Зеркала

      Мы с Гарри, очевидно, нравимся друг другу. Мы интересны друг другу. Мы понимаем друг друга. Нас тянет друг к другу. Но мы ведь на то и родственные души, верно?       Между нами нет неловкости. Нам комфортно. Так, как никогда не было ни с кем другим. Я чувствую себя там, где и должен быть. С тем, с кем и должен быть. Все, наконец, так, как и должно быть.       И я не просто уверен, я знаю, что Гарри чувствует то же самое. Пусть даже не догадываясь о том, что мы родственные души. Нашу природу не изменить. Нашу связь не порвать.       Мы все так же проводим все свободное время вместе. Когда я занят на работе по благоустройству территории, Гарри катается где-нибудь рядом. Мы смотрим вместе фильмы, играем в скрабл, болтаем по вечерам. И ещё дважды мне разрешают остаться с Гарри на его ЛФК. Врачи говорят, что в ближайшем будущем у него намечается прогресс. Особенно в психологическом плане.       Сегодня я забираю Гарри с лечебного массажа, и мы вместе гуляем по территории. Разговаривая о школе, Англии и мелочах из нашего прошлого. Я везу его коляску, хотя самому Гарри больше нравится, когда я просто иду рядом, но сегодня он немного уставший, так что совсем не против такого расклада.       В какой-то момент Гарри закидывает голову назад и интересуется:       - Ты никогда не рассказывал мне, как ты здесь живешь.       - Здесь? - приподнимаю брови, опуская взгляд на лицо Гарри. - Я думал, что ты имеешь представление.       - Ты знаешь, как я живу, - отвечает Гарри, чуть выпячивая нижнюю губу. - А ещё я ни разу не был у тебя.       Оу. Это звучит так, словно мы шестнадцатилетние подростки. И у одного из нас дома нет родителей. Это как "я очень хочу побыть с тобой наедине". Оу.       - Уверен, что хочешь? Возможно, у меня не особо убрано.       - Хочу.       - Ладно, если так, пойдем прямо сейчас, - говорю, а Гарри хочет опустить голову вниз, но я останавливаю это движение, продолжая фразу. - Только...       Парень замирает и выжидающе смотрит на меня, а я наклоняюсь вперед, легко прижимаясь губами к его губам, оставляя на них перевернутый поцелуй. Наблюдая не в первый раз, как щеки Гарри очаровательно краснеют.       - Теперь можем идти.       Единственную проблему на пути нам устраивает лестница. Два лестничных пролета. В моей комнате не так уж и катастрофично не убрано. Но, само собой, по большей степени из-за того, что у меня с собой не очень много вещей. Нет ничего лишнего. Но фантики со стола я все равно быстро сгребаю, скидывая в урну.       Гарри с интересом осматривается. А я предлагаю ему чай и ставлю электрический чайник.       - Ничего необычного, - подытоживаю и опускаюсь на стул напротив небольшого рабочего стола. - Серые стены, белый потолок.       - Минимализм, - перебивает меня Гарри, оценивая интерьер.       - Всё равно я почти не бываю здесь, разве только сплю.       - Мне нравится, - говорит Гарри. И это "нравится" выражает совсем другой скрытый смысл, но не менее очевидный. Ему нравится быть здесь, сейчас, со мной. И эта мысль отключает мое сердце от питания на пару секунд, задерживая сердцебиение.       Я ставлю для Гарри свою чашку, себе же достаю один из приныканых пластиковых стаканчиков. Взгляд Гарри пробегается по моему столу и останавливается. Я оборачиваюсь и замечаю небольшое настольное зеркало. А затем рука Гарри тянется вперед, вероятно, чтобы положить его отражающей поверхностью вниз. Мои пальцы двигаются следом, чтобы опуститься на пальцы Гарри поверх.       - Можно? - спрашивает парень немного жалобно. Его пальцы под моей ладонью леденеют. Впиваясь в деревянную рамку зеркала. - Пожалуйста.       - Это просто зеркало, Гарри, - отвечаю мягко, - но, если ты хочешь, давай отвернем его.       - Ты можешь убрать его?       Замолкает на полувдохе. И я медлю, чувствую, что он вот-вот продолжит.       - Я боюсь.       