Until My Feet Bleed and My Heart Aches

Когда Виктор вернулся в фигурное катание (почти через год после травмы, ставшей достоянием общественности), Юри его ждал. Ходили сплетни о том, что с той минуты, когда он покинул лёд, большой спорт для него навсегда закончен, но спустя несколько месяцев их опроверг тренер Виктора, официально заявив, что Виктор идёт на поправку и уже начал подготовку к следующему сезону. Он же сообщил, что травма была неприятной, но преодолеваемой и после нескольких месяцев интенсивной физиотерапии в сочетании с постепенным возвращением к тренировкам, Виктор продолжит свой путь к вершине. Сам себя удивив, Юри испытывал облегчение, узнав, что в следующем сезоне его соперник возвращается. К счастью, распространившиеся слухи о завершении Виктором карьеры оказались фальшивкой. Если бы Виктор бросил спорт раньше, чем Юри успел его победить, он бы никогда его не простил. Юри ждал своего шанса расквитаться с Виктором на соревнованиях и никакая конкуренция с другими фигуристами даже близко не могла с этим сравниться. В его жизни катание и Виктор сплетались неразделимо, ему не хватало воображения представить одно без другого. Во время этапов Гран-при он намеренно игнорировал Виктора с его программами, зная, что если увидит их, то его затянет в болото собственных страхов раньше, чем начнутся реальные соревнования. Из обрывков новостей, проскальзывавших даже через его ментальный щит, он знал, что Виктор снова в топе и катается так, будто никакой травмы и не было. Юри знал, что о нём говорили другие в прошлом году. Знал, что его золотые медали, его успех, всё, ради чего он работал, оправдывалось отсутствием Виктора. Люди радовались возвращению Виктора, предвкушая, как герой с триумфом отвоюет назад свои титулы вместе с положением лучшего в мире. Ещё Юри знал, что не может этого допустить. Он боялся, что если проиграет Виктору и в этом сезоне, то уже никогда его не победит. Оказаться чемпионом мира, лучшим из лучших, только чтобы упасть с этой высоты ещё больнее - это могло доломать его. Юри замер на пороге своего двадцатилетия, в самом расцвете спортивной карьеры. Только этот год, никакой другой. Ему нужно было столькое доказать, столького добиться. Снова взойти на вершину пьедестала, окончательно и бесповоротно, но на этот раз глядя на Виктора, стоящего на ступеньку ниже, на Виктора, который, наконец, его заметит. Увидит, чего он стоит, каков он есть. Увидит и испытает раскаяние. Этапы пронеслись мимо и, прежде, чем он успел осознать, Юри уже оказался на стадионе, готовясь к финалу Гран-при. Виктор, конечно, тоже был здесь. Никто и не сомневался, что он пройдёт в финал. Юри упорно его избегал, они только один раз случайно столкнулись в переполненном людьми коридоре. Проходя мимо, он коротко кивнул Виктору. Юри заметил, как у того расширились глаза, как он повернул голову, чтобы посмотреть, как Юри проходит мимо и исчезает в толпе. То был всего лишь небольшой жест вежливости. Юри радовался возвращению Виктора в фигурное катание только потому, что сам хотел втоптать его в грязь. Кивнув, он просто лишний раз напомнил об этом себе и ему. В своём стремлении к победе Юри был отчаян. По мере развития соревнований всё очевиднее и очевиднее становилось, что всё сведётся к их финальной схватке. Впервые Кацуки и Никифоров столкнутся лоб в лоб, как равные, два чемпиона мира. Настало время для Юри доказать, что он настоящий победитель, а прошлый год не был случайностью. Что он способен одержать верх над живой легендой фигурного катания. СМИ основательно в него вгрызлись, фанаты озверели сильнее, чем когда-либо прежде. От их внимания Юри подташнивало. Короткая программа прошла хорошо, но Юри испытывал беспокойство, нарастающее с каждым вращением, с каждым прыжком. В этом году он выступал перед Виктором и понятия не имел, к чему стремиться, что побивать. В "уголке Слёз и Поцелуев" объявили его оценку, не выше его личного рекорда, но обнадёживающе близкую к нему. Селестино с улыбкой его поздравил, похлопал по спине, но Юри не расслаблялся. Соревнуясь с Виктором, нужно было учитывать всё. Самые небольшие ошибки, каждую десятую балла. В последнем соревновании, где они выступали вместе, эти мелочи жестоко отбросили его далеко от цели. Он не собирался расслабляться, не собирался радоваться раньше времени. Виктор ещё только подошёл ко льду, а Юри уже едва дышал. Умом он знал, что сейчас не время, не стоит смотреть, не нужно сбивать настрой перед действительно важной завтрашней произвольной программой. Но он не смог оторвать взгляда от Виктора, страх Юри нарастал с каждым его безупречным движением. После короткой программы Виктор обогнал Юри всего на пару очков, но их оказалось достаточно, чтобы тревога Юри обернулась абсолютным ужасом. Селестино попробовал его успокоить, напомнив, что впереди произвольная программа, которая гораздо важнее промежуточных результатов, что у него ещё есть шанс победить, отобрать титул, как в прошлый раз это сделал с ним Виктор. Но это не помогало. --- По результатам короткой программы в произвольной Юри снова выступал перед Виктором. Он ещё волновался, но уже был морально готов. Раньше он уворачивался ото всех новостей о чужом катании, но сегодня всю ночь провёл, смотря видео с произвольной программой Виктора этого сезона на всех стартах, от национальных до мировых, он крутил их на повторе, жертвуя сном, пока каждый образ не отпечатался в памяти. Сначала программа была проще, но с течением сезона Виктор менял компоненты, добавлял новые прыжки, от соревнования к соревнованию увеличивая её сложность. Юри понимал, что даже если Виктор не изменит ничего в завтрашней произвольной, того, что он катает сейчас, будет достаточно, чтобы опередить Юри, как бы хорошо он сам не выступил. Техническая стоимость программы Виктора была так высока, что все, что оставалось Юри - рассчитывать на его ошибки и неудачи. Но он не собирался так рисковать. Вместо этого Юри решил поменять элементы в своей программе, чтобы получить хотя бы шанс на золото. --- На следующий день Юри вышел на лёд, как на поле битвы, сражаясь с самим собой за спокойствие и расслабленность. Поговорив с Селестино, они решили перекинуть почти все прыжки во вторую часть программы, чтобы увеличить их стоимость, заменили тройной сальхов четверным, а к одному из двух тулупов добавили каскад. Но кое-что Юри Селестино не рассказал, справедливо предполагая, что тренер сочтёт это безрассудным риском и запретит ему даже думать об этом. Всю свою карьеру Юри бился за четверные. Прыжки никогда не были его сильной стороной, несмотря на то, что теперь он включал в свои программы четверной сальхов и тулуп, на этом его запас прыжков иссякал. Обычно это было не так уж и важно, но теперь, противостоя сложнейшей программе Виктора с разгорающимся желанием победить в груди, он ощущал разницу в их технических навыках непреодолимой пропастью. В этом сезоне Виктор уже выполнял на соревнованиях четверной флип, который Юри не всегда давался даже на тренировках. Но, если он хотел победить, нужно было прыгать. Он собирался доказать целому миру, что ничем не хуже Виктора, что сможет сделать не меньше его. Он прыгнет флип в произвольной, приземлит его и тогда, с этой программой, самой сложной по технике за всю свою карьеру, опередит самого Виктора Никифорова. Таков был его способ победить. В первые минуты произвольной программы Юри скользил, сосредотачиваясь только на музыке и движениях. Всё шло идеально. Каждый элемент, каждое вращение. Первая половина программы, наконец, подошла к концу и Юри глубоко вдохнул, готовясь. Его мелко потряхивало, сердце громко билось в груди, когда он поехал прямо, выбрасывая ногу вперёд. Время пришло. Настало время показать себя Виктору и миру. Если он сможет повторить коронный прыжок Виктора, ничто больше не заставит его усомниться в собственных способностях. Отталкиваясь зубцом правого конька, подталкивая себя к последним вращениям, Юри весь сжался. Время пришло. Юри взлетел в прыжке, чувствуя как воздух обтекает его, видя перед собой только размытым пятном проскальзывающую мимо толпу. Казалось, время замедлилось, каждый оборот растягивался на маленькую вечность, даже если всем остальным казалось, что он длится долю секунды. Первый, второй, третий, четвёртый, каждый оборот подталкивал его ноющее от напряжения тело всё ближе и ближе к пределу возможностей. Завершая вращение в полёте, Юри уже узнал, что справился. Он сделал достаточное количество оборотов, чтобы прыжок засчитали. Но желудок стянуло знакомым чувством и прежде, чем приземлится, он уже знал, что произойдёт. То же самое, что и бесчисленное количество раз до этого, на тренировках, когда он растягивался на льду после неудачных попыток - близко, но всегда недостаточно близко. Правая нога неловко подогнулась, он потерял равновесие и упал на лёд. Падение не было неудачным, Юри тут же поднялся, игнорируя боль от удара, продолжая программу, и всё же это было падение. Неудачное приземление будет стоить ему драгоценных баллов, которых он так отчаянно добивался. Он должен был прыгнуть идеально, но не смог. Оставшуюся часть программы Юри откатывал сосредоточенный, как никогда прежде. Пусть он ошибся в четверном флипе, но в его программе были и другие элементы. Перекинув большую часть своих прыжков во вторую половину программы, добавив ещё один четверной, он мог увеличить свою оценку за технику даже без этого самого четверного, даже с помарками, у него оставался шанс. Юри заставил уставшее тело продолжать, игнорируя боль, старую и новую. Каждый прыжок он удачно приземлял, ощущая себя всё более исчерпанным с каждым движением, но решительно продолжал, не желая сдаваться. Завершив программу последним вращением, он сжал руки в кулаки, чувствуя как в груди зарождается рыдание, он рухнул на колени и уткнулся горячим лицом в лёд, ища у него утешение. Он не откатал идеально. Он не справился с четверным флипом, тем прыжком, который ему никогда не давался. Прыжком, который Виктор с пятнадцати лет выполнял с лёгким изяществом. Унижение жгло изнутри, но он заставил себя оторваться ото льда, чтобы покинуть его с высоко поднятой головой. Если забыть о провале на выезде, программа была удачной и у него всё ещё оставался шанс. У него был шанс. --- Выходя на лёд для финального проката, Виктор выглядел иначе. Когда Юри шёл мимо него, шатаясь, к "уголку Слёз и Поцелуев", чтобы дождаться своей оценки, он заметил, что Виктор замер, обернулся, проводил его странным взглядом. Юри был уверен, что выглядит ужасно: волосы из-за пота налипли на лоб, лицо раскраснелось. Чувствуя на себе взгляд чужих, сияющих холодом льда глаз, Юри постарался не смотреть на Виктора в ответ, не думать о каждом своём шаге. Ему хотелось просто уйти поскорее подальше, не испытывая на себе, помимо прочего, презрение Виктора. Достаточно было и того, что он допустил ошибку в элементе, который сам Виктор освоил ещё ребёнком. Он, должно быть, смеялся над Юри в глубине души, и из одной только вежливости не позволял своему смеху показаться перед камерами. Когда Юри получил свою оценку, они с Селестино ушли из "уголка Слёз и Поцелуев" и сели рядом со стендами, чтобы посмотреть финальный прокат. Юри был морально уничтожен, он