(Мама)

После двух недель с психотерапевтом — четырёх приёмов — одержимость Фрэнка Донной и стремление постоянно ей угождать, казалось, только ухудшились, несмотря на слова психотерапевта, которая сказала, что это пройдёт. Фрэнк всё ещё «испытывает границы», говорила она; Фрэнк все ещё «берёт, что может». В конце концов он поймёт, что никогда не произойдёт такого, что Донна вдруг однажды его бросит. В конце концов он поймёт, что не нужно торопиться и впитывать всё, что можно, пока у него это не отняли. Но Донна про себя решила, что, может быть, теперь с Фрэнком так всё и будет. Он был очень любвеобильным, привязчивым ребёнком. С того дня, как он познакомился с Джамией, он больше никогда не задерживался после уроков, хотя довольно часто приходил домой, чтобы спросить у Донны разрешения уйти в гости. Но если Донна готовила, Фрэнк был рядом с ней. Если Донна убиралась, Фрэнк всюду следовал за ней по пятам, отставая лишь на шаг. Если Донна сидела на диване, сортируя бельё, Фрэнк сидел рядом, положив голову ей на плечо. Она абсолютно ничего не могла сделать без того, чтобы на ней сзади не висел Фрэнк. А если он был не с ней, то ходил хвостом за Джерардом. Донна подметила одну интересную вещь: дружба Фрэнка и Майки была прерывистой, в ней всё зависело от ситуации. Казалось, что каждый день эти двое о чем-то спорили, ссорились, но потом прощали друг друга на следующий же день и снова становились неразлучными. За ужином они говорили только между собой; когда Фрэнк переставал липнуть к Донне (которой было очень неудобно мыть посуду с подростком где-то за спиной или под боком), он шёл наверх в комнату Майки, чтобы там оскорблять учителей, сплетничать или делать что-то похожее — хотя Донна не представляла, что ещё может заставить двух подростков так громко смеяться. В начале второй недели Донну навестили социальные работники; они пришли в обед, когда Фрэнк был в школе. Они сказали, что миссис Айеро в достаточно вменяемом состоянии, чтобы предстать перед судом, но вряд ли её посадят в тюрьму. Скорее всего, её отправят на лечение в психиатрическую клинику из-за тяжёлой депрессии и некоторых других заболеваний. Донна подумала, что это успокоит Фрэнка. Он не мог думать о том, что его мать сидит за решёткой, поэтому, возможно, мысль о том, что её будут лечить, успокоит его. На той же неделе, уже в пятницу, вернулась соцработница, которая занималась делом Фрэнка с самого начала — вернулась она с новостями, услышать которые Донна боялась уже давно. Они нашли отца Фрэнка. — Вы заберёте его? — спросила женщина, пытаясь не показать, как сильно это её расстроило. Фрэнк был очень прилипчивым и одержимым ею настолько, что это до ужаса раздражало — но она уже привыкла. Она не хотела, чтобы Фрэнка кто-то забирал. Без него будет уже всё не так. — Ну… В идеале мы бы отправили Фрэнка к отцу, чтобы он получал поддержку семьи, пока идёт суд, но… Но это пока что невозможно, — ответила соцработница, отпивая кофе, который сделала Донна. — Почему? — У его отца слишком маленькая квартира, и он живёт с женщиной, которая… — Посетительница покачала головой и отпила ещё кофе. Она приходила сюда каждую неделю — она работала с делом Фрэнка на базе социальной службы, — и уже достаточно хорошо привыкла к Донне, чтобы позволить себе немного меньше формальностей в разговоре. — Если говорить коротко, то у них дома не очень благоприятная обстановка. Фрэнку просто не хватит места, если он переедет туда. — Вы ведь не собираетесь отдавать Фрэнка в приёмную семью? Мы… У нас достаточно места, он уже привык… Ему тут нравится. — Я рассказала в агентстве о вас и вашей семье, и