Я осторожно обхватываю его пальцы, отдирая от рамки и согревая теплом своих ладоней. Улавливая легкую дрожь, что добралась до самых кончиков. Зеленые глаза Гарри смотрят на меня. Губы чуть приоткрыты. Он сдержанно вдыхает через рот. Вероятно, от подступившего волнения.       - Ты не можешь бегать от этого всю свою жизнь, - я не настаиваю, напротив, стараюсь, чтобы голос был мягким, как нежный бархат.       - Да, - соглашается парень. - Все это говорят.       - Хочешь, я сделаю это вместе с тобой? Может быть, так тебе будет легче? - предлагаю я, а Гарри не торопится мне отвечать, его глаза внимательно рассматривают мое лицо из-под дрожащих ресниц. Так что я добавляю: - Ты не увидишь ничего страшного, это просто шрам. Я вообще его не замечаю. И ты не должен.       Губы Гарри выпускают тихое "ох", а веки скрывают от меня блеснувшие бликами глаза. Только пальцы сжимают мои в ответ. В то время как я сам с трудом заставляю себя втягивать воздух через нос, насильственно принуждая его циркулировать по моим легким. Иначе я просто сдохну, а не хотелось бы так рано.       - Это не вся проблема, - говорит Гарри после зависшей паузы, и вот теперь его голос дрожит.       - Что еще? - а мысли роются в моей голове, пытаются угадать.       Но я не угадываю.       - Я боюсь увидеть там… кого-нибудь.       Я так и не сглатываю. Хотя очень хочу. Но резко сжатые от напряжения челюсти мне мешают. Гарри тоже не продолжает. Его мысль озвучена предельно ясно, и теперь он ждет, что я скажу ему что-нибудь на это в ответ. И прежде чем собраться с мыслями, медленно поглаживаю его ладони большими пальцами.       - Что тогда... будет с нами? - звучит его вопрос. Его пальцы сковывают мои кисти. Сжимают. И этот взгляд красноречивее любых слов и признаний. Мы с Гарри никогда не говорили о том, что между нами. Я просто знал, что это "мы" существует. И оно будет вечным. Судьба подарила мне это знание. Для Гарри, возможно, наше общение и наше сближение были тем, что позволило ему снова чувствовать себя нормальным. Ведь он и должен так чувствовать себя. Потому что он абсолютно нормальный. Гарри все тот же подросток, которому хочется влюбляться. И я до необъяснимости был рад тому, что это желание оказалось живо в нем. Но прямо сейчас я осознал простую и самую прекрасную вещь за все годы, что прожил. Гарри влюбился в меня. И не потому, что так решилось где-то наверху. Не потому, что он должен был. Не потому, что нужно. Он влюбился в меня, ничего не зная. Наобум. На ощупь. Рискуя, зная, насколько зыбким может оказаться это чувство. И сейчас он выбирает меня, а не решение отражения. И это прекрасно. Потому что среди всех пар, мы, кажется, самая истинная из всех.       - С нами ничего не случится, обещаю, - губы трогает улыбка, я чувствую, как она ползет по моему лицу. Это так не честно. Слишком не честно.       - Ты не можешь обещать такое... - Гарри хочет покачать головой, но я высвобождаю руки из его хватки и ловлю его лицо ладонями, вынуждая напряженно замереть, не отрывая от меня взгляда.       - Обещаю тебе.       И я целую Гарри.       Его выразительные губы открываются для меня с поразительной податливостью. Не так, как прежде, отвечая мягкостью. Открывая горячий рот, требуя от меня большего. Разрешая. Я чувствую кончик его языка, который нерешительно прикасается к моей нижней губе. Эта невинность испаряется с движением его рук, которые находят мою шею, обвивают её локтями. И мы так близко, что мне приходится упереться в подлокотники его кресла, пробуя на вкус его рот.       Я задыхаюсь, когда Гарри шумно выдыхает. Ресницы, что обрамляют его глаза, трепещут так быстро. И когда Гарри чуть склоняет голову в бок, их легкое движение щекочет кожу моей щеки.       Мне кажется, мы где-то между озвученностью и нет. На полпути.       - Обними меня крепче, - шепчу в висок, кудряшки щекочут кончик моего носа. Пальцы Гарри ползут по моим плечам, выполняя просьбу. А затем впиваются сильнее, когда я тяну его вверх за предплечья. А взгляд Гарри немного насторожен, но его тело предельно доверчиво. Позволяет мне поднять его. И вздрагивает, стоит мне наклониться, потянувшись рукой к его коленям.       - Ох, нет, ты не поднимешь меня… - вздыхает у моего уха, утыкаясь в него носом.       - Просто держись крепче, - упрямо повторяю я. И все же заставляю его подогнуть колени, оторвав от пола. Его руки в порыве беспомощности и отсутствия твердой поверхности под ногами сдавливают мои плечи. И мы, черт возьми, чуть качаемся назад. Потому что Гарри по весу превосходит старшую из моих сестер, которую мне порой приходилось таскать по её прихоти. А она сама далеко не пушиночка.       Но я успеваю сделать нужные мне шаги в сторону кровати, прежде чем мы на неё падаем. В самом прямом смысле. Я на спину, утягивая Гарри за собой. И ударяясь с ним лбами.       - Я говорил, ничего хорошего из этого не выйдет, - кажется, Гарри хихикает у моего уха. И отклоняется, приподнимаясь на локтях. Рассматривая мое лицо сверху вниз.       Мои руки ползут по его поясу и замирают на изгибе спины. А под ладонями бежит волна лихорадки. Я чувствую, как она сбегает вниз по его телу.       - В следующий раз, обещаю, мы пройдем еще больше… Я буду носить тебя, куда ты пожелаешь, - снова срывается обещание. А Гарри прикусывает нижнюю губу, вместе с улыбкой. Его выдают только сладкая ямочка в уголке и сморщенный нос.       - Будешь моим Рембо?       - А ты имеешь что-то против обросших щетинистых качков?       Пальцы Гарри убирают мои волосы назад со лба. Он наклоняется вперед, чтобы снова соединить наши губы. И я рывком переворачиваю нас, утягивая глубже на кровать. Гарри немного растерянно подается вперед от этой резкой смены, и мы снова стукаемся лбами.       Целоваться лежа, несомненно, в несколько раз удобнее. Но все еще недостаточно, потому что мы лежим на покрывале поперек, и теперь, оказавшись сверху, мне приходится удерживать себя на руках. Поэтому я отрываюсь, под задумчивый, уже немного затуманенный взгляд Гарри.       Мои руки опускаются на бедра Гарри и ползут по ним вниз, стаскивают обувь со ступней, кидая ее на пол рядом с кроватью. Там же оказывается и моя. А я чуть толкаю одно его колено в сторону, оправданно сообщая, что так просто будет удобнее. Лицо напротив пылает неравномерными алыми пятнами на щеках молочного оттенка. Губы испускают тихий всхлип, возможно, от откровенности позы (но мы ведь все еще целомудренно одеты), когда я наклоняюсь обратно, удобнее устраиваясь между разведенных ног Гарри, аккуратно заводя его голени за свою спину.       Теперь его губы встречают меня смущенно. Потому что моё тело фактически лежит сверху. Прижимая его к кровати. А мои руки зажимают его пояс с двух сторон, оглаживая бока. Пока его пальцы находят свое место на моей шее, на загривке. Я чувствую его дыхание своей грудной клеткой, такое неровное. И перебитое дрожью, когда одна из ладоней обводит его бедро, проскальзывая до колена. Которое немощно трясет.       Мы целуемся как школьники, которые первый раз остались одни дома. Охваченные гормональным всплеском. Целуемся с таким же желанием, такой же старательностью и самоотдачей. Губы припухшие и влажно горячие. Объятые пожаром.       А затем тихий помятый вдох напротив, сопровождаемый легким укусом за верхнюю губу, вынуждает все мое тело напрячься. И открыть глаза. Встретиться с туманным, смущенным, но в то же время оробевшим от перемены взглядом. И я понимаю, от какой именно. Мы возбуждены, мы вплотную. И это уже не настолько невинно, как начиналось.       