Попытки двойного самоубийства

      Охранник молча проводил его внутрь. Клуб был небольшой, с двумя этажами; немного пахло куревом, было душно, и хоть людей сидело не особо много, спустя пару минут пребывания здесь становилось ясно, что помещение не проветривалось, и воздух, охлажденный кондиционером, все равно кружил голову недостатком кислорода. Кабинет хозяина был на втором этаже, в окружении еще пары комнат, Ацуши вошел, поклонился, показал лицензию и вежливо попросил взглянуть на все документы, подтверждающие легальность этого предприятия. Разрешения, справки, лицензии: теперь все было у него на руках, он сидел напротив сидящего стрункой босса и листал бумажки, пытаясь найти какие-нибудь мелкие изъяны, недочеты, ошибки, способные укрыть здесь всех за решетку. Нелицензированная торговля спиртным или незаконное хранение оружия: парень заметил, что у охранников было по кобуре на поясе, и все это должно было быть задокументировано; еще что-нибудь...       Но все было до разочарования чисто.       — Наш бар бесплатный, так что разрешение на торговлю не нужно, — отвечал Синохара, высокий молодой брюнет в черном костюме, босс. — Мои друзья умеют отдавать долги, а я умею благодарить их.       — Х... хорошо, спасибо за информацию, — устало вздохнул Накаджима и передал бумаги через стол, протер глаза. — Можно мне здесь осмотреться?       — Да, конечно.       Мужчина поднялся, сложив руки за спиной, Ацуши поднялся тоже, и ему провели небольшую экскурсию.       На втором этаже помимо кабинета была пара комнат отдыха для того, чтобы наклюкавшиеся до состояния амебы персоны могли не утруждать себя заказом такси и невнятным бормотанием по телефону, на какой адрес нужно прислать машину, первый этаж — барная стойка, небольшая площадка для танцев и столики у стен с небольшими обитыми темной тканью диванчиками. Еще туалет, удивительно чистый, техническое помещение, просторная подсобка со старой мебелью и полупустыми коробками с хламом: в общем, ничего интересного.       — Вы сказали, что у вас дело о пропаже. — Из-за плеча неожиданно появился Синохара и расплылся в легкой добродушной улыбке. — Почему это место?       — Просто предположения, — ответил Накаджима и развернулся, медленно топая к выходу. — Хотел проверить этот район, вот и все.       — Понятно, — протянул босс. — Обращайтесь, если что. — Он дал Ацуши скромную белую визитку с черным текстом рабочего номера, и тот принял ее, засунул в кармашек на груди.       — Спасибо. Удачи вам.       Парень поклонился и уже хотел было уходить, но разочарованный вздох Синохары остановил его.       — Даже не выпьете?       Накаджима опешил, но вежливо отказался:       — Спасибо за предложение, но я очень тороплюсь, — неловко проговорил он и, еще раз попрощавшись, юркнул за тяжелую металлическую дверь мимо того охранника, встретившего его на улице, теперь стоящего в коридоре.       Ацуши глубоко вздохнул, наслаждаясь относительно чистым, но более свежим, чем в клубе, воздухом, и зевнул, прикрывая рот рукой. Прочь, прочь отсюда; он зашагал вперед, предчувствуя, как проверит еще одно место, облажается и вернется домой, но его дернула за ухо мысль. Была то интуиция или предчувствие, он обернулся, и глаза сразу же зацепились за камеру наблюдения, глядящую на него, как назойливое всевидящее око. Он почувствовал себя еще более неловко: сказал, что торопится, а сам топчется прямо перед зданием; и свернул в проулок, к тротуару. Тяжелое чувство все не отпускало: ну, да, это было необычное место, он ожидал склад, а увидел клуб, который не был указан на карте как частная собственность, хотя все бумажки были правильно заверены и оформлены, в этом он разбирался, Куникида часами мог проводить лекции о поддельных и подлинных документах.       «Он держал тебя рядом, следил за каждым шагом, не позволял оставаться одному, — начиналась паранойя. — Он спрашивал о похищении, чтобы узнать, что уже известно Агентству, — продолжала она, — он хотел споить тебя, отравить, убить!»       Накаджима редко когда поддавался собственным беспочвенным подозрениям, но ноги... будто вросли в асфальт.       «Если ему что-то известно, ты никогда не найдешь его, а завтра же на месте клуба будут руины, которыми ты ничего не докажешь!»       Ацуши дернулся, повинуясь сиюминутному порыву, свернул в переулок и сбросил обувь вместе с сумкой около мусорного бака, закатал рукава. Тигриные лапы, кирпичные стены, крыша пятиэтажки, с которой открывался превосходный вид на двери клуба Синохары. Он последит. Немножечко. Только чтобы успокоить себя. Всю ночь — ну, совсем ведь чуть-чуть; Накаджима не позволит улизнуть преступнику прямо из-под носа, а если он и не является преступником... то хотя бы утихомирит собственную волнующуюся душу. Конечно, это муторно, и по-хорошему нужно было собрать паек, чтобы не умереть от голода в ожидании — он ведь еще не ужинал — но его решимость загорелась ярким пламенем, способным вдоволь накормить его голодное до правды сердце.       Полчаса, час: время текло ужасно медленно. Проходит минута, а кажется, десять; Ацуши спокоен, он глубоко дышит, смотрит на двери и изредка поглядывает на смеркающееся небо: оно красивое, оно отвлекает и топит в своей сиреневой синеве. Парень цепляет глазами редких прохожих, рассматривает рекламные баннеры и магазинные вывески, собирает ладонью пыль с парапета, стряхивает, усаживается поудобнее. Вот уже и стемнело, вот показались звезды и тут же скрылись за облаками; Накаджима глядел тигриными глазами, как клуб покидают богачи и какие-то важные шишки, как они уезжают на своих дорогих машинах прочь, не оставляя ни надежды, ни повода снова ворваться туда и поймать всех с поличным. Ацуши не знал, кого это — «всех», но очень хотел, чтобы это место, песчинка среди огромной горячей пустыни, оказалось тем самым, что он так давно искал. Если не предполагаемым «сборным пунктом», то хотя бы связующим звеном, одним из нескольких, ну, хоть чем-нибудь, пожалуйста!..       В кармане завибрировал телефон. Накаджима уселся на холодную землю, прислонился спиной к парапету и достал его: Дазай, кто бы мог подумать. Но Ацуши не хотел отвечать. Ему было стыдно: за то, что нарушил обещание и в итоге поздно придет, за то, что не умеет отдыхать и истощает себя как физически, так и морально. Он ответил на вызов. Приложил трубку к уху. Молчание.       — Прости, — больно, разочарованно, но искренне, и по ту сторону трубки послышался тихий вздох с неловкой усмешкой.       — Долго ты еще?       — Допоздна.       И снова молчание, но слов в нем отчего-то было больше, чем в живом, вербальном общении.       — Ужин в холодильнике, — опять вздохнул Дазай. — Разбуди меня, когда придешь.       — Хорошо. Спасибо.       Он пустил на лицо блуждающую улыбку и сбросил вызов, вновь глядя на небо. Темное, глубокое и бесконечно пустое.       Как он сам.       Тигриное ухо дернулось в сторону: кто-то вышел из клуба. Накаджима обернулся и поглядел: это уходил Синохара, бодро и неспешно, но немного уставше: похоже, «друзья» его вымотали, зато теперь он покинет свое заведение и скоро будет нежиться в теплой постели. Ацуши давился черной завистью и собирался плюнуть на него, тоже уйти, вернуться домой, к Осаму, но...       Он плюнул и спрыгнул с крыши, гибко и тихо приземлившись на четыре лапы.       Проскользнуть между домов, бросить кирпичом в камеру и обежать здание, приближаясь к черному ходу. Это неправильно. Противозаконно. Но, черт возьми, он сделает это, даже если будет жалеть. Да, он видел все помещения, да, там ничего не было, но...       То самое противное назойливое «но».       Накаджима поддел когтем навесной замок, сломал его, как пластмассовую дешевую игрушку, тихонько впорхнул внутрь: маленькая темная комнатка; и прислушался, пытаясь понять, сколько здесь людей. Один сидит за баром, попивает от скуки коньяк, другой отирается у главного входа, еще парочка болтают у дверей в подсобку... По одному и незаметно вынести не получится. Придется валить всех и сразу. «Главное — не убить», — подумалось Ацуши, он глубоко вздохнул и выскочил на танцплощадку, налетая на того, что был у подсобки: сильный удар в челюсть, щедрый пинок в живот, и один готов; на второго запрыгнуть и зажать в захвате, крепко стиснув в кольце рук. Тот, что сидел у бара, среагировал и вскочил на ноги, другой, который стоял у входа, подбежал и вскинул руку с