Что Арса бесило в восточном коридоре, так это маленькие квадратики мозаики цвета ила. Вообще-то, они должны были быть изумрудными, но, видимо, что-то там не получилось с краской или был неправильный обжиг — так или иначе, красивый оттенок зелёного превратился в непойми что, и Арс отказывался понимать, почему это безобразие до сих пор украшает стены главного дворца. То ли дело аккуратные кусочки цвета дорогих сапфиров — вот они были восхитительны, но илистый зелёный всё портил.
Неопытные альфы верили в то, что омеги во время течки готовы на секс буквально с кем угодно. Это было глупейшим заблуждением.
На самом деле, течка обостряла все чувства — как физические, так и духовные. Разумеется, при таком раскладе возбуждение накатывало быстрее и сопротивляться ему было сложнее, но омеги не ползали по дворцу, как кошки, тыкаясь бёдрами во всё, что встретится на пути.
И Арс шёл в покои султана, невольно раздражаясь от того, как сегодня было жарко (а ведь ещё даже полудня не было). И от засохшего цветка, который, наверное, какой-нибудь омега оставил вчера в резной ставне галереи. И от запаха трапезы, которую готовили внизу. И от илистых кусочков мозаики.
По сути, омега, приглашённый к султану во время течки, получал признание, а вместе с ним — власть и особый статус: не от каждого наложника султан хотел наследника.
Арс, шагая по гулкому коридору, знал, что сегодня ни статус, ни власть, ни признание его не ждут. Его позвали не за тем, чтобы делить с ним ложе, а для того, чтобы наказать за нечестную игру.
«Удары плетью от главного евнуха будут восхитительным подарком в сравнении с тем, как накажу тебя я», — эхом отзывался в голове у Арса запрет султана строить козни новому фавориту, этому молокососу Антуану с оленьими глазами (назвать его наивный взгляд взглядом лани у Арса не поворачивался язык).
И Арс… Арс оставил мальчишку в покое. Правда. Он не толкал его, не ставил подножек, не разливал случайно вино ему на одежду, не портил его вещи и не запирал в комнате с кухонной утварью. Не носил тайком в его комнату ос или мышей, не оставлял там тухлое мясо — в общем, ничего из этого он не делал.
Сам.
Делали другие омеги, которых Арс настроил против мальчишки, и, хотя эти козни больше напоминали детские игры, богатству их фантазии иногда можно было удивляться.
Не то чтобы Арс считал свой план безупречным. Скорее, наоборот. Ещё во время разговора с султаном, когда эта идея тихонько прокралась в его мысли, Арс сразу понял, что, скорее всего, резко изменившееся отношение всех гаремных омег к своему любимцу султан истолкует верно и поймёт, куда ведут ниточки, даже (а может, тем более) если сам Арс будет с Антуаном мил и приветлив. И эту идею он сразу отмёл, как опасную для себя, но…
Но ненависть к этому белобрысому притворщику была сильнее. И Арс невольно то там, то тут словно случайно ронял едкие, неприятные комментарии у него за спиной, иногда буквально одним словом переворачивал смысл историй, говоривших об Антуане, как о славном мальчике. Помог другому омеге закончить подарок султану — везде пытается влезть, к любому знаку внимания хочет иметь отношение, маячит у султана перед глазами. Отдал омеге свой платок, чтобы оттереться от пыли — выпросил себе уже столько богатств, что может разбрасываться безделушками, кидает другим наложникам подачки, как кости голодным собакам. В общем, Арс делал всё, чтобы совершенно очернить Антуана в глазах гарема. И, каждый раз отпуская подобный комментарий, Арс понимал, что подвергает риску, прежде всего, себя. Что это, очень вероятно, однажды ему аукнется. Но это было словно ядом, который он не мог держать в себе и понемногу изливал наружу.
И вот, султан догадался.
В этом не было сомнений: Арс видел сегодня утром, как садовники вырубали алые розы, увивавшие окно покоев султана. Нет больше восхитительно-надменных цветов в королевском саду, а во дворце больше нет места Арсу.
