Трагедия - это ещё не конец

      Утро наступило слишком рано. Когда звук отодвигаемых засовов на двери вырвал Сычжуя из тумана полусна, его охватил острый ужас.       Он не был готов. Это было слишком рано - он не был готов - он не был готов попрощаться, уйти…       Даже если его дядя и Вэй Усянь уже попрощались прошлой ночью.       - Мне так жаль, А-Юань, - выдохнул Лань Сичэнь, прижимая его к себе, и Сычжуй ахнул, потому что, за исключением последних нескольких дней, его дядя не называл его А-Юанем с тех пор, как ему исполнилось пять лет. - Из-за всего, из-за всего этого. Но я горжусь тобой. Я так… так горжусь тобой. И… и твой отец тоже. Он единственный гордится тобой больше, чем я, и он так тебя любит. Ты лучший из всех нас, А-Юань.       Через несколько минут Лань Сичэнь отпустил его, а Вэй Усянь ущипнул сына за щёки, нацепив на лицо натянутую улыбку.       - Ты действительно хороший мальчик, А-Юань. И ты будешь в порядке. Я люблю тебя - помни это.       И Сычжуй будет помнить, Сычжуй будет помнить, но когда они вернутся, Вэй Усянь может и не вспомнить - или он может быть уже мёртв, а если он будет мёртв, то у Мо Сюаньюя не будет второго шанса, не в этот раз… И даже когда эти мысли атаковали его, Вэй Усянь притянул сына к себе, нежно шепча ему в волосы слова любви и укачивая так, будто он снова стал малышом.       А затем Вэй Усянь отступил назад и подошёл, чтобы тихо поговорить с Цзычжэнем, и Сичэнь выпустил Ханьгуан-цзюня из своих объятий, положив его на колени Сычжуя. После этого он отвернулся, как и все, предлагая то немногое уединение, которое они могли. Какое-то время Сычжуй вообще не мог говорить. Его отец был совершенно неподвижен, его лицо было пустым, как никогда раньше, независимо от того, сколько раз люди говорили, что Ханьгуан-цзюнь лишён эмоций.       В конце концов, Сычжуй наклонился так, что его голова почти коснулась головы отца. Его голос был чуть громче шёпота, но это не имело значения. По всей вероятности, отец его не услышал бы, даже если бы он закричал.       - Прости, отец, прости. Я не хочу уходить, я не хочу оставлять тебя, но я… Я не могу иначе. Мне жаль. Я люблю тебя, отец. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.       Юноша хотел сказать что-то ещё, но слезы душили его, и, в конце концов, он сел и увидел, что одна из слезинок всё же упала на щёку отца, так что казалось, что Ханьгуан-цзюнь тоже плачет. Вэй Ин вернулся, чтобы сесть рядом с ними. Он вытер сначала щёку Ханьгуан-цзюня, а затем - Сычжуя, и юноша прижался к плечу Усяня и вздохнул немного легче, когда его дядя сел с другой стороны.       Теперь дверь открывалась, и Цзинъи собирался с духом, и пришло время, и…       - Дыши, Сычжуй, - пробормотал Лань Сичэнь, сжимая руку племянника, и тот кивнул. Он не мог показать, что боится больше, чем раньше.       Цзинь Гуанъяо не пришёл в то утро. Вместо него был безымянный охранник, который передал Вэй Усяню его записи за несколько дней, и, к ужасу Сычжуя, не кто иной, как Су Шэ, который схватил Цзинъи за шкирку и вздёрнул на ноги.       - Я знаю, я знаю, я встаю! - рявкнул Цзинъи, глядя на мужчину, но Су Шэ лишь ухмыльнулся и вытолкнул его из комнаты.       У Сычжуя перехватило дыхание, когда его друг исчез, и биение его сердца ускорилось. Было тяжелее смотреть каждый раз, когда они забирали Цзинъи, но Вэй Усянь сказал, что они должны позволить его забрать сегодня.       - Вчера я не был готов, - сказал демонический заклинатель, низко кланяясь Цзинъи. - Он может понять, что что-то не так, если я объявлю решение первым делом с утра. Мне жаль.       Но Цзинъи поднял подбородок, слабо улыбнулся и пообещал:       - Со мной всё будет в порядке, учитель Вэй. Я доверяю тебе.       Утро прошло за тем, что Вэй Усянь писал так быстро, что было удивительно, что его записи не оказались полностью размазаны, пока, наконец, с чернилами на пальцах и песком в глазах, он не встал.       - Эй! - рявкнул он, и охранники посмотрели на него. - Идите, скажите своему хозяину, что я сделал это. Я сотворил его дурацкое проклятие!       Охранники переглянулись, а затем один из них трижды постучал в дверь. Та открылась, и охранник исчез снаружи. Другой остался позади, пристально наблюдая за пленниками, и у Сычжуя стало очень сухо в горле.       