(Мама)

Фрэнк и его собака были неразлучны. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее привязывались друг к другу. Буквально за несколько дней он научил Зои выполнять команды за угощения и таскал ей объедки со стола, когда представлялась такая возможность. Если у него выдавался плохой день в школе или сеанс у психолога не очень хорошо заканчивался, только Зои могла отвлечь его. Когда это случалось, Фрэнк усаживался на кровать, а Зои запрыгивала к нему и принималась слизывать слёзы с его лица до тех пор, пока он не начинал смеяться; а если ей не удавалось отвлечь его, то она аккуратно касалась лапой его плеча. Зои была внимательной собакой, не наглела, не кусалась и практически не лаяла. Когда Фрэнку было грустно, она просто садилась рядом и позволяла себя обнимать, понимая, как важно для него просто уткнуться в её шерсть и поплакать. Она была спокойной и терпеливой. Она была самым лучшим другом Фрэнка во всём мире, и за неё Фрэнк всегда будет благодарить Джерарда. Он не знал, как у Джерарда получилось так хорошо понять его и, тем более, как Джерард дошёл до осознания того, что дыру в груди Фрэнка можно залатать горой белоснежной шерсти с ушами, но он был благодарен. Чёрные дни было намного легче пережить с Зои под боком, потому что когда в голове Фрэнка не было ничего, кроме самых тёмных мыслей, он знал, что должен оставаться живым хотя бы ради неё. Донна сказала, если что-то случится с ним, Зои вернётся в приют. Фрэнк не очень-то верил ей, но не хотел рисковать: вдруг его лучшего друга и вправду отправят обратно в ту ужасную конуру? Зои заботилась о нём, и Фрэнк должен был убедиться в том, что остаток жизни она проведёт в тёплом доме с хорошими людьми. Она заслужила это. Раздумывая об этом, Фрэнк лежал на кровати и делал уроки, а Зои устроилась у его ног, прислонившись головой к его икре, как к подушке. Она спала, приоткрыв пасть и пачкая джинсы Фрэнка своей слюной; но стоило тому вздохнуть особенно тяжко, она тут же просыпалась и приподнимала голову, желая удостовериться, что её друг в порядке и что плохие отношения с алгеброй не заставляют его снова плакать. — Привет. Фрэнк оглянулся через плечо на лестницу, и Зои, скопировав его жест, посмотрела туда же: вернувшийся с работы Джерард спускался вниз, на ходу снимая зимнее пальто. — Привет, — ответил Фрэнк. — Как дела на работе? — В кои-то веки меня не пнули по яйцам, — сообщил тот, ткнув в тёмный синяк на щеке. — Ударили? — последовал вопрос. — Да. Этот придурок попал прямо в цель, — проворчал Джерард, подошёл к кровати Фрэнка и погладил Зои. — Ты не писал мне об этом, — Фрэнк торопливо схватил телефон с тумбочки и стал проверять сообщения. — Не успел. Я сразу вызвал копов и ждал, пока его увезут, а там уже пришло время ехать домой. — У тебя слишком травмоопасная работа, — пробормотал Фрэнк, уставившись в тетрадь, чтобы Джерард ничего не заподозрил, потому что у него на лбу наверняка было написано всё, что он на самом деле думает по этому поводу. Он был слишком раздражён и зол, чтобы скрыть свои эмоции; ему не нравилось, что Джерарда так часто били и пинали в магазине. Как же ему хотелось, чтобы Джерард просто оставил свою работу и ушёл туда, где более мирно и безопасно. Например, в офис... — Хуже бывает, когда меня заставляют помогать с разгрузкой: вчера я уронил коробку с партией жидкого мыла себе на ногу. — Они всё ещё не нашли помощника на склад? — Нет. Рэй не хочет нанимать ещё одного кассира. — Я думал, он уже нанял кого-то... — Было дело, но этот кассир ушёл через два дня. — Вау, видимо, работать в Spend ‘N’ Save всё-таки дерьмово. — Дерьмово, если ты думаешь, что сможешь на моих глазах