Дверь в покои султана открывалась, как всегда, тяжело. Виной тому были скобы, которые, хоть и приняли причудливый облик под могущественной рукой кузнеца, так и остались практически неподъёмными. Обострённое обоняние Арса с порога уловило нахальный аромат роз. Следующей глаза резанула непривычно ярким пятном кровать: кисейный балдахин был снят, и деревянные опоры, на которых он обычно держался, выглядели непривычно-обнажёнными и оттого — смущёнными. Золотисто-белая постель была вся усыпана алыми лепестками роз. Тех самых роз, которые сегодня утром срубили садовники.
— Что-то вроде последней близости? — цинично спросил Арс.
Султан смотрел сквозь Арса задумчиво и, казалось, грустно.
— Можно и так сказать, — ответил он.
Арс усмехнулся:
— Получается, не так уж сильно вы меня и любите, ваше величество.
Султан едва заметно повёл бровью:
— Да, получается, так, — он, наконец, посмотрел на Арса. — И ты знаешь: дело не только в Антуане.
— Знаю, — Арс кивнул почти покорно.
Никто не может плести интриги под носом у султана и оставаться безнаказанным. Это уже не был вопрос, кто больший фаворит. Не может султан, которого пытались выставить дурачком, укоризненно посмотреть на дерзкого смельчака и сказать: «Больше так не делай».
— Но даже если бы дело было только в нём, — продолжил султан, — я говорил, что накажу тебя. Я ведь говорил?
Арсу было совершенно не до назидательной беседы. Слишком жарко было. Слишком сильно пахло розами, да ещё от султана снова воняло его любимым оленёнком. Хотелось просто поскорее покинуть дворец, а дальше — будь что будет.
— Говорили, ваше величество, — кивнул Арс.
— Тогда почему ты меня ослушался? — султан никак не отпускал, продолжал мучить вопросами, а именно сегодня Арс был так раним. — Ты ведь мне обещал, что будешь стараться сделать всё, чтобы меня не рассердить.
Арс вздохнул. Глаза неприятно погорячели, и это разозлило ещё больше. В любой другой день он бы легко выдержал этот разговор, но сегодня любое неделикатное слово ранило, как тупая игла.
— Это было не нарочно, — ответил он.
— Сколько раз? — спросил султан.
Арс смутился:
— Что?
— Спрашиваю, сколько раз ты не нарочно оговорил моего фаворита у него за спиной? Сколько времени тебе потребовалось, чтобы настроить против него вообще всех омег в гареме?
Султан знал, как Арс себя чувствует, и видел, что каждое его слово делает только хуже, и продолжал этот разговор, даже не думая останавливаться. Арс опустил глаза, не в силах больше выдерживать на себе тяжёлый, упрекающий взгляд.
— Много раз, ваше величество, — признался он. — Много раз и много времени, но, поверьте, я не хотел вести против вас интригу. Я злился на мальчишку. Я ревновал, и эта ревность была сильнее меня. Всё, что я говорил, — я действительно говорил невольно.
Султан снисходительно улыбнулся и подошёл ближе. В первую секунду Арс невольно отшатнулся: в ноздри ударил резкий запах уже изрядно надоевшего мальчишки.
— Не брыкайся, — султан явно не был удивлён такой реакцией, но и церемониться с провинившимся наложником не был настроен.
Он запустил пальцы Арсу в волосы на затылке, и запах Антуана стал ещё ближе.
— В то, что ты не совсем сдерживал себя, я верю, — сказал султан, глядя Арсу в глаза. — Но признай, ты ведь, всё-таки, чего-то такого хотел. Так ведь?
Арс снова опустил глаза.
— Я ведь прав? — не уступал султан.
— Да, ваше величество, — бегло бросил Арс, со всех сторон загнанный в угол.
А ведь разговор этот не имел абсолютно никакого смысла: Арса всё равно отошлют из дворца султана, так зачем именно в такой день они продолжали стоять и прокручивать одно и то же снова и снова?
