Оставь себе

      — И чем же я обязан этим вниманием к своей персоне, мистер Сприггс? Или вы посчитали, что недостаточно меня унизили и пришли продолжить?       — Я не…       — Интересно, почему решили сделать это без свидетелей? Вам же важна оценка публики?       — Иззи, послушай…       — Вероятно, они заняты чем-то важным, и, к сожалению, не смогут оценить ваших усилий, — Иззи театрально вздохнул и всплеснул руками с наигранным огорчением. — Как обидно! Возможно, Боннет пошёл в отставку и отдал свою капитанскую должность Оливии. Баттонс теперь обучает всю команду языку чаек. И это всё равно было бы не самым абсурдным, что могло случиться на этом корабле.       — Полагаешь, это удачная шутка? — Люциус тоже терял всякое терпение. Сейчас ему было совсем не до шуток. Почему Иззи так паясничает? Даже его «папочка, папочка» было не настолько странным. Люциус, конечно, ожидал, что после произошедшего Иззи встанет в оборонительно-агрессивную позу. Однако думал, что тот угомонится, когда спустит пар в криках, и у них выйдет конструктивный диалог, который получится вырулить в нужное русло. По крайней мере, Люциус на это надеялся и не был намерен сдаваться. Именно поэтому рискнул прийти.       — А мне и не было нужды учиться шутить, чтобы завоевать расположение публики. В отличие от вас, мистер Сприггс.       — Как же тебя заносит, Иззи. И где ты только научился изящным остротам? Неужели у Стида есть книга: «Пособие по упражнению в остроумии для чайников»? Даже если бы и была, ты всё равно не умеешь читать.       — Может, в словесных поединках я не силён, но не забывайте, что я всё ещё искусный фехтовальщик. И в честной дуэли на шпагах одержать победу надо мной нет ни малейшего…       — Скажи это Стиду! — не сдержался Люциус.       Иззи замолк, шумно сопя и сердито сверкая глазами. Люциуса покидали силы с каждым новым словом. Напряжение в тесной комнате нарастало, обостряя все эмоции.       Люциус по-прежнему сжимал в одной руке кинжал, а второй провёл ладонью по лицу, протяжно выдохнув. Сбавил тон и продолжил почти жалобно:       — Так не хочется сейчас ругаться… Я действительно пришёл, чтобы спокойно поговорить. И отказываюсь верить, что это невозможно. Ты же не можешь всё время быть таким…       Люциус устало привалился к стене. В горле горчило от невысказанности, но он уже начинал сомневаться, что прийти к Иззи и попытаться всё объяснить было хорошей затеей. Хэндс не готов был ни слушать, ни слышать. Они просто продолжали плеваться ядом друг в друга, потому что Иззи никак не мог заткнуться, а Люциус никак не мог не реагировать на это. Ему вообще было крайне сложно не реагировать на Иззи.       Люциус долго набирался духа и решимости прежде, чем отправиться в каюту первого помощника. Или бывшего первого помощника — это вдруг стало всё настолько неважно.       Всё вокруг стало казаться мелочным и несуразным. Неправильным.       Стид читал одну и ту же сказку по кругу и делал вид, что всё хорошо. Команда целыми днями занималась какой-то ерундой. Про Эдварда не хотелось даже спрашивать. Люциус не интересовался, как у Стида с Эдвардом дела. Вряд ли им удалось залатать так быстро все трещины и вернуть доверие друг друга полностью. Люциус знал, что они ночуют в разных каютах, но не лез в их дела. Пусть сами разбираются. Никому не пошло на пользу то, что в отношения капитанов вмешивались третьи лица.       Временами на Люциуса накатывало нечто совершенно тревожно-упадническое, что он не мог контролировать. И тогда он жалел, что выжил. Потому что быть живым и ждать повторения страшных событий было безумно тяжело (Чёрной Бороды, может, и не было более, но вот никто не мог ручаться, что Кракен исчез насовсем, а не впал в спячку до поры до времени).       