Трагедия - это ещё не конец

      Почему-то Могильные Курганы казались темнее, чем в прошлый раз, когда он был здесь. Лань Ванцзи знал, что они не должны этого делать - в последний раз, когда он посещал Вэй Ина, энергия обиды вырвалась из озера крови и наполнила воздух, и даже когда она рассеялась, в небе повисли низкие и тяжелые облака. Сегодня было чуть посветлее - солнца по-прежнему не было видно, и пепельно-серая туча по-прежнему закрывала небо, но энергия обиды, клубившаяся вокруг заботливых подопечных Вэй Ина, была не такой густой.       Возможно, это просто был его страх, из-за которого мир казался темнее. Сердце Ванцзи было тяжёлым, как камень, и пронзительно холодным, и с каждым словом, сказанным четырьмя молодыми незнакомцами, оно становилось всё тяжелее и холоднее. Сначала в центре всего был элемент подозрения - эти люди говорили, что они из будущего, что было невозможно, но Вэй Ин, похоже, верил им. Если бы он был обманут, думая, что этот самозванец, одетый в одежду Гусу Лань, был его маленьким А-Юанем, Ванцзи было бы трудно до него достучаться.       Но постепенно, по мере развития истории, подозрение Ванцзи уступило место вере, и на смену настороженности пришёл ужас. Этого будущего, о котором они говорили… Этого не могло случиться. Не могло. Убийство Вэней из Могильных Курганов, смерть Вэй Ина…       Смерть Вэй Ина.       Сердце Ванцзи всё ещё было приковано к этой мысли. Он всё ещё пытался понять, как бороться с таким горем, что не отпускало даже тогда, когда Вэй Ин сидел рядом с ним, дышал, живой и невредимый. Мысль о том, что всего за несколько дней Вэй Ин может быть отнят у него, может быть проклят и оклеветан всем миром и отнят у него, мысль о том, что Ванцзи должен будет существовать в мире без Вэй Ина…       Ничто и никогда не причиняло ему такой боли.       Ничто и никогда не пугало его так, как это.       И всё же это было не единственное, чего следовало бояться. Эта старая версия Цзинь Гуанъяо была угрозой, и смертельной, человеком, который убил своего отца, своего брата и, возможно, даже своего сына; человеком, который использовал похищенных детей, чтобы заманить их родителей на верную гибель.       Человек, который был одержим сюнчжаном Ванцзи; человек, готовый забрать воспоминания Сичэня, чтобы удержать его рядом с собой. Если этот Цзинь Гуанъяо найдёт Лань Сичэня, который по-прежнему не обращает внимания на его манипуляции и злой умысел, он может попытаться похитить брата Ванцзи, прежде чем тот узнает правду. Маловероятно, что он убьёт Сичэня, но это было слабым утешением. Как бы то ни было, Цзинь Гуанъяо, которого знал Ванцзи, представлял собой собственную угрозу, и он часто оставался наедине с Сичэнем.       Ванцзи не привык к уязвимости своего брата, и ему это совсем не нравилось. Он хотел, чтобы его сюнчжан был рядом с ним с такой настойчивостью, которую он не испытывал с момента исчезновения Сичэня после сожжения Гусу, хотя он быстро отбросил эту мысль. Размышления об этих воспоминаниях не облегчало ничего из нынешней ситуации.       И потом, была ещё одна вещь, о которой стоило беспокоиться. Это было почти так же сильно, как его страх за брата, но этот страх был другим - он не был грубым и безумным, а вместо этого сформировался из беспокойства и вины, свернувшихся вместе, переходящих в ужас. Было странно чувствовать себя виноватым за то, чего он ещё не сделал, но он ничего не мог с собой поделать. Чувство горело внутри него каждый раз, когда он смотрел на Лань Сычжуя. Потому что было что-то, чего юноша не сказал. Что-то, о чём он говорил тонко и осторожно - настолько тонко, что Ванцзи сомневался, что другие заметили.       