A Lady for Bad Sacrifices

Этот мужчина-жираф прежде не замечал за собой, что когда-нибудь снова уставится в одну точку больше десяти секунд… лучше бы снова на её мелкие, но искусно выглядящие груди над красным полупрозрачным лифчиком, честное слово! Не то чтобы это называлось самым странным, что может быть, среди гораздо более необъяснимых вещей, как назло идущих об руку с брезгливостью по отношению к ним. Но он логично, и с одобрениями со стороны, без самовосхваления считал себя джентльменом, который должен быть бдителен и принимать взвешенные решения. Вернее, не то, что должен, или таковой должна быть его натура… ему стоило развить в себе желание поступать так для максимального упрощения сделок, надо же… не с кем иным, как со своим внутренним жирафом. Чтобы жить, привлекая к себе взгляды и расположение других, было проще всего, даже отношений на личном фронте. Стоит принципам становиться частицами личности — это можно назвать финальной стадией развития привлекательности, чтобы любой, кроме гнусных и безнадёжных, хотел бы иметь с ним дело. Даже факт того, что он дослужился до полковника, затем поднимался вверх по ступеням в окружной столичной полиции, но подал в отставку сам при скрытых мотивах сложившегося мнения, что нынешнее правительство совсем не радовало его своими действиями… даже одно это не будет определять его джентльменства, а следовательно, адекватного взаимодействия со всеми. А уставился этот подкачанный, голый, с одним полотенцем ниже пояса вокруг паха жираф в дверь, за которую он зашёл, чтобы продолжать развивать регулярность самого сладкого греха, который он себе позволяет, будучи женатым. Убеждая себя тем временем, что это ни за что не должно вершиться на автомате, но ради благополучия своей психики и больших вариантов определения своего места в этой жизни — которая мало кому отдает полностью вся себя, а не забирает себе у огромного большинства. Вот только ему не казалось ли всё тем же странным, что секс с проституткой помогал ему направлять мышление к тем его граням, где дальше красовалось бы перепутье и совесть давала бы о себе знать. Ничего не дало ему внизу или внутри в эти моменты, особенно при оставшемся обручальном кольце на пальце? Хоть бы подумал о том, что мог вернуться домой с запахом другой и тем более не стёртой с его щёк её помадой, что уж говорить о мокрых трусах, проблема чего была занозой для полового органа даже у «мужиков»… изменяющих, а после придумывающих фантастические истории в лицо своим любимым. Но вот когда-то ли, или всё ещё ныне? — Хотел бы я дальше бежать к тебе, сладкая мышка, но мы оба знаем, что это скоро должно… Опять должно, снова решают обстоятельства, но я же сильно любил жену, когда на ней женился, и задолго до. Что ж я тебя, Китти, раньше не встретил, а только вот… полгода эту постель греем или твою в общаге? А встретил бы её раньше, до супруги, или после, но явно не со знакомством всего в полугодие… захотел бы всё отдать ей, чтобы быть с ней, пусть даже гордость мог бы вручить из рук в руки! Раз со времени полового созревания точно знал, что его тянуло к красивым дамам, и в этом он совершенно не будет оригинален внутри Лондона, головы или сердца Великобритании — стал вдруг чётче понимать, что больше обращал внимание на внешность, чем на то, что за ней? Не это ли путь наименьшего сопротивления, когда мечтой в общих чертах у любого живого существа так и останется приобретение невероятно желанных благ лёгкими дорогами? В ней же, к кому пришел трахаться после работы, где хоть какое-то складывается разнообразие, кроме всякой выпивки и папирос, он с каждым разом не ошибался, что видел далеко не простую особу. Она была и осталась для него дьявольски красива, её кошачьи повадки внутри мышиного тела были просто сумасшедшими в наилучшем смысле! Но то, как она думала, и высказывала своё мнение при невозможной красоте… это отдельный разговор, в котором опять практически нет ничего отталкивающего. — Да, вроде того… но бля-я-ядь. Короче, учти, что скоро совсем меня заебешь своими метаниями — то я, то она. Запомни, разлучницей я быть не намерена, понял меня! Если я не долбила тебе это в твою пятнистую голову сотни раз… в постели ты зверь, но опять же душни поменьше, и всё будет лучше. Жираф, пробуждающий у дам желания в его сторону, и без напоминаний прекрасно знает, что раз пришел к той, к кому шел быстрым шагом… тупо стоять и смотреть куда-то было не особо прилично, ведь такое мог сделать в любое время на улице. А здесь же, в публичном доме, заплатил за вход, нанял ту самую, ради которой проделал сегодняшний путь, и готов потратиться на неё ради услуг или вообще оставлением неплохих чаевых, которых обычно шлюхи могут ждать вечность. Даже самые «популярные» в этом деле, тогда как были бы только рады избавиться от неостановимой сарафанности такой молвы, после которой на себе можно ставить крест… или продолжать предоставившее известность ремесло. В итоге спустя время ему становилось неловко «смотреть» в сторону белоснежной, такой же почти голой красавицы своими оголенными