Я глотаю, ощущая, как кадык через силу опускается вниз и возвращается наверх. И немного сдвигаюсь, желая лишить свое тело сдавленного дискомфорта. Более чем успешно, потому что слабый разряд пробегается до самых ступней. Сопровождаемый то ли стоном, то ли всхлипом. Или смесью. И эта смесь отключает меня. Я как пятнадцатилетний, первый раз объятый новым ощущением от трения, закатываю глаза, повторяя движение. Хрипя от ответного движения, такого же несмелого. Сделанного на пробу.       Еще, на этот раз чуть по кругу. Да я даже в пятнадцать не занимался подобной озабоченной глупостью. Только вот сейчас глупостью это уже не кажется. Напротив, самым невероятным возбуждением за прожитые двадцать лет. И не последним.       Губы Гарри больше не целуют в ответ, они лишь то приоткрываются, то сжимаются в тонкую линию, прежде чем снова приоткрыться, выпуская на свободу стеснительный стон. Мои приоткрыты напротив его. Вынуждают его дышать. Руки гладят и гладят поясницу. И, наконец, нерешительно пробираются ближе к коже, отдергивая край.       И тело подо мной бьется в протесте. Пальцы дергают ткань обратно. А глаза смотрят на меня немного дико. Губы нерешительно отодвигаются в сторону, когда я стараюсь задобрить их очередным поцелуем.       - Прости… больше не трону… - шепчу, смещая ладони к дрожащим коленям, подальше от опасного края.       - Не надо, - раздается у моего уха. Я послушный, так что киваю. Мягко целуя линию сладкого, почти лишенного щетины, подбородка.       Цепляю пальцами край своей футболки и, подавшись назад, стянув её через голову, вышвыриваю.       - Не надо, - повторно шепчут губы Гарри.       - Я не трону, обещаю… - укладываюсь обратно, прижимаясь, закусывая щеку изнутри от медленного давления между нашими бедрами, которые не торопятся. Целую. Теперь уже шею, затем покрываюсь мурашками, когда пальцы Гарри решаются закрасться на мою спину. Рисуя на моей коже кривые. А после ощущать тугую тяжесть в паху становится почти невыносимо, когда чужие горячие губы прижимаются к моему плечу, испепеляя, прожигая кожу в моей фантазии. Сопровождаемые поступательным движением навстречу.       Я открываю в себе мазохистские наклонности. Потому что решаю, что нам обоим не помешает измучиться томлением. И я не тороплюсь, смещаясь непростительно медленно. Раз за разом. Пока тело Гарри вьётся так, как может, а его бедра дрожат, зажимая мое тело с боков. Я закатываю глаза под закрытыми веками, белые пятна разбегаются от центра. Пока мой пах настойчиво вжимается в пах Гарри. До горячего озноба. Мне кажется, я сорвусь в следующую секунду.       Но объятая дрожью ладонь ложится на мою грудь и давит вперед. Что я медлю, сначала замирая, и отстраняюсь назад по велению Гарри. Готовый остановиться по его желанию. Хотя это ведь даже не излюбленное «что-то больше». Пальцы Гарри опускаются вниз, туда, где особенно пошловато и тесно граничат наши тела. И дергают футболку наверх. Пока его глаза умирают, тонут в слабости.       - Помоги мне, хорошо? – я не узнаю его голос. Сам же оказываюсь не в состоянии ответить как-то утвердительно, разве что кивком.       Я прикасаюсь к светлой коже, стараясь не смотреть на место контакта. Стараясь сначала «осмотреть» на ощупь. Проскальзываю пальцами по неровному изгибу, что встречается чуть выше, затем попадаю в паутину неровных сплетений на груди. Мелких и почти неощутимых. Но вьющихся шрамами. А Гарри охает. Жалобно и громко. И я не знаю: хорошо это или плохо. Пальцы Гарри подталкивают мои, и, почти сплетаясь, находят край ткани, вверяя его мне. И я тяну. Выше и выше. Взглядом очерчивая каждую несовершенную деталь.       - Ты самый красивый… Честно, Гарри… - белая футболка падает на пол.       - Ты врешь…       - Честно, Гарри.       Я утягиваю переплетения наших пальцев наверх, за голову Гарри, укладывая их на подушку. Я думаю о том, как еще в будущем буду выцеловывать каждый несправедливый, но такой особенный шрамик на его теле. Прижимаясь губами к изгибу шеи, вырывая из алых губ новый вдох, когда наша кожа касается друг друга от пояса и выше.       - Самый красивый…