Нить судьбы сияет алым

      По своей природе люди не любят всё странное, неизведанное, отличающееся от них и ставящее их принципы и традиции под сомнение. Люди не гибкие существа, а скорее стадные, объединённые общим умом и целью, очень мало тех, кто выбивается на общем фоне и, как правило, стоит этому кому-то выделиться, как он тут же становится опасным изгоем. Непонятно к чему приведёт его вольнодумство и именно поэтому от таких людей лучше избавляться сразу. Правда, ситуация сильно усложняется, когда таким человеком становится власть держащий, сам диктующий правила и законы.       Помолвку Чонгука и Императора приняли не сразу. Более того, не сразу приняли новость о том, что Императрицей станет мужчина! Неслыханная дерзость, неслыханное нарушение традиций! Но разве кто-то в Цинь обладал властью большей, чем Император? Разве хоть кто-то мог диктовать ему свои правила или свою волю?       Первым шагом, следуя традициям, Ин Линхэ попросил руки своей будущей Императрицы у отца Чонгука. Не сказать, что господин Чон был на девятом небе от счастья при этой новости, он сильно переживал о том, как его сын справится с жизнью во дворце и как на нём отразятся слухи и сплетни, а такие точно будут. Однако и против господин Чон не стал выступать; счастье сына было важнее и по итогу он быстро дал своё согласие.       Король Кочосона был несказанно рад такой партии, при этом другие кусали ногти, жалея, что не успели вовремя сосватать Императору своих дочерей или даже сыновей. Но вопрос уже был решённым и Ин Линхэ на первом же собрании в новом году объявил о своей помолвке с Чонгуком.       Споров было бессчётное множество. Прямо никто не осмеливался выступить против Его Величества, ведь Тэхен сразу объявил:       — Любого, кто осмелится помешать моему браку или дискредитировать вашу будущую Императрицу, ждёт немедленная казнь со всей вашей семьёй.       Министры и чиновники понимали, что спорить с Ин Линхэ — гиблое дело, Император отличался скверным и упёртым характером, он слушал исключительное количество человек и, к сожалению, министры и чиновники по большинству своему не входили в этот круг.       Фактически дело с замужеством было решено. Но завистливые и алчные, кто надеялся со свадьбы с Императором получить выгоду, не могли оставить всё просто так. Но и подкопаться к Ин Линхэ было тяжело, поэтому решили что-нибудь накопать на семью Чонов. Но те были дворянами, приближенными к Королю Кочосона и в своей стране имели не малый статус. С политической точки зрения свадьба была весьма выгодной. Проверить счётные книги и подставить Чонов по коррупционному делу не представлялось возможным. Ин Линхэ заранее предвидел этот план, а потому с разрешения господина Чона публично представил все счета клана Чон, подтвердив их оригинальность.       Подойти со стороны семей противникам свадьбы никак не удавалось. Тогда они решили вспомнить о правилах, традициях и церемониях. Императрица должны была жить во внутренней части дворца со всеми женщинами. Чонгук же являлся мужчиной и не мог являться на женскую сторону.       Ин Линхэ решил вопрос быстро. Просто построил отдельный павильон для Императрицы недалеко от своего собственного. Тоже во внутренней части дворца, но стоящий значительно дальше бывших покоев вдовствующей императрицы или наложниц.       Со стороны Императрицы, то есть Чонгука, должны были предоставить немалое приданное. Чон чуть ли не в драку полез с министрами, когда это услышал. Его не оскорбляло, что он играл роль жены, его оскорбляло, что клан Чон посчитали нищим! Более того, в тот день он даже дерзко бросил:       — Или вы, министр Цзян, желаете поживиться с моего приданного?       По отношению к министру Цзяну тут же начались коррупционные проверки. Больше никто не пожелал использовать деньги как единицу, что расстроит брак.       Затем решили добраться и до церемониала. Совпадали ли гороскопы пары? Но гороскопы совпадали, о чём выяснила ещё Ким ГоРам. Однако Императрица должна была пройти строгое обучение при дворе, куда входило заучивание домашних правил, истории и этикета. Чонгук не особо всё это любил, к тому же, он должен был сдать экзамен на музыку, танцы или вышивание. Естественно, ничему из этого он не был обучен, а потому пришлось всё начинать с нуля. Он зубрил правила и этикет, историю, делая шпаргалки на запястьях и успешно всё сдавая. С искусством всё было тяжелее. Музыка не была его сильной стороной, включая, что играть нужно было на гуцине или цитре. Чонгук попробовал сыграть на флейте Ин Линхэ и понял, что слуха у него нет, когда бедная птичка, что пролетала мимо, чуть не врезалась в дерево от «великолепной» игры.       Зато Чонгук умел танцевать. Он видел, как это делали кисен в весенних домах и с танцами у него пошло дело лучше. На экзамен он взял веер, разрисованный Ин Линхэ, и тот, словно зачарованный на удачу, идеально ему помог. Плюс, Чонгук был худеньким, имел красивую талию и до ужаса любил подражать девушкам, так что всё прошло идеально.       А вот с шитьём были проблемы. Парень колол пальцы, вышивал (простите) уродов и вообще сидеть на одном месте ему не нравилось! В итоге он сдал экзаменатору, коим выступал главный евнух Императора, сборник своих весенних картинок. Евнух краснел, бледнел, синел, работу засчитал, надеясь никогда больше не видеть весь этот разврат. Зато Чонгуку было весело!       Проще говоря, как бы не бились противники свадьбы, а ничего у них не выходило. Единственным решением было просто убить Чона, но в таком случае, сначала нужно было пройти через Ин Линхэ, а живым через Императора ещё никто не проходил. В любом случае, сам маршал Тянь Яньмэй поддержал свадьбу, его старшая дочь, кстати говоря, собиралась выйти за Ин Бинхэ, но свадьбу должны были устроить через год после императорской. Так же учитель Ин Линхэ Шэнь Юань поддержал брак, а поддержка одной из вер придавала ему существенную мощь. Так что, сколько бы не бились против союза двух мужчин непримиримые, а сделать ровным счётом ничего не могли.       Власть Императора была абсолютной, и никто не мог ему ничего запретить.       Свадьба была назначена на середину весны, как раз после Дня Рождения Чонгука и объявления его совершеннолетним. Благополучный день для свадьбы выбран, разосланы приглашения и уже пошиты свадебные наряды.       