Нельзя натворить хуйни, а после делать вид, что ничего не было. Люциуса порядком раздражало, что он сам пытался сделать такой вид. То, что другие по-прежнему делали такой вид, и у них получалось лучше, раздражало тоже.       Всё верно: они же не тонули, расплачиваясь за последствия чужих действий. Волею случая им повезло больше: когда их высадили на необитаемый остров, оттуда их почти сразу же забрал капитан Боннет. Никто из них не оставался в открытом море, захлёбывающимся обжигающе-ледяной солёной водой, охрипшим от криков, смотрящим в бессильном ужасе и неверии вслед своему уплывающему кораблю. В полном отчаянии, без помощи и поддержки. Один на один с буйной непокорной стихией, жаждущей поглотить свою жертву целиком. Безжалостно выброшенным за борт посреди ночи, как старая, утратившая свою ценность вещь.       Их не вылавливал обшарпанный, потрёпанный временем шлюп с компанией неопрятных, одурелых от возбуждённого восторга своей добычей моряков.       «Какой хорошенький и сладенький. Побудешь послушной шлюшкой в качестве уплаты долга? Или мы выкинем тебя обратно, нам ещё один лишний рот не нужен, если он бесполезен».       У Люциуса получалось отвлекать их внимание разговорами и своими рисунками (пусть нужных принадлежностей у этих парней не было, но уголь и пергамент нашлись), прежде чем его нашли Стид и команда, присоединившись к экипажу шлюпа (который был не особо рад пополнению, но Стид заболтал их ещё хлеще, чем Люциус).       Но пока его лапали с похотливым интересом чужие потные руки, дёргали его за одежду и поворачивали его лицо из стороны в сторону, жадно разглядывая с сальным блеском в глазах; пока с гнусными ухмылками шарили в его волосах и даже нюхали; пока грубо и липко водили пальцами по нежной коже, оставляя на ней грязные следы, Люциус в ужасе жмурил глаза и думал, что больше не хочет ни за что расплачиваться. Тем более за чужие ошибки.       Люциус успел панически испугаться, что его пустят по кругу, и хотя всё обошлось, внимание моряков, их желание с ним поболтать и получить от художника на память свой портрет всё равно не доставляли абсолютно никакой радости. А их похабные предложения вызывали лишь отвращение. Он же почти умер, а эти люди со своей навязчивостью не были приятными, даже с учётом того, что они спасли ему жизнь.       Люциус не любил навязчивость и принуждение. Такие вещи между людьми должны происходить добровольно и по взаимной симпатии, чтобы подобное внимание приносило Люциусу удовольствие, как это обычно и было.       Когда через несколько дней Люциус смог воссоединиться с Чёрным Питом, он сначала испытал облегчение, но потом эти отношения тоже перестали радовать. Не хотелось ни выходить на новый нежеланный для Люциуса уровень, ни продолжать то, что у них было, обманывая и Пита, и самого себя, что всё может быть, как раньше. Это всё осталось в прошлом. За бортом. За чертой легкомыслия и беспечности. Пит его понял, и Люциус был ему благодарен.       Люциус искал выход, но не находил. Он зарывался лицом в подушку и забывался сном в середине дня. На какой-то промежуток его отпускало, и ему снова удавалось переключиться с неприятных эмоций и воспоминаний. Он не хотел впадать в уныние и натягивал на лицо прежнюю улыбку, присущую всем милашкам.       Стычки с Хэндсом тоже хорошо отвлекали, распаляли в нём живые, уже забытые ощущения, будили прежние игривость и кокетливость. В отличие от остальных обитателей «Мести» Иззи не делал вид, что всё в ёбаном порядке. Он оставался таким же, каким и появился на их корабле в первый раз: угрюмым, скандальным и крикливым; вечно всем недовольной язвой. Только теперь он слонялся по «Мести», будто потерявшийся ребёнок.       