интереснее.       Конечно, Чонгук понимает, что после произошедшего в столице Император никак не мог покинуть дворец. Ему следовало успокоить жадную и вечно голодную пасть власти и алчности и только после он мог отдохнуть или снова отправиться с Чонгуком в путешествия. Однако прошло уже два месяца, народ в Цинь спокоен и всем доволен, новые министры и чиновники не спешат скидывать маски перед Императором, да и повод «для драки» в рядах власть имущих Чонгук не видел, хотя, скорее всего, не очень-то понимал политическую систему. Но парню казалось, что уже можно было оторваться от дел и вспомнить хотя бы о том, что Новый Год на носу, а у Императора два маршрута: в тронный зал и обратно в свои покои за дела.       Сердце Чонгука требовало приключений и опасностей. Но со своей удачей он мог словить в одиночных геройствах только смерть, да и какой смысл искать приключения одному?       — Сяо Гуки, — вздыхает Ин Линхэ, объясняя точно капризному ребёнку, — в последнее время в столице много работы, я не могу всё бросить, беспорядки во дворце вызывают беспорядки в стране, нужно всё уладить.       Чонгук дует губы сильнее и чуть ли не плача жалуется, не жалея голоса:       — Вот, вы впервые за два месяца назвали меня «Сяо Гуки»! Такими темпами вы просто забудете меня! Я и сейчас вижу вас только за работой: всегда, постоянно, ежедневно! А вы ещё предлагали мне стать вашей Императрицей! И что получается? — парень намеренно громко всхлипывает. — Я при живом муже вас видеть даже не буду?! Будете постоянно работать, а я?! А как же я?!       — Хорошо, — в ответ на бесконечную тираду звучит обречённый голос Ин Линхэ.       Чонгук стирает со щёк несуществующие слёзы, сразу же весь светится радостно и, теребя Императора за плечо, уточняет:       — Что именно?       — Если твой отец пригласит меня, — отвечает мужчина, — я обязательно прибуду к вам на Новый Год. И если ты так хочешь прогуляться, то пойдём.       Вот так просто?       — Сейчас? — удивлённо хлопает глазами Чонгук, явно не ожидая такого поворота.       Сейчас вообще-то почти ночь, время около девяти вечера. На улице прохладно, хоть нет снега и слякоти, а всё же в провинцию пришла зима. С другой стороны, город сейчас должен быть похож на сказку перед наступлением Нового Года.       — Столица оживает ночью, ты же знаешь, — улыбается Ин Линхэ.       — Знаю, — кивает Чонгук.       Ночь, вообще-то, любимое время Чона, все самые безбашенные и опасные поступки он совершал исключительно ночью. Потому что ему не спалось, молодая кровь требовала приключений на многострадальную попу, и, как правило, Чонгук их блестяще находил. Поэтому он совсем не был против отправиться на прогулку с Ин Линхэ прямо сейчас, другое дело что:       — Но, Ваше Величество, — вздыхает парень, переставая играть обиду, — вы ведь на самом деле не должны мне во всём потакать.       Ин Линхэ вопросительно поднимает бровь:       — Почему?       — Я совсем испорчусь.       — И хорошо, — улыбается мужчина, поднимаясь с кресла и уже сам нависает над Чонгуком, шепча: — потому что я собираюсь тебя испортить.       Парень краснеет, стремительно и беспощадно, отворачиваясь от бесстыдного Императора, который посмел сказать ему такое, да ещё и нагло втиснуться в личное пространство. Да он почти выдохнул эти слова ему в губы! Бесстыдник! Вот бесстыдник!       — Ваше Величество, — Чонгук снова надувается как сыч, — ваши слова звучат двусмысленно.       Но Ин Линхэ на это лишь хмыкает, не собираясь извиняться или оправдываться за свои действия. Если у Чонгука спросят, у кого он понабрался такого плохого поведения, то парень сразу же сдаст этого павлина! Вот сразу же!       На прогулку действительно отправились, как и хотел Чонгук. Парню переодеваться не нужно было, а вот Императору пришлось сменить золотые одежды на чёрно-золотые, чтобы не выделяться, гуляя по городу. Хотя он всё равно будет выделяться, такой красивый мужчина не может остаться незамеченным в толпе.       И он не остался. Чонгук не в первый раз гулял с Ин Линхэ по городу, но это был первый, когда они оказались на рынке перед празднованием Нового Года, и людей в столице было нереально много. Все спешили к семьям, спешили за покупками продуктов, одежды и аксессуаров.       Рынок был завален самыми разными предметами, некоторые из которых Чонгук видел впервые и даже не понимал, зачем они нужны и что это вообще такое? Самыми ходовыми товарами были талисманы на удачу, привезённые из самых разных монастырей, большие фонари в виде разных зверей и, конечно же, винные лавки,которые снова были забиты до отказа.       Почему-то холод совсем не чувствовался на прогулке. Может, из-за большого количества людей вокруг, а может из-за волнительного ощущения приближения Нового Года, а за ним и Праздника Фонарей. Потому так много лавочников выставили на продажу бумажные фонари, они успеют получить двойную прибыль в сезон продаж.       Чонгук бы тоже хотел купить много-много фонарей, чтобы потом пускать их в небо и загадывать сотню желаний! Как молодой господин, он мог позволить себе и две сотни фонарей, но проблема заключалась в том, что он капризно желал самые большие и самые красивые фонари, вырезанные в форме лотоса, в форме головы дракона или тигра, они были красочными и редкими, стоили не мало и ради мимолётного развлечения господин Чон не позволил бы потратить на их покупку все средства. А Чонгуку очень хотелось, именно потому он шёл по городу и жадно разглядывал редкого мастерства фонари, мечтая однажды запустить сотню таких!       Зачем? Он и сам не знает. Просто вот такая мечта.       