мы думаем, что Фрэнку будет лучше остаться здесь. Но вам придётся пройти несколько обязательных курсов, потом приедут наши люди, которые опять проверят дом… В общем, ничего сложного. Да, ещё нужно будет заполнить множество бумаг, но я не думаю, что мы решим по какой-то причине переселить Фрэнка отсюда. Вы возите его в больницу, к психотерапевту; вы уже договорились с сеансами наперёд, и из всего этого следует только то, что вы действительно о нём заботитесь. — Знаете, он… Он мне как родной сын, — ответила Донна, улыбнувшись. — Он милый мальчик, — сказала её собеседница. — К тому же, учитывая, что ему скоро исполнится восемнадцать, то не имеет никакого смысла пытаться искать для него другой дом. Старшие дети не так хорошо приспосабливаются к постоянным переездам, как младшие, и… Мы думаем, что ваша семья — одна из немногих, кто захочет поддержать Фрэнка и после того, как он станет совершеннолетним. — О, не волнуйтесь, мы не выгоним его, когда он вырастет. Я люблю этого мальчика; не могу видеть, как он расстраивается или грустит. — Я начинаю думать, что это он не может не видеть вас. Когда мы с ним оказываемся здесь в одно время, он не отходит от вас ни на шаг; он очень привязан к вам. — Соцработница тихо хихикнула себе под нос. Донна ответила ей вежливой улыбкой. — Да, он очень… привязчивый, — сказала она. — Как он ведёт себя с вашим младшим сыном? Они ещё дружат? — По большей части — да. Правда, у Майки были кое-какие проблемы в школе, но он не вымещает своё настроение на Фрэнке. А Фрэнк, если честно, знает, как не мешаться под ногами, когда кто-то не в настроении. — Могу представить. После этого соцработница вернулась к обсуждению бумаг, которые нужно будет заполнить. Она дала Донне буклет, в котором были пошагово расписаны все действия для того, чтобы стать зарегистрированным опекуном ребёнка, и рассказала, сколько времени будут идти первые пособия от правительства на обеспечение Фрэнка. Донна бы никогда не призналась в этом вслух, но им очень нужны были деньги. Дону не нравилось, что из их бюджета начинает утекать так много денег на ещё одного мальчика-подростка, даже с финансовой помощью Джерарда. Дело было не только в чеках из продуктового магазина или в счетах на воду — Фрэнку нужна была новая одежда, к тому же, скоро приближался его день рождения, и Донна хотела сделать ему приятное, но… Было сложно сотворить что-то грандиозное, когда у них не было денег. Когда соцработница уже собралась уходить, входная дверь открылась и в дом проскользнул Фрэнк, следуя за Майки. Заметив женщину, он побледнел и посмотрел на друга. — Чувак, всё нормально, — ответил тот, похлопав Фрэнка по плечу. — Здравствуй, Фрэнк, — сказала женщина. Фрэнк некоторое время просто стоял и смотрел на неё, потом перевёл взгляд на Донну и быстро протиснулся между ними, чтобы подняться наверх, в комнату Майки — комнату, которую социальные работники считали его собственной. Они до сих пор думали, что Джерард переехал, а его младший брат живёт внизу. Майки пошёл за Фрэнком наверх, не обращая особого внимания ни на мать, ни на соцработницу. — Кажется, он боится меня, — сказала женщина, слегка усмехнувшись. Донну задело то, что она могла смеяться над его страхом. Конечно, он боится её — она ведь женщина, причём не какая-то обычная женщина, а та, в руках у которой была вся власть над его жизнью. Если она скажет, что он должен переехать — он переедет. У него нет права голоса. — Он боится большинства людей, — ответила Донна. — Мне даже не кажется, что он доверяет своему психологу. — Надеюсь, что это изменится и он привыкнет к ней. Она проводила успешную терапию с