Нить судьбы сияет алым

      Джонка медленно качается на волнах. Воды реки мирные, спокойные, лишь лижут борта, весело плещутся, но не пытаются раскачать маленькую лодку или тем более потопить. Они будто её окутывают со всех сторон и радостно приветствуют в своих владениях, предлагая спуститься вниз по течению и исследовать эту прекрасную, необычайно чистую реку.       Чонгук лежит на коленях у Императора, они взяли джонку просто для того, чтобы покачаться на волнах (Чон так захотел). Хотя призыв реки спуститься ниже и исследовать всё течение был занимательным, а на сегодня Чонгуку приключений хватило с головой. Он собственными глазами увидел злого духа и даже разговаривал с ним. Легенды о том, что нечисть появляется ночью явно ложь, с Хань Ли они встретились где-то к вечеру, когда солнце только катилось к горизонту, да и утром они разговаривали при дневном свете.       Жутко. Всё это жутко: и факт существования нечисти в этом мире, хоть Чонгук о нём и знал, и то, что сделала Хань Ли.       — Тэхен, — зовёт Чон, потому что джонкой управляет старый лодочник, который и так смотрел на них подозрительно, из-за того, что два парня решили ночью поплавать и полюбоваться звёздами, не нужно, чтобы он ещё узнал о том, что один из его клиентов на сегодня — Император, — та тьма не выберется из Сяомэй? — шепотом спросил парень.       Ин Линхэ смотрел в небо, он был спокоен и словно наслаждался тем, как джонку легко покачивает на волнах и как лунный свет разрезает тёмно-синее небо, бликуя на водной глади реки.       Тэхен точно не раз видел нечисть, то, как легко он отнёсся ко всему, свидетельствовало о том, что он многое повидал за свою жизнь. Хотя с его-то характером можно было принять абсолютно любую реальность.       — Не думаю. Из рассказа Хань Ли выходит, что тьма поглотила души местных жителей, значит, она привязана к этому месту. В частности, я думаю, что её там держат и души всех павших на войне солдат, это место останется проклятым, пока сила тьмы не иссякнет.       Чонгук жуёт губу, задумываясь.       — А что есть эта тьма?       — Я читал в древних свитках, что это души неуспокоенных людей. Озлобленные духи, погибшие в молодом возрасте, жестоко или несправедливо убитые — все, в ком достаточно ярости, чтобы цепляться за прежнюю жизнь и избегать круг перерождения. Все, кто желает отомстить. Их ярость и боль переплетаются, создавая тёмную ци, способную уничтожить любого обидчика. Но мёртвые души не осознают реальность, они губят виновных, невинных; только грехи души живой или мёртвой судятся одинаково. И если погибший остаётся на земле ради мести, ему нет дороги в круг перерождения, он превращается в тьму, вечно не находя себе покоя. А так как эта тьма, по сути, тёмная ци, взятая из души, то и привязана она к месту возникновения, то есть к телу погибшего. Никуда она оттуда не денется.       — Всё-таки жутко всё это, — вздыхает Чонгук, вздрагивая от холодного порыва ветра, — и Хань Ли совершенно не заслуживает спокойно жить, когда сотворила такое с сотней человек.       — Не нам судить. Да и что мы сделаем? Убьём? Этому телу немного осталось, пусть доживает, а дальше, в подземном царстве, расплачивается за свои грехи.       Чонгук поджимает губу, но кивает, вынужденный согласиться. Она уже сто семнадцать лет живёт как госпожа Ло, не убивать же её в самом деле!? Тогда и они станут не лучше, станут убийцами.       — Я рад, что мы так быстро разобрались во всём, — вздыхает парень,— но больше не хочу участвовать в этих жуткостях.       Ин Линхэ опускает голову, с улыбкой глядя в карие глаза.       — Так испугался?       Он не пытается высмеять Чонгука, показать его слабость, просто интересуется, давая понять, что сейчас можно ничего не бояться. Всё закончилось, сейчас можно любоваться луной и звёздами, отдыхать и ни о чём не думать. Хотя не думать всё равно не получается.       — Меня пугают монстры, духи, яо — это мой самый большой страх. Сегодня было жутко, но я не испугался, потому что вы были рядом, — улыбается Чонгук, снизу вверх глядя на Ин Линхэ. — Когда вы рядом, то и удача рядом, а потому я ничего не боюсь.       — В таком случае, я постараюсь всегда быть рядом, всегда оберегать тебя, защищать и делиться своей удачей.       Стоп, Чонгук, успокойся, вдох-выдох, дыши, главное, дыши! Не подавай вида, что у тебя сейчас сердце выбьет рёбра и поскачет по доскам джонки, выпрыгивая за борт и уходя на дно.       Чертов Ин Линхэ! Ну почему ты такой милый, а?! Лучше бы смеялся над Чонгуком и вёл себя как избалованный Император. А ты… ты!.. Ни шанса не оставил Чону и что ему теперь влюбиться в тебя? Да он уже. Хватит бегать вокруг да около, стоит признать, что целуешь ты Тэхена не ради интереса, постоянно проводишь с ним время тоже не по этой причине, и сердце это твоё глупое сходит с ума не просто «потому что», а из-за крепких, сильных и возникших уже давно чувств к Ин Линхэ.       Внешне Чонгук делает вид, что всё в порядке, вздыхает протяжно и тему разговора ненавязчиво переводит в другое русло, ибо если Тэхен продолжит быть таким милым и внимательным, Чонгук снесёт его в свои объятия и поцелует на глазах у знатно удивлённого лодочника.       — Раз мы разобрались в этом деле, то, значит, скоро снова отправимся в столицу?       Ин Линхэ внимательно смотрит на Чона, догадываясь:       — Ты не хочешь уезжать?       — Ну, — вздыхает Чонгук, — в Сяньяне я уже всё посмотрел. Хочется и другие города изучить. В Лояне мы совсем недавно, если было бы можно, хотелось бы задержаться тут подольше. К тому же через пять дней праздник Фонарей, было бы здорово встретить его здесь.       Чонгук умалчивает, что если они вернутся в Сяньян, то Тэхен снова уйдёт в работу и вытащить его погулять будет проблематично. А здесь только они вдвоём, дела решены, можно вечность кататься на джонках, есть вкусную еду или смотреть уличные представления. Несмотря на высокое происхождение Чонгука, ему нравилось народное творчество, да и сам Император этим увлекался, когда в дни лени сбегал из дворца, гуляя по столице.       Ин Линхэ загадочно улыбается Чону, спрашивая:       — Знаешь, какое время во дворце самое опасное? — Конечно же, парень отрицательно качает головой. — Перед праздниками, — улыбается Император, — заговорщики всегда пользуются церемониалом, чтобы убить Императора и захватить власть. А знаешь какое время самое безопасное? После чистки. Заговорщики не станут лезть в пасть к разъярённому тигру, выждав, когда он успокоится и потеряет бдительность.       