ягодицами, не поворачиваясь в её сторону. Мужчина-жираф уже переложил ответственность за свои скачки эмоций на зажженный табак, чтобы он помог придумать и составить кучу вариантов, которые предоставили бы ему возможность вздохнуть свободнее, чем сейчас. — Вот и с чего мне говорить, что однажды надо обязательно завязать, иначе так и не вылезу. Я всё продолжаю, потому что не чувствовал себя живым так, как с тобой здесь? Деления нашей с женой постели мне недостаточно, и я так не пойму, с чего ради… — Так кончи, то есть закончи вот прямо сейчас, чего тебе стоит, а? Не надоело каждый раз твердить об этом, Готье, просто не приходи и всё. Я вот тебя не посылаю больше не заявляться в мою комнатку страсти здесь… и это не предоставляет тебе никаких намеков? Когда перед раздетым жирафом мышка, пока он оставил на ней нижнее белье, быстренько поправляла черные чулки, соединяющий их поясной ободок и мало того, бантик между пахом и верхней границей колгота, он переминался с ноги на ногу, ещё не собираясь одеваться сам, чтобы помыться и бежать к жене сломя голову… пока не наступила полночь, как у Золушки. То, в чём он был одет, она вначале оценила тактильно — в такую кожу и такую ткань ей, как молодой женщине тоже сложно было не влюбиться, и двойное счастье, что от носящего всю эту дороговизну субъекта у неё пылает сверху и снизу. Тогда, в первые минуты, пока они не выдержали и трахнулись у дверцы, чтобы разогреться в том числе хряпнувши вместе рюмку джина, она всё же аккуратно, хоть и быстро, сняла с него эту солидную куртку и эти брюки не только пальчиками, но и зубками, после завлекая его в глубокий поцелуй, сразу принимаясь за массаж его яиц ладонью. Было не круто, что Готье успел таки переменить настроение, ведь как тогда начал бы вытворять то, зачем пришел и за что заплатил? Тем более почти это сделал, приподняв свою самую любимую проститутку в этом заведении, не вспоминая про иные с его личными звёздочками тех заведений. Подхватил её лёгкий, как пушинка, вес в два раза меньше его, чтобы немножко полизать у нее на весу! Как бы дико или бездарно это не выглядело, любовники веселились — не грустили, не хандрили, не страшились ничего. А значит, как было написано, довольно для каждого дня своего зла… пока ночью пусть будет только любовь и страсть, даже если со стороны она выглядит пошло, вульгарно, где-то местами предательски. Ну разве что этого мускулистого жирафа с твёрдыми ногами и обычной, не длинной шеей, придется экстренно из неё вытаскивать. Однако вряд ли тут могла бы сработать беспроигрышная вещичка для возбуждения к мгновенным действиям, как её вагина, пока продолжавшая понемногу капать и поблескивать. Подойдя к нему, мышь-певичка, а по совместительству ещё и шалава, которая гордится тем, что умеет и что с ней никому не будет скучно, когда на неё это правило может не распространяться даже при сексе, в мгновение ока отобрала у него скрученный им «бодрый» табак и сама закурила, шлепнув любовника по ровному заду своей маленькой ладонью. Без каких-то школьных смущений про непрямые поцелуи через предметы или еду, тем более когда взяла инициативу на себя, а не приняла её от него, обхватывая фильтр алыми губами. — Давай уже, что ли, раз заплатил, я тебя успокою… возможно, ротиком, нет? А в следующий раз думай, стоит ли являться ко мне, чтобы тут передо мной сомневаться, м? Не объяснишь, почему так? И вообще мне нравилась болтовня обо всём в основном с тобой, большинство просто трахает и засовывает мне в рот, если оплачено. Или ебёт тем, что нихера не может, а моя одна только внешка совсем не работает как стимул подойти и опустить… тогда зачем приходят ко мне? — С горем пополам такие вот самцы пытаются рождаться заново с опытной женщиной рядом, когда сами могли разучиться? Могу себе представить, но в то же время совсем нет. Расхотев облокачиваться об спину женатого, но активно ходящего налево Готье Клэтч-Боже́, пусть и, по его словам, в одно место и в одну «ту самую» комнату, его царица «этой самой» комнаты в темные вечера его присутствия здесь пыталась не строить планы на ходу. Импровизации выручали её и на сцене, и в постели, а потому только тупые или целенаправленные ханжи, которым бы не вылазить из своих раковин будут делать вслух уверенные умозаключения, что в дерганьях ножками в чулках вверх на сцене и в сексе нет ничего сложного. Да уж, и с этим справится каждая «дура»… раз обычно женщинам нужно кровью и потом обеспечивать своих детей, тогда как «мужиков» постоянно бы волновало наличие пива и табака на каждый день. Но не должно быть так, что внимание стоило уделять даже секунду своей жизни тому, что в стороне и не находится рядом — а настоящему, уверенность в волшебстве моментов которого заставляло теплеть сердце той, кто не просто трахается за доллары, а любит делать это. Похлопав накрашенными глазами с настоящими ресницами завитком в сторону немного открытого окна, мало кому говорившая своё настоящее имя Мисс Китти Маус снова поправила всё, что натирало её прелестной миниатюрности в основном внизу. Смеялась про себя, что впервые