другими нашими подростками, но, опять же… — Что? — спросила Донна, когда её собеседница умолкла. — Большинство подростков, которые испытали то же, что и Фрэнк, очень озлобленные и агрессивные. У них проблемы с наркотиками, алкоголем, они часто воруют и даже совершают более серьёзные преступления. Фрэнк — довольно… интересный и особенный случай. Он мягкий и добрый. Я даже не могу вспомнить, видела ли когда-нибудь, чтобы он злился. — Его можно разозлить, я даже присутствовала при этом несколько раз, но это занимает много времени. Он просто не идёт на поводу у злости. Например, он просто может искоса на вас посмотреть, но на этом всё и закончится. — Я думаю, что со временем это изменится. Мальчики-подростки обычно перестают вести себя так хорошо, когда получают немного свободы. — Что ж, Фрэнк отличается от них, — ответила Донна, стараясь не позволить своим истинным чувствам просочиться наружу. Ей не нравилось думать о том, как Фрэнк превращается в злобного, угрюмого отшельника. Её сыновья уже выросли достаточно замкнутыми и неразговорчивыми, и присутствие Фрэнка, которого было лишь достаточно один раз обнять, чтобы поднять ему настроение, было как глоток свежего воздуха. *~*~*~*~* — Джерард, я тут подумала… — Тебе стоит работать, а не думать, чтобы я не делал твою работу вместо своей, — ответил парень. В городе была гроза; порывистый ветер и сильный дождь заставили всех потенциальных послеобеденных покупателей остаться дома. Не было людей, за которыми надо было следить, не было потерь, которые нужно было подсчитывать, а значит, у Джерарда не было работы, и ему пришлось помогать в уборке того, что скопилось на складе Spend ‘N’ Save. — Боже, только не начинай беситься, — сказала Эллен, закатывая глаза и вытаскивая очередную коробку с хлопьями и мюсли. — Просто послушай меня. — Что? — спросил Джерард, зарычав, когда один из острых углов картонной упаковки вспорол ему палец. Он явно не годился для этой работы. — Это насчёт Фрэнки. — Ну и что насчёт Фрэнки? — Значит… После того, как мама избила его, он пришёл сюда? Почему он пришёл именно сюда? — Девушка остановилась и посмотрела на Джерарда. — Я тоже думал об этом... Забыл спросить у него, — ответил он. Да, он действительно задавался таким вопросом, но после всего того, что случилось — и того, что до сих пор происходит с Фрэнком, — это просто вылетело у него из головы. Когда Джерард нашёл плачущего мальчика под столом на складе, ему было просто некогда расспрашивать его о том, почему он выбрал именно долларовый магазин вместо полицейского участка или дома Донны. Потом Фрэнка увезли в больницу, и Джерард был слишком выбит из колеи, узнав, что с мальчиком сделала мать, чтобы разбираться в глубинных причинах его действий. Фрэнку было слишком больно. Он не мог рассуждать рационально. Но зачем, даже повинуясь самой безумной и нелогичной мысли, ему приходить в Spend 'N' Save и там прятаться? Зачем ему идти туда, где его постоянно ловили на краже (и, следовательно, наказывали)? — Мне просто кажется, что это слишком странно. Я знаю, наверное, ему особенно некуда пойти и негде спрятаться, но почему сюда? Его мама несколько раз била его именно здесь. Вряд ли он считает, что здесь безопасно. Джерард ненадолго затих, перебирая в уме все, что случилось тем утром, и пытаясь представить, о чём мог думать Фрэнк. Это было неплохим поводом отвлечься от разбирания полок. Тем утром Фрэнк проснулся и сделал «плохую вещь»; потом пришла его мама, избила его и отправила в школу... Так как именно вместо школы он оказался в магазине? К тому же, дом Джерарда был ближе к школе, чем Spend 'N' Save. Почему