Чонгук жуёт губу, хмуря брови и задумываясь:       — Так… мы можем остаться?       — Можем.       — Ура! — Чон так громко кричит, что даже лодочник подпрыгивает, косясь на молодого господина.       Чонгуку хочется радостно прыгать, но, конечно же, он этого не делает, иначе опрокинул бы лодку, и они все вместе оказались бы в воде. А Чон, между прочим, в наряде, который ему подарил Ин Линхэ и портить платье совсем не хочется. Оно идеально для вечерней лоянской погоды, красиво и подарено лучшим мужчиной на свете!       Чонгук выпрямляется, вставая с коленей Императора, и, наплевав на постороннее внимание, липнет к Ин Линхэ, нагло придвигаясь к нему, вторгаясь в личное пространство.       — Ваш… Тэхен, а давайте покушаем? Я проголодался.       Что совсем не удивительно, ведь поесть Чонгук мастак.       Ин Линхэ улыбается лишь краешком губы, напоминая:       — Ся Нин звал нас к себе на ужин.       — О, точно! Он ведь женат, давайте к ним сходим? — Чон мгновенно меняет маршрут путешествий. — А вы знаете дорогу?       — Знаю. Этот дом я подарил на свадьбу молодоженам.       Чонгук округляет глаза, выдыхая:       — Насколько вы богаты?       Серьёзно! Ин Линхэ же покупает Чону всё, что парень хочет. Буквально всё. Никогда не интересуется ценой, платит за еду, за корм коням во время путешествия, новую одежду покупает и всякую ненужную фигню, понравившуюся Чонгуку. Он даже маршалу выделил премию из своих средств!       Чоны были не бедны, но клан Ин явно превосходил их по всем показателям.       Однако Тэхен не хвастается, разумно отмечая:       — Некоторые купцы богаче меня.       *****       Дом младшей четы Ся стоял на востоке города и занимал огромную площадь, в которую входил небольшой искусственный пруд, сад с самыми разными фруктовыми деревьями, пара беседок конюшня и оружейная. Тэхен явно поскромничал, когда сказал, что он не богат! Потому что дом Чонов в Кочосоне был в три раза меньше, но по меркам своей страны они были весьма богаты и жили во втором по величине дому после королевского дворца.       Хотя чего это Чонгук удивляется? Императорский дворец был размером с половину Кочосона. Чон, конечно, преувеличил, но впечатление создавалось именно такое.       И Сиянь — жена Ся Нина оказалась очень молодой девушкой. Ей было восемнадцать, как и Чонгуку. Родившаяся на севере она была определённо бледной для этих мест и без косметики, у неё были достаточно узкие глаза, но при этом густые брови. Лицо маленькое, миловидное. И Сиянь была красивой, носила неожиданно простое для богатой дамы платье и минимум украшений. Голос её был настолько нежным, что казалось, будто в её теле живёт дух небожительницы!       Ся Нин уже ждал своих запоздавших гостей, в большом зале был накрыт стол с множеством исключительно северных блюд, ничего острого, как любит младший генерал, много мяса, как любит Чонгук и лёгкие закуски для Императора, который и простую чашку с рисом может съесть, не сказав ни слова против.       И Сиянь оказалась отличной хозяйкой, несмотря на своё знатное происхождение, она готовила сама для мужа и для гостей также постаралась приготовить всё сама без слуг. Она была мила в общении, не стеснительна, как многие девушки и… она ждала ребёнка.       Вот этого, конечно, гости не ожидали. И если Император вежливо поздравил семью с грядущим пополнением, то Чонгук, забыв о своём гэгэ, отправился докучать женщине, расспрашивая её о самых неожиданных вещах во время беременности. Может быть, И Сиянь и посчитала Чона слишком уж доставучим, может быть, Император отчасти и хлебнул уксуса в этот момент, а Ся Нин не знал: ревновать лучшего друга к жене или жену к лучшему другу, но все пришли к единому мнению: Чонгука не исправить. Он искренне любил детей, ему нравилось проводить с ними время, хоть ничему толковому он их и не учил.       Конечно, Чонгук помнил о приличиях и не расспрашивал женщину о личном. Но сыпал вопросами по типу: кого хочется больше — девочку или мальчика? А одного ребёнка или двух? А ребёнок уже толкается? Шла третья неделя беременности, так что — нет, да и соблюдая приличия, Чонгук не смог бы потрогать чужую жену за живот, чтобы узнать, как толкается ребёнок. В общем, языком Чон зацепился крепко и надолго, неожиданно выяснив, что И Сиянь тоже любила поговорить.       Ин Линхэ и Ся Нин обсуждали какие-то скучные военные дела. Чонгук не слушал, потому что не разбирался.       Обещав вырезать что-нибудь из дерева на рождение ребёнка и обязательно заглянуть как-нибудь ещё в гости к гэгэ и его жене, Чонгук накормленный, наболтавшийся и довольный возвращался с Тэхеном в дом губернатора Ся.       На дворе стояла уже плотная ночь, было прохладно, и Чон радовался, что надел утеплённое ханьфу. Ся Нин предложил отвезти гостей до дома отца, но оба мужчины отказались от этой идеи, предпочтя прогуляться. Да и было здесь совсем недалеко.       Вдыхая свежий ночной воздух, Чонгук с улыбкой смотрел на яркий диск луны, мечтательно растягивая:       — Эх, вот бы тоже ребёночка завести!       Ин Линхэ отчасти укоризненно смотрит на Чона, отмечая:       — Ребёнок — не домашний питомец.       — Не понимаете вы мою мысль, Ваше Величество, — Чонгук подлезает под руку к Тэхену, хватаясь за неё и прижимаясь к Императору всем телом. — Это ведь так здорово, когда у тебя появляется ребёнок, — мечтательно поясняет парень, не переставая улыбаться, — маленькая копия тебя и твоей второй половинки. И этот кто-то важнее тебя самого, такая маленькая… любовь!       Чонгук ещё совсем зелёный, ему даже двадцати нет, он глупый по большей части, но бывают моменты, когда он умеет размышлять, как взрослый человек и даже умнее многих взрослых.       — Ты ведь не хотел жениться, — вспоминает Тэхен.       Чонгук ещё ближе прижимается к Ин Линхэ, он буквально сжимает его в своих руках, позволяя себе обвить не только руку, но и талию мужчины. Дышит сливами, которыми весь Император пропитан: лёгкий и немного дурманящий аромат. А Чонгуку так нравится, он сейчас таким незримым счастьем переполнен, что готов сжать Тэхена в объятиях и затискать до скрежета костей! Необъяснимое чувство.       — И не хочу жениться, — отвечает Чон, — но это не значит, что мне не нравятся дети. Детей я люблю, хоть и сам ещё ребёнок.       Ин Линхэ отчего-то мрачный, как кажется Чонгуку. Пусть выражение лица Тэхена не изменилось, но Чон научился различать едва заметные знаки изменения настроения Императора.       — Ты всегда можешь попросить отца подыскать тебе первую красавицу в Цинь или Кочосоне, — слишком холодно отвечает Тэхен, а Чонгук понимает:       — А вы ревнуете! Ахах, Ваше Величество, почему вы такой забавный? — Чон не сдерживается в этот момент и действительно сжимает Тэхена в объятиях до хруста костей. — Зачем мне какая-то там красавица, когда я уже нашёл свою?!       Ин Линхэ становится ещё мрачнее, и Чонгуку приходится вспомнить, что Император, вообще-то, не понимает намёков.       — Ну, Ваше Величество, включайте голову, — бурчит парень, — я вам комплимент сделал, сказал, что вы красивый! Знаете ли, я не всем это говорю, но вы невероятно красивы, как я могу вас променять на кого-то ещё?       Но это совсем не работает на Тэхене. В золотых глазах проскальзывает сталь, когда мужчина спрашивает:       — Я нравлюсь тебе, потому что красивый?       — Если так подумать, то всем людям нравятся другие, те кто красив, но это ведь ничего не значит. Боже, Ваше Величество, соображайте уже! — Восклицает Чонгук. — Вы гениальный правитель, стратег и манипулятор, но в чувствах вы совсем не разбираетесь! Я сейчас говорю вам, что даже если нравится внешность, не обязательно этот человек тебе нравится.       — Мгм.       Чонгук сейчас сказал, что хоть внешность Ин Линхэ ему и нравится, а к самому Императору у него нет чувств. Браво, Чон, просто браво! Ты идеально умеешь и сам рассказывать о своих чувствах! И нечего было на Ин Линхэ гнать, он хотя бы не понимает эмоции и чувства, а ты неуч, который и пары слов в нужный момент связать не может, выдавая какую-то непонятную белиберду.       — Боже, что же я сам несу-то? — качает головой парень и, останавливаясь и тормозя Императора, уверенно заявляет: — Ваше Величество, вы красивы.       — Я это уже понял.       — Нет, не поняли.       Чонгук вздыхает и, хватая мужчину за плечи, разворачивает того лицом к себе, словно собирается повинную выдать своему Императору. И это почти так.       За сегодняшний день произошло столько всего: жуткого, странного, приятного и весёлого — целый спектр эмоций. И Чонгук был сейчас так переполнен всеми чувствами и желаниями, энергией, что почти не мог себя контролировать. Нёс какую-то чушь и при этом лип к Тэхену. Потому что морально он готовился. Эта местность ни хрена не романтичная, желательно было бы сделать это на празднике Фонарей, когда всё небо будет заполнено бесконечными огнями желаний. Но не ночью же, под лунным небом, в каком-то тёмном переулке, среди высоких стен. Но Чонгук понимает, что именно сегодня, именно сейчас он должен всё сказать.       Он признался перед собой и должен был признаться перед человеком, который так долго и терпеливо его ждал.       — Дело в том, что мне нравится не только ваша внешность, — Чонгук нервно сжимает пальцы, но упрямо смотрит в золотые глаза, понимая, что сегодня или никогда, — вы сами… сами мне тоже очень нравитесь. Вы просто замечательный! — улыбается парень. — Когда мы вместе, у меня сердце в груди бьётся так, будто выпрыгнет в тот же момент, послушайте!       И парень дерзко хватает руку Императора, прикладывая её к своей груди. А там, под рёбрами, действительно сходит с ума сердце. Чонгук волнуется, у него внутри всё горит и полыхает, кожа на затылке немеет, и кровь стучит бешено в ушах. Он никогда и не перед кем не признавался в своих чувствах. Этот раз был первым и, даже понимая, что он нравится Ин Линхэ уже давно, парень жутко волнуется. Его почти в лихорадке трясёт, но он упрямо идёт к своей цели.       Добегался. Финал.       Мрачность в глазах Ин Линхэ пропадает с каждым бешеным ударом сердца о его ладонь. Он не очень хорош в отношениях и тем более в намёках, однако, видя, как полыхают карие глаза напротив, как волнуется Чонгук и искренне старается говорить, Ин Линхэ понимал всю смелость и чистоту слов Чона. На самом деле он не ожидал получить взаимности, Чонгук его целовал, обнимал и тискал, позволял вольности, но не давал понять, что чувства Ин Линхэ взаимны. Раньше все его действия были похожи на обычные шутки, которые поднимали парню настроение, и может Тэхен не желал воспринимать их поцелуи, как шутки, да только у него не было ни одного повода, чтобы осмелиться подумать нечто большее. Ведь даже красный браслет для новобрачных Чонгук подарил Императору совершенно случайно, по незнанию. И он хотел ребёнка, а с другим мужчиной этого будет невозможно осуществить. Однако вот так неожиданно, стоя посреди безлюдной ночной улицы, Чонгук говорит Ин Линхэ совершенно нереальное: «… вы сами… сами мне тоже очень нравитесь!».       Это всё так неожиданно, что, кажется, Тэхена впервые в жизни застали врасплох.       А Чонгук крепче прижимает руку Ин Линхэ к своей груди, продолжая:       — Слышите, как сердце бьётся? И так каждый раз! Я не могу без вас, вы мне нравитесь, и никто больше вас не заменит. Я совсем не романтик и плохо владею возвышенной речью. Но я целовал вас, потому что хотел. Не из-за прихоти или другой ерунды, а потому что хотел вас поцеловать, потому что люблю только вас! И в будущем хочу вас целовать и… хочу… — Чонгук вздыхает, сглатывает вязкую слюну, но продолжает, понимая, что должен это сказать, — хочу быть вашей Императрицей!       В золотых глазах, наверное, впервые со знакомства Чона с Ин Линхэ отражается такая буря эмоций. Казалось бы, из-за болезни Тэхен не способен испытывать чувства, но именно их взрывоопасный спектр мешается в радужке золотых глаз. И Чонгук не может ухватиться за все эти эмоции, просто не знает: счастлив ли сейчас Тэхен или нет, может разлюбил? А может понял, что парень ему никогда и не нравился? Чонгук не знает и долгие мгновения мается в неведении.       Ин Линхэ так внимательно смотрит в карие глаза, он почти прожигает Чона насквозь в этот момент, заглядывает в душу и ищет там ответы на свои вопросы. И Чонгук не пытается ничего скрыть, он сказал всё, как есть. В этот вечер, в этом неромантичном месте. Если бы не сказал сегодня, жалел бы об этом всю оставшуюся жизнь.       — Я хотел тебя поцеловать, — наконец выдыхает Ин Линхэ, — никто тебя не заменит.       Мужчина выворачивает руку и уже ладонь Чонгука прижимает к своей груди. Сердце Тэхена не заполошное, но и не спокойное, как обычно. Оно бьётся так, будто каждый удар может быть последним. Стук и долгая тишина, стук и снова тишина. Но бьётся ровно в ладонь Чонгука, будто предлагает: забери меня к себе и согрей. Чону почему-то плакать хочется. Он неожиданно так счастлив, что на глазах скапливается влага.       А Ин Линхэ ещё коротко добавляет:       — Люблю только тебя.       