встретив такого высокого и привлекательно широкого… не чудища, а любимого клиента, как она должна была называть и ублюдков, тогда засомневалась, что если его член также широк, насколько беспрепятственно будет входить и полностью ли. Тут же забывая, как до первой встречи с этим жирафом о ней изрядно заботились не один раз большие «папочки"-носороги. Сейчас тем более с какой радости причитать, что вагина дошла до такого состояния, что при желании её обладательницы может вмещать боеголовки. Вот только кого это, позвольте, должно вообще волновать… ответа на этот вопрос не последует, но только противоречивые взгляды в её сторону. — Хватит уже напрягаться, блядь, давай пов-в-ворачи-чивайся, увалень. Или ты сейчас не будешь против, чтобы я под твоими яйцами расположилась, нет ли? Касалась мокрым носом его полосатой спины, сладко целовала пояс своей алой страстью на губах, радуясь её стойкости без разводов на чужом теле… гладила его бёдра от колен всё ближе к этому великому для обычной мыши вздувающемуся спазмами агрегату. Вот тебе раз, если необычной можно назвать ту только потому, что она может вмещать в себя огроменные размеры даже в ротик, испытывая внеземное удовольствие, нисколько не дискомфорт! Пока прижималась всё сильнее, не особо разочаровываясь, что её пах был несколько ниже, но допустимо на одном уровне, если касания интимных зон могли сводить двух любовников с ума и в мыслях петь баллады друг другу — потому что такое «убожество» если и обязано быть услышано, то только в своих квадратных метрах! — Знаешь, давай, милая, я что-то очень сильно хочу накуриться. Ещё одной хватит, потом я тебя отъебу… как ты любишь или как хочешь сегодня? Тут же она снова хлопнула его по боку, такому же подтянутому, как и всё его тело. И как обычно среди мерзавцев с такими же внушительными особенностями тела могут быть на вид нерешительные, неспособные определяться сразу душки? И всё же фантазия частенько может быть врагом реальности, когда дело касается чувств между двумя, и обычно у одного, или у обоих, всё занято и всё буквально предрешено. Уже сама перестала понимать, зачем так сделала, стоило ему повернуть взор в её сторону и улыбнуться с недоумением. Либо с требования объяснений у на вид тоненькой хрупкой мышки или быстрого воплощения попыток взять её под свой контроль. — Блядь, какой же ты странный… в хорошем смысле, красавчик, но я понять не могу! Ты единственный, кто предлагает мне словами самой выбрать, как меня трахнуть. Меня, понимаешь, исполнительницу… желаний мужиков! Право голоса у меня — последнее, что может быть здесь, но я не парюсь. Короче, давай с яйцами немного позже, сейчас покажу, что хочу. Вначале она, при настоящем имени Анна пробовала оттаскивать его от комода — за ним и в упор к двери он всё равно не видел ничего, на что стоило бы тратить время. Не позволив жирафу докурить новую на том месте, она убедила его по пути к окну, чтобы он прижал её к стене и окутывал дымом той самокрутки, которая продержится ещё пару минут. Ничего особенного… для тех, кто желает любить, ищет её и знает, как её вытворять в интимной обстановке с партнёром, по которому так и неизвестно, с чего ради он всё не становится любимым. Даже если продолжает оставаться неизвестным ответ на вопрос «почему», касающийся многих тем за один раз — они были предельно счастливы друг другом, представляя, как бы развлекались, мешая жить соседям своим любопытным шумом, будучи женатыми. Пока сейчас же он хватал её за зад, стараясь держаться другой рукой об стену, пока прижимал её туда, трахая и глубоко целуя с касанием её подбородка своим. И она, осторожно скача на его классном широком члене, не теряла зря свои силы для маленькой, но выносливой мышки. Обвив руками и пальцами его шею… того, кто побуждал её чувствовать свет и прелесть жизни, как бы она не настаивала сама перед собой на том, что с благами одновременно приходят и такие явления испытаний, с которых жесть как хочется броситься с обрыва и расплескать землю своей кровью. Или сложности могут возникать от неравности судеб, вынужденности или стыда за себя? Но разве не приходят в бордели нажраться и в дома проституток трахнуть их, чтобы хоть где-то чувствовать себя королями или хозяевами положения дел? Кто запретит это… но и у такого фальшивого удержания самоуважения есть свой конец, нередко совершенно неприятный. А создание и наращивание цены самому или самой себе только кажется чем-то лёгким, когда отслеживается в мелочах и создаёт всё за того, кто сам придумал в своей голове рамки и сумму, но совсем не получает желаемого. Она была бы рада не спать со всеми подряд, когда дело вовсе не в нужде, но азарте с ощущения нужности быть королевой любви для тех, кто может заметить это, но не станет ценить такое. А он, паинька и зайчик с каменными для жирафа мускулами, хотел бы прекратить убивать. Да только маньяков в Лондоне хватало, как и коррумпированных «блядей», над которыми он и сам вершил суды, не дожидаясь денег от заказчиков или начальства конторы, которую можно было назвать Гаванью мгновенных самосудов.