— Ну вот, — султан кивнул удовлетворённо. — Мне важно, что ты это признаёшь. Надеюсь, это тебе поможет вторую часть наказания понести более покорно, с пониманием, что ты получаешь за дело.
У Арса ёкнуло в груди. Он с опаской покосился на постель, усыпанную алыми лепестками. Только бы султан не решил перед изгнанием зачать с ним ребёнка! Это в гареме Арс был готов и даже делал всё возможное, чтобы стать отцом наследника. За пределами дворца дети ему были не нужны. Он не планировал всю оставшуюся жизнь прожить отцом-одиночкой, ловя на себе нескончаемые взгляды общественного осуждения и не имея даже надежды нормально устроить свою жизнь.
— Подойди! — султан позвал кого-то из глубины комнаты, и Арс с отвращением увидел Антуана.
Проклятый мальчишка весь съёжился, сгорбился. Понятно, почему Арс его сначала даже не заметил: он совершенно не умел занимать место! Как эту мышь вообще взяли в гарем?!
— Ах вот оно что, — злобно усмехнулся Арс. — А я думал, ваше величество, вы мне обещали, что с ним в постель меня не положите.
Говорить в лицо султану о том, что он не сдержал собственное слово, было верхом дерзости даже течному омеге, но Арсу терять было уже нечего.
— Я это обещал до того, как ты подал остальным омегам идею, будто можно обижать моих фаворитов безнаказанно, — невозмутимо возразил султан. — Мне нужно, чтобы ты до всех донёс понятное послание.
Да уж, если перед тем, как навсегда покинуть дворец, Арс несколько дней помельтешит у всех перед глазами с запахом другого омеги на себе (а от секса во время течки вонять Антуаном он будет долго!), все точно смекнут, за что его отсылают.
Арс злобно рассмеялся и расторопно расстегнул на себе мелкие, почти невидимые глазу пуговицы кафтана, скинул с плеч — лёгкая ткань нехотя опала на каменный пол. Сорвал платок-гутру, потом — чёрную нательную рубашку, оставаясь только в шароварах.
— Ну? — он раздражённо посмотрел на замершего Антуана. — Я тебя не собираюсь ждать до ночи.
Но мальчишка стоял испуганным зайцем, даже не двигаясь.
Арс нервно вздохнул и сам принялся расстёгивать лазурный кафтан молодого наложника — спасибо, тот хотя бы не сопротивлялся.
— Ты победил, — тихо бормотал Арс, возясь с его пуговицами. — Чего теперь невинность из себя строишь? Возьми свою победу и уходи.
С этими словами он без церемоний стянул с соперника почти всю одежду, оставляя его только в тонком белье — тут уже сам пусть со своими тряпками разбирается, — и, поскольку Антуан так и продолжил с видом наивной овцы глупо стоять, Арс сорвал с себя последнюю одежду и, придавливая лепестки, забрался на постель, принимая коленно-локтевую позу, чтобы хотя бы не видеть этого смердящего щенка.
— Ну, — султан выдернул Антуана из ступора. — И чего ты ждёшь?
Антуан в ужасе посмотрел на стоящего на постели Арса.
— Я не хочу, — ответил он, наконец.
— Это не предложение, — голос султана звучал строго. — Или ты это сделаешь — или дворцовые омеги съедят тебя живьём.
Антуан снова посмотрел на Арса и, стыдливо отводя взгляд, покачал головой:
— Это слишком высокая цена.
— Слушай, Антуан, — нетерпеливо вздохнул султан, — здесь я хозяин и плачу тоже я — а значит, только мне решать, какая цена приемлемая, а какая — слишком высокая. Он, — кивок в сторону Арса, — мне нравится, но не настолько, чтобы ради него жертвовать своей репутацией и заодно — тобой. Ты мне нравишься — но не настолько, чтобы ради твоей сохранности распускать целый гарем. Надеюсь, я понятно объяснил. А теперь — вперёд.
И с этими словами он потянул Антуана за запястье, заставив пройти последние несколько шагов и залезть на кровать. Шёлковые простыни сразу обхватили щиколотки гладкой прохладой.
