Там, вдалеке.

Подобно апостолу он избрал себе путь — проповедовать единственную истину и единственного мессию оберегать от любых напастей. Как апостол за сохранение веры он мог пожертвовать чем угодно. Даже тем, кто некогда был ему другом.

*** У самой станции Темку останавливает короткостриженный мальчишка. — Ты! Ты хочешь уехать?! Парнишка удивлённо оборачивается. — Стах? — А кто ж ещё! — собеседник в ярости пинает землю. — А я-то думал... — Стах, ты чего? — Темка непонимающе пожимает плечами. — Я еду учиться в столицу. Потом вернусь. — Ты предатель! — разочарованно выкрикивает мальчик. — Почему? — Ты всегда хотел покинуть Степь! Что, я не знаю?! Я знаю, как ты каждый день бегал искать, где она заканчивается! — Стах! Ты что-то путаешь. Я еду не навсегда... Но собеседник уже его не слушал: — Ты не достоин называться учеником своего отца! — Стах... — Предатель! — выкрикнув это, парнишка отворачивается и убегает. Темка хотел было побежать следом, но за спиной гремит звон колёс. Вот он, его единственный шанс уехать. Взглянуть на иную жизнь. Научиться чему-то ещё. Разве можно такой упускать? А Стах поймёт когда-нибудь... Ведь поймёт же? *** Станислав Рубин оказался едва ли не первым адекватным человеком из всех, встреченных Бакалавром в этой дыре. Да, был ещё Младший Влад, но тот, видимо, с головой ушёл в местные верования. Были ещё Каины, но у них в голове тоже какие-то свои верования. Были ещё Сабуровы... Но те вообще проповедуют: "Сиди и жди, пока божья благодать снизойдет". Был ещё Бурах, но тому вместо мединститута, надо было в цирк податься... Станислав Рубин был первым, кто не забил ещё себе голову деревенскими сказками. Этот человек здраво оценивал ситуацию и привык добиваться своего скальпелем, несмотря на причитания местных. "Как он режет, не видя линий!" "Представляю, как ему тяжело здесь работать..." — думал Даниил. — "У нас в столице режут многие, и никто никаких линий не видит. И никогда это не было ни для кого проблемой. А здесь бедолаге приходится каждый раз доказывать, что он делает правое дело." — Дорогой коллега, я рад видеть адекватного человека в этих краях... Но позвольте предупредить. Вскрывать тело старика опасно. Оно заражено... — Песчанкой? Нечто подобное я предполагал. — сухо говорит худощавый человек с вытянутым лицом и коротко стриженными волосами на солдатский манер. — Песчанкой? — в свою очередь удивляется Данковский. — Я что-то слышал, что у вас тут какая-то болезнь, которую разносит некий... — после паузы добавляет странно вопросительным голосом. — Демон-людоед? — Песчанка. — хмыкнул Рубин ещё более сухо. Сразу видно: он ни секунды не сомневался в своём выводе. — Она уже была здесь 5 лет назад. Выкосила Сырые Застройки, а, вместе с ними, и полгорода... — Хм... Это некая разновидность... Рубин покачал головой. — Это здешнее. Нечто вроде чумы. Поражает быстро и незаметно. Пока инфекция не дойдет до определённого уровня, её можно сбивать антибиотиками. — Любопытно... То есть, вы хотите сказать, что во всем остальном мире такой болезни нет и не было никогда? — Нет и не было никогда. — голос звучит уверенно и даже холодно. — Что ж... Тогда, как полагаю, скоро самым ценным станет любое лекарство от неё. — Станет... И Исидор пытался разработать его. Великий человек. Если бы только не этот подонок... — Подонок? — переспросил Даниил, хмуря брови. — Вы про его сына? — Про кого же ещё. Отцеубийца... — Хм... Насколько я понимаю, его убил не человек, а болезнь. Сын тут не причем... — Очень даже причём! Этот человек предал Степь, предал своего отца... "Предал Степь?" — с большой печалью Бакалавру пришлось пересмотреть свои недавние заключения об адекватности