Через несколько минут дверь снова открылась, и внутрь вошёл Цзинь Гуанъяо. Су Шэ с подозрением выглядывал из-за его плеча.       - Где Цзинъи? - спросил Вэй Усянь.       - Где проклятие? – вопросом на вопрос ответил Цзинь Гуанъяо, и Вэй Усянь протянул свои записи. Схватив их, Су Шэ перерыл листы бумаги, прежде чем передать их Гуанъяо с коротким поклоном. Лицо главы Цзинь было напряжено, когда он читал их, но постепенно улыбка расползлась по его лицу.       - Да, - выдохнул он. – Это оно.       - Удачи с этим, - резко сказал Вэй Усянь. - Теперь верни Цзинъи.       Цзинь Гуанъяо моргнул, и его глаза выглядели такими ланьими и невинными, что Сычжую стало дурно.       - Ой? Но ты ещё не выполнил свою часть сделки.       - Ты хочешь, чтобы я не только написал проклятие, но и наложил его? - Вэй Усянь усмехнулся. - В твоей охране есть заклинатели. Они могут это сделать.       - Чтобы наложить это проклятие, потребуется восемь заклинателей, - сладко произнёс Цзинь Гуанъяо. - И ты не уточнил, какой будет ответная реакция.       Вэй Усянь неловко поёрзал, и Сычжуй сглотнул, его пульс участился. Ложь была запрещена, поэтому Сычжуй не практиковался в этом, но хотя Вэй Усянь умел лгать, Цзинь Гуанъяо - тоже. Если он увидит, что это был блеф, если он поймет, что Вэй Усянь хочет наложить «проклятие» с помощью остальных, он убьёт Цзинъи.       - Не знаю, - признался Вэй Усянь.       - Тогда не будет ли лучше, если ты сам возьмёшь на себя эту задачу? Думаю, так будет безопаснее, - любезно предложил Цзинь Гуанъяо.       - Мне нужно восемь заклинателей! - рявкнул Вэй Усянь. - Лань Чжань не может…       - У тебя будет восемь, - сказал Цзинь Гуанъяо, лениво махнув рукой. Последовала пауза, а затем Цзинъи втолкнули через дверь в комнату. Охранник схватил его сзади за шею, но Сычжуй не видел новых синяков на его лице, а Цзинъи хмурился так яростно, что он не мог быть слишком сильно ранен. - Лань Цзинъи поможет тебе. Но я не могу держать вас всех в одной клетке. Я должен принять меры предосторожности, понимаешь? Пока проклятие не будет наложено, средний брат, боюсь, ты должен позволить мне позаботиться о Ванцзи.       Сычжуй ахнул, сжав отца руками, а Лань Сичэнь сильно побледнел.       - А-Яо…       - Вэй Усянь никогда бы не обидел Лань Ванцзи, не так ли? - Цзинь Гуанъяо почти напевал, и Сычжуй видел, как руки Вэй Усяня сжались в кулаки. - И, конечно же, он знает, что лучше не пытаться обмануть меня. И всё же лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Пожалуйста, средний брат, помоги мне. Ты же не хочешь, чтобы я причинил боль Лань Цзинъи, не так ли?       - Дядя, - безнадёжно умолял Сычжуй, не зная, о чём он просит и что может сделать Лань Сичэнь, но всё же умоляя, потому что Вэй Усянь сказал ему сквозь горькие слёзы реагировать именно так, как если бы он ещё не знал, что Цзинь Гуанъяо потребовал бы забрать его отца.       Су Шэ усмехнулся и, вытащив из-за пояса нож, сделал шаг к Цзинъи. Желудок Сычжуя скрутило.       - Не надо, - прохрипел Лань Сичэнь, закрывая глаза. - Я… я не буду драться. Не делай ему больно.       - Хорошо.       Дверь камеры скользнула в сторону, и один из охранников шагнул внутрь, поднял Ханьгуан-цзюня с пола и отодвинул от Сычжуя, и это причинило боль. Юноша встал почти бессознательно, но рука Лань Сичэня удержала его на месте, даже когда охранник, нёсший его отца, вышел из камеры и встал рядом с Су Шэ. Голова Ханьгуан-цзюня откинулась назад на руку охранника, его шея выгнулась, обнаженная и уязвимая, и в глазах Су Шэ вспыхнуло мрачное ликование.       Цзинъи грубо втолкнули в камеру, и ещё до того, как за ним захлопнулась дверь, Сычжуй был уже там.       - Цзинъи! - Он крепко схватил своего друга за руку, и Цзинъи наклонился к нему, прижавшись лбом к плечу. Он слегка дрожал, и Сычжуй увидел красную вспышку на его спине.       - Сейчас не время для воссоединений, - легко сказал Цзинь Гуанъяо. - Завершите ритуал. Сейчас!       - Но… но учитель Вэй, ты не можешь! - Цзычжэнь задохнулся, его глаза были полны слёз, которые, как был уверен Сычжуй, было нетрудно вызвать. - Мой… мой отец…       Вэй Усянь сочувственно обернулся.       - Прости, Цзычжэнь, но…       Цзинь Гуанъяо шагнул вперёд, всё ещё улыбаясь.       - Но если ты не поможешь наложить это проклятие или попытаешься саботировать его, ты будешь молить о смерти несколько дней, прежде чем я её подарю. И мне придётся принять твоё неповиновение как признак непослушания детей главы Оуян и позаботиться о том, чтобы твоего брата и твоих сестёр тоже убили.       Цзычжэнь ахнул, отшатнувшись от двери камеры, и Вэй Усянь положил руку ему на плечо, глядя на Цзинь Гуанъяо.       - Всё будет хорошо, - пробормотал он, и Цзычжэнь, вздрогнув, закрыл глаза. С горящим взглядом Вэй Усянь подошёл к двери камеры и просунул руку сквозь решётку. - Мне нужна краска.       Один из охранников подчинился, и Вэй Усянь повёл остальных пленников обратно к стенам камеры. Сычжуй оказался зажатым между дядей и Цзинъи и не мог не цепляться за их руки, как ребёнок. Напротив него Цзинь Лин был прижат к боку главы Цзян, но он также держал запястье Цзычжэня, нервно глядя на старшего юношу, как будто не знал, как его утешить. Цзычжэнь смотрел в пол, его глаза остекленели, а лицо было таким же бледным, как у Ханьгуан-цзюня. Сычжуй сглотнул.       Талисман, который рисовал Вэй Усянь, был сложным, более сложным, чем любой из тех, что Сычжуй когда-либо видел. Он не знал, сколько хитростей было добавлено, чтобы оно больше походило на проклятие, чем на портал, или сколько было необходимо для самого заклинания. Он понятия не имел, как Вэй Усянь запомнил эти бесчисленные линии и знаки. Внешний край талисмана представлял собой многослойный восьмиугольник, сотканный из мелких значков, внутри которого был вписан широкий круг. В его центре был круг поменьше, а по краям этого круга были четыре головоломных символа, которые Сычжуй не узнал.       Наконец, Вэй Усянь отступил, обводя глазами свою работу, и глубоко вздохнул.       - Сычжуй, подойди и сядь здесь, - приказал он, подзывая сына к одному из четырех символов.       Сычжуй послушно сел. Он оказался лицом к двери камеры, так что мог по-прежнему следить за отцом, и был благодарен - даже если уязвимый вид Ханьгуан-цзюня и его близость к Су Шэ, вызывали у него тошноту. Вэй Усянь направил Цзычжэня к символу справа от себя, также напротив двери камеры, и они оказались достаточно близко, чтобы их колени соприкоснулись. Цзинь Лин был посажен с другой стороны от Цзычжэня, а Цзинъи направили к Сычжую, замыкая их небольшой круг.       Сычжуй услышал шорох бумаги за своей спиной.       - Покажи мне талисманы, - резко потребовал Цзинь Гуанъяо, и Вэй Усянь согласился, вернувшись через мгновение, чтобы положить два листка бумаги в центр круга. На одном был символ защиты и имена всех в комнате, включая Цзинь Гуанъяо и Су Шэ. На другом - символ смерти, и он носил имена других лидеров Орденов и нескольких их наследников.       Сычжуй вздрогнул.       - Верно, - мрачно сказал Вэй Усянь. - Вы четверо будете давать энергию, необходимую для работы, а я помогу сфокусировать вашу ци. Сычжуй, твоя рука? - Сычжуй поднял руку, и Вэй Усянь, мягко закатав рукав сына, нарисовал иероглифы на внутренней стороне его запястья. Было почти щекотно, но когда ему снова позволили опустить руку, в горле встал ком.       Вэй Ин, Усянь, Лань Юань, Сычжуй.       Вэй Усянь пригладил волосы сына и перешёл к Цзинъи, также расписав его запястье и взъерошив волосы, прежде чем подойти к Цзычжэню. Покончив с надписью, он сжал плечо Цзычжэня и приблизился к Цзинь Лину, а когда запястье Цзинь Лина тоже украсили имена, он на мгновение сжал руку младшего юноши и отошёл.       Для Цзинь Гуанъяо это, должно быть, выглядело как момент утешения, но Сычжуй знал, что это прощание, и он едва мог дышать.       - Держитесь за руки! - приказал Вэй Ин, и юноши подчинились. Затем Усянь повернулся к Цзинь Гуанъяо. - Теперь мне нужна Тигриная Печать, ключ от этих цепей и четыре ножа. Если мы не выберем точное время, это может взорваться прямо нам в лицо. И я имею в виду буквально.       Взгляд Цзинь Гуанъяо стал жёстче, и он медленно наклонил голову, а Су Шэ ухмыльнулся и шевельнул рукой, вонзая кончик ножа в шею Ханьгуан-цзюня. Сердце Сычжуя остановилось, и Вэй Усянь вздрогнул.       - А-Яо, - взмолился Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо сочувственно посмотрел на него.       - Не волнуйся, средний брат, - почти кротко сказал он. - Если вы правильно завершите ритуал, Ванцзи будет в порядке. А пока мне нужно сохранить преимущество, если я собираюсь отдать вам Печать.       На мгновение показалось, что нервы Цзэу-цзюня сейчас сдадут. Его руки непроизвольно потянулись к Ханьгуан-цзюню, и когда он посмотрел на Вэй Усяня, это было с подозрением и страхом, но затем глава Лань склонил голову и отвернулся. Сычжуй глубоко вздохнул.       Сначала охранники передали ключ, и Вэй Усянь снял цепи с их запястий. Как только оковы исчезли, Сычжуй почувствовал, как его захлестнуло облегчение, принесённое духовной энергией, которая, наконец, смогла должным образом циркулировать по всему его телу. Запястья казались странно лёгкими без кандалов. Затем охранники доставили ножи. Вэй Усянь оставил себе один, а остальные передал Лань Сичэню, Цзян Ваньиню и Не Хуайсану. Рука последнего мелко дрожала, когда он принял клинок.       И только после этого Цзинь Гуанъяо передал Вэй Усяню Тигриную Печать Преисподней.       Сычжуй чувствовал, что его вот-вот стошнит. Напротив него Цзинь Лин трясся, как в лихорадке, рядом - Цзинъи отчаянно цеплялся за его руку. В отличие от остальных, Цзычжэнь был совершенно неподвижен, словно опасался, что даже подёргивание привлечёт к нему внимание.       Очень осторожно Вэй Ин поместил Печать в центр круга, поверх двух талисманов, и Сычжуй постарался не отшатнуться от неё. Он смотрел, как Усянь рисует новый талисман на мантии Цзян Чэна, затем на Сичэне, а затем на Не Хуайсане. Затем Не Хуайсан взял кисть и нарисовал тот же талисман на груди Вэй Усяня.       Когда все было готово, демонический заклинатель кивнул.       - Итак, Сычжуй, Цзинь Лин, Цзинъи, Цзычжэнь, мне нужно, чтобы вы сосредоточили всю свою энергию на своих талисманах. Когда я скажу, отпустите друг друга и влейте в талисманы столько энергии, сколько сможете.       Сычжуй взял себя в руки. Он знал, что Вэй Усянь не собирался этого говорить - он несколько раз повторил им до этого, что отпускать руки друг друга нельзя. «Что бы ни случилось, - яростно говорил он ночью, - вы держитесь друг за друга. Если вы отпустите, вы можете в конечном итоге разойтись - заклинание попытается отправить вас туда, где вы были в то время, когда вы приземлитесь. Если вы держитесь друг за друга, надеюсь, вы окажетесь где-то посередине. Если вы окажетесь в разных местах, это не конец света, но если вы окажетесь в другом времени, вы можете умереть. Ни в коем случае не отпускайте друг друга, пока не прибудете на место».       Это начинало всё больше и больше казаться ужасной идеей.       Не то, чтобы это когда-либо казалось чем-то хорошим.       Вэй Усянь глубоко вздохнул, стоя позади Сычжуя.       - Цзян Чэн, Не-сюн, Цзэу-цзюнь, я собираюсь использовать Печать для питания талисмана, пока он не станет достаточно сильным, чтобы полностью активироваться. Когда я перестану свистеть, порежьте свои ладони и сразу же ударьте ладонью по талисману, хорошо?       Заклинатели кивнули и встали позади Цзинъи, Цзинь Лина и Цзычжэня, а затем Вэй Усянь начал насвистывать. Печать сместилась, слегка покачиваясь, а затем начала подниматься в воздух, и сердце Сычжуя отчаянно забилось, словно пытаясь вырваться из груди, прочь от этого кошмара. Густой чёрный дым злой энергии заклубился вокруг амулета, и Сычжуй изо всех сил старался не задохнуться от запаха серы. Он увидел, как колено Цзян Чэна уперлось в спину Цзинь Лина, увидел, как Цзинь Лин зажмурил глаза. Печать поднялась выше и начала вращаться, всё быстрее и быстрее, и пространство вокруг них захлестнула сила, настолько мощная, что Сычжуй почувствовал, как волосы на его руках и шее встают дыбом, а хватка Цзинъи на его руке стала болезненно крепкой.       Свист становился выше, резче, и Печать крутилась всё быстрее…       Внезапно свист прекратился, и Печать замерла.       Сычжуй посмотрел через плечо на Вэй Усяня - как раз вовремя, чтобы увидеть, как демонический заклинатель вонзает нож глубоко в свою грудь. Боль пронзила Сычжуя так сильно, что на мгновение он подумал, что его тоже ранили, и едва услышал вопль, когда Вэй Усянь упал на колени с лёгкой грустной улыбкой на лице. Его глаза встретились с глазами Сычжуя, но затем они остекленели, и заклинатель откинулся назад, и к тому времени, когда голова Вэй Усяня коснулась пола, его глаза были пусты.       - Дядя! - Цзинь Лин истерически кричал, и Сычжуй услышал, как Цзинъи выдавил имя младшего юноши, и оторвал взгляд от Вэй Усяня, оглядываясь назад.       Цзян Ваньинь лежал позади Цзинь Лина, его глаза были закрыты, а рука всё ещё сжимала рукоять ножа, торчащего из его груди. Не Хуайсан неподвижно ссутулился позади Цзычжэня, и вокруг него растекалось огромная лужа крови. Позади Цзинъи Лань Сичэнь покачивался на коленях, его глаза были закрыты, а затем он выдернул нож из своего сердца и упал, ударившись об пол с глухим стуком, и Сычжуй не мог дышать…       - Средний брат! - Крик Цзинь Гуанъяо пронзил душу Сычжуя, и он посмотрел на дверь камеры.       И он увидел одежду Цзинь Гуанъяо, залитую кровью.       И увидел…       Он видел…       - Отец! – кричал Сычжуй, но он знал, что отец не может его услышать, он знал, потому что Су Шэ перерезал горло его отцу и залил Цзинь Гуанъяо кровью Ханьгуан-цзюня, и отец был мёртв, он был мёртв, и Вэй Усянь был мёртв, и дядя был мёртв, и Цзян Ваньинь был мёртв, и Не Хуайсан был мёртв, и ритуал провалился, провалился, потому что они никуда не уходили, они не двигались, а Цзинь Гуанъяо прокладывал себе путь в камеру…       -Дядя! Дядя! Дядя! - всё еще кричал Цзинь Лин.       - Цзинь Лин! - Цзинъи снова поперхнулся, и Сычжуй, вздрогнув от страха, понял, что младший мальчик отпустил руку Цзинъи, чтобы потянуться к Цзян Чэну, а Цзинъи пытался дотянуться до него, отклоняясь от Сычжуя.       И тут что-то дернуло золотое ядро Сычжуя…       И талисман запылал кроваво-красным…       А затем Сычжуя потянуло во тьму, и рука Цзинъи была оторвана от его собственной.       * * *       Цзинъи был полностью окутан тьмой. Словно озеро глубокой холодной воды, она сгустилась вокруг него, обрушив на юношу такую ярость, что он был уверен, что каждая вена в его теле обязательно лопнет. Боль пронзила каждую частичку его тела, и Цзинъи знал, что учитель Вэй всё понял неправильно, очень неправильно, потому что это должно было означать смерть. Цзинъи знал, что умирает.       Так же, как учитель Вэй и Цзэу-цзюнь, и…       Сычжуй! Его оторвали от друга, когда они провалились во тьму. Он мог только надеяться, что Сычжуй и остальные приземлятся, выживут, будут в порядке и всё исправят. Если бы Цзинъи был единственным, кто умер, это… всё было бы в порядке. Но если Сычжуй, Цзычжэнь и Цзинь Лин мертвы, то всё это было напрасно.       Все они были бы мертвы ни за что.       Смутно, помимо боли, он осознал руку, стиснутую сзади на воротнике. Последнее, что он почувствовал перед тем, как мир исчез, были ногти, царапающие его шею, когда кто-то схватил его, и он знал, что это тот, кто утащил его от Сычжуя.       Что ж, если Цзинъи умирал в этой темноте, он предпочел бы умереть в одиночестве, а не болтаться в тисках врага. Было тяжело шевелить конечностями - давление вокруг него было настолько сильным, что это походило на проталкивание их через мёд. Его рука сомкнулась на кулаке, сжимавшем воротник, и он схватил незнакомца за большой палец, оттягивая его назад. Он почувствовал, как кость сломалась под его пальцами, но не было слышно ни звука. Рука отпустила его. Потом давление ослабло.       Внезапно Цзинъи начал падать, его уши заложило, а желудок скрутило… А потом он приземлился на спину, и раны от плетей зазвенели. Цзинъи не кричал. Казалось, его легкие были пусты, и он был слишком ошеломлён, чтобы двигаться, даже чтобы открыть глаза. Он был жив. Он не был мёртв.       Но воспоминания вспыхнули перед его глазами, лихорадочно яркие: Вэй Усянь вонзает нож себе в грудь и проворачивает его; лидеры Орденов делают то же самое; тихий крик боли Цзэу-цзюня, когда тот пронзил себя, стоя прямо за Цзинъи. Абсолютный ужас от осознания того, что все они целились в сердце, от осознания того, что все они намеревались умереть – звук крика Цзинь Лина. Его не удивило, что Цзинь Лин отпустил его руку, что он попытался схватиться за дядю. Последние несколько недель заставили Цзинъи болезненно осознать, что без Цзинь Гуанъяо Цзян Ваньинь был единственной семьёй, которую знал Цзинь Лин.       