A Lady for Bad Sacrifices

«И что с ней не так вообще… или нет, не совсем… почему у неё не так, как у меня? Или серьезно иметь больше денег — значит быть несчастным, несмотря на востребованность? Всё равно не просто делая вид, что всем доволен… а всерьез жить так, что никогда не были нужны ни нежности, ни чувства, а только ебля». Что до него самого, то ему временами тоже не была так уж необходима любовь, чтобы как минимум чувствовать себя лучше обычного… когда за секс заплачено и его детали составлены заранее. И оговорены все правила, пусть половое сношение между теми, кто любит друг друга, предполагает множество пунктов проявления импровизации в самом процессе. Ничего, что было бы запрещено… нет запретов между двумя взрослыми адекватно соображающими партнёрами. Которыми временами та, о ком он думал, лёжа на диване, смотря в окно на луну и принимая плавные толчки внутрь вместе с касаниями яиц об его бёдра… не могла похвастать. А то есть, не то что здоровым, а безопасным взаимодействием, даже если это ни в коем разе не предлог, чтобы трахнуться за бабки. Ага, натуральный клиент с настоящей проституткой как отдельный мир от тех, кто предполагает проявление любви в приоритете и в таких ни к чему не обязывающих отношениях. «Да по такой логике можно судить… ага, опять же в своей голове, не касаясь её образа жизни… что за счастье быть бомжом… или, то есть, никому не нужным? Понятия не имею, насколько любят её не за одно лишь тело хотя бы с большинством тех, кто любит, а не попирает остатки гордости?» Прежде смотря на полную луну, он думал о разном — в разные периоды его жизни при отрезках времени в годах его суждения и мысли довольно разнились. В детстве, смотря на такую луну, он думал, почему на Ураза-Байрам… почему обязательно в поклонении Аллаху при мусульманском посте он предполагал поднятие пятой точки. Это ли не выработало в нём автоматическую привычку подставлять зад, раз в детстве он делал это перед Богом? Будучи подростком, тоже глядел на такую луну и кое-как взвешивал за и против, когда однажды из первых уст, естественно, родителей узнал, что ему подобрали невесту… Похоже, у него будет ещё пара-тройка лет, чтобы жить и чувствовать себя свободно, где хотя бы в эти годы Аллах ещё пока не будет «лезть» в его жизнь во всех аспектах. Раз подвергал сомнениям его присутствие во всех своих делах, пусть не отрицал его приближенности к душе и важности половины моралей из священной книги о нём. Теперь, пусть полнолуние между свободной подростковой жизнью и сегодняшней ночью являлось часто, тогда как посередине среди этих лет ему удалось сбежать с накопленными деньгами не куда-нибудь, а в саму Британию, оплот культуры и науки… оно становилось предвестником полной расслабленности и высокой любви. Даже если она не предполагает обязательств и любовники могут больше не увидеться. Потому что не накладывают друг перед другом обязательства, которые ислам поддерживает вплоть до неукоснительного исполнения. И для него считалось харамом любое отклонение в сторону — отсутствие цели создания «здоровой гетеросексуальной семьи с кучей детей или не настолько много», а особенно трах, руководствуемый чувствами или тем более за деньги, что вообще вульгарность и грех. Как курение и поедание свиного бекона одновременно за чтением Корана голым на своей постели рядом с британскими любовниками — этот Рамиль, мышь-гомосексуал с окрашенными в два цвета волосами, белым на одной стороне и черным на другой, забавлял сам себя не только групповушками с двумя-четыремя в поздний вечер. Но и изображать из себя карикатурного грешника перед всевышним, чтобы его британские любовники смотрели и делали выводы… Не предполагающие насмешки, но больше понимание и живой интерес к тому, чем он жил раньше и как его натаскивал в детстве его стан из отца и матери. По крайней мере, при уже нескольких годах жизни в окраинах Уэльса, а затем в Лондоне с начала обучения в Гарварде, ему перестало быть противно то, что его имеют половыми членами в зад и в рот, на основании того, как щедро Аллах питал его мудростью из Корана и собраниями в мечети. Да, вначале мало понимая в силу возраста, будто с младенчества его приводили воздавать славу тому, кто дал жизнь через утробу. Когда постепенно с возрастом он ожидаемо понимал больше, вот только позволял своему сердцу представлять, какой разной может быть жизнь за пределами восточных мест с их восточными сказками. Ещё бы, полными доказательств про строгом регламенте половой наружности, что мужчина добытчик, а женщина помощник и в первую очередь мать. С каждым сексом за деньги при полнолунии и половинчатой луне он больше думал, что скорее им перечисленные обязанности быть кем-то по завету ислама больше похожи на ярлыки, чем гей, или как раз… девушка