_________________
Энакин ждал её в своей комнате, лениво вертя в руках рукоятку светового меча. Он не помнил когда последний раз медитировал. Вчерашняя попытка так и осталась попыткой. С ней он забыл обо всех правилах. Он не забывал о физических тренировках а так же об отработках недавно выученных техник Формы V, но он напрочь забыл о медитации. Оби-Ван не раз предупреждал, что делать такие перерывы опасно, но он не мог заставить себя медитировать. Ему не хотелось освобождать разум, всё, чего ему теперь хотелось — это думать о ней и смотреть на неё. Джедай не должен потакать своим желаниям. Он вышел на общий балкон, наслаждаясь жарким днем. Ветер, поднявшийся ночью стих и солнце снова стояло высоко, грея землю жаркими лучами, не оставляя никаких признаков вчерашнего дождя, словно его и не было. Энакин прислушался к пению птиц, но вместо этого слух уловил голоса, доносящиеся из соседней спальни. — …Не может быть, он такой… — Какой? — этот голос он узнал бы из тысячи. Падме была чем-то не то рассержена, не то недовольна. — Высокий и сильный и… Красивый… — кажется, это была… — Нанди, он джедай! Им это запрещено. — Падме повысила голос, с трудом сдерживая негодование. — Разве?.. — удивилась служанка, — А как же то, что говорят… — Что говорят? — раздраженно перебила Падме. — Ну, о джедайских… «световых мечах»… Энакин в ужасе расширил глаза и прикрыл рот рукой, сдерживая смех, когда представил ошарашенный взгляд Падме, услышавшей известную вульгарную шутку из уст юной девушки. Она сделала паузу и продолжила очень спокойным, назидательно-строгим тоном. Почти как Оби-Ван, только без корусантского акцента. — Нанди, если тебе интересно узнать больше о джедаях, советую черпать информацию не из пошлых шуток, а из их Кодекса. Там все написано! Тирада завершилась раздраженным стуком каблуков по кафелю и громким хлопком двери. Энакин покинул балкон и аккуратно закрыл его. Он услышал стук, в свою дверь, выждал несколько секунд и открыл. За дверью стояла Падме с дежурной улыбкой и сумкой для еды в руках. Платье ей шло, даже больше, чем вычурные королевские наряды. Хотя в нем она выглядела слишком юно для своего серьезного статуса. Оно было легким и золотым с каким-то цветочным узором на лифе и ленточками на рукавах, и издали даже казалось скромным… Для Корусанта… Все её наряды так или иначе были довольно смелыми… На Татуине нельзя было бы носить ни один из них. И это платье, при всей своей легкости и кажущейся невинности, хорошо подчеркивало её красоту… Легкая юбка струилось словно вода, обтекая её тело при каждом движении, а тесный корсет, прикрывал лишь половину груди и сильно сжимал её, заставляя казаться больше. Верхнюю часть груди плохо скрывала прозрачная пелеринка, оставлявщая открытыми плечи и шею. После свадьбы эпоха откровенных нарядов для Падме подошла к концу. Она любила следить за модой, как большинство набуанцев, но добровольно отказалась от этой маленькой слабости. Энакин не настаивал, но она знала, что ему будет приятно. Она не могла носить кольцо или его имя, которые оградили бы её от посторонних взглядов. И это был её единственный способ сказать, что она принадлежит только ему. Хотя она частенько надевала что-то из своего девичьего гардероба к их встрече, но обычно не оставалась в этом надолго. А потом, когда животик стал заметным, у неё и вовсе не осталось другого выбора, кроме как скрываться под бесформенными многослойными темными одеждами, больше похожими на джедайские мантии, чем на женские платья. Энакин лишил её даже этой маленькой радости, хотя она уверяла, что не расстроена и компенсировала это ограничение ночными рубашками, которые из незатейливых, но откровенных, постепенно превратились в роскошные наряды… Но в те дни на Набу царила юношеская романтика и Падме вволю наслаждалась своей последней возможностью носить то, что она хочет. А Энакин тайно наслаждался этим даже больше. Она стояла у его двери, похожая на принцессу с ленточками в кудрявых волосах. — Ты готов ехать? Он забрал увесистую сумку из её рук. — Ехать? Я думал мы поплывем… — Ты так поверил в свои силы, что готов теперь всюду добираться вплавь? — улыбнулась Падме, легонько ткнув его локтем. Они спустились к пристани, весело смеясь и перебрасываясь шутками и сели в спидер. Падме объяснила где находится долина. Энакин представлял, куда плыть, вчерашняя прогулка хорошо помогла разобраться. Они обогнули остров и проплыли дальше на восток они были уже недалеко от цели своего пути, когда увидели такой же лодочный спидер, плывущий навстречу. Его вел пожилой человек в мантии, похожей на джедайскую, и странном головном уборе. Увидев Падме, он помахал ей рукой и замедлил скорость. — Доброго дня, сенатор Амидала! — Брат Максирон? — её неподдельная радость говорила о том, что они были хорошо знакомы, — откуда вы? — Из деревни. Нужно было увидеться с поставщиком. Обсудить некоторые вопросы, — ответил ей старик. — Я рада встрече, — улыбнулась Падме. Энакин был зол. Она говорила, что они будут одни, что никто не встретится им на пути, что это безопасно. За два дня, что они провели на Набу о её совершенно секретном визите уже узнали охранники королевской службы безопасности, её родители и сестра, королева, служанка королевы и Сио Биббл, а теперь к списку добавился ещё один старик, кем бы он ни был. И в отличие от остальных, он понятия не имел о секретности. Нет времени разбираться можно ли ему доверять. Желает ли он ей вреда или нет, достаточно будет, если он просто расскажет кому-нибудь, что видел её на озере. Энакин не собирался это делать, но ему не оставили выбора. Ему пришлось прибегнуть к этому навыку. Он сконцентрировал Силу на разуме этого