И после их последней перепалки и неслучившегося поцелуя, глядя в его глаза, выражающие одновременно обиду, отчаяние и гордость, Люциус вдруг осознал то, о чём почему-то не подумал раньше.       Они чувствуют себя одинаково.       Потерянные и разбитые, отчуждённо замкнувшиеся в себе, нуждающиеся в верной опоре, чтобы больше не упасть.       И ещё.       Ещё, возможно, Иззи прав.       Всё, что Люциусу удалось добиться ролью милашки — стать для кого-то «доступной дыркой». Может, в нём даже не было никакой ценности, раз его так запросто выбросили, лишая даже шанса выжить. Он ведь мог не спастись. Мог потерять сознание и утонуть. Другим хотя бы дали шанс дождаться помощи…       Люциус скатился спиной по стене. В глазах защипало, и слёзы брызнули сами. Люциус не стал сдерживать рвущиеся наружу рыдания.       Хотя, безусловно, понимал, что этим только больше усложнит поставленную задачу, ведь Иззи не умеет правильно реагировать на такие обычные для других вещи. Это только может его отвратить и оттолкнуть.       Надо уйти, пока не поздно. Уединиться где-нибудь и прореветься. Почему именно сейчас, почему именно здесь его накрыло окончательно? Или это у Иззи такие способности вскрывать внутреннюю бурю тем, кто к нему подбирается достаточно близко? Забавно, учитывая, что Иззи совершенно непроницателен и давит вслепую, но почему-то попадает в яблочко. Он хотя бы сам осознаёт, что творит? Скорее всего — нет.       Иззи стоял в оцепенении в другом конце комнаты, не решаясь что-то сказать. Наверное, растерялся и не понимал до конца, что происходит. Люциус не знал, сколько вот так просидел у стенки, давясь судорожными надрывными всхлипами, пока не услышал больше испуганный, чем злой окрик:       — Эй, Сприггс! Ты что?! Что с тобой?       Люциус только сейчас почувствовал отрезвляющую острую боль в ладони. Бездумно проводя по кинжалу деревянным пальцем, Люциус нервно стиснул лезвие в кулак. Это произошло бессознательно, он в приступе истерики даже не сразу почувствовал боль.       Иззи только после этого осмелился к нему подойти, правда очень медленно и нерешительно. Люциус шмыгнул носом и поднял на него глаза:       — Прости, что тебе пришлось увидеть меня в таком состоянии.       Иззи присел возле него и взял его за запястье. Насколько мог осторожно забрал у него кинжал.       — Что на тебя нашло? Решил, если не перед целой публикой концерт устраивать, то хотя бы перед одним зрителем? — Иззи рассмотрел кровь на кинжале, повертел его и отложил в сторону, после чего снова перевёл взгляд на руку Люциуса. Рана неглубокая, но сильно кровоточила. Люциус поморщился и отвернулся, уже не видя, а лишь ощущая, как тёплые пальцы Иззи держат его по краям ладони.       — Слишком много чести, — фыркнул Люциус.       — Боишься вида крови? Потеряй ещё сознание здесь, — беззлобно проворчал Иззи.       — Уже меньше. Но всё равно неприятно, — честно ответил Люциус. Он глубоко дышал, задержавшись на одной мысли: Иззи его не прогнал.       Чтобы разрядить атмосферу, Люциус хохотнул:       — Теперь мне ещё и руку придётся себе отрезать.       — Подожди здесь, я сейчас приду.       Иззи отсутствовал недолго. Вернулся уже с какой-то тряпицей и бутылкой.       — Ром? Хочешь предложить мне выпить?       — Кажется, кто-то снова принялся за свои шуточки. Значит, жить будешь. И я всё равно собирался сходить за ромом перед тем, как ты явился. Так что не думай, что я это из-за тебя… К тому же я ещё пал не настолько низко, чтобы пить с тобой на равных, Сприггс, — с этими словами Иззи снова взял его за руку и резко плеснул из бутылки на рану. Ладонь обожгло болью. Хэндс, разумеется, с ним не церемонился.       — Сука, — Люциус зашипел сквозь зубы.       