украсть хоть что-нибудь. — Я был бы рад хоть где-то работать... Не понимаю, зачем кому-то красть со своей же работы, — произнёс Фрэнк задумчиво. Донна и вся семья были очень к нему добры, но он прекрасно знал, что на его содержание уходит довольно много денег. Если он найдёт работу, то сможет оплачивать еду для себя и Зои, хотя... Если честно, он, скорее всего, потратит всю зарплату на игрушки и угощения для своей девочки. — Да уж. А Рэй всё пытается уговорить меня взять тебя, — на что-то отвлекшись, протянул Джерард. — Да? Я думал, надо быть совершеннолетним, чтобы там работать, — воодушевившись, спросил Фрэнк. Может быть, он всё-таки получит работу. Будет так классно работать с Джерардом! Может, они даже будут приходить в одну смену, и ему не придётся просить Дона или Донну подкинуть его, потому что они смогут просто ездить вместе. — Для работы на складе это не важно, но... Не парься. — Ты не хочешь, чтобы я там работал? — насупился Фрэнк. — Я не хочу, чтобы ты работал грузчиком, потому что с тобой обязательно что-нибудь случится. — Но Рэй хочет, чтобы я работал у вас? — Фрэнк, — Джерард одарил его одним из тех почти материнских, покровительственных взглядов, которые наверняка позаимствовал у Донны. — Ну что? — простонал Фрэнк, снова уткнувшись в свою тетрадь. Он заранее знал, что скажет Джерард: «Даже не думай об этом». — Тебе не нужна работа. У тебя и так есть о чём подумать. — Но работа поможет мне... не думать о некоторых вещах. — Фрэнк, работа — это всегда много стресса. Тебе не нужно ещё больше стресса, тебе нужно отдыхать. Фрэнк вздохнул и не стал продолжать спор. Однажды приняв решение, Джерард почти никогда не менял его, поэтому Фрэнк не хотел настаивать и злить его. Ему слишком нравился Джерард, и он бы не выдержал, если бы их отношения испортились. Он сел и протянул руку, чтобы взъерошить Зои шерсть; собака тут же начала лизать ему руки, и он улыбнулся. Всё-таки её появление в доме — лучшее, что с ним когда-либо случалось. — Фу, господи, мне нужно в душ... — в отвращении скривился Джерард, стягивая с себя рабочую футболку-поло. Фрэнк старался не пялиться на него, но было сложно не смотреть. Это была величайшая несправедливость: он любил и уважал Джерарда, но из-за такой близости все возвышенные чувства исчезали. — Так иди в ванную, — пробубнил Фрэнк и обратил всё внимание на Зои, боясь, что Джерард заметит его взгляды. Парень что-то проворчал и ненадолго задержался в комнате, но через пару минут всё-таки схватил пижаму и, не сказав ничего, отправился наверх, мыться. Фрэнк пристально смотрел ему вслед, изучая его тело без футболки и запоминая, как ближе к бёдрам изгибается спина и как мягкая плоть чуть-чуть выступает над поясом его слишком облегающих джинсов. А потом началась плохая вещь. Фрэнк зашипел, заметив реакцию своего тела, и с силой прикусил нижнюю губу. Это случилось далеко не в первый раз, но он так и не смог привыкнуть к этому чувству. Раньше, пока он жил с Мамочкой, он просто дожидался, когда настанет время идти в душ или в постель, и там поддавался грешной, мерзкой похоти. Теперь же Фрэнк всеми силами сопротивлялся, иногда даже царапая или щипая себя — всё ради того, чтобы плохая вещь исчезла. Он грешен. Он не должен чувствовать это. Когда ненависти к себе оказалось недостаточно для того, чтобы устранить проблему, Фрэнк тряхнул головой и принялся подталкивать Зои, вынуждая её спрыгнуть с кровати. Несколько секунд она сидела на полу и просто смотрела на него, а потом её заинтересовал какой-то звук, донёсшийся сверху, и она умчалась туда, оставив Фрэнка наедине с собой. Он упал на бок и съёжился, бесстыдно зажав одну ладонь между ног, чтобы