***
— Ацуши, выключи, — заныл Осаму, и парень, лежащий на его груди, заворочался. — Да сейчас, се... Черт. Не хочу-у, — протянул он, не открывая глаз. — Агх, какой нормальный человек поднимется в такую рань? — Я всегда так поднимаюсь. Сейчас, — раздраженно буркнул парень и засунул руку под одеяло, выуживая из заднего кармана дребезжащий мобильник. — Вот, все, видишь? — проговорил Ацуши, выключив будильник, и засунул телефон обратно, вновь обнимая Дазая. — Сколько времени вообще? — спросил мужчина, недовольно хмурясь и прикрывая лицо тыльной стороной ладони. — Шесть, — тихо ответил Накаджима, и Осаму удивительно бодро подскочил, широко распахнув глаза. — Что?! Это еще хуже, чем проснуться в восемь! — выпалил он и вновь упал на футон. Ацуши скривил лицо, недовольный этой его возней, но снова устроился на забинтованной груди и крепко обвил мужчину руками. — В восемь мы должны быть уже в Агентстве. — Я о том же. — Нет, ты... — хотел было начать он, но остановился: было жутко неохота спорить. — А, хотя, ладно, не важно. Ацуши умиротворенно прижался носом к плечу Дазая и поглубже вдохнул его запах: тяжелый, металлический, переплетающийся с соленым мускусным потом, но все равно такой приятный, невероятно любимый: хотелось вдыхать его еще и еще. Парень сжал пальцы на его боку и обвил его ногу своей, покрепче, поближе. Остался неприятный осадок от сна: казалось, будто что-то вот-вот исчезнет, и Накаджиме совершенно не хотелось, чтобы этим «чем-то» оказался Дазай, хотя страхи его были глупы и беспочвенны. — Как же вставать-то не хочется, — проговорил Осаму, обнимая парня за плечи, и запустил ладонь в его волосы, нежно перебирая их, наматывая светлые локоны на пальцы. — Угу, — пробормотал парень и куснул его в плечо, едва надавливая на кожу зубами. Ему тоже не особо хотелось так рано просыпаться и что-то делать, куда-то ехать, еле продирая глаза, но... Такой ранний подъем стоил того, чтобы побыть с Дазаем подольше. Обнимать его, чувствовать тепло его тела самыми кончиками пальцев, глубоко вдыхать застоявшийся прелый воздух, пропитанный его запахом — утро, которого хотелось каждое утро, пробуждение, которого хотелось каждый божий день. Ацуши поцеловал его в плечо, в шею, он приподнялся на руках, нависая над ним, и коснулся его губ своими, но этого было так мало, так недостаточно. Он целовал его затяжно, глубоко, чувствовал, как чужие руки ерошат его волосы, как колено болезненно-приятно упирается в пах, но все равно был голоден до него: сколько бы близости у них ни было, он все равно никогда не насытится, это как пить морскую воду — сколько ни пей, а жажду не утолишь. В последний раз облизнув его губы, Ацуши выпрямился, усевшись на его коленях, и взял его руки в свои, потираясь о чужие ладони щеками. Он выдохнул, прикрыв глаза от ласки, и нежно посмотрел на Осаму из-под полуприкрытых век. — В ванную надо, — расслабленно проговорил Дазай, и он был прекрасен: влажные искусанные губы, яркие карие глаза, играющие на солнце светлыми бликами, растрепанные волосы, разметавшиеся по подушке. «Не хочу к этому привыкать, — думал Накаджима. — Хочу смотреть на него и всегда видеть таким, как сейчас». — Кто первый? — Первый? — усмехнулся Осаму, откинув голову. — Пошли вместе. — А? Он пискнул, когда Дазай сел на футоне, и вскрикнул, когда его подхватили под бедра, поднимая с матраса. — Осаму! Ацуши обхватил его талию ногами, а шею — руками, пытаясь не упасть, но Дазай держал крепко, целуя его в плечо и быстро шагая к двери в ванную. Внутри он соизволил опустить его на пол и включить воду, глядя Накаджиме в лицо с глупой улыбкой. Парень стоял напротив Осаму, раздраженно пялясь на него в ответ, и дрожащие руки неуверенно, но упрямо потянулись к чужим ослабленным бинтам, оттягивая их, аккуратно разматывая. Ацуши нервно сглотнул, возбуждаясь от одной только голой шеи с темным пятном засоса на ней, от острых ключиц, выпирающих под тонкой кожей, и не сдержался, прижался к одной губами, чуть прикусив ее. — Ацуши-чан, — любовно прошептал Дазай, и