Одним из вечеров, сидя на императорской кровати и расчёсывая влажные после омовения волосы Ин Линхэ, Чонгук решил рассказать «страшную и великую» правду.       — Ваше Величество, а вы знаете, как я понял, что эти красные браслеты дарят новобрачным?       Чонгук буквально уже жил во дворце, в недавно отстроенном павильоне, но всё равно бегал к Ин Линхэ, доставал его как и прежде и продолжал шкодить, всем видом показывая, что его неуёмная энергия никуда не делась.       — Я думал, ты сам догадался или, на крайний случай, кто-нибудь из кисен подсказал.       Чонгук смеётся, нетерпеливо подпрыгивая на матрасах:       — Нет-нет! Я слишком глупый, чтобы самому догадаться, я даже сдал экзамен по домашним правилам только благодаря тому, что сделал шпаргалки! На самом деле мне кое-кто подсказал. А знаете кто? — И, не дожидаясь ответа Тэхена, продолжает: — Талань Батхад. Когда мы ездили в деревню Морозных Облаков, вы ушли к целительнице, а я остался с Талань Батхадом, и он мне всё рассказал.       Ин Линхэ усмехается, отвечая:       — Следует пригласить его на свадьбу, твоим просвещением я всё же благодарен ему.       — Эй, Ваше Величество, — дует губы Чонгук, — я бы может потом и догадался сам!       Ага, да! Вот взял бы и догадался.       — Но вы правы, нужно позвать его на свадьбу, он, кстати, и сам об этом намекал. Кочевников же можно позвать?       — А почему Императору что-то может быть нельзя?       — Вот вашей самоуверенности только завидовать!       Как итог, Талань Батхад был приглашён на свадьбу и даже приехал с охраной и старшей женой на торжество.       Кроме того, в Цинь был приглашён и Король Кочосона. Он бы проигнорировал подобное событие, отправив кого-нибудь вместо себя, но всё изначально затеивалось для укрепления отношений Цинь и Кочосона, а потому мужчина так же приехал на самое знаменательное событие в жизни большей половины азиатских стран.       Но Чонгуку не особо было интересно, кто приедет на свадьбу, лично он мало кого знал, не больше десяти человек. Больше всего Чонгука волновала сама свадьба, точнее замужество. Буквально за пятнадцать дней до назначенной даты Чона начало трясти от нервов. И если честно, то парень не до конца понимал, что его так сильно волнует?       Он станет Императрицей (Б-р-р! От слова этого до сих пор передёргивало!), он станет вторым по значимости человеком во всей Поднебесной. Его мужем станет самый замечательный и надёжный мужчина. За Ин Линхэ, как за горой: ни горестей, ни печалей. В нём Чонгук не сомневается, в их чувствах не сомневается. Но что-то его всё равно незримо тревожит.       По ночам парень долго не спит, сжимая в руках подушку и слушая, как заполошно несётся сердце в груди, а нечто внутри сворачивается в ком из нервов, не давая успокоиться и уснуть. Почему-то Чонгук переживал, хоть и причины не мог найти. Всё шло гладко, относительно гладко, если опустить момент с теми, кто не желал принимать такой брак.       И состояние Чонгука первым заметил Ин Бинхэ. В тот день Чон пришёл в храм Белых Снегов, в место спокойствия и умиротворения, сидел рядом с водопадом, любуясь красотами и успокаивая слишком уж разгулявшееся нынче сердце.       — Ваше Величество! — Ин Бинхэ появился мягко, не пытаясь испугать или застать врасплох. Его белые одежды мирно колыхались на ветру, сам он улыбался нежно, всем видом внушая безмятежность.       Чонгук в ответ тоже улыбается, качая головой и прося:       — Ваше Высочество, не называйте меня так. Я просто господин Чон.       Ин Бинхэ кивает и присаживается рядом с Чонгуком, не боясь испачкать белые даосские одеяния.       — Но вам будет полезно начинать привыкать к другому обращению, — отмечает мужчина. А затем пристально смотрит на Чона, отмечая: — Я вижу, вас что-то тревожит.       Чонгук вздыхает, вешает голову и честно признаётся, хоть и не может сформулировать свою мысль толково:       — Да, но я и сам не знаю. Какой-то страх в душе. Я хочу свадьбу, люблю Тэхена, но что-то не даёт покоя.       Ин Бинхэ мягко улыбается, он замечает малейшие изменения настроения, потому что привык подмечать их ещё за своим старшим братом. С Тэхеном сложнее, конечно, он не испытывает эмоции и читать его тяжело. Однако эти трудности помогли принцу вырасти в очень чуткого человека, который сразу понял, что творится с Чонгуком.       — Судя по тому, как вы отреагировали на моё обращение к вам, вы боитесь стать отцом и матерью для этого народа. Вы страшитесь, как вас примут обычные люди?       — Э-м-м, — Чонгук поднимает голову, глядя на Ин Бинхэ, — нет, не совсем, дело в том, что я слышал разговоры в едальнях и винных лавках, люди в большинстве своём даже не против такого союза. Но они…       — Они ждут, что вы укрепите Цинь, укрепите отношения между двумя странами, сплотите народы и сделаете их сильнее, — заканчивает за парня принц.       Чонгук снова вздыхает, отвечая:       — Да. Но, Ваше Высочество, я ведь ни на что не гожусь. Я далёк от политики, ничего не понимаю в экономике и не гожусь на роль человека, которому они могут доверить свои жизни.       — А вот это решите уже не вы, — улыбается Ин Бинхэ. — В моменты отчаяния, смуты, когда требуется крепкая рука правителя, но доброе и сострадающее сердце, всегда находится человек, изначально не блещущий умом и знаниями, но незаменимый в подобных экстренных ситуациях. Вы ещё не знаете о своих талантах, рано вам судить о том, что вы сможете, а чего нет.       Чонгук понимает, что принц отчасти прав, но парень просто не может перестать себя изводить:       — Но вот подумайте: Его Величество по каким бы то ни было делам уедет на север или юг, или куда ещё. Обычно, он оставляет вас за главного, но раз я буду его мужем, то, получается, за главного останусь я. И, если от меня потребуется какое-нибудь решение, что я смогу?       — Но вы не один, — отмечает принц. — У вас есть учитель, есть я, ваш «Ся Нин-гэгэ», ваш отец. Мы все можем вам помочь, подсказать, что делать и научить. Дворец — страшное место, именно поэтому важно найти союзника.       Чонгук усмехается, вспоминая:       — Тэхен говорит, что во дворце союзники становятся предателями.       — Да, часто бывает и такое, — соглашается Ин Бинхэ. — Именно поэтому все союзники находятся за пределами дворца и никак не участвуют в делах империи напрямую.       О как. Чонгуку действительно придётся неплохо попотеть, чтобы начать разбираться в политике хоть немного.       — Всё равно переживаю я, — вздыхает парень. — Если я не справлюсь, то на Тэхена начнут косо смотреть, я подставлю его.       — Вот о брате можете не переживать, — уверенно заявляет Ин Бинхэ, — не думаю, что его будет интересовать чужое мнение. Вы же знаете, что он не обращает внимания на такие мелочи.       — Знаю, — отвечает Чонгук, — но тревога всё равно ест.       И, видимо, слишком уж сильно нервничал Чон, потому что по итогу даже Ин Линхэ заметил его состояние. Тэхен был бесчувственным камнем рядом со всеми, но при этом всегда старался чутко отслеживать состояние Чонгука. И пусть у него получалось это не слишком хорошо и быстро, но всё же он прогрессировал в этом плане, но только по отношению к своему маленькому кролику.       Заметив его состояние, Ин Линхэ немедленно выяснил в чём дело, а затем (ну вот, скотина павлинистая!) устроил во дворце приём просьб и жалоб от крестьян к будущей Императрице.       Честно сказать, Чонгук к такому не был готов, у него руки чесались избить Императора, который додумался о таком! Чона спасала только его разговорчивость и умение проникнуться тяжёлым положением другого человека. Благо решать сложные политические вопросы не нужно было, да и экономику всей страны не было необходимости переворачивать. У крестьян были вполне насущные обычные проблемы. У кого-то сгорел дом, у кого-то плохой урожай или скот начал загибаться по неопределённым причинам. Некоторые жаловались на своих хозяев и просили решить этот вопрос. А другие просто приходили, чтобы посмотреть на будущую Императрицу Цинь.       В основном, Чонгук справился с задачей, включая, что ничего сверхъестественного от него не требовалось. А в среде крестьян он проводил времени больше, чем в среде дворян, поэтому и разговаривал с ними на обычном языке и просьбы их сразу понимал. Так что впечатление о себе оставил хорошее.       Другое дело, что он весь вечер бурчал на Ин Линхэ за подобное «западло», ведь тот его даже не предупредил о своём плане! Чонгук мылся и бурчал, ел и бурчал, расчёсывал Императору волосы и бурчал, лежал и бурчал. Бурчать не хотелось, но он делал это чисто из вредности.       Зато его предсвадебный мандраж сошёл на нет. Волнение осталось, но спать по ночам было можно и всякие мысли не посещали голову. Чонгук просто готовился к свадьбе — бегал на охоту, приручал Жаня, который до сих пор норовил его с себя скинуть, творил пакости и вёл себя, как и обычно. Хотя небольшой головной болью стал выбор второго имени. Чонгук вступил в возраст совершеннолетия, а значит, должен был обзавестись вторым именем.       Чонгук промучился с выбором имени несколько дней, перебрал разные варианты и даже (о боже!) почитал книги о том, как правильно выбрать имя и какие имена учёные мужи рекомендуют достигшему совершеннолетия. Однако ничего стоящего Чон так и не придумал, в итоге обратившись за помощью к своему будущему мужу.       Император как раз сидел в кабинете за столом, прекрасным, утончённым почерком выводя иероглифы на плотном листе бумаги. Вроде бы это был ответ на какое-то прошение, Чонгук особо и не вникал, придя к своему мужчине тоже с прошением, не особо сложным, но энергозатратным.       — Ваше Величество, — Чон со спины обнимает Ин Линхэ, укладывая подбородок ему на плечо, — придумайте мне второе имя. Мне ничего в голову не идёт.       — И какие имена ты себе придумывал? — спрашивает Тэхен, продолжая красивое письмо.       Настолько красивое и изящное, что Чонгук даже засмотрелся. Император этими руками безжалостно мог переломать шейные позвонки врагу, а сейчас его кисть бабочкой порхала над бумагой, создавая тонкие и изящные черты.       Чон вот пишет как курица лапой.       — Я придумывал, чтобы значение было: могучий, сильный, прекрасный.       Ин Линхэ улыбается. Конечно, Чонгук бы придумал для себя любимого имя именно с подобным значением. Каждый мужчина желает быть сильным и могучим, Чон в этом деле не исключение.       Закончив письмо и отложив его в сторону, чтобы высохли чернила, Ин Линхэ аккуратно оборачивается к Чонгуку, дабы не задеть его.       Чон теперь не выглядит как босяк с улицы. Раньше постоянно ходил растрёпанным, порой даже грязным и неаккуратным. Но занятия по этикету пошли на пользу, включая, что Чонгук был уже год как помолвлен и обязан был сохранять величественный облик, дабы не посрамить Императора. Одежды на Чоне сегодня светло-голубого цвета с серебряной вышивкой, рукава широкие, как и пояс, охватывающий талию. Венец на голове высокий, роскошный с разными камнями и цепочками, настолько сложный, что Чонгук даже не знал, как надевать этот подарок от Императора, благо, помогли слуги.       Ин Линхэ едва заметно улыбается своей самой настоящей и искренней улыбкой Чону. Потом снова оборачивается к столу, подтягивает к себе чистый лист бумаги, слегка обмакивает кисть в чернилах и красиво выводит иероглиф, спрашивая у Чонгука:       — Может быть, Лэй?       Чон Лэй? Нет, совсем не звучит.       — Как бога грома? — усмехается парень. — Ну уж нет, не настолько у меня громоподобный характер.       Ин Линхэ бы поспорил, но вместо этого лишь продолжает улыбаться, выводя следующий иероглиф:       — Вэй? Как в иероглифе Шэнвэй, — поясняет мужчина.       Чонгук пробует новое имя на вкус. Звучит очень даже величественно и свежо. Но уж слишком много в последнее время развелось этих Вэев! Слишком часто встречается этот иероглиф в именах сыновей известных кланов, да и среди простонародья. Однако если не будет альтернативы:       — Подумаю, — отвечает парень. Не стоит просто так откидывать столь привлекательный вариант.       Ин Линхэ вдруг снова оборачивается, светит почти шкодливой улыбкой, да и бесята на дне золотых глаз уж слишком разошлись. Что этот чёрт придумал?!       — Чуньли? — почти томно выдыхает Тэхен.       — Из каких иероглифов? — подозрительно интересуется Чонгук.       