И вот тут Чонгука прорывает. Обычно он плачет, чтобы получить что-то, чего хочется. А сейчас ревёт от счастья, бросаясь Ин Линхэ на шею и сжимая его в крепких объятиях.       — Да-да-да! Только вас! Люблю только вас!       Слива и ромашка. Такие простые, тривиальные, ничем не примечательные. Люди проходят мимо ромашек и даже их не замечают, порой рвут, используя для лечения или в качестве утешительного подарка. Красоты этих цветов мало кто замечает, мало кто придаёт ей значения. А цветение сливы так и длится совсем недолго, сначала радует глаза, а потом лепестками под ноги, в грязь, становясь просто досадной картиной. И люди точно такие же: сначала ярко цветут, а потом умирают и больше о них никто не вспоминает.       *****       Как и хотел Чонгук они задержались в Лояне до праздника Фонарей. Ся Цзян против гостей в своём доме не был. Его жена давно умерла, сын женился и мужчине банально порой не с кем было поговорить, хотя дел у него, как у губернатора, было навалом. Однако поговорить в компании умного и образованного Императора всё же было интереснее, нежели бесконечно разбирать отчёты. Да и Чонгук был забавным малым, съедал всё, что находилось на столе, постоянно искал приключения на пятую точку и вёл себя вызывающе фамильярно с Императором, но тот лишь улыбался довольно.       Ся Цзян был не глуп и об отношениях этих двоих давно всё понял. Конечно, Чонгук вёл себя прилично (насколько это возможно) перед посторонними и с поцелуями не лез к Ин Линхэ и на публике его не обнимал. Но наедине у него срывало все барьеры, и он уже откровенно садился на колени к Ин Линхэ, долго и с упоением его целуя. Чонгук в этом плане был совершенно свободным и не стеснительным. Наоборот, пытался стеснить Тэхена, когда руками пробирался к нему под одежды, когда хитро покусывал уже алые от поцелуев губы и своими ласками переходил на крепкую шею Ин Линхэ, жалея, что не может всю её искусать. Хотя почему нет? Чонгук кусал, метил, целовал и возбуждал, дьявольски поглядывая на партнёра. Он тот ещё провокатор, только Тэхен всегда знал, когда Чона следует остановить. Парень, конечно, дулся, что ему не дают поиграть во взрослые игры, но не сдавался. Однажды и крепость Ин Линхэ падёт.       На самый праздник Фонарей Чонгук, как и следовало ожидать, потащил Тэхена в город, чтобы купить фонарики. На самом деле он бы хотел и сам создать пару фонариков, написать на них свои искренние желания и отправить в небо. Но несколько лет подряд руки Чонгука, растущие из интересного места, собирали самые страшные и неуклюжие фонарики, которые даже взлетать отказывались, поэтому мечта осталась мечтой, а возможность купить что-то стоящее у мастеров никуда не делась.       — А знаете, — Чон льнёт ближе к Тэхену, не обращая внимания на людей, которые на них косо поглядывают, — я каждый год на праздник хотел запустить в небо тысячу фонариков. Но не думайте, что я вам сейчас намекаю.       Боже, серьёзно, Чонгук? Ин Линхэ не понимает намёков, ты ещё не понял разве?!       — Только ведь это физически невозможно, — вздыхает Чон, — как бы я смог сам отправить в небо тысячу фонарей? А с помощью, то уже и ощущения были бы не те. Да и как загадать тысячу желаний. Я, конечно, многое хочу, но на тысячу не вытяну. Тэхен-Тэхен, а что ты чаще всего загадывал на праздник Фонарей?       Они идут по запруженному людьми рынку. Уже вовсю начались гуляния перед самой полночью, когда начнётся праздник. Уличные артисты устраивали красочные представления, шествия на ходулях и танцы драконов. Повсюду горели фонари, запах уличной еды заполнял всё пространство, давая Чонгуку понять, что нужно бы подкрепиться. Винные лавки работали в режиме особой загруженности. Рынок наводнили парочки, собирающиеся запускать фонари. Всё сияло и горело, переливалось и предлагало себя купить и попробовать.       «Ворона» Чонгук клевал на всё блестящее, у него разбегались буквально глаза и тянуло купить самые бесполезные вещи, но он себя отговаривал, следуя примеру Ин Линхэ.       — Я не загадывал желания, — отвечает Тэхен. — Отец говорил, что мы сами должны строить свою судьбу и добиваться желанного, а не просить об этом у богов.       Чонгук фыркает:       — Даосизм исключает борьбу и предлагает следовать судьбе.       Тэхен открыто берёт Чона за руку, переплетая их пальцы. Ему наплевать, как на них посмотрят и что будут думать. У него ещё впереди борьба за право выбора Императрицы, так что его не могут напугать такие мелочи.       — Сяо Гуки, если бы я полностью шёл Путём Дао, то давно бы сдался и не боролся за тебя.       — Вам ещё нужно получить одобрение моего отца, — хитро улыбается парень.       — Не думаю, что он откажет Императору, — усмехается Тэхен, — и разве не ты сам пригласил меня к себе на Новый Год, чтобы я познакомился с твоей семьёй?       Чонгук прячет взгляд в земле под ногами, посмеиваясь над самим собой, потому что его план был так легко раскушен:       — Хе-хе! Вы правы-правы, — а потом чует запах сладкого, быстро находит лавку с вкусностями и тянет Тэхена за собой. — Хочу юаньсяо.       Двое красивых мужчин, держащиеся за руки, привлекали к себе не мало внимания, но надо отдать должное толерантности местных жителей и в особенности продавцов, которые ничего не сказали такой неожиданной паре. Да и кто осмелился бы рот раскрыть, когда взгляд у Ин Линхэ точно у самого страшного и жуткого демона из ада. Даже тёмный дух признала его силу.       Взяв штук десять юаньсяо, Чонгук радостно принялся хрумкать их ещё до того, как заказ был оплачен. Конечно же, платил Ин Линхэ, у Чона с собой не было даже кошелька, а Император всегда молча расставался с деньгами. Если Чонгук был счастлив, то почему бы не купить ему всю эту лавку? Когда ты Император список невозможного сокращается до минимума.       — Ешьте, — Чонгук щедро протягивает Тэхену рисовый шарик, — традиция такая: съесть юаньсяо на праздник Фонарей.       Ин Линхэ на самом деле не любит сладкое. Он просто не любит еду и использует её как подпитку для тела и пока подпитки хватает, не видит смысла есть. Чонгук же уплетает еды столько, будто каждый день ходит в горы и покоряет новые вершины, а потом сражается с монстрами. Однако юаньсяо Тэхен ест, хотя ему больше нравится наблюдать за тем, как аппетитно ест Чонгук, запихивая в себя уже третий шарик.       — Вкусно, да? — улыбается парень с набитыми щеками. — Люблю сладкое. Хм, — вспоминает Чон, — так если вы не загадывали желание, то и фонари не запускали?       