Накаджима вздрогнул от теплых рук, обхвативших его тонкое тельце, от мягкого поцелуя в макушку, нежного и осторожного, как будто Осаму боялся его спугнуть. Ацуши обнял его в ответ и снова облизнул выпирающую косточку, сжимая на ней зубы, провел мокрым языком по покрасневшей коже, утихомиривая легкое приятное жжение. Осаму сделал шаг вперед, оттесняя парня к бортику ванной, вынуждая его сесть на самый краешек, и скользнул руками за край бридж, крепкой хваткой вцепившись в его ягодицы. Так они и замерли на пару мгновений, тяжело дыша от переизбытка эмоций, и только потом отстранились, пронзительно глядя друг другу в глаза. — Мы хотели в ванну, — напомнил парень, и Дазай кивнул, облизывая губы. — Да, — произнес он и осторожно сделал шаг назад, выпуская Накаджиму из своих объятий. Последние бинты соскользнули с рук, одежда небрежно упала на пол, и они залезли в ванну друг напротив друга, совсем как когда пытались покончить с собой, порезавшись лезвиями бритвы. Ацуши глянул на свою руку под толщей воды — на внутренней стороне, от запястья до сгиба локтя красовался длинный белесый шрам, почти незаметный; регенерация Тигра давала о себе знать, но Осаму, похоже, действительно держал его до последнего, долго не давая его способности действовать. Дазай гладил его. Израненные руки мягко касались ладоней парня, массировали запястья и сплетались с его пальцами, настойчиво лаская тонкую кожу. Бедра непринужденно терлись о чужие ноги, доставляя щекочущее низ живота удовольствие, и Ацуши был готов поклясться, что если так продолжится и дальше, он кончит прямо в воду буквально через минуту. Это не продолжилось, хотя Накаджима и не был разочарован. Чужие скользкие руки, намыливающие тело, расслабляли; пока Осаму мыл его, парень находился где-то между полудремой и оргазмом, и это ощущение «на грани» только больше раззадоривало его. Ацуши жался спиной к чужой груди, ластился под горячие ладони, теряя контроль над собственным телом, и кусался, не забывая оставлять метки-засосы на шее, плечах и груди Дазая. Они дразнили друг друга, но им обоим это ужасно нравилось. Передергивать друг другу не имело смысла, здесь дело было совсем в другом: не удовлетворить друг друга, а насладиться, как пряным многолетним вином — выдуть всю бутылку в одиночку кто угодно может, но вот распивать вдвоем, смакуя каждый глоток, чувствуя все оттенки вкусов — это уже искусство. Только почему-то с каждым вздохом, с каждым прикосновением их опьяняло все сильнее и сильнее. Ацуши смотрел и не видел, его взгляд казался пустым и отстраненным, но он был полностью сосредоточен на любимом теле, рассматривал каждый кусочек обнаженной кожи под густой мыльной пеной, ведя ладонями по мокрым плечам, зарываясь в волосы, вымывая из них всю грязь. Он не мог остановить бурный поток мыслей, не мог сопротивляться своим желаниям (да и не хотел), крепко целуя Дазая в губы. Вкус мыла раздражал, но это можно было перетерпеть, сплетаясь языками нежно, даже как-то лениво. Буря чувств и несдерживаемых эмоций угасала, разумы очищались, и два чистых тела обнимались под толщей мыльной воды безо всякой задней мысли. Накаджима цыкнул: — У меня нет чистой одежды, — но Осаму не ответил — только лишь поцеловал его в шею и обнял покрепче. Его руки заскользили по животу, огладили бедро и вернулись обратно, невесомо обводя пупок; Ацуши закусил губу, и тихонько вздохнул, стиснув колени. А чужая рука все гладила, лишая рассудка, тяжелые прикосновения горели, вызывая толпы мурашек, и парень томился от нежной ласки, сжимая пальцы в кулак. Дазай поддел пальцем ноги цепочку от пробки, и уровень воды начал медленно, но верно понижаться. Он заерзал и вылез из-под Ацуши, поднимаясь; парень не отказал себе в удовольствии получше рассмотреть уходящего Осаму, подбирающего брошенную на пол одежду, его крепкие прямые ноги, округлый зад и широкую спину, легонько улыбаясь. Покраснев, Накаджима уткнулся носом в свои колени и заулыбался еще шире, даже почти не стыдясь своих мыслей о том, какой же он красивый. — Держи, — проговорил