Фрэнк не пошёл к Донне? — Наверное, он пришёл сюда из-за того, что здесь работаю я, — заключил Джерард. — Через меня он может попасть к моей маме, а мы знаем, что она ему нравится. Скорее всего, так всё и было. — Оу. Наверное, в этом есть смысл, но... Не знаю. Это всё равно выглядит очень странно. — Ему было очень больно, сомневаюсь, что он рассуждал рационально. Сама смотри: он знает, наверное, всего трёх человек вообще — Майки, меня и нашу маму. Я не знаю, где находится его дом, но вряд ли это далеко отсюда, если Фрэнк дошёл пешком. Наверное, магазин просто оказался самым близким местом, где Фрэнк кого-то знает. — А если бы тебя не было на работе? Он бы лежал там целый день и ждал? — Ему было больно. Он не думал головой. — Ты должен привести его сюда как-нибудь во время моей смены. Я хочу обнять его, боже, он такой милый! — Одержимая, — пробормотал Джерард. — Он милый! Признай, что он милый. — Ты ведёшь себя как педофилка. — Да ладно, я же не собираюсь с ним спать! Я просто хочу обнять его! — Эллен сжала в руках коробку хлопьев, представляя, что это Фрэнк, и поставила помятую упаковку на полку. — Тогда мне стоит пригласить тебя в гости. Пусть Фрэнк повисит на ком-нибудь ещё кроме моей матери. — Он всё ещё так делает? — спросила девушка. — Делает, и намного чаще, причём никто не может понять, почему. Мои родители как раз пару дней назад оформили опеку над ним... — А что насчёт его отца? Мне казалось, что служба опеки ищет его. — Кажется, Фрэнк его не очень интересует, поэтому он остаётся жить с нами, — ответил Джерард. Конечно, его раздражало то, что отец Фрэнка ушёл, оставив сына с сумасшедшей женщиной, но дело было не только в этом. Мужчина отказался менять свой образ жизни ради него, ради того, чтобы Фрэнк жил с ним… А значит, тут было что-то ещё. Так или иначе, Фрэнк уже вытерпел слишком много плохого, а тут ещё вдобавок оказалось, что никому из своих родителей он не нужен. — Это грустно, — тихо произнесла Эллен. — Да. Может, поэтому ему стало хуже, не знаю. Наверное, это адски больно. — Я говорю тебе, он не понимает, что делает что-то неправильно. Если твоя мама не говорит ему уйти и оставить её в покое, то он, конечно, думает, что её всё устраивает и что всё нормально. — Да никто в его возрасте не думает, что это нормально — обнимать свою маму всё то время, пока она готовит обед. Всё время! Он не отходит от неё. — А она просит его об этом? — резонно подметила Эллен. — Нет, — пробубнил парень. — Вот об этом я тебе и говорю. Он не знает, как вести себя с твоей мамой, но хочет, чтобы она его полюбила. — Я понимаю, но он делает как раз всё наоборот. Ей это не нравится, он раздражает её… — Тогда ей нужно поговорить с ним, пока она не сорвалась и не разбила ему сердце. — Я знаю. Просто это сложно — посмотреть ему прямо в глаза и попросить уйти в другую комнату. — А что, к тебе он тоже липнет? — спросила девушка, смотря на Джерарда из-за угла и хитро улыбаясь. — Не совсем. В смысле… Немного. Он рассказывает мне то, что… То, что не хочет рассказывать другим людям. — Это хорошо, — ответила Эллен и кивнула, как будто пытаясь подбодрить Джерарда — как будто считала, что он действительно издевался над воришками и жалкими нервными мальчиками-подростками только из-за скуки. — Он… Он очень доверяет мне. Иногда мне даже кажется, будто он хочет, чтобы я был его психотерапевтом. — Он знает тебя. О своей жизни легче говорить с тем, кого знаешь, чем с незнакомым человеком. К тому же, именно ты нашёл его. Он знает, что ты ему помог, и доверяет тебе — ты его новый старший брат. — Верно, — сказал Джерард, опустив взгляд на пустую коробку в