Он мог только надеяться, что Цзычжэнь лучше держал Цзинь Лина, что остальные в безопасности и вместе. Что если их и не было здесь, то они были хоть где-то, что они не сгинули в той темноте.       Цзинъи глубоко вздохнул. Воздух был холодным, очень холодным, и он открыл глаза. Над ним простиралось тёмное ночное небо, обрамлённое высокими деревьями, и он поднял голову, поморщившись, когда движение коснулось следов ударов плетью на его спине.       Сердце пропустило удар.       Он был дома. Он был дома! Он лежал на тропинке в лесу, и он знал это место. Он был в Облачных Глубинах, он был дома, и Цзинъи зарыдал.       Он был уверен, так, так уверен, что никогда больше не увидит свой дом. Он сделал ещё один глубокий вдох, впустив в лёгкие зимний холод, а затем приподнялся на локтях. И замер.       Менее чем в шести футах от него, пошатываясь, поднялся на ноги с ножом в руке и в мантии, всё ещё истекающей кровью, Цзинь Гуанъяо.       Нет! Нет! Нет! Нет!       Этого не должно было случиться – это было последнее, что должно было случиться, как…       Рука Цзинь Гуанъяо схватила Цзинъи, и Цзинъи утащил его в прошлое.       Дерьмо!       Цзинъи вскочил на ноги, но Цзинь Гуанъяо уже увидел его, и в глазах его горела жажда убийства. Он рванулся вперёд, Цзинъи отпрыгнул назад. И тут они услышали голоса.       - …правда, средний брат, я не думаю, что старшему брату нужно беспокоиться о Хуайсане так сильно. Он хороший мальчик. - Это был голос Цзинь Гуанъяо, лёгкий и добрый, и Цзинь Гуанъяо напротив него замер.       Кто-то рассмеялся, и грудь Цзинъи болезненно сжалась. Цзэу-цзюнь.       - Я думаю, проблема в этом. Он ещё мальчик. Однако я согласен с тобой. Я хочу, чтобы Ванцзи…       - Я знаю.       Молчаливый Цзинь Гуанъяо смотрел на поворот в конце дороги, недоверчиво выпучив глаза. Он повернулся, глядя на Цзинъи, а затем раздался звук шагов, приближающихся к углу, и Цзинь Гуанъяо стремительно развернулся и сбежал с дороги, чтобы спрятаться за ближайшим деревом. Цзинъи бросился в лес по другую сторону тропы, едва вовремя пригнувшись, прежде чем Цзэу-цзюнь и младший Цзинь Гуанъяо вышли из-за угла.       Он хотел вскочить, подбежать к Цзэу-цзюню и оттащить его от убийцы рядом с ним, а потом умолять лидера своего Ордена помочь ему найти Сычжуя и остальных, но он не мог. Этот Лань Сичэнь не знал этого Цзинъи, не как девятнадцатилетнего. Если он попытается сказать, что он из будущего, то будущий Цзинь Гуанъяо тоже выскочит, он был уверен, и поведает свою страшную историю, в которой Цзинъи будет представлен злодеем, а Цзинъи прекрасно знал, что Цзэу-цзюнь ни за что не поверит незнакомцу, только своему названому брату.       Так что всё, что мог сделать Цзинъи, - это смотреть и слушать.       - Тем не менее, - ободряюще сказал младший Цзинь Гуанъяо. - Завтрашний день будет хорошим для Ванцзи. Ему всегда нравился господин Вэй.       - Он взволнован, - нежно сказал Цзэу-цзюнь. - Не то чтобы он мне сказал, но так оно и есть. Надеюсь, подготовка не была слишком утомительной, А-Яо? Ты работаешь слишком усердно.       Младший Цзинь Гуанъяо слегка рассмеялся. Он казался немного усталым.       - Ты слишком добр, средний брат. Я в порядке. Но это говорит о том, что мне, вероятно, следует вернуться в Башню Кои, пока не стало слишком поздно. Не годится спать и допускать, чтобы что-то пошло не так.       - Я уверен, что ничего не случится, но я не буду тебя задерживать.       - Я думаю, это я задержал тебя, средний брат, - застенчиво произнёс Цзинь Гуанъяо. - Уже давно девять. Увидимся завтра, средний брат.       - До завтра, А-Яо. Я уверен, что празднование первого месяца Цзинь Жуланя будет иметь большой успех.       Цзинъи напрягся. Месяц празднования Цзинь Лина - это был день, когда Цзинь Цзысюань был убит, и это было завтра. Вэй Усянь уложился в поставленный срок, но лишь чудом. Цзинъи не мог пойти и искать своих друзей, он не мог, потому что, если бы они не вернулись (они должны были, они должны были, они должны были!) или они заблудились, он был единственным, кто мог бы остановить убийство на тропе Цюнци.       