Попытки двойного самоубийства

      Руки приятно оглаживали спину, и было даже почти не стыдно. Ацуши уже хотел было потянуться за салфетками, как его пальцы столкнулись с пальцами Осаму, который тоже намеревался их взять. Дазай покорно отступил, и Накаджима достал одну, вытирая пальцы и полоску его открытого живота, виновато пялясь на мокрое пятно на рубашке.       — П-прости, — промямлил он, и Осаму, проследив за его взглядом, махнул рукой.       — Не надо, — ответил мужчина. — Я сам виноват, — и прижался губами к его щеке, хитро улыбаясь.       Ацуши вспыхнул с новой силой, но отбросил использованную салфетку в сторону и прижался к нему в ответ, обнимая за шею, пытаясь выровнять дыхание. Бешеное сердцебиение замедлялось, теплый запах мягких темных волос просачивался в самое сознание, заполняя собой все мысли, и он действительно успокаивался. Напряжение вернулось удивительно скоро — ужасный вопрос яростно заклокотал в голове: «А что дальше? Дальше-то что?!» Спина явственно напряглась под забинтованными ладонями: парень весь сжался от вновь нарастающего смущения, и это не укрылось от внимательного взгляда Осаму.       — Эй, — произнес Дазай и отнял его голову от своего плеча, заглядывая ему прямо в глаза. — Расслабься, — приободрил он его с улыбкой, такой нежной и светлой, что Ацуши невольно подчинился, ослабляя напрягшиеся вокруг его шеи руки.       Он качнул головой, бросая короткий взгляд на все еще открытый пах Осаму и тут же отвел, неловко застегивая собственную ширинку на бриджах; Дазай последовал его примеру и снова положил руки на его спину так непринужденно, что это казалось противоестественным.       — Я... Пролил пиво, — пристыжено проговорил Ацуши, пялясь на опрокинутую банку, лежащую поодаль — она стоила двести йен.       — Я куплю тебе столько, сколько захочешь, — сказал Осаму, невесомо коснувшись губами уголка его рта, и парень зарделся от щек до самых кончиков ушей, внезапно почувствовав себя ужасно неловко на его коленях.       Он осторожно съехал набок, усаживаясь рядом, и прижался к его плечу.       — Спать хочется, — произнес Накаджима, и это была правда: он действительно утомился за день, да еще и Дазай подлил масла в огонь, полностью заморив его своими прикосновениями и близостью.       — Поспи, — добродушно ответил Осаму, и Ацуши заерзал, принимая более удобное положение.       Он осторожно положил голову ему на колени, подмяв руку под щеку; она вытянулась прямо над ладонью Дазая, и тот не удержался, переплел их пальцы, заставив парня вздрогнуть и снова заерзать. Беспокойный, словно зашуганный кот, не видевший ласки долгие годы, боящийся каждого шороха. Но Ацуши все-таки удалось нормально улечься, и он прикрыл глаза, сжимая чужую руку в своей, чувствуя чужие пальцы в своих волосах, гладящие так приятно, что хотелось мурлыкать от удовольствия. Незаметно для себя парень погрузился в сон, в то время как Осаму продолжал смотреть на него и гладить по голове. Он чувствовал, как в животе все перекручивается от одного только вида спящего Накаджимы, как хочется вновь его разбудить, чтобы полюбоваться его сонными глазами, примкнуть к его губам и, может быть, зайти чуть дальше, чем они уже зашли, но это было только в его голове. Небо розовело, и силы Дазая утекали с каждым вздохом, ему тоже неимоверно захотелось спать, и он закрыл глаза, отворачиваясь от солнечных зайчиков, пробивающихся сквозь листву.       