руках. — Наверное, Фрэнку очень нравится всё это. Ну, переезд из семьи с одним родителем, где он был единственным ребёнком, к вам. Теперь у него есть мама, папа и два старших брата. На самом деле Джерард не знал, нравилось ли это всё Фрэнку или нет. Дон по большей части его игнорировал, и, кажется, мальчик отвечал ему тем же. Донна была скорее богиней для Фрэнка, чем матерью — она была тем, что заслуживало постоянного поклонения и восхищения. Майки всё ещё оставался его лучшим другом, несмотря на ту девчонку Джамию. Единственным человеком, которому не было места во всей этой картине, был сам Джерард. Он не чувствовал себя братом Фрэнка. В каком-то смысле он ощущал себя скорее его отцом, потому что уже однажды защитил мальчика и с тех пор чувствовал необходимость оберегать его от всего, что могло причинить вред. Но в то же самое время Джерард отказывался воспринимать Фрэнка как своего ребёнка. Да, он своим поведением напоминает шестилетку. Да, он абсолютно безнадёжен в выражении и определении своих эмоций. Любовь для него — подчинение. Любить — значит делать то, что приказано. А делать то, что приказано — значит уберечь себя от чьего-то гнева. Гнев и злость были единственными эмоциями, которые Фрэнк не выносил. Когда Джерарду было семнадцать, он постоянно со всеми спорил, причём на любые темы. Он хотел довести Фрэнка до такого же состояния — хотел увидеть в нём страсть к чему-то. Но, похоже, единственным, что интересовало мальчика, была Донна. — Нужно убрать его от мамы, — пробормотал парень. — Что? — переспросила Эллен, не расслышав его в первый раз из-за треска разрываемой картонной упаковки. — Ничего. — Джерард вздохнул и вернулся к работе, попутно пытаясь сообразить, как он может оторвать Фрэнка от Донны. *~*~*~*~* Пока Фрэнк был наверху с Майки, Донна пробралась в кухню, чтобы начать готовить ужин. Она внимательно прислушивалась, не скрипнет ли какая ступенька на лестнице, ожидая того момента, когда мальчик почувствует, что она куда-то перешла, и спустится проверить. Донна не понимала, почему Фрэнк чувствовал себя обязанным быть рядом с ней, пока она готовила, но это её раздражало. Может быть, он думал, что должен проявить любовь, чтобы получить еду — это предположила его психотерапевт. Может быть, он хотел показать, что благодарен. Вряд ли он понимал, что только мешает Донне на кухне. Это было бы вполне логичным решением проблемы, но Донна не могла просто так сорваться на мальчика и велеть ему уйти. Она просила его подвинуться, дать ей больше места, но Фрэнк выглядел после её слов таким несчастным, что на следующий день, когда он снова повис на ней, она не сказала ему ни слова. Если на кухне было много работы — что-то кроме размешивания теста или переворачивания мяса на сковороде, — Донна обычно просила Фрэнка о помощи, на что он с радостью соглашался. Помогая с готовкой (или не только с ней, например, с уборкой дома или стрижкой газона), он чувствовал себя полезным; его хвалили — а похвала была именно тем, чего Фрэнк отчаянно жаждал. Но с этим что-то было нужно делать. Донна больше не могла терпеть. Услышав, как Фрэнк спускается по лестнице, она нахмурилась. Несколько секунд спустя он обвил вокруг неё руки и прижался щекой к её плечу. — Ты не обязан спускаться вниз только потому, что я готовлю, — сказала Донна. Она пробовала этот способ много, много раз. Он никогда не срабатывал. — Я знаю. — У меня нет ничего такого, с чем бы ты мог сейчас помочь, — продолжила она, почувствовала, как Фрэнк пожимает плечами, и не смогла сдержать тяжёлый вздох. — Фрэнк… Пожалуйста, дай мне немного места. Мальчик поднял голову с её плеча; она