Там, вдалеке.

Он считал своим долгом спасти как можно больше жизней. Ведь это — святая миссия истинного менху. Да и любого благородного человека.

*** — Не спеши вылетать из гнезда, Темка... — седеющий мужчина трепет по волосам мальчишку. Ребёнок сидит на земле, раскладывая стебельки какой-то сизой травы в разные горки. Его волосы, когда-то совсем светлые, уже заметно начинают темнеть. — Но отец... Каждый раз, когда я смотрю на эту Степь... Я задаюсь вопросом. А что там? — мальчик окидывает взглядом бесконечное поле желтеющей травы, изборожденное где-нигде тонкими протоптанными дорожками. Земля сухая, аж трескается на солнце. Ветер сносит маленькие струйки песка и особенной земляной пыли, которая бывает только в таких жарящихся на солнце степях. — Где там? — мужчина скептически хмурится. — Там, далеко. Там, где заканчивается Степь. — Там мир другой... — А какой этот мир? — Большой... Просто бескрайний... Но тебе не стоит думать о нем. — Почему? — Потому что тот мир не помнит законов Степи... — Но они же как-то там живут. Значит у них есть что-то другое, вместо законов Степи! — Мальчик мой, то, что есть у них, может оказаться совсем не тем, что ты ищешь... Ребенок задумчиво смотрит вдаль. — И, все равно, мне так хочется хоть одним глазком увидеть их жизнь... Мужчина вздыхает, качает головой. — Эх, Темка... Что с тобой поделать. *** Худощавый мальчишка со светлыми встрепанными волосами в рваной рубашке восторженно вьется вокруг молодого мужчины: — Наш лекарь приехал! Наш славный малый! Наш травник! Бойтесь, Шабнаки и упыри! Следом за ним подхватывает такая же лохматая детвора. Кто постарше, кто помладше. Все — вылитые дети улиц. Грязные, изрядно покрытые царапинами и синяками, в оборванной одежонке, кто в потертых ботинках, кто и вовсе без обуви... Дети ритмично скандируют: — Прочь вурдалаки! — Наш лекарь вернулся! — Смерть Шабнаку! — Что, затупилась коса у костяной упырихи?! — Потише вы... — фыркает мужчина, оглядывая их скептически, но в то же время с большой любовью. Лицо грубое. Однако детям оно кажется очень тёплым. Глаза уставшие. Взгляд тяжёлый, из-под бровей, делает его похожим на медведя. — Сейчас привлечёте ненужные уши. — А, да, слушаюсь! — мальчишка показательно отдаёт честь. Шикает на остальных. — Тихо всем! Те послушно замолкают и переглядываются. — Меня интересует, что у вас здесь произошло, пока меня не было? — говорит мужчина, устраиваясь за столом. — А ещё я дико хочу есть и спать... — Есть, это мы организуем. — мальчик отдаёт приказания остальным, размахивая руками. — Ты неси поесть. Ты приготовь постель. Долгожданный гость качает головой в медленном и каком-то тяжёлом жесте. — А ещё лучше скажите, нет ли у вас травяной настойки? Толпа повторила за ним: — Травяная настойка! Травяная настойка! Травяная настойка! Светловолосый мальчишка первым сориентировался. Мигом метнулся куда-то и вернулся уже с фляжкой в руках. — Самая свежая! — он взволнованно протянул её "лекарю". Тот взял флягу слегка подрагивающей рукой, открутил крышку и залпом выпил почти полбутыли. Пока он пил большими глотками, тонкая зелёная струйка стекла с уголка его губ на воротник, словно это действительно был не человек, а какой-то медведь в человеческом теле. Только сейчас мальчишка ахнул и прикрыл рот руками, заметив возле воротника виднеющийся край окровавленных бинтов. Также внезапно заметил он и общую бледность гостя, и пот, выступивший у него на лбу, и странное выражение, отпечатавшееся на лице. Будто человек этот сражался с пронзившей его болью. — Вы ранены? — прошептал