Они снова идут по рынку. И пока Чонгук подкрепляется, то одновременно с этим выбирает самый красивый фонарик, он хочет в форме лотоса, и чтобы был красный, и чтобы на листьях были нарисованы талисманы на удачу. Требования высокие, а найти подходящий не так-то просто.       — Запускал, — отвечает Ин Линхэ. — Говорят, на Новый Год души умерших родственников могут вернуться в мир живых и пробыть здесь вплоть до праздника Фонарей. А чтобы душа не потерялась, возвращаясь обратно в подземное царство, нужно запустить для неё фонарик. Я всегда запускаю один фонарик для отца.       Вот как! Чонгук слышал эту легенду, но не придавал ей значения. А Ин Линхэ несмотря на свой скептический характер всё-таки чтил и уважал отца, заботясь о нём и после смерти. Ну разве не замечательный мужчина?! Да Чонгук впервые встречает такого невыносимого, но восхитительного человека! А главное, что своего, свою родственную душу, своего будущего мужа!       Ох-ох! От этого слова оказывается так сердце бьётся!       — А давайте в этот раз запустим два фонарика? — предлагает Чонгук. — Один для наших умерших родственников, а другой с нашими обещаниями, а?       Ин Линхэ нежно, едва заметно улыбается Чону, отвечая короткое и чёткое:       — Хорошо.       А потом парень выбирает фонарики с особой тщательностью. Расспрашивает продавца буквально обо всём: относится ли это к товару или нет. Он, в принципе, любит поболтать, да и торговец тоже не против поговорить с таким милым и активным покупателем, у которого за спиной стоит по виду дворянин с большим кошельком.       По итогу Чонгук выбирает два идентичных бумажных фонарика из высококачественной бумаги. На одном нарисован дракон, на другом мифические звери, хранители четырёх сторон света. Нарисованы чёрными красками, но так тонко и искусно, что творческая душа Чонгука буквально пела гимны этим работам! Он обычно рисует людей (весенние картинки даже представляют собой пару в весьма интересных позах), окружающий мир парень рисует реже, если вообще рисует. И увидев искусные рисунки на фонариках, Чонгук просто не мог пройти мимо них.       — Пойдёмте-пойдёмте! — Чон спешно потянул Ин Линхэ за собой сразу после оплаты покупки. — Самое красивое место — на мосту, нужно спешить, иначе займут!       Парень весь буквально полыхал от нетерпения. За эти дни он неплохо выучил Лоян, постоянно выходя в город и изучая его. Вот и местечко для запуска фонариков давно нашёл, но не учёл, что мост к тому времени будет запружен людьми. Ну да ладно, Чонгука такие мелочи не могут огорчить.       Подведя Ин Линхэ к набережной, относительно пустой, из-за стремящихся оказаться ближе к мосту или выбравших другие точки запуска фонариков, Чон буквально запрыгал от нетерпения. У него сверкали возбуждённо глаза, потели руки и сильно билось сердце.       Когда караул объявил полночь, в небо начали отовсюду взлетать бесконечные фонарики, раскрашивая ночь яркими, удивительно прекрасными огнями. Тёмное небо вспыхнуло оранжевым заревом, будто несколько сотен ярких фениксов взмыли в облака, оповещая о приходе весны, радуя глаза и души, торжественно готовые выслушать молитвы и просьбы.       Первый фонарик-дракон Ин Линхэ и Чонгук запустили вместе в память об умерших родственниках. А второй, по просьбе Чона, был куплен для их совместного желания. И если Чонгук до этого был перевозбуждён и носился вокруг Ин Линхэ, точно умалишённый с глупой улыбкой глядя в небо и наслаждаясь роскошным видом десятка сотен фонариков, то, когда они вдвоём запускали фонарик-желание с изображением животных хранителей четырёх сторон света, у Чонгука даже руки дрожали от нетерпения. Он периодически хитро поглядывал на Тэхена, кусал покрасневшие губы и явно что-то замышлял.       Мозг Императора был способен раскрыть любой заговор и тайну, но только не маленького крольчонка, который всю жизнь планировал «увлекательные приключения» и был мастаком удивлять.       — Вы загадали желание?       — А это обязательно? — вскидывает бровь Тэхен.       — Ваше Величество! — забывается Чонгук. — Вы ни разу не веселились, так попробуйте сейчас. Загадайте что-нибудь, это наш совместный фонарик! Загадайте хоть благополучие Цинь, это же так приятно — загадывать желания и ждать, когда они исполнятся!       Тэхен решил промолчать о том, что свои желания он сам исполняет. Раз Чонгук попросил, то Ин Линхэ просто сделает, как нужно. Желаний у него почти нет никаких, только стремления, но, если нужно что-нибудь загадать… что ж, это можно.       Второй фонарик взмывает в небо, присоединяясь к тысяче других желаний, обещаний и мечтаний. Чем выше взлетают эти фонари, тем больше смешиваются друг с другом, теряются, уже и не найти свой, только любоваться сверкающими в небе огнями.       Чонгук с широкой улыбкой смотрит на невероятную красоту, затем оборачивается к Ин Линхэ. У Императора на золотой радужке глаз оседают огни от фонарей, парящих в небесах, делая взгляд совсем нереальным, фантастически-красивым.       — Знаете, — Чон улыбается от уха до уха, тактильно обвивая Тэхена руками вокруг талии, — у меня сегодня День Рождения.       Он специально приберёг эту информацию напоследок. Специально не стал говорить о своём личном празднике на фестивале Фонарей. Ему не нужен был подарок, в конце концов, он был завален в последнее время удачей, столько её у парня не было всю его жизнь.       — Я родился на праздник Фонарей, — продолжает Чонгук, обнимая Тэхена и не обращая внимания на то, как на них косились другие люди, их здесь было немного, но они были, — и у нас в семье принято поздравлять меня именно в этот день, когда бы он не начинался.       — Тогда, — Ин Линхэ нежно гладит Чонгука по щеке, — с Днём Рождения, Сяо Гуки!       Чон буквально светится от счастья. Хочется кричать, прыгать и творить безумства. А может просто смотреть в золотые глаза и медленно сходить с ума от количества чувств, что каждый день переполняют его рядом с Тэхеном?       — Сегодня мне девятнадцать! — гордо заявляет Чонгук. — Через год я могу… — парень отчасти тушуется, но всё-таки держит себя в руках, тихо продолжая: — могу стать вашим мужем.       — Я буду ждать и сотню лет, если потребуется.       Чонгук коротко смеётся. Какой же Ин Линхэ прямолинейный, говорит всё, что думает. У Чона рядом с ним не было ни шанса остаться гетеросексуальным просто потому, что этот мужчина по всем параметрам невероятный!       Вокруг них уже никого нет, видимо, своим бесстыдным поведением они распугали людей рядом, и это даже к лучшему, что они одни, потому что Чонгука тянет шалить, а он не привык себе отказывать. У него невероятно хорошее настроение, он рядом с самым замечательным мужчиной в мире, а в груди разливается степной пожар, поедая всё на своём пути.       — Зачем ждать? Я уже рядом с вами!       Чон снова намекает, снова забывает, что Его Величество не понимает намёков.       Почему-то Чонгука сейчас мелко трясёт, он пугающе большими глазами смотрит на Ин Линхэ, ощущая почти нездоровый огонь, охвативший его тело. Жажду и желание, что-то примитивное и хищное внутри Чонгука рвалось на свободу, желая быть обнаруженным и любимым.       Он понимает, что Ин Линхэ не соврал ему и действительно его любит. Но… не так. Чону хотелось не так. Хотелось с обнажёнными чувствами, душами и телами. И последнего очень не хватало.       Чонгук тянется выше к Ин Линхэ и накрывает его губы лёгким, почти целомудренно-нежным поцелуем, когда внутри парня степной огонь выпалил его до жалкого основания. Хотелось откровенно, жарко и даже грубо. Хотелось трогать, целовать и ласкать. Хотелось всего Тэхена без остатка!       — Ваше Величество, — дразняще выдыхает Чон в губы напротив, — а давайте останемся сегодня на постоялом дворе.       — Бесстыдство, — незамедлительно отвечает Ин Линхэ.       Чонгук на это только задорно смеётся и снова целует мужчину. И снова нежно, ласково, руками разминает широкие плечи Тэхена, бесстыдствует прямо на улице, но его это не особо волнует. Ин Линхэ хочется целовать и целовать, аккуратно покусывать губы, сжимать в своих объятиях и тонуть в переполняющей всю душу нежности. Но захлёбываться огнём непреодолимого желания.       — Ваше Величество, — Чонгук хитро улыбается, отстраняясь и облизывая покрасневшие губы, — разве вам совсем не хочется быть со мной чуточку грубее? Вам не хочется... меня вам не хочется?       — Ты несовершеннолетний, — кажется, через целую вечность отвечает Тэхен.       Чонгук отмахивается:       — Ой, да причём здесь возраст?       — И мы не состоим в браке.       Парень дует губы, негодуя:       — Ваше Величество, ну, ведь целая вечность пройдёт, мы столько времени потеряем! — Чонгук прикусывает мужчину за подбородок, дразняще улыбается и продолжает: — Я так устал бегать по городу, может отдохнём где-нибудь?       Намёки — прозрачнее некуда. В Чоне полыхает желание, раскалёнными иглами бьёт по нервным окончаниям. Он вообще-то молодой парень, который раньше не целовался ни с кем, а если и испытывал желания плоти, то просто разглядывал весенние картинки, ну и совсем немного бесстыдствовал наедине с собой. Он не аскет и не практикует воздержание, а в его возрасте совершенно нормально испытывать плотские желания. Только в его случае он испытывает желания по отношению к одному конкретному человеку.       Мужчины по сути своей животные, им нужно владеть, иметь во всех смыслах этого слова. Если им что-то нравится, они должны это заполучить, если им нравится кто-то, то должны стать с ним единым целым, пробираясь в каждую клеточку тела, оставляя всего себя в другом человеке и забирая себе душу, сердце и плоть.       Мужчины похожи на тигра. Дерзкие и нетерпеливые, порывистые. Будут защищать своё ценой жизни, но предательство не прощают. Готовы за такой проступок глотку перегрызть, но за откровенную любовь любить в ответ. А плоть или душа — какая разница, если чувства взаимны?       — Если ты устал, я могу отнести тебя в поместье, — предлагает Ин Линхэ.       А Чонгук мысленно кричит: «Господи, ну отчего вы такой тугодум-то, а?! Или вы специально игнорируете мои намёки?!»       — Господин Ся сегодня у Ся Нина, — напоминает Чон; этих двоих тоже звали, Чонгук клятвенно обещал прийти завтра на праздник, а сегодня провести весь день наедине с Тэхеном, — да и идти до поместья не близко, может, просто остановимся на постоялом дворе?       Чонгук при этих словах старается не улыбаться, ловя свою рыбку в тишине, чтобы точно клюнула. И Ин Линхэ неожиданно соглашается:       — Хорошо. Если ты устал, можем остановиться на постоялом дворе, если есть комнаты.       Наверное, удача Тэхена всё-таки перешла к Чонгуку, потому что комната была и была удачно всего одна. В Лоян съехалось немало гостей на фестиваль Фонарей, поэтому почти все постоялые дворы были заняты, и мужчинам невероятно повезло, что в первом же им попавшемся постоялом дворе оказалась свободная комната. Точнее повезло Чонгуку, который давненько уже продумал весь план, только не его составляющие.       Комната была достаточно большой. Окно закрыто, но повсюду горели фонари, ведь сейчас канун праздника, от этого в помещении было светло как днём.       — Ваше Величество, может, выпьем? — невинно предлагает Чонгук буквально с порога.       А в спину ему звучит насмешливое:       — А ты разве за этим сюда пришёл?       Чон резко оборачивается, удивлёнными глазами смотря на Тэхена. Этот чёрт всё знал! Он может и не понимал намёки, но именно этот сразу раскусил. И получается… получается он добровольно пошёл на постоялый двор, потому что знал, для чего его сюда позвал Чонгук?!       Ин Линхэ улыбается хищно. Или так просто кажется Чону? Не важно, потому что в золотых глазах сейчас можно утонуть, на радужке отражаются огни от десятка фонарей, они слепят и затягивают в себя Чонгука, который даже не думает сопротивляться, отдаваясь на их волю.       Глухо хлопает позади Тэхена дверь. Чон почему-то от этого звука даже подпрыгивает. Кровь стучит в ушах, а сердце подскакивает до самого горла, ладони потеют и дышать становится совсем невозможно. Воздух пропитан сливой, и это неожиданно такой дурманящий аромат, что Чонгук мгновенно пьянеет.       — Сяо Гуки.       Ин Линхэ подходит почти вплотную к Чону, и парень вынужден признать, что их разница в размерах очевидна. Тэхен выше, шире в плечах и мускулистее в то время как Чонгук маленький, низенький и худенький, хотя ест за десятерых.       — Сяо Гуки, — Ин Линхэ мягко касается вмиг покрасневшей щеки Чона, ведёт отчасти грубыми подушечками пальцев вниз, хватает за подбородок, заставляя смотреть прямо в свои глаза. У Чонгука от такой лёгкой грубости колени подрагивают и ноги не желают держать парня в вертикальном положении, — тебе так не терпится? Исполнилось девятнадцать, и мой малыш решил пуститься во все тяжкие?       Ох, ля! Чонгука от этого низкого, чуть хриплого голоса так кроет, что он в лужицу вытапливается. Всегда холодный и отчуждённый Ин Линхэ сейчас казался жерлом вулкана, в которое так удачно падал Чонгук без права выбраться. Да и зачем выбираться?       — Не хочу ждать свадьбы, — капризно заявил Чон, наблюдая, как хищник в золотых глазах буквально рычит, желая обладать парнем.       