Ин Линхэ без проблем выводит два иероглифа на бумаге, комментируя:       — Чунь как весна и Ли как слива. Весенняя слива.       Сейчас бы вспомнить о том, что в ставке Талань Ягу Чонгук взял псевдоним Ли Цзи. Звучало, между прочим, очень хорошо, хоть и по-женски. Да и с фамилией идеально звучит: Чон Чуньли. Иероглифы смотрятся красиво и просто, вот только Чонгук догадывается, с чего Ин Линхэ так загадочно улыбался:       — Звучит немножко развратно и по-женски, но мне нравится.       На том и остановились. Чону нравилось играть с огнём и бесить всех вокруг, поэтому подобное имя ему очень даже приглянулось.       А тем временем день свадьбы неминуемо приблизился, огрев Чонгука по голове и дав понять, что заканчивается последний день его жизни как обычного парня. В будущем он станет Императрицей Цинь. Фу-фу-фу! Только не называйте Чонгука этим титулом, пожалуйста! Хватит и Ваше Величество, но не Ваше Величество Императрица Чон Чонгук! Парень либо от шока умрёт в этот момент, либо от смеха.       Хотя в день свадьбы смеяться совсем не хотелось. Его снова накрыла паника, волнение и какое-то непонятное чувство, что грызлось в груди. Он нервничал и даже с утра ничего не поел, толком не выспался, потому что ворочался в постели, не смея смыкать глаз. А пока слуги готовили его к выходу, он бесконечно повторял про себя церемониал, надеясь ничего не забыть и не опозориться перед знатью.       Церемония должна была пройти в Зале Золотого Дракона. Самом большом и заметном сооружении на территории императорского дворца. Сотни людей со всех уголков страны стягивались к дворцовой площади, желая хоть краем глаза увидеть «прекрасного мужа, покорившего сердце Императора». Конечно, зевак близко не пустят, дворцовая стража сегодня работает в усиленном режиме, как и городской гарнизон. Но на само торжество приглашено не мало гостей, и они займут всю территорию Зала Золотого Дракона. Церемонию поручили проводить Шэнь Юаню, как наставнику Императора.       И чего Чонгуку волноваться? До Зала его доставят в паланкине, далее всего-то нужно пройти хренову тучу ступеней наверх до Императора, соблюсти все церемонии и всё! Дальше их будут поздравлять, дарить подарки, пить вино и вкусно есть. Ну, а потом… кхе-кхе… они уединятся в императорской опочивальне. Хотя за это Чонгук не особо переживал, потому что ласк у них с Ин Линхэ за этот год было не мало, хоть этот упрямый мужчина так и не перешёл до сих пор границ.       Тэхена Чон, кстати, вчера не видел. Правило такое, но парень не особо грустил, задорно бегая по горам к учителю и получая свои явно не последние удары метлой по мягкому месту.       А вот сейчас нервничал, внимательно разглядывая себя в бронзовое зеркало. И ведь красавец! Красное платье смотрелось на нём просто замечательно! Сшитое точно по его размерам с рисунком золотого феникса и едва заметных маленьких цветков ромашки. Символично. На голове корона феникса, которая стоит явно как годовой бюджет всего Кочосона, если не больше. К тому же украшение было очень тяжёлым, а бесконечная мелодия длинных цепочек отчасти отвлекала. Парню разве что не вдели в уши украшения, потому что он сам отказался. У него точно голова от тяжести отвалится!       Несмотря на некоторые неудобства, Чонгук всё-таки выглядел превосходно в красном одеянии. Он нравился сам себе в отражении в зеркале и если исключить волнение, объявшее душу, то всё шло просто замечательно.       — Вам не стоит переживать, — ободряюще улыбнулась Чону госпожа Янь. — Всё пройдёт прекрасно.       — Надеюсь, — неуверенно улыбается парень, выпивает своего любимого сливового вина, любезно отправленного Ин Линхэ в павильон Чонгука в качестве свадебного подарка.       Вообще-то, они успеют выпить во время бракосочетания, однако Чону для храбрости просто необходимо было выпить целый кувшин и чувствовать, как приятное тепло разбегается по всему телу. Храбрости не придавало, но волнение под градусом заметно слабло.       У павильона Чонгука уже ждал роскошный свадебный паланкин, в котором его по традициям должны были доставить к Залу Золотого Дракона. Дорога на самом деле совсем не долгая. Чонгука сопровождали слуги во главе с госпожой Янь и целый отряд стражи. Свадьба Императора — серьёзное событие, безопасность была на высшем уровне.       Зал Золотого Дракона был невероятно большим. Чонгук ни раз проходил мимо него, даже восходил по ступеням вверх, пока никто этого не видел. Здание построили из дерева, но добротно инкрустировали золотом, колоннами и резными драконами. Ин Линхэ шутил, что, если в казне будет нехватка денег он просто прикажет распилить этот дворец и переплавить всё золото в монеты.       Но красота зала действительно поражала воображение.       День для свадьбы был выбран благоприятный. Ярко светило солнце, на небе не было ни облачка, а мягкий ветер приносил тепло.       Ещё находясь в паланкине, Чонгук слышал сотни голосов. Это не могли быть гости торжества, не посмели бы шуметь при Императоре, который уже ждал Чона, стоя на самой вершине Зала Золотого Дракона. Шумели обычные люди, которые пришли посмотреть на свадьбу. Чонгук боялся, что они будут недовольны и начнут свистеть и кричать гадости, но всё это были только его страхи. Потому что люди в предвкушении ждали начала церемонии и возможности увидеть хотя бы издалека Императора и Императрицу.       Ноги у Чонгука тряслись, когда он выходил из паланкина, Чон почти диким взглядом смотрел на плотные ряды министров, чиновников, губернаторов и почётных гостей из других стран, которые выстроились по обе стороны от широкой лестницы, по которой нужно было пройти Чону. Гости поважнее стояли выше, дворцовые слуги просто находились подле лестницы. У Чонгука глаза разбегались, а сердце ухало так громко, что он боялся из-за него споткнуться и полететь ласточкой, позорясь перед такой толпой.       Вверх Чон поднимался медленно, старался держать спину ровной и голову высоко поднятой, одновременно смотря под ноги. Все гости лишь слегка кланялись парню, когда он проходил мимо. Пока что он официально не Императрица, но уже достоин знаков уважения.       