Пока они идут по городу, Ин Линхэ собирает на себе невероятное количество любопытных и восхищённых взглядов. Статный красавец, холодный, но обжигающий. На людей вокруг не смотрит, на товары тоже, лишь изредка обращает свой взор к парню, что идёт рядом и трещит без умолку, восхищаясь различными невиданными раннее товарами.       Чонгук ещё и манерно обмахивается веером, который ему раскрасил Император. Вообще-то парню не жарко, зима на дворе, но для создания образа, да и просто похвастаться, веер невероятно нужен. Хотя, глядя на людей, что не могут оторвать восхищённых и смущённых взглядов от Ин Линхэ, Чонгук думает, что веер в пору брать Императору, чтобы прикрывать им лицо. Конечно, простые люди не знали, как выглядит Его Величество, но это не мешало им восхищаться красотой молодого благородного господина.       Чонгук привстаёт на носочки, чтобы дотянуться до Тэхена и на ухо ему шепчет:       — На вас все смотрят.       — Пусть смотрят, я разрешаю, — Великодушно отвечает Император, заставляя Чона громко усмехнуться.       Ну, а что ещё взять с Его Величества? У него самооценка все девять Небес давно уже пробила и улетела выше. Для него в порядке вещей, чтобы на него смотрели и им восхищались. Он не заставляет восхищаться, наоборот холоден как ледники в Тибетских горах, но, наверное, эта его отчуждённость и приковывала к нему внимание.       Чонгук тянет носом воздух и со сверкающими глазами обращается к Ин Линхэ:       — М-м-м, чем-то вкусным пахнет.       Парень вертит головой и аккурат недалеко от них видит лавочку, у которой скопилась приличная очередь. Чем она так привлекла внимание людей вокруг? Пирожками в форме самых разных зверюшек. Тут были рыбки, кролики, медведи, лошади, птицы и волки. Кого только не лепил мастер, да ещё и начинки не жалел, отчего пирожки получались пухлыми, но формы не теряли.       Чонгука к прилавку привлёк не только внешний вид, но и изумительный аромат. Смотря на Тэхена щенячьими глазками, парень, прося, протянул:       — Купим?       Ну, у самого Чона денег не было. Отец больше не давал карманные деньги, а искать подработку молодой господин не спешил, ибо это не соответствовало его статусу. Да и что бы он делал, если у него руки растут оттуда, откуда у нормальных людей ничего не растёт? Да и зачем ему работа, когда у него есть Тэхен?       Ин Линхэ коротко ответил:       — Мгм.       И Чонгук, чуть ли не вереща подобно девушкам, спешно схватил мужчину за руку и потащил к прилавку занимать очередь. Чону было наплевать, что на них смотрят, а Ин Линхэ и подавно не обращал ни на кого внимания. Из-за бесконечной работы Тэхен был слишком занят в последнее время и действительно никуда не выбирался с Чонгуком. Тот приходил к нему часто, болтал о чём-то своём, пакостил и бурчал, как и всегда, но вот таких моментов — свободы — не было уже давно.       Чон ловит на Ин Линхэ полыхающие заинтересованностью взгляды молодых девушек. Прелестницы встают в очередь только ради того, чтобы бесстыдно поглазеть на Тэхена, смущаются, прикрывая лица веерами и перешёптываясь друг с другом.       А Чонгук пьёт уксус бочками в этот момент. Он даже специально подхватывает Ин Линхэ под руку и прижимается к нему непозволительно близко, всем видом нарушая его личное пространство и точно вызывая неоднозначные реакции окружающих их людей, но ему как-то наплевать. Пусть все вокруг знают, что этот мужик занят! Знаете ли не на каждом углу валяются Императоры с бесконечным терпением и столь упоительно нежной, но при этом жёсткой натурой. Другими словами, он был мягок с Чонгуком, но строг с остальными, и это не могло не льстить парню.       Очередь двигалась быстро, и вот скоро уже настало время и Чону выбирать себе вкусняшки. А выбор-то был огромный и глаза разбегались, и всё хотелось попробовать! Парень снова щенячьи глазки строит Ин Линхэ, при этом он продолжает держать мужчину за руку, выпрашивая вкусности точно маленький ребёнок.       Тэхен только вздыхает и взмахивает рукой, давая понять, что Чонгук может выбрать всё. Да хоть попросить купить всю палатку.       Чон тут же радостно хлопает в ладоши и начинает выбирать себе коллекцию зверюшек с разными начинками. Тесто было золотистое и пахло просто божественно, по желанию хозяин предлагал разные виды соусов, хотя Чонгук без раздумий выбрал сычуаньский.       Забрав свою мини гору Тайшань на подносе, Чон тут же начал всё уплетать за обе щеки, пока Ин Линхэ молча расплатился с продавцом. Про Чонгука есть поговорка: легче пристрелить, чем прокормить, но Тэхен не жаловался.       — Будете фто-нифуть? — с полным ртом спросил Чон. — Тут ефть рыбки, лофатки, обефянки…       — Ешь, — лаконично ответил Ин Линхэ, — и не разговаривай с набитым ртом, иначе подавишься.       Чонгук, конечно, ничего не слушал и не слышал, продолжая пихать лакомства за обе щеки.       — Побуйфте, — парень тыкает в щёку Ин Линхэ тигром.       А что? Тигру тигр.       Тэхен вздыхает, но недовольным совсем не выглядит. Наоборот, Чонгук видит, как в его холодных глазах сейчас оседают огни от всех фонарей, что освещают рынок. Его глаза напоминают звёздное небо в безоблачную ночь и обращена эта красота только в сторону Чонгука, потому что вокруг Ин Линхэ не смотрит, он смотрит лишь на Чона, будто весь смысл его жизни заключён в одном этом человеке.       У Чонгука от этого понимания гулко бьётся сердце в груди, почти заполошно стучит, разгоняясь так, будто готовится выбить грудную клетку и улететь к этим самым звёздам.       А Ин Линхэ словно специально в этот момент губами из рук Чонгука забирает пирожок, заставляя парня срочно отвести взгляд в сторону, краснеть и слушать стук своего неспокойного сердца.       