человека, навязывая ему свою волю. Старик растерянно посмотрел на Падме так, будто увидел её первый раз в жизни. И проговорил, повторяя мысль, внушённую ему Энакином. — Я… не знаю, кого я видел, и не вспомню об этом разговоре. Он увеличил скорость и его спидер проплыл мимо, оставляя их позади. — Что это с ним?.. — спросила Падме, продолжая в недоумении смотреть ему вслед ещё некоторое время и догадавшись, в чем дело, медленно развернулась к Энакину, — Это ты сделал? Он развел руками. — Сколько ещё людей должно узнать, что ты здесь? — Ты хоть знаешь, кто этот человек? — Твой старый знакомый. Старость сделала его забывчивым, а значит он не сможет никому рассказать о тебе. — Он бы и так никому не рассказал! — Падме выглядела такой рассерженой, что готова была сорваться на крик, если бы это было в её манере, — Я бы доверила ему галактическую тайну. Он знал меня с тех пор, как я была ребенком. Да ему просто некому рассказать! Он отшельник, член Ордена. Энакину было действительно жаль её расстраивать, но он совсем не чувствовал вины. Он поступил так, как должен. — Что ещё за Орден? — Братство Познания, — она протянула руку с ленточками на запястье, указывая в сторону удаляющегося спидера, — Их поселение расположено вон там, на том острове. Энакин вспомнил всё, что он знал о Набу, он не слышал и не читал ни о каком тайном Ордене, Пэдди тоже о нем не рассказывал. — Братство Познания? И что они познают? — небрежно спросил он. — Почему ты так пренебрежителен? Он не хотел задеть Падме неосторожным словом. Он был гораздо менее дипломатичен, чем она, и порой его грубоватая прямолинейность коробила её, но с ней он научился чуткости. — Прости, просто я не доверяю никому, кто может представлять для тебя угрозу, умышленно или нет, — он примирительно посмотрел на неё и искренность в его взгляде заставила Падме примириться с невозможностью переубедить его, — ну, так что это за братство? — снова спросил Энакин уже с большим интересом. — Религиозный Орден, — отозвалась она, — Он состоит из двадцати отшельников. Они ищут просветления в изучении искусства и поклонении ему. — А, вот откуда он знает тебя… — понимающе кивнул Энакин, пришвартовывая спидер. Падме притворно закатила глаза, подавляя улыбку и стараясь сохранить внешнюю срогость, но было видно, что она уже оттаяла. Они сошли на берег и стали подниматься на пригорок. Под ногами зеленела трава. Справа от них журчали водопады, обрушиваясь бурлящим потоком в озера у их подножия, а над головой ярко светило солнце. — Орден существует очень давно, — продолжила Падме. — Они чем-то ещё занимаются кроме искусства? — Сотни лет назад они легализовывали браки, потом Тид изменил закон о браках и необходимость в них отпала. Они сохранили юридически силу, как и у официальных органов Тида, и к ним не раз обращались с просьбой, но они всем отказывали. Они не заключали браки уже триста лет. Интересно откуда она знала об этом… Она раньше говорила о том, что собиралась выйти замуж… Она могла обращаться к ним с просьбой о браке? — Ты посещала аббатство? — Нет, мне туда нельзя, как и всем прочим, но брат Максирон часто навещал нас на вилле. Мы говорили об искусстве, и я играла ему на халликсете… Она вздохнула, не позволив себе погрузиться в воспоминания и обернулась к Энакину. — Так, что именно ты проделал с моим хорошим знакомым? Ей было совершенно необязательно знать об этом. Учитывая, что её расстроил сам факт применения Силы, если рассказать ей о механизме Силового подавления, это её напугает. — Обыкновенный обман разума, — ответил Энакин как можно более буднично, но разумеется, его скучный тон не уменьшил её любопытства. — Ты можешь управлять другими существами? Изменять их сознание? — Да, — кивнул Энакин. — Читать их мысли? — она искоса глянула на него. — Вроде того. — Разве это не противоречит Кодексу джедаев?.. — осторожно спросила она. — Если это необходимо… — развел руками Энакин. Становилось понятно, что пространный ответ её не удовлетворил, необходимо было объяснить более определенно, пока она сама не додумала или не выяснила, — есть разные способы Силового убеждения: влияние на разум и подавление разума. Второй, как наиболее насильственный способ Кодекс предписывает не использовать на разумных существах без крайней необходимости. Однако в ходе обучения есть целый курс, где мы учимся управлению животными и иногда, в крайних случаях, джедаям приходится использовать этот навык на разумных существах, людях, в основном, так как их разум податливее других. Хотя, особо сильные джедаи могут управлять даже разумов хаттов… Падме осуждающе нахмурилась. — И ты использовал это на пожилом человеке. Без необходимости… — Я не подавлял его, — возразил Энакин, — я лишь использовал влияние на разум, изменив его воспоминания. Он вспомнит, что видел какую-то пару на озере, но не вспомнит, что это была ты. Расслабься, то, что я проделал с ним не является преступлением и не несёт вреда, как подавление. К счастью на этот раз им не пришлось подниматься высоко в гору, ведь ветра почти не было, а солнце грело ещё сильнее, чем вчера, и вокруг совершенно не было тени, но Энакин все-равно хотел быть уверен, что она не устала. Он еще раз, теперь уже критически оценил её наряд с точки зрения практичности. Она поймала на себе его оценивающий взгляд. — Твоя обувь более удобна на этот раз? — объяснил Энакин, но она поняла по-своему. — Тебе не нравится? Нелепое предположение, будто ему могло что-то не нравиться в ней, когда она преображала любую вещь, к которой прикасалась. Конечно, ему бы больше понравилось, если бы на ней вовсе не было одежды, но это только мечты. Она была прекрасна во всех нарядах без исключения, но