жителей городка. Даже Рубин и тот. "Предал Степь..." — Если я увижу его, — добавляет степной доктор. — Я убью его собственными руками! Данковский молчит. Тут, видимо, имеются какие-то давние счёты. Да, Бурах был той ещё персоной, но чтобы его убивать... В Столице учат, что убивать нехорошо, и за это можно получить срок. И немаленький. — Ладно, поговорим лучше о Песчанке. — прерывает Бакалавр. — Нам нужно постараться разработать лекарство или вакцину от неё. Изучить заражённые ткани. Чем скорее мы сможем это сделать, тем лучше. *** <i>— Мне казалось, что я нашёл того, кто может меня понять. Моего самого лучшего друга. Друга, который настолько же любил лазать по Степи. Которого настолько же привлекла мысль стать разбойником. И который не против был играть в войну до заката. И хотел учиться стрелять на Складах. И не боялся Грифа. Хотя тот был уже взрослым мужиком, когда мы двое были ещё совсем малышней. Ничего не стоило провести нас вокруг пальца или убить прямо там... Этот парень был отчаянным. Настолько же, насколько я сам. И настолько же был готов действовать. Не умея толком ещё драться, лез в драку. Улыбался, стирая кровь с разбитой губы, и продолжал. Мы бегали как два сорвиголовы. Пусть и были тогда ещё слишком малы. Я был убеждён, что, в будущем мы оба станем солдатами. Ведь нет более вольного места, чтобы применить все свои таланты, как поле боя... Или просто я так когда-то для себя решил? Ещё когда умер отец, я уже об этом подумывал. Уйти воевать. Вдоволь намахаться ножом и пушкой. Может даже и умереть. Мне это было не страшно... А потом я узнал, что друг мой живёт какой-то совсем другой жизнью... У него есть отец. И он до ночи копается в какой-то траве. А иногда уходит в Степь на весь день один. Спрашиваю: "Что ты делал?". А он сидит с видом каким-то отрешенным, отсутствующим: "Степь слушал". Тогда я узнал, что он у нас, дескать, будущий менху... Тогда я не понял, как к нему теперь относиться. Это было так странно... Такой хулиган, прямо как я, любитель свободы, вольная душа... И вдруг будующий менху. С тех пор что-то закралось в моём сердце. И я стал чувствовать к своему другу нечто, крайне напоминающее ненависть... Это у него, значит, есть отец. И у него, значит, неплохие планы на жизнь. Стать святым, вести за собой Уклад, быть у всех на почёте... А у меня, значит, нет отца. И вместо будущего чёрная дыра. Он, значит, видит линии по наследству. Особенная кровь. А у меня, значит, кровь пропащая, а то и вовсе преступничья. Отец-то мой не от доброты душевной на войну пошёл... Почему у него все так хорошо, когда у меня все так плохо? Это я должен был видеть линии. Это у меня должен был быть отец... Тем более отец его всегда такой добрый... Самый добрый на свете. И еды даст, и не прогонит, и здоровье подлечит. Я готов был рыдать, когда лично познакомился с этим святым человеком... Будь у меня такой отец, я бы, может, и в разбойники не подался... С тех пор мне все больше хотелось отобрать у друга его жизнь. Показать, что я больше заслуживаю это место. Даже, возможно, не из-за него самого... А, скорее, я просто нашёл ту жизнь, которую хотелось бы мне. И пытался её присвоить. Звучит страшно и не по-дружески? Хех. Но ведь я потерял отца. А такие всегда смотрят с завистью. И всегда помнят: "Почему у тебя есть то, чего нет у меня?". <i> *** — Это у вас в порядке вещей врываться без стука? — устало вздыхает Данковский, замечая у двери невесть каким образом появившегося там человека. Человек этот, благо, уже был ему знаком. Местный доктор. Или скорее лекарь. Деревенский детина высоченного роста в буром плаще. — Про дверь не слышали? Парень загадочно улыбается в ответ. — Я умею