мальчик. Мужчина тяжело кивнул, зажмурившись в неком спазме. Видимо, лекарственные свойства настойки не всегда делали свое дело безболезненно. — Не боись, жить буду... — протянул он. Пару раз тяжело вдохнул. — Ты лучше расскажи, что у вас тут случилось... — Ожил Шабнак... — растерянно начал мальчик. — Может, вам лучше прилечь? — Кто вас так? — подхватила девочка помладше. — Постель готова! — крикнула ещё одна, высовываясь из-за двери. — Злые твари, которые все подстроили.. — просипел "лекарь". — Ждали меня на Станции. Хотели убить. Но не тут-то было... — покачал головой. — Руки помнят, благо, как с линиями обращаться... Но реакция подкачала. Эх... В Столице-то никто ни с кем не дрался. Все почтенные дамы да господа... — переводит тему, не давая детям полностью погрузиться в его страдания. — Шабнака вашего видел кто-нибудь? — Видели! Ласка видела! Он к ней на чай заходил! — Говорит, видела разрытую могилу! — И гость к ней на чай заходил странный. На лицо человек обычный, а ножки костяные по полу так и стучат. — Говорит, Шабнак любой вид принять может. — Кого хочешь. Хошь, старухи, Хошь дитя малого, Хошь зверя лесного. — Да вот только ножки костяные не скрыть! — Ласка-то дочка кладбищенского сторожа! — Каждый день с мертвяками общается! — Ей ли не знать, как костяшки стучат! — Да как они чай пьют. Губами чмокают, а сами все за плечо выливают! — Вот после Шабнака на полу пятно и осталось от чая-то! — А чего Ласка не с вами? — мужчина обводит взглядом ряды обступивших его детишек. — Я, конечно, давно не видел её, но... — Так Ласка после смерти отца совсем из своей хижинки-то и не выходит. Говорит, если уйдет она, мёртвые одни останутся. — Она их любит. — С каждой могилкой разговаривает. Говорит: "Мертвячинки мои". — Песенки им поёт, кушать носит, землю гладит. Каждого утешает. — Говорит, Шабнак, как ожил, сразу нравиться ей перестал. — Потому что место мёртвым у земельки под боком. — Негоже, когда мертвец землю покидает. — Кто землю покидает, за тех она молиться перестаёт. — Надо будет её навестить... — заключает парень. — Это все? — А потом этот Каиновский долгожитель, дед трёхсотлетний, возьми да и умри. — продолжает мальчишка. — Явно Шабнака дело! — голосят остальные. — А потом и Исидор... Ровно под ваше возвращение... — Это Шабнак ему отомстил! Ведь Исидор Шабнака победил тогда и не давал ему вернуться... — Дядя лекарь, вы ведь сможете Шабнака назад в землю загнать? — спрашивает одна из младшеньких девочек. — Я этой сволочи отменно накостыляю! Будь то Шабнак или человек! — "лекарь" говорит с чувством как о собственной большой трагедии. Рука сжимается в кулак так, что белеют костяшки. Но в то же время лицо этого смелого человека начинает искажаться от плохо сдерживаемой боли. Губы подрагивают, зубы плотно сомкнулись, глаза мутнеют. Он качает головой. — Ребятки, прилечь мне надо. Где у вас постель? Детвора суетится. Более старшие подхватывают своего благодетеля под руки и ведут его к постели. Младшие бегают вокруг, дергая старших за края рубашек и всячески пытаясь помочь. — А как же обед? — из дверей высовывается ребятенок, которому поручено было принести еды. — Не до того сейчас! — отмахивается светловолосый. — Ты лучше помоги! Дядьке лекарю нужно залечить раны! До жалкой комнатушки со старой кроватью пройти приходится целый коридор. Парень, тяжело дыша, валится на постель, как только оказывается достаточно близко к ней. — Спасибо. — бормочет он. — Видимо, повреждения оказались серьёзнее, чем я думал. — грустно улыбается, прежде чем закрыть глаза.