Говорят, демон Мара искушает? Да вы ещё не видели демона Ин Линхэ!       Чон успокаивающе дышит и быстро поднимает взгляд на Тэхена, делая вид, что всё нормально и мысленно он не сходит с ума от почти невинного жеста со стороны Тэхена. Почти невинного, потому что воображение щедро дорисовывало возможные варианты развития событий.       — Ням-ням? — по-детски спрашивает Чонгук. — Вкусно, правда?       Ин Линхэ с кривой улыбкой отвечает: «Мгм», и Чон думает о том, что мужчина сейчас его раскусил.       Но Чонгук быстро забывает об инциденте и вот уже снова скачет вокруг да около, рассматривает фонарики, выпрашивает ещё всякие вкусности, в том числе османтусовые пирожные и леденцы из сахара в виде разных зверюшек. Вот такой вот Чонгук ребёнок!       В самой глубине рынка стояли палатки заморских купцов, в том числе южных торговцев, которые привозили яркий и цветастый товар. Здесь торговали одеждой и аксессуарами, а ходили тут в основном женщины, хотя и мужчин Чонгук замечал. Вот таких, как Ин Линхэ, которых за покупками тащила вторая половинка.       Стоп! Стоп, Чонгук! Какая вторая половинка? Ты в своих чувствах разобрался? Ты понял, что такое любовь?       Наивный такой. Ни один человек и за тысячу лет не сможет дать внятного ответа на вопрос о том, что такое любовь. А он захотел ответить на него в свои восемнадцать.       Чонгук тянет Ин Линхэ к лавкам с разноцветной одеждой. Конечно, южные купцы ориентировались на моду столицы и старались привозить сюда соответствующие товары, однако среди их ассортимента были и отличительные наряды народов южных стран. Газовые ткани, лёгкие и заманчиво-красивые, много звенящих украшений.       Чонгук был вороной, а потому любил всё блестящее. Он жадно разглядывал все неописуемо красивые наряды: женские и мужские. И вот в одной лавке увидел красное платье, нежное, очень открытое, украшенное всевозможными аксессуарами.       Даже не надевая этого наряда, Чон знал, что ткань нежная, а шумящие украшения хоть и выглядят здорово, но в них жутко не удобно. Это платье было безумно похоже на то, что надевал парень, играя кисен в ставке Талань Ягу.       Чонгук улыбается Ин Линхэ.       — Навевает воспоминания! Хах! Этот наряд был, конечно, жутко неудобным, но я в нём выглядел точно богиня, да?       — Тебе идёт красный, — нежно отвечает Тэхен, заставляя Чона сходить с ума от этого сладкого голоса.       — Конечно, мне всё идёт! — самоуверенно замечает парень. — Я ведь молодой и красивый, могу и девушкой нарядиться, ничем им в красоте не уступая.       — Ты красивее девушек.       Чонгук чуть ли не урчит от комплимента.       — Хватит, Ваш… Тэхен, смущаете вы меня! А давайте купим новый наряд?       Ну, конечно же, новый наряд для Чона. Ин Линхэ всегда выглядит аккуратно, чисто и красиво, но вряд ли интересуется модой. Зато вот Чонгук отправился в эту часть рынка как раз, чтобы присмотреть себе модную новинку. Да, у него не было денег, и он совершенно бесстыдно собирался выпросить подарок у Ин Линхэ. А что? Скоро же Новый Год. Не нужен ему красный конверт, лучше уж новый наряд. И Чонгук даже присмотрел себе один.       Это был белый красивый наряд. Не даосского кроя, в этом серебряной нитью на верхнем платье были вышиты узоры, ветки цветущего сливового дерева. Так символично, включая, что у Чонгука веер с ромашками, которые символизируют его простую, но неуёмную натуру. К наряду шёл в комплект широкий серебряный пояс с рисунком и белая накидка с длинными рукавами, подбитыми мехом.       Чон любил яркие цвета, вот сейчас на нём, например, голубой наряд (как и его ориентация). Однако эти белые одежды Чонгуку очень приглянулись, они выглядело свежо, но при этом аристократично.       — Мне вот этот нравится!       Продавец, заметив богатого господина в лице Ин Линхэ, сразу же начал расхваливать свой товар:       — Это прекрасное платье сшито из лучших тканей, нигде такого качества больше не найдёте, молодой господин! Примерьте-примерьте!       И Чонгук, точно обычный деревенский простофиля, клюнул на уговоры продавца, отправляясь с ним в заднюю комнату, чтобы примерить новый наряд. А Тэхен в этот момент думает: «Сколько раз Чонгука обводили вокруг пальца продавцы? Наверное, не мало.» Однако нужно признать, что наряд, который выбрал Чон, действительно был прекрасного качества. А кому, как не Императору, с детства росшему в роскоши, разбираться в хорошей одежде и тканях?       Переодевшись с помощью продавца, Чонгук, обмахиваясь веером, и всем видом играя изящного господина, а не поросёнка, как обычно, вышел к Ин Линхэ, манерно строя глазки. Чон ещё покружился, красиво взмахивая рукавами в длинной накидке и привлекая к себе внимание проходящих мимо людей. Некоторые даже откровенно останавливаются, восхищаясь грациозностью парня и его статью.       Но Чонгука волнует реакция только одного человека. Каменное изваяние по имени Ин Линхэ смотрел на Чона, вроде бы, для всех вокруг, ничего не выражающим взглядом. А Чонгук видел, как в золотых радужках глаз что-то тёплое и мягкое переплеталось с восхищением и желанием обладать. Обладать Чоном.       Наряд парню невероятно шёл, он делал его взрослым и статным. Он уже выглядел не разгильдяем, а настоящим молодым господином. И белый веер с чёрными цветками ромашек смотрелся потрясающе на фоне серебристо-белого наряда.       — Как вам? — Чонгук любит ушами. — Я прямо небожитель! Мне нравится. Купим-купим?!       Парень подбегает к Тэхену, трогательно надувая нижнюю губу и бесконечно дёргая мужчину за рукав.       — Мгм.       — Ура! — Чонгук так кричит, что даже пугает некоторых прохожих на улице. Но ему всё равно.       Чон уносится обратно переодеваться, а счастливый хорошей продажей продавец с улыбкой произносит:       — Вашему брату действительно очень идёт этот наряд.       — Это не мой брат, — отвечает Ин Линхэ, расплачиваясь за покупку, — это мой муж.       Чонгук никогда не узнает, почему на него ТАК смотрел продавец, когда они уходили с обновкой.       На обратном пути Чон снова захотел есть. В этот раз его выбор пал на сочные куски мяса, обжаренные на костре. Ин Линхэ купил Чонгуку шестнадцать палочек с мясом кролика, свинины, говядины и курятины. И, конечно же, одну из них Чон всучил Тэхену, заставив съесть аппетитную вкусняшку.       Ел Чонгук точно варвар, без аристократической сдержанности и этикета, ещё и болтал с набитым ртом, улыбаясь с полными щеками, точно хомяк. Большой свёрток с новым нарядом нёс, конечно же, Тэхен, потому как у Чона руки были заняты палочками с шашлычком.       — Вы просто покупаете всё, что я хочу? — после покупки десерта усмехается Чонгук, хотя сам с удовольствием грызёт новую порцию леденцов, которые ему неожиданно понравились.       — Это плохо? — вопросительно изгибает бровь Ин Линхэ.       Чонгук улыбается и проскальзывает под бок Императору, точно наглый и хитрющий кот.       — Вы балуете меня.       Тэхен криво улыбается, отвечая:       — Потому что могу и хочу.       — Потом сами будете страдать от моего характера.       Но Ин Линхэ подобное явно не могло напугать. Уж кто и от чьего характера и страдал, так это Чонгук от невыносимости Тэхена. Тот мог во мгновение стать огненным тигром, а потом снова оказаться закованным в ледники. Сложный человек.       — Ты так смотришь на фонари, — замечает Ин Линхэ, когда они проходят мимо очередной лавки с бумажными изделиями к Новому Году, — они тебе нравятся?       Конечно, нравятся! В своей комнате Чонгук до сих пор использует тот фонарь, что ему когда-то купил Тэхен. Словно тот день был только вчера, хотя на самом деле прошло четыре месяца, а то и больше! В тот день Император ещё впервые предложил Чонгуку стать его Императрицей.       Чон бы хотел много фонарей, но он и так сегодня гулял на чужие деньги, пора и честь знать.       — Только не покупайте мне их, — отвечает парень. — Отец и так будет расспрашивать, откуда у меня появились деньги на новую одежду.       — Скажи, что я купил.       Чонгук смеётся:       — Вот после этого он мне и рекомендует остаться во дворце.       О, господин Чон уже даже открыто предложил своему бестолковому сыну просто согласиться на предложение Императора. Даже сказал, что сам отправится во дворец и сделает всё по правилам, однако Чонгук готов был себе язык откусить, настолько его пугало одно это слово — «замужество». Ему с его юношеским максимализмом всё казалось, что с этого момента начиналось бесконечное и бесконтрольное падение тропы жизни: замужество и вот уже старость. К тому же он отчаянно не желал признавать свои чувства к Ин Линхэ, хотя понимал, что вырываться в его случае уже бесполезно. Добегался.       — А ты не хочешь? — Тэхен испытующе смотрит на Чонгука. — Остаться со мной, не хочешь?       И ответить: «Нет», Чон не может. Потому что на самом деле Ин Линхэ ему очень-очень нравится, так сильно, что в груди всё болезненно сжимается и хочется ответить «да» на все предложения. Но что-то снова останавливает. Страх. Он никогда не был в отношениях, а Ин Линхэ не испытывает чувств и эмоций, как понять, что Чонгук ему по-настоящему нравится?       Чон такой дурак, конечно, но понять его можно. Он в том возрасте, когда веришь, что можешь встретить любовь всей своей жизни.       — Не знаю, — вздыхает парень, — я пока не решил. Мы с вами только один раз поцеловались и то как-то… — Чонгук потирает шею, — хех, не так. Не понял я ещё ничего.       Честности Ин Линхэ можно только восхищаться:       — Поцелуемся ещё раз?       — Вот! Вот что вы за человек?! Как можно быть таким прямолинейным? — возмущается Чонгук и сам же предлагает: — Давайте ещё раз поцелуемся.       Они как раз вышли с рынка и устремились в сторону поместья господина Чона. Эта местность была менее оживлённой, а включая, что время близилось к полночи и холод неприятно пробирался под одежду, люди стремились поскорее скрыться с улицы. Другими словами, единственный человек прошёл мимо мужчин уже давно, и сейчас они стояли между высоких стен домов совершенно одни.       Улица — не лучшее место для проявлений любви, но Чонгук об этом думает слишком поздно, а Ин Линхэ оказывается слишком нетерпеливым сегодня.       Опыта в поцелуях не было ни у Тэхена, ни у Чонгука. Однако Император сегодня был подобен тигру, желающему испробовать свою добычу. Мужчина очень нетерпеливо прижал Чона к стене, уводя в тень от ближайшей крыши, скрывая от возможных любопытных глаз.       Губы у Ин Линхэ были холодными, и Чонгук вначале от неожиданности даже ахнул в поцелуй, чем явно дразнил тигра внутри Тэхена. Чон чувствовал, что обычно сдержанный и спокойный Император сейчас полыхал в огне чувств, целовал страстно, напористо и не скажешь, что опыта у него нет.       Держа Чонгука под подбородком, Тэхен сам направлял его в поцелуе, из-за этого они не сталкивались носами и зубами, но из-за этого у Чона также появлялось ощущение, что если Ин Линхэ скажет ему сейчас развести ноги, он разведёт. Непослушному Чонгуку неожиданно нравилось подчинение. От ощущения длинных холодных пальцев Тэхена, скользящих по подбородку и щекам, пляшущим на шее и кадыке, у Чонгука дрожали ноги.       