хоть обо что-нибудь потереться, прижаться и уменьшить желание. Фрэнк неровно выдохнул и всхлипнул, поглаживая себя кончиками пальцев. Ему стало мерзко от осознания того, как такое лёгкое касание может распалить его ещё больше. Кинув взгляд на лестницу наверх и точно зная, что никто не спустится к нему ещё как минимум двадцать минут — пока Джерард в душе — Фрэнк быстро расстегнул джинсы. «Грешник, — подумал он, нерешительно обхватывая свою эрекцию ладонью. — Больной. Неправильный». Но даже мысленно ненавидя себя, он начал двигать рукой, и это ему нравилось. Фрэнк заставил себя спустить джинсы вместе с бельём и посмотреть на себя, на свой тошнотворный вид там: на уродливый, отвратительный, ужасный орган, — но этого было недостаточно, чтобы прогнать приятные ощущения. Были места, которые он не чувствовал вообще, где кожа как будто выцвела и шла буграми, — прикосновения к ним не давали ничего; но были точки, которые стоило едва задеть — и спина выгибалась от наслаждения. Конечно, это удовлетворение и рядом не стояло с тем, что было до «наказания», но Фрэнку вполне хватало. Больше всего на свете он хотел ничего не чувствовать там, внизу. Тогда он больше не грешил бы и никогда не вёл бы себя недостойно, тогда у него пропали бы жажда и похоть, исчезли бы неприличные мысли. Если бы его мать смогла сделать то, что собиралась, он бы не ненавидел себя сейчас. Он бы не посмел думать о том, как Джерард — его старший, пусть и приёмный, брат — целует его в губы и шею, гладит его плоть и шепчет нежности на ухо. Он бы не слышал, как Джерард говорит, что он не плохой, а хороший, не безобразный, а красивый... Фрэнк всхлипнул и крепко зажмурил глаза, поддаваясь сладкому греху. *~*~*~*~* Джерард счёл странным то, что Зои спала рядом с Донной на диване, а не в кровати Фрэнка, но эта мысль не задержалась у него в голове, поэтому он направился обратно в подвал, попутно вытирая полотенцем волосы. Уставший после работы, он шёл медленно, стараясь не потревожить ноющие мышцы, и аккуратно, чтобы не упасть со ступеней. Наверное, он так и спускался бы, в конце концов зайдя в комнату прямо в разгар происходящего, если бы на середине лестницы не убрал с головы полотенце. До него донёсся тихий звук, который, как не сразу понял Джерард, принадлежал Фрэнку. Это был едва слышный жалобный всхлип. Джерард замер и повернул голову; он видел только нижнюю половину кровати Фрэнка — остальное скрывала лестница, — но этого было достаточно. Джинсы Фрэнка болтались где-то на уровне коленей, а его рука быстро двигалась между ног. Он застыл в шоке, не двигаясь и не отводя глаз, не в силах даже моргнуть. В итоге ему пришлось увидеть, как Фрэнк закончил своё дело — белая струя выстрелила ему в руку и на живот, — после чего раздался низкий, почти болезненный стон и всхлипы. Фрэнк перекатился на бок и сжался в комок. Джерард начал медленно подниматься обратно, молясь, чтобы тихое поскрипывание ступенек не выдало его. Он умудрился оказаться наверху незамеченным, судя по тому, что Фрэнк не издал больше ни звука, и прошёл в гостиную с широко распахнутыми от удивления глазами. — Что с тобой? — поинтересовалась Донна, взглянув поверх книги на своего сына, опустившегося на стул напротив. Он лишь покачал головой, не желая говорить об увиденном и выдавать такие подробности об интимной жизни Фрэнка, которые, всплыв снова, обязательно его смутят. — Джерард, что? — настойчиво повторила женщина. — Ничего, — протянул Джерард, пытаясь вытряхнуть из головы то, что видел. — Просто... зашёл не вовремя, — добавил он, заметив, что его мать выглядит встревоженной. — Зашёл не вовремя?.. О! Ого... — Донна хихикнула пару раз, слегка