Лань Сычжуй сказал, что Ханьгуан-цзюнь принял его в клан.       Как бы то ни было, Ванцзи знал, что это не вся правда. Этого не могло быть.       Во-первых, лента, которую носил юноша, была вышита облачным мотивом, а не просто белой, что указывало на его принадлежность к роду Лань. Если бы его просто приняли в клан как ученика, его лента была бы обычной. Во-вторых, он, казалось, сильно расстроился при упоминании о том, что Ванцзи получил ножевое ранение. Ему было немного больно видеть, как юноша прячет лицо на плече своего друга, видеть, как он дрожит.       В-третьих, Лань Ванцзи знал, что у него на уме. Он знал, что если всё произошло так, как сказал Лань Сычжуй, и он нашёл А-Юаня одного в Курганах, он не просто отвёл его обратно к Гусу. Он знал, что праведным поступком было бы спасти мальчика, а самым добрым поступком было бы найти семью, которая приютила бы его. Эгоистичным поступком было бы оставить А-Юаня при себе, прижать к себе самую последнюю часть Вэй Ина, до которой он мог дотянуться, самому вырастить ребёнка, не имея реального представления о том, как это сделать. К своему стыду, он знал, по которому пути пойдёт.       И, наконец, даже помимо этого было что-то ещё, что-то менее осязаемое, чем то, что он мог видеть или что он знал о себе. Это было то, что он не назвал бы доказательством само по себе, но, тем не менее, это было неоспоримо. В тот момент, когда он впервые увидел Лань Сычжуя в Цзиньлинтае, что-то глубоко в груди Ванцзи шевельнулось, чувство, почти похожее на узнавание. Оно не имело смысла, и его быстро захлестнула боль при виде Вэй Ина, так крепко обнимающего другого мужчину, а затем яростью, пришедшей от осознания того, что он не знает Лань Сычжуя, что незнакомец выдаёт себя за члена его Ордена, его клана, его семьи…       В любом случае. Это чувство, лента, история, рассказанная младшими, - всё это указывало на один вывод - Лань Ванцзи не просто взял Вэнь Юаня в клан Лань - он усыновил его.       И единственная причина, которую он мог придумать, и которая заставила бы Сычжуя молчать об этом, заключалась в том, что Ханьгуан-цзюнь оказался ужасным отцом.       Даже сформировав эту мысль, он почувствовал, как внутри у него закипает чувство вины. Ванцзи никогда не ожидал, что станет отцом, но всегда был уверен, что, если бы это случилось, он бы добился большего успеха, чем Цинхэн-цзюнь       Его ребёнок увидел бы его, знал бы, что он заботится о нём, и никогда не узнал бы его лишь по титулу.       Но Лань Сычжуй называл его Ханьгуан-цзюнь.       Конечно, был шанс, что его предположение было неверным, и что он никогда не усыновлял А-Юаня, но это казалось менее вероятным. В любом случае, ему нужно знать, прежде чем они обсудят, что делать дальше. Маловероятно, что они решат сделать широко известным тот факт, что четверо младших путешествовали во времени, и если необходимо дать им новую личность, лучше всего будет узнать, кем они уже считают себя. Кроме того, если Ванцзи допустил ошибки в прошлом Сычжуя, ему нужно было знать, в чём именно они заключались. Ему нужно было их исправить.       