этот, совсем девичий, подчеркивал её нежность, ещё больше отдаляя её от образа сенатора. — Довольно непривычно видеть тебя так. Ты выглядишь как… — Как? — настороженно спросила она. — Как Падме. Он имел ввиду, что в облике Амидалы она казалась более царственной и строгой. — Справедливо… — согласилась она, — Падме — это то имя, которое я обычно принимала в момент опасности. Возможно сработала старая привычка. — А ты говорила, что Падме слаба и уязвима, — напомнил ей Энакин, — разве рационально прятаться за неё в момент опасности? — Она не только уязвима, — возразила Падме, — она ещё и сострадательна. А в трудные моменты это качество более полезно для окружающих. Она всегда оценивала себя лишь с точки зрения полезности, изредка прощая себе мнимые недостатки, которые старательно искупала самоотверженностью. Привычка, привитая ей в период её раннего правления, вместе с возложенной на неё ответственностью. — Ты слишком много думаешь об окружающих в ущерб себе… — он сделал паузу и добавил, более мягко, — мне нравится Падме, и слабой и уязвимой. Он любил её безусловной любовью, которую ей не нужно было заслуживать, но запретность этого чувства лишь усиливала её вину, заставляя Падме быть ещё строже к себе. Они вышли на поляну, усеянную дикими цветами. Неподалеку паслось стадо шааков. Они боялись людей недостаточно, чтобы уйти, но достаточно, чтобы не приближаться. Падме расстелила покрывало и они опустились на землю, весело потирая руки, когда открыли корзинку с едой. Последний раз Энакин завтракал в полевых условиях во время миссии и это было совсем не романтично. Не было волшебного вида, не было красивой спутницы рядом и выбор еды был гораздо скромнее. Он заметил, что Падме учла все его замечания и даже добавила фрукты и пирожные, которые, она помнила, понравились ему ещё в гостях у её родителей. — Ты доволен? — улыбнулась она, наблюдая как Энакин разделывается со своей порцией завтрака, — никакой рыбы. Я исправилась. — Так вот где ты пропадала всё утро, пока я чинил дверь — хлопотала на кухне? — поддразнил её Энакин. Падме о чём-то задумалась и замолчала, и он видел, как её улыбка постепенно гаснет. — Ты знаешь, что тобой интересуется моя служанка? — наконец решилась спросить она. Энакин изобразил полнейшее неведение. — Правда? Я не заметил. Падме кивнула в подтверждение своих слов. — Я ей сказала, что ты джедай и вам запрещены связи, — её тон был вкрадчивым, как будто она спрашивала его одобрения, хотя её пристальный взгляд говорил о том, что она хотела выяснить что-то для себя. — Вообще-то нет строгого запрета на связи, — отозвался Энакин, избегая смотреть ей в глаза, — если это не ведет к привязанности. Но в идеале — да, нужно отрешиться от всех желаний, хотя многие игнорируют это правило. Об этом просто не распространяются. — Значит тот поцелуй не был первым? — она пыталась выглядеть шутливо, но что-то в её тоне выдало разочарование. — Я настолько плох? — отшутился Энакин. — Вообще-то нет… — она опустила взгляд, сосредоточась на ленточке на запястье, которую уже давно безжалостно теребила в руках, — я просто чувствую, что возложила на себя огромную ответственность, — она снова посмотрела ему в глаза, радуясь тому, что смогла выкрутиться. Она была права, отчасти… Это действительно был не первый поцелуй Энакина. Его первый поцелуй случился ещё на Татуине. С его подругой тви`лечкой. Ему было девять, она проиграла спор и это было скорее любопытство для них обоих. В том поцелуе не было чувств или каких-то приятных ощущений, было просто необычно. И удовлетворив любопытство, они так и остались друзьями, не чувствуя после никакой неловкости. А потом он встретил её. И все желания, появляющиеся по мере взросления сосредоточились на ней. Поцеловать другую девушку не возникало мысли, хотя Энакин не был обделен вниманием. Те пошлые шутки, которых наслушалась Нанди возникли не на пустом месте: заполучить любовника-джедая, способного угадывать желания и управлять ощущениями — всё-равно, что собрать чистый сабакк. И однажды, когда ему было шестнадцать во время очередных гонок на нижнем уровне, одна очень красивая и дорогая проститутка едва не убедила Энакина удовлетворить его бесплатно, просто потому что он ей понравился. Её искренний интерес к нему в какой-то момент поколебал его неприступность, но когда она начала своё обходительное обращение, технично лаская его, и театрально вздыхая от его неумелых прикосновений, Энакину стало так тоскливо… Он подумал о том, что был лишен настоящей взаимной первой влюбленности, которую он в отличие от других юнлингов имел шанс наблюдать, что у него не было и никогда уже не будет возможности ощутить нежность первого поцелуя любимой девушки, трепет первого прикосновения, и всё, что ему когда-либо будет доступно — это физическая близость, лишенная чувств, с кем-то, кто согласен без привязанности, что он не выдержал и остановил её, прежде чем она успела зайти слишком далеко, и позорно сбежал. И больше никогда не прикасался к женщине до воссоединения с Падме несколько дней назад. Но признаться в неопытности, когда он приложил столько усилий, чтобы убедить её в своей зрелости, когда он не знал о её собственном опыте ничего, что могло бы как-то укрепить его уверенность, было нельзя. Поэтому Энакин решил избежать прямого ответа. — Могу сказать только, что он был лучшим, — он смело встретил её взгляд, довольный тем, что не солгал и не признался, — теперь твоя очередь. Каким был твой лучший поцелуй? — Я не знаю, — сказала она смутившись, — но её реакция говорила о том, что она точно знала. — Конечно знаешь! — уличил её Энакин, — просто не хочешь сказать мне! — Собираешься использовать на