К вечеру немного похолодало, легкий ветерок сквозил меж деревьев, и на ярко-красном закате Ацуши проснулся, часто моргая. Он приподнялся, отнимая голову от коленей Осаму, утер затекшей рукой уголок рта от невольно выступившей слюны и посмотрел на Дазая, спящего так сладко, как будто под его головой была не жесткая шершавая кора дуба, а мягкая подушка, набитая самыми пушистыми в мире перьями. Парень не мог ему не улыбнуться и наклонил голову, внимательно рассматривая его. Спящий Осаму — вещь действительно стоящая, но Ацуши не зацикливался на этом, и потому разбудил его мягким поцелуем в губы, обводя их языком и едва проникая им внутрь. Реакции долго ждать не пришлось — Дазай почти сразу же вцепился пальцами в его волосы, чуть выкручивая, и приблизил лицо Накаджимы ближе к себе, покусывая его губы, но мягко, не до крови. Эта почти незаметная жесткость все равно весьма ощущалась, Ацуши буквально мог почувствовать этот плотский голод, жгучий и нетерпеливый, такой заразительный, что парень был готов снова залезть к нему на колени и начать трогать его под одеждой намного откровеннее и увереннее. Этот горячий поцелуй вскоре прекратился, и, отстранившись, парень прочитал во взгляде Осаму чистую исключительную нежность вперемешку с тлеющим желанием, таким невинным, совсем не отдающим безумным голодом, который ну точно был пару минут назад. Он так быстро остыл? Или он и не горячился, так грубо вжимаясь в его губы?       Ацуши провел ладонью по его щеке и уперся лбом в его лоб, удовлетворенно выдыхая: мог ли он желать лучшей жизни?       — Посидим еще или пойдем? — тихо спросил Дазай, опаляя горячим дыханием губы Накаджимы.       — Еще немного, — промямлил парень в ответ и заерзал, снова прижимаясь боком к чужому горячему плечу. — Холодно, — произнес он, ища в этом прикосновении тепла; Осаму проклял себя с тысячу раз за то, что не взял свой плащ, и приобнял парня за плечи одной рукой, заглаживая несуществующую вину перед ним и перед самим собой.       Зеленая трава темнела в тени закатного солнца, оранжевое небо исполосовали светлые облака, и было так красиво смотреть на него сквозь пеструю листву деревьев, что Ацуши почти не дышал, прижимая ладонь к груди Дазая. Еще пара мгновений. Он это запомнит. Этот свежий прохладный воздух, наполняющий легкие, этот закат и это небо. Эти объятия. Это будет самое прекрасное воспоминание из всех пережитых, первое после того, в котором Осаму взял его под свое крыло.       Парень тяжело вздохнул и сел рядом на колени, тихонько собирая мусор. Дазай коротко посмотрел на него и поднялся, подбирая свой полупустой пакет, молча ожидая, когда Накаджима закончит.       На дорогу они вышли, не проронив ни единого слова.       Осаму мягко притянул Ацуши к себе и взял его под руку.       Идти было не так утомительно, как он ожидал: на душе было легко и тепло, несмотря на легкую прохладу, морозящую плечи, присутствие Дазая смягчало скуку, а молчание горячим медом обволакивало сердце.       — Осаму, — обратился к нему Ацуши, потупив взгляд. — А ты... Можешь контролировать свою способность? — спросил он, и Дазай непонимающе покосился на него.       — Что ты имеешь в виду? — поинтересовался он, склонив голову набок.       — Ну... — протянул парень, обняв себя свободной рукой. — Ты можешь коснуться эспера так, чтобы он мог использовать свои способности?       Осаму вскинул брови и тонко улыбнулся.       — А как дела с твоими способностями? — лукаво спросил Дазай, переводя стрелки. Накаджиме это не особо понравилось, но он охотно ответил:       — Я могу превращать по собственной воле свои конечности в тигриные. Полностью трансформироваться пока что не получается, ты знаешь, такое со мной происходило всего пару раз, и то, я этого не помнил, как во время полнолуний до Агентства... Но я еще научусь, — уверенно проговорил он, чуть выпрямившись.       