впивался ногтями в ладони, оставляя на них полукружия царапин, пока смотрел, как Виктор выезжает на лёд, полностью контролирующий ситуацию. Обычно Виктор объезжал несколько раз каток, приветствуя толпу и вызывая всеобщий восторг, но в этот раз он скользнул прямо в центр, резко замер, выглядя непривычно серьёзным. Зрители затихли, а атмосфера над ареной немедленно наэлектризовалась. Юри не знал, как так вышло, но всеобщее напряжение передалось и ему вместе с ощущением, что сейчас произойдёт нечто значительное. Музыка, прозвучавшая в зале из динамиков, началась со слова на чужом языке, продолжилась мягкими нотами мелодии, с каждой секундой становившимися всё громче. Музыка была прекрасной. Запоминающейся. Она подчиняла себе зрителей, как и фигурист на катке, двигающийся грациозно, но скованный твёрдой уверенностью в собственной цели. Это отличалось от всех тех повторов программы Виктора, которые Юри прокручивал вчера, сжимая в руках крошечный экран телефона. Отличалось от каждого увиденного им видео. Он был поглощён чужим выступлением, высчитывая раз за разом техническую оценку, анализируя каждое движение, пока не выучил их все наизусть. Катание Виктора снилось ему той ночью, настолько он её пересмотрел. Он думал, что знает программу. Он оказался не прав. Виктор, катающийся сегодня, выглядел другим человеком по сравнению с тем, кого Юри видел вчера на экране. Тот Виктор катался с убеждённостью, безусловной уверенностью в себе. Но теперь его движения были связаны новой целью, чистой эмоцией, выплескивающейся из него с каждым вращением тела, каждым резким движением руки, каждым изящным сгибом ноги. Виктор катал программу, отдаваясь ей. В его глазах полыхал огонь, которому подчинялись движения тела, каждое из которых он отлично контролировал, и всё равно сквозь них проглядывала искренность в своей абсолютности, закручивающийся круговорот ощущений, который Юри не мог понять, как бы не вглядывался, слишком восхищённый разворачивающимся перед ним действием. Виктор взлетел, закручивая четверной флип, Юри вдруг вздрогнул от реальности происходящего, наблюдая за тем же прыжком, с которым сам Юри не справился пару минут назад. Из глубины в нём поднялась зависть, неожиданная и отвратительная, горьким привкусом она замерла в горле. Ну, конечно, Виктор справился бы с ним, вне зависимости от обстоятельств. Ну, конечно, Виктор превосходил его, заведомо опережал каждым движением, что бы он ни делал. --- Виктор приземлил прыжок плавно, уверенно, проскользил по льду, вглядываясь в толпу, разжигая в ней жгучий огонь. От его взгляда Юри хотелось отвернуться. В своём скольжении Виктор вращался, всё ускоряясь, пока не завертелся размытым волчком быстрее, чем глаз смог бы его поймать. Юри поднялся, игнорируя взволнованный взгляд, который на него бросил Селестино. Зрители вздыхали и ворчали, когда он пробивался сквозь них к выходу, раздражённые тем, что им мешают смотреть, Юри не было до них дела. Ни до кого из них. Селестино хотел было пойти за ним, но Юри только махнул на это рукой и жестом показал, что тот может остаться. В конце концов, его эгоизма не хватило на то, чтобы лишать Селестино такого зрелища. Виктор танцевал на льду, вглядываясь в публику, притягивая их внимание, как никто другой не смог бы. Юри не хотелось досматривать. Он уже знал, чем закончится этот танец. Виктор в очередной раз победит его. Это не вызывало сомнений. Программа, которую он катал, была переполнена эмоциями и той чистой красотой, что выжигала изнутри внутренности Юри, не способного понять, как такое могло произойти снова? Почему он не справился? Всякий раз, стоило ему усилить свою программу, как Виктор делал то же самое, легко превосходя его. Всякий раз, когда Юри покидал лёд, переполненный гордостью и счастьем из-за своих достижений, появлялся Виктор, чтобы разрушить их все, напомнить, что Юри не так уж и хорош, что он никогда не будет лучшим. Напомнить, что все эти годы Виктор был прав на его счёт. Юри ничего не стоит, не выдерживает никакого сравнения. Не с ним. Юри не стал досматривать, как Виктор завершает свою программу и получает оценку. Он уже знал результат. --- На церемонии награждения Юри с трудом поднял себя на пьедестал. Серебряная медаль красиво сверкала на свету, но её блеск он едва видел. Проиграй он кому-нибудь другому, в этом не было бы ничего страшного. Но это был Виктор. Всегда Виктор. Юри отстранённо размышлял, не судьба ли это. Не предначертано ли ему всегда быть на шаг позади, на ступеньку ниже на пьедестале. Тогда бы во всём появился нездоровый чёрный юмор Судьбы. Он проглядел на Виктора всё своё детство. Теперь он должен смотреть на него же, возвышающегося над пьедесталом, наклоняющегося к своей золотой медали на глазах у всего мира. В желудке у Юри зародилась уверенность насчёт содержания новостных заголовков, которые он увидит позже, как только проверит свой телефон, покинув лёд. Восторженные заголовки, посвящённые победе Виктора, прославляющие истинное фигурное катание, в котором чемпион возвращается, одержав победу, на свой пьедестал, а его соперник сбит с верхней ступеньки на своё привычное место. В социальных сетях будет ещё хуже. Многие поклонники Виктора определённо ненавидели Юри. Неудивительно, он ведь плохо скрывал свою неприязнь к их любимому фигуристу, к тому же на это накладывался и тот факт, что он всегда был в шаге от победы над Виктором. В своей нелюбви к нему фанаты были злы и насмешливы, они критиковали его программы, радовались очередным победам Виктора, особенно активные после удачного года у Юри. Всё это заранее казалось ему невыносимым. Глядя на Виктора на пьедестале, Юри позволил бесконечной череде собственных мыслей утягивать его всё дальше и дальше. Когда победитель улыбнулся камерам, поднеся медаль к губам, Юри чуть не расплакался прямо на своей ступеньке. Он совсем расклеился, но что бы он ни делал, каждый раз этого было недостаточно, а пронесённое Юри сквозь годы желание поставить Виктора на место оставалось несбыточным. Он хотел победить Виктора, отплатить ему за жестокие слова, которые задевали его всю жизнь, крепко впиваясь когтями в самую душу, руководя каждым его движением. За то, как он всегда смотрел на Юри, выглядывая все недостатки, как в тот раз, в общественном туалете, всегда замечая только худшее. Что бы Юри не делал, как он ни старался, сколько бы любви, боли и сердечных сил не вкладывал в свою работу, Виктор неизменно его побеждал. Вечно показывал миру, что был прав с самого момента их первой встречи давным давно, что никогда не увидит в Юри талантливого фигуриста, равного самому Виктору. Юри мечтал о признании всем сердцем и душой, но какой-то тёмной частичкой своего существа Юри понимал, что, возможно, настало время расстаться с этой мечтой. Когда, наконец, появилась возможность сбежать с пьедестала, он поспешил обратно в приватную зону, предназначенную только для фигуристов, чтобы переодеться и убраться подальше так быстро, как только сможет. Ему хотелось поскорее оказаться не здесь, сбежать от давление чужих ожиданий и собственного места, заняв которое он потерял нечто большее, чем титул с медалью. Наскоро сменив одежду и встретившись с тренером у раздевалки, он поспешил уйти, таща за собой по коридору Селестино в одной руке и чемодан - в другой. В гаме забитого людьми коридора Юри проскользнул незаметно. С самого начала своей профессиональной карьеры он знал, что в нём нет ничего примечательного: стоило ему отбросить изображаемую на льду уверенность, как его переставали узнавать. Абсолютно заурядный, просто ещё один парень с обычным лицом, очками и тёмными волосами, ничего особенного. Вряд ли его вообще кто-то заметил. Сквозь оглушительный гомон толпы он услышал звук, напомнивший его имя. Он обернулся к Селестино, но тот разговаривал по телефону и точно ничего не говорил и не слышал. Списав это на своё воображение, Юри покинул стадион, оставив здесь сокрушительное разочарование, завязанное на этом проклятом месте, где он упустил очередной шанс на победу. --- Nikiforlove 2,357 лайков Nikiforlove: Витя на ГПФ получает свою золотую медаль <3 #чемпионвернулся Открыть все 547 комментариев QueenV Я знала, что он справится!!! LotsaLutz Я так горжусь тем, что он выиграл даже после прошлогодней травмы! Viktor’s-Bitches Наконец-то! Кацуки - просто жалкое подобие Виктора, он не заслуживал этого титула. Спасибо богу, что Виктор снова здесь, чтобы вернуть его ( ᐛ )و phichit+chu 2,214 лайков phichit+chu: Лучший друг выиграл очередную медаль на ГПФ #такгорд Открыть все 463 комментария MariaMina Йей! Вперёд, Юри <3<3<3 DanniK Хотелось бы мне, чтобы это была золотая медаль (个_个) Skating.babe Не могу поверить, что после всего этого времени Кацуки до сих пор не победил Никифорова. Что за чушь --- На неделю после проигрыша Юри снова замкнулся в себе, отгородившись от мира. Умом он понимал, что заставляет беспокоиться Пхичита и Селестино, но просто не мог заставить себя думать ещё и о них. В самые мрачные минуты он размышлял, не лучше ли будет всё бросить. Очевидно, он достиг предела, поднялся так высоко, как только мог. Возможно, пришло время остановиться. Спустя почти неделю хандры, терпение Селестино, наконец, лопнуло. Он практически за шкирку выволок Юри из его комнаты на каток, усадил на одну из скамеек, а сам сел напротив. Юри за последние несколько дней успел примириться с тем, что на него накричат из-за его поведения, но вместо этого Селестино несколько минут молчал, внимательно рассматривая Юри с незнакомым теплом во взгляде. - Чего ты хочешь, Юри? - спросил он в итоге. Юри посмотрел на него удивлённо. Селестино продолжал наблюдать за ним бесстрастно и внимательно. - Что вы имеете в виду? - смущённо спросил Юри. - То и имею, чего ты хочешь? - спросил Селестино деловым тоном, - Ты выиграл золото в Гран-при, на четырех континентах, даже на чемпионате мира. Так скажи мне, что же ещё тебе нужно? - Я... Я хочу победить Виктора, - пробормотал Юри, отводя взгляд. Селестино слишком долго был его тренером и, конечно, знал о его главной цели, но было и ещё кое-что - Юри смутился. Когда он произнёс эти слова вслух, прозвучало мелко и незначительно. Ни в японском, ни в английском языках не существовало слов для того, чтобы передать, что именно он имеет в виду под победой над Виктором. Не просто победа, нечто большее. - Хорошо, ты хочешь победить Виктора, - сказал Селестино, глядя на него остро, - Тогда объясни мне, Юри, как именно ты планируешь это сделать, целыми днями запираясь в комнате и жалея себя? Вздрогнув от его слов, Юри посмотрел на своего тренера и удивился разгорающемуся в его глазах энтузиазму. - Ты талантливый фигурист, Юри, - продолжал Селестино, пристально вглядываясь в лицо Юри, принуждая его к зрительному контакту, - Один из лучших. Чтобы ты не говорил, но об этом знают все. Более того, у тебя есть потенциал к тому, чтобы стать лучшим. Есть способности, есть решимость. Я сам видел, как ты сбиваешь ноги в кровь, но возвращаешься, несмотря ни на что. Так что же изменилось? Ты потерял свой запал, не видишь больше перед собой цели. Тебе кажется, что ты никогда её не достигнешь, ты просто сдался. Но так ты будешь просто топтаться на одном месте. Так скажи мне ещё раз, что тебе