мне свои джедайские трюки? — подразнила она. — Они действуют только на слабый разум, — солгал Энакин. Вернее преувеличил. Особо сильным джедаям удавалось подавить даже разум хаттов. Помимо природного дара убеждения, не требующего силовых приемов, этот навык был одним из его любимых, потому что давал столь желанный контроль. Энакин развивал и оттачивал его постоянно. В основном на животных, но случалось использовать и на людях. Использовав его несколько раз под благовидным предлогом, он начал проявлять к этой способности чрезмерный интерес, что сильно беспокоило его учителя, хотя это не шло в сравнение с другими проступками Энакина. Он признавал, что искушение опробовать этот навык на Падме временами было сильным… Ещё сильнее оно становилось от того, что ему не составило бы труда… И когда их отношения вскрылись, родился нелепый слух, будто бы он действительно использовал на ней подавление, заставив полюбить себя. Ложь! Он бы никогда не сделал этого с ней, он просто не мог поступить с ней насильственным образом. Те, кто верит этому слуху, никогда не знали любви. Она может быть только добровольной. Невозможно заставить любить против воли, а Падме любила его. Если бы это было не так, её бедное сердце никогда бы не разбилось. Энакин выжидающе смотрел на неё, ожидая признания, однако услышал совсем не то, что хотел. — Ну, хорошо, — сдалась Падме, — мне было двенадцать лет, его звали Пало. Мы оба работали младшими законодателями. Он был на несколько месяцев старше меня… — она замолчала, стараясь поймать взгляд Энакина, наслаждаясь его помрачневшим видом, — очень симпатичный. Темные кудрявые волосы… мечтательный взгляд… Она отыгрывалась за свою ревность. У неё была причина: вместо того чтобы развеять её сомнения, Энакин ещё больше раздул подозрения, чем сильно задел её самолюбие. Но наказание было жестоким, ведь в отличие от Энакина она не выдумывала. Этот Пало как раз и был её первой влюбленностью, с ним Падме испытала всё то, что Энакин не разделил бы ни с кем, кроме неё. Он почувствовал, как сам начинает закипать от ревности. — Ладно, ладно, я уже представил! — он нетерпеливо взмахнул рукой, — И что же случилось? — Я поступила на государственную службу, а Пало захотел стать художником. Ему хотелось уколоть её. — Мудрое решение, — едко выпалил он, впиваясь в неё взглядом. Падме прочитала в его похвале скрытый упрек в свой адрес. — Ты совсем не любишь политиков, да? — Люблю нескольких, но насчет одного из них уже не уверен. Его надутый вид позабавил Падме и она заразительно рассмеялась. — Просто не похоже, чтобы система работала как надо, — объяснил Энакин уже не так напряженно. — А как бы ты все устроил? — она была терпелива с ним, как с ребенком, который рассуждал о том, в чем не разбирается, но любой другой вовсе не спросил бы его мнения. Джедай не должен стремиться к власти. — Нужна такая система, при которой политики могли бы сесть и обсудить проблемы. Прийти к соглашению в общих интересах, а потом осуществить план. — Мы так и поступаем, загвоздка в том, что люди редко могут прийти к соглашению… — объяснила Падме. — Значит нужно их заставить, — ответил Энакин просто и жестко. — И кто же их заставит? — возмутилась Падме идее, которая противоречила смыслу её жизни. — Я не знаю… Кто-нибудь… — Ты? Конечно, он не имел ввиду себя, но насмешка в её тоне задела его, и Энакин перешел в открытое столкновение. — Конечно же нет! — Но кто-нибудь… — не отступала Падме. — Да. Кто-нибудь мудрый, — Энакин с наслаждением протянул последнее слово, показывая ей как она не права. — Звучит ужасно и очень сильно напоминает диктатуру, — покачала головой Падме. Энакин улыбнулся, не желая спорить с её точным определением. Как бы он ни был далек от политики, он отлично разбирался в устройстве мира. Когда ты раб ты сразу познаешь жизнь без прикрас. И как правило, знакомишься сразу с самой темной её стороной. Получив свободу он думал, что теперь всё изменится, пилоты звездолетов, прилетавшие на Татуин рассказывали о чудесном мире в центре Галактики, где царит справедливость, где нет рабства, где всё иначе. Он думал, что несправедливость в жизни его матери и его только от того, что в Сенате не знают о том, что творится на Внешнем кольце. Что нужно просто рассказать им и всё изменится. Но время шло, в Сенате активно обсуждали проблему рабства, а она всё не решалась… А потом Энакин наткнулся на разоблачающую статью, где одного сенатора, больше всех призывающего принять меры во время дебатов, обвиняли в преступных связях с хаттами. «Все беды в мире от того, что никто никому не помогает…» Представления Падме о мире казались ему наивными и трогательными и своей теоретичностью больше напоминали трактаты, которые он читал во время своего обучения в Храме. Они шли её мягкой натуре, гораздо больше, чем пафосные речи о демократии шли богатым сенаторам, нажившим свое состояние на Внешнем кольце. Может быть её идеи и работали в рамках изящной Набу, но были совершенно непригодными для реальности галактического масштаба. Энакин убедился на практике, что та реальность работала по другим законам, о которых не пишут. Полжизни он был рабом, а другую половину — учеником джедая. Он знал только повиновение. Ты либо подчиняешься, либо подчиняешь. Все остальное — красивые, но пустые слова, которые Сенат предпочитал действиям, пока Республика тонула в коррупции и дрязгах, грозивших теперь вылиться в гражданскую войну. — Ну и что… если это сработает… Падме в изумлении уставилась на него, пока он непоколебимо смотрел прямо ей в глаза, ухмыляясь. Он не задумывался о том, что это слово несло в себе для неё, он просто увидел в нём один из возможных выходов из положения, в