Восточные сладости

      Рынок Сармиды играл пёстрыми красками и отзывался голосами всех наречий. В каждом уголке слышался гомон разномастной толпы. Оттуда доносился аромат кофейных зёрен. Там бананы, уже пошедшие коричневыми точками, без спроса врывались в ноздри опьяняющим запахом брожения. У лавки старьёвщика кто-то надорвал камиз, зацепившись за гвоздь. Звонко гремели джезвы, доньями ударяясь одна о другую. Насыпанная горкой куркума, облитая солнцем, сияла совсем уж наглой желтизной, слепя глаза и рельефясь тенями повыразительнее пустынных барханов. Где-то хрустела пахлава, клеясь к пальцам медовой патокой. Её крошки падали на песчаную дорогу и разносились по всему рынку тысячами башмаков. И отовсюду – отовсюду слышались возгласы, смех, крики. Там небогатый покупатель сбивал цену на медную утварь, здесь лавник встретил старого знакомого, напротив, звеня монетами, довольный ага что-то складывал в сумку. Слева. Справа. Из-за спины. Прямо под ухом. – Ну вот ещё! – Чистое серебро, зуб даю! – Эй, а где ещё пол-унции?! – Сколько лет, сколько зим! – Ни монеты не уступлю! – Свою бороду стереги!...       Сразу за лавкой специй молодая девчонка в зелёном платке, завязанном сзади, торговала оберегами. На цветных лентах блестели новенькой медью ладони Фатимы, подвески с арабскими письменами, знаки ангела, назары и разное другое. Кто-то верил, а кто-то нет, но все амулеты ушлая торговка ковала сама.       Мышонка она заметила почти сразу, как его несуразная фигура замельтешила в начале их ряда. Он проворным корабликом лавировал в цветистом море, ловко обходя неторопливых чиновников и грузных вельмож. Вот он прошёл лавку сладостей, увернувшись от столкновения с чьим-то слугой. Сейчас он поравняется с её лавкой и, как и всегда, улыбнётся ей, а она, как обычно, закатит глаза.       Мгновение. Ещё одно. Мышонок задержался на ней взглядом, приподнял брови, уголки его губ довольно вздёрнулись…       – Смотри, куда идёшь, несчастный! – страж почти сбил его с ног, убирая со своей дороги.       Мышонок смешно пробежал вперёд пару шагов, удерживая равновесие, а потом с безоружной улыбкой обернулся на торговку амулетами.       И она надеялась, что успела отвернуться достаточно быстро, чтобы Мышонок не заметил, что при виде этой дурацкой неудачи она не сдержала улыбку, вылетевшую вместе со смешком.       Но кажется, он заметил.       Мышонок пробирался сквозь бурлящую толпу, не задерживаясь у лавочек со сладостями и медными безделушками (кроме лавки с амулетами, конечно: мимо неё он ходил каждый раз, оказавшись на рынке). Сегодня его ориентиром была Южная стена, отделявшая центр города от периферии.       Её белые камни блестели на солнце, как грубые сахарные куски, и казалось, вот-вот начнут таять. И именно в её тени, за воротами разворачивалась лучшая часть рынка. И Мышонок был уверен: именно сегодня на этом поле он обыграет Лея.       Сделать это было невероятно сложно: Лей ещё никогда не проигрывал. Он был дьявольски умён, а ведь разница в возрасте между ними составляла всего два года. Но и Мышонок был шит не белыми нитками. У него был свой план и, кажется, даже идеальный.       Паренёк миновал резные ворота и вступил в приятную прохладу.       Здесь было куда тише, а звон золотых монет слышался чаще, чем голоса. Да и голоса эти были сдержанными, учтивыми. Товары, которые здесь предлагали, были по карману далеко не каждому сармидцу.       Вот например, сразу у входа торговец в тёмной безрукавке, украшенной золотом, предлагал богатейшие ковры. Они сдержанно поблёскивали гранатовым, лазурным, благородным зелёным. Неповторимые узоры вальяжно и чинно ложились на ворс сложной мозаикой, приглашали замедлиться, отдохнуть. Невольно при взгляде на них вспоминались армуду с неторопливо кружащимся тёмным, бархатистым, горьковатым даже на вид чаем.       