Катализатор

— И всё же, господин Мицек… Вам не стоило так вваливаться в лапшичную, — промямлил Рик, на всякий случай отодвинувшись в самый угол, куда не дотянутся даже загребущие руки тэррианца. Льюис зыркнул на него через плечо. — И как же я должен был поступить, если у тебя не хватает мозгов не выключать звук на коммуникаторе? — Я не специально, честно! — поспешил заверить Рик. Просто Алан, этот белобрысый засранец, сцепился с кем-то языками в чате. Уведомлений было столько, что Рик просто не выдержал напора — а обратно включить забыл. От этого Алана одни проблемы. — За специально получил бы отдельно, — рыкнул Льюис. — Просто… Мне кажется, вы напугали владельца до полусмерти. Как я теперь туда вернусь? — Рик постарался свести всё в шутку. — Не возвращайся, — только и пожал плечами Льюис. Как обрубил. Рик вздохнул, прислонившись щекой к стеклу. Сквозь него сочилась уличная прохлада. Конечно, до хозяина лапшичной Рику не было никакого дела. Гораздо больше его беспокоило, что подумал Брюква… И этот Алан. Ни один, ни другой не из тех, что скажут прямо — вон, Брюква уже целый год хранит их секрет. Рик знал, что хранит: иначе его давно бы выгнали из чата. Смотрит иногда странно, особенно когда Рик ни с того ни с сего сбегает встреч — но тут уж ничего не поделаешь. Никому не хочется проблем. Со слугами их много. По сути, слуга вполне может вести нормальную, почти свободную жизнь, если так решит его хозяин. Может получать жалованье за свою работу и жить там, где захочет сам — так обычно обстоит дело с рабочими слугами. Единственное, что в них от слуг — тот факт, что за каждый их шаг несёт ответственность господин. А, ну и то, что хозяин может в любой момент передумать и превратить рабочего слугу в грушу для битья. Но в целом, тем слугам, что помогают хозяевам с ведением счетов или, скажем, переводят для них переговоры, позволяется многое. Не зря же говорят: «Не зли слугу своего без меры, кто, как не он, подаст тебе последний обед». Ни один слуга не будет по-настоящему верен, пока голоден и измучен. И кто издевается над слугой своим или не чтит его заслуг — каждым ударом роет себе могилу. А если у этого слуги в руках не кухонный нож, а, скажем, электронные подписи и налоговые документации… Впрочем, Рик слышал эту фразу только из уст Тайсона. А когда процитировал это Микото, слуге госпожи Фольткест, в ответ получил только недоуменно приподнятую бровь. Должно быть, Верхние уровни — иной мир. Прямо как Столица. От того отвращения, от той жалости, с какой Макартур вчера на него смотрел, на душе до сих пор было липко. Там, куда Макартур ткнул дрожащим от радушного приема пальцем. Словно ошейник — это не способ выкрутиться из пасти Системы, а клеймо. Рик потеребил ошейник, вновь поправляя жетон. Рик не был никогда в Столице и, должно быть, хорошо. Если бы каждый встречный смотрел на него вот так — он бы долго не выдержал. — Уже слышал? На аукционах Фольткест случился пожар, — вдруг сказал Льюис между делом. Рик вытаращился на Льюиса, как на ордер на арест. — Серьезно? А госпожа и Микото? Они в поря… — К счастью, в пять тридцать три там уже не было ни гостей, ни сотрудников, — перебил его Льюис. Рик примолк, вслушиваясь в его слова, неестественно спокойные. — Ничего не пострадало, кроме недвижимого имущества госпожи Фольткест. Очень повезло. — Серые глаза Льюиса блеснули в зеркале заднего вида. — Где был ты? Рик без запинки выпалил: — Ожидал своего господина с аукционов, дома. Вместе с уважаемым телохранителем господина. — И когда же вернулся твой господин? — продолжал Льюис. — В четыре пятнадцать утра. Аукционы имеют обыкновение затягиваться допоздна. Льюис удовлетворённо кивнул. А Рик сполз по мягкому сиденью и уставился в потолок. Госпожа Фольткест слишком любила своё детище, чтобы дать ему сгинуть в огне из-за