нужно? - Я хочу победить Виктора, - сказал Юри, на этот раз громче и увереннее. Поражения не только истощали его, но и делали твёрже. Селестино был прав. Он слишком испугался возвращения Виктора на лёд, до такой степени, что потерял уверенность в себе. Но он не мог победить без веры в то, что способен на это. - Следующее моё соревнование с Виктором - Олимпиада, - продолжил Юри и голос его при этом зазвучал сильнее, - И я хочу победить его там, на одном из самых важных соревнований, на глазах у всего мира. Я хочу всем сомневающимся доказать, что способен на это. Особенно ему самому. Селестино улыбнулся ему, тепло и искренне. - Хорошо, - ответил он. - Хорошо. Теперь иди на лёд и покажи мне, как ты собираешься это сделать. --- Вопреки ожиданиям Юри, Россия оказалась не такой уж и холодной. За всю свою карьеру он приезжал сюда несколько раз, но только в Москву, на Кубок Ростелекома. Там всегда было холодно и для Юри оказалось сюрпризом, что не вся страна стянута холодом, которым его всегда встречала Москва. Приехав в Россию на Олимпиаду, он удивлялся не только погоде. Атмосфера полностью отличалась от всех соревнований, к которым он привык. Фигурное катание - маленький, замкнутый на себе мир, где он всех знал, если не по имени, то точно в лицо. Здесь же он был окружён сотнями спортсменов из разных стран, всех видов спорта, а ещё и их инструкторами, тренерами, врачами, всевозможными специалистами разных классов - разница была поразительной. Он в который раз пожалел, что Пхичита нет рядом. Тому пришлось остаться дома в Детройте, и, хоть они и созванивались постоянно по Скайпу, его не хватало. Во время их последнего разговора в Скайпе, Пхичит пожелал ему удачи и пообещал смотреть все соревнования онлайн, в прямой трансляции из Америки. То же самое обещали Юри его родители, Юко, Такеши и Минако. Никому из них не удалось достать билеты на соревнования и приехать сюда лично, но Юри был благодарен уже за то, что многие любимые им люди будут следить за ним, болеть за него. Их было не так уж и много по сравнению с тысячами фанатов Виктора на трибунах, предвкушающих его вторую победу на Олимпийских играх. Юри старался о них не думать. Пообещав смотреть соревнования, Пхичит и из Юри в ответ вытянул несколько обещаний. С его лёгкой руки Юри согласился не слишком нервничать, расслабиться и даже найти время для развлечений среди всего этого хаоса, в который были погружены Олимпийские игры. Юри догадывался, что Селестино ждёт от него того же. У него едва ли был хоть один свободный день после неудачи на Гран-При: жертвуя отдыхом, он работал больше и дольше, отшлифовывая свои выступления, в надежде, что Олимпийские игры не будут слишком сильно отличаться от обычных соревнований. Юри, конечно, в этом сомневался. На Олимпиаде всё, от официального церемониала до безумных еженощных вечеринок спортсменов в предназначенной для них небольшой олимпийской деревне, было за гранью. Юри и раньше слышал о широком размахе гедонизма на Олимпиадах за закрытыми дверьми. О море алкоголя, в котором соревнующиеся спортсмены омывали победу или топили горе. О беспорядочных связях. Всё это было очень далеко от представлений Юри о веселье, поэтому он, заранее опасаясь подтверждения слухов, старался держаться подальше ото всех, предпочитая им свою собственную компанию. Пхичит отправил ему последнее сообщение в чате, дерзкое: «не наделай глупостей» и подмигивающий стикер, заставивший Юри фыркнуть. Юри, конечно, знал, что Пхичит так просто шутит, кто-кто, а Юри никогда не позволит себе глупости, распущенности или безумия. Одновременно проходили десятки соревнований, Юри был окружён сотнями спортсменов, но всё равно случайных встреч с Виктором не избежал. Они жили в одном здании, как бы Юри не старался избегать любых контактов, он всё равно иногда мельком замечал Виктора. Селестино немного попенял Юри за его асоциальность, но Юри предпочитал слушать его ворчание, чем самому участвовать во всевозможных празднованиях, разворачивающихся после каждого соревнования. Неофициальные вечеринки начинались сразу после окончания формальных банкетов; они отличались экстравагантностью, но давали спортсменам возможность, наконец, дать выход своим эмоциям. Многие напивались, сильно, очень. Другие находили себе компанию на ночь и исчезали вместе за дверями своих комнат да самого утра. Неосознанно Юри задумывался, приводил ли когда-нибудь Виктор кого-нибудь к себе после одной из таких вечеринок. Хоть Юри его и ни разу за этим не заметил, он был уверен, что Виктор наверняка посещает подобные мероприятия. Он ведь был известным, лучшим в своём виде спорта. Многие люди от поклонников до других спортсменов готовы были убить за возможность переспать с ним. Виктор был молод, красив и успешен, наверняка у него был большой выбор в компании на ночь. Было логично предположить, что он ничем не отличался от других спортсменов и тоже участвовал в всеобщем безудержном веселье. Почему-то Юри не мог перестать об этом думать с тех пор, как мысль впервые пришла в его голову. Он убеждал себя, что это нормально. Виктор был его главным соперником, их карьеры оказались тесно переплетены, вот поэтому и его личная жизнь вызвала у Юри интерес. Не то чтобы его действительно беспокоило, с кем Виктор спит. Ему просто было капельку любопытно. --- Несмотря на широкий ажиотаж вокруг Олимпийских игр и сопровождающее их шоу, фигурное катание не так уж и отличалось от обычных соревнований. Немного более эмоциональное, но, как и всегда, Юри держался за свои сосредоточенность с концентрацией. Больше, чем когда-либо прежде, он был готов и уверен в себе. Вместе с Селестино они переработали программу, почти полностью отказавшись от той, что была на финале Гран-При. Оглядываясь назад, Юри предусмотрел всё, заполнил каждый пробел и недочёт старой программы. Виктора не было целый год, в это время Юри подвис в ожидании, одолеваемый желанием доказать ему, наконец, собственное превосходство. Он пожертвовал уникальностью собственного катания, слишком увлёкся подражанием бывшему кумиру, в этом и крылась причина его поражения. Особенно это касалось четверных. Использовать стиль Виктора было рискованно с самого начала, в итоге это вышло ему боком. Юри не нужен был четверной флип в программе, чтобы выиграть. Его главным талантом был артистизм, а не прыжки. Сочетание музыки и темы, переполняющее эмоциями, которые он выплёскивал на льду, задевая сердца всех тех, кто смотрел на него. И именно на этом Юри собирался сделать упор в своих выступлениях. Всё, ради золота. Соревнования пролетали мимо, каждый следующей день проходил быстрее предыдущего, необратимый в своей скоротечности. Юри катался, катался, пока не стирал ноги в кровь, а его сердце не заходилось от усталости. Но он продолжал кататься. Без продыха, без передышек, до самого конца, хорошего или плохого. Наблюдая за произвольными программами других фигуристов, Юри волновался, чуть ли не сильнее, чем за всю свою карьеру. Все они были элитой, лучшими из лучших во всём мире. Каждое выступление - уникальный оттиск души фигуриста, жертвующего на льду всем ради места на пьедестале. В произвольной Юри катался последним, что означало, что ему придётся отсидеть все чужие программы, выслушивая, как тепло встречают вылетающих на лёд фигуристов, каждый вздох, каждый ох, каждый зрительский стон во время проката, громогласные аплодисменты на финальном поклоне. Зимние Олимпийские игры проводятся только раз в четыре года, победа на них - главное достижение в карьере любого фигуриста, куда важнее мирового чемпионства. У большинства фигуристов за всю жизнь было всего несколько возможностей для участия в Олимпиаде, Юри знал, что многие из тех, с кем он соревновался в этом году, боролись за золото не на жизнь, а на смерть, понимая, что это их последний шанс. Это было видно. На этих соревнованиях в глаза бросалась ожесточённость, которой не бывало даже на самых серьёзных чемпионатах мира. Виктор выступал как раз перед Юри и, когда он вышел на лёд, аплодисменты были оглушительными. Зрители кричали и аплодировали так громко, что у Юри заболели уши. Виктор был чемпионом мира по фигурному катанию, Виктор выступал на домашней Олимпиаде. Поддержка у него была колоссальная, совершенно потрясающая. Казалось, Виктора это не беспокоило, он принял чужое восхищение с улыбкой, помахав толпе, а зрители в ответ взревели, став ещё громче. Юри вдруг и сам ощутил, как у него перехватывает дыхание при виде Виктора. Костюм был новый, но тёмно-красный верх навевал Юри воспоминания, о которых он все эти годы старался не думать. Сердце предало его и забилось быстрее от одного взгляда, не желая успокаиваться. Реакция была откровенно глупой, нужно было взять себя в руки, если он собирался победить Виктора раз и навсегда. --- Юри не смотрел выступление Виктора. Слишком многое ему самому предстояло сделать перед выходом на лёд. Он использовал последние минуты, чтобы потянуться, быстро размяться перед программой, в последний раз убедиться, что на лёд он выйдет в отличной форме. Когда Виктор начал выступать, в голове у Юри пошёл обратный отсчёт. Как бы он ни старался, не слушать аплодисменты, рёв толпы, скандировавшей имя Виктора, снова и снова, на протяжении всего выступления, было невозможно, шум стоял оглушительный. Юри заставил себя глубоко дышать, чтобы не отвлекаться от своих упражнений. Нельзя было тратить своё драгоценное время на пустые, неважные вещи. Он должен был быть совершенным, должен был быть больше, чем просто совершенным. Селестино старался дать Юри то, в чём он нуждался - ободрительную речь. Но голос тренера обтекал его со всех сторон, как морские волны утёс. Слова проскальзывали мимо Юри, ничего не понимающего, слишком глубоко погруженного в собственные мысли. Раздался сигнал, означающей выход Юри на лёд. Он глубоко вздохнул, прикрыл ненадолго глаза. Вот и всё. Время пришло. --- Юри замер в центре катка. Он не смотрел на зрителей. Он не смотрел на судей. Всем своим существом он был направлен внутрь себя. Вглядывался в глубины своей души, туда, где хранил самое сокровенное. Впервые за всю карьеру Юри заказал музыку для своей произвольной программы. До этого он катался под чужие песни, весь его выбор сводился к их интерпретации и выбору подходящих мелодии эмоций. Новое выступление было другим. В него Юри вложил не только эмоции. Он катался, делясь своими мечтами, надеждой, своей верой, самыми тайными желаниями своего сердца. Это была самая насыщенная, самая личная программа из всех, что ему когда-либо ставили, и Юри ей гордился. Из динамиков вырвался поток звуков, взвился вверх над ареной и Юри поехал, преследуя их. Внутренне он сосредоточился на словах песни, словах, в которых его сердце изливалось неудержимым потоком. История, заключённая в них, принадлежала ему самому, она рассказывала о том, как он выходит на лёд перед лицом всего мира. Юри чувствовал, что летит. Каждый шаг был лёгким, каждое вращение, каждый прыжок вписывались в его историю, казалось, создаваемые не телом, а его душой. Он ощущал свою невесомость, в эти секунды ничто в мире не смогло бы его удержать. Это была его музыка. Его программа. Его время. Прошло много лет с тех пор, как он обиженным и разозлённым ребёнком придумал