Мышонок спокойно скользнул взглядом по прекрасным коврам и прошёл мимо.       В следующей лавке купец – явно заморский – предлагал шелка роскошные как плечи юных девушек. Их тонкие, идеально подогнанные одна под другую ниточки были настолько гладкими, что казалось, будто это не ткань струится, а вода ниспадает тихими волнами.       И снова Мышонок не колеблясь минул лавочку.       Дальше цветным стеклом красовались кальяны. Они надменно щеголяли своими изгибами, лишь самые сокровенные места прикрывая кружевными серебряными обручами. Глядя на них, любой мужчина почувствовал бы головокружение, желание твёрдой рукой взять мундштук и жадно прильнуть к нему губами. Вдохнуть прекрасную амброзию. Узнать, что там внутри: нежное молоко или горячее, как кровь, вино. Потерять голову. Позволить окутать себя незримыми чарами.       Но и этим сокровищам Мышонок не дал себя соблазнить, как бы ни манили они своим утончённым серебром. Взгляд его спокойно скользил всё дальше и дальше, пока, наконец, не зацепился за кое-что особенное.       Невероятной красоты оружие. Блестящие сабли. Покрытые золотом ятаганы. Топоры с изощрёнными узорами на лезвиях.       Мышонок замедлил шаг.       Не он один любовался прекрасными произведениями искусства, творениями рук племенитых кузнецов. У лавки останавливались богатейшие покупатели. Они брали сабли, вынимали их из ножен, усыпанных драгоценными камнями, и пробовали их на вес.       Мышонок тоже остановился.       Невысокий торговец с тёмной бородой окинул его нехорошим взглядом, похожим на взгляд ворона. Но Мышонок легко сбросил с себя негостеприимные мурашки и невозмутимо принялся разглядывать прекрасные клинки. Он покупатель. А покупатель в такой дорогой лавке сперва должен как следует рассмотреть товар.       Чуть глубже, чем сабли и ятаганы, были выложены кинжалы. Они были чуть короче, не больше полутора локтей в длину. А вот в самой глубине лавки на голубом бархате лежали ножи. Лаконичные. Подлиннее и совсем крохотные. Вот это-то мышонок и искал.       Он начал внимательно разглядывать каждый нож один за другим. Вот один длиной в две ладони. Его футляр был вырезан в благородной слоновой кости. А другой – совсем длинный, с кривым клинком. Были здесь ножи-змеи и ножи-жала. Но глазу Мышонка, наконец, попался он. Небольшой нож размером всего с ладонь. И какой! Изящные ножны покрывало червлённое серебро, а в рукояти покоился огромный, казавшийся почти чёрным рубин.       Мышонок смотрел на нож и понимал, что теперь они связаны неразрывной связью. Как заговорщики. Как заклятые враги. Как джинн и его владелец. И нет такой силы, которая бы смогла лечь между ними.       Это был идеальный нож.       Он словно шептал Мышонку: ну же, смелей, схвати меня. Посмотри, какой я маленький. Я юркну к тебе в ладонь и буду совсем незаметным, ты только протяни руку. Я спрячусь в самой маленькой складочке твоих шароваров. Я не подведу, ты только попробуй. Разве ты не видишь мой роскошный рубин? Сколько золотых монет ты за него получишь? А это червлённое серебро? Неужели ты даже не попытаешься мной завладеть, глупый мальчишка?!       А Мышонок бы с радостью попытался, но злосчастный торговец, хоть и занимался другими покупателями, всё время крутился рядом и, казалось, не спускал с него глаз.       Сердце колотилось о рёбра, как маленькая загнанная птичка. Так хотелось вложить в ладонь крохотные ножны. Так хотелось собственными пальцами коснуться гладко отшлифованного драгоценного камня.       Эх! Если только улучить момент, когда хозяин лавки отвлечётся на солидного покупателя. Отвернётся, чтобы подать очередную саблю, задумается, внимательно пересчитывая монеты, – хоть что-нибудь! И ещё ножи, как предметы самые маленькие, лежали, как назло в самой глубине прилавка. Здесь незаметно стянуть не получится. Только быстро, решительно, одним рывком – и бежать.       