пистолетом. Выстрел, еще один, но оба мимо: Ацуши увернулся, ерзая на чужих плечах, сдавил шею сильнее и, когда его жертва потеряла сознание, добил ударом по голове того, что скрючился на полу и держался за живот. Охранник с пистолетом попытался выстрелить еще раз, но пуля просвистела прямо рядом с ухом, и Ацуши стремительно приблизился к нему, хватая за голову. Парень почувствовал удар в спину — тот, что совсем недавно попивал коньяк, схватил барный стул и ударил им Накаджиму, но это не помешало детективу ударить стрелка головой о стену и обернуться к последнему пребывающему в сознании. «Не хочу покупать новую рубашку, — подумал парень, — не стреляй, не стреляй, не стреляй». Тот как раз собирался потянуться к кобуре, но надо было делать это раньше: Ацуши подбежал к нему, ударил по лицу, чуть не получил в ответ — охранник не собирался сдаваться — и добавил еще, еще; в солнечное сплетение, в живот, заставляя упасть на колени, а потом и вовсе распластаться по полу. Ногой в живот еще пару раз, чтоб уж наверняка, и вверх по лестнице, к кабинету. Так. Все закрытое сломать и открыть: ящики стола, не особо надежный сейф, который Дазай вскрыл бы меньше, чем за полминуты, шкаф...       Он не задумывался о последствиях. Он сходил с ума раньше и будет сходить теперь, он не отступится: погрязнет в трясине безумия и утонет, не в силах сопротивляться гнетущей стихии, он будет барахтаться в попытках найти ответы, но его будет затягивать на дно заблуждений и отчаяния. «Это могут быть совершенно невинные люди, а ты причинил им боль, ты избил их, будто они действительно в чем-то виноваты, но нет никаких доказательств, ты, ничтожество!»       Накаджима редко когда испытывал жалость к преступникам. Он без зазрения совести мог навалять плохим парням на пару с Куникидой, выбить из них всю дурь, грубо затолкать в полицейские машины. Но сейчас... Он даже не знал, кто больше преступник — они или он.       — Черт! — выплюнул парень, хлопнув пачкой пролистанных папок по столу: финансовые отчеты, несколько копий и оригиналов деловых договоров... И там не было ничего, что могло бы его заинтересовать.       По щекам от бессилия катились горячие слезы. Что он делает? Что он наделал? Нет, не время для жалости. Он еще успеет пожалеть. Но сейчас...       Черт, он найдет что-нибудь.       В ярости утерев слезы, Ацуши снова спустился на первый этаж и сосредоточился, напрягаясь как можно сильнее. «Пожалуйста», — попросил он, взывая к способности, умоляя помочь; Тигр был благосклонен, он слушался и прогибался, позволял использовать свою силу, делился ей. По лицу поползли тигриные полоски, желтый белок глаз окрасился в черный, нос — влажный, кошачий — чуял все, что только можно было почуять: запах хлорки и мочи из туалета, запах крови, налипшей тонкой пленкой на разбитых губах, запах коньяка; но этого было недостаточно, ему нужно было больше. Запах пыли, витающей в воздухе, застоявшийся аромат душного одеколона, щекочущий рецепторы, запах пороха, оружейной смазки... Неожиданный выстрел! Ацуши даже не пришлось уворачиваться — охранник промазал, хотя старался попасть изо всех сил, на последнем издыхании. Парень сделал пару шагов к нему и выбил ногой оружие из чужой ослабшей руки.       — Говори, где! — потребовал Накаджима. — Говори! — упрямо повторял он, но охранник только крупно дрожал и рвано дышал, тупо глядя в пол.       — Что вам... нужно... — жалостливо, скорбно и отчаянно: такой тон голоса мог значить только одно.       «Ты идиот, ты ошибся!»       Ацуши стиснул зубы, давясь комом в горле и прерывисто вздохнул, вжимая лапы в лицо.       — Нет. Нет!       Нужно позвонить Куникиде. Нужно признаться и попросить помощи: Господи, что же он натворил? Точно с цепи сорвался! Он зашел слишком далеко, он не должен был поддаваться иррациональному желанию докопаться до истины, впадать в безумие и разрушать все на своем пути, причинять боль невинным людям...       