Парень, зажмурившись и отдавшись обжигающе холодным губам, просто молился, чтобы конечности его выдержали, и он не свалился на землю! Потому что ощущения были! Ух!.. Чонгук и описать не может! Сердце колотилось, как сумасшедшее, в лёгких не хватало кислорода, в животе всё стянулось так сильно, что от этого было и больно, и сладко! Рассудок полностью отключился, и работало только тело, которое льнуло ближе к Ин Линхэ, руки обвивали мужчину вокруг шеи и не желали, чтобы этот поцелуй заканчивался.       А губы у Чонгука после леденцов были сладкими. И эта же сладость осела на дерзком языке, когда Тэхен рукой оттянул нижнюю челюсть Чона, проникая к нему в рот языком, собирая сладость и пробуя её сам.       Чонгука от такой напористости и, что уж тут скрывать, грубости, плавило в лужицу. Он одной рукой отчаянно хватался за стену позади себя, чтобы не упасть, а второй держался за Ин Линхэ, позволяя ему всего себя выпить.       Они были неопытными, но непокорными и неутолимыми.       В какой-то момент Тэхен отстраняется от Чона, давая ему набрать воздуха в лёгкие. И дышит Чонгук загнанно, только сейчас краснеет, понимая, что целовался с Ин Линхэ, стоя в безлюдном переулке.       Пора официально хоронить твою гетеросексуальность, Чонгук.       — Теперь определился? — хрипло спрашивает Тэхен, так и не отходя от парня.       Наверное, Чон повредился мозгом. Другое объяснение он своему поведению дать не может, когда качает головой и отвечает:       — Наверное, надо бы повторить для достоверности.       И уже сам налетает на Ин Линхэ с поцелуем, крепко обнимая мужчину за шею.       *****       После того случая, Чонгук часто под видом: «Мне нужно убедиться», целовал Тэхена. Потому что парню банально понравилось целоваться. Целоваться с Ин Линхэ. А тот, в общем-то, против не был, отдаваясь в руки ненасытного кролика, пока тот долго и упорно его целовал, посасывая губы и пробираясь языком в рот. В этом времяпрепровождении обе стороны находили одни только плюсы, каждый был доволен.       Правда, Чонгук продолжал играть барана. Он уже всё давно о себе понял, о своих чувствах понял, но вслух их так и не озвучил, потому что даже мысленно было страшно и волнительно. Он целовал Ин Линхэ, аргументируя это тем, что им обоим нужна была практика, да и он ещё не разобрался в себе. Маленький кролик — лгун. Он ревновал Тэхена ко всему, что движется, а что не движется, то двигал и ревновал. Когда целовал Императора, то перебирался к нему на колени и откровенно лапал мужчину через одежду, когда даже сам Ин Линхэ руки не распускал. Чонгук приносил ему лекарства, следил за его здоровьем и отдыхом, даже учился готовить для Тэхена, чтобы удивить его. Он утром часами разглядывал умиротворённое и такое честное лицо своего избранника. Он теперь и дня без Ин Линхэ не мог прожить, но упрямо продолжал сам себе твердить, что пока ещё изучает свои чувства.       И пока Чонгук их изучает, они уже намертво прикипели к Тэхену.       Глупый кролик, который лжёт сам себе.       Время шло и вот уже приблизился Новый Год, с тёплым ветром и ярким солнцем стучась в двери. Чонгук, как и хотел Ин Линхэ, попросил отца лично пригласить в дом на праздник Императора. Господин Чон бы от изумления и голову потерял, такой дерзкий сын, который самого Его Величество пригласил в скромный дом семьи Чон! Но отец Чонгука почти не удивляется, почти, потому что думал, что сын встретит Новый Год с Императором, но тот сказал, что это семейный праздник и потому от отца он никуда не денется.       Приглашение в дом для Его Величества, наставника Шэнь Юаня и Ин Бинхэ господин Чон писал лично сам, чувствуя, что приглашает будущих родственников на знакомство семей. Со стороны Чонов так же будут друзья из Кочосона и родственники по линии матери Чонгука, перебравшиеся в последние годы жить в Цинь. Компания небольшая, но семейная. Господин Чон не знал, как его родственники относятся к однополым бракам, однако сам он не был против выбора сына, благо, тот после знакомства с Ин Линхэ присмирел. Капризничал и пакостил, но уже не в таких количествах, домой шёл охотнее, не стремясь постоянно где-то шататься с неизвестной компанией. Изменился. И раз уж таков был выбор сына, господин Чон не хотел отказывать ему.       Украшением дома к празднованию Нового Года обычно занимались слуги и Чонгук. Сначала молодой господин ездил на рынок с отцом, вытряхивая из карманов родителя даже мелочь, а потом возвращался в поместье с горой украшений, которые он вместе со слугами развешивал по дому.       Всего один день и всё поместье переливалось красными цветами от бесконечных красных фонарей, которыми был украшен даже сад! Цзяньчжи Чонгук покупал и никогда не делал их сам, из-за печального опыта, но вешал их на каждом углу, не зная меры. А вот создание парных надписей на дверь и написание иероглифа «счастье» Чонгуку не доверяли. Путь он и был молодым господином и писать умел, а руки у него росли не из того места, каллиграфия его была ужасна, лучше бумагу не изводить. Господин Чон брал на себя миссию с письмом, а Чонгук уже делал всё остальное. На парне же лежала ответственность в доставке свежих цветов прямо к Новому Году, что, в принципе, было не тяжело, ведь погода в Сяньяне мягкая, многие сорта цветов цвели даже сейчас.       К празднованию Нового Года всё было готово, дом украшен, а приглашения разосланы и даже приняты. Император, как и его брат, и учитель ответили согласием посетить поместье Чонов на праздник. Из-за прибытия столь высоких гостей господин Чон нервничал, зато Чонгук выглядел слишком счастливым. Во-первых, он получил в подарок от отца красный конверт и теперь не был беден, а во-вторых, он впервые готовил другим подарки и даже паковал их в красную бумагу, чтобы было красиво и символично.       