Время тянулось вязкой патокой. Сколько Мышонок здесь стоял? Две минуты? Шесть? А может, уже полчаса? Покупатели подходили и уходили. Торговец показывал товар, брал золотые монеты и возвращал медные, приветствовал новых покупателей и прощался со старыми. А у Мышонка всё не выходило улучить момент, чтобы он чуть на дольше отвернулся или чуть дальше отошёл.       «Ну что же ты?! – разочарованно спрашивал нож. – Неужели у тебя не хватит смелости? Всё ждёшь подходящего момента? А что, если его не будет? Так и останешься ни с чем?».       «Погоди немного, родной, – мысленно отвечал ему Мышонок. – Ещё капельку».       «Я скоро раздумаю бежать с тобой», – предупреждал нож и недобро поблёскивал холодным серебром.       Но как раз в этот момент с лавке со стороны дворца подошли два вельможи. Они оттеснили Мышонка к другому краю лавочки и попросили торговца подать им длинный кинжал.       Сердце ухнуло о рёбра.       Это был тот самый момент.       Ещё удар сердца.       Торговец встал между Мышонком и вельможами. Спиной к Мышонку.       Удар.       Сейчас или никогда.       Мышонок резко шагнул вперёд. Так, чтобы и самому оказаться спиной к торговцу. Схватить нож – и бежать прямо к воротам.       Ещё удар.       Рука идеально легла на маленькую рукоять.       И в этот момент запястье пронзила боль.       – Куда лезешь, гадёныш?! – совсем рядом раздался строгий голос торговца. – Эй, стража!       Мышонок рванулся, но его ловко держали за запястье, заламывая руку под неудобным, болезненным углом.       В воздухе раздался свист.       – Ай! – вздрогнул Мышонок: торговец выхватил из-за пояса прут, которым гонял мух, и стегнул его по спине.       – Совсем стыд потеряли уличные воришки. Думал меня обмануть? Да я таких, как ты, за версту чую!       Бежать к воротам!       Мышонок было дёрнулся к выходу, но оттуда с саблями на перевес уже бежали стражники.       – Оуч! – по спине снова прошлись прутом.       У торговца была тяжёлая, меткая рука. А Мышонок, не обращая внимания на боль, смотрел на приближавшихся воинов. Только не эти ребята! Куда бежать? Он глянул в сторону, противоположную воротам. Но нет, пытаться скрыться в центре города слишком опасно: там на каждом шагу королевская стража. Эх, была не была!       Мышонок чудом вырвался из мёртвой хватки торговца, отхватив напоследок прутом уже там, куда бородатый мужчина смог дотянуться. Ловко повис на торчавшей из стены деревянной балке. В одно раскачивание он подтянул ноги, вскарабкался на прочный обрубок дерева и вскочил верхом на стену.       – Вон он, вон он! – кричал снизу торговец.       Мышонок спешно осмотрелся. Просто соскочить вниз не выйдет: снаружи стена слишком высокая.       Ничего. Это ничего. Главное – не стоять на месте. Главное – не ждать.       И, пробежав вперёд несколько ярдов, он оказался над наружным рукавом рынка. Там под стеной стояли лавчонки с полотняными крышами.       Только бы получилось. Только бы получилось!       Мышонок зажмурился и, притянув колени к груди, прыгнул наугад на одно из светлых полотен.       Под его весом лавочка запоздало сложилась. Послышался звон медной посуды. Мышонок ловко выпутался из льняного полотна, юркнул в пёструю толпу и пустился наутёк. Вокруг как будто сквозь стеклянный колпак раздавались отдельные звуки. «Держи его!» – «…а тогда лучше…» – «Налево, там…» – «…и к султану».       Мышонок бежал без оглядки, ловко уворачиваясь от столкновений. Обежать этого, того – оттолкнуть, перед носом у третьего – вдруг свернуть направо. Только не останавливаться. Запутать следы. Затеряться в толпе. Забежать на другой конец города, а потом окольными путями вернуться в тесную комнатку в глиняном доме, где его ждёт злорадствующий Лей.