Чонгук видел в толпе гостей своего отца и тётю, Ся Нина с Ся Цзянем, видел Талань Батхада со своей женой, Ин Бинхэ и даже Короля Кочосона. Маршал и стратег не могли приехать, пусть хан и был в столице, а на границе не бывает спокойно. Но Чонгук получил от них поздравления и уже был рад. Ему-то для счастья многого и не нужно.       Ин Линхэ ждал Чона на самом верху. Он был одет в красные богатые одежды с вышитым золотыми нитками драконом — символом императорской власти. На голове венец с девятью нитями жемчуга. Император во всём величии. И был он холоден точно шапки льда на горных вершинах, наверняка пускал страха на всех вокруг, а Чонгуку нежно незаметно улыбался.       Взяв Чона за руку, Ин Линхэ аккуратно провёл его вперёд, прежде чем они остановились рядом с Шэнь Юанем, которому выпала честь вести свадебную церемонию.       Дальше всё просто и по правилам: молодожёны совершают три поклона. Первый: земле и небу, второй — родителям и третий друг другу. Выпивают вино из перевязанных алой лентой чаш, и брак считается официально совершён.       Для Чонгука самым страшным было — не запутаться в слоях одежды и не упасть, сохранив вертикальное положение тела. Особенно было волнительно при совершении поклонов, потому что там ещё грозилась отвалиться его голова с огромной короной! Спасало то, что рядом был Ин Линхэ. Он улыбался мягко, успокаивающе, делал всё уверенно и придавал этим уверенности самому Чонгуку.       — Да здравствует Императрица! — громогласно объявил Шэнь Юань.       И Чон после этих слов весь краснеет, пряча взгляд где-то в красных одеждах Императора, когда со всех сторон начинает разноситься: «Да здравствует Императрица!» Он, вообще-то, даже воображал этот момент, думал, что будет выглядеть таким нереально величественным и могущественным в этот момент, а по итогу просто смущается всеобщего ликования, хоть и пытается держать лицо и не опускать голову.       В целом, официальная часть прошла более чем успешно. Чонгук не ударил в грязь лицом, смог не забыть весь церемониал и даже остался чистым, не замарав одежду и не проехавшись лицом по ступенькам Зала Золотого Дракона.       Дальше же парень относительно расслабился. Вся церемония переехала внутрь зала, где новобрачных все поздравляли, дарили подарки: шелка и золото, редкие целебные травы и украшения. Талань Батхад подарил Чонгуку сотню племенных лошадей, повязанных красной нитью. Конечно же, подшутил над парнем, но Чон был слишком тронут таким подарком, чтобы принимать шутку всерьёз.       Банкет проходил празднично, богато. Всё снова было организовано на деньги семьи Ин, и Чонгук в который раз задавался вопросом: насколько же богат Ин Линхэ, хотя всё прибедняется?       Так как Чон теперь был членом императорской семьи, Императрицей (Два раза б-р-р! Ну жутко звучит это слово, жутко по отношению к парню!), ему не нужно было совершать чайную церемонию. Поэтому он с чистой совестью уплетал всё, что было на столе, не забывая о вине.       Вообще-то, новобрачным нужно было бы поменьше есть, но Чонгук так переживал утром, что даже маковой росинки во рту не держал, и сейчас навёрстывал упущенное. Всё равно он много не съест, с наступлением вечера новобрачные должны удалиться в покои. Может кто-то и переживал по этому поводу, но Чонгук уже делил ложе с Императором, а потому не особо переживал, скорее, предвкушал.       Парень с улыбкой подливал вино Ин Линхэ и всё пытался его накормить. Тэхен же вёл себя как обычно: мало ел, от всего воротя нос, не отказывался от вина и при этом умудрялся выглядеть как чертово божество! Аура его величия просто потрясала!       Застолье длилось вплоть до наступления сумерек. Чонгук к этому моменту успел наесться, даже напиться до лёгкого опьянения и заскучать. Не терпелось схватить Ин Линхэ за руку и утащить в императорские покои, но пришлось соблюдать чёртовы правила приличия. Чонгук теперь Императрица и лицо всего императорского двора, от его поведения зависела репутация Императора. Беззаботная жизнь закончилась, а вместе с тем и часть веселья.       Правда, по дурости своей Чонгук всё же умудрился найти приключения на своей же свадьбе. Дело в том, что от природы тактильный после выпивки Чон становился особенно нуждающимся в обнимашках и любви. Лезть целоваться к Императору прямо во время банкета было как-то не очень, но объясните это, пожалуйста, кому-нибудь, кто не Чонгук. В итоге длинная подвеска с его короны запуталась о жемчужную нить на венце Императора.       Спасибо госпоже Янь, что так вовремя пришла на помощь, иначе Чонгук бы оторвал волосы либо себе, либо своему новоиспеченному мужу. Причём, когда Чон умудрился запутать их украшения, вид у Ин Линхэ был приблизительно следующим: «Я знал на что шёл. Нет, я не жалею, можешь хоть скальп снять».       Если так подумать, то за два года, что Чонгук знает Тэхена, тот до сих пор так и не вышел из себя. Он был неимоверно строг с чиновниками и министрами, отчитывая их за каждый проступок и снимая по три шкуры за медлительность в делах. При этом какие бы пакости не вытворял Чонгук Ин Линхэ терпел с завидным спокойствием. Кажется, мир рухнет, а тихое золото озёр в его глазах так и не всколыхнёт свои волны. Выводить Тэхена из себя было бесполезным делом, но чем больше оно бесполезное, тем больше Чонгук будет стараться.       Наконец банкет был завершён, гости накормлены и напоены и довольные разъезжались по домам, тогда как Император и его Императрица по традиции заблаговременно уехали в императорский павильон на свою первую брачную ночь. Чонгук бы поспорил с первой, но в любом случае, так далеко они ещё никогда не заходили.       По традиции вся императорская опочивальня была украшена красным: красные занавески, покрывала и подушки, скатерть на столе и многое другое. Даже фонарики заменены на красные лотосы, очень интимно освещающие спальню. Только большая курильница выделялась на общем фоне нежно-белым пятном. Ин Линхэ благовония не любил, но курильница была подарком, поэтому всегда без дела стояла в его комнате просто украшая её.       — Ваше Величество, — Чонгук с коварной улыбкой обращается к Тэхену, — мне это так напоминает наш первый раз на фестиваль Фонарей!       Парень мягко укладывает руки на широкие плечи теперь уже своего мужа, оглаживает их, стекает ниже на широкий пояс, который просто к чёрту хочется сорвать и оголить желанные участки кожи. Чонгук нетерпеливый, жадный и ему не стыдно.       — Только кровать ваша побольше будет! — улыбается Чон. О да, кровать Императора они уже опробовали и не один раз. Дальше удовлетворения друг друга руками или ртом дело не доходило, однако Чонгук уже испробовал мягкость императорской кровати.       Ин Линхэ далеко не аккуратно хватает Чона за подбородок, поднимая его голову вверх и глядя в шальные карие глаза.       — Ты сюда болтать пришёл? — почти недовольно прошептал Император.       Он руками схватил Чонгука за пояс одежд, подтягивая к себе ближе и впиваясь в губы неожиданно очень голодным поцелуем. Они всегда целовались по-разному: лениво, нежно, страстно, грубо. Всё зависело от настроения обоих мужчин. Тэхен не был скуп на ласки, если он желал нежностей, то плавил Чонгука в себе, неторопливо ласкал, изучал родное тело. Когда же они оба горели от голода друг по другу, ласки не уходили, но вместе с ними усиливалось животное желание Тэхена, порывистость и отчасти грубость, которая Чонгуку ой как нравилась!       Ин Линхэ влажно чмокает Чона в покрасневшие губы и толкает на позади стоящую кровать, разрывая пояс одежд и начиная Чонгука вот прямо сразу раздевать.       Парень довольно посмеивается, облизывая губы с ароматом сливового вина.       — Ох, Ваше Величество, вы такой нетерпеливый оказывается! Кто бы мог подумать, что вечно холодный и бесстрастный Ин Линхэ на самом деле ТАКОЙ в постели! А-ах!       Чонгук вскрикивает, когда Тэхен хватает его под бедро, разводя ноги в стороны и сразу устраиваясь между ними для большего удобства.       — Нежнее, — улыбается Чон, — иначе я кончу раньше времени.       Всего за какое-то жалкое мгновение парень оказывается полностью голым. Только голову тянет вниз корона феникса, которую вот, честно, хочется снять быстрее всего; она тяжёлая и неудобная. Но больше всего хочется раздеть Ин Линхэ, который так и остался в одежде. Ну так не пойдёт!       Чонгук поддаётся вверх и его тут же затягивают в очередной голодный поцелуй. Тэхен целует долго, жадно углубляя поцелуй, но при этом нежно покусывает губы, не желая пускать кровь. Руками скользит по тонкому обнажённому телу под собой, собирает дрожь и жар, которым объят весь Чонгук.       Парень плавится, горит и плавится. Он столько ждал этого момента, что сейчас нетерпение граничит с волнением, поедая Чонгука с особым наслаждением. Кончики пальцев покалывает, когда Чон расстёгивает пояс на одеждах Императора, откидывая его в сторону и распахивает полы халата, пробираясь под него руками. Конечно же, так легко получить доступ к желанной коже не получается, приходится разорвать поцелуй и томно просить:       — Снимите. Всё снимите.       Тэхен рычит, в золотых глазах сверкает настоящее нетерпеливое зверьё, что желает обладать своим и не собирается отвлекаться на посторонние дела.       Чонгука это забавляет и возбуждает. Парень облизывает губы и говорит:       — Вы сами говорили: до свадьбы ни-ни, а мы ведь с вами могли уже давно всё испробовать! Целый год коту под хвост! Ай!       Ин Линхэ кусает Чонгука за подбородок, предупреждающе сверкая на него своими неадекватными сейчас глазами. Парень улыбается на это, но затыкается, глядя на то, как быстро обнажается Тэхен: всего-то скинуть сотни халатов и снять штаны. Но за этими тряпками прячется тело, на которое Чонгук готов буквально молиться. Он уже десятки раз видел Ин Линхэ обнажённым, трогал его и целовал в самых интимных местах, но каждый раз, видя своего мужчину голым, ловил прилив возбуждения, граничащего с потерей рассудка.       Член у Тэхена был совсем не маленьким. Чонгук каждый раз вспоминал шутку про императорский размер, но каждый раз понимал, что скоро эта «шутка» окажется в нём и вот тогда уже будет не до смеха.       Для того, чтобы понять, как там у любовников-мужчин всё устроено в делах постельных, Чон раздобыл не одну весеннюю книжку, изучив её от корки до корки и заставив изучить Тэхена. Поэтому он понимал, как происходит секс между мужчинами. Это возбуждало, пугало, снова возбуждало. И возбуждало так сильно, что Чонгук весь подрагивал от нетерпения.       Парень снимает с головы корону феникса, вынимает все шпильки и украшения, отбрасывая их в сторону, а затем тянется к Тэхену, освобождая и его от императорского венца.       У них у обоих стоит железно и тянуть совершенно не хочется.       Новый поцелуй нежный, со вкусом сливы и чего-то нового, особого и запретного.       У Чонгука в груди пожар разливается, когда его аккуратно опускают на кровать, ласково обводя контуры любимого тела руками. Парень стонет в поцелуй, кусает родные губы, очень нетерпеливо толкаясь языком в рот партнёра, давая понять, что хочется больше грубости и потери контроля. Руки Чонгука совершенно наглые: стекают с плеч Ин Линхэ на мускулистую грудь, дразняще проводят по соскам, но не останавливаются на них, мнут жёсткий пресс и своевольно хватаются за чужой член, вынуждая своего мужчину утробно зарычать.       — Ну что вы такой медленный? — улыбается Чонгук, разрывая поцелуй и коротко облизывая красные губы Ин Линхэ. — Можно ведь сразу перейти к заветному. Масло я, кстати, оставил рядом с курильницей, не забудьте, что меня нужно растянуть, а то ваш императорский размер мой ротик с трудом помещает, а уж…       Но договорить парню не дали, затыкая его новым поцелуем. А Чонгук и доволен, он руку с члена Ин Линхэ не убирает, намеренно водит по длине кольцом из пальцев, чувствуя, как тело над ним наливается безумным напряжением. Чонгук дразнит, понимает, что потом пожалеет, но не может себя остановить.       А Тэхен полыхает, всегда холодный сейчас он обжигает каждым своим прикосновением, утробным рычанием в поцелуй, почти животной грубостью. Но Чонгуку нравится эта грубость, всё-таки каким бы зверьём не был мужчина в постели, а любимому человеку никогда намеренно боли не причинит.       Ин Линхэ в последний раз звонко чмокает Чонгука в губы и руку его от своего члена отнимает, зажимая над головой пьяно улыбающегося парня.       — Ваше Величество…       Что хотел сказать Чон — не понятно. Тэхен не слушает, аккуратными поцелуями спускаясь на шею своего мужа. О, Чонгук в этом месте особенно чувствителен. Он дышит чаще, кусает и так алые губы и всё жмётся ближе и ближе к Ин Линхэ, желая стать с ним единым целым.       