свою мечту. Она росла вместе с ним, крепко вплетаясь в его жизнь. Она тянула его вверх после каждого провала и поражения, из всех моментов, когда казалось, что придётся сдаться, когда хотелось развязаться навсегда с фигурным катанием. Его мечта, его желание оставалось и удерживало его самого в движении к своей цели. Теперь оно расцвело. Программа, музыка были кульминацией всего того, что столько лет подряд заставляло его возвращаться и работать дальше, больше. Его желание, знание о том, что он способен на это. Он сделает это. Тот маленький пухлый ребёнок, который не желал себе большего, чем просто кататься на одном льду со своим кумиром, рос, карабкался вверх, сбивался с пути, но раз за разом возвращался, чтобы взять своё. Чтобы показать, чего он стоит всему миру и одному конкретному человеку в нём, не желавшему его признавать. Он собирался победить Виктора. Собирался победить Виктора на важнейшем соревновании в его жизни, в родной стране Виктора, на глазах у всех его соотечественников. Ребёнком Юри потерял веру в Виктора. Сейчас у него появилось кое-что получше. Вера в себя. С последними оглушительными в своём неистовстве нотами музыки Юри закрутился в заключительном положении финального вращения и застыл на льду, вытянув руку в воздухе вверх, к самому небу. Сердце бешено колотилось в груди, так громко, что, казалось, весь стадион должен был его слышать. Поддержка зрителей была оглушительной. Аплодисменты заполняли его сердце и уши. Вокруг него на лёд летели цветы и игрушки. Со всех сторон, насколько хватало глаз, развевались флаги, красно-белые, той страны, которую он считал своим домом. Юри почувствовал, как глаза наполняются слезами, сжимающиеся комком в груди эмоции вдруг заполнили собой всё тело. Он обнажил свою душу перед всем миром, всё слишком личное, всё самое важное. Зависший в оцепенении, Юри покинул лёд, радостно встреченный Селестино. Идя в "уголок Слёз и Поцелуев" он мог думать только об оценках, которые высчитывали судьи по ту сторону катка. Он нетвёрдой походкой дошёл до скамейки, сев, он сжал кончик сиденья, свою опору. Он молился, чтобы баллов хватило. Открыв глаза, он увидел Селестино на скамейке рядом с собой, судей за катком, Виктора на трибуне, смотрящего на него своими зелёно-голубыми глазами, которые Юри знал лучше своих собственных. Появились баллы. Зал приветствовал их раскатами аплодисментов. Юри вгляделся в них и сердце у него в груди остановилось. Он победил. --- Церемония награждения после подтверждения итогового рейтинга казалась Юри нереальной. Она была - чудесный сон в мечтательном мире, от которого не хотелось просыпаться. Он стоял на пьедестале, слушая, как над стадионом разносятся звуки японского гимна, пропитывающего его до самых костей, и его сердце набухало гордостью. Он думал о своей семье, о Юко и Такеши, о Минако и Пхичите, которые, наконец, увидят его на вершине пьедестала. Лучше всего, приятнее всего, тем, о чём он мечтал столько лет, был Виктор. Юри, наконец, смог взглянуть на Виктора сверху вниз с самой высокой ступеньки, превзойти его. Серебряная медаль была того же цвета, что и волосы того, на ком она висела, и Юри зло подумал, что она ему к лицу. Виктор заслуживал быть сбитым на второе место, заслуживал того, что золото оказалось вырванным из его надменных рук. Восемь лет назад, глядя на ребёнка, полного надежд, восхищения и любви, он сказал ему, что это ничего не значит, что тот ничего не стоит. И вот теперь, пройдя сквозь слёзы, пот и кровь, этот ребёнок в упорной борьбе выцарапал самое высокое место на пьедестале, выше даже легендарного фигуриста, Виктора Никифорова. Юри хотелось обратиться к Виктору, прокричать ему всё то, что копилось внутри него в течение многих лет. «Теперь-то ты меня заметил!?» - хотел бы он провопить, - «Видишь, чего я добился, кем я стал? Теперь ты понял, чего я стою, я, тот, кого ты до сих пор ни разу не замечал?" Но они стояли прямо перед тысячами камер и миллионами направленных только на них глаз. Как бы сильно ему этого не хотелось, место было не подходящим, для того чтобы здесь изливать всё годами вынашиваемое на душе. Виктор отвёл взгляд от вспышек камер и посмотрел на Юри. Внутри Юри мелькнуло удовлетворение, когда он заметил, что Виктору пришлось немного отклонить голову, чтобы заглянуть Юри в глаза, он был вынужден смотреть так, как сам Юри смотрел на Виктора много лет. На них были сосредоточены тысячи глаз и ушей, но Юри не смог сдержаться. Слишком велико было удовольствие видеть Виктора, стоящего ниже, смотрящего на него вверх. - Наслаждаешься видом? - спросил Юри. Да, было мелочно и низко тыкать Виктора лицом в тот факт, что он стоит на ступеньку ниже, чем обычно, но Юри не нашёл в себе раскаяния. Оно того стоило: лицо Виктора вытянулось в потрясённом выражении, Юри даже услышал как на самой низкой ступеньке, с другого конца пьедестала усмехнулся Джакометти. Виктор, кажется, собирался ответить, но Юри видел, как в его глазах предостерегающе мерцают отблески направленных на них фотокамер, и прежде, чем Виктор открыл бы рот, их попросили встать рядом для совместного фото. Просьба сбила Юри настрой. Он наслаждался своим местом на пьедестале, пожалуй, больше, чем следовало, но сколь приятно было ощущать себя на вершине мира, столь же неловко оказалось, когда двое других фигуристов шагнули к нему, быть зажатым между ними, стоять вместе разделяемыми долями сантиметров. Фотографу, наверное, нравилось снимать плотно прижимающихся друг к другу людей, он заставил их троих стоять так близко друг к другу, что это стало неудобным. Юри был уверен, что Крис незаметно для камер схватил его за задницу, но гораздо сильнее его волновала рука Виктора, обнимающего его за плечо в соответствии с указаниями фотографа. Юри слишком хорошо помнил, как несколько лет назад стоял завороженный, наблюдая за катанием Виктора, а ночь спустя проснулся, тяжело дыша, ото сна, который помнил до сих пор. Юри тогда заставил воображение подчиниться разуму, не позволял себе зацикливаться на этом, но, контролируя ум, он забыл о теле, в котором теперь взбунтовалось сердце, набирающее темп от одного тёплого прикосновения к плечам, от того, что Виктор стоял слишком близко, прижимаясь к Юри боком к боку. Юри оттолкнул это чувство, злясь на себя. То был его момент, момент славы, момент победы над Виктором, когда решительность и сила воли, наконец-то, привели его к успеху. Не время для инстинктивных реакций уставшего тела на мягкое прикосновение сильной руки к плечу, на тесно прильнувшее чужое тело. Он разорвал объятие, как только появилась возможность, и немедленно отодвинулся от двоих других. Только когда официальные фотографии были сделаны и камеры стали опускаться, Юри почувствовал себя немного спокойнее, не опасаясь больше за то, что каждая его мысль будет зафиксирована на цифру. Стадион по-прежнему был забит тысячами зрителей, но теперь, наконец, можно было вздохнуть свободно, без давящего осознания, что каждое движение станет трофеем фотографов. Несмотря на тот момент на пьедестале, оставалось ещё много всего, что Юри хотел высказать. То, что он держал внутри годами. С того самого рокового дня в финале юниорского Гран-При он в деталях представлял, что скажет Виктору, когда, наконец, победит его. С того самого ужасного дня в общественном туалете, когда он онемел, зацикленный на своей обиде, сдерживающий рвущиеся с языка грубые слова, которые можно было выпустить изо рта только выиграв золото. Но даже без камер они все ещё были окружены другими людьми. Юри был не так глуп, чтобы начинать публичный скандал. Это было личное, что-то, что может быть разрешено только им самим и Виктором, не вмешивая посторонних. Сокровенная часть истории его жизни, сделавшая его тем, кто он есть, не должна была выставляться на обозрение всему миру. Только Виктору. Виктор снова смотрел на него, тем же изучающим взглядом, который так часто обращал на Юри. Раньше ему казалось, что он так анализирует Юри, выявляя его слабости, выискивая недостатки. Сейчас он был уверен, что Виктор в своём уме пытается понять, как кто-то вроде Юри умудрился обойти его. В своей мелочной низости, которую Юри и сам от себя не ожидал, он внимательно посмотрел на золотую медаль, висящую на своей шее, а потом перевёл взгляд на Виктора, приподняв одну бровь, как бы с вызовом. Может, он и не может высказаться словами, окруженный таким количеством людей, но есть и другие способы продемонстрировать своё превосходство. "Я выиграл. А ты проиграл. Как тебе такое, Никифоров?" У Виктора даже рот немного приоткрылся, то ли от удивления, то ли потому что он собирался ответить, Юри не был уверен. Но прежде, чем что-нибудь успело произойти, между ними возник Джакометти, поздравляющий Юри с новым личным рекордом и достижением в карьере. Юри принимал похвалу, смиренно скрывая раздражение. Крис был хорошим фигуристом, и хотя он иногда (на самом деле, часто) выводил Юри из себя, он заслуживал уважительного отношения. Когда Джакометти, наконец, закончил, Юри развернулся к тому месту, где стоял Виктор, желая начать уже их задержавшийся на годы разговор. Но, когда он обернулся, Виктор уже ушёл. --- Виктор не пришёл ни на официальный банкет, ни на неофициальный, которой начался после того, как пресса, спонсоры и официальные представители уехали и у спортсменов, наконец, начался их собственный праздник. Обычно Юри всеми силами избегал публичных мероприятий, вроде этого, но сейчас он злился и планировал своему накопившемуся раздражению дать выход. После всей его тяжёлой работы, после стольких лет он, наконец, победил Виктора в честной и достойной борьбе, настал идеальный момент для отмщения за все обиды, возможность высказать ему всё, что он заслуживает услышать, объяснить кто его победил и за что. А Виктор просто взял и... Исчез? Он бесил Юри, который так долго ждал, так усердно работал, а Виктору не хватило даже вежливости явиться сюда. Поддавшись минутной слабости, он пил вместе с известнейшими из фигуристов, которые алкоголем поддерживали своё приподнятое настроение или заливали им расстройство из-за низких оценок. Юри был человеком дня, тем, кто отобрал титул у легенды, действующего чемпиона мира, другие фигуристы сами стекались к нему с комплиментами и всё большим и большим количеством алкоголя. Юри был зол, очень зол на Виктора, который даже его победу запятнал, поэтому он продолжал пить, чувствуя, как его захватывает ощущение душевной лёгкости, верный признак алкогольного опьянения. Даже удивительно, как привычно и терпимо Юри относился к тому, что шокировало его, когда он только поступил в университет чуть больше года назад. Но никакая привычка не спасла его от того, что вскоре очертания мира потеряли свою чёткость, а он сам едва стоял на ногах. Одна из русских одиночниц поспорила с Юри, кто больше выпьет. Водка жгла горло, когда он глотал её маленькими стопками. Юри ещё тогда подумал, что раз уж он уже победил одного русского сегодня, справится и со вторым. После этого он ничего не помнил. --- На следующее утро Юри проснулся с головной болью, только половиной одежды из той, что была на нём прошлой ночью и общим чувством разбитости. Кто-то, наверняка Селестино, очевидно, пожалел его и, перед тем как уложить