чувствовала на себе его внимательный взгляд, хотя сама не отрывала глаз от овощей, которые нарезала. — Я не… — Я ничего не имею в виду, Фрэнк. Тебе просто нужно дать мне чуть больше места. Особенно, когда я держу нож. Я не хочу, чтобы ты случайно порезался обо что-нибудь. — Но я не… — Фрэнк, — сказала женщина на этот раз жёстче. Ему уже семнадцать — на следующей неделе будет восемнадцать, — и он не может продолжать вести себя так и дальше. Он убрал от неё руки, но не отошёл. Это было чуть ли не хуже, чем когда он её обнимал. Тогда у него хотя бы была причина стоять так близко. Донна повернулась и посмотрела на него, стараясь сделать лицо помягче, чтобы он понял, что она не злится на него. — Я пойду наверх, — сказал Фрэнк; его глаза наполнились болью. Он чуть отступил назад, но всё же замешкался и не убежал. Донна не поняла, чего он ждал; хотел ли он, чтобы она взяла свои слова назад и сказала, что всё нормально и он может продолжать к ней липнуть, или он ждал, пока она его не отпустит идти. — Ты ведь знаешь, что я на тебя не сержусь, — мягко сказала женщина. Фрэнк ничего не ответил и опустил голову. Ей не нужно было на него сердиться — по представлениям Фрэнка любое проявление внимания, которое не было связано с лаской и любовью, было злостью. — Фрэнк, то, что мне не нравится, когда ты на мне висишь, не означает, что я тобой недовольна. Ты можешь сидеть здесь, в кухне, и говорить со мной, но… Не нарушай моё личное пространство. — Это вышло грубо, Донна хотела сказать совсем не так, но не было иного способа попросить мальчика перестать обниматься с ней и не задеть его чувства. Она надеялась только, что он не расстроится так сильно, что не сможет есть. Этого уже довольно давно не было, но Донна не хотела, чтобы такая реакция имела место быть. Фрэнк продолжал молчать. Когда открылась входная дверь — Джерард пришёл с работы, — он развернулся и побежал вниз, в подвал. — Что это сейчас было? — спросил парень, переводя взгляд с лестницы на свою мать. — Я попросила его перестать на мне висеть. — Она ждала, что Джерард отпустит какое-нибудь язвительное замечание, скажет, что она недостаточно добрая, что она не умеет сочувствовать, но он просто кивнул головой. — Это просто неправильно. Для мальчика его возраста… — Да. Я знаю. Я поговорю с ним. Когда Джерард спустился вниз, Фрэнк сидел на своей кровати и возился с рюкзаком, как будто собравшись делать домашнюю работу. — Фрэнк? — Что? — Ты знаешь, что она на тебя не злится. Мальчик пожал плечами и вытащил учебник по биологии. — Нам надо поговорить, — сказал парень, снял пальто, повесил на спинку стула и стянул с себя рабочую рубашку-поло. Он надел свитер поверх серой майки и сел на свою кровать лицом к Фрэнку. Мальчик ничего не сказал ему, поэтому Джерард решил, что в этой ситуации лучше сразу высказать всё самому. — Смотри, моя мама любит тебя, и ты это знаешь. Она очень сильно любит тебя, но тебе нельзя… Знаешь, почему она не хочет, чтобы ты трогал её всё то время, пока она готовит? — Потому что я мешаю, — пробормотал Фрэнк, смотря в учебник и теребя пальцами уголки страниц. — Это… Фрэнк, ты уже не маленький. Нельзя так вести себя. Это… Это неприлично. — Я не понимаю, — прошептал мальчик. Он выглядел совершенно растерянно, и Джерард перевёл глаза на стену, не в силах смотреть на него. — Что? Что ты не… — Это неприлично? — спросил он. Когда Джерард снова посмотрел на него, то понял, что Фрэнк ещё более сбит с толку, даже практически напуган. — Понимаешь, ты уже взрослый. Маленькие дети… Они могут обниматься с кем захотят, и никто ничего не подумает, потому что они не… Они маленькие