В конце концов, Вэнь Нин, запинаясь, объявил, что еда готова, и Вэнь Цин сказала, что все могут вернуться в пещеру. Цзинь Цзысюань поспешил обратно внутрь, младенец теперь суетился у него на руках, и Ванцзи последовал за ним. Вэй Ин сидел рядом с Цзян Ваньинем, так близко, что их ноги были прижаты друг к другу так плотно, что казалось, это должно быть неудобно. Цзян Яньли вскочила, забрала ребёнка у мужа и принялась укачивать его, бормоча что-то тихое и ласковое. Глаза братьев и сестры Цзян были красными и опухшими, а их щёки покраснели от попыток стереть слёзы, и Ванцзи отвёл взгляд.       Занавес в глубине пещеры распахнулся, и появились младшие. Лань Цзинъи протирал глаза, как будто задремал, хотя остальные выглядели более настороженно. Сычжуй направился прямо к Вэй Ину, и Вэй Ин улыбнулся, когда юноша сел рядом, подхватил его под руку и, притянув к себе, крепко обнял.       В этот момент Ванцзи захотелось сбежать, но, несмотря на все свои недостатки, он никогда не чурался своих ошибок и не пытался избежать их последствий. Так что, он собрался с духом и произнёс:       - Я хочу поговорить с Лань Сычжуем. Один.       К его ужасу, мальчик напрягся, его глаза расширились, а Вэй Усянь слегка нахмурился.       - А.., Лань Чжань, - сказал он. - Разве нельзя подождать, пока он что-нибудь поест? Ты и так уже сегодня испепелил его взглядом до полусмерти.       Ванцзи нахмурился. Он не собирался свирепо смотреть на кого-либо до смерти, но затем он предположил, что ревность, должно быть, отразилась на его лице, когда он увидел любовь, которую Вэй Ин проявил к Лань Сычжую, и истолковал это превратно.       - Это может подождать, - отступил он. - Но недолго. После того, как мы поедим. Прежде чем мы поговорим.       Сычжуй сглотнул, а затем нерешительно кивнул. Чувство вины разгоралось сильнее. Очевидно, что если юноша так боялся его, Ванцзи был ужасным отцом. Вэнь Нин вручил ему миску с едой, и, хотя живот скрутило от волнения, Лань Ванцзи поел. Остальные тихо беседовали между собой, хотя ни Сычжуй, ни Цзинъи не разговаривали во время еды, и поэтому они закончили раньше большинства гостей. Как и Ванцзи. Было немного грубо покинуть зал до того, как остальные закончили, но у них оставалось мало времени, поэтому Ванцзи встал, и, бросив на Цзинъи нечитаемый взгляд, Сычжуй сделал тоже самое.       - Мы ненадолго, - сказал Ванцзи, надеясь немного смягчить беспокойство на лице Сычжуя, но вместо этого всё, чего он добился, это заставил Вэнь Цин сверлить его взглядом, её глаза сузились. Он предположил, что этот юноша, должно быть, был её племянником. В таком случае, её реакция была естественной.       Они вышли из пещеры, и Ванцзи отошёл немного в сторону от тропинки, достаточно далеко, чтобы их не могли услышать в маленьких домиках Вэней. Сычжуй молча следовал за ним. Когда Ванцзи повернулся, чтобы посмотреть на юношу, то обнаружил, что его голова опущена, а руки крепко сцеплены на животе.       - Тебе не о чем беспокоиться, - неловко проговорил он, и Сычжуй взглянул на него. В редких случаях Лань Ванцзи жалел, что не умеет лучше обращаться со словами, это был тот самый случай. - У меня просто есть вопросы.       - Я понимаю, - сказал Сычжуй, слегка кивнув, а затем стал ждать, наблюдая за Ванцзи проникновенным взглядом.       Что бы этот юноша ни видел в своей жизни, это было больше, чем кто-либо должен был увидеть в возрасте девятнадцати лет.       Необъяснимым образом в горле Ванцзи встал ком, но он заставил себя его проглотить.       - В твоем прошлом. Я усыновил тебя? Как… своего?       