входить без двери. Как и резать без ножа. — он почти смеётся, но вовремя себя прерывает. — Впрочем, это не так важно. Слышал, дорогой доктор, что вы были сегодня в нескольких заражённых домах. Зашёл поделиться с вами своим небольшим достижением. Надеясь на содействие и, как вы понимаете, на обмен сведениями... — Бурах неспешно подходит к столу собеседника и раскладывает на нем несколько колб. — Что касается достижений... Вот они, мои родимые! С пылу, с жару! Свежие, новые травяные настои. Сделанные с помощью бурбуляторов моего отца. — С помощью чего? — Данковский хмурится. — Штука такая. Из травы соки жмёт и смешивает в разных пропорциях. Штука очень полезная. С её помощью вытяжки и настои делать гораздо легче, чем вручную возиться с каждой травинкой. В лаборатории отца она все это время хранилась. А ключ к лаборатории и право вступить туда я сегодня получил от Ольгимских. Вместе с физической частью причитаемого мне наследства. — Ох... — Бакалавр вздыхает повторно. Запоздало прикрывает рукой кипу каких-то разложенных на столе бумаг. — Расписание станции? — почти смеётся нежданный гость, краем глаза успевая рассмотреть часть заголовка. — Вы, что же, уехать хотите? Не понравилось в наших краях? Что ж, я не удивлён. — Уехать хочу, но не особенно получается. — Из этого города, говорят, один выход. В землю. — смеётся сам своей же шуточке. Собеседник хмурится. Бурах хмыкает, приостанавливая свое одинокое веселье, и продолжает. — Что ж, если Степь тебя выпустит, честь тебе и хвала. Настойки возьми с собой. Пригодятся. Собирался уже было уходить, когда Данковский запоздало опомнился. — Знаешь... Эти твои настойки действительно работают... Лекарь всплескивает руками, и оборачивается. — А ты, значит, не верил! — Я учёный. Я не могу принимать что-то на веру. — Значит, тебе пришлось их применить. — Пришлось. Я видел сегодня несколько зараженных домов... Лара Равель уже готовит Дом Живых. Место, где смогут спрятаться выжившие. Не пройдёт и дня, как здесь грянет страшная эпидемия... Потому я и хочу уехать. Беру с собой всех желающих также покинуть город... Но так, чтобы лишние уши об этом не узнали. Желаете ехать с нами? — Я не могу. У меня обязательства перед этим местом. Да и, раз Лара знает, то велика вероятность, что Сабуровы уже взяли управление в свои руки. А это значит: путь из города уже перекрыт. Бакалавр хмурится. — А ещё встретился я с одним доктором. Рубиным. Знаешь такого? Бурах замирает. — Знаю, конечно... Стах... Как он? Слышал, ненавидит меня... — Ненавидит. И тебе лучше с ним не пересекаться. В глазах лекаря немой вопрос. — Он хочет тебя убить. — говорит Данковский. Лицо самое серьёзное, голос приглушенный. — Я пытался ему объяснить, что виной всему болезнь... Но, похоже, у него с тобой какие-то давние счёты. И за нож он хватается, долго не думая. Да и про лабораторию твоего отца он вполне может знать. Он ведь тоже его ученик. Бурах невесело пожимает плечами. — Час от часу не легче. Стах был большим моим другом, не думаю, что он... Даниил покачал головой с самым серьезным видом. — Поверь, я бы не стал об этом упоминать, если бы это было не так. — Жаль... В таком случае спасибо за содействие, дорогой коллега. Надеюсь, наше сотрудничество продлится и дальше... А ещё... Где там Лара обустраивает Дом Живых? — В своём доме. — скептическая улыбка половинкой рта. — Бедолага... — протянул Бурах. — Как всегда, самая добрая... И как всегда от этого страдает. Данковский пожимает плечами. — Это все, что знаю я. — Премного благодарен. Если вам понадобятся настойки, вы знаете, где меня найти. — Спасибо. — сдержанно отозвался столичный гений. На этом дверь за странным гостем захлопнулась.