его в постель, оставил очки на прикроватной тумбочке, но из всей долгой ночи Юри запомнил только несколько коротких минут, когда он беспорядочно метался по кровати и ворочался, путаясь в простынях. Испытывая отвращение, Юри почувствовал, что вся его кожа и даже волосы липкие от смеси пота и алкоголя. На секунду Юри испытал бесконечную благодарность к собственной памяти - в его сознании, начиная с вечера, была абсолютная пустота. Он так, так разозлился на то, что что бы он сам ни делал, Виктору не было до него дела, его не хватило даже на то, чтобы подойти и поговорить. Юри столько лет ждал шанса объясниться с Виктором лицом к лицу, а тот просто исчез раньше, чем у него появилась возможность сказать хоть слово. Если так посмотреть, он, наверное, выбрал не лучший способ борьбы со стрессом, но чего уж теперь жалеть о том, чего не исправишь. Юри быстро пролистал несколько случайно выбранных социальных сетей с благодарным осознанием, что ни одна фотография его пьяных похождений ни попала в интернет. Это значило, что ничего катастрофического вчера не случилось. Либо это, либо у других спортсменов появился новый материал для шантажа, скрытый от всего остального мира. Почти все они были активны в социальных сетях, но по-настоящему компрометирующие фотографии, которые у них, несомненно, были, никогда не опубликовывали. Они жили в своём маленьком мире, где у каждого в большей или меньшей степени был компромат на остальных. Вне зависимости от причины, Юри был благодарен. Он почти не вёл социальных сетей, так что его фанаты с ажиотажем воспринимали каждый кусочек информации о нём, который получали. Фотография с ним, вусмерть пьяным, с недостаточным количеством одежды, чтобы её можно было признать приличной, облетела бы весь интернет за секунду и, если бы это произошло, Юри предпочёл бы больше никогда не выходить на лёд. Это было недопустимо, он бы умер от смущения. Что бы не произошло ночью, прямо сейчас Юри было достаточно и того, что о ней не осталось никаких доказательств. Не хватало ещё, чтобы призраки той ночи вернулись добить его. --- На чемпионате мира, после своей последней победы, Юри был на коне, восторженный успехом, пришедшим к нему без особых усилий. Он видел Виктора во время общих тренировок и других официальных мероприятий. Сам Виктор ни разу не подошёл к нему, но всё чаще стал глазеть на Юри. Каждый раз, когда он оборачивался, Виктор постоянно оказывался рядом, заглядывающий прямо в душу, оценивающий. Юри знал, что Виктор просто сосредоточен на соревнованиях, пытается после неожиданного поражения придумать, как бы отобрать у Юри новый титул. Он был не против. В действительности, вместо того, чтобы испытывать из-за игры в гляделки беспокойство, он упивался ею. Особое удовольствие дарило осознание того, что Виктор начал видеть в нём достойного соперника. Начал беспокоиться из-за него. Эта мысль мотивировала Юри на протяжении всех соревнований вместе с пониманием того, что свою победу он может повторить, что он уже победил и никто, включая самого Виктора, не станет этого отрицать. Вкус победы над Виктором во второй раз оказался ничуть не хуже. Юри нравилось смотреть на него сверху вниз с вершины пьедестала, он вцепился в золотую медаль, по лицу растянулась широкая улыбка, даже губы заболели, а грудь распирало от гордости, которой осветились его глаза. Слаще победы было только отобрать титул Виктора, прервав его эру, что ещё никому и никогда не удавалось. Пусть Виктор и исчез после Олимпиады, на этот раз он не сбежит. Официальный банкет проходил в гостинице, в которой останавливались все фигуристы с их тренерами, и был обязателен к посещению всеми фигуристами, особенно одним конкретным серебряным призером, вместе с Юри он был обречён на несколько часов скуки, вечной спутницы официальных мероприятий. Едва войдя в банкетный зал, одетый, как ему казалось, в чересчур формальный, ограничивающей движение костюм, Юри заозирался по сторонам в поисках Виктора. Тот стоял на другом конце зала, разговаривал со своим тренером и несколькими чиновниками с посредственными лицами и, наверняка, нудными голосами. Юри даже немного пожалел, что они с Виктором встречаются только на официальных мероприятиях, где любой разговор строго ограничен протоколом встречи. Ему до сих пор отчаянно хотелось хвастаться Виктору в лицо своей победой, потрясти у него перед глазами золотой медалью, посмеяться над тем, что Виктор не верил в Юри, что он ошибся. Банкет был невыносимо скучным, как Юри и ожидал. Официальные лица, тренеры, фигуристы, перемешавшись друг с другом, обсуждали серьёзные вопросы. Ближе к ночи на танцпол стали подтягиваться пары, они крутились и покачивались в такт играющей на фоне классической музыки. Постояв недолго рядом с Селестино, Юри отошёл от него к столу с напитками. При воспоминании о фиаско на Олимпиаде, когда он явно перебрал, желудок предупреждающе сжался, а во рту, сглотнув, он ощутил фантомный привкус жгущей горло водки. Вместо неё он взялся за бокал с шампанским, взвесил его в руке и начал пить маленькими глотками, обдумывая события прошедшего дня. - Потанцуем? Вопрос вытащил его из собственных мыслей. Оборачиваясь, Юри чуть не пролил на себя шампанское. Слишком хорошо он знал этот голос. Перед ним стоял Виктор с бокалом шампанского в руке и привычным напряжением в глазах, с которым он всегда смотрел на Юри. - М-м-м... Прости? - сбиваясь, переспросил Юри. Он понятия не имел, что происходит. - Потанцуешь? Со мной? - уточнил Виктор, откашлялся и исправил себя, - Не хотел бы ты потанцевать со мной? - Потанцевать, с тобой? Юри был сбит с толку. Одна его часть желала послать Виктора куда-нибудь подальше и насладиться в одиночестве собственной победой без чужих злых слов, которые вечно переворачивали его мир с ног на голову. Но другая часть уже согласилась из любопытства. Виктор явно чего-то хотел от него, хотя Юри пока и не понимал, чего именно. Виктор протянул ему руку ладонью вверх. И тут Юри осенило. Это был вызов. Виктор подначивал его - проверял, осмелится ли он принять предложение. Впервые вне льда, но всё ещё соперники во всех смыслах этого слова, своё сражение они перенесли с катка на новую территорию. Неожиданно решив не отступать, Юри принял его руку, позволив Виктору вытащить себя на танцпол, который, чем дальше в ночь, тем плотнее набивался людьми. Скрытые на другом конце зала, музыканты играли свою мелодию, праздничный вальс чётким и ровным ритмом, под который вокруг них медленно вращались пары, потопая в музыке. Они с Виктором держались за руки. Быстро окинув взглядом других танцующих, Юри повторил их позы, положив свободную руку Виктору на плечо, а тот, дождавшись согласного кивка Юри, приобнял его за талию. Без слов они одновременно шагнули, Юри двинулся вперёд, а Виктор шагнул назад, они танцевали, идеально укладываясь во время. Юри даже немного удивился тому, насколько слаженно они двигались, насколько естественны были их движения, когда они вместе кружили по залу. Он не позволял себе концентрироваться на этом. Не танец, а вызов. Просто Виктор оценивает Юри на льду и вне его, делает какие-то свои выводы о его способностях, при этом в танце Виктор вёл, так что Юри догадался, что это демонстрация силы: потеряв два важнейших титула, проигравший на глазах у всего мира, Виктор пытался восстановить контроль. Но это и неважно. Юри был хозяином положения и знал об этом. Он победил, у него была медаль и Виктор ничего не сможет бы с этим поделать, как бы ни хотел. Юри вдруг захотелось напомнить об этом Виктору. Людей на танцполе было немного, но достаточно для того, чтобы Юри приходилось сдерживать рвущиеся из закромов души фразы. Вокруг было слишком много любопытных ушей, которым он не мог дать услышать что-то настолько личное, предназначенные только для Виктора слова о том, кто такой Юри и почему он побеждает Виктора уже второй раз. Вытаскивать на публике своё нижнее бельё было не в духе Юри. Для такого он был слишком замкнут. Но от насмешки Юри не удержался. - Ты отлично выступил сегодня, - сказал он, стараясь не пропустить в танце ни единого шага, - Достойное второе место. Вместе с пониманием собственной мелочности он испытал прилив удовлетворения. Он вернул Виктору тот язвительный комментарий, сказанный Виктором много лет назад, проговорив его вслух, он почувствовал облегчение - было приятно рассчитаться с Виктором слово на слово. Юри ощутил, как Виктор чуть сильнее сжал его руку, немного сбился с шага. Несмотря ни на что, Виктор был ещё и отличным танцором, не способным сбиться с ритма, он исправился так быстро, что Юри чуть было не подумал, что ему показалось. - Спасибо, - ответил Виктор, не сводя глаз с лица Юри, - Твоё выступление было потрясающим, и золото - тебе есть чем гордиться. Юри прищурился, ища в словах второй смысл, скрытое оскорбление, но так и не смог разгадать Виктора, годами ему это не удавалось. - Я и горжусь, - ответил он вместо размышлений. Это было справедливо, Виктор это знал. Юри сейчас - вне досягаемости. Знал бы Виктор, как много Юри злого удовольствия испытывал из-за победы над ним. Он не скрывал этого ни на Олимпийских играх, ни сейчас. Слишком долго над Юри нависала обида на Виктора, слишком долго он прожил со знанием, что тот не воспринимает его всерьёз, никогда не поверит в его способности. Теперь уже Юри не собирался скрывать свою радость, ведь он доказал, что стоит внимания, а потому из вежливости или по любой другой причине Юри не собирался жалеть чувства Виктора. Сам Виктор его никогда не щадил. После ещё одного вращения они оказались прямо под яркой люстрой, свет, мерцающий в её хрусталиках, отразился на лице Виктора, и его волосы осветились отблеском серебра, сверкнули пуговицы на жилете. Юри с трудом удержался, чтобы не покраснеть, ведь в последний он видел Виктора в жилете под мороком собственного сна, но он совсем не хотел о нём вспоминать, он хотел отмечать свою победу со всем накопленным за годы злорадством. Юри вдруг осознал, что в банкетном зале очень жарко: замкнутое пространство, плотно прижимающиеся друг к другу тела; костюм неожиданно показался слишком тесным, по шее пополз лёгкий румянец. Наверное, Виктору тоже стало жарко: он задышал чаще, а ладонь, которой он держал Юри за руку, взмокла от пота. - Юри, - начал говорить он (Юри удивился, услышав от него своё имя, акцент закружил его в причудливой форме, как будто оно ему не принадлежало), - Почему ты?.. Его вопрос прервала врезавшаяся в них пара, разрушив застывшее между ними равновесие и разбившая их объятие. Юри только сейчас заметил, что они застыли посреди танцпола, не двигаясь, мешая другим и привлекая их внимание. Смутившись, Юри отвернулся и направился обратно к столу с напитками. - Мне нужно попить, - пробормотал он, ослабляя ставший вдруг удушающим галстук, расстёгивая на ходу ворот рубашки. Как ни странно, Виктор последовал за ним. Виктор взял для себя бокал с шампанским, но, когда он предложил его Юри, тот только отмахнулся. Прямо сейчас алкоголь казался плохой идеей, и без него было жарко, и без него мысли путались в тумане. Шампанскому он предпочёл стакан воды. С ним он пошёл к большим дверям с витыми украшениями, чтобы выйти из зала, от банкета к свежему воздуху. Что-то заставило