котором оказались они все. Но в его голосе было слишком много уверенности, а во взгляде слишком много злой воли. Её недоумение начало перерастать в настороженность и через несколько мгновений Энакин уловил оттенок страха в её глазах. Достаточно. Он придал лицу более добродушное выражение и улыбка стала игривой, заставив Падме облегченно рассмеяться в ответ. — Ты разыгрываешь меня! Энакин подхватил её смех. — Разве я посмел бы дразнить сенатора? Её напряжение ушло и Падме снова беспечно радовалась солнечному дню. — Я поняла ты настолько не любишь политиков, что решил поиздеваться над одним из нас. — Я думал ты поддержишь, — с притворным сожалением отозвался Энакин, — придётся обсудить эту идею с канцлером Палпатином. Падме рассмеялась ещё сильнее и бросила в него джоганом, который Энакин успел помать на лету. — Не шокируй пожилого человека, Эни. Они долго и от души смеялись. Энакин знал, что ей это было полезно после небольших стычек. — Так вы учитесь на животных? — спросила Падме, устало откинувшись на покрывале, когда они вдоволь насмеялись и убрали остатки еды обратно в сумку. — Да. — Значит ты можешь приручить любое животное? — она сощурилась от солнца, глядя на него снизу вверх. — Смотри, — он обернулся к стаду шааков, пасшихся неподалеку. — Энакин, это не навредит им? — обеспокоенно спросила она, приподнимаясь. Он снисходительно улыбнулся её излишней заботе. — У них не такая сложная психологическая организация как у разумных существ, так что, нет, нисколько не навредит. Он встал на ноги и протянул ей руку, помогая подняться, развернулся и зашагал вверх по склону, оставив Падме, сворачивающую покрывало, позади. Увидев приближение Энакина несколько животных сразу же разбежались в разные стороны, как набуанские голуби. Он приметил одного наиболее крепкого и наиболее смелого, который не желал отходить и использовал силу гипноза, чтобы предупредить возможные попытки к бегству, но животное оказалось довольно смелым, оно, кажется, и не собиралось убегать. Энакин решил не подавлять его, а только взять под контроль его реакции. Его спина казалась довольно удобной, но инстинкт поразить Падме необыкновенной ловкостью вынудил его оставить легкий путь и, преодолев высоту одним большим прыжком, приземлиться ногами на спину животного. Шаак, однако, не разделял этих целей и вприпрыжку помчался по лугу, в попытках стряхнуть непрошенного наездника, вынуждая Энакин балансировать, расставив в стороны руки, чтобы не завалиться на бок от каждого движения, под заливистый смех Падме. — Эни хватит, он тебя сбросит, — крикнула она издали, отступив на безопасное расстояние. Похоже, ни ловкость прыжка, ни быстрота галопа не впечатлили Падме достаточно, чтобы убедить в его неуязвимости. Нужно её проучить. Энакин вспомнил, как она волновалась за него на озере. Испугается ли она на этот раз или продолжит хохотать… Он спрыгнул с шаака находу, изображая падение. Он успел сгруппироваться, но неудачно рассчитал само приземление и прокатился прямо под ноги, несущемуся вперед животному. К счастью, шаак перескочил его, только слегка задев копытом, но Падме этого не видела. Энакин начал подниматься, пока до его ушей все ещё доносился её звонкий смех, сейчас она подбежит и скажет: «Я же говорила», и будет припоминать ему этот случай каждый раз, когда он попытается сделать что-то, что покажется ей неоправданным риском, как Оби-Ван. Он драматично изобразил бессилие, будто его руки задрожали и подкосились и рухнул в траву лицом вниз. Смех Падме стих и на несколько секунд повисло молчание, пока её, ставший обеспокоенным, голос не окликнул его по имени. Энакин не отвечал и лежал не двигаясь, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Послышался шорох травы. Падме бросилась на помощь, её голос выдавал наподдельное волнение, когда она снова окликнула его и сильно дрожал. Энакин хотел притвориться бездыханным, когда она его развернет, но уже не мог сдерживать довольную улыбку. — Эни, ты в порядке? Она опустилась на колени рядом с ним уже совсем обеспокоенная. Почувствовав её руки на своей спине, Энакин перевернулся сам, чтобы не утруждать её напрасными усилиями, и весело рассмеялся. Падме, раздраженная его выходкой, ударила его по плечу и замахнулась снова, но его быстрые рефлексы позволили ему легко перехватить её тоненькое запястье, стараясь не сжать его слишком сильно, чтобы не причинить ей боль. Он потянул её вниз, перекатывая их по траве и Падме не стала препятствовать, хохоча, как счастливый ребёнок, нисколько не беспокоясь, что он испачкает травой её красивое платье. Перекатившись несколько раз, Энакин почувствовал, что она хочет остановить их и позволил ей оказаться сверху, зависая над ним. Восхитительное зрелище: смеющаяся, с раскрасневшимися щеками и сбитым дыханием, горящими глазами и травинками в волосах, она напоминала лесное сказочное создание, Энакин хотел запомнить этот момент: его руки на её тонкой талии, её колени упираются в его ребра. Он не удержался и внезапно перевернул их, осторожно, но резко опрокинув её на спину и прижал её запястья к земле, как он делал на тренировках по ближнему бою. — Я же говорил, что мне не стоит доверять, — подмигнул он. Смех Падме стих, дыхание замедлилось, и вопреки его ожиданиям она не подумала сопротивляться, а лишь продолжала смотреть ему в глаза. Это все меньше напоминало невинную детскую игру. Улыбка полностью сошла с её лица, но Энакину не хотелось отпускать её до тех пор пока она не возражала, и он не двигался с места. Он мог бы поцеловать её, если бы наклонился ещё совсем немного, он уже собирался это сделать, когда Падме слегка двинулась под ним и покраснела, осознав двусмысленность