Туго обмотав руку Люциуса тряпкой (Люциус всё это время сидел тихо и молча), Иззи присел с ним рядом, привалившись спиной к стене. Пока он проделывал все эти манипуляции с его порезом, Люциус снова ощущал, как чужие пальцы подрагивают, касаясь его кожи.       — А из-за чего ныл-то? — почему-то грубость Иззи действовала отрезвляюще и ободряюще.       Люциус усмехнулся:       — Эмоциональная разрядка.       — Чего?       — Не бери в голову, — Люциус позабавленно посмотрел на профиль Иззи. Немного помолчал и осторожно спросил: — Теперь мы можем поговорить?       — Валяй.       — Ты только не психуй.       — Я попробую.       — Я хотел объяснить свой поступок.       Иззи резко выдохнул. После короткой паузы произнёс бесцветным голосом:       — Я слушаю.       — Хотел проверить… Понять, какие у тебя чувства ко мне. Просто похоть, или я тебе действительно нравлюсь. Знаю, что выглядело некрасиво. Но я не смеялся над тобой, Иззи. Не в этот раз… Я бы так не посмел. И сразу же пожалел об этом сиюминутном порыве, ведь можно было это сделать по-другому, но… Я не знал, как с тобой иначе. Ты бы сам не признался! Едва ли были нормальные способы…       — Конечно! Я же ненормальный и со мной работают только ненормальные способы! Ты просто тщеславный засранец, Сприггс, — Иззи приложился к бутылке, сделав несколько шумных глотков. Люциус вздрогнул.       — Прости, — жалобно произнёс он. — Мне жаль. Мне так жаль… Но мне важно было знать.       — Ладно, не ной. Так что же ты из этого понял? Как это вообще работает? — Голос Иззи прозвучал как будто заинтересованно. Снова отхлебнув из бутылки, он придвинулся ближе, касаясь Люциуса своим плечом. Губы Люциуса тронула слабая улыбка от приятного ощущения тепла, исходящего от Иззи.       — Дай мне тоже, — Люциус протянул руку. Иззи пожал плечами и передал ему бутылку.       — Ты нелогичен, Иззи. Только что говорил, что не станешь пить со мной на равных, — Люциус издал глухой смешок, сделал глоток рома и поперхнулся, закашлявшись.       — Мда… — прокомментировал Иззи его кашель.       — Просто не в то горло попало! — обиженно оправдался Люциус и ещё раз отпил, на этот раз более удачно. Жидкость приятно обожгла горло и потекла по пищеводу, согревая внутренности.       — Вообще я много чего говорю со злости. Кстати… — голос Иззи стал тихим и спокойным. Люциус настолько привык к резким крикам и грубоватым интонациям, что даже удивлённо замер, изучая и впитывая все детали этого нового тона. Иззи отобрал у него бутылку, хлебнул рома и продолжил: — То, что я тебе сказал сегодня… Я так на самом деле не думаю. Ну, что ты дырка и всем плевать…       — Я понял, о чём ты… Ты правда так не думаешь?       — Правда.       Они замолчали. Люциус прислушивался к дыханию Иззи рядом и к своим ощущениям. Внутри становилось тепло. И часть тяжести на душе куда-то пропала. В глазах снова стало опасно пощипывать. Да что с ним сегодня? Если опять разревётся, Иззи на этот раз его точно прогонит.       Иззи прочистил горло и спросил:       — Так что ты хотел мне объяснить? Про свою херову проверку. Что ты выяснил?       — Если бы это была просто похоть, ты бы разозлился.       — Я и разозлился.       — Нет, злость была защитной реакцией. Если бы ты разозлился из-за того, что не получил желаемое, то тогда это была бы похоть. Но тебе… стало больно.       Иззи ничего не ответил и залпом допил ром. Люциус нервно потеребил узел тряпки, перемотанной на своей ладони. Пульс ощутимо ускорился. Он добавил уже тише, но со значением:       — А ещё у тебя руки дрожат, когда ты ко мне прикасаешься, и ты волнуешься в моём присутствии…       — Всё, хватит!       — Ты ко мне неравнодушен. Иззи хотел вскочить, но пошатнулся и сполз обратно. Проскрипел:       — Не знаю, тебе виднее, Сприггс. Я не разбираюсь в таких тонкостях. Но, по-моему, это всё хрень… Я взрослый пират. А ты мне про какую-то ванильную хуйню впарываешь…       — Пираты — не люди?       — Тебе виднее, — повторил Иззи и снова попытался подняться. Люциус тоже встал и помог ему, обхватив за талию и заставляя повернуться к себе лицом.       — Просто голова закружилась, — объяснил Хэндс с неудовольствием.       — Ты так быстро хмелеешь? Или это тоже от моего присутствия?       — Кончай!       — Так мы ещё не…       — Сприггс! Я с тобой не шутки шучу!       — Ты покраснел.       — Ты невыносим.       — Ты тоже.       Люциус, едва дыша, разглядывал лицо напротив. Такой Иззи выглядел особенно очаровательно: румяный, взволнованный, растрёпанный и яростный от своего смущения.       — Невыносим. И довольно соблазнителен.       — Боже, что… — Иззи опустил взгляд.       — Кто бы мог подумать! Иззи Хэндс ведёт себя, как стыдливая девственница! А выпендривался-то как. «О, папочка», — передразнил Люциус.       — Сприггс, заткнись, блять! Тебе лишь бы поржать надо мной! Я не смущался, это всё ебучий ром! Я просто давно не пил больше одного стакана. Мне нужно было оставаться трезвым. И не жрал сегодня ничего толком. Кроме кофе. Не думай, что я какой-то грёбаный слабак, я не слабак, — пробормотал Иззи, сникнув на последних словах. Он посмотрел на Люциуса с какой-то тоской во взгляде. Его глаза влажно блестели.       Люциус не убрал руку, обнимая Иззи за талию, и привлёк его ближе к себе. От Иззи пахло ромом. Его хотелось поцеловать, но Люциус не был уверен, что снова не получит ногой по колену, поэтому удержался. Вряд ли Иззи даже после объяснений так быстро забудет поступок Люциуса. Лучше пока повременить. Уже было хорошо и то, что Иззи позволял к себе прикасаться.       — Конечно, нет. Я не считаю, что ты слабак, — примирительно произнёс Люциус. — А почему ты не ел? Кофе — это не еда. Роуч сегодня готовил картофельные оладьи и яблочный пирог.       — Потому что вы все придурки! И ты придурок, Сприггс! Я просто работаю, пока ты дрыхнешь! Жри сам свои сраные оладьи!       — Опять ты завёлся. Тяжко тебе… — хохотнул Люциус. — Может, принести что-нибудь из еды?       — Нет. Я устал и хочу спать, — уже спокойнее ответил Иззи.       — Оу. Да. Конечно. Я тогда пойду, —Люциус нехотя отпустил Иззи. Подумал немного, покусав губу. Взгляд Иззи метнулся к его губам, и внутри Люциуса всё возликовало. Значит, он не испортил всё безвозвратно. Значит, есть ещё шанс?       Люциус пока не мог понять, зачем ему этот шанс. Но от возрождения надежды хоть на какие-то приятные перемены становилось лучше. Ему нужно попытаться наладить отношения с Иззи. Это стало чем-то важным и желанным для Люциуса.       Он рискнул и коснулся губами скулы Иззи. Тот вздрогнул под прикосновением его губ, но не оттолкнул.       — И спасибо, — произнёс напоследок Люциус. Подошёл к двери и собирался уже выбраться наружу, но Иззи его окликнул. Люциус обернулся и поймал совершенно трезвый и насмешливый взгляд. Иззи стоял, подбоченившись и держа руку у пояса.       — И да, Сприггс. Похоть — твой грех, а не мой.       Люциус заторможенно моргнул, оставшись в недоумении. Бредя на кубрик, в его голове вертелась последняя фраза Иззи.       Люциус умело читал людей, понимал их чувства и стремления. Мог бы нащупывать их слабости и играть на них, если бы хотел. Казалось, даже с Иззи он легко считывал многие его порывы. Понимал многие его чувства, даже те, которые Иззи не понимал сам в себе. Однако, при всём при этом Иззи всё равно удавалось его запутать, заставить сомневаться, застать врасплох.       Уму непостижимо.       Иззи таил в себе столько граней, что от этого бросало в дрожь. Люциус не знал, что Иззи вызывает в нём больше: ужас и опасение или интерес и желание.