лёгкого поведения, если речь о Китти. — Чего так на луну смотришь, Ри-Ри, давно такой жёлтой луны не видел, что ли? Ну, кхе, если так, то смотри, я и так почти всё делаю за тебя. — Да ну, что ты, Бастер, уставился, будто упоролся, и на этом всё. Тебе не достаточно той причины, что я могу находить луну красивой, или сексуальным видимым явлением на небе? Зашибись, на луну посмотреть нельзя, не увидев в этом какой-то знак свыше. Трахавший этого муслима по любви чистокровный англичанин без «помесей», если верить его словам, продолжая не думать своей головой при экстазе от акта проникновения и массирования простаты — тот самый тип, что останется при своем мнении в любом случае. Так-то этот факт не будет никого удивлять, на самом деле все такие, даже если подчиняются кому-то вплоть до того, что вверяют свою жизнь и всего себя. Но что до увлечений… тут спектр взаимопониманий расширяется, и не помешает быть осторожным, чтоб не задевать тем, будто личность тратит время на то хобби, которое кажется другому пустым занятием. Если так, то не дело одного лезть к другому в душу со своим личным мнением — пусть «балуется», если видит, и тем более давно разглядел в своём основе увлечении личную страсть. — Да, кстати, вот ты завел речь… я понимаю, что тебе это знакомо. Мне, так-то тоже, потому что меня с детства интересовал феномен возникновения знаков, что попадают в поле зрения через предметы и явления. Вот только опять же, что до Китти, или Анны, или сценической и настоящей шалавы, для которой увлечение — как раз возбуждать мужчин образами и выборочно трахаться со всеми ними, когда все они всё равно отхватят лакомый кусок её «пирога» между ног? Стоит им приносить ей бабки… и они приносят, несутся с ними к ней, как угорелые! Но только с этого момента, по не подлежащим обсуждению и осуждению правилам, что создал не пойми кто, какой-то самый первый, древний сутенер… Что, когда она взяла деньги, с ней можно выписывать всё, что угодно. — Вот оно что… хотя, чёрт возьми, запамятовал, ты уже говорил о таком. Ну и какой же знак… да-да-а, вот так, отлично у тебя получается задвинуть мне почти до яиц… так, погоди, я сбился, как ты стал проникать ещё дальше. Короче, какой знак для тебя самый охуенный или охуевший? Это, кстати, две разные вещи, определенно хорошая и плохая, но с нотками сильного интереса. Бастер — любовник, любимый, или любимый клиент, когда это при оплате и соитии уже неважно — поправил свои очки и вошёл в Рами поглубже, пока обдумывал ответ. Иначе, честно, настроение вовсе не явится в создаваемую атмосферу уюта при таком ни к чему не обязывающем сексе… ну и как можно было бы возразить насчёт этого факта? Впрочем, пробовал составить ответ при проталкивания внутрь, как если бы «белый господин» собрался немедленно силой подталкивать своего «черного раба» к его обязательной работе на плантациях — особенно если речь о сборе состава для гашиша и прочих подобных продуктов. — Да, слушай, охуеть у тебя там свободно, почти как в вагине… Рами, это потому что и при эрекции мой член не особо может похвастать толщиной. — Ну так какой знак тебя взбудоражил бы больше всего? Но мне кажется, что ты сейчас ляпнешь какой-то треш, Бастер. Рами ненадолго подумал, что было бы неплохо сейчас отвлечься от луны, пока он лежал на животе, оперевшись головой о спинку дивана, а Бастер не просил его вставать раком, неплохо входя и поглаживая спину. Почему-то именно сейчас как раз больше подойдёт та картина, что он — любовник, которого трахают — лег на спину, и… Но раз ему заплачено — он будто тоже не властен над тем, чтобы роли менялись? Не брала и не берет ли Китти инициативу в свои руки… когда он точно знал, что она очень даже артистично умела делать и такое. Но пока в этом не было особой необходимости, только подходящая минутка на некоторое обсуждение и ожидание согласия. А пока Рами такую не ощущал своим мусульманским нутром при британском воспитании куда большей раскрепощенностью. В итоге не торопясь ложиться на спину, чтобы фигов «конспиролог» через знаки свыше Бастер сам опускался к нему на член… всё равно оставаясь ведущим. — Ах да, дай-ка подумать… нет, я не буду говорить про пасмурную погоду или огни, что творят профессионалы на фаер-шоу, что буквально глотают огонь ртом. «Ох ты ж, этот хиленький тип, как и я, сейчас собрался выливать на меня инфу… тогда как станет ебать меня без остановки… до моего оргазма? Какого хуя, это же не лучший способ поведать о себе, когда процесс ебли не предполагает выслушивания, чё он, блядь, делает?» Так оно и случилось, английский молодой мышь на третьем курсе в архитектурном, сильнее прижался бедрами к восточному «воспитаннику» Гарварда, которому с этим нереально повезло, раз геи часто платили больше… И пошло поехало — вся