его обернуться к Виктору, приподняв бровь. Подначивая его пойти следом. Он даже не знал, зачем это сделал, но Виктор действительно пошёл за Юри из переполненной комнаты в пустой коридор. Глубоко вздохнув, Юри опёрся о стену рядом с дверью и сделал большой глоток воды из стакана, откинув голову, позволяя жидкости течь по горлу. Даже избавившись от давящей атмосферы банкетного зала, он ощущал в теле жар и странное томление. Шедший за ним Виктор замер перед закрытой дверью, уставившись на Юри своими проклятыми глазами, многие годы преследовавшими его во снах. Его взгляд странно изменился. К привычному напряжению примешалось что-то ещё, нечто большее. Сколько Юри себя помнил, Виктор всегда был неотъемлемой частью его жизни. Сначала герой, потом враг. Юри любил его и ненавидел, восхищался катанием и испытывал отвращение к его словам, следил за ним и отчаянно старался обогнать. Внутри бурлило море бьющихся беспорядочно эмоций. Запутанный клубок, который он даже не начинал расплетать. Столько лет он ждал победы над Виктором, и вот, момент настал, но теперь ему хотелось большего. Да, Юри понимал, что собирается сделать нечто безрассудное и очень, очень глупое. Он залпом допил воду, приподняв стакан в шуточном тосте, тосте за свою победу. Юри догадывался, что улыбка не могла получиться доброй, что в глазах полыхнул гнев. - Посмотри на меня, - сказал он, подтрунивая над Виктором, - Я обставил тебя. Что теперь будешь делать? Резкое движение было единственным предупреждением прежде, чем Виктор буквально впечатал Юри в стену, вцепившись руками в его плечи почти до боли. Стакан выскользнул из его рук и полетел на пол, но Юри было не до него. Виктор вдруг прижался к нему губами с отчаянным безрассудством, рукой он держал Юри затылок, вплетая пальцы в его волосы. Виктор целовался, как катался: с опасным, покоряющим напором, опаляя своим жаром душу Юри. Первый поцелуй был фантастическим до чёртиков. Юри отвечал, чувствуя, как внутри разгорается огонь, он желал, сильнее, чем когда-либо в прошлом, наверное, сильнее и чем когда-нибудь в будущем. Рука Виктора скользнула с плеча к бедру и этим движением он напомнил Юри образы из его сна, отпечатавшиеся в горячечном сознании на годы, как бы сильно он ни старался стереть их из памяти. Вспоминая их, чувствуя, Юри плавился. Поцелуй был грубым, горячим, отчаянным. Юри целовался зло, как будто это была драка, ведь это был Виктор, между ними и не могло быть ничего другого. Очередной вызов, еще один тест, расширение границ друг друга, как и обычно. То, чем они всегда занимались. Виктор вёл в поцелуе, притискивая Юри к стене, целуя его глубоко и так плотно, что он едва мог вдохнуть. Отчасти Юри это только нравилось, но всё же что-то внутри поднималось против. Это была его ночь, его победа. Инициативу в танце Юри отдать был не против, но здесь было другое. Нужно было перехватывать контроль. В стройном теле фигуриста у Юри скрывалось достаточно силы, чтобы, воспользовавшись моментом, перевернуться, теперь уже самому оказавшись тем, кто прижимает Виктора к стене. Тот выглядел потрясённым в тусклом свете коридора, с растрёпанными волосами, раскрасневшимися, зацелованными губами, сбившимся дыханием. Преисполненный решимости сохранить свою позицию, Юри поскорее припал к нему, выхватывая ещё один яростный поцелуй. Он позволил желанию заглушить разумную часть собственного разума, кричавшую о том, что это ужасная, отвратительная идея, что он должен остановиться прямо сейчас, прежде чем сделает то, о чём пожалеет. Виктор вздохнул в поцелуе, кажется, совсем не беспокоящийся из-за изменения позиции. При виде этого на Юри накатилось разочарование. Ему хотелось, чтобы Виктор отбивался, целовал сильно до боли, выражал свою злость, как Юри. Рука Виктора двинулась от бедра Юри к нему под рубашку, вместе с ней из его головы вылетели все связные мысли. Он ахнул от прикосновения, прижимаясь ближе, отчаянно желая большего. На секунду показалось, что Виктор удовлетворит его желание, другую руку он выплел из волос Юри, гладил его голую шею, мягко лаская. Но стоило Юри углубить поцелуй, как той же рукой он оттолкнул его, разорвав контакт их тел и губ, упёршись лбом в лоб. Они оба тяжело дышали, так и замерев, прижимаясь лбами друг к другу, Виктор провёл рукой по затылку Юри, приподнимая немного его голову. - Моя комната. Наверху, - выдохнул он. Юри чуть не рассмеялся, ведь где ещё она могла быть. Все фигуристы остановились в одном отеле. А потом он понял, что именно сказал ему Виктор, что он ему предложил. Не стоило ему идти с Виктором. Происходящее было глупостью, одной из самых больших глупостей в его жизни. Он ведь ненавидел Виктора, всегда ненавидел, а сейчас взаимная неприязнь, доведённая до предела, нашла свой выход в очередной игре в доминирование. То, что могло бы закончиться дракой, обернулось иначе. Слишком быстро, подавляюще, так идеально. Не стоило ему идти с Виктором. Но он пошёл. --- До комнаты Виктора они едва добрались. Виктор втащил Юри за собой в дверной проём, не разрывая поцелуя, на ходу расстёгивая пуговицы у Юри на рубашке. Юри целовался в ответ, с языком и зубами, почти кусался, а от тихих звуков, которые выдыхал Виктор, у Юри в животе разливалось тепло. Юри знал, что его неопытность, полная и безоговорочная, наверняка влияет на его технику, но не мог заставить себя беспокоиться об этом. Виктор, наверное, тоже был не против, раз целовался с нетерпением, водил горячей рукой у Юри под рубашкой, а другой возился с его пуговицами. Юри никогда ещё так не ненавидел сложности распаковки из официальной одежды. Огорчённый, нетерпеливый, он вцепился в волосы Виктора, желая его поторопить, в груди уже разгорался огонь, готовый взорваться в любую минуту. Он начал стаскивать ботинки, не заботясь о том, куда их поставить, ничего не желая сильнее, чем чтобы Виктор избавил уже от его рубашки. Но он отвлёкся от раздевания на Юри и поцеловал его так, будто никогда не хотел отпускать. Жажда перелила через край, и Юри перевернулся, прижав Виктора к стене, он выпустил из рук его волосы, и сам потянулся к рубашке Виктора, расстёгивая её быстро и ловко, наконец, обнажая бледную, гладкую кожу. Изумлённый собственными ощущениям, Юри провёл руками по груди Виктора, чувствуя, как под пальцами напрягаются и сжимаются мышцы. От этого Виктор задохнулся, издал резкий звук, почти рык, крепко сжал руками бёдра Юри, отталкивая его от себя, роняя на кровать. Юри дёрнулся из-за удара об матрас, тяжёлое дыхание в тишине комнаты звучало оглушительно, лицо раскраснелось, волосы растрепались, рубашка свисала, полурасстёгнутая. Он не успел даже вдохнуть, а Виктор уже оказался рядом, на коленях, опираясь на руки, нависая над лежащим на кровати Юри, смотря на него. Он нежно провёл рукой по лицу Юри, коснулся ласково большим пальцем раскрасневшихся губ. Юри почувствовал, как изнутри лицо обжёг жар, отпечатавшийся румянцем на щеках, шее, ушах. Слишком живо он помнил свой сон, в котором оказался в таком же положении, но реальность превосходила самые смелые фантазии. В ней было много такого, на что не хватило бы никакого воображения, по сравнению с ней всё другое меркло. Виктор наклонился к губам Юри, чтобы прижечь их очередным поцелуем, а от лица он перевёл руку на его рубашку, нащупывая маленькие, выскальзывающие из пальцев пуговицы, удерживающие её на теле. С тихим, разочарованным ропотом он сдался, взялся за ткань и разорвал рубашку, отправив раздражающие пуговицы в полёт по комнате. Юри откуда-то издалека подумал, что, наверное, должен бы разозлиться. Рубашка ему нравилась, но внутри не нашлось других эмоций, кроме радости, что ткань теперь не мешает нетерпеливым прикосновениям Виктора. Виктор скользнул рукой по шее Юри, приподнимая его, чтобы помочь избавиться от остатков рубашки. Широкий голубой галстук, раздражавший его весь вечер, оказался стянут сквозь голову и небрежно отброшен в сторону. И тут на Юри накатило осознание. Он лежал полуголый под Виктором, а у него самого рубашка скрывала больше кожи, чем показывала. Чтобы выровнять счет, Юри толкнул Виктора, который подчинился, давая Юри сесть. Позволил Юри стащить ткань со своих плеч, которая сползая с каждым сантиметром обнажала всё больше прекрасной светлой кожи. Виктор вывернулся из своей одежды, отбросив её в сторону так же небрежно, как и галстук Юри только что. Руками он потянулся к лицу Юри, вовлекая его в новый глубокий поцелуй. В новой позиции они сидели напротив, почти зеркально отражая позы друг друга, на коленях, тесно прижимаясь один к другому. Юри чувствовал жжение в животе, чувствовал, как одно на двоих дыхание ускоряется, как с каждой минутой поцелуи Виктора становятся всё неистовее. Юри понял, что именно сейчас ему нужно решить, хочет он этого или нет. Последний шанс уйти. Одёрнуть себя, выйти из комнаты и притвориться, что ничего из этого никогда не происходило. Но он не хотел. У него действительно не было опыта, но распознать собственные желания он был в состоянии. Он знал, чего хотел, и хотел он Виктора. Набравшись смелости, Юри закинул Виктору ногу на ногу, переворачивая их в подсечке, и посмотрел вниз с опасением, боясь его реакции. Кажется, Виктор сменой позиций недоволен не был, только немного удивился. Юри наклонился, снова целуя Виктора в губы, руками исследуя его обнаженную кожу. Виктор был потрясающе красивым, стройным, подтянутым, его идеальная, белая кожа, казалась светящейся в проскальзывающем через окно лунном свете. Юри руками быстро провёл вниз от груди Виктора к линиям его бёдер и поясу брюк, всё ещё непозволительно застёгнутых. Собравшись с духом, Юри трясущимися от волнения из-за того, что он собирался сделать, пальцами повёл молнию вниз. Чужие руки мягко обняли его запястье в успокаивающем жесте. Юри удивленно поднял взгляд на Виктора, который смотрел на него до странного нежно в контрасте с разгорающейся во взгляде страстью несколько мгновений назад. - Ты уверен? - спросил Виктор глубоким голосом, который Юри от него никогда ещё не слышал, с оборачивающимся вокруг каждого слога акцентом. Юри кивнул, внимательно глядя на Виктора. - Да, - ответил он немного хрипло. Виктор улыбнулся ему и снова взялся ладонями за лицо Юри, утягивая его в лёгкий поцелуй-ласку, каких у них ещё не было. Пока Юри отвлёкся на поцелуй, Виктор снова перевернул его, оказавшись сверху, но едва касаясь его. Наверное, вид у Юри был изумлённым, потому что Виктор ухмыльнулся ему, явно довольный, что использовал на Юри тот же трюк, который он сам только что успешно на нём применил. Виктор снова припал к нему с поцелуем, с каждым движением губ возвращая между ними жар и страсть. Медленно Виктор от лица перешёл на длинную шею, целуя и кусая, оставляя едва заметные засосы. Юри не смог подавить дрожь от пронзившего его острого удовольствия, всё это было для него ново, каждое прикосновение ощущалось ярче предыдущего, каждое случайное движение оборачивалось растущим удовольствием. Наконец, Виктор оторвался от шеи Юри, чтобы заглянуть ему в глаза. Юри сжался под ним, испытывая нетерпение, Виктор легко рассмеялся, взял его за руки, мягко поцеловал костяшки и перекинул их через голову Юри, пригвоздив к кровати, лишая движения. Юри хотел было возразить, но внутри