Осаму все еще улыбался. Он задал неожиданный вопрос:       — А ты можешь превратить свои уши? — и Ацуши покраснел, вжимая голову в плечи.       — Могу, но... Я и глаза могу, и даже нос, это очень помогает, когда дело совсем безнадежное, и зацепок практически нет, но...       — Но?..       — Это странно выглядит, — признался парень, и Дазай тихо засмеялся, остановившись и встав напротив него.       — Ацуши-кун, — произнес он, засунув руки в карманы брюк. — Я хочу это видеть.       Ацуши отшатнулся назад, прижав кулаки к груди, и смущенно отвел свой жалостливый взгляд от лица Осаму, перебирая пальцами светлую прядку. Уши защипало, парень почувствовал, как одно нервно дернулось, выглядывая из-за всклоченной копны волос, и только потом он снова посмотрел на Дазая, боязливо, словно страшась его реакции.       — Тебе еще нужно работать, — проговорил Осаму, проведя рукой по тигриным полоскам на его лице. — Твои глаза тоже изменились, чувствуешь?       — Я-я... Не специально, — промямлил Накаджима, снова всматриваясь в сторону, в какой-то куст, находящийся рядом с клумбой закрывшихся цветов. Он мог рассмотреть каждый чертов листочек с этого расстояния и пересчитать их все до единого. — Просто... — начал было Ацуши, но поперхнулся воздухом, когда Дазай коснулся его уха.       Ушная раковина была покрыта шерстью и вытянута, совсем как у тигра, а еще она была невероятно чувствительной, настолько, что парень дернул ухом и шумно выдохнул от мягкого прикосновения.       — Я ответил на твой вопрос? — поинтересовался Осаму, и Ацуши распахнул глаза от удивления: он касается его! Касается его ушей, и они не исчезают!       Дазай не прекращал гладить его, скользил по мягкой шерстке вдоль хрящика, чуть сжимал кончик и щекотал за ухом. Зажмурившись, Накаджима стиснул зубы, пытаясь не застонать от удовольствия. Его руки, сжатые в кулаки, крепко прижимались к бокам, парень невообразимо напрягался, сдерживая свои чувства, но в итоге сдался, подался вперед, теснее к этой гладящей руке, выдохнул с тихим стоном, нервно вскинув руку, не зная, что точно хотел этим сделать — положить ее на плечо или упереться ею в грудь? Вечернюю тишину нарушал стрекот цикад и тихое урчание, вибрация, раздающаяся от Ацуши.       — Ты... мурлычешь? — пораженно спросил Дазай с невероятной любовью в голосе. — Так мило! — протянул он высоким голосом и начал гладить его обеими руками, отчего Накаджима часто задышал, позволяя звукам проскальзывать между вздохами. Эти писклявые сдерживаемые постанывания были просто восхитительны.       Осаму сжалился над ним и остановился, но рук не убрал, глядя на лицо Ацуши в своих ладонях. Тот осторожно приоткрыл глаз, потом второй (фиолетовая радужка блестела закатным солнцем в желтом белке), а потом зарделся, внезапно осознав, что только что произошло, но мурлыкать не перестал. Лицо Дазая вновь приблизилось, и мужчина поцеловал его в кончик носа, развеивая его способность. Поразительный контроль.       — Останешься у меня на ночь? — спросил Осаму, и парень затаил дыхание. Он повернул голову, ластясь к его мягкой ладони, обхватывающей щеку, и ответил:       — К-конечно, — с легкой, едва заметной улыбкой.       Они снова взялись за руки и направились к остановке, но другой дорогой. Мимо детской площадки, мимо загорающихся фонарей и клумб спящих цветов, прямо к скромному выходу, обрамленному низким забором с обеих сторон. В мягкой ночной тишине.       