вернувшийся Осаму, и Ацуши поднял на него глаза — тот был уже в своих бежевых штанах и протягивал ему полотенце. — Спасибо, — поблагодарил парень и поднялся, переступая через бортик ванны. Он принял чистое полотенце из его рук, встряхнул им волосы, утерся им и повязал его на бедра. Когда Накаджима вернулся в комнату, Дазай молча достал из шкафа одну из своих рубашек и заботливо накинул ее ему на плечи. Ацуши тепло улыбнулся, вдел руки в рукава и сел за стол, на взявшуюся из ниоткуда подушку: видимо, Осаму все-таки потрудился достать их сегодня. Парень оправил полотенце, чувствуя себя абсолютно обнаженным, и положил голову на стол, краем глаза наблюдая за снующим у плиты Дазаем. Запах. Эта рубашка пахнет им. Ацуши уткнулся носом в сгиб локтя, вдохнув полной грудью запах стирального порошка, перебиваемого сладостью тела Осаму, и тяжело выдохнул, дрожа от удовольствия. Он прикрыл глаза и даже не заметил, что задремал, до тех пор, пока его не потрепали за плечо. — Не спи, — улыбнулся Дазай и поставил рядом тарелку. Теперь божественным запахом для Накаджимы стал запах еды. Жареный рис с кусочками покупных сосисок, горячий чай и клубничный моти; Ацуши улыбнулся, придвигая все это к себе. — Итадакимас, — произнес он и, взяв палочки в руки, принялся утолять свой голод. Рисинка за рисинкой, глоток за глотком — они завтракали молча, в тишине, прерываемой лишь пением птиц из открытого окна. Дазай бросал на парня короткие голодные взгляды, и вовсе не потому, что так сильно хотел есть. Ацуши. В его рубашке. Как же это было очаровательно. Он не мог налюбоваться им, но смотреть прямо он тоже не мог: то смотрел на тонкие руки, поднимающие кружку в воздух, то на пальцы, сжимающиеся на палочках. Коленка, выглядывающая из-под стола, прядь влажных волос, упавшая на лоб, розовые губы, изогнувшиеся в легкой улыбке — кусочки пазла, которые Осаму выдергивал краем глаза и собирал воедино, млея от появляющейся в его голове целостной картины. Но вот руки опустили палочки и легли на колени. Ацуши внимательно посмотрел на Дазая, не переставая тонко улыбаться, и тот внутренне запаниковал — его поймали с поличным, нужно было отвести взгляд раньше, посмотреть на него позже... Однако Накаджима молчал, не сопротивляясь изучающему взгляду, не высказывал никаких претензий, глядя на него в ответ, и сжимал кулаки на коленях, вздыхая. Он мог бы так все утро просидеть, если бы не вспомнил, вздрогнув: — Черт, сколько времени? Ацуши начал озираться по сторонам, пытаясь отыскать свои бриджи с телефоном, но это было уже не нужно. — Семь, — ответил Осаму и положил его мобильник на стол. Парень взял его в руки и глянул в экран, будто проверяя, правда ли там столько натикало. — Нужно уже идти, — серьезно произнес он и поднялся, снова оправляя полотенце. — Я... сейчас переоденусь и вернусь, — кивнул он, направляясь к выходу. Он подобрал свою сумку и обувь и приоткрыл дверь, выглядывая наружу. Дазай тихонько подошел к нему, отдал его вещи, не забыв поцеловать в макушку напоследок, и зарумянившийся Ацуши босиком прошагал до своей квартиры, кое-как пытаясь достать ключи. Плевать на одежду — он бросил ее у шкафа и принялся искать рабочую, беглым взглядом оглядывая полки. Снимать рубашку Осаму совершенно не хотелось, но парень переступил через себя и стянул ее с плеч, хотя все равно уткнулся в нее носом и вновь вдохнул ее запах, подрагивая от наполнившей разум сладости. Накаджима одевался, пребывая мыслями где-то в другом месте, и забылся совсем, когда затянул на шее галстук, вспоминая, как этот же галстук пережимал шею Дазая. Вернулся он весьма скоро, с сумкой наперевес и полотенцем с рубашкой на руках. Осаму тем временем заматывался бинтами и, похоже, заканчивал. — Помочь? — спросил Ацуши, неловко подступившись, и положил рядом с ним его вещи. Дазай поднял на него глаза. — Нет, спасибо, — улыбнулся он и заправил кончик бинта на запястье, поднимаясь с футона. Свежая рубашка, темная жилетка, боло и плащ, и Осаму был готов, широко зевая на ходу. Он вышел вместе с Накаджимой, почти случайно проведя рукой по его плечу, запер дверь и сладко потянулся, предчувствуя хороший день.***