Антуан смотрел на Арса, стоявшего перед ним в позе вынужденного подчинения, и не видел в нём поверженного противника. Он видел мужчину, чей запах ему до сумасшествия нравился. Мужчину, который с первого дня отравлял Антуану жизнь, но у которого совершенно не хотелось отнимать око за око. И сейчас, когда Арс мучился от течки, его запах дурманил ещё сильнее. И Антуан понимал, что, прикоснувшись к нему, он уже не сможет остановиться. И знал, что Арс тоже не сможет остановиться. И такой ужасной близости совершенно не хотелось.
— Ни разу не был с омегой? — поторопил султан. — Это не так сложно, как ты думаешь. Просто будь поласковее — и он потечёт.
Антуан отчаянно покраснел.
— Ну всё, хватит смущаться, — султан явно был недоволен этой заминкой. — Посмотри, какой красивый наложник тебя ждёт. Только попробуй — потом не оторвёшься, обещаю.
И он за волосы притянул Антуана к бёдрам Арса, удерживая до тех пор, пока не перестал чувствовать сопротивление.
— Вот, другое дело, — довольно отметил он, когда Антуан сначала уставился на бёдра Арса, а затем, наконец, придвинулся ещё ближе и осторожно провёл по промежности кончиком носа, глубже вдыхая запах течного омеги.
Арс закатил глаза: ну неужели этот выскочка наконец-то справился со своей брезгливостью. Его самого, признаться, крыли едва не рвотные позывы от гадкого, терпковато-сладкого запаха мальчишки. На счастье, кровать была усыпана лепестками ни в чём не повинных садовых роз, и они несколько заглушали это зловоние, позволяя Арсу держаться.
Наконец, он почувствовал, как между ягодиц в первый раз осторожно провели языком. И течка начала делать своё дело. Арса начало накрывать возбуждение. Нет, оно ничего коренным образом не меняло: он по-прежнему не испытывал к Антуану ничего, кроме отвращения, — но теперь как будто становилось всё больше и больше всё равно. Без разницы, кто там у него за спиной, без разницы, что его ждёт изгнание. Даже как будто всё равно было на совсем нежданный — и такой ранящий — цинизм от султана. Сколько раз в этой комнате Арса целовали в шею, в запястья, в щиколотки. Его красоту буквально воспевали, ему почти поклонялись, как неведомому божеству. Эта кровать с кисейным балдахином всегда была своеобразным храмом Арса, в котором он снисходил до султана, одаряя его неземным счастьем. И теперь все эти сладкие минуты растаяли так быстро, будто из них плеснули кипятком из деревянной лохани. «Быть с омегой несложно: просто будь поласковее — и он потечёт». Эти слова звучали издевательски, и Арс был уверен, что они в первую очередь были адресованы именно ему. «Думаешь, ты особенный? — как будто спрашивал его султан. — Я просто позволял тебе чувствовать себя таким, а теперь мне надоело».
Но даже эта рана как будто на время стала меньше болеть, перекрываемая течным возбуждением. Арс сам не заметил, что уже какое-то время стоял, прогнувшись в пояснице и шире разведя ноги, чтобы подпустить своего невольного партнёра поближе. А Антуан уже давно от робких касаний перешёл к размашистым, влажным движениям, вылизывая Арса с таким упоением, что тот сквозь пелену возбуждения даже почувствовал какое-то мрачное торжество, краешком внимания отмечая, как им увлёкся заклятый соперник.
Это тоже по-своему возбуждало. Пусть сегодня храм превратили в жертвенный алтарь, — Арс всё равно остался божеством, и пусть не султан, зато другой наложник продолжил воспевать его утончённую красоту. Запомни эти бёдра, Антуан. Запомни эти ноги: точёные голени, изящные икры. Запомни линии этого тела, потому что тебе никогда не стать вот таким. Твоё обаяние нескладного оленёнка облетит, как только со взгляда сойдёт пелена невинности, а щёки и подбородок подёрнутся первой щетиной. Кончится детство — и развеется твоя магия, а Арс ещё долго будет пленять альф.