Подарки Чонгук разнёс ещё утром, чтобы точно не забыть о них, он даже отправил один свёрток в Лоян для Ся Нина. Что же он приготовил? Парень всерьёз занялся вырезанием по дереву, благодаря младшему генералу и учителю, который когда-то предложил ему делом заниматься, а не страдать от лени. Для всех Чонгук вырезал нечто особенное, пыхтел и старался, убил несколько заготовок, но был доволен собой. Конечно, он не был великолепным мастером, его работы имели изъяны, но он делал подарки сам, а потому был доволен собой.       Но самый важный подарок Чонгук так ещё и не подарил, ожидая гостя у себя в доме, чтобы потом красиво и церемонно вручить маленькую шкатулку Ин Линхэ и может, как бонус, даже поцеловать Императора, пошутив: «Последний раз в этом году.» Конечно, целовать он Императора будет не при родителе, а потому нужно придумать, как им остаться наедине.       Накануне праздника в поместье Чонов приехали родственники со стороны матери, они всё нахваливали Чонгука, задарили его красными конвертами и затискали. Правда, нельзя сказать, что Чон был против всех вышеперечисленных пунктов. Может, кто-то не любит внимание родственников, а вот Чонгук просто обожает. К тому же на Новый Год он стал богачом и уже подумывал, куда бы и на что бы потратить свои средства?       Родственники были многочисленными, шумными, но ощущалось, что встревоженными. Конечно, к ним едет сам Император! Тут любой бы от нервов ногти грыз, а Чонгук только горел от желания поскорее увидеть Ин Линхэ!       Первыми в гости приехали наставник Шэнь Юань и Ин Бинхэ, как даосы, они были облачены в белое, но сверху всё-таки накинули красные халаты. Ин Линхэ с ними не было, но Чонгук умел ждать, он приклеился к Шэнь Юаню и под его бесконечное бурчание хвастался всем и вся, что это его учитель. Не то чтобы люди верили, но глядя на то, как Шэнь Юань отзывается на «Учитель» из уст Чонгука, сомнения быстро пропадали.       Ин Бинхэ был принцем, но благодаря своему мягкому и очень дружелюбному характеру он легко влился в ряды родственников Чона (в ряды своих будущих родственников).       Чонгук же носился возле ворот, где его отец встречал своих друзей из Кочосона, проявляя настоящее хозяйское гостеприимство. И в итоге о том, что приехал Император все узнали очень быстро, потому что Чонгук как резанный орал об этом на всё поместье.       Ин Линхэ в красном был особенным зрелищем. Включая, что на халате был вышит золотой дракон Тэхен точно выглядел как Император огромной Цинь, разве что не надел венец с девятью нитями жемчуга, променяв его на более простую версию, но сохранив своё императорское величие. Это при Чонгуке он мог ходить простоволосым, на людях же всегда выглядел настолько идеально, что у Чона руки чесались что-нибудь испортить в этом царстве порядка!       — Ваше Величество! — отец Чонгука у ворот чуть ли не на колени упал, когда Ин Линхэ вышел из повозки.       — Господин Чон! — Тэхен с мягкой улыбкой сложил руки перед грудью, приветствуя хозяина дома. — Не нужно так меня встречать, сюда я прибыл как гость, а не как Император.       — Однако вы всё равно остаётесь Императором, — отец Чонгука оставался предельно тактичен.       — Это верно, — отвечает Ин Линхэ, — благодарю вас за приглашение. В качестве подарка примите несколько бочек особенного сяньянского вина, — император указывает на повозку, прибывшую следом за императорской колесницей. — В его основе лежит слива, говорят, она приносит удачу и благополучие в дом.       «М-м-м! Вкусненько!» — думает Чонгук, облизываясь на бочки полные вина. Не факт, конечно, что Чону хоть что-то перепадёт из отцовского хранилища, но зато будет стимул пытаться пробраться в погреб и напиться вкуснятинки!       Император был последним прибывшим гостем, и, как только он вошёл и закрылись ворота, все проследовали к большому столу, стоящему в центре приёмного зала. Так как событие не было официальным, то и накрывать маленькие столики для всех господин Чон не стал, ведь в таком случае он, как хозяин дома, вынужден был бы сидеть в центре «над всеми», но это было не уважительно по отношению к Императору, потому было принято решение накрыть большой общий стол.       В целом почти все гости были мужчинами: громкие, шумные и не особо аккуратные. Они бы напились до поросячьего визга и после голосили песни на всё поместье, а Чонгук бы подначивал петь про весенних дев. Но в присутствии Императора все гуляки резко стали покладистыми и сдержанными. Только Чонгук как вцепился клещом в руку Ин Линхэ ещё у ворот, так и не отставал от него. Трещал без умолку, таскал Императора по всему поместью, показывая ему каждый кустик, каждое украшение и… вау, это мой павильон ~ но Чонгуку не дали увести туда Его Величество. Поэтому парень продолжал приставать к Ин Линхэ за общим столом: наложил ему полную тарелку самых разных блюд, налил вина и всё что-то трещал и трещал.       В народе ходил слух, что Император страшный человек. Особенно после недавних событий его начали бояться ещё больше в основном, конечно, дворяне, чиновники и министры — все, кто хоть немного не чист на руку. Остальные же, обычные люди, его боготворили, потому что он единственный защищал крестьян от власть имущих. Конечно же, зная слухи, родственники и друзья семьи Чон побаивались Императора, но глядя на то, как Чонгук вёл себя рядом с Ин Линхэ, точно с закадычным другом, а тот никак на это не реагировал, всех отпустило, и за столом воцарился привычный шум и гомон голосов.       