Осторожно, юноша прокрался обратно через деревья. Если бы Цзинь Гуанъяо из будущего мог отвлечься на себя из прошлого и Цзэу-цзюня, у Цзинъи был бы шанс. В его голове начал формироваться план - возможно, не самый лучший, и тот, который Сычжуй почти наверняка не одобрил бы, но Цзинъи делал всё, что мог, и так быстро, как только мог. Поэтому он направился к очень знакомому дому.       Он проводил с бабушкой столько же времени, сколько и с родителями, когда рос: и его мать, и отец любили ночную охоту, и, хотя его бабушка была выдающимся заклинателем, она вкладывала большую часть своей энергии в исцеление и обучение. Это означало, что она не часто использовала свой меч. Но она позволяла Цзинъи тренироваться с ним в детстве и говорила ему, что он может одолжить его, когда пожелает.       Формально бабушка сказала это на восьмой день рождения Цзинъи, чего ещё не случилось. Но Цзинъи мог определённо сказать, что помнит, как она говорила ему это, и он не собирался присваивать её меч. А это означало, что технически это не было кражей. Может, логика в этом утверждении казалась шаткой, но это была его история, и он её придерживался.       Его бабушка всегда очень крепко спала. Жители Балинга до сих пор рассказывали историю о заезжей заклинательнице, которая проспала землетрясение, разбившее полдюжины тарелок вокруг неё. Даже если он споткнётся о собственные ноги и упрётся лицом в дверной проём, она вряд ли проснётся. Ему также не нужно было беспокоиться о дедушке – зная, какой сейчас месяц, с большой вероятностью можно было утверждать, что он занимается своими делами в Мэйшане. Если нет - ну, Цзинъи будет молчать. Он забрался бы в дом и вышел бы из него через несколько минут.       Даже несмотря на то, что он этого не хотел. Ему не стыдно было признаться себе, что он не хотел ничего, кроме как постучать в дверь спальни, дождаться, когда бабушка проснётся, выйдет и обнимет его, а потом всё исправит. Но он не мог. Она не узнала бы его, а объяснения заняли бы слишком много времени.       Юноша приоткрыл окно и проскользнул внутрь. Было темно, очень темно, но Цзинъи знал этот дом также хорошо, как и свой собственный, и пробрался в аптеку, которую его бабушка держала в задней части. Она выходила в гостевую спальню, где он спал в детстве, и его часто убаюкивал голос его бабушки, напевающей, в то время как она измельчала травы или смешивала припарки.       В горле нарастал ком. Было так трудно не окликнуть её. Но он не мог — ему нужно было добраться до учителя Вэя до того, как он достигнет тропы Цюнци. Он должен был. И, единственным способом, которым он мог это сделать, был меч. Он протянул руку и снял клинок со стены, замерев, когда скоба, которая удерживала его на месте, издала низкий, громкий щелчок. Это не должно было разбудить его бабушку.       - Прости, бабуля, - прошептал он. - Только один раз.       Он выполз из комнаты обратно к окну, через которое прошёл, и замер. У окна была тень, заглядывающая внутрь фигура в ужасно знакомой шляпе. Цзинъи нырнул в гостевую спальню и перекатился по полу, направляясь к заднему окну.       - Кто ты?       Резко ахнув, Цзинъи повернулся и увидел маленького мальчика, вылезающего из кровати у стены. Ребёнку было примерно три-четыре года, и одет он был в миленькую пижаму с облачками. Мальчик не выказал страха, наоборот, он возмущённо хмурился, глядя на Цзинъи, и тёр заспанные глаза. Лента вокруг его лба слегка изогнулась, и что-то в его лице выглядело странно знакомым, и…       - Я спросил: кто ты такой? И почему у тебя меч моей бабушки? Пора спать, сейчас же!       У Цзинъи было очень странное ощущение, что он знает, кто это может быть.       - Э… Лань Цзинъи, - произнёс он, и хмурый взгляд мальчика превратился в мрачный, который выглядел очень, очень знакомо.       - Я знаю, кто я, - проворчал мальчик. - И никто меня так не называет, я ещё слишком мал! Я спросил: кто ты? Если, если ты плохой парень, я просто закричу.       - Э-э, нет… нет, не кричи! - попросил Цзинъи, быстро соображая. - Всё в порядке! Так ты Лань Ю, Лань Цзинъи, верно? Ну, я это ты. Из будущего.       Глаза Лань Ю сузились, а его подбородок вздёрнулся.       - Из будущего?       - Ага, - сказал Цзинъи, уверенный, что никто не поверит его трехлетнему «я», если тот объявит, что встретил своего будущего двойника. - Когда тебе девятнадцать. Смотри - у нас одинаковые веснушки. - Он вытянул запястье, показывая Лань Ю треугольную группу веснушек. Лань Ю протянул свою руку и широко распахнул глаза от удивления, когда увидел, что рисунки веснушек совпадают. Цзинъи глубоко вздохнул. - Мне просто нужно одолжить бабушкин меч на день или два, но я верну его.       Малыш - потому что, честно говоря, этот ребенок, который также был Цзинъи, был действительно маленьким - внезапно снова нахмурился и издал «хм», качая головой.       - Это воровство.       - Заимствование! - Цзинъи зашипел, а затем сделал паузу. Спор с этим ребенком – в некотором смысле, с самим собой - никому не помогал. - Слушай, А-Ю, иди в постель. Ты можешь рассказать об этом бабушке за…       В дверях спальни замаячила тень, и сердце Цзинъи остановилось. Цзинь Гуанъяо. Неделю назад Цзинъи посмеялся бы над мыслью о том, что кто-то назовет Цзинь Гуанъяо устрашающим. Теперь он стоял в тёмном дверном проёме с ножом в руке, с улыбкой на лице и единственным пальцем, поднесённым к губам, и выглядел он ужасно.       Лань Ю испуганно всхлипнул.       - Кто… Кто ты? Большой я, большой я, кто этот…       Глаза Цзинь Гуанъяо слегка расширились, он переводил взгляд с Цзинъи на Лань Ю с пониманием, а затем криво усмехнулся и бросился вперёд, но не к Цзинъи. Потому что Лань Ю был ближе, и Лань Ю был меньше, и Лань Ю был слишком напуган, чтобы даже закричать, когда нож опустился…       Цзинъи не стал думать. Он рванулся к Лань Ю, оторвал его от земли и, используя инерцию, пронёсся мимо Цзинь Гуанъяо и выскочил за дверь. Он был слишком медлителен, чтобы избежать того, чтобы лезвие задело его спину и рассекло раны от ударов плетью, но лезвие прошло неглубоко, и новая боль была ничем по сравнению с болью от ударов кнута. Выбрасываясь из окна аптеки, Цзинъи швырнул меч перед собой и взмыл в небо, как только его ноги коснулись лезвия. На мгновение он пошатнулся, непривычный к полётам с малышом на руках и к мечу под собой, но через секунду выпрямился и оглянулся через плечо.       Цзинь Гуанъяо стоял возле дома его бабушки и смотрел в небо. Его рука была направлена вверх, как будто он бросил заклинание или талисман, но Цзинъи уже был вне его досягаемости, и, пока он смотрел, мужчина повернулся и убежал за деревья.       Вспышка красного цвета привлекла внимание Цзинъи, сияя в лунном свете, и он взглянул на неё, его желудок сжался, когда он понял, что это была изнаночная сторона его собственной мантии. Они были полностью пропитаны густой красной кровью, всё ещё влажной и блестящей - кровью Цзэу-цзюня.       В конце концов, он умер за спиной Цзинъи.       Чувствуя себя очень больным, Цзинъи осознал, что кровь, должно быть, шлейфом тянулась за ним, и именно так Цзинь Гуанъяо выследил его до дома бабушки.       - Большой я? - тихо позвал Лань Ю, мёртвой хваткой вцепившись в одежду Цзинъи.       Глубоко вздохнув, Цзинъи крепче обнял малыша.       - Всё в порядке. Это приключение. Это был плохой человек, и мы должны его остановить, так что, мы отправляемся в небольшое путешествие, хорошо? Ты вернёшься домой к бабушке раньше, чем она узнает!       Лань Ю обдумал это.       - Приключение? - с подозрением спросил он.       - Да, - уверенно произнёс Цзинъи, и его озарила вспышка вдохновения. - Эй, ты же не боишься?       Это сработало - вопль Лань Ю был криком чистого негодования. Цзинъи же был просто рад, что они улетели достаточно далеко, чтобы никто не услышал его с земли.       - Нет!       «Что ж, - немного самодовольно подумал Цзинъи, - пусть никто и никогда не говорит, что я не в себе».       - Не боюсь, - тихо проворчал Лань Ю. - Ты боишься.       Это было преуменьшение. Цзинъи был в ужасе. Но это не помогло бы Лань Ю и не помогло бы Вэй Усяню, так что, юноше пришлось сосредоточиться на том, что ждало впереди. Он глубоко вздохнул и успокоился, вливая всю свою энергию в меч, направляя его быстрее, чем когда-либо раньше. Цзинъи не знал точно, где находится тропа Цюнци, но знал, что это было к северо-востоку от Гусу, и сейчас он мало что мог сделать, кроме как следовать за звёздами.       Следовать за звездами и молиться, чтобы не опоздать.