Ох-ох-ох! Чонгук почти с нетерпением ожидает, что же будет, когда Тэхен перестанет сдерживаться?!       — К сожалению, — Ин Линхэ нехорошо улыбается, — я закостенелый консерватор, и я хочу дождаться свадьбы.       Чонгук чуть ли не рычит от досады! Ну что за человек, а?!       Однако парень не привык сдаваться и, не давая Тэхену хотя бы отойти, тянется вверх и затягивает его в грубый, почти животный поцелуй. Может быть и хотелось нежности, но как по-другому показать, что Чонгуку не хочется ждать?       А Ин Линхэ в поцелуй рычит, и Чону от этого как-то особенно плохо-хорошо. Он обнимает Тэхена за плечи и ближе притягивает к себе, словно боится, что мужчина отойдёт, сбежит. Но Ин Линхэ тоже не железный, он может только кажется отчуждённым и холодным, но желания терзают и его тело. Он на поцелуй с удовольствием отвечает, рычит от нетерпения буквально, еле сдерживая себя.       Губы у Чонгука пухленькие, влажные и сладкие после недавно съеденных юаньсяо. Ин Линхэ сладкое не любит, но губы эти почти с жадностью целует, посасывает и даже покусывает, очень по-хозяйски укладывая руки на тонкую талию партнёра.       Может быть, совсем недавно эти двое и были дилетантами в поцелуях, но тактильный Чонгук постоянно лез за новой порцией «обучения» к Ин Линхэ, уже тогда закапывая свою гетеросексуальность живьём. Сейчас же они целовались свободнее, раскованнее, со вкусом. Ин Линхэ сминал родные губы неторопливо, несмотря на тянущее желание, образовывающееся внизу живота. Тэхен был предельно аккуратен, стараясь не сделать больно, но при этом ненасытен, предпочитая долго и затяжно целоваться, пока губы Чонгука не начинали натурально гореть, а парень бы сам не отстранялся, желая вздохнуть так нужный воздух.       Руки Тэхена в этот раз несколько шаловливее обычного. Стекают вниз по худенькому телу и ложатся на ягодицы, крепко их сжимая.       Чонгук пищит в губы Ин Линхэ. Резко распахивает глаза и обрывает поцелуй, удивлённо глядя в золотые, почти лишённые здравого рассудка глаза напротив.       Взгляд у Тэхена томный, тёмный, неадекватный. Чонгук не догадывается, что и его взгляд такой же шальной. А губы полыхают, влажно поблёскивая, чёлка иголочками прилипла ко лбу и дышит Чон слишком призывно.       Ин Линхэ ещё раз с удовольствием сжимает в руках ягодицы Чонгука, стекает руками ниже и подхватывает парня под ноги, поднимая на руки, заставляя повторно пискнуть и обвить Тэхена ногами за талию, чтобы не упасть.       В таком положении Чон выше Ин Линхэ, но не надолго. Потому что через пару шагов вперёд, Император словно натуральный хищник бросает их вниз, будто пытается утопить. Хотя нужно признать, что Чонгук уже давно утонул в Ин Линхэ.       Они оказываются на кровати, не особо мягкой, с императорским ложем не сравнится, но оно и не нужно сейчас Чону. Парень падает на одеяло, а следом на него падает Ин Линхэ. И пусть мужчина выставляет свои руки по обе стороны от парня, смягчая ими падение, чтобы не придавить Чонгука. Но Чон даже так ощущает, насколько Ин Линхэ больше него, он буквально закрывает его своим телом, окутывает, наполняя пространство аромат слив.       Чонгук дрожит, не хочет, но дрожит, облизывая вмиг пересохшие губы. Сердце бьётся гулко, разгоняя бурлящую кровь по всему телу. Глаза напротив, золотые глаза, совершенно невменяемые, в них что-то дикое и примитивное скалится в сторону Чонгука, желая вонзить в него зубы и испробовать этот едва ощутимый аромат ромашки на вкус.       А Чон не против, он совершенно бесстыдно разводит приглашающе ноги в стороны. Его знания в литературе голубых кровей в последнее время углубились. Он никогда раньше не интересовался, как там всё происходит между двумя мужчинами, но вовремя вспомнил о том, что у него в закромах был сборник с картинками нетрадиционной пары, а также была возможность и в Лояне разжиться этим добром. Так что теперь Чонгук был просвещённым в этом деле. Но дальше разглядывания картинок дело так и не зашло, а уломать Ин Линхэ оказалось не простым делом.       Он даже сейчас, чувствуя, что руки его не слушаются, продолжая сжимать хрупкое тело под собой, сажает сам себя на привязь и поднимается с Чонгука, перекатываясь в сторону, чтобы унять жар в крови.       Чон чуть ли не стонет от досады.       — Ваше Величество, так не хорошо поступать! Сначала распалили меня, а потом пошли на попятную! — бурчит Чонгук. — Неужели вам совсем не хочется? Хотя бы капельку? Ну, чуть-чуть?! Я вас не возбуждаю, да?!       Ин Линхэ медленно оборачивается к Чону, и тот непроизвольно сглатывает, потому что Император сейчас просто дикий! Таких обнажённых чувств в его глазах Чонгук никогда не видел.       — Капельку? — тихим, хриплым голосом переспрашивает Ин Линхэ. — Чуть-чуть? Сяо Гуки, пожалуйста, не провоцируй меня, потому что ты не знаешь обо мне одной очень важной вещи: я не умею держать себя в руках.       А Чонгук никогда не знал, когда лучше остановиться:       — Так и не надо, — парень нежно скользит пальчиками по крепким плечам. — Я тоже не хочу сегодня держать себя в руках и не буду, ведь вы мне очень нравитесь.       Что-то сверкает в золотых глазах Тэхена или это просто игра света — Чонгуку уже и не разобрать и разбираться сейчас не хочется. Ин Линхэ снова сносит его на кровать, нависая сверху. Чон сначала удивлённо глазами хлопает, не ожидая, что крепость всё же падёт, а затем шаловливо улыбается и руками тянется к поясу на одеждах Тэхена, безошибочно и точно его снимая. Он помогал Императору одеваться, конечно же, и раздеть он его мог так же легко.       Ин Линхэ рычит и снова припадает к алым искусанным губам. И, о-о-о, а Чонгуку очень нравится это рычание, от него кровь кипит совсем уж невыносимо!       Несмотря на звериный настрой, Тэхен целует почти нежно, со вкусом. Не толкает язык Чону в глотку, не оставляет болючие засосы. Он словно пробует десерт, легко чмокает в губы, посасывает их и изредка покусывает, но совсем безболезненно, игриво.       Чонгук от этого задыхается, дрожащими руками пытается скинуть все бесчисленные слои одежд Императора. Конечно же, без помощи партнёра у него ничего не получается, он только дёргает за рукава, пытаясь стянуть верхний халат, но по итогу сам путается в многочисленных слоях одежд.       Ин Линхэ улыбается на раздосадованный вздох, сам приподнимается и скидывает с себя всё вплоть до нижней рубашки, оставаясь только в штанах.       Сердце Чонгука точно не выдержит всего этого. Вообще-то, он уже видел как-то в купальне обнажённого Ин Линхэ, даже очень близко видел. Поджарый, накачанный с красивым рисунком мышц. Обычно холодный, но сейчас пышет жаром, опаляя им Чонгука.       