Осаму скорбно пялился на свой тонкий конверт с зарплатой, завистливо поглядывая на Ацуши. — И еще это, — проговорил Куникида, протягивая парню увесистую пачку мелких купюр. — Это... что? — спросил Накаджима, но покорно принял деньги, рассматривая их. — Ежегодная премия на день рождения, — ответил Доппо и поправил очки; Дазай сразу же подобрался поближе. — О-о-о, день рождения, — протянул он, укладывая голову Ацуши на плечо. — Когда? — Пятого мая, — смущенно ответил парень и убрал все свое честно нажитое добро в сумку. — Куникида-кун, а где моя премия? — Твой день рождения еще нескоро, кретин, — раздраженно ответил Доппо, и Рампо, листающий журнальчик в углу, усмехнулся. — А учитывая твое трудолюбие, ты можешь и вовсе ее лишиться, — поддакнул Эдогава, не поднимая глаз, и тут же перевернул страницу. — Рампо-сан, и вы туда же, — заныл Осаму, вжав голову в плечи. — Ну ла-адно, — протянул он, развернувшись к выходу. — Пойдем, Ацуши-кун. — Э? — только и успел выдавить из себя парень, как Куникида пронесся мимо, в два шага преодолевая расстояние до Дазая и хватая его за шкирку. — Кто сказал, что ты уходишь? — грозно спросил он. — Тебя... ждут... архивы, — низким голосом прошептал Доппо почти у самого его уха, и Осаму задергался, пытаясь отцепить его от себя. — Нет, только не эти бумажки! — В алфавитном порядке, — продолжал Куникида, и Дазай вскрикнул, отбиваясь от него еще яростнее. Ацуши смотрел на все это огромными ничего не понимающими глазами и в итоге отвел взгляд, рассматривая что угодно, но только не этих придурков. На его рабочем столе лежал ноутбук, и забытая мысль вспыхнула в его разуме, заливая лицо краской. — Куникида-сан, — смущенно позвал он и вздрогнул, когда Доппо посмотрел на него бешеными глазами, продолжая душить Осаму. Парень икнул, чуть не забыв, о чем хотел попросить, и быстро затараторил: — Можно я возьму ноутбук? — и взял его в руки, протягивая перед собой. — Эм... Да? Осаму воспользовался его замешательством и резко дернулся в сторону, поправляя бинты на шее. Куникида хотел было снова схватить его, но Накаджима опять его отвлек. — Спасибо, — поклонился он, убирая технику в сумку, и краем глаза заметил, как Дазай хитренько смотрит на него, играя бровями. — Завтра же на работу? — спросил он, пристыженно скрипнув зубами. — Да, — выдохнул Доппо и протер глаза под очками, пытаясь успокоиться. — Начинается Золотая неделя, так что рабочий день будет неполный... — Хорошо, спасибо еще раз, до свидания! — выпалил Ацуши и поспешил смыться из Агентства как можно скорее, чтобы больше не видеть этой нахальной рожи Осаму. Да, он взял ноутбук, чтобы узнать подробности интимной жизни! Сам же сказал это сделать. Придурок. «Придурок-придурок-придурок», — повторил он про себя, тяжело вздыхая, и покинул здание. Дрожащая рука нервно цеплялась за ремень сумки, сердце колотилось так, будто он пробежал целый марафон, и Накаджима направился к остановке, вжав голову в плечи. Люди. Самые обычные ничем непримечательные люди проходили мимо, не обращая на него внимания, но Ацуши казалось, будто все смотрят на него, все осуждают и винят его во всех бедах, смертных грехах и политических распрях. По сути, винить-то его было не в чем. Мир не вращался вокруг него, он не делал ничего противозаконного, и все волнения были только в его голове — необоснованные, ненужные, до ужаса глупые, но до чего же было стыдно! В автобусе Ацуши упорно пялился в окно, не обращая внимания на редких людей, сидящих рядом; он убеждал себя, что эта паранойя ни к чему хорошему не приведет — только потреплет его и без того хрупкие нервишки и расплавит мозг, не готовый к таким нагрузкам. По стеклу поползли мелкие капли: закрапал дождь, а следующая остановка — его, не хотелось бы попасть под ливень. К счастью, когда он вышел, дождь не успел разойтись как следует, и Накаджима быстро зашагал к общежитию. Дверь, ключи и громкая гроза — похоже, он