***

      Лей в одежде развалился на ветхой постели, только ступни оставив на полу. В глиняной каморке было душно. Вместо деревянной двери вход был прикрыт льняной занавеской. Не очень надёжная защита, но она и не нужна, когда красть нечего.       Гомон толпы с улицы доносился так ясно, что казалось, будто именно через их тесную комнатушку и пролегала одна из главных дорог Сармиды. Впрочем, Лей давно привык.       В левом углу у входа оранжеватый цвет глины плавно переходил в тёмно-серый с точками. Мышонок говорил, это потому, что там пауки уже основали родовое гнездо. Что ж, здорово, что у Лея не получалось рассмотреть это великолепие. Вообще, конечно, немного грустно было жить со слабым зрением. Мышонок, к примеру, читать не умел – так ему держать в руке что случайно обронённое письмо визиря, что список продуктов с рынка – всё одно. А вот Лею бы острое зрение послужило хорошую службу.       Но Лей не слишком жалел. Пусть видел он не очень хорошо, зато был донельзя тактильным. Он мог бы с уверенностью сказать, из настоящего ли золота монета, просто подержав её в руках. Качество ткани определял наощупь, а по тому, как сминается в руке холщовый мешочек крупы, проверял, не обвесили ли их в продуктовой лавке.       Лей лежал и водил пальцем по шершавой стене, когда в каморку вбежал запыхавшийся Мышонок.       – Ну как? – с интересом спросил Лей, усаживаясь. – Я выиграл спор? Ты же не украл его, ну?       Мышонок вместо ответа без сил опустился на пол и, запрокидывая голову, прислонился спиной к бочке, служившей им столом. Но тут же болезненно поморщился и сгорбился, потирая плечо: кажется, падение в посудную лавку было не очень удачным.       – А я говорил, что нож тебе не украсть. Значит, с тебя желание, – торжествовал Лей. Он тут же довольно прищурился: – Что бы мне загадать, м?       – Ой, иди ты знаешь, куда? – злобно буркнул Мышонок.       – А ведь я говорил, – уже снисходительнее повторил Лей. – Дай угадаю. Ты пытался притвориться покупателем?       – Ага, – кивнул Мышонок, пытаясь ощупать саднящее плечо.       – Я так и думал, – мягко посмеялся Лей, складывая локти на колени. – Ну посмотри на себя: какой из тебя покупатель дорогого оружия? Ветхие шаровары, сверху рубаха одна.       «Нашёл время об этом говорить, – злобно подумал Мышонок. – Мог бы и с утра подсказать».       – Может, я наёмный убийца, – огрызнулся он. – И хочу выглядеть, как простолюдин.       Лей поперхнулся смешком:       – Нет. Просто нет. В таком виде у тебя был единственный шанс не получить тумаков: сразу достать кошелёк с золотом. Но кошелька с золотом у нас нет, так что и смысла крутиться и ждать, пока хозяин лавочки отвлечётся, тоже нет: он не отвлечётся. Если не совсем дурак, конечно.       Мышонок с сожалением простонал.       – Этот хозяин лавочки – чёрт бы его побрал! – так отстегал меня по спине, что я сейчас помру: ужасно режет кожу. И, кажется, – неприязненно морщась, он осторожно приподнял с земли бёдра и ощупал левую ягодицу, – не только по спине.       Ох.       Зря ты это сказал, Мышонок. Ох, зря.       У Лея на загривке приподнялся каждый волосок, а зрачки расширились настолько, что и без того тёмные глаза стали почти чёрными.       Зря.       Ты.       Это.       Сказал…       Мышонок, сосредоточенно себя ощупывавший, не заметил, как смотрел на него старший подельник.       – Покажи, – велел Лей.       – Ой, отстань, а? – отмахнулся Мышонок. – И без тебя противно.       – Покажи, – повторил Лей твёрже, вставая с постели. – Дай посмотрю, насколько всё плохо.       Мышонок с сомнением поднялся на ноги:       – Ладно, хорошо…       Несколько помявшись, он стянул с себя рубашку и развернулся спиной к Лею, ладонями опираясь на бочку.       На спине действительно виднелись два тонких длинных следа: один над левой лопаткой, второй – ниже, на рёбрах. Лей осматривал их с удовлетворением хищника. В груди приятно постукивало. О, как ему нравилось то, что он видел. Может, в прошлой жизни он был ифритом? Чёрт его знает, одно Лей мог сказать наверняка: его невероятно заводили царапины. А сейчас перед ним было настоящее сокровище.       – Расскажи, что случилось, – велел Лей, проводя пальцами вдоль верхнего следа. В меру осторожно, чтобы не причинить Мышонку боль и не спугнуть его раньше времени. Но в меру смело. Чувствуя под подушечками незаметные глазу светлые волоски. Смазывая пот. Испытывая тёмное удовольствие.       – Ну… – замялся Мышонок. – У торговца был прут, чтобы мух отгонять…       Лей почувствовал, как внизу приятно потянуло.       – Так…       – Он повернулся ко мне спиной. Я думал, он отвлёкся… Ауч, осторожней! – Мышонок болезненно повёл плечом. – Я, когда потянулся к ножу, тоже подставил ему спину… А он, видимо, всё это время ждал. И поймал меня за руку.       Лей на секунду прикрыл глаза, сбрасывая слишком сильно сгустившееся напряжение.       – Неудивительно, что болит, – наконец, выдал он. – Здесь местами до крови. Не знаю даже, как рубашка осталась целой.       Мышонок злобно выругался.       Лей с наслаждением коснулся кончиками пальцев верхнего следа, собирая полоску крови. Она липко размазалась по подушечкам приятным теплом.       – Ты взмок, пока бежал оттуда, а теперь из-за пота болит сильнее, чем могло бы.       – Похоже на правду, – с досадой прошипел Мышонок. – Поможешь промыть? Я сам не достану.       Как хорошо, что в этот момент он не видел хищную улыбку, промелькнувшую на губах Лея.       – Воды нет.       – Что, вся закончилась? – отчаянно простонал Мышонок. – Лей, достань воды, умоляю. Ты не представляешь, каково это по такой жаре. Я тебя прошу…       – Заткнись.       Довольно разговоров.       Лей скомкал рубашку Мышонка и промакнул места, куда пришлись удары, убирая лишние пот и кровь.       – Я помогу, – пообещал он.       А потом наклонил Мышонка чуть ниже, чтобы ещё немного скрасть разницу в росте, и провёл языком по верхнему следу.       Мышонок вздрогнул и обернулся:       – Эй, я не имел в виду…       – Не дёргайся, – строго перебил Лей, и Мышонок растерянно опустил голову, подчиняясь его голосу.       А Лей, не встретив больше протестов, наглее лизнул вспухшую полоску.       Кожа у Мышонка была грубоватой. На языке осел кислый запах пота. Лей водил самым кончиком. Не вдоль – чтобы не раскрывать порезы ещё больше, – а осторожно перечёркивая поперёк, помогая ранам стянуться.       Под подушечками пальцев начали проступать мурашки. Сперва, когда Лей обрабатывал шрам над лопаткой, они были едва ощутимыми, но когда он спустился на рёбра, стали крупными, почти колючими.       Что ж. Тем лучше для Мышонка. Потому что останавливаться Лей не собирался.       Твёрдой рукой он развязал пояс своего младшего друга. Не слишком резко, но решительно стянул с него шаровары. Если сейчас Мышонок заупрямится, всегда можно напомнить о том, что он всё ещё должен желание.       Но напоминать не пришлось.       Обмякший было Мышонок едва заметно напрягся, когда Лей спустил шаровары до щиколоток, оставляя его, в общем-то, голым, но так и остался стоять, ожидая, что Лей сделает дальше.       Ярко-красная полоска на левой ягодице начиналась у копчика и наискосок спускалась по ягодице к бедру. На самой выдающейся точке выступили капельки крови. Лей позволил себе полюбоваться этим зрелищем пару мгновений, а потом прильнул к следу языком. Неосторожно. Торопливо. Чтобы Мышонок не успел передумать. И, чувствуя сладковатый вкус крови, чувствуя, что Мышонок продолжает послушно стоять и позволять ему делать, что делает, замедлился, растягивая этот момент.       Мышонок дышал глубоко. Робко и неровно, сбитый с толку такими странными прикосновениями. А вот Лей наоборот знал, что делает, и получал от этого удовольствие. Его дыхание становилось всё более жадным, хищным, интенсивным. Правой рукой он стиснул не пострадавшую ягодицу Мышонка, а левой – ниже шрама ту, которую бесцеремонно вылизывал.       Он знал, что уже давно перешёл все мыслимые границы, когда происходящее можно было бы списать на помощь или заботу. Но плевать. Если вдруг Мышонок ему подыграет – тем лучше для него же. Ну, а если, придя в себя, наконец, включит агрессию, попытается его высмеять или избить – что ж, тогда Лей просто свернёт ему шею. Он проигрывал в росте, но не в силе. Найдёт себе другого подельника. Жаль. Но обнажить свою тайную страсть того стоило: какие это были ощущения! Каким восхитительно послушным был Мышонок! Запах его пота, вкус крови, мурашки, проступившие даже на ягодицах, – всё это кружило голову лучше самого изысканного табака.       Когда, насытившись наконец, Лей невозмутимо надел на Мышонка шаровары и затянул пояс на его тонкой талии, Мышонок обернулся к нему, тяжело дыша.       Лей беззастенчиво опустил глаза на его пах и с интересом прищурился, увидев, что понравилось не ему одному.       Но это реакция тела. А вот как сам Мышонок отреагирует на то, что произошло, ещё неизвестно. Может, поддастся этой игре, а может, сделает всё, чтобы себя обелить в своих же глазах. И Лей незаметно поводил большим пальцем правой руки по подушечкам на ладони, готовясь, в случае чего, наброситься первым.       Мышонок сделал несколько сбившихся вдохов и выдохов.       Поднял глаза на Лея.       Покраснел.       – А… – смущённо замялся, – какое будет желание?