ничего. Значит, ей показалось — и, скорее всего, небезосновательно — что кто-то сел ей на хвост. Ведь именно на аукционах Фольткест вчера был «продан» слуга-эленец из Столицы. Сели на хвост? И так быстро? Но кто, не Макартур же — тот весь вечер прокуковал в туалете, с ожогом от парализатора на спине. Значит, были и другие? Может, терротдел всё же решил заняться делом всерьёз? Рик вздохнул. С одной стороны, хорошо: Тайсон, скорее всего, заляжет на дно и все его сделки на время сведутся к продажам кофе и чая. С другой — это значит просыпаться каждое утро в страхе. Что в дверь не станут стучать, что её просто выбьют. Рик поёжился. — Так… Зачем мне ошейник? У господина встреча? — уточнил Рик. — В Нове, да, — только и бросил Льюис. — Понятия не имею, с кем. Когда Льюис нашёл место на паркинге, который для оптимистов был наполовину пуст, а для пессимистов — наполовину полон, он заглушил машину и поинтересовался лениво, не оборачиваясь. — Кабинка 20-L. Не потеряешься? Рик пожал плечами. Нову он знал неплохо, но по служьим переходам ни разу не ходил один. Если в Централионе переходы, по большей части, вели из точки А в точку Б, то Нова была прошита ими насквозь, словно жуками изъедена. В ней были целые этажи, открытые лишь для слуг и сотрудников Новы. Встречи в Нове особенно любила госпожа Фрида Фольткест, подчас проводившая там целые дни. Поэтому Рик обычно мог ходить хвостиком за её слугой, Микото. Может, это Фрида хочет что-то обсудить с Тайсоном? Выйдя из машины, они с Льюисом безмолвно разошлись в разные стороны. Льюис двинулся к лифтам, на которые услужливо показывали многочисленные голограммы, Рик же — к глухой стене, прямо как в Централионе. Знал бы он, что через двадцать минут вся Равенна будет стоять на ушах, ни за что не вылез бы из машины. Забился бы под сиденья и закрыл руками голову. Убедил бы Тайсона отменить встречу, кто бы её ни устроил. Он не знал, какая жалость. *** Если до лапшичной Брюква добирался из дома, то обратно ехать пришлось уже в общежитие. И, по мнению Брюквы, это было просто ужасно. Не потому, что он не любил общежитие. Там, конечно, тараканов было несколько больше, чем людей, а студенты разных факультетов вели непрекращающуюся холодную войну, доставшуюся им по наследству от выпускников — но, по крайней мере, в общежитии у него была собственная учебная кабинка. На замке даже. Чисто символическом, таким же бесполезном, как пластиковые стенки — при желании Брюква мог пробить их кулаком — но эти иллюзорные личные границы были лучше, чем полное отсутствие таковых. Так что нет, ужасным был не ковёр, что вонял так, будто на нём кто-то сдох, и не ненавистная пружина в матрасе, которая норовила располосовать Брюкве спину. Ужасным было то, что возвращаться пришлось вместе с Аланом. Брюква учился на инженерном, поэтому, по правилам холодной войны, имел полное право — нет, даже обязанность — не разговаривать с Аланом. Вот только тот, переведясь сюда всего пару месяцев назад, ещё не уяснил порядок вещей и явно рассматривал любого классового врага как друга, с которым ещё не подружился. Брюква решился пустить в ход тяжёлую артиллерию: он просто перестал отвечать Алану, хмыкая да угукая по ситуации. — История Равенны — лучшее, что со мной случилось, — признался вдруг Алан, вскочив на придорожные столбики из искусственного камня и с легкостью перешагивая с одного на другой. — Я так рад, что бросил инженерный. — Ты с инженерного ушёл? — тут же навострил уши Брюква. И понял, что крупно прокололся. В глазах Алана вспыхнул хищный огонёк. Брюква почувствовал себя тараканом, по глупости лизнувшим отравы. — Да, прямо как ты. Ну, точнее, ты ещё не ушёл, естественно, — тут же поправился Алан. — А я просто понял, что это не моё. Ну, знаешь — помогать Равенне поскорее дорасти до предела. — Это ведь не единственное, чем