проснулось что-то животное, предательское, мурлыкающее от удовольствия, наслаждающееся, будучи тесно прижатым к кровати нависшим над ним Виктором. Одной рукой Виктор зажал запястья Юри, а другой открыл ящик тумбочки рядом с кроватью. Юри думал, что сдерживаемый всего одной рукой, в любой момент сможет вывернуться из чужой хватки, но Виктор прижимал его к месту с неожиданной силой. Юри не был слаб, просто Виктор удерживал его крепко и твёрдо. Виктор отодвинулся от ящика, найдя то, что искал, и Юри мельком заметил флакон, который Виктор бросил на кровать рядом с ним, но так, что не дотянуться. Виктор нагнулся за новым поцелуем, отпустил его запястья и сам стал водить руками по телу Юри, несдержанно ощупывая каждый сантиметр. Юри воспользовался возращённой свободой, чтобы вплестись пальцами в волосы Виктора, потянуть за них почти до боли, призывая Виктора поторопиться, дать ему то, чего так отчаянно жаждало тело. Юри никогда не задумывался, каким будет его первый раз. Раньше его это не волновало. Все эти годы у него не было ни желания, ни того, кого бы он заинтересовал в этом смысле. Под давлением он бы, наверное, признался, что всё это время ждал подходящего момента, правильного человека. Конечно, им оказался Виктор. Кто ещё это мог быть? Виктор был центром его мира дольше, чем Юри себя помнил. Их карьеры, их жизни были так плотно скручены; не удивительно, что они и до этого дошли. Юри всегда смутно представлял, что его первый раз будет полон любви, заботы и нежности. Но это... Это было гораздо лучше. Горячий, и грубый, и желанный, на Юри вдруг нахлынули новые чувства, о которых он раньше и не задумывался. Ощущения усилились, чувства обострились. Виктор окружил его, поглотил собой, и это было прекрасно. Идеальная гармония. Абсолютная ирония. Виктор опять отстранился от Юри, разорвав поцелуй, легко коснулся его между ног, стягивая брюки за пояс вместе с боксёрами. Юри воспринял это с воодушевлением, сам приподнял бёдра, помогая Виктору избавить себя от одежды. Не желая отставать, он протянул руку, чтобы вернуть услугу, освободив Виктора от оставшейся одежды, пока, наконец, покончив с последними остатками ткани, они не замерли, прижавшись друг к другу, не разделяемые ничем, кроме кожи. Виктор отстранился, рассматривая лежащего под ним Юри так, что от его пронзительного взгляда было не укрыться. Против воли накатило стеснение. Виктор смотрел внимательно, малейшие детали чужого тела запечатляя в своей памяти. Юри физически ощущал свою наготу, хотя они с Виктором были в равных условиях. Тело Виктора было прекрасным со всех сторон, Юри думал, что сам он с ним не сравнится. Виктор ведь однажды уже подшучивал над ним из-за его тела, не хотелось давать ему новый повод. Юри нравилось то, что только что происходило между ними, не хватало ещё, чтобы Виктор всё испортил. В пылу их общей на двоих страсти Виктор остался почти без одежды, но его чёрный галстук всё ещё неаккуратно свисал с шеи. Юри схватился за него, притянув Виктора обратно к себе, чтобы он не пялился. Виктор издал удивлённый вздох, который перешёл в довольный стон, когда Юри поцеловал его с силой, всё ещё крепко зажимая галстук в кулаке. В новой позиции Юри почувствовал, как тело Виктора заинтересовано в продолжении, тот согнул руки и сжал бёдра Юри слишком крепко, почти до синяков. Ободрённый реакцией, Юри притянул Виктора ближе, закинул ноги ему за спину, развёл их призывно, довольно улыбнувшись, когда Виктор задохнулся ему в рот от накативших чувств. Ему надоело ждать. Казалось, он ждал целую вечность. Придвинувшись к другой стороне кровати, Виктор взялся за флакон, который он сам туда бросил, щёлкнул крышкой. Он посмотрел на Юри с вопросом, ожидая разрешения. Юри кивнул, сжал пальцами его спину, без слов соглашаясь на всё. Надавив на его бёдра, Виктор развёл скрещенные у себя за спиной ноги Юри, разложил его на кровати так, чтобы удобно устроиться между ними. Устроив одну руку на шее Юри, другую он запустил между их телами, крепко обхватил член Юри, оглаживая его длинными, уверенными движениями. Юри чуть не прокусил губу в попытках подавить рвущиеся из-за волнующих ощущений стоны. Ничего похожего он ещё не испытывал, он только крепче впивался в спину Виктора, зло расчерчивая ногтями гладкую кожу. Руку на шее Юри Виктор быстро заменил губами, целуя его раскрасневшуюся кожу, а освободившейся рукой он уже, не жалея, выливал из флакона густую смазку. Зацеловывая подставленную ему шею Юри, он поднёс пальцы к его разведённым бёдрам, обводя, но не касаясь того места, к которому Юри желал, чтобы он прикоснулся, а другой рукой Виктор, не останавливаясь, продолжал дарить Юри вспышки удовольствия до темноты в глазах, до сбивающегося сердцебиения. От нетерпения Юри попробовал сам насадиться на пальцы, и Виктор, наконец, сжалился, ввёл в него один палец, одновременно прикусив шею Юри чуть выше ключицы, оставляя засос, наверняка заметный. Юри задохнулся от сознания, что внутри него палец, немного поёжился, привыкая к новому ощущению. Виктор не давил, он давал ему время, успокаивающе поглаживая его член. Через несколько секунд он начал двигаться, палец сквозь густую смазку скользил легко и безболезненно. Когда он убедился, что Юри был готов, а сам Юри уверился, что ещё немного и сердце остановится от перегрузки, Виктор добавил еще один палец. В груди Юри закипала острая потребность в большем, пальцев было недостаточно, хотелось ещё, другого, и он заскулил от переполняющих его чувств. Виктор глухо рассмеялся, наклонился и снова прижался к раскрасневшемуся рту Юри. Поцелуй получился мягким, но Юри быстро подчинил его себе, кусаясь, будто хотел испить крови. Виктор издал задушенный стон, и Юри тайно обрадовался победе. Дыша губы в губы, Виктор добавил ещё один палец и отстранился, чтобы взглянуть на Юри своими потемневшими глазами. Умом Юри понимал, что выглядит растрёпанным. Весь в поту, синяках, засосах. Волосы взъерошены, откинуты назад в насмешке над причёской, которую он обычно делал, выходя на лёд. Задыхающийся, ловящий ртом воздух, с кровью в уголках губ, совершенно неприличный. Во всяком случае, Юри утешался тем, что сам Виктор выглядел не лучше. Волосы у него налипли на лоб, грудь вздымалась быстро и часто, глаза освещались изнутри горением страсти и чем-то таким, чему Юри не мог дать название, не в своём нынешнем состоянии. Подталкиваемый приливом уверенности Юри обхватил член Виктора, повторяя то, что он сам проделывал с Юри минуту назад, он провёл рукой вверх и вниз по горячей коже, слушая, как Виктор задыхается и дрожит от ощущений. Его член уже затвердел и сочился смазкой, которую Юри размазал по коже, ускоряя темп. Та часть Юри, которая до сих пор не могла отойти от шока, кричала внутри, что это самая безрассудная, дурацкая вещь, которую он когда-либо делал. Что он пожалеет об этом утром. Что нужно остановиться прямо сейчас, ведь как бы далеко они ни зашли, никогда не поздно передумать и уйти. Но перевешивала внутри другая часть, та, которая подталкивала его вперёд. Он убеждал себя, что это всего лишь ещё одна битва, вроде тех, что разгорались между ними на льду. И Юри отказывался проигрывать. Виктор разбирал его на части, кусочек за кусочком, ощущение за ощущением и единственным способом ответить на это было вернуть сполна натурой. Только Юри мог заставить Виктора выглядеть так, настолько прекрасным и испорченным. Только Юри мог подтолкнуть Виктора к этому, вызвать к жестокой конкуренции, достигшей своей кульминации в этом мгновении освобождения всех тех чувств, которые он консервировал внутри себя годами, всех тех слов, которым он не позволял сорваться с языка, всей той враждебности, которой гноилось его сердце. - Ненавижу тебя, - выдохнул Юри, зная, что говорит искренне, испытывая облегчение, произнеся, наконец, спустя столько лет эти слова вслух, - А сейчас, трахни меня. Виктор вздрогнул, его пальцы застыли на середине движения, но Юри не позволил ему остановиться, не теперь, когда они оба так далеко зашли. Он втянул Виктора за волосы в новый поцелуй, выплёскивая в нём все скопившиеся внутри эмоции. Виктор застонал ему в рот, одной рукой сжав его ногу, а другой он пошевелил пальцами так, что Юри задохнулся. Вытащив, наконец, пальцы, Виктор обхватил бёдра Юри, раздвинул их ещё шире, приподнял его. Юри чуть не завыл из-за утраты. Это чувство длилось недолго, вскоре горячее, твёрдое, большое, по сравнению с пальцами, прижалось к отверстию, медленно вошло сквозь кольцо мышц, заполнило его жаром, давлением, увлекло новым чувством, от которого он едва мог дышать. Виктор поднял его ноги, закинул вверх, чуть ли не ему за голову. Юри неожиданно испытал благодарность к своей спортивной гибкости, которую развил благодаря тренировкам. Под новым углом Виктор проникал в него глубже, а Юри хотелось расплакаться от того, как ему было хорошо. Спустя столько времени, столько скопившихся ощущений, хотелось кончить здесь и сейчас, но он заставил себя сдержаться. Ещё нельзя, пока нет. Виктор не двигался, как и раньше, давая Юри время привыкнуть к тому, как растягивается всё внутри. Самому Юри не хватало терпения, в этой маленькой комнате, стенами которой они были зажаты, он двигался, задыхался и содрогался от каждого движения, отзывавшегося трением. Наверное, воодушевившись рвением Юри, Виктор тоже начал двигаться. Он медленно выходил из Юри, чтобы войти в него снова, заставляя его тело дрожать от удовольствия, потом Виктор пошевелился ещё раз, сначала медленно, постепенно набирая скорость, задавая темп, обернувшийся сущим наказанием, он подталкивал Юри всё ближе и ближе к разрядке. Доведя их обоих до предела, Виктор снова схватился за член Юри, прикосновения рук соизмеряя с движением внутри него, Юри не смог сдержать стон, он зажмурился, проигрывая своим ощущениям. Продолжая впиваться пальцами в плечи Виктора, он провёл ногтями по коже спины, царапая. В своей горячке, он понял, что хочет оставить свои следы на Викторе, хочет поранить так, чтобы Виктор ещё несколько дней чувствовал его, помнил о нём. Помнил о Юри, о его победе и об их соединённых вместе в одно телах, во всём идеально подходящих друг другу. Жар, копившийся в Юри с момента их встречи, достиг своего пика, он знал, что долго не выдержит. Но он и не мог позволить Виктору одержать верх. Может быть, Юри неопытен, но он молод, силен, а такой выносливости, как у него на льду, нет ни у одного другого фигуриста. Вот и сейчас он решил на неё положиться. Виктор нависал сверху, удерживал вес, опираясь руками по обе стороны от головы Юри, дрожа от напряжения. У него на лбу выступил пот, он дышал в такт своему возбуждению, болтаясь на грани. От его красоты глазам было больно. Используя тот же трюк, который они оба уже несколько раз проворачивали этим вечером, Юри сделал подсечку, чтобы в последний раз перевернуться, теперь уже он оседлал колени растянувшегося под ним на кровати Виктора, смотрел на него сверху вниз. Из-за смены позы член Виктора выскользнул из него и Юри быстро насадился на него обратно, он потонул в уже знакомом жаре, дрожа от боли и удовольствия, откинув голову назад от прожегшего позвоночник возбуждения. Приподнявшись, он немного изменил угол, опускаясь ещё глубже, и услышал, как Виктор издал