их позы. Она не могла свести ноги вместе пока он был сверху, не могла подняться, пока он держал её и боялась лишний раз шевельнуться. Энакин почувствовал, как сам начинает заливаться краской, поднялся и отвернулся, хотя это вряд ли помогло скрыть от неё его покрасневшие уши. Когда он снова надел маску невозмутимости, он развернулся к Падме и как ни в чем ни бывало элегантно подал ей руку, игнорируя то, что только что произошло, как будто помогал ей выйти из спидера. Падме поднялась с его помощью и молча уставилась в пол. Её лицо невозможно было разглядеть, но Энакин почувствовал, чем было вызвано её смущение. Он не отпускал её руку, пока она снова не посмотрела на него. Он развернулся и повел её вверх на пригорок. На этот раз он усмирил животное, прежде чем подвести к нему Падме, и сам запрыгнул верхом. Он заставил шаака присесть и протянул к ней руки, подхватив её подмышками и одним махом забросил на спину шаака, позади себя. Она сразу обвила руками его туловище, крепко прижавшись к его спине, чтобы избежать падения и Энакин чувствовал тепло её тела, которое казалось жарче солнечных лучей на его темном кожаном табарде. Они доехали до места, где остались их вещи. Энакин поднял сумку с едой и покрывалом при помощью Силы и взял её в одну руку, придерживая второй Падме. Они спустились вниз по склону верхом на шааке к пристани и сели в спидер, отпустив наконец животное на волю._______________
Когда они вернулись, солнце ещё не село. Энакин всё ждал подходящего момента, чтобы начать разговор, но Падме как назло молчала всю дорогу, размышляя о чём-то своём. Он не мог списать эту внезапную перемену в её настроении на внезапно возникшие заботы… Она буквально только что каталась с ним по траве, весело смеясь и нежно обнимала его, а теперь избегала смотреть в глаза, как будто они были незнакомы. Это напоминало её сон, когда трезвый рассудок начал жестко отвергать её желания. Необходимо разговорить её, пока она не убедила себя в неприемлемости какого-либо общения между ними, кроме формального. Пока не приняла решение погасить едва зажегшуюся искру, навсегда вычеркнув Энакина из своей жизни. — Поплывем на остров? — нарушил молчание Энакин, когда они поднялись на террасу, не позволив ей уйти к себе и остаться наедине со своими мыслями. Она отрицательно покачала головой. — Эни, я не могу так рисковать тобой. Ты ещё недостаточно хорошо плаваешь. Я не вытащу тебя одна, если что-то случится. — Я плаваю достаточно хорошо, чтобы доплыть до острова, — возразил Энакин и его глаза загорелись, когда на ум внезапно пришла идея подловить её на том, что умел лучше всего, — хочешь поспорить? Его возбужденный азартом взгляд мгновенно заразил Падме, несмотря на внешнее сопротивление. — Тебе не кажется, что ты слишком азартен для джедая? — Возможно, но я ничего не могу поделать: я родился на Татуине. Это у меня в крови, — беспомощно развел он руками. — Нет, — ответ был гораздо более категоричным, чем её тон. — Ты просто боишься проиграть, — поддразнил Энакин, уже понимая, что всё-равно уломает её. — Если я выиграю, кто будет расплачиваться? — Падме кивнула головой в сторону озера. — Не драматизируй, — он притворно вздохнул, — если я устану ты заберешь меня на спидере. Ты ведь сама хотела, чтобы я научился плавать. — Ну, а на что будем спорить? — нерешительно спросила она. Она была слишком деликатной, чтобы намекнуть на то, что с Энакина нечего было взять. — Так как мне нечего больше предложить, предлагаю на желание. Или на правду. Она замолчала, колеблясь ещё некоторое время, но всё-таки согласилась. — Ладно, но тебе нужно не просто доплыть, тебе придется обогнать меня. Он коварно улыбнулся в ответ. — Как скажешь. Азартные игры и всевозможные пари пользовались большой популярностью и на Корусанте, но на Татуине они срослись с культурой. Спорить с Татуинцем было так же бессмысленно, как пытаться обмануть джедая. На этом погорело много посетителей, заезжавших попытать счастье в мир песчаных дюн. Если ты споришь с Татуинцем ты всегда проигрываешь. Этот стереотип в свое время сыграл злую шутку с Уотто, когда он решил, будто сможет обвести вокруг пальца Квай-Гона. Но Квай-Гон был просто джедаем, а Энакин был джедаем родом с Татуина. У Падме не было шансов. На это и был рассчет. На этот раз ей не потребовалось много времени, чтобы переодеться. И уже через четверть часа они снова стояли на берегу озера. В какой-то момент Энакину показалось, что он зря затеял этот спор и ему ни за что не выиграть… Различные физические навыки, вроде плавания не были чем-то сверхъестественным для джедая, который быстро мог научиться всему, и для Энакина страх водоемов был больше психологическим. Но Падме тренировалась в плавании всю жизнь и выглядела достаточно уверенно. Вода была для неё почти такой же естественной средой, как для гунгана, однако, отступать было поздно. Первую часть заплыва они старались держаться рядом, волнуясь друг за друга, что едва не превратило их соревнование в бессмысленный марафон, но приблизившись к острову, когда Падме убедилась в его силах достаточно, она внезапно нырнула под воду и рванула вперед к берегу. Дух соперничества взял верх и Энакин, не желая уступать ей победу последовал её примеру, гребя на поверхности, используя силу и длину своих конечностей, чтобы обогнать её на относительно короткой дистанции. В определенный момент он почувствовал соблазн использовать Силу, чтобы помешать ей доплыть быстрее с помощью встречного течения. К счастью, ему этого делать не пришлось, по-видимому, течение нашло её само, и Энакин ступил на берег, опередив её всего на несколько секунд. — Мне не стоило недооценивать твои способности, — проговорила