Удивление мелькнуло в глазах Сычжуя, но затем выражение его лица слегка сморщилось, и сердце Ванцзи сжалось. Юноша закрыл глаза, опустил голову и кивнул. Чувство вины в животе Ванцзи крутилось сильнее, чем когда-либо, и ему стало немного не по себе. Ему потребовалось время, чтобы набраться смелости и снова заговорить.       - Я был плохим отцом. - Он не позволил этому быть вопросом - если бы это был вопрос, Сычжуй мог бы подумать, что он должен обойти его стороной, что он не должен отвечать полностью - таким образом, ему нужно было только подтвердить это.       Но глаза Сычжуя открылись, расширившись от ужаса, и он быстро покачал головой. Слова, вырвавшиеся из его уст, были почти безумными.       - Нет никогда! Даже - никогда-никогда!       Ванцзи почувствовал, что хмурится, увидел, как глаза юноши изучают его лицо.       - Ты не сказал. В пещере. Если я не был плохим отцом, то почему об этом не стоило говорить?       Нижняя губа Сычжуя задрожала, он снова уставился в землю, и волна защитного инстинкта поднялась в Лань Ванцзи так сильно, что стало больно.       - Я… прости, Ханьгуан-цзюнь. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя обязанным… Ну, хоть чем-то. Ты никогда не усыновлял меня, этого, этого никогда не было, и было бы неправильно… ожидать чего-либо от тебя. Я знал… Я знал, что если бы ты знал, ты бы подумал, что должен, но это… это несправедливо.       Ванцзи нахмурился. Откровенно говоря, он не совсем понимал, что такое «справедливость» в такой ситуации, но он был вовсе не в философском настроении, поэтому на время отложил в сторону понятие «справедливость» и обратился к другой вещи, которая его раздражала, если он не был, на самом деле, ужасным отцом.       - Ты зовешь меня Ханьгуан-цзюнь. Почему?       Сычжуй моргнул, как будто это был неожиданный вопрос, а потом слегка покачал головой, по-видимому, вспомнив, где - или, точнее, когда - он был. Его щёки немного порозовели.       - Я… Старшим не нравилось, если я называл тебя отцом на публике. Они сказали, что я подопечный, и ничего больше, и что достаточно того, что они позволили тебе оставить меня. - Ярость Ванцзи, должно быть, отразилась на его лице, потому что Сычжуй слабо улыбнулся и заговорил очень быстро. - Не мне, они, они не говорили этого мне в лицо. Но я это слышал, и я… Я знал, что тебе стало легче, так что…       Дурное предчувствие сжало горло.       - Они сказали, что «позволили» мне оставить тебя?       Не было никаких правил, запрещающих брать под опеку или усыновлять ребенка в клан Лань - это не было чем-то, что старейшины должны были отрицать. Если только предполагаемый родитель не нарушил строжайшее из правил. Ой.       - Что я сделал?       Сычжуй сглотнул, выглядя так, будто он хотел вздрогнуть.       - Не знаю, - неуверенно сказал он. - Никто никогда не говорил мне, что именно произошло. Но я думаю… Судя по тому, что рассказал мне Цзэу-цзюнь, и тому, что я слышал… Я думаю, что ты защищал учителя Вэя в Безночном Городе.       Ванцзи степенно кивнул. Это не казалось невероятным.       - Какое было наказание?       Слеза скатилась по щеке Сычжуя.       - Тебя… тебя выпороли, - нерешительно произнёс он. - И… и заточили в дальнем холме на три года…       По спине Ванцзи пробежал холодок, но он с привычной лёгкостью скрыл дрожь.       - Три года.       Сычжуй кивнул, и внезапно Лань Ванцзи стало очень холодно. Если бы он был в принудительном уединении, то…       - Где был ты?       - Кажется, я остался с Цзэу-цзюнем, но я точно не помню, - признался Сычжуй. - Но я видел тебя каждый день. Цзэу-цзюнь позаботился об этом.       Лань Ванцзи задумался. С одной стороны, было облегчением услышать, что у него хватило смелости выступить против кланов, чтобы защитить Вэй Ина, но, с другой стороны, он потерпел неудачу. Он может снова потерпеть неудачу. Было неприятно думать, что его выпороли - дисциплинарный кнут был знаком позора, которого Ванцзи никак не ожидал, но это было мало по сравнению с мыслью о том, что в течение трёх лет детство Сычжуя было чем-то похоже на его собственное. На мгновение его охватило воспоминание о том, как он стоял на коленях перед пустым домом, и горькое облегчение от того, что Сычжую не пришлось делать то же самое.       Он глубоко вздохнул:       - Я был тебе отцом. И не… неплохим.       Лёгкая улыбка тронула губы Сычжуя, когда он вытер глаза.       - Ты был лучшим, - пробормотал он.       Ванцзи моргнул. Конечно, это было преувеличением.       Но когда Сычжуй увидел лицо отца, улыбка его стала немного сильнее, и он кивнул.       - Самый лучшим. Даже когда я был маленьким, а ты… мало что мог сделать, ты всегда был рядом. Всегда.       Внезапно Лань Ванцзи стало очень тепло. Это было похоже на то, как будто в его животе горел крошечный огонь в очаге, и это было совсем не дискомфортно. Глядя на юношу, он чувствовал и любовь, и яростную защиту, и странную (откровенно тревожную) уверенность в своих мыслях. Уголки его губ слегка приподнялись.       - Если будет решено, что безопаснее хранить в тайне ваши личности, мир не сможет узнать, что я твой отец. Если тебе девятнадцать, разница между нами меньше трёх лет. Это было бы неправдоподобно.       У Сычжуя перехватило дыхание, и он замер, а его глаза почему-то расширились ещё больше. На мгновение Ванцзи подумал, что он сказал что-то не то, но прежде чем он успел запаниковать, юноша прошептал:       - Это ты?       Ванцзи осторожно кивнул.       - Я не разделяю твоих воспоминаний - я не знаю тебя так, как знал при твоей жизни. Ты ненамного моложе меня – всё будет по-другому. Но я вырастил тебя. Значит, я твой отец. Если предположить, что ты всё ещё хочешь, чтобы я был им.       Сычжуй кивнул, так быстро, что его волосы упали на лицо и прилипли к слезам на щеках.       - Если… если ты хочешь, если ты не возражаешь…       - Я не возражаю, - твёрдо сказал Ванцзи.       Рука Сычжуя взлетела, чтобы прикрыть рот, но это не полностью заглушило вырвавшийся всхлип, и юноша вздрогнул, а его лицо покраснело, когда он попытался сдержать слёзы.       - Прости, прости, - выдавил он, и Ванцзи шагнул вперёд.       Вид плачущего Сычжуя был очень неприятным и почти болезненным, и он не знал, что с этим делать, но он знал, что хочет, чтобы это прекратилось, и прямо сейчас.       Не то чтобы он думал, что, сказав это вслух, это как-то поможет. Ванцзи не умел ладить с людьми, но он был не настолько плох.       - Ты расстроен? - рискнул он, и Сычжуй покачал головой, крепко обхватив рукой живот.       - Нет, нет, я не, я… Я не знаю, что случилось. Ханьгуан-цзюнь, я не знаю, что случилось, - взмолился он, всхлипы и вздохи сорвались с его губ, и в голове Ванцзи вспыхнула паника, его мысли безумно метались внутри неё. Если это осталось от заклинания, он не знал, как это исправить, если это было проклятие, или болезнь, или рана, он был бесполезен. Он должен был немедленно пойти и забрать Вэнь Цин, но ему нужно было знать, что ей сказать. Он вспомнил всё, что им было сказано, всё, через что прошёл Сычжуй, а затем посмотрел на то, как сильно руки юноши были прижаты к его животу, и подумал: «О».       