слабый стон от избытка чувств, от которого сам Юри испытал трепет. Он снова поднимался и насаживался, установив чёткий ритм движений, он чувствовал, как сжимаются и сокращаются мышцы, пока он подводит их двоих к краю. Руками Виктор до боли сжал его бёдра, и на этот раз Юри был уверен, что на утро там, куда давят пальцы, расцветут синяки. - Юри, - выдохнул Виктор, сквозь удушье, сквозь стоны, - Юри... Опёршись об распростёршегося под ним Виктора, Юри положил руку ему на плечо, сжимая его, чтобы двигаться ещё сильнее, ещё быстрее, в темпе, от которого они оба одновременно застонали. Виктор под ним приблизился к оргазму, Юри наслаждался этим, упиваясь тем, что смог сделать это с Виктором, смог подвести его к этому, используя только своё собственное тело. Виктор вдруг резко сел, поднявшись так, что теперь Юри оказался сидящим у него на коленях. Вздрогнув, Юри замер, чтобы при следующем толчке не столкнуться с ним лбами, но всё стало пустым и неважным, когда Виктор запустил пальцы в мокрые от пота волосы Юри и врезался в него, напряжённый каждой клеточкой. Юри потянулся к нему, Виктор вцепился в его губы в последнем выжигающем душу поцелуе. Юри задыхался ему в рот, скользя на грани, он знал, что долго не продержится. Виктор разорвал поцелуй, но не отодвинулся, вместо этого он уткнулся лицом в плечо Юри, пробормотал что-то на русском, вдавив слова ему в кожу. Одновременно он дотянулся до члена Юри и от ощущения сжимающих его тёплых пальцев Виктора, Юри, наконец, кончил, изливая из себя скопившееся удовольствие, содрогаясь от ощущений, прежде чем расслабиться в объятиях Виктора, слегка дрожа, успокаиваясь. Виктор коснулся рукой выплеснувшегося, подрагивающего члена Юри, погладил его, провёл рукой вверх и вниз, чувствуя, как он опадает. Даже сбитый собственным оргазмом, Юри был уверен, что и самого Виктора не на долго хватит. Со всей своей решимостью не желая не отставать, Юри зашевелился, задыхаясь от того, что возбуждение, доведённое до точки, обернулось болью, и тело никак не могло от него отойти. Отталкивая всё это подальше, Юри двигался, водя руками по красным царапинам, которые сам оставил на спине Виктора, он опускался глубже, пока не почувствовал, как Виктор под ним кончает, его оргазм прошёл сквозь тело Юри, сотрясая их обоих в возбуждении; Юри, теряясь во вдохах и выдохах, прижался лбом к плечу Виктора, а Виктор откинул голову назад, уставившись невидящим взглядом в потолок, паря надо всем в миг полного опустошения. Юри чувствовал, как бешено колотится его собственное сердце, как грохочет сердце Виктора под ухом. Он вдруг почувствовал себя уставшим, выжатым, больше, чем после самых изнурительных тренировок и выступлений. Виктор, кажется, испытывал то же самое, во всяком случае, он обмяк, потонул в кровати, утягивая Юри за собой, и они лежали, сплетясь руками и ногами, липкие от пота, а голову Юри с плеча Виктора так и не убрал. Юри знал, что должен встать. Вылезти из кровати и обтереться чем-нибудь. Уйти поскорее из комнаты, пока его не настигла реальность произошедшего. Вместо этого он сдался накатывающему сну, прижавшись к чужой тёплой груди, Юри засыпал, слушая, как убаюкивающе сердце Виктора бьётся в унисон с его собственным. --- На следующее утро Юри проснулся с болью во всём теле, липкий и совсем один. Он медленно оторвал голову от того места, на котором удобно устроился, завернувшись в кучу одеял и подушек на гостиничной кровати, проморгался в ярком расцветом свете. Он нерешительно сел, прислушиваясь к мучительным болям в ноющем теле. Мышцы тянуло и ломало , как после особенно тяжёлых тренировок, по-особенному жгло в пояснице, от чего он густо покраснел, даром, что в комнате, кроме него, никого не было. Быстро осмотрев себя, он отметил синяки там, где вчера в него впивались тонкие, длинные пальцы. Его шея была расчерчена царапинами, мелкими раночками, над ключицей резким контрастом с бледной кожей алели засосы. Скрыть это было невозможно, как ни поднимай воротник рубашки. Кстати, о рубашке... Юри выбрался из уютной постели, чтобы в обходе по комнате собрать разбросанную прошлой ночью одежду. В пылу момента ему было всё равно, где она окажется, лишь бы не на нём, но под лучами утреннего солнца стало стыдно за тянущуюся через всю комнату от двери к кровати тропу, с которой он предмет за предметом собрал свой вчерашний костюм. Его обувь и брюки с носками выглядели неплохо, как и скинутый в спешке галстук, каким-то образом оказавшийся криво висящим на прикроватном абажуре. Рубашку он признал безвозвратно потерянной. Половина пуговиц осталась там, куда вчера улетела, оторвавшись, и, надев её, он бы всем сообщил, чем и с кем занимался после банкета. Ходя по комнате, он внимательно оценивал обстановку: здесь было пусто, из ванной не раздавалось ни звука. В комнате никого не было. Виктор куда-то ушёл, Юри понятия не имел, куда. Очевидно, это был знак, что самому Юри следует убраться отсюда к тому моменту, как он вернётся. "Чего и следовало ожидать," - напомнил себе Юри. Банальной вежливостью было бы уйти, как только они закончили, ведь, конечно, порыв необузданной страсти не предполагал разрешения провести ночь, свернувшись в объятиях Виктора. Но он так устал, был так сыт и доволен, что уход был последним, о чём он подумал. Но вот, пришло утро, Виктор остался Виктором, а Юри всё ещё Юри, и между ними ничего не изменилось, какие бы важные перемены не происходили в личном мире Юри, хотя бы и перевернулся с ног на голову. Они остались соперниками, врагами, и Юри надо было уходить. Он быстро принял душ, смывая с кожи последние следы прошлой ночи, наблюдая как мыльная вода, закручиваясь в водостоке, исчезает в нём навсегда. Он вытерся быстро, как мог, прежде чем снова натянуть на себя одежду. Его собственная комната была всего в нескольких этажах от этой и он искренне понадеялся, что сможет прокрасться в неё незамеченным. В этот раз они с Селестино остановились в разных номерах, и Юри молился, чтобы тот не заметил вчера его отсутствия, или, во всяком случае, если и заметил, то просто решил, что Юри ушёл спать пораньше. Он не был уверен, что сможет объяснить своему тренеру произошедшее. Рационализации и для себя едва хватало. Всё ещё стоящий полуголым посередине комнаты, Юри отбросил остатки собственной разорванной рубашки и открыл шкаф Виктора, начав рыться в сложённым в нём в случайном порядке, перепутанным между собой нагромождением одежды в поисках подходящей рубашки. Сам он был не в восторге от этой идеи, но всё лучше, чем оказаться выгнанным из отеля за непристойное поведение в общественном месте; тем более сам же Виктор и испортил его рубашку, не поскупится же он одолжить ему взамен одну свою. Вытащив самую дешёвую на вид белую рубашку, которая всё равно выглядела дороже всей его одежды, и понадеявшись, что её отсутствие останется незамеченным, Юри поторопился одеться. Подойдя к зеркалу, он постарался рукой поправить взъерошенные волосы. Несмотря на все свои старания, он выглядел растрёпанным, с зацелованными, припухшими губами и тянущимися по шее царапинами и засосами. Вздохнув, Юри отвернулся, зная, что нельзя больше задерживаться. Он бросил последний взгляд на пустую комнату и подошёл к двери, потянув её почти одновременно с человеком с другой стороны. - Воу. Они чуть не столкнулись, Юри сделал шаг назад и Виктор повторил за ним, немного запнувшись. Виктор выглядел идеально, как и всегда: волосы аккуратно уложены, чистая одежда - ничто в его образа не намекало на произошедшее накануне. Юри испытал лёгкое удовольствие от знания того, что на спине у Виктора, скрытые рубашкой, остались краснеющие царапины, которыми он сам расчертил его светлую кожу всего несколько часов назад. - Я уже... - начал было Юри, указывая на дверь, - Я принёс... - одновременно с ним заговорил Виктор, сбиваясь. Они резко замолчали, изучая друг друга, и только теперь Юри заметил, что принёс Виктор. Он держал в руках два упакованных на вынос стаканчика, от которых поднимался пар, свидетельствующий, что Виктор их только что купил, что они ещё не успели остыть. В чудном логотипе Юри смутно узнал товарный знак одной из самых дорогих кофеен рядом с отелем, носа коснулся запах жареных кофейных зёрен. - Я принёс тебе это, - закончил Виктор, неловко протягивая ему один из стаканчиков. Юри взял его нерешительно, пробормотал: - Спасибо. Он сделал глоток, почувствовал вкус и его глаза распахнулись. Внутри был не кофе, запах которого он почувствовал от стаканчика Виктора, но тёплый зелёный чай, этот приятный вкус он узнал сразу. Не самый любимый напиток Юри, но гораздо лучше кофе. Он был достаточно популярным и его было легко достать во всех странах мира, куда приезжал Юри. Селестино обычно приносил ему чашку зелёного чая перед соревнованиями, когда хотелось выпить чего-нибудь тёплого, чтобы успокоиться без нервного перевозбуждения и ужасного ажиотажа, всегда поднимающихся изнутри после кофеина и более крепких напитков. Виктору, наверное, просто повезло выбрать именно его, но Юри всё равно испытал признательность. Знакомый вкус чая успокоил волнение, он с благодарностью вдохнул его запах, прежде чем снова повернулся к Виктору. - Я уже уходил, - закончил он свою прерванную фразу, не желая больше беспокоить другого человека своим нежелательным присутствием. Может быть, Виктор и принёс ему чай, но Юри не сомневался, что с его стороны это было обычным жестом вежливости, что-то, что он наверняка делал для всех, с кем спал, а не знак, выражающий желание Виктора, чтобы Юри остался. Произошедшее между ними возможно было оправдать только в темноте ночи, когда радость победы текла по венам Юри вслед за кровью, переплетаясь с клубком из злости, разочарования и желания, которые он всегда испытывал рядом с Виктором, но при свете дня все оправдания теряли свою ценность. Виктор молча отодвинулся от дверного проема, давая Юри пройти, и Юри вышел, не способный взглянуть ему в глаза. Испытывая неожиданно накатившее желание убраться подальше, избавиться от чужого пристального, слишком внимательного взгляда, Юри пошёл прочь. Через несколько шагов он обернулся, желая сказать что-нибудь, но не находя подходящих слов. Хотелось бросить вызов, напомнить о будущих соревнованиях, подтвердить, что между ними что-то было, намекнуть, что, может быть, просто может быть, это их первый, но не последний раз. - Увидимся в следующем сезоне, Никифоров, - сказал он, успокоившись. Слова прозвучали ничего не значаще, скрывая за собой мириады образующихся внутри него эмоций, с явным намёком, Юри и не сомневался, что Виктор поймёт заложенный им в них скрытый смысл. Виктор продолжал смотреть на него нечитаемым взглядом. Юри уже отвернулся, смущённый, но прежде, чем он сделал ещё один шаг, его догнали чужие слова, прозвучавшие в тишине коридора мягко и низко: - До следующего сезона. Юри отвернулся, чувствуя, что Виктор провожает его взглядом по коридору и дальше, пока он не скрылся из поля чужого зрения. Ему должно было быть стыдно. Ему стоило ругать себя за то, чему он позволил произойти между ними, за то, что теперь границы их ожесточённого соперничества безвозвратно размыты. Юри натурально переспал с врагом, он знал, что должен бы жалеть об этом. Но отчего-то не жалел.