Тело уже совсем отдалось невольной неге и хотело продолжения. Хотелось, как раньше, кончить в этой роскошной постели, а потом понежиться на прохладных простынях, но сегодня кончить ему не дадут. Они и так долго возятся: Арс был уверен, что от него уже разило мальчишкой за несколько шагов. Если бы не запах роз, он бы давно уже…
И вдруг Арс понял.
В этой нездоровой горячке он пропустил момент, когда… Когда запах Антуана перестал его раздражать. И дело было не в возбуждении. Уж Арс умел сохранять едва ощутимую, но всё же ниточку связи с реальностью. Даже во время течки. Даже под ласками. Дело было совсем не в этом.
Изменился запах.
А Арс из-за стресса не сразу это заметил, да ещё эти розы…
Антуан больше не пах отвратительно. Он как будто пах точно также и одновременно — совсем по-другому. Едва ощутимая раньше стервозная терпкость набрала цвет и выступила вперёд глубоким, чувственным ароматом силы, а откровенно-сладкие ноты скромно истлели, оставив после себя тёплые палевые угольки.
И всё. Разлетелся вдребезги образ лицемерного, лживого соперника. Послание запаха Антуана стало совсем другим. «Я сильнее тебя» превратилось в «я буду тебя оберегать», а «не пытайся со мной соперничать» — в «я тобой восхищён».
Антуан не был омегой, и в этом заключался его маленький секрет.
Он был юным гаммой — редким полом, который почти не встречался в королевстве. Вот почему он так интересовал султана. На ложе с альфой он нежный омега, а воссоединяясь с другим омегой — становится альфой. От него невозможно забеременеть, и сам он никогда не понесёт в своём чреве ребёнка. Он был интересной игрушкой султана и никогда не был для Арса серьёзным соперником. И поэтому султан сравнивал его с белыми розами без шипов.
Султан снова взял Антуана за волосы и с усилием оттащил от Арса.
— Ну как? — спросил он, вглядываясь в его затуманенные глаза. Из-за течного запаха Арса зрачки у Антуана были сильно расширены. — Тебе нравится?
И, когда Антуан, почти ничего не соображая, покивал, султан отдал новый приказ:
— Тогда войди в него, — и на всякий случай придержал Арса за поясницу.
Но это было не нужно: Арс хотел этой близости. На его счастье, султан об этом не знал. Конечно, по виду Арса было понятно, что сейчас он уже готов на всё: у него ведь течка, а его так старательно подготовили к этой «вязке», если так можно было назвать секс с бесплодным гаммой. Но почему-то Арсу казалось, что не только его тело хотело Антуана: Арс его хотел. Полувменяемый, то и дело куда-то уплывающий сознанием, — но хотел. И, когда Антуан оказался внутри, Арс впервые порадовался, что султан ещё ни разу не был с ним во время течки и не знал, как Арс в это время себя ведёт. Потому что сложно было полностью сдерживать необъяснимый физический восторг. Сложно было не так явно подаваться навстречу, не так часто и громко стонать. А ещё безумно хотелось впервые назвать этого мальчишку по имени.
А Антуан, как Арсу почему-то казалось, словно сдерживался. Старался быть медленнее, хотя Арсу хотелось быстрее. Старался не входить полностью, хотя Арсу хотелось принять его целиком. И иногда, чувствуя удобный момент, Арс сильно вжимался в Антуана бёдрами, и эти касания вздымали в нём вихрь маленьких искр. И в какой-то момент Арс почувствовал, что с каждым движением навстречу ему всё труднее сдерживаться — а потом его накрыло каким-то запредельным оргазмом.
Никогда ещё с султаном ему не было настолько хорошо. Может, течка была тому причиной, но Арс чувствовал на бёдрах тонкие пальцы, которые держали, хоть и крепко, но совсем не властно — скорее, вожделённо. Чувствовал новый, но как будто давно знакомый запах, который словно наполнял собой каждый волосок на теле. И в этом знакомом незнакомце хотелось раствориться.