Тэхен кусает мягко за кадык, с довольным урчанием ловит тонкий вскрик Чонгука, но мужчина и не думает останавливаться, продолжая покусывать нежную кожу, одной рукой удерживая Чона за бёдра, потому что парня таскает по постели, он горит, плавится. В животе всё так сильно стянуто, что это больно, хочется кончить. Ох, как же хочется кончить!       Парень пытается потереться стояком о пресс Ин Линхэ, но его крепко за бёдра держат, а на ухо раздаётся недовольное рычание и сразу после за шею кусают уже сильнее. Чонгук стонет, от места укуса электрические разряды пробегают по всему телу, оседая горячей лавой внизу живота.       Тэхен урчит, его слух ласкают тонкие стоны Чонгука, поощряя продолжать и продолжать погрубее. Ин Линхэ кусает за ключицы, чмокает ярёмную впадинку, протяжно вылизывая её языком, отчего Чонгук в нетерпении начинает чуть ли не хныкать.       — Ваше Величество! Ваше Величество, а может вы просто уже возьмёте меня?       — Бесстыдный какой! — рычит Ин Линхэ прямо на ухо своему мужу и двигает бёдрами, задевая своим членом каменный стояк Чонгука.       Вот сволочь! Знает же, что Чон тут с ума сходит и намеренно его дразнит!       Но пусть и дразнит, а всё-таки решает парня больше не мучить. Лёгкими укусами Тэхен спускает ниже по телу Чонгука, цепляет зубами соски, мышцы пресса и пупок, намеренно толкается в него языком, слушая, как удивлённо стонет Чон, не ожидая сам от себя подобной отзывчивости.       Внизу живота у Чонгука всё крутит и горит. Он кусает губы, тяжело дышит, хочет себя потрогать, но понимает, что лучше держать руки над головой, иначе Ин Линхэ эту сладкую пытку может продолжить на половину ночи. А Чонгук хочет сейчас, он хочет своего мужа прямо сейчас!       И Тэхен, словно сжалившись над ним, аккуратно касается губами головки члена Чона, вызывая ещё один высокий стон. Чонгук разводит подрагивающие ноги шире, бесстыдно приглашая своего мужа сократить между ними все дистанции.       Глаза у Тэхена сейчас настолько тёмные, что в них золото теряется, остаётся только голодное зверьё, что так давно держат на привязи и не дают испробовать своего лакомства. Чонгук от вида такого Императора предвкушающе дрожит, крепко сжимая под руками красное покрывало.       Ин Линхэ с улыбкой целует, прикасается к основанию бедра Чона, намеренно давит большим пальцем на чувствительную кожу, слушая тяжёлое дыхание своего мужа. А потом кусает за внутреннюю часть бедра, оставляя большой и болючий засос.       Чонгук на эту тему поворчит после, а сейчас блестящими глазами наблюдает за тем, как Ин Линхэ приподнимается с кровати, берёт бутылочку с маслом, с любовью глядя на своего мужа, изнемогающего от ожидания.       — Ваше Величество, — улыбается парень с содроганием глядя на немалых размеров член Тэхена — во всех смыслах слова одарён, — чего вы ждёте? Вставьте в меня пальцы и хорошенько растяните!       — Рот бы тебе зашить.       — Но тогда я больше не смогу говорить!       — Вот именно.       Возмущаться дальше Чонгуку не дают. Ин Линхэ, глядя прямо в глаза Чону, открывает баночку с маслом, выливает немного жидкости себе на пальцы и резко падает сверху на Чонгука, не разрывая зрительного контакта со своим мужем.       Пальцы касаются сжавшегося колечка мышц, но не проникают внутрь, лишь кружат у входа, массируют, слегка надавливают и дразнят всеми возможными способами. Чонгук кусает губу, пытается сдержать стон, дышит громко, сердце бухает в груди, вбиваясь в грудную клетку Тэхена.       Чонгук до ужаса чувствительный, и Ин Линхэ это очень нравится. Он снова целует своего мужа, мягко касаясь горячими губами нежной коже шеи. И именно в этот момент, почувствовав, что парень достаточно расслабился, толкнулся одним пальцем внутрь.       Удивлённый высокий стон раскрашивает комнату. Ощущения не такие, как представлял Чонгук, он думал, что будет что-то яркое, но пока что, кроме удивления и перевозбуждения не испытывал ничего, только лёгкий дискомфорт, хотя масло помогало. Всё-таки не зря Чонгук раздобыл те весенние книги и заставил Ин Линхэ прочесть их от корки до корки.       Второй палец входит так же легко и совершенно не даёт Чону привыкнуть, начиная в нём двигаться. Но боли нет, даже жжения неприятного нет, только какое-то странно нарастающее чувство внизу живота, из-за которого смазка активнее выделяется, скапливаясь в выемке пупка.       — Сильнее, — на выдохе просит Чонгук.       Ин Линхэ подушечками пальцев почти задевает комок нервов внутри Чона, но этого дразняще мало и преступно недостаточно. Чонгук ещё не понял: нравится ли ему растяжка или нет, но внутри рождалось желание, просящее, чтобы пальцы входили глубже и сильнее, чтобы наконец задели комок нервов.       — Слишком уж ты нетерпелив, Сяо Гуки! — улыбается Ин Линхэ, щедро раскрашивая шею Чонгука огромными засосами и лёгкими, но щиплющими укусами.       Мужчина добавляет ещё немного масла и в следующее мгновение входит уже тремя пальцами, выбивая из Чона высокие, почти женские крики. Это не больно, но уже достаточно туго, а ещё Ин Линхэ не даёт парню привыкнуть к трём пальцам внутри, когда начинает ими двигать, как и просил Чонгук, глубже и сильнее, вот теперь точно задевая комок нервов внутри.       Чон стонет с запрокинутой головой, сильно дрожит и пытается поддаться вверх бёдрами, но Ин Линхэ ему не позволяет, прижимая парня обратно к кровати. А Чонгука трясёт от стреляющего по нервам наслаждения. Слишком сильно, слишком хорошо!       Благодаря маслу пальцы скользят идеально, растягивают хорошо, а главное так приятно трут точку внутри, от которой Чона плавит в наслаждении! Парень руками хватается за плечи Ин Линхэ, стонет, почти хнычет от переполняющего его чувства надвигающегося насыщения.       Но кончить ему не дают. Тэхен с чувством целует парня, выпивая очередной его стон и вынимает свои пальцы из растянутого колечка мышц, которое тут же сжимается, будто ничего и не было.       