покраснев. — Ну, теперь мы хотя бы знаем, что там всё нормально. Джерард шумно выдохнул и потёр лицо ладонями, пытаясь остановить без конца повторяющиеся в голове детали подсмотренного: то, как Фрэнк двигал рукой, как довёл себя до предела, как застонал в конце... — И мы знаем, почему Зои не было с ним в комнате, — сказал Джерард ни с того ни с сего, пытаясь поддержать разговор. — Угу, — промычала Донна, явно больше заинтересованная своей книгой, чем тем, что делал Фрэнк. — Подожди пару минут. Когда соберёшься вниз, громко покашляй, прежде чем спускаться, чтобы он знал, что ты идёшь. — Господи, не могу представить, что было бы, если бы он меня заметил. — Да, я тоже не могу, — ответила женщина таким тоном, что стало ясно: она больше не желает слышать об этом ни слова. Джерард молча посидел с матерью ещё около десяти минут и только потом решился предпринять вторую попытку спуститься вниз, где Фрэнк уже успел переодеться в пижаму и лежал в постели, готовый ко сну. — Хочешь, я... позову Зои? — спросил парень неуверенно, пытаясь понять, как ему себя вести, чтобы Фрэнк ничего не заподозрил. — Нет, — тихо ответил Фрэнк. У него был такой сдавленный голос, будто он плачет; Джерард тяжело вздохнул. — Всё нормально? — Да, — он шмыгнул носом, а потом шатко выдохнул, всхлипнув. Точно плачет. Джерард всё-таки свистнул Зои, через пару секунд собака уже была возле кровати Фрэнка и ждала разрешения запрыгнуть к нему. Фрэнк игнорировал её. Джерард не мог поверить, что ему было так плохо: понятно, что после того «наказания» от Линды у него наверняка осталась психологическая травма, но в состоянии стресса он не мог добровольно лишить себя компании лучшего друга только лишь из-за этого. Явно было что-то ещё. — Фрэнк, из-за чего ты так расстроился? — Я не расстроился. — Фрэнк. Парень не очень-то хотел слушать, как Фрэнк страдает из-за того, что «согрешил», сделал «плохую вещь», но уж лучше он высидит этот неловкий разговор сейчас, чем однажды придёт домой и найдёт Фрэнка мёртвым. — Всё нормально, — опять всхлипнул Фрэнк. Чувствуя, что это не так, Зои запрыгнула на кровать и подползла ближе, тычась носом ему в лицо и облизывая щёки, пока он, наконец, не перевернулся на спину и не обнял её. Завести собаку всё-таки было хорошей идеей. Джерард выключил свет и подошёл к своей постели, хотя и не испытывал особого желания спать — просто хотел, чтобы Фрэнк последовал его примеру и заснул, пока его не начали одолевать разные не очень хорошие мысли. — Джерард? — вдруг тихо и робко окликнули его. — М-м? — отозвался он, уже лёжа в кровати и пытаясь устроиться поудобнее под внимательным взглядом Фрэнка. — Как ты думаешь... я кому-нибудь понравлюсь? — Понравишься?.. — переспросил парень, стараясь сохранять спокойный тон. — То есть... будет ли у меня девушка... Или хоть кто-нибудь. — Да. Почему нет? Фрэнк промолчал и тихо шмыгнул носом, продолжая гладить Зои, судя по бренчанию её ошейника. — С тобой всё нормально, Фрэнк. — Я просто не... Я не хочу быть один, — снова расплакался он. — Да не будешь ты всегда один. Поверь мне, ты найдёшь кого-нибудь. Джерарду не верилось, что после случившегося они вели разговор в этом ключе. Ему хотелось выкинуть из головы увиденное, но это было невозможно, потому что рядом с ним Фрэнк жаловался на своё одиночество, буквально десять минут назад отдрочив себе и сделав его невольным свидетелем этого. — Я не думаю, что достаточно хорош для других, — сквозь слёзы продолжал Фрэнк; казалось, будто он хватается за последнюю спасительную соломинку. Джерард чувствовал: раз Фрэнк выливает всё это на него сейчас, то он снова на грани падения, и теперь его удерживает только