Почувствовав оргазм Арса, Антуан тоже невольно сбился с ритма и, окончательно потеряв голову, вошёл до самого конца, вызывая в Арсе ещё одну запоздалую волну удовольствия.
На несколько секунд его тело будто и вправду растворилось в неге. Арс не двигался, стараясь как можно дольше удержаться в этом невесомом состоянии.
А потом ему на спину тепло опал Антуан.
— Достаточно, — сразу раздался рядом голос султана.
И всё вернулось в немилосердную действительность. Они снова оказались на постели, с которой сдёрнули балдахин, не оставив им и кусочка тайного, своего. Всё было на виду, они были беззащитны.
— Антуан, останься. Арс — можешь идти, — сказал султан, расстёгивая ворот камиза.
— Ещё, — попросил Арс.
Хотелось повторить всё, что только что произошло, и Арсу оставалось только надеяться, что его просьбу спишут на течку.
— Нет, — отрезал султан. — Одевайся и уходи.
Выходя из комнаты, Арс краем глаза увидел, как султан, прежде, чем присоединиться к Антуану, смахнул с постели часть алых лепестков. И это словно знаменовало конец его эпохи во дворце.
***
Наставник отвесил Арсу тяжёлую пощёчину.
— Дрянной характер не доведёт тебя до добра!
Арс глядел в сторону, упрямо сжав губы. Вообще-то как посмотреть. Именно дрянной характер позволял Арсу быть лучшим в беседах с гостями: остальные мальчишки слишком подстраивались и были скучными. И в танце с кинжалами Арсу не было равных. Красивые клинки, выкованные из дорогих металлов, чарующе сверкали в его руках своими безопасными, неострыми лезвиями. А ведь знай наставник о том, что Арс частенько держал (и не только держал!) в руках настоящий нож, вряд ли его бы вообще допустили до оружия, пусть и декоративного.
— Будешь стоять здесь до вечера, — сказал наставник, защёлкивая замок кандалов.
К деревянному навесу, защищавшему нежную кожу омег от солнца, крепились тяжёлые кольца с цепями. Железные обручи, обмотанные кожей, защёлкивались под грудью у непослушных воспитанников, оставляя возможность только стоять — столько, сколько решат наставники. Навес находился в саду, но был виден с улицы через ограду — это было своеобразным постыдным дополнением к наказанию.
Вообще-то, с воспитанниками уже давно так строго не обходились, но из Арса выбить дурь было просто невозможно, и оба учителя Дома искусств были уверены, что этот мальчишка и два дня мог бы простоять под навесом, а потом сразу снова начать вытворять дерзости.
— Чёрт меня дёрнул взять на воспитание уличного мальчишку, — удаляясь пробормотал наставник себе под нос.
Арс поджал губы в притворном сочувствии: он знал, что эти люди позаботятся о том, чтобы он им окупился сполна.
В Доме искусств воспитывали омег-сирот из знатных семей. Молодые юноши получали неслыханное образование почти наравне с альфами и становились выгодными женихами. Наставники Дома выручали хорошие деньги, сватая хорошеньких омег богатым вельможам. Но вот незадача: городок, где находился Дом искусств был маленьким, знатные родители не так уж часто умирали, оставляя детей сиротами. И один из наставников решился рискнуть, подобрав с улицы пацана со смазливой мордашкой. Сказал всем, что этого паренька дальние родственники прислали к ним из соседнего крупного города. А потом… Потом пожалел, что ввязался в эту авантюру. Нет, вообще-то, Арс оказался способным и с охотой учился почти всему, но вот характер у него был такой сложный, что взрослый омега сам не был уверен, кто кого больше изводит: он — Арса суровыми наказаниями или, всё-таки, Арс — его — своими выходками.
Так или иначе, видимо, тот раз, когда Арса в очередной раз оставили стоять под навесом, стал моментом всеобщего избавления, потому что Арса разглядел через ограду сам султан, случайно оказавшийся в их городке.