она, когда немного восстановила дыхание. — А то, — довольно усмехнулся Энакин. — Я уже однажды ошиблась, когда решила, что тебе не выиграть ту гонку. Она говорила о Бунта-Ив-Классик. В тот раз многие ошиблись. Никто кроме Квай-Гона не верил в победу Энакина. И то он верил, только потому, что знал о его способностях. Опередить его соперников не под силу человеку, не то что девятилетнему ребенку. Столь быстрый и сложный транспорт требует столь же быстрых реакций, что делает его управление доступным лишь расам с множеством конечностей. — Да… — Тогда мы все были в выигрыше, но теперь, кажется, я проиграла, — сетовала она. Её огорченный вид немного задел Энакина. — Тебя это расстраивает? — Скорее беспокоит… — она деловито скрестила руки на груди, снова превращаясь из милой Падме в строгую сенаторшу, — не томи, что за желание? Чего ты хочешь? Тушеного шаака? — Нет-нет, — рассмеялся Энакин, — это слишком просто. Но если желание тебя пугает, ты можешь выбрать правду. — Полагаю, я так и сделаю, — сказала она, садясь на песок лицом к воде. Энакин не ответил и просто рухнул рядом, оценивая преодоленное вплавь расстояние. — Что ж, значит теперь я здесь на полных правах? — спросил он с плохо скрываемой гордостью в тоне. Он лег на все ещё теплый песок, подперев голову рукой. — Получается, так — ответила Падме, отзеркаливая его позу, не меньше гордясь своими открывшимися тренерскими способностями, позволившими ей обучить джедая. Она подставила свободную ладонь для дружеского удара, но Энакин просто протянул руку, прислонив свою открытую ладонь к её. Он улыбнулся, сравнивая их размер, и его пальцы стали обводить её, так и не переплетаясь до конца в медленном танце. Это было более интимно, чем поцелуй. Это было более интимно, чем прикосновение к телу. Но более подходящего способа выразить их близость, казалось не существовало. Он перебирал её тонкие пальчики словно струны холликсета и не заметил как придвинулся слишком близко. Падме не отстранилась. — Я хочу остаться здесь, — прошептал Энакин. Она лукаво сощурилась. — Это и есть твое желание? — Я думал ты выбрала правду. Падме взглянула на небо и разочарованно вздохнула. — Солнце скоро сядет… Он продолжал смотреть только на неё, не желая думать о времени, которого в тот момент для него не существовало. — Я не боюсь темноты… — он понизил голос — давай не будем возвращаться? — Останемся здесь? Будем жить в хижине? Предложение, сказанное в шутку, произвело на Энакина противоположный эффект. Он впервые по-настоящему задумался о том, насколько это было возможно. Раньше жизнь с Падме казалось ему недоступной несбыточной мечтой, теперь, подобравшись к ней так близко, он почувствовал себя, как заключенный, в чьей камере впервые за много лет внезапно приоткрылась дверь. Все вокруг расплылось, оставляя в фокусе его зрения только её лицо в лучах заката. — Да. — И питаться рыбой? — она сморщила носик, — а как же твой любимый тушёный шаак? — Я готов принести его в жертву прекрасной богине. — И жить в лесу? — Падме продолжала шутить. — А что, идеальное место. Есть дом, пресная вода и фрукты. Это больше, чем то, что у меня было на Татуине. И потом, ты ведь мечтала жить вдали от всех. Поселимся здесь и заведем семью… Падме рассмеялась в ответ. — Я конечно не фермер… — Вот именно, — перебила Падме, — ты уверен, что сможешь выжить в диком лесу? Энакин нахмурился. — Я выживал и в менее пригодных для жизни условиях. Например, на Корусанте. Она рассмеялась ещё звонче. — Но нас будут искать, — она не отступала, хотя весь её вид говорил, что ей по душе его смелая фантазия, хотя бы просто в качестве утопической мечты, то время как Энакин уже начинал видеть в этом вполне осуществимый план. — Никто нас не найдёт, — уверенно улыбнулся он, — мой комлинк остался на берегу, вместе со световым мечом и твоей одеждой. Если мы хорошо спрячемся, они решат, что мы утонули. — А если не решат? — возразила Падме, как будто в самом деле готова была согласиться. Энакин посмотрел тем самым взглядом, которым смотрел на неё на лугу, когда он говорил о диктатуре. — Значит, я заставлю их так думать. Её улыбка погасла, но она не отодвинулась и не убрала руку. — Оби-Ван приедет за тобой и почувствует наше присутствие. — Я могу заслониться от него, — он придвинулся к ней совсем близко и его голос стал хриплым, а тон умоляющим, — соглашайся… Падме резко увернулась и села, обняв колени руками, глядя на озеро. Энакин недовольно потер глаза, освободившейся рукой, словно его только что выдернули из лучшего сна в его жизни. Он сел рядом всматриваясь в её идеальный профиль на фоне оранжевого неба. — Готова сказать правду? — Что ты хочешь знать? — лениво спросила Падме, не оборачиваясь. Энакин впился в неё взглядом, не желая упустить ни малейшей реакции. — Что тебе снилось сегодня? Её глаза расширились всего на секунду, но Энакин успел заметить, и Падме нервно поерзала, делая вид, что выбирает более удобное положение. — С чего ты решил, что мне что-то снилось? — дипломатическая привычка отвечать вопросом на вопрос. — Просто… мне показалось, что тебе снился кошмар… — Энакину плохо давался невинный тон, но он уже решил получить ответ. — Не было никакого кошмара, — оборвала его Падме. Она поняла, что сказала, когда было уже поздно, и ближе подтянула колени к груди, погрузив ступни ног в песок. Она бы зарылась в него с головой, если бы могла. — А что было? — Ничего… — в её сухих ответах проскальзывало едва заметное раздражение. Здесь стоило остановиться, но любопытство было сильнее, к тому же было, за что зацепиться, и Энакин продолжил давить. — Ты сказала «не кошмар», тогда что? — Я оговорилась. — Да, и теперь я умираю