Отец Чонгука после пары речей с пожеланием счастливого Нового Года зацепился за разговор с Ин Бинхэ. Принц казался простым человеком, поэтому господину Чону было проще найти с ним общий язык, плюс, принц был очень общительным и открытым человеком. Шэнь Юань только выглядел как колючка, но идеально вписывался в компанию родственников Чонгука. Пусть Чоны и были буддистами, но им было интересно узнать о даосизме, зародившемся в Цинь, и тем более было интересно поговорить с таким умным человеком, как наставник Его Величества.       А вот к Императору основательно приклеился клещ по имени Чонгук. Если родственники этого клеща пытались вести себя сдержанно и в соответствии со статусом их семьи, то Чонгук не изменял принципам свинюшки и горластой птицы, постоянно трещащей под ухом Ин Линхэ. А включая, что Император отвечал этому неусидчивому кролику и даже ему улыбался, многие понимали природу их отношений. И пусть об их «голубой части» знал только отец Чонгука, наставник Императора да принц, остальные же по праву считали «маленькое солнышко» — любимого племянника или троюродного брата — лучшим другом самого Императора Цинь.       — Ваше Величество, — Чонгук подкладывает Ин Линхэ побольше питательных блюд, игнорируя взгляд отца, призывающий вести себя подобающе, — не думал, что вы так щедро подарите нам две бочки своего драгоценного вина!       Конечно же, парень уже мечтал о том, чтобы наж… продегустировать сливовое вино.       — Это был подарок для твоего отца, — Тэхен криво улыбается, — а свой ты уже получил.       Да, получил. И даже более, включая, что на рынке именно Ин Линхэ за всё платил. Но Чонгук немного жадный, поэтому с хитрющей улыбкой от уха до уха заявляет:       — А я думал, что вы — мой подарок!       А что? Император в красном — вот уже упакованный, эксклюзивный подарок.       — Если хочешь, — отвечает Тэхен.       А щёки Чонгука от этого покрываются лёгким румянцем, ну ладно, можно это списать на действие вина.       — Вот вы такой бесстыдный! — вздыхает Чон, неодобрительно качая головой, но на самом деле внутренне пища от счастья как девчонка! — Я ведь соглашусь, и тогда вы будете только моим и делать с вами буду всё, что захочу!       Очень опасные слова. Очень двусмысленные слова. Чонгук всегда говорит, а потом думает, он тоже тот ещё бесстыдник, но Ин Линхэ это не смущает и не отталкивает.       Император смотрит прямо в карие глаза напротив, легко, почти нежно улыбается, отвечая:       — Я полностью в твоей власти.       Наверное, у Чонгука сейчас выскочит из груди сердце! Если бы они не были за общим столом, то, наверное, Чон бы натворил много глупостей, но, к счастью, он спасён сам от себя.       — И вы так удачно одеты в красное! Прямо настоящий подарок, — улыбается Чонгук, делая вид, что это не у него лицо пунцовое, сливающееся по цвету с его одеждой. — А чего это вы не едите? — спохватывается Чон, хотя сам и болтал с Императором, не закрывая свой рот. — Вот вам мяса и вот ещё вина, — Чонгук щедрый хозяин и до бескрайности болтливый. — Это вино называется «Снежное дыхание», папа привёз его из Кочосона, в нашей семье традиция такая: пить это вино на Новый Год, оно очень крепкое, смотрите, не опьянейте!       Но с Ин Линхэ как с гуся вода. Он, кажется, и бочку вина мог выпить и ничего бы с ним не произошло. Зато Чонгук выпивает очередную чарку, и что-то в его глазах опасно меняется. Вино всё-таки было действительно очень крепким.       — Я бы рекомендовал тебе пить поменьше, — отмечает Император.       Но Чон отмахивается:       — Тогда алкоголь был не качественным, — когда он чуть не отравился в храме Белых Снегов, — а этот… качественный! Ешьте, Ваше Величество, что вы всё клюёте-то как птичка?!       — Возможно, Его Величеству, не нравится это блюдо, — с улыбкой вмешивается в разговор один из дядей Чонгука.       Всё-таки никто не знал Императора, и что естественно, многие считали его избалованным жизнью человеком. Наверное, многие были бы в шоке, узнав, что Его Величество порой не спит, занимаясь государственными делами, не интересуется женщинами, азартными играми, дорогими украшениями, богатствами, едой и выпивкой. Он всё время работал и веселиться совсем не умел.       — Да нет, — отмахивается от слов дяди Чонгук. — Просто Его Величество ест один раз в день, одну чашку риса, — Чон молниями стреляет из глаз в сторону Ин Линхэ, давая понять, что вытравит из него эту привычку, — приходится заставлять его есть ещё и мясо.       На этих дерзких словах Чонгука, наверное, все обомлели, да только парень этого не замечал. Он нагло подвинул из центра стола чашку с большой рыбой и, тонкими кусками снимая мякоть, наложил её в плошку к Ин Линхэ.       — Я убрал кости, ешьте.       Наверное, любому бы отрезали за подобное руки, но Чонгуку, кажется, можно было всё. А главное, что подобное не удивляло Ин Бинхэ или Шэнь Юаня, они уже на эту парочку насмотрелись досыта.       — Ваше Величество, — один из дядей Чонгука решает заговорить с великим и ужасным, — вы так хорошо общаетесь с моим племянником. Вы давно знакомы?       — Достаточно давно, — привычно сдержанно отвечает Ин Линхэ. — Чонгук не раз помогал мне.       Родственники удивлённо и даже восхищённо уставились на парня, который тут же засиял гордостью, чуть ли не грудь вперёд выпятил, доказывая свою важность. Он может не только пакостничать, но и быть полезным.       — В таком случае, Чонгук-и, ты можешь попросить у Императора какую-нибудь должность при дворе, пусть и простенькую, — любые родственники одинаковы. Если есть возможность пристроить неусидчивого ребёнка, они тут же ею воспользуются.       — Я уже предложил Чонгуку особую должность при дворе, — Ин Линхэ улыбается, а у Чона сердце падает в пятки.       Ваше Величество, но вы ведь не настолько бесстыдны, чтобы заявить о подобном прямо сейчас, перед всеми этими людьми?!       — И какую же, позвольте поинтересоваться, Ваше Величество? — как и ожидалось многим становится любопытно.       Ин Линхэ уголком губы улыбается Чонгуку, глядя на его едва заметные отрицательные кивки головой. Молчи, разбойник, молчи!       — Сожалею, — отвечает Тэхен, — но если Чонгук не пожелал об этом рассказывать, то и я не стану.       Кажется, в этот момент облегчённо выдохнули сразу два человека: сам парень и его отец, который тоже уже обо всём знал. Зато Шэнь Юань довольно посмеивался, и Чонгук в который раз убеждался, что этот шантажистский характер Ин Линхэ перенял у своего наставника.       В остальном вечер проходит спокойно, родственники Чонгука уже не боялись разговаривать с Императором, обсуждали всё вплоть до политики, найдя в Ин Линхэ умного и образованного собеседника. Чон же приставал к Ин Бинхэ и Шэнь Юаню, предлагая пойти вместе с ним запускать салюты, а потом вспоминая какую-то вульгарную игру из весеннего дома и предлагая в неё сыграть, за что огрёб и от отца, и от учителя.       В скором времени гости засобирались домой. Многие родственники оставались в поместье Чон, друзья и знакомые же, как и полагается, уезжали после хорошей доброй ночи. В том числе уезжал и Император, который сейчас поспит два часика, потом встанет и начнёт работать. Безумец.       Чонгук, конечно же, на правах неусидчивого кролика бегал рядом с отцом, провожая всех гостей, он даже пытался всучить учителю большую корзинку с маньтоу. Шэнь Юань бурчал, но по итогу корзинку-то взял.       — Папа, можно мне проводить Императора?       Может, господин Чон и хотел напомнить, что Ин Линхэ приехал в колеснице, но разве это остановило бы Чонгука от того, чтобы запрыгнуть внутрь повозки, наплевав на все правила приличия? Не остановило, потому что именно так Чон и поступил, оказавшись в весьма тесном пространстве напротив Императора.       Повозка предназначалась для одиночной поездки Его Величества, для совместных он мог взять и другую, но ехал один и не видел в лишней роскоши смысла. Именно потому сейчас Чонгук оказался в безумной близости к Императору, но всё же запихнулся в повозку, хоть его колени и упирались в ноги Тэхена.       — Я не долго, — улыбается Чон на вопросительный взгляд Ин Линхэ. — Вот, — парень выуживает из рукава небольшой красный свёрток, протягивая его Императору, — Ваше Величество, это мой подарок вам. Я сам делал. Нравится?       Ин Линхэ аккуратно берёт свёрток в руки, так же аккуратно его разворачивает и вытаскивает небольшую деревянную шкатулку, внутри которой и лежал подарок. Маленький, умещается в ладошку, явно не таких размеров подарки дарили Его Величеству, но Чонгук видит, как у Императора при взгляде на подарок что-то ярко загорается в золотых глазах.       Это был вырезанный из дерева кролик, не большой, но проработанный до мельчайших деталей. Чонгук ни одну заготовку загубил, прежде чем у него получилось сделать хоть что-то близко похожее на животное, а не на яо. Кролик имел небольшой крючок на спинке и цеплялся к подвеске из бело-голубой кисточки. Вообще-то Чонгук хотел сделать красную кисточку, символично к Новому Году, но слишком уж у него неоднозначная история с красными вещами. Начиная с алой нити, которую он подарил Ин Линхэ.       — Кролик? — Император вопросительно поднимает бровь, глядя на Чонгука.       — Потому что я кролик! — с улыбкой заявляет парень. — Я не умею вырезать людей, поэтому вырезал свой… тотем? Да. И подарил его вам. Это украшение к флейте. Нравится?       Ин Линхэ смотрит в карие глаза с такой нежностью, что Чонгук даже дышать перестаёт в этот момент. В нём достаточно алкоголя, чтобы ни о чём не волноваться и ещё больше, чтобы с нетерпением ожидать реакции Тэхена.       — Очень красиво, — отвечает Ин Линхэ. — Спасибо, Сяо Гуки.       Чонгук улыбается точно кот, объевшийся сметаны. Довольно и сыто. Ну, почти сыто, потому что у Чона есть ещё кое-что.       — И ещё один подарок.       Парень быстро сокращает расстояние между ними, перебираясь на колени к Ин Линхэ, целуя мужчину. За все их поцелуи он неплохо поднаторел в этом деле, стал опытнее и теперь, когда целовал, пользовался приобретёнными навыками, снова и снова аргументируя свои действия тем, что он ПРОВЕРЯЕТ. Если свою ориентацию, то она давно перекочевала на голубую сторону.       Этот поцелуй мягкий, нежный. Чонгук облизывает губы Ин Линхэ, а после покусывает их, но целует с предельной аккуратностью. Бережно держит мужчину за подбородок, пробует на вкус то же крепкое вино, что и у него на языке осело. Причмокивает, размышляя о том, что будет, если поцеловать Ин Линхэ под шеей, поцеловать ключицы или прикусить за мочку уха? Какая будет реакция?       Но узнать Чонгуку не дают, Тэхен мягко отстраняет парня от себя с единственной фразой:       — Ты пьян.       Чон дышит немного загнанно, потому что снова забывал дышать. А отвечает легко и непринуждённо:       — Да, наверное. До встречи в Новом Году! — улыбается Чонгук, целует Ин Линхэ на прощание в щёку и выскальзывает из повозки наружу.       Вдыхает прохладный ночной воздух, глаза карие почти ненормально сверкают в этот момент. Но Чонгук не пьян, он всё делал осознанно, потому что ему нравится. Потому что он хотел поцеловать Ин Линхэ. Потому что он влюблён в Ин Линхэ.