И такой нетерпеливый, что парню почти смешно. Но лишь почти, потому что Ин Линхэ дёргает его за пояс одеяний, но тот просто так не поддаётся и Император, кажется, на грани желания разорвать одежду на Чонгуке.       — Эй, Ваше Величество, это платье вы мне подарили, второго такого нет, будьте осторожнее!       Но в золотых глазах воет зверьё, которому нет дела до сохранности тряпья. Посмеиваясь, Чонгук сам стаскивает своё платье, чтобы сохранить его. Нет, ну, а в чём он отправится обратно?       — Видите, всё очень легко! — дразняще улыбается Чон, без капли стеснения раздеваясь перед Императором, оставаясь так же по пояс голым.       Чонгук был тоненьким, но мышцы какие-никакие имел, тренируясь с мечом. А кожа у него была светлой, молочной, точно цветки ромашки и пахла так же упоительно: чистотой и свежестью.       — И не надо рвать на мне одежду, мне ещё обратно нужно в чём-то возвра… ай!       Договорить Чонгуку не дали. Ин Линхэ в третий уже раз сносит его на кровать, накрывая собой. И ноги Чона так по-хозяйски разводит в стороны, удобненько устраиваясь между ними.       Парень дрожит, шумно дышит и предвкушает. Ох, как сладко он предвкушает!       Член стоит почти болезненно, и Чонгук уверен, что Тэхен это чувствует торсом, когда периодически потирается о напряжённое естество, когда поддаётся выше, а потом стекает ниже. Сначала снова целует в губы, а потом голодными укусами опускается на подбородок, кусает за кадык, извлекая из Чонгука удивлённые стоны и продолжает ласкать ключицы.       Тэхену нравится кусаться, а Чон вдруг оказывается совсем не против. У него от особо грубых укусов, что точно останутся метки на теле, кожа на затылке немеет и сладкая лава течёт по венам. Член дёргается и пульсирует, внизу живота такая тяжесть, что это почти больно. А Ин Линхэ не торопится продолжать, он так себя не отпускает, Чон это чувствует и решает всё буквально взять в свои руки.       Парень славится бесстыдством, его природная раскованность ему сейчас очень помогает, когда он стекает руками по торсу Ин Линхэ и легко проникает под край штанов, прикасаясь к обжигающе возбуждённой плоти партнёра.       Тэхен шумно сцеживает воздух сквозь сжатые зубы, а Чонгука такая реакция радует, когда он сжимает ладонь на члене Ин Линхэ сильнее, дразняще проводя по немаленькой длине ладонью. Чон не видит, но ощущает, что у Императора по-настоящему императорский размер! Ох-ох-ох, если весенние книжки не обманули, то Чонгуку под Тэхеном придётся ой как тяжко!       — Ваше Величество, почему даже здесь вы одарены? — с лукавой улыбкой спрашивает Чон, буквально дразня дикого зверя.       Золотые глаза просто катастрофически неадекватные. Там лишь тьма и зверьё. Ин Линхэ отчасти грубо хватает Чонгука за обе руки и заводит их ему за голову, но не держит, только утробным рычанием даёт понять, чтобы парень больше не смел двигаться.       А как ему не двигаться? Он уже полыхает весь от нетерпения, ёрзает и пытается потереться о ногу Ин Линхэ. Давление внизу живота болезненное, а Тэхен распаляет будь здоров, но дальше укусов и поцелуев не заходит. А Чонгуку хочется больше, ему нужно сейчас больше!       К счастью, Тэхен Чона услышал, понял. Очень нетерпеливо стянул с парня до колен штаны и без лишних слов взял член Чонгука в широкую ладонь, размазывая капельки выступившей смазки по стволу.       — А-ах! — высоко и тонко стонет парень, сам не ожидая от себя такого звука.       Чон хватается за плечи Ин Линхэ, точно боится утонуть или лишиться рассудка в объявших его ощущениях. Как и любой парень, он не раз себя ублажал, но когда это делал другой человек, ощущения были совершенно иными.       Узел внизу живота начал постепенно рассасываться от ласк. Удовольствие стреляло по всему телу, покалывая иглами нервные окончания, заставляя разнузданно стонать, совершенно не боясь, что их кто-то может услышать.       Ин Линхэ, сжав челюсть на шее Чонгука, тихо порыкивал от каждого движения своей руки по члену Чона. Он давил большим пальцем на головку чисто механически, нежели был искусен в постельных играх и пытался применять подобную практику специально. Но Чонгуку всё равно нравилось, он неосознанно начал подмахивать бёдрами, пытаясь урвать ещё больше наслаждения. Пальцы до кровоточащих полос впиваются в спину Ин Линхэ. Чонгук стонет и теряется в чувствах.       А потом он ощущает, как его члена касается другая обжигающе-горячая плоть. Хочется посмотреть, оценить масштабы достоинства Императора, да только тот челюсть сильнее сжимает на шее Чонгука, точно оставляя след, но не давая парню пошевелить головой.       Ох, ну ладно! Чон и так понимает, что достоинство Ин Линхэ куда больше его самого. Подобное было бы стыдно признать, но о слове стыд расскажите кому-нибудь другому, а не Чонгуку, который обнажённый лежит под Тэхеном и ловит звёздочки перед глазами от ощущения, как рука партнёра ласкает его естество.       Ин Линхэ освобождает свой член, прижимая его к пенису Чона, сжимая их оба рукой и надрачивая.       У Чонгука сердце бьётся в глотке, как раз там, где зубы Тэхена сжимают шею. В ушах шум, в горле пересохло и стоны выходят слишком тонкими, по-девичьи высокими. А тело полыхает от раскалённого удовольствия, бегающего по венам и нервным окончаниям.       Рука Тэхена больше сжимает член Чонгука, свой же скорее только направляет, активно двигая бёдрами, имитируя половой акт. Плоть трётся о плоть, это настолько приятно, что Чон сам движения бёдрами усиливает, гонясь за мелькающим на горизонте удовольствием, желая его поймать.       И через пару таких сумасшедших движений Чонгук кончает, падая в пучину безмятежной лёгкости и удовлетворения. Он совсем выдохся, устал, хоть по сути дела ничего и не сделал. Тело не желало шевелиться, да и торопиться было некуда.       По животу растекалось белое пятно и между ног было непривычно мокро: Ин Линхэ тоже кончил сразу после, сваливаясь на Чонгука, почти придавливая его к кровати.       — Знаете, Ваше Величество, — еле ворочая язык, но уже желая поболтать начал Чон, — я хотел разделить с вами ложе, но, кажется, это мне не под силу.       — У тебя есть целый год, чтобы подготовиться.       — А как же, до свадьбы ни-ни?       — А я и не говорил, что я буду тебе в этом помогать. Сам справишься, ручками.       — И откуда вы столько всего бесстыдного знаете?       — Оттуда же, откуда и ты, — улыбается Ин Линхэ, мягко чмокая Чонгука в щёку.