прибыл как раз вовремя. Небо потемнело на пару тонов; Ацуши включил свет, поставил чайник и достал стол, положив на него сумку. Парень провел ладонью по лицу, вздыхая, мысленно произнес: «Черт, я сделаю это», — и вытащил ноутбук, поднимая крышку экрана. Кружка с горячим зеленым чаем приятно грела руки, и Накаджима поставил ее на стол, стягивая с себя галстук. Он быстренько переоделся, накинул на плечи одеяло и сел за стол, подогнув под себя ноги. Модем. Интернет. Браузер. В груди что-то тревожно перекручивалось. Сначала были обычные околонаучные статьи, подробно рассматривающие однополые отношения. Ацуши периодически кивал, сжимая зубы, и его багровое лицо красноречивее всех слов описывало, как он старался не захлопнуть ноутбук и не удариться головой о поверхность стола, избавляя себя ото всех тяготящих чувств. Когда дошло до темы секса, парень внимательно прочитал представленную информацию, затем отвел взгляд от текста, прикрыл крышку ноутбука, осторожно отодвинул от себя чашку чая и прижал к лицу скомканный край одеяла, приглушенно закричав. «Что?!» Ладно. Ладно, черт возьми, он узнал, и он не хочет этого, с него довольно. И Ацуши должен был выключить ноутбук и спокойно допить чай, пытаясь занять себя мыслями о будущем месяце и даже о дне рождения, который он наконец-то, впервые за всю жизнь мог отметить как обычные нормальные люди... Но. То самое назойливое извечное «но». Ему было, черт возьми, любопытно, что же такого приятного в анальном сексе. Он внимательно читал каждую строчку, ловил каждое слово, думая, что он понятия не имеет, о чем стоит думать. Д-да? Нет? Это отвратительно! Но это приятно... вроде? Как что-то подобное может быть приятным? Но если подготовиться... От противоречивых мыслей кружилась голова, нетронутый чай остывал, и Ацуши схватился за голову, облокачиваясь о стол — чертов ублюдок Осаму, они не будут таким заниматься! Или будут? Можно попробовать. Они ведь в любой момент смогут остановиться... Ацуши делал вид, что не замечает порно-сайтов. Совсем не замечает. Он убеждал себя до последнего. Пока нездоровый интерес не взял над ним верх. Если сначала Накаджима слушал звуки, убавив на самую низкую громкость, то потом он прикрыл лицо ладонью и выключил их насовсем, глядя на экран сквозь пальцы. Он сменял видео каждые две минуты, надеясь увидеть все и одновременно ничего; сначала его интересовало только: «Им вообще удобно? Он действительно... что ли... А его... ?» Но позже парня начало беспокоить собственное яростно колотящееся сердце в груди и стояк в домашних штанах — это уже ни в какие ворота. Он снова опустил крышку ноутбука, вжав ладони в лицо, и упал на спину, сгорая от стыда. Чертов Осаму, чертово порно, чертова жизнь! Ему противно, почему он возбуждается? Потому что в его голове тот самый чертов Осаму. Его томный ласковый взгляд, его руки и пальцы, его влажные губы, оставляющие багряные засосы, его темная макушка между ног — Ацуши непроизвольно проецировал увиденное на возможное будущее, и к члену приливала кровь. Парень тяжело прерывисто дышал, стиснув коленки, и жмурился, качая головой. Тело казалось тяжелым, даже руки держать на весу было до ужаса трудно, и он отнял их от лица, раскинув в стороны. «Гори все синем пламенем», — решился Накаджима и залез рукой в трусы, крепко сжимая плоть у основания. Он сдавленно простонал, закрыв рот свободной ладонью, и задвигал рукой, судорожно вздрагивая. Осаму... Конечно же он думал об Осаму! Как если бы тот точно так же закрывал его рот и надрачивал ему, скажем, в подсобке Агентства, куда могли зайти в любой момент... Прижимался к нему всем телом и кусал в шею, беспрерывно засасывая ртом кожу... Ацуши снова простонал и свернулся в клубок, облизывая пальцы, это так хорошо, просто замечательно, а Дазай — о, как же он его любит, как же он его хочет, как... как! — Ах! — выдохнул он, выгнув спину, и полностью расслабился, подрагивая от оргазма. И когда он достал влажную руку из штанов, он почти не хотел убить себя, глядя на испачканную спермой ладонь.