Мгновение на то, чтобы смазать себя маслом, и крупная головка члена Ин Линхэ упирается в анальное отверстие своего партнёра. Но не входит, Чонгук весь натягивается как струна, ждёт, стараясь расслабиться и развести ноги максимально широко. Но Ин Линхэ просто с Чоном играется, дразнит, членом размазывая масло по анусу.       И во время этих нехитрых манипуляций Чонгук действительно расслабляется, крепче обвивает Тэхена за шею руками, тянет к себе, целуя со всей любовью и отдачей.       Чон плавится от ласк, довольно улыбается и уже собирается сморозить очередную глупость, когда Ин Линхэ толкается внутрь. За один толчок такое тугое сопротивление не преодолеть, поэтому приходится на время замереть, дать перевести себе дыхание и дать Чонгуку хоть немного привыкнуть к болезненной заполненности, а потом толкнуться ещё раз, уже входя на полную длину.       Чона трясёт, пот катится по вискам, теряясь где-то в густых волосах. Сердце точно выбьет рёбра, а лёгкие почему-то отказываются работать, потому что дышать неожиданно не возможно.       Больно. Чёрт, сколько бы его не подготавливали, а всё же больно! Член у Тэхена большой, Чонгук шутил про императорский размер, но шутки шутками не были, потому что его муж действительно был одарён природой. Так хорошо одарён, что Чон даже пошевелиться сейчас не мог и ног не чувствовал.       — Тебе больно? — золотые глаза всё ещё обжигают своим желанием, но в них отчаянно разум борется за главенствующее место. А Чонгуку не хочется, чтобы этот холодный разум взял верх. — Прости.       Тэхен нежно целует Чона в уголок губы.       Парень только сейчас понимает, что Ин Линхэ тоже ни черта не легче. Чонгук сейчас так сжимается, что Тэхену точно тоже больно, к тому же Чон руки распускает! Он буквально разъярённым тигром вцепился в спину своего мужа, чувствуя под руками капельки крови.       — Милый мой, прекрасный мой муж, самый любимый, целуй меня и двигайся, твоя Императрица не хочет остаться девственницей на всю жизнь!       Чонгук играл с огнём, но никак не мог остановиться. Ин Линхэ же исполняет желание своего мужа, целуя его и на пробу двигает бёдрами. Это совсем не просто, потому что Чон слишком зажимается.       — Расслабься, — выдыхает ему на ухо Тэхен.       Чонгук бы и рад, но это оказывается не так просто, как звучит. Ин Линхэ большой, Чон слишком маленький по всем параметрам. Но поцелуи и ласки всё-таки отвлекают от боли, помогают расслабить мышцы, а рука на члене мгновенно делает весь процесс куда приятнее.       Ин Линхэ начинает двигаться. Аккуратно, нежно насколько это возможно. У него мышцы каменные, Чонгук может только догадываться сколько выдержки в этом человеке, потому что по его неадекватным глазам видно, что он хочет грубо взять Чона, поставить на колени и оттрахать так, что парень потом и имени своего не вспомнит.       «Что ж, — Чонгук мысленно улыбается, — в будущем я не против такое попробовать!».       Но сейчас он с протяжными стонами принимает в себя плоть своего мужа, понимая, что добрый автор весенней книжки был прав — с маслом было куда легче, хоть и трения не сбавляло. Член у Тэхена широкий, с мощной головкой и чётко выступающими венами, которые дают дополнительную стимуляцию. Силы у Ин Линхэ не мало, он нежничает с Чонгуком, но всё же с каждым толчком парень ощущает, как крупная головка растягивает его до максимума, проталкиваясь в неведомые глубины. По ощущениям, член был где-то в животе, он вроде бы даже натягивал тонкую кожу на прессе, но увидеть этого Чонгук не мог.       Парень хватает ртом воздух точно рыбка, выброшенная на берег, сильнее прижимает к себе мужа, оставляя на спине продольные полосы от ногтей и плавится от количества накатывающих ощущений. Рука Тэхена на члене Чонгука просто идеальна сейчас. Столько ощущений, что парня разрывает от их количества.       А потом всё становится только хуже или лучше?       С каждым новым проникновением двигаться Тэхену внутри Чона становится легче, парень уже не так зажимается, привыкает к новым ощущениям, хоть и понимает, что после этих игр даже пошевелиться не сможет. А затем крупная головка касается того заветного комка нервов, и Чонгука просто размазывает по кровати.       Парень так тонко и отчаянно стонет, что сам же себе удивляется в этот момент. Ин Линхэ же, поняв, в какой именно позиции его муж получает больше всего удовольствия, снова двинул бёдрами под нужным углом, выбивая из Чонгука очередной стон.       У Чона горят нервные клетки, узел внизу живота сжимается всё сильнее и сильнее. Чувства на грани невыносимых, а Ин Линхэ к тому же не собирается прекращать! Он более того темп ускоряет, уже откровенно вбиваясь в Чонгука, уверенно удерживая его за бёдра, не давая отползти.       Громкие, отчаянные вскрики раскрашивают комнату. Рука на члене двигается быстрее, давит на головку, размазывая смазку, чтобы ласки были приятнее. А бёдра так громко шлёпают по бёдрам Чонгука, что у парня кожа горит от этого. Его подбрасывает от каждого нового движения, только сильные руки на месте и держат. Член внутри всё ещё большой, раскрывает полностью и безжалостно, вытрахивая любые мысли, оставляя только чувство наполненности и удовольствия.       Ещё несколько особо сильных толчков, и Чонгук кончает себе на живот, вскрикивая, впиваясь ногтями в плечи Тэхена особенно сильно и обмякая сразу после. В теле приятная лёгкость, в голове пусто и от этого отдельно очень хорошо.       Ин Линхэ вбивается в Чонгука ещё несколько раз и кончает следом, оставляя своё семя глубоко в своём муже.       Они лежат какое-то время и просто пытаются отдышаться и прийти в себя. Чону, если честно, просто не хочется шевелиться, из него течёт, но ему наплевать. Голос к чёрту сорван, тело ощущается липким от пота, но идти и мыться не хочется. На самом деле ничего не хочется, кроме как трепать языком.       Чонгук поворачивает голову к рядом лежащему Ин Линхэ, отмечая, что у мужчины вся спина в кровавых полосах.       — Ваше Величество, вас тигр поцарапал? — глупо улыбается Чон.       Император улыбается в ответ:       — По ощущениям, это был весенний кролик.       — Эй, я хочу быть тигром! Р-р-р!       — Хорошо, будь кроликом в тигриной шкуре.       Чонгук фыркает, потягивается, чувствуя, как ноют все мышцы и не только они. Всё тело воет с призывом не шевелиться!       — Кушать хочу, — улыбается парень.