и наивные, понимаешь? Когда ты становишься старше, это начинает выглядеть странно. Если это увидят социальные работники или… или кто-то ещё, они могут неправильно всё понять. — Но я не хочу делать с ней ничего неправильного. Она… Она… Дело не в этом, — возразил Фрэнк уязвлённо. — Ты думаешь, поэтому она не хочет, чтобы я был с ней? Потому что она думает, что я хочу… — Нет, Фрэнк, успокойся. Дело не в этом. Она не думает, что ты к ней клеишься, боже упаси. Дело в том, что тебе нужно быть взрослым, понимаешь? Тебе нужно быть взрослым, и не… Не обниматься с разными людьми только потому, что они тебе нравятся. Ты ведь не ведёшь себя так с Джамией, правда? — Нет, но… Я не понимаю. Это никогда не задевало её, — добавил Фрэнк шёпотом, окончательно смутившись. — Она ждала, что ты вырастешь из этого и перестанешь так делать сам по себе. Дело не в том, что она тебя не любит или думает, что ты чего-то такого хочешь, нет. Это просто… Это не та вещь, которую ты можешь делать. У Фрэнка было такое лицо, будто он сейчас заплачет. Парень тяжело вздохнул. Мальчика уже было никак не переубедить, и Джерард не знал, что сказать. — Это просто та вещь, которую можно делать только со своим парнем или девушкой, понимаешь? Я знаю, что тебе одиноко и что ты любишь мою маму, но тебе нельзя обниматься с ней. Это… Это неправильно для мальчика твоего возраста. — Я понял, — прошептал Фрэнк, взглядом умоляя Джерарда перестать говорить. Парень замолчал и пересел за стол. Он хотел надеть наушники и уйти от этой ситуации без того, чтобы подниматься наверх и рассказывать Донне, что именно он сказал Фрэнку и как Фрэнк это воспринял. Но, если он наденет наушники, то покажет этим, что отмахнулся от мальчика. Вдруг он позже поймёт, что хочет что-то сказать? Джерард хотел быть с Фрэнком, если ему что-то понадобится. В комнате было тихо практически двадцать минут. Джерард вдруг посмотрел через плечо на Фрэнка, который всё ещё сидел на кровати. Он не делал уроки. Он просто сидел там, всё так же теребя уголки страниц. — Фрэнк? — Что? — пробубнил мальчик. — У меня есть вопрос. — Что? — повторил он чуть более раздражённо. — В тот день, когда… тебе сделали больно, почему ты пришёл к нам в магазин? Фрэнк ничего не ответил и молчал так долго, что Джерард уже решил, что он ничего не скажет. Но, когда парень выдвинул ящик стола и вытащил наушники, мальчик тихо сказал: — Потому что я подумал, что ты будешь там. — Я? — Да. — Почему ты не пришёл сюда? Мама всегда здесь… — Её дом был в другом направлении… И я хотел быть с тобой. Джерард замер; эти слова —вернее, то, как их сказал Фрэнк — что-то задели в нём, и он почувствовал, как его желудок переворачивается. Парень медленно развернулся, чтобы посмотреть на Фрэнка. Тот же смотрел на него грустными глазами и, когда Джерард встретился с ним взглядом, опустил голову. — Почему я? — Когда вопрос сорвался с губ, Джерард покачал головой. Конечно, он хотел быть с ним — скорее всего, он чувствовал себя удобнее, рассказывая парню о том, что случилось, а не женщине. Женщина сделала ему больно, женщина не могла ему посочувствовать. Джерард — такой же мальчик — мог понять и утешить его. Но Фрэнк имел в виду не это. — Я не знаю. Ты мне нравишься. Джерард велел себе ничего не придумывать. Конечно же, он нравился Фрэнку — теперь они были братьями. Он попытался не зацикливаться на том очевидном факте, что нравился Фрэнку ещё до того, как они стали жить в одном доме. Джерард заставил себя вспомнить, что он был единственным человеком в тот день, которого Фрэнк знал и к которому мог пойти. Да. Он был единственным, кого Фрэнк знал, и всё на этом.