***
Арс стоял в саду и ждал, пока за ним прибудет повозка. Его запястья, шея и щиколотки были увешаны тяжёлыми золотыми украшениями, которые он за всё время жизни в гареме получал в качестве подарков от султана. Поскольку он покидал дворец по-плохому, это единственное вознаграждение, которое он мог с собой взять.
Сегодня был его последний день во дворце.
На другом конце аллеи Арс заметил Антуана. Его лазурный кафтан ловил ветер воздушными волнами, кое-где блистая маленькими, легчайшими монисто. Он направлялся к Арсу.
— Спасибо, что подошёл, — сказал Арс, когда Антуан, наконец, приблизился на расстояние нескольких шагов.
Сегодня они впервые увидели друг друга с момента их встречи в покоях султана. Видимо, потом Антуана несколько прятали на всякий случай, пока Арс, отбывая последние дни во дворце, не донёс своим новым запахом послание всему гарему от султана.
От Антуана больше не пахло альфой. Сразу после их с Арсом близости султан с особым наслаждением овладел им, чувствуя, как гамма невольно меняет природу альфы обратно на омежью.
Антуан снова пах так, как всегда, но этот запах больше не вызывал у Арса неприязни: в нём были всё те же, теперь так близко знакомые ноты, просто на других местах. Безумно хотелось обнять его. Арс думал, после течки влечение поостынет, но этого не случилось. Но за Антуаном сегодня, держась некотором на расстоянии, наблюдала стража, и Арс не смел приблизиться к человеку, которого он теперь ни на минуту не мог выбросить из головы.
— Я хотел узнать, как ты, — робко сказал Антуан.
Арс грустно пожал плечами:
— Бывало и получше, знаешь, — несмотря на эти слова, он, всё-таки, заставил себя улыбнуться. — Я вот из дворца уезжаю…
Антуан сочувственно опустил взгляд.
— Прости за тот день, — попросил он. — Мне совсем не хотелось, чтобы это вот так случилось. Знаю, что я тебе неприятен, но ты мне очень-очень нравишься с того самого дня, как мы первый раз встретились. Если бы я не был гаммой, я бы даже подумал, что ты мой истинный, — Антуан грустно улыбнулся. — Жаль, что это исключено. Я бы хотел хоть немного тебе нравиться…
Арс не верил в истинность. Он и в любовь до недавнего времени не верил.
— Антуан, — нежно позвал он.
Арс никогда ещё не признавался в любви, да и не был уверен, что смог бы кому-нибудь признаться вот так, словами. Но по тому, как Антуан изменился в лице, услышав,
как его бывший соперник впервые позвал его по имени, Арс понял, что какие-то чувства, всё-таки, передать смог.
— Можешь пообещать мне две вещи?
Антуан не раздумывая кивнул:
— Какие?
Арс увидел, как со стороны дворца к ним приближается ещё один стражник — значит, лошадей уже подали.
— Береги себя, пожалуйста, — попросил он настолько серьёзно, насколько смог.
— Обещаю, — ответил Антуан. — А второе?
Стражник был уже совсем близко, и Арс понизил голос:
— Дождись меня.
— Всё, пора, идём, — вооружённый мужчина грубовато взял за локоть, и Арс, оборачиваясь на обескураженного Антуана, едва заметно кивнул ему, настойчиво глядя в глаза. Не отрывая взгляда до тех пор, пока не получил ответный кивок: «Обещаю».
Арс знал, где, как и когда охраняют дворец султана. Знал, где находится комната Антуана и знал, что в особо жаркие ночи многие во дворце оставляли окна нараспашку.
Куда им двоим бежать, в какие земли? Смогут ли они обойти стражу? А если если придётся драться — останется ли Арс живым? Он честно не знал. В последний раз он держал в руке кинжал уже очень давно, да и сейчас не было у него никакого оружия.
Но было много золота.
Было немного времени, чтобы обдумать план и вспомнить, насколько тяжёл настоящий клинок.
А ещё был дрянной характер. И уверенность, что «омега» не судьба и не приговор, а всего лишь пол.