краткая история от и до, пока Бастер трахал Рами в зад более расторопно или увлечённо, руками сильнее прижимая свои яйца к его болтающимся взад-вперед, охватывая их ладонью. Лучше времени, а точнее, момента вовсе подобрать не мог этот молодой «человек» с полностью кожаным мелким длинным хвостиком… ага, если бы они виделись не только на время одухотворенной, взаимовыгодной ебли за деньги. — Скорее всего… мы же мыслим также и материализмом, а не только шестыми чувствами? Так вот, охуенный знак — это когда привалило нормального бабла в карман. А охуевший — если ни с того ни с сего это украденная доля у наркобаронов, за которую твою семью из родителей… чёрт возьми, имеют право пустить по кругу. Похоже, мышь в очках будто в мгновение ока стал подходить к любопытному делу растрахивания другой мыши мужского пола со всем своим рвением проникать в его неплохой для анала зад по любви. Вовсю приложился туловищем к подрагивающей спине Рами, одной рукой хватая его за правую ягодицу для того, чтобы удерживаться на нём. Тогда как другой охватил его шею, чтобы целовать щеки нанятого любовника и говорить ему свои «бредни», шепча их на ухо. Его подбородок временами касался его лба при попытках сказать что-нибудь, но больше силы прилагалось в основном к половому акту сзади — хотя бы он проходил без лишних действий. — Вот ты жесть выдал, сам хоть понимаешь это… — О чём разговорчики, милые дамы? Похоже, один отвлекал его от лицезрения луны в принципе не особо мешающими разговорами во время секса, всё проникая сзади, как угорелый и неся свои истины его ушам. Тогда как второй, когда могло показаться, что только подошедший, но на самом деле принявший душ, зашёл к двум любовникам продолжать обратно своё оплаченное время. Гепард, более мускулистый, чем эти оба «задохлика» при их раздутом самомнении, глядел на них — стонущих, высовывающих языки и потряхивающихся — несколько добрым взглядом, что шел вразрез с пошлым, какой мог бы быть сейчас с явно большей вероятностью. — Очень смешно, Тилль, с такой жизненности только и остаётся смеяться во весь голос. Стоит мне, как шлюхе, принимать член, пока Бастер доволен тем, что хоть иногда может побыть активом… — Так, Рами, ты ж уже давно знаешь нас, как твоих частых клиентов и… надеюсь, что друзей тоже… что мы трахаем друг друга по очереди. Ну да, мало что поделаешь, если мне достается больше раз наседать на своём любимом… если он больше любит принимать меня. Да уж, иногда эту мусульманскую «особу» с двухцветными волосами следовало остановить осторожным возвращением к нейтральности в ни к чему не располагающих разговорчиках. Особенно тех, где все трое геев устраивают после дня чудесно скучных в своей стандартности занятий на богатого «дядю"-директора неплохо протекающую групповушку из трёх членов гейского общества взаимно любящих друг друга. Даже в формате одноразовой любви без дальнейших тесных отношений. Рами как раз знал, что этот усатый кот в полсилы трахает так, как сейчас Бастер вовсю входил в раж исследования мусульманского шоколадного глаза. А то есть в полную силу, когда у кошачьего в этом определенно большее преимущество перед мышиным братом. Но он знал, что эти двое будут только рады, чтобы он их растрахал, будто доставая до мозгов… пусть вновь ждут этого с нетерпением за сегодняшнюю ночь! — Главное, хотя бы знайте одно, что так можно скатиться и в несправедливое разделение, будто чтоб все четко понимали, кто из вас парень и девушка. Ну что, чувак… как договаривались, будешь мне по губам водить? — А то, милый, пусть я всё удивляюсь твоей готовности прямо просить первым…

***

Один звонок может изменить всё, одно слово может поставить вместо запятой или многоточия жирную точку… один случай может разделить жизнь на до и после. Слишком часто в его жизни были и продолжались такие «происшествия», где ему было необходимо приспосабливаться быстрее, чем кому-либо другому. Тому, кто жил и будет рад жить одним днём, либо кто частенько задумывается о будущем, обеспечивая его не только себе, но и другим. Логично, что в первую очередь самым близким, и после всем, кто в его кругу и готов слушать, не препираясь. Не воображая, будто к нему пришли с проповедью или предостережением о том, что и так известно… Вот только у того, кто будто обязан слушать, свой план или несколько путей. Для того, чтобы покончить с «наболевшим» самому… или жить, не обращая внимания. Потому что в данный момент может устраивать всё, и более не нужно ничего для перемен, без которых можно обойтись. — Алло, здравствуй, Красный Филин… Давно не виделись, как сам, родной? Ты вообще догадался, кто звонит тебе сейчас? — Сначала я замешкался первые несколько секунд, но… комиссар, вы один из тех моих бывших начальников, кто задаёт такие вопросы подобно