Зои. — Почему? — спросил он. Пусть Фрэнк проговорит всё вслух, успокоится и поймёт, какие глупости напридумывал. Он ещё слишком юн, чтобы взаправду думать, что проведёт всю жизнь в одиночестве. — Просто так. — Фрэнк... — Потому что я урод... И тупой. И я ни на что не гожусь, — Фрэнк разрыдался в голос, и Джерард тяжело вздохнул. Мать разрушила его, разрушила полностью, до основания. Могут пройти многие годы и даже десятилетия, прежде чем Фрэнк сможет взглянуть на себя без отвращения. Мама сломала его и оставила шрамы в тех местах, где их нельзя показать или просто объяснить. Если у него когда-нибудь всё-таки появится девушка или парень, ему придётся рассказать, что с ним сотворила собственная мать, иначе его партнёр подумает, что Фрэнк просто чем-то болен. — Ты не урод и не тупой. Прекрати так плохо к себе относиться. — Ты ничего не знаешь, — упрямо пробубнил Фрэнк. — Я обещаю, что однажды ты найдёшь своего человека, и когда это случится, он или она не испугается и не убежит только потому, что у тебя... шрамы, — твёрдо сказал Джерард, очень надеясь на то, что Фрэнк вдруг не поймёт, что именно он переодел его в пижаму ночью после той вечеринки и всё видел. — Это хуже, чем шрамы... Я урод. — Тебе надо обсудить это с психологом. Я не смогу тебе помочь. — Я не расскажу это ей! — он так и не перестал отчаянно рыдать. — Она будет смеяться! — Она твой психолог, она не будет над тобой смеяться. — Будет! Это всё вообще глупо, забудь, я не должен жаловаться... — Нет, всё хорошо. Фрэнк, пожалуйста, хватит. Ты нормальный, ты абсолютно нормальный. Я знаю, что там, внизу, у тебя кое-что не в порядке, и ты этого стесняешься... И знаю, что твоя мама заставила тебя думать, что даже мысли о том, чтобы... делать что-то с тем, что там — плохие, и их не должно быть... — Джерард снова не верил своим ушам. Невозможно было обсуждать такие вещи обходным путём, какой он выбрал, но он больше всего хотел уберечь Фрэнка от очередного нервного срыва. Джерард даже знать не желал, что произойдёт, если он вдруг ляпнет что-то из разряда «член», «мастурбация» или, господи прости, «секс». — Но это всё нормально. Хотеть делать эти вещи — нормально, и ты — нормальный. Это не плохо, не отвратительно. Ты не отвратительный. Когда ты встретишь правильного человека, ему или ей будет наплевать, есть ли у тебя шрамы. Честно. Я не обманываю. Это не будет значить ничего. — И ты вправду в это веришь? — раздалось после долгого молчания. — Да. Я бы никогда не... бросил кого-то только потому, что у него есть шрам. Это глупо. — Я просто не хочу быть один, — шёпотом ответил Фрэнк. — Есть вещи и похуже, чем быть одному. У меня не было парня больше года, и со мной всё прекрасно. — Не понимаю, почему... — неразборчиво пробормотал Фрэнк со вздохом. — Чего? — Я сказал, что не понимаю, почему. — Что «почему»? — Почему у тебя нет парня. Ты милый, — он быстро добавил что-то ещё, но Джерард не расслышал конец фразы. — Потому что я всё время работаю. И я милый только с тобой, — ответил Джерард, отчаянно попытавшись подать последнюю реплику так, чтобы в ней нельзя было уловить какой-то подтекст. Вообще-то Джерард был очень далёк от образа Идеального Парня: он постоянно был в плохом настроении и осуждал всех подряд, а уж про его ревность не стоит и упоминать. Можно было найти множество причин, по которым Джерард был один, и если честно, Фрэнку не стоило совать в это нос. — Джерард? — Ложись спать, Фрэнк. Утром тебе будет лучше. Фрэнк явно собирался продолжить разговор, но сдержался и, в конце концов, заснул. Джерард не спал ещё минут сорок, пытаясь понять, чего вообще от него ожидал Фрэнк и что он, чёрт возьми, должен был сказать.