Облака сгустились, и закрапал мелкий слепой дождик.       В автобусе Ацуши прижимался плечом к плечу Осаму, положив на него голову, больше не беспокоясь, что на них могут пялиться. Он гладил его ладонь и получал поглаживания в ответ, и где-то в самом далеком уголке своего сердца парень чувствовал маленькую тлеющую искру, способную устроить настоящее пожарище. «Когда-нибудь мы зайдем дальше, — вспомнил Накаджима свои сегодняшние мысли. — Поскорее бы», — подумал он, чуть ли не физически нуждаясь в прикосновениях Дазая и безумно желая касаться его в ответ.       Узкие улочки, окрашенные вечерними сумерками, казались еще теснее, чем днем. Ацуши все прижимался к Осаму, будто хотел с ним срастись, но в полутьме ему не было стыдно — ночь наступала и укрывала плотным звездным полотном все его постыдные мысли, так и рвущиеся из самых потаенных глубин сознания, о существовании которых он даже не подозревал. Уже виднелся темный силуэт здания общежития, и Накаджима начал кусать губы от нетерпения — хотелось поскорее остаться с Дазаем наедине, в одной комнате... под одним одеялом... А может даже и под ним самим.       Замок щелкнул от поворота ключа, и они зашли внутрь комнаты Осаму, разуваясь. Сумка Ацуши полетела в угол вместе с пакетами, зажегся свет.       — Достань стол, — сказал Дазай, переступив ступеньку, и сразу направился к плите, чтобы поставить чайник.       Футон был в точно таком же состоянии, как и сегодня утром; Ацуши улыбнулся этой приятной мелочи, перетаскивая стол в центр комнаты, и уселся на полу прямо перед ним, ежась от холода, обнимая себя руками. Осаму, завидев это краем глаза, подорвался с места и подошел к футону, стянул с него одеяло и тут же приблизился к парню, укрывая его чуть ли не с головой.       — С-спасибо, — неловко пробормотал Накаджима, кутаясь сильнее. Он получил в ответ доброжелательную улыбку Дазая и прикрыл глаза от накапливающегося в груди тепла.       Вскоре перед ним стояла чашка горячего зеленого чая. Без сахара. Ацуши все никак не мог перестать улыбаться.       Сладости из супермаркета небрежной кучей занимали центр стола; Осаму зашуршал яркой оберткой и закинул себе в рот конфету, тут же запивая ее чаем.       — Ацуши... — хотел было начать он, но его прервала трель телефонного звонка, раздавшаяся из сумки Накаджимы.       Парень поднялся, удерживая одной рукой одеяло, и направился к раздражающему звуку, достал мобильник и ответил:       — Алло?       — Привет, Ацуши, прости за поздний звонок, — искренне извинился Доппо.       — Здравствуйте, Куникида-сан, — поприветствовал его парень и заверил, что ничего и не поздно. — Что-то случилось?       — Нет, ничего такого. Завтра жду тебя к восьми в бухгалтерии — заберешь зарплату и пойдешь на все четыре стороны: работы все еще нет. Сможешь передать этому придурку Дазаю, чтобы он тоже пришел?       — Д-да, хорошо. Спасибо, — поблагодарил его Ацуши и, коротко попрощавшись, повесил трубку.       — В чем дело? — спросил обеспокоенный Осаму, и парень обернулся к нему, светло улыбаясь.       — Завтра в восемь за зарплатой, — проговорил он. — Куникида-сан просил тебе передать.       — А, — протянул Дазай и сжал в руках горячую чашку, отводя взгляд.       Накаджима вернулся, на ходу устанавливая будильник, и сел на свое место напротив Осаму. Они сидели молча некоторое время, попивая чай и пережевывая сдобные булочки в полной тишине, и наслаждались вечером в компании друг друга.       — Ты когда-нибудь мастурбировал? — скучающе спросил Дазай и поднял глаза на Ацуши, подперев щеку кулаком. Парень прекратил жевать и непонимающе уставился на его озорное лицо, искрящееся нездоровым любопытством.       — Что? — спросил Накаджима, еле проглотив последний кусок, полезший не в то горло.       — Трогал себя?       — Да понял я! — выпалил парень, смущенно зардевшись. — Зачем ты это спрашиваешь?       — Ну, я старше тебя и несу за тебя ответственность. Я должен знать, — ответил он, ехидно улыбаясь. Ацуши облокотился рукой о стол и прикрыл ладонью лицо. Мысли о близости, которые совсем недавно морочили ему голову, куда-то испарились. — Так что?       — Я не собираюсь отвечать.       — Ой, да ладно, — махнул рукой Осаму. — Все это делают! Я это делаю, — протянул он, про себя отмечая, как же все-таки приятно вгонять Ацуши в краску. — Куникида... — начал было он, но тут же замолчал. — Хотя, знаешь, я не хочу об этом думать.       — А я не делаю, — раздраженно выпалил Накаджима. — Доволен?       — М-м... Не то чтобы доволен... — проговорил Дазай, надув губы. — Мне что, придется рассказывать тебе про пестики и тычинки?       Ацуши убийственно посмотрел на него сквозь пальцы.       — Мне что, по-твоему, шесть лет? — недовольно спросил он, заставив Осаму усмехнуться.       — Нам все равно пришлось бы поднять тему секса рано или поздно, — произнес он. — Я не настаиваю, конечно, но... Было бы неплохо хотя бы обсудить это.       Ацуши молчал.       — Ты знаешь, как этим могут заниматься парни?       И Ацуши все еще молчал.       — Догадываюсь, — смог он выдавить из себя, не зная, как лучше ответить. Ну да, у них есть руки и есть губы, и он вполне мог себе представить, как их использовать, но вряд ли все могло ограничиться только этим.       — Я мог бы рассказать, но... Не уверен, что ты хочешь слышать это от меня. Дать наводку? — хитро спросил он.       — Ну попробуй, — проговорил парень, убрав ладонь от лица, и сложил руки перед собой, пытаясь выглядеть как можно невозмутимее.       — Стащишь завтра ноутбук из офиса, — сказал Дазай, воздев указательный палец к потолку, — и узнаешь у Интернета все, что не хотел бы узнавать у меня.       Накаджима вздохнул и устало прикрыл глаза.       — Ладно.       — Чудненько, — произнес Осаму, хлопнув в ладоши, и взял еще горячую чашку в руки, делая глоток чая.       Кое-как переборов смущение, Ацуши последовал его примеру и отхлебнул из своей чашки, крепко вцепившись пальцами свободной руки в теплое одеяло. Они продолжили уплетать конфеты и печенья, медленно, растягивая напряженный вечер в мягком мгновении; от сладостей уже начинало сводить язык, и парень скорбно покосился на клубничный моти: а ему ведь хотелось его попробовать. Чашки опустели, приятная тишина нагнетала, и Накаджима на четвереньках перебрался поближе к Дазаю, упираясь носом ему в плечо. Мужчина залез к нему под одеяло и обнял, чувствуя, как руки Ацуши обвиваются вокруг его талии.       — Не слишком ли близко? — зашептал он на самое ухо, и парень задрожал, прижимаясь к нему сильнее.       — А ты имеешь что-то против? — нагло спросил Накаджима и пальцем поддел бинты на его шее, открывая исполосованную шрамами кожу, провел по ней горячим влажным языком, вырывая из Осаму зачарованный вздох.       Что за маленький чертенок.       