Осторожно, Ванцзи подошёл немного ближе, готовясь к дискомфорту, который всегда возникал при прикосновении к людям, с которыми он не был близок. Дискомфорт не пришёл. Ни тогда, когда он положил руку на плечо Сычжуя, ни когда нежно притянул юношу ближе. Этого не произошло, когда Сычжуй с рыданием рухнул к нему на грудь, когда его руки обвились вокруг Лань Ванцзи и сжали его с такой силой, что выбили воздух из лёгких. Этого не произошло, когда собственные руки Ванцзи без приказа двинулись, обняв Сычжуя и прижав его ближе, или даже когда он почувствовал, как слёзы юноши просачиваются сквозь его одежду на кожу.       - Ты… ты… - всхлипнул Сычжуй, но тут же замолчал и прижался крепче.       - Я что? - тихо спросил Ванцзи, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал мягко. Должно быть, это сработало, потому что юноша приглушённо вскрикнул, а затем все слова вырвались наружу.       - Ты был мёртв, ты… Он ударил тебя ножом, и ты умирал, и ты не двигался, ты не двигался, и ты был просто… А потом они, они вывели тебя на улицу и… И Су Шэ, он, он убил тебя, он ударил тебя ножом, а потом убил, а я… Я думал, что я… Что тебя больше нет, отец, тебя нет!       - Я не уйду, - пообещал Ванцзи. - Я не… тот же. Но я не ушёл. Не мёртв.       Сычжуй кивнул в свою мантию:       - Я знаю, я знаю, я… прости…       - Не извиняйся, - твёрдо сказал Ванцзи. - В этом нет необходимости.       - Запрещено, - всхлипнул Сычжуй, - быть чрезмерно грустным.       - Да, - согласился Ванцзи и добавил: - Но это не «чрезмерно». Ты пострадал. Ты лечишься. Правила не нарушены.       Сычжуй судорожно вздохнул, но, по крайней мере, он больше не всхлипывал. Лишь немного нерешительно Ванцзи потёр ему спину, как сюнчжан гладил его, когда они были маленькими, и он прогонял кошмары. Сычжуй растворился в нём, напряжение покинуло его тело, и Ванцзи слегка улыбнулся про себя. Возможно, он действительно не был ужасным отцом.       Когда дыхание Сычжуя снова успокоилось, Ванцзи слегка отстранился, держа юношу на расстоянии вытянутой руки. Сычжуй быстро вытер щёки. Его лента съехала, и осторожно, очень осторожно Ванцзи протянул руку и поправил её. Сычжуй просиял, и его глаза наполнились слезами.       «Мой сын», - подумал Ванцзи, проводя пальцами по ленте.       Возможно, это должно было казаться странным, учитывая возраст Сычжуя, но Лань Ванцзи не думал, что с таким количеством других поводов для беспокойства стоит зацикливаться на странности вещей. Его сын-подросток, находящийся здесь сейчас, был бесконечно лучше, чем будущее, которое было описано. И Ванцзи посмотрел на мальчика перед собой, и его сердце сказало: «Мой».       - Спасибо, Ханьгуан-цзюнь, - пробормотал Сычжуй, снова вытирая щёки.       - Мм, - ответил Ванцзи, стараясь не хмуриться.       Сычжуй продолжал улыбаться, и Ванцзи не хотел, чтобы эта улыбка исчезла, но он не думал, что ему нравится, когда сын называет его Ханьгуан-цзюнем. Тем не менее, альтернативой, к которой привык Сычжуй, было, по-видимому, «отец», и это вызвало бы слишком много вопросов, если бы его услышали не в той компании. Ему придётся подумать об этом.       Было так много о чём подумать. Обсудить. Ванцзи знал, что они должны вернуться в пещеру, что чем быстрее они распутают эту запутанную паутину, тем скорее Сычжуй, Вэй Ин и Вэни будут в безопасности.       