типичным коллегам-напарникам. Его жизнь довольно часто менялась так, что о прошлом приходилось забывать и тут же идти навстречу новому. Любой бы, даже в небольших деталях узнав его историю, очевидно что спросил бы, сколько можно терпеть такие приватности судьбы всего лишь к одному «несчастному»… что несколько лет уже не такой. Что наконец достиг апогея, конца череды изменений в одном своём пути, не получив сполна последствий за это. Ведь мог и отхватить некую новую злую шутку на рубеже постоянных перемен и их окончания. Пусть не без предупреждения о том, что неопределенный продолжительный срок размеренной жизни, что норма для любого семьянина, вот только для него тяжкие попытки добиться личного и семейного счастья… запросто закончится, не пройди и года. — Ну, я уж за то время, как ты ушел, мистер поедатель лягушек, я сменил звание на генерал-майора полиции. Мне сменили, естественно — Чудно это слышать, господин Брахем, вы довольно преуспели. И мне следует порадоваться за вас, что вы… теперь для меня большая честь, что вы вновь обратили внимание на меня. Но неужели апофеоз насилия над одной душой с её чувствительным струнами нервов даже в мужчине крепкой наружности и с прилично устойчивой психикой так и не прекратится… даже при любимой красавице жене и двух довольно очаровательных маленьких детях в межвидовом браке? Он-то может быть готов к этому, но вовлекать дорогих его сердцу в его проблемы… скорее пожертвует собой перед той, кто постоянно бросает его штормом обстоятельств из одной стороны в другую. Чёрт бы побрал, принесет себя в жертву, чтобы покончить с мучениями… так и не выяснив, тем более давно не дожидаясь ответа на односложный, но справедливый вопрос — «за что?». — Да к черту формальности, бывший окружной детектив-следователь. Нет, конечно, я не против слышать такое… только твой, как обычно, сдержанный голос внушает мысль, что ты обзавидовался. Готье, напомни-ка мне снова одну вещь — мы с тобой друзья? И сделал ли я в своё время то, что помогло тебе избежать много больше серьезных последствий, кроме разжалования на основе судебных разбирательств? А если помрёт, подзывая смерть к себе мольбами о ней, оставив любимых без себя — значит, дал слабину, или усердно пытался не допустить переложение своего «проклятия» на них? Ни за что не стерпел бы такого, пока жена и дети обожали его, как мужа и отца… наконец, единение всех душ в одном очаге без камней преткновения состоялась в его жизни! И пусть только попробуют слова и происшествия нарушить или разрушить этот священный баланс высокой эмоциональности, к чему его путь был достаточно полон боли. Сейчас, последнее время, если будет уместным учесть срок не в один год, сам создавал себе проблемы, хорошо это понимая… нет, вовсе не те, что вызывают зависимости и полную беспомощность. Пока мужик в доме и везде должен уметь постоять за себя… пусть некоторые неосознанно или намеренно подтираются такой трудной, но важной личностной моралью. К таким злодейка судьба пути которой не исповедимы, равнодушна, потому что эти безвольные сами лихо справляются с тем, что вгоняют себя в гроб, в том числе самостоятельно его заколачивая. А что он… на свою ли голову пытался вернуть, или наконец полной грудью вдохнуть или целиком распробовать жизнь с её счастьем, которого добивался столь много времени… едва ли не большую часть жизни! Ни армия не утоляла его жажду быть значимым, и служба на вызовы по поимкам особо опасных преступников разного высокого профиля отчасти не предоставляла ему покоя, но большей опаски за свою жизнь… тогда как в архивной камере вокруг кучи бумажной волокиты он бы и вовсе помер со скуки. Горячо любимая им жена и красивые дети, большая удача для межвидовой любви — мало ли это, стандартно ли это, или очень даже много, сродни благословению для того, кто искал счастья всю жизнь, давно не видя его в том числе в общении с Богом через молитвы. — Ладно, ладно, полно вам… да, мы друзья? Но вообще вы звоните мне не просто так, раз нашли мой домашний номер, пока я менял его несколько раз. — Естественно, и рассчитываю на твою помощь, даже если то, что я прошу тебя, незаконно… хоть увижу тебя спустя годы, Готье. Потому что мы с моими теперешними ребятами нашли того, кому продали твоего племянника, и кто его порезал на лоскуты. Не закурить, глубоко затягиваясь, пока руки тянулись бы в том числе к виски, на такую новость было бы преступлением или каким-то подобием смертного греха. Первое помогло бы ему утолить голод по еде, что мог внезапно случиться и помешать воспринимать информацию. Но вот второе здорово бы притупило разум, особенно в чистом виде… но этот жираф во фраке, в костюме, рубашке и с галстуком даже у себя дома, использовал рюмку с содержимым, как лекарственное успокоительное.