можно заниматься с инженерным, — заметил Брюква. — Но единственная работа, которую Равенна гарантирует каждому мало-мальски способному инженеру, — Алан пожал плечами. — Ничего плохого в этом нет. Просто мне было бы не по себе. Брюква закатил глаза. — Зато читать про зверства революционеров — по себе. — О да, весьма! — немедленно подтвердил Алан. Впереди показался клининг-бот — большой и грузный, с безустанно гребущими мусор лапками-щетками. Сейчас он увлеченно обсасывал придорожный столбик. Алан бесстрашно наступил ему на крышку — клининг-бот тут же крякнул с набитым ртом, перегруженный, но Алан уже соскочил с другой стороны. Брюква нервно заозирался, проверяя, не было ли рядом Пернатых. К счастью, они уже сошли с главных улиц, здесь не то что Пернатого — другого прохожего было большой удачей встретить. А Алан продолжил, как ни в чём не бывало: — Естественно, надо понимать, что все лекции по истории написаны под диктовку Империи. Именно поэтому там столько кровавых подробностей. К примеру, все знают о Кромешной ночи, которую устроил Девятый Лидер. Знают, сколько было жертв из-за того, что электричество просто-напросто исчезло на целую неделю. Даже инженеры это знают, не правда ли? — возомнив себя журналистом, Алан направил на Брюкву воображаемый микрофон. Брюква растерялся немного, но буркнул через пару секунд: — Триста пятьдесят тысяч в первые сутки и где-то столько же за остальные шесть… — Молодец! — Алан расплылся в широкой улыбке. — Возьми с полки имперский пирожок. А знаешь ли, в скольки из этих смертей виновата Столица, больше шестидесяти лет отказывавшая Равенне в новом электрооборудовании, когда все остальные сектора уже были им снабжены? Брюква неуверенно повёл плечом. Ничего такого он не помнил. — Я не говорю, что Лидеры были зайками. Заек среди них не было, деньги у них не с добровольных пожертвований брались, в конце концов. Но любую беду Равенны валить на их происки… — Алан пожал плечами. — Не надо забывать, каждый из них жил и умер на этой планете. Они никогда не желали Равенне смерти — разве что лучшей жизни. После Кромешной Ночи, например, Столице был поставлен ультиматум. Не терротделом, естественно — самим обществом. Остальными секторами. И Равенна, как по волшебству, всего за неделю получила то, чего не могла добиться десятилетиями. С первым же грузовым рейсом. Не правда ли, кошмарное зверство? Брюква снова заозирался. Алан фыркнул: — Хочешь сдать меня Пернатым, а? Даже не думай, сладкий. Я их не боюсь. — Блефуешь, — не сдержался Брюква, хотя сдавать никого не собирался. Пернатых боятся все. В отличие от нормальных полицейских, которые по сути своей — обычные люди, только в форме, Пернатые… Иные. Они не помнят нормальной жизни — их с детства взяла под крыло Империя, только чтобы вырастить из них цепных псов, для которых нет ничего святого, помимо приказов. В патрули они выходят лет в шестнадцать и в основном охотятся на мелких карманников и малолетних хулиганов. С каждым годом их добыча всё крупнее и опаснее, и всё меньше в самих Пернатых человеческого. Говорят, им даже запрещено иметь семью с нормальными людьми — настолько непредсказуемы те, кто привык уважать лишь Империю. На лице у Алана появилась совсем уж наглая лыба. Она Брюкве совершенно не понравилось: обычно после такой лыбы случалось что-то очень нехорошее. К примеру, однажды Алан посреди пьянки вышел в окно, перепугав всех до смерти — только чтобы поржать над чужими воплями, валяясь на аварийной лестнице. Алан вдохнул глубоко-глубоко и проорал во всю глотку: — Эй, Пернатые! Псины ссаные! Идите сюда, мы тут мыслепреступлением балуемся! Даже пятнистые воробьи, гроздьями дремавшие на проводах, решили убраться от этого ненормального подальше. Разом свалились с насестов и рванули в небо — только их и видели. Брюква пожалел, что не умеет