Парень отступил на шаг, лапы преобразовались в руки и потянулись к карману с телефоном. Дрожащие пальцы еле зацепились за мобильник, распахнули раскладушку, поднесли к лицу... Но он почуял. Ацуши думал, что это запах пистолетов этих ребят, что больше здесь ничего нет, но запах был не отсюда, не из этой комнаты. Он выронил телефон, сделал несколько шагов к подсобке — запах усилился, он отчетливо чувствовал этот металлический аромат, ни с чем не перепутаешь. Но где? Накаджима распахнул дверь, вбежал внутрь: темно и пусто. Нет, это не здесь, это... дальше!       Он подбежал к шкафу, прислонился всем телом: да, что-то за ним, там определенно что-то есть! Ацуши попытался отодвинуть этот шкаф, и получилось со второго раза: он сам откатился, будто был на колесах, открылся проем с лестницей вниз, запах усилился. По щекам вновь сбежали слезы, парень кинулся вниз, ведомый запахом, как чертова псина, нашедшая след. Лестница вела в небольшой круглый зал, но с высоким потолком: вокруг выстроились стулья амфитеатром, в центре была сцена с пилоном. «Ублюдок Синохара», — подумал Ацуши, продолжая свой путь, ему нужно было направо, к еще одной двери, там — небольшой коридор, пара дверей. Левая. Парень вошел, тихо отворив дверь, и поперхнулся воздухом.       Закуточная комнатка, оружие за сеткой, письменный стол и ноутбук, показывающий картинку с камер наблюдения. «Это... Не для продажи, — подумал он, глядя на ружья и пистолеты. — Скорее как трофеи». Накаджима заглянул в экран ноутбука: в главном зале все еще валялись охранники, камера снаружи вырублена — ничего интересного. Хотя бы за это, наверное, можно было бы попросить Синохару объясниться, желательно в отделении полиции. А ведь это еще не все помещения. Парень вышел из комнаты и направился в соседнюю — черт, заперта, но он же тигр: руки в лапы и вперед.       Он пожалеет. А позже он будет жалеть еще сильнее.       От двери остались одни щепки.       Дыхание перехватило еще сильнее.       Это было что-то вроде... лаборатории. Колбы, цистерны, пакеты с белым порошком, коробки. «Я шутил про кокаин, но...» Ацуши вошел, стараясь ничего не трогать, но взгляд приковал заваленный бумажками стол. Даже продажа наркотиков сопровождалась у Синохары огромным количеством бумажной работы, что уж говорить о частном клубе, который должен был быть максимально легальным, чтобы не вызывать подозрений, чтобы можно было без проблем вести подпольный бизнес. Парень взял человеческой рукой первую попавшуюся папку — это было досье... Досье? Шестнадцатилетней... девушки? Накаджима прерывисто вздохнул, широко распахнув глаза: чего еще он не знает об этом месте?       «Продажа: 18 мая». Два дня назад.       «Совсем недавно, — подумал Ацуши и скрипнул зубами, утер ненавистные навязчивые слезы. — Где? Где?» Рядом стояла пара картотечных шкафов, оба с замками, но останавливало ли его это когда-нибудь? Когти легко прорезали металл, папки теперь были доступны: целая куча гребаных досье проданных девушек! За этот год, прошлый, позапрошлый... Между похищением и продажей проходило полгода, судя по записям, это было сделано для того, чтобы дать товару «приспособиться», смириться со своей участью. «Отвратительно, — думал Накаджима, морщась, и тут же вспомнил: — Юки! Юки Сугияма!» Он отчаянно начал искать папку с ее именем, вспорол еще пару ящиков, с головой погряз в бумажках, но... нашел. Он нашел.       «Продажа: 25 мая».       Покупатель найден, дата назначена, но она еще здесь, в Йокогаме. Ацуши прерывисто выдохнул, будто гора упала с плеч, будто с души свалился самый тяжелый груз за всю его жизнь. Но где она? Где?       Тигриное ухо дернулось в сторону: звон цепей? Тихий... плач?       Здесь?!       Парень снова вскочил на ноги и побежал на звук, через зал, в другую запертую дверь. К черту замки, к черту двери; он сломал ее и попал в коридор с еще большим количеством дверей: здесь стоял запах духов, чистого постельного белья и слез — соленый невесомый аромат, сырой, до боли знакомый. Накаджима приблизился к той, откуда доносились тихие всхлипы: он не хотел пугать девушку, находящуюся по ту сторону, но не мог не выбить дверь, вставая в проеме, глядя блестящими глазами на маленькую хрупкую фигурку. Она лежала, согнувшись в три погибели на тонком футоне, подрагивала от беззвучных рыданий, но теперь прекратила, замерла и обернулась; Ацуши замер тоже, не в силах и слова сказать, вздохнул, протянул к ней ладонь.       — Я... — выдавил из себя он и сделал шаг вперед, заставляя девушку напрячься еще сильнее. — Все будет хорошо. Я пришел спасти тебя. Всех вас.       Выстрелы послышались один за другим, спину пронзило острой невыносимой болью, и парень широко распахнул глаза, крепко стиснув зубы, не в силах терпеть. Он громко вскрикнул и упал на пол, девушка закричала в голос, но Ацуши мог слышать только шум, бьющий в висках, заставляющий голову просто раскалываться; рубашка пропиталась кровью, налипла на кожу, отдавая противным влажным холодом. Больно, больно! Давно в него не стреляли. Парень царапнул когтями бетонный пол, но не смог подняться на онемевших ногах, только упал лицом вниз и прикрыл глаза, не сопротивляясь внезапно накатившей слабости. Х... холодно... Валяться в луже собственной крови с мокрыми от слез щеками, стиснув зубы, впившись когтями в ладони. Даже немного страшно. Хотя, чего бояться? Он тигр, у него регенерация и сила, он не умрет просто так. Но это одинокое чувство...       Тяжело дышать. Сил нет совсем. Мороз по коже. Чувство утекающей сквозь пальцы жизни, чувство... смерти? Откуда оно? Приятное в компании с Дазаем, в безопасности, в нежных леденящих объятиях, в пучине сладкого страстного безумия, но... здесь? Почему же оно дало знать о себе сейчас, совершенно без повода?       Зависимость. Он зависим от этого чувства из-за Осаму.       Хочется умереть, но не хочется умирать, хочется провалиться в забытье и в то же время хочется тянуться к свету. Не хватало объятий, однозначно, с ними было бы не так страшно, с ними Ацуши даже не задумывался бы о последствиях, но сейчас он не мог просто лежать здесь и наслаждаться своими мазохистскими фантазиями, не мог нарушить данное заплаканной напуганной девушке обещание. Он через силу приподнялся на локтях, втянул сквозь стиснутые зубы воздух, но его вдавили в пол, наступив на спину. Прерывистое сбивчивое дыхание, волны резкой жгучей боли...       Два последних выстрела.

***

      — Дазай! — послышалось из мобильника.       — Куникида... — промычал Осаму. — Три часа ночи... — заныл он, утыкаясь носом в подушку.       — Знаю. И не смей мне тут свои претензии предъявлять, ты меня и позже будил. Чертов алкоголик, постоянно нарываешься на проблемы...       — Да понял я, что стряслось?       — Сейчас заеду и заберу тебя. Звонил Рампо, мы нужны Ацуши. Я уже вызвал скорую и полицейских...       — Подожди, что? — Осаму вскочил и присел на футоне, распахнув в удивлении глаза. — Что он натворил? — громко вопросил он, и Доппо ответил так же непонимающе и так же яростно:       — Не знаю! Если он пошел на рейд в одиночку, честное слово...       — Что сказал Рампо?       — Дал адрес. Сказал, что ему нужна наша помощь, что он и целая толпа народу истекает кровью.       — Да что же Ацуши наделал? — задался вопросом Дазай, удерживая телефон между ухом и плечом, натягивая на себя рубашку.       — Если бы я знал, — фыркнул Доппо и вздохнул. — Скоро буду.       Он сбросил вызов, и Осаму откинул телефон, потянулся за штанами. Думал же: «Не делай глупостей», — а надо было сказать вслух, повторить много раз, чтобы Ацуши это запомнилось до конца его дней. Некоторые глупости хороши, приятны, без глупостей жизнь была бы скучна и отрешенно-обыденна... Но вот таких крупных глупостей совершать не надо!       — Черт...       Дазай цыкнул под нос, наскоро завязал боло и осознал, что забыл надеть бинты. Он спешно раскатал рукава рубашки, схватил плащ и выпорхнул на улицу, даже не заперев квартиру Накаджимы — нет времени, нужно спасать его самого. Мужчина поклялся себе, что обязательно запрет комнату общежития потом, когда Ацуши будет в ней, чтобы не выпускать, не позволять совершать ошибок. «Что взбрело тебе в голову, парень? Какую глупость ты совершил?»       Его дело было сложным и безнадежным, Осаму помнил, как сам раздражался с таких, как не мог понять, разобраться, раскрыть. Он понимал его боль и отчаяние, понимал, как сложно справиться с собой и своими домыслами, но...       Истекает кровью?       Подъехал Куникида, Дазай без единого слова сел на переднее сидение и закрыл дверь, глядя на дорогу непроницаемым серьезным взглядом. Они тронулись.