Дазай залез руками ему под футболку, оглаживая спину, и прижался губами к его губам, влажно целуя, приоткрыв рот; парень скользнул языком внутрь и сплелся с чужим, нежно посасывая, надавливая и сжимая зубами, цепляясь пальцами за его каштановые волосы. Неожиданно Ацуши понял, что падает, и оторвался от него, распластавшись под ним на полу. Осаму окинул его влюбленным взглядом и коротко поцеловал, перемещаясь дальше, на подбородок, на шею, на ключицы, оставляя мокрые поцелуи и несильные укусы, даже не краснеющие, до того невесомыми они были. Накаджима застонал, чувствуя болезненную пульсацию в паху, и отполз назад, увлекая за собой Дазая к футону, прерываясь на поцелуи, путаясь в одеяле, таком ненужном сейчас! Усевшись, он начал расстегивать его рубашку, продолжая стягивать с его шеи бинты, но уже зубами, нетерпеливо, чуть ли не душа его этими тряпками. Ацуши смог найти кончик, но разматывать этот ужас совершенно не хотелось — он рывком стянул с него верх и крепко вжался ртом в небольшой освободившийся от бинтов участок, намереваясь оставить яркий засос. Осаму простонал его имя и потянул футболку вверх, заставляя парня поднять руки и на секунду оторваться от него. Когда Дазай потянулся к его ширинке, Накаджима уже не чувствовал себя так неловко, как в первый раз, и даже помог расстегнуть чужие брюки, не переставая зацеловывать его лицо.       Парень прерывисто вздохнул, когда чужие пальцы коснулись его члена и оттянули резинку трусов, выпуская его наружу. Он не мог прекратить смотреть, как Осаму трогает его, не мог нормально соображать; руки и вовсе онемели, но Ацуши упрямо смял ладонью его пах, облизывая свой засос на его шее. Сердце громко ухало в груди, и кровь бурлила в жилах, лишая рассудка; Дазай влажно поцеловал его в щеку и заерзал, придвигаясь поближе. Свободной рукой он приспустил свои трусы, их члены соприкоснулись, и Осаму обхватил их ладонью, двигая ей, размазывая по ним смазку. Накаджима выдохнул со стоном и сжал его бока, толкнувшись бедрами вперед, застонал снова, млея от тянущих ощущений в паху. Дазай тяжело дышал, скользя рукой по чувствительной плоти, и скрипел зубами, вжимаясь подбородком в плечо Ацуши; тот скулил, крепко прижимая его к себе руками, поглаживал по спине, цепляясь ногтями за бинты, и пытался не кончить раньше времени.       — О... Осаму, — захныкал он, и движения стали реще, жестче. Накаджима протяжно застонал, выгибаясь ему навстречу, и не выдержал такого давления: сперма брызнула Осаму на живот, и тот кончил следом, крепко впиваясь зубами в нежное молочное плечо.       Они тяжело дышали, прижимаясь друг к другу, и Дазай убрал влажную руку, упираясь ею в футон. Он поцеловал Ацуши в шею, слизав соленый пот, и упал рядом, распластавшись на футоне на спине, прикрыв глаза от удовольствия.       — Ацуши-чан... Ах, — выдохнул он, улыбнувшись. — Забыл, что хотел сказать.       — «-Чан»? — спросил Накаджима и тоже упал на спину, отставив локти назад.       — Почему нет? Это мило. А-цу-чан, — по слогам проговорил Осаму и повернул голову в его сторону, улыбаясь.       — Перестань, — смущенно буркнул Ацуши и задел его ногу своей. — Мне нравится, — тише произнес он и отвел взгляд.       Двигаться совершенно не хотелось, но засыхающая сперма стягивала живот и не доставляла совсем никакого удовольствия.       — У нас же там были где-то салфетки? — спросил Накаджима, закрыв глаза.       — Ага-а, — протянул Дазай. — Если соберешься подняться за ними... Ну, было бы неплохо.       — Угх... — вздохнул парень. — Не соберусь.       — Тогда мы будем лежать здесь грязные и липкие, — ехидно улыбнулся Осаму и перевернулся на бок, снова кусая Ацуши в плечо.       — Ну и плевать, — проговорил парень и подполз ближе к нему, укладывая голову ему на грудь.       Они не потрудились ни до конца раздеться, ни хотя бы застегнуть молнию на штанах.