летать. — Видишь? Нет их тут. А то ты бы уже валялся мордой в пыли, — констатировал Алан. — А если серьёзно, я не тот, с кем следует портить отношения. Звучало это, как цитата из «Роз и пистолетов». — Это почему ещё? — Брюква скептично прищурился. Он и сам был такого мнения, но хотелось выслушать точку зрения Алана. Алан задумчиво поднял глаза к небу и почесал подбородок: — Ну, знаешь… Я на инженерном, как-никак, пару лет высидел. Возможно, у меня накопилось много интересного, — Алан скромно шаркнул ножкой, сохраняя при этом вид максимально наглый и самодовольный. — Возможно, я даже поделился бы своими знаниями с вежливым младшекурсником. Какое горе, что я не знаю таких! Вот засранец. Брюква нахмурился: второй курс и впрямь оказался сложнее, чем он думал. А ведь то ли ещё будет. Ему бы помощь не помешала… Но в голове вдруг мелькнула мысль: — Погоди, ты закончил два курса? — Именно так, — подтвердил Алан. — Тебе же девятнадцать. — Разве? — с искренним сомнением спросил Алан, а потом вдруг щелкнул пальцами. — А. У меня день рождения завтра. — Тебя… Нет на доске объявлений, — ещё подозрительнее отозвался Брюква. — Я сегодня проверял. — Серьезно? Забыли, наверное. Зайду в отдел, в таком случае, — Алан пожал плечами. — Может, в базу забыли внести? И, преспокойно развернувшись, Алан зашагал к общежитию. И, хотя Алан не сказал ровным счётом ничего криминального, Брюкву схватило за глотку плохое предчувствие. Ещё раз проверив, не увязались ли за ними Пернатые, Брюква поспешил следом. На открытом пространстве стало очень неуютно. *** Красные стены, бархатные на ощупь, словно плоть. Узкие, тёмные переходы, в которых слугам едва удавалось разойтись, не поцеловавшись лбами. Так выглядела Нова, бизнес-центр, зарекомендовавший себя как место для конфиденциальных разговоров и мыслепреступных высказываний. Как можно было догадаться по названию и по кричащему интерьеру, он принадлежал всё тому же господину Марчи, а точнее — его компании «МИРА Нова». Хотя сам господин Марчи никогда не вступал в сомнительные сделки, выполнять гражданский долг и мешать им он не собирался тоже. На самом деле, что «МИРА», единственный разработанный на Равенне голосовой помощник, что Нова, безвкусно вычурная громада из стекла, бетона и бархатного пластика — вероятно, преимущественно бархатного пластика — хранили столько секретов, что терротдел вешался от зависти. И хотя господина Марчи упорно не допускали в высший круг теневой Равенны, за молчание ему платили щедро, и в люмах, и в услугах. Рик пробирался сквозь узкие просветы коридоров, которые освещали лишь окна в начале и в конце коридора. Из конца коридора окно в начале казалось не больше зажигалки. Стоп, а он точно стоит в конце, а не в начале? Рик зачем-то поднял большой палец, вспомнилось: если шляпку «гриба» можно закрыть большим пальцем, то опасности нет. Про что это было? Световой «гриб» полностью исчез за большим пальцем. Из бокового хода вынырнула тень другого слуги, и Рик поспешно прижался к бархатистой стене. Они обменялись благодарными кивками вслепую, не разглядев даже лиц друг друга. Регулярно сверяясь с голографическими знаками, Рик кое-как добрался до лобби. Пару кругов он точно сделал, этого не отнять — но Рик всё равно был горд. Пару раз в переходах ему попадались другие слуги, но они слишком спешили, отвлекать их от работы Рик не решился. В конце концов, у разных господ разное отношение к служьей пунктуальности. В лобби царило броуновское движение. Здесь бархатные стены уже не казались кишками, сквозь которые надо протискиваться против перистальтики — нет. Это был маленький мир слуг, скрытый от чужих глаз. Рик вдохнул полной грудью и ненадолго замер под кондиционером, греясь. Здесь он был среди своих. Куда ни глянь — не найдёшь ни одной голой шеи. Одни ошейники. Ткань, кожа, стразы, шипы. Цоканье