от любопытства… Ему не стоило так нагло улыбаться. — Энакин, нельзя о таком спрашивать, — выпалила она наконец. Энакин улыбнулся ещё шире, радуясь, что подловил её. — Кто сказал? Спор есть спор, миледи. Умейте проигрывать. — М-м! — она поджала губы, как будто боялась, что они предадут её и выдадут то, чего она не хотела и замотала головой. — Не заставляй меня использовать на тебе «джедайские трюки», — рассмеялся Энакин, истолковав её жест как игривость. — Ты ведь сказал, что они не действуют на сильный разум, — возмутилась она. Его забавляла её внезапная паника, её нежелание признаться ещё больше распалило его любопытство. — Подействуют, если мой разум окажется сильнее, — подразнил он. — Ты не посмеешь! — паника в её глазах нарастала. Энакин рассмеялся. Конечно он не собирался выяснять, это был просто предлог, чтобы вывести её на разговор, чтобы она наконец перестала бегать, но Падме похоже относилась к этому гораздо серьезнее, чем он рассчитывал. — Это почему? Её глаза бегали, выражая напряженный мыслительный процесс, пока она искала действенный аргумент. — Потому что я политик. Попытка залезть мне в голову может и будет расценена как шпионаж, — строго сказала Падме, радуясь, что нашла причину. Её серьезное отношение и такое явное недоверие уничтожили веселый настрой. — Обязательно всё сводить к политике? — она продолжала недоверчиво смотреть на него, — я не посмею, Падме, и политика здесь ни при чем, — добавил он совершенно серьезно, — Я никогда ничего не сделаю против твоей воли… Я уступлю тебе желание. Вернешь, когда будешь готова. Но Падме, казалось, уже поняла, чем вызван этот допрос. Она нахмурилась и вскочила на ноги, нервно отряхиваясь от песка, игнорируя взгляд Энакина, следящий за каждым движением её рук, оглаживающих её тело. — Кажется ветер усиливается, — сказала она, когда избавилась от основной массы песка, — нам пора уплывать пока не разыгрался шторм. Энакин наконец огляделся. Солнце закатилось за горизонт и небо затянулось облаками, которые теперь, лишившись освещения, казались мрачными и тяжелыми, угрожая в любую минуту пролиться дождем. Нужно было уплывать, они могли бы залезть в воду, но обратный заплыв занял бы время. Не было гарантий, что они успеют добраться до наступления грозы. Идеальным решением проблемы было бы, если бы за ними приплыли на спидере. Но… — Да, но у меня нет с собой комлинка, чтобы подать сигнал. Она напряженно смотрела по сторонам. Слишком напряженно, как будто каждая лишняя минута наедине с Энакином пугала её. Он попытался успокоить её. — Ладно, на худой конец у нас есть укрытие… Его предложение только усилило её напряженность. — Ох, хвала Ширайе, — облегченно выдохнула Падме, всматриваясь вдаль. Похоже её богиня услышала её: Энакин заметил, стремительно приближающийся, спидер. Пэдди плыл за ними. Ему потребовалось чуть больше минуты чтобы добраться. И едва он подплыл к острову, Падме кинулась навстречу лодочнику, протягивающему ей руки, не дожидаясь помощи Энакина. — Иди сюда, ты замерзла? — спросил Пэдди, помогая ей забраться в лодку. Энакин запрыгнул следом и сел рядом, пытаясь поймать её взгляд, но она избегала смотреть на него, кутаясь в накидку, которую Пэдди всучил ей, несмотря на её возражения, что она вся в песке, и продолжала смотреть в сторону, пока они не причалили к пристани, где их встретил капитан охраны. Падме первая выбралась из лодки без посторонней помощи и ринулась к лестнице. — Падме, стой! — Энакин бросился за ней. Она наконец обернулась к нему с ничего не выражающим лицом и формально-вежливым тоном. — Энакин, я заберу наши вещи с пляжа, а ты помоги Пэдди накрыть спидеры и можешь быть свободен сегодня. — Я провожу вас, госпожа, — сказал капитан следуя за ней. — Что значит «свободен», Падме… — крикнул ей вслед Энакин. Он быстро принялся помогать Пэдди, поминутно оглядываясь в сторону террасы, где должны были появиться Падме и капитан. — Я сам справлюсь, иди, — махнул рукой лодочник, видя его нетерпение, — что это с ней? Взлетев по лестнице, он заметил Падме, на террасе с вещами в руках, но она уже промчалась мимо караульных и скрылась внутри здания в сопровождении капитана, хлопнув дверью раньше, чем он успел догнать её. Охранники проводили её оценивающими взглядами. — Красивая как лунная богиня… — вздохнул один из них. — И наверное сладкая как шуура… — пробормотал второй. — Мечтайте! — усмехнулся третий, — вам здесь точно нечего ловить. Я слышал, капитан Тайфо до сих пор страдает по ней. — Разве они были вместе? — удивился первый охранник. — Кто тебе про это расскажет, — развел руками третий. — Офицеры из его службы говорят она вроде как сопротивлялась его защите, — вмешался второй, — но капитан силен, наверняка ему удалось пару раз спасти её от одиночества. Энакин сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Джедай не должен прибегать к насилию. — А-а, так вот в каком бою он потерял свой глаз! — воскликнул третий охранник. Раздался хохот. Энакин приблизился к ним, едва сдерживая гнев. — Вам что заняться больше нечем, кроме сплетен? — Ещё один, — выдавил второй охранник, просмеявшись, — не переживай, просто наберись терпения. — Он джедай. Им нельзя, — с уважением отозвался третий, не удостоив Энакина взглядом, будто его здесь не было. Джедай не должен прибегать к насилию. Они хорошо знали об этом и, пользуясь безнаказанностью, испытывали его терпение, не подозревая, что с каждой секундой его присутствие становится все более опасным для них. Чувствуя это, Энакин оставил их, пока мог, и поплелся внутрь, стараясь игнорировать голоса у себя за спиной. — Правда? Бедолага. Вот почему он такой злой. — Не могли поручить ему другого политика…