Сычжуй глубоко вздохнул, расправляя плечи, но затем его улыбка стала немного застенчивой.       - У меня… Он у меня до сих пор, знаешь ли, - кротко сказал он, залезая в рукав и вытаскивая маленького синего кролика. Он был выцветшим и потёртым, но самого высокого качества, которое Гусу могло предложить, и Лань Ванцзи сразу узнал его. В конце концов, он сам заказал его менее месяца назад. Лёгкая улыбка тронула его губы, когда он взял кролика, проводя большим пальцем по знакомой вышивке.       - Ты носишь его с собой? - сказал он, немного удивлённый.       - Мн. - Сычжуй кивнул, опустив взгляд с едва заметной улыбкой. - Ты… Ты подсунул его в мою сумку перед моей первой ночной охотой. Это стало своего рода традицией.       Лань Ванцзи смотрел на маленькую игрушку, и его сердце наполнялось теплом.       - Ты всегда был лучшим отцом, - пробормотал Сычжуй так тихо, что Лань Ванцзи едва не пропустил это.       Комок подступил к горлу, и он посмотрел на юношу, передавая кролика обратно.       - Тогда я постараюсь не подвести тебя сейчас.       - Ты не подведёшь, - пообещал Сычжуй, и Ванцзи не смог сдержать лёгкой улыбки.       - Я благодарен за твоё доверие, - сказал он, а затем сделал паузу. - Прежде чем мы вернёмся, я прошу прощения. За то, что… прожигал тебя взглядом до смерти.       Слегка улыбаясь, Сычжуй кивнул с честным и открытым лицом.       - Всё в порядке, я понимаю. Вы не знали, кто я такой, а я знаю, как сильно вы заботитесь об учителе Вэе.       Ванцзи замер.       Ой.       О, нет.       Это было…       Как…       О, нет.       Это была не та проблема, которую предвидел Лань Ванцзи.       Никто не знал, никто, кроме Сюнчжана, потому что тот знал Ванцзи лучше, чем Ванцзи знал самого себя, и Вэй Ина. Но молчание Вэй Ина в пещере Черепахи-Губительницы сказало Ванцзи всё, что ему нужно было знать о чувствах другого человека. Он давно смирился с ролью только друга Вэй Ина, его доверенного лица. Если бы он мог быть в жизни Вэй Ина и знать, что Вэй Ин счастлив, этого было бы достаточно.       Но если бы другие люди знали…       Ванцзи не знал, как справиться с этим. Он не знал, сможет ли… Вэй Ин больше не сможет игнорировать это, не сможет притвориться, что признания в пещере никогда не было. Если что-то изменится, если Ванцзи потеряет дружбу, которая у них была сейчас…       - Ханьгуан-цзюнь? - с тревогой спросил Сычжуй. – Ханьгуан-цзюнь, ты в порядке?       Ванцзи понял, что не дышит. Он заставил себя вдохнуть и моргнул, глядя на Сычжуя, который смотрел на него с беспокойством.       - Что случилось? – продолжал допытываться юноша.       «Может быть, он на самом деле не знает? - почти истерически подумал Ванцзи. - Может быть, он просто имел в виду «заботиться», как заботятся о друге, может быть, он имел в виду…»       - Ой! Вы с учителем Вэем ещё не вместе?       Если бы Ванцзи был менее дисциплинированным человеком, он бы закричал. Он чувствовал, как горит его лицо, как колотится сердце, и давно похороненная надежда грозит снова воспарить в его сердце.       - Не… вместе… ещё? - повторил он, с трудом произнося каждое слово, и Сычжуй покраснел.       - Прости, - быстро сказал он. - Я просто… На горе Дафань вы оба были… Я просто предположил, что к этому моменту вы двое уже были… вы знаете…       - Не знаю, - сказал Ванцзи с болезненным хрипом в горле. Всегда ли было так трудно дышать?       Сычжуй становился всё краснее и краснее.       - Ну, ухаживания, - сказал он, и мысли Ванцзи, казалось, вылетели прямо из его головы, оставив её пустой и невесомой, и он подумал, что это должно быть то, что чувствуешь перед обмороком.       С огромным усилием он собрал свои мысли достаточно, чтобы составить предложение.       - Мы не…       Мы были тогда?       Если они ухаживали в будущем, то, возможно, Вэй Ин чувствовал…       «Или, - холодно сказал голос в глубине его сознания, - ты был всем, что у него было после того, как он вернулся из мёртвых, и он чувствовал себя обязанным пожалеть тебя и сказать тебе то, что ты хотел услышать».       - О… - неловко выговорил Сычжуй. - Мы ничего не скажем, обещаю.       Лицо Ванцзи вспыхнуло ещё сильнее. Он не сомневался, что его уши уже покраснели - румянец мог даже просочиться на его щёки. Другие путешественники во времени знали - Лань Цзинъи, Цзинь Лин и Оуян Цзычжэнь знали…       Ванцзи хотел утопиться в Холодных пещерах.       Но сейчас было не время беспокоиться об этом, поэтому он заставил себя сказать: «Мн», - и протянул руку, указывая Сычжую, что им следует возвратиться в пещеру. Не говоря ни слова, юноша кивнул, и они вернулись к остальным. Вэй Ин уставился на них, когда они вошли, и Ванцзи взмолился, чтобы его уши не были такими красными, какими они чувствовались. Он не мог встретиться взглядом с демоническим заклинателем, пока его голова всё ещё так сильно кружилась, и все его инстинкты кричали, что нужно сесть как можно дальше от Вэй Ина. Но раньше он сидел рядом с ним. И люди могли бы заметить, если бы он не сделал этого снова – или не заметили бы?       Краем глаза Ванцзи засёк, как Вэй Ин посмотрел на Сычжуя, и увидел, как его глаза сузились.       - Лань Чжань! Он плакал! Что ты сделал?       - Ничего такого! - быстро сказал Сычжуй, немного застенчиво улыбаясь. - Всё в порядке, учитель Вэй. Я в порядке.       Ванцзи кивнул, заставив себя смотреть прямо на Вэй Ина.       - Выяснилось, что я воспитал Лань Сычжуя как своего сына. Что я его отец. Были… эмоции.       Последовала пауза, а затем Вэй Ин рассмеялся. Цзян Яньли положила руку на плечо брата и бросила на него укоризненный взгляд - или то, что, по мнению Ванцзи, считалось укоризненным взглядом с её точки зрения. Выражение её лица было мягким, но Усянь вздрогнул, как будто она впилась в него взглядом, и его собственная улыбка стала застенчивой.       Тем не менее, он не был настолько смущён, чтобы повторять слова Ванцзи и заставлять его уши гореть от смущения.       - «Были эмоции»? Ах, Лань Чжань, хорошо знать, что некоторые вещи никогда не меняются, каким бы сумасшедшим ни был мир. Ты всё ещё ужасно говоришь.       Рядом с ним Цзян Ваньинь фыркнул.       - Как будто ты умеешь говорить, - пробормотал он тоном, который Ванцзи не мог толком прочитать. Он был почти пустым, почти горьким, но за ним витало эхо нежности. На мгновение на лице Вэй Ина промелькнула боль, но он сгладил её грустной улыбкой и ударил Цзян Ваньиня коленом.       - Тебе нужно больше времени? - озабоченно спросила Цзян Яньли. - Если нет, то мы готовы начать. А-Лина покормили, так что теперь ему следует немного поспать, и я уверена, что мы сможем быть полезными какое-то время, если вы хотите продолжить разговор.       - Мы можем начать, - сказал Ванцзи. - Это не должно откладываться дальше.       Сычжуй кивнул, и Вэй Усянь тяжело вздохнул.       - Хорошо, - сказал он. - Отлично. Садитесь тогда, Лань Чжань, А-Юань. Давай придумаем, что, чёрт возьми, мы собираемся делать.