именных жетонов о кольца. Когда-то и здесь на Рика смотрели косо — когда помладше был. Поэтому он старался не отходить от Микото. Теперь-то Рик понимал: он бросал нехилую такую тень на имидж госпожи Фольткест. Незнающие вполне могли подумать, что это она, а не информатор Равенны, её близкий друг, приобрёл вдруг малолетнего слугу. И если в имидж кровожадного информатора ещё как-то вписывалось издевательство над ребёнком, то благородная Верхняя, владелица крупнейшей фармкомпании Равенны, рисковала лишиться всех своих негласных регалий. На краю поля зрения вдруг мелькнула знакомая долговязая фигура в чёрном и белом. Рик тут же обернулся. Микото, долговязый слуга с узкими, будто всегда прищуренными глазами, вместо приветствия сообщил предельно тихо: — У тебя рукав в рыжем. Грязнуля. Рик перевёл взгляд вниз и ойкнул. Так вот куда улетели ещё несколько капель супа… Микото со вздохом пригладил жёсткие чёрные волосы назад. — Иди смой. Попытайся хотя бы. Рик активно закивал и сразу заозирался в поисках туалета. Настолько беспомощно, что Микото, ещё раз вздохнув в фирменной манере «мне не платят за обучение чужих слуг, но я все равно это делаю», просто дёрнул его за рукав и повёл за собой. Пока Рик сражался с напоминанием о вкусейшем обеде — и проигрывал — Микото стоял рядом и с чувством зевал. Должно быть, они с Фридой и не ложились сегодня, учитывая, что госпожа всё же стремится косить под трудолюбивого жаворонка. — У господина Фишера какие-то дела в Нове? — наконец спросил Микото. — А разве не с госпожой? — удивлённо отозвался Рик. Микото задумчиво уставился в потолок на пару секунд и с каменным лицом заявил: — У госпожи сегодня весь день расписан. Встретиться они могут разве что в туалете. Что, в силу физиологических различий, маловероятно. Рик прыснул, а сам задумался: если не госпожа — то кто? — Может, господин Марчи его пригласил? — предположил Микото. — Будет опять свою МИРу расхваливать? — Он и так это делает практически ежедневно, — заверил Рик. — В последний раз, как приехал лифт с господином Марчи, господин Фишер притворился, что забыл что-то в офисе, и сбежал. — Никому не пожелаю оказаться в одном лифте с господином Марчи, — с внезапным жаром подтвердил Микото. Продолжать он не стал, но в одной этой фразе было заключено столько боли, что Рику не составило труда понять, что именно произошло. Запереть Фриду Фольткест, госпожу благородную, но крайне прямолинейную, в одной пробирке с назойливым болтуном, что спит и видит завести дружбу с кем-то из обломков «ПодСистемы» — это рецепт убойной взрывчатки. Капли бульона так и не сдались, но хотя бы побледнели. Рик сунул рукав в сушилку для рук. Микото подошёл ближе, перекрикивая рёв вентиляторов: — И в какой тебе блок? — 20-L, кажется, — так же громко отозвался Рик. Микото замешкался слегка, но потом закивал. Дождавшись, когда смолкнет сушилка, он продолжил: — Это, вроде бы, рядом с бойлерной. На десятом этаже, если с тех лифтов выходить — он кивнул в сторону центральных лифтов, — то направо и до конца. А дальше по указателям «бойлерная». Сам найдёшь или проводить? — А госпожа Фольткест тебя не хватится? — Да нет, ближайшие полчаса я ей не нужен, — недовольно буркнул Микото. — Она с тэррианцами, а они не слишком хорошо относятся к… «Рабству», — он хмуро почесал шею. У Микото ошейник был тонкий, чёрный, с невидимой застёжкой. Рик удивленно показал жестом на шею — мол, а снять? — Я тоже предлагал! — еще больше скис Микото. — Госпожа была против. Другой бы удивился: и чем Микото недоволен? Его — о бездна! — силой отправили на обеденный перерыв. Иные свободные только обрадовались бы таким приказам от начальство. Но Микото слишком ревностно относился ко всему, что касалось безопасности госпожи и оставлять её один на один с клиентами, пусть и в таком безопасном месте, как Нова, не любил. Должно быть, осторожность, граничащая с паранойей — отличительный знак Нижних. Рик замечал это и за господином Фишером, хотя тот уже лет двадцать как считается потомственным Средним. — Так что, проводить? — повторил Микото. И Рик, то ли на беду свою, то ли на счастье, вежливо отказался. Рик зашёл в лифт с парой незнакомых слуг, а Микото плюхнулся в первое попавшееся кресло и продолжил страдать невыполненным долгом. *** В общежитии Брюква первым делом заперся у себя. Социализации с него на сегодня хватит: шея до сих пор мокла. Он до самого общежития не мог избавиться от чувства, что за ними наблюдают десятки безучастных, бесстрастных глаз, готовых разобрать на судебные прецеденты каждый неаккуратный вдох. Мыслепреступление — не худшее, на чём можно попасться. Считается, что психика человека формируется до двадцати пяти лет, а нигилизм и отрицание авторитетов — обязательный этап этого формирования. В свои восемнадцать Брюкве за то, что не заткнул Алана вовремя, полагался бы в худшем случае выговор, курс лекций по истории Равенны и обязательные общественные работы. Но что если они нашли бы что-то… похуже? Брюква не знал, что. Но что-то они обязательно найдут, всегда находят. …Интересно, а дружба со слугой — наказуемый проступок? Наверняка его можно как-нибудь удобно вывернуть. Удобно не для Брюквы, конечно. Пернатые — сама Система. Её крылья, её острый клюв и когти, из которых не вырваться добыче. За окном в вертикальных ветряных потоках — прямо под общежитием выходили из Муравейника толстые воздуховоды — плясал мелкий сор. Всё же студенты — не самые чистоплотные создания. В соседней комнате громогласно заржали. В одном из голосов Брюква узнал и Алана. Брюква искренне терпел минут двадцать, но потом это стало просто невыносимо. Пусть он и не слышал слов, одни Алановы интонации сводили его с ума. Он резко поднялся и направился в гости — причём двери старался открывать предельно осторожно. Одну местную дверь он уже так демонтировал в сердцах. В комнату он заглянул в тот самый момент, когда Алан, стоя в компании десяти студентов, достал из кармана маленькую пластиковую карточку, похожую на старомодные музыкальные дискеты. Брюква сразу понял, что это. Забыв про осторожность, он с такой силой впечатал дверь в стену, что на ней остался отпечаток ручки. Алан обернулся на шум первым и улыбнулся Брюкве. — О, какие люди. Ты тоже за этим? — Алан приподнял бровь. — Прости, что сразу не предложил. Всё же на улице таким разговорам не место. — Ты… Ходил с ними по улице? — у Брюквы желудок сжался до размеров грецкого ореха. Алан только многозначительно фыркнул, поэтому Брюква спросил еще тише. — Сколько их… у тебя? — Целый карман, — заговорщически сообщил Алан. — Шестнадцать записей. У Брюквы все волосы встали дыбом. Воображение мгновенно нарисовало ему картину: в тот самый момент, когда Алан во всю глотку звал Пернатых, они появляются из теней, одноликие, в зловещей тёмной форме, и единственное, что видно Брюкве в этой единообразной массе — красные повязки с гербом Империи, стилизованным орлом. Лишь по повязкам он может пересчитать: их пятеро против двоих. Брюкву пока не трогают — им нужен Алан. Поэтому только Алан летит на асфальт, обдирая щеку, и тут из кармана его — почему-то из заднего, хотя Алан не уточнял — вылетает безднов картридж. Цокает о дорогу, и Пернатые, как псы, синхронно оборачиваются на звук. Навострили уши. И, как только до них дойдёт, что это такое — лицом в дорогу прижмут и Брюкву. Он никогда не докажет, что не знал, его пустые карманы — не доказательство. В личном деле навсегда останется отметка, красная. Которую не искупить ни экзаменом по истории, ни бесплодными попытками отмыть Четыре Шпиля от вороньих испражнений. — Представляешь, как я перетрухнул, когда тот громила в лапшичную влез? — Алан подмигнул Брюкве. Брюква захотел сказать, что его реакция походила на что угодно, но не на страх — но не успел. Алан продолжил уже для других зрителей. — Думал, по мою бессмертную душу пришли. Вот такой лоб, — Алан поднялся на цыпочки, явно польстив тэррианцам безмерно: даже они такого роста не вырастают. Третьекурсник с гидропоники тем временем с огромным интересом изучал брошенные на стол картриджи. Судя по его виду, позволь Алан, он и на зуб бы их попробовал — но Алан чутко следил за своим имуществом. — А с чего взял, что хорошие? — усомнился он вслух. — На Нижних такую чушь клепают. — Ну слушай, я-то разбираюсь, — протянул Алан слегка недовольно. — Чуши не продам, мне репутация дорога. И вообще, не хочешь, так не бери. Каждому своё. Иди на Радиану и играй в спортивное ориентирование, откапывая закладки под присмотром Пернатых. Некоторых с одного адреналина вштыривает. А я, — Алан помахал картриджем. — Предлагаю здесь, сейчас и без танцев с бубном. Смекаешь? Будущий гидропоник смекнул. Старательно изображая равнодушие, он выпрямился. А пальцы всё равно лежали на столе, преступно близко к картриджам. Уже попался. — Ну и сколько ты хочешь? — Вот сразу бы так. Триста пятьдесят. — Спятил? На Радиане за триста идут! Алан развел руками. — Я уже сказал. С такими рисками дороже у них и не купят. Ты когда в последний раз на Радиане был? Напомнить, сколько там Пернатых? А полицейских постов? А теперь, сладкий, оглянись, — Алан театрально развел руками. — Ты у бездновых Муравейников. Здесь на тебя разве что воробьи донесут. Гидропоник промолчал, как и остальные. Алан вздохнул, сгрёб картриджи со стола и запихал — и впрямь в задний. — Ну, не хотите — как хотите. Средних вам за такую цену ничего хорошего не продадут, разве что в Муравейнике. — Так ведь тут до Муравейника рукой подать, — язвительно плюнул гидропоник. — Сам только что сказал. — Хочешь туда сходить? — весело поинтересовался Алан. Казалось, вредность покупателя его раззадорила. В глазах Алана разгорелся азарт. Брюкву передёрнуло. Так же Алан следил за мелькающим по игровому полю шариком. Так же уставился на вломившегося в лапшичную тэррианца. Все эти случаи что-то объединяло. — Может, и хочу? — не унимался студент. Брюква не выдержал. Дёрнул гидропоника за локоть: — Не говори ерунды. Гидропоник молча высвободил руку, на Брюкву даже не взглянул. Ах да. Классовые враги. — Почему же ерунды? — Алан усмехнулся. — Я вот туда каждую неделю хожу. Пешком минут пятнадцать. Правда, спускаться намного проще, чем подниматься — но тут уже ничего не поделаешь. Кого не устраивают цены — могу провести, никаких проблем. Настолько просто и спокойно, будто предлагал сходить за спиртным к гулянке. Здесь что-то было нечисто, очень нечисто. К счастью, так подумал не один Брюква. Несколько человек после упоминания Муравейника резко потеряли интерес — смелых осталось всего пять. Или глупых? Алана это, казалось, ничуть не смутило. Он взглянул на Брюкву: — Ну, а ты пойдёшь? Брюква попытался найти во взгляде Алана ответ на хоть один свой вопрос. И, не найдя, сказал как можно небрежнее: — Предположим, ты меня заинтересовал. Алан фыркнул и жестом показал следовать за ним. — Только, чур, не отставать, — наставительно сообщил Алан. — Я бегать вас искать по всему Муравейнику не стану. Самые смелые и Брюква кивнули. Брюква — особенно уверенно. Такой, как Алан, не станет. Именно поэтому он идёт с ними. Убедиться, что Алан не оторвётся от них нарочно, очередной глупой шутки ради. Жестяная лестница тянулась через пустоту вниз, лишь на паре тросов держась за Средние Уровни. Под каждым шагом она выгибалась и стонала — Брюква боялся приближаться к идущим впереди. Поэтому на ровные крыши Муравейников, заваленные мусором и обломками Средних Уровней, он ступил последним.