Wolf's Squad

      – О Господи, – протянул Ренард флегматично, щелкая зажигалкой. – Детский сад…       Экраны были под завязку забиты какой-то невнятной мешаниной информации, подавляющая часть которой была понятна только самому ледорубу. Тот курил, развалившись в кресле и не подавая никаких внешних признаков беспокойства, что могло с равной вероятностью означать как полное отсутствие поводов для паники, так и «всё очень плохо». Как показывала многолетняя практика, истерить напоказ Руфус начинал исключительно между этими крайними состояниями. Вот только диапазон между ними был невероятно широк и включал почти все жизненные ситуации, какие только удавалось вспомнить, кроме пары особо показательных случаев. Оттого внезапное спокойствие этого клоуна только напрягало ещё больше.       Эрвин такой таинственностью доволен не был и, не выдержав, затребовал объяснений:       – Что там?       – Что там… – эхом отозвался Ренард, не поменяв позы. – Наследил пациент наш, что ещё-то? Пустят собак… если не пустили уже. Эй, мозги в банке! – окликнул он Фантома, с отсутствующим видом смотрящего в сторону экранов. – Скрываться учил тебя кто?       Синтетик моргнул. Не поворачивая головы, скосил глаза на Ренарда. Лицо Фантома в этот момент выражало эталонное ничего.       – Работа хорошая, – саркастично пояснил Руфус, произнеся это чуть ли не по слогам. – Облажался только с портом, зато как эпично!       Вместо какой-либо реакции Фантом просто перевёл взгляд обратно на экраны.       – Объясни уже по-человечески: насколько всё плохо? – с нажимом переспросил Эрвин.       – Могло быть и хуже, – Ренард пожал плечами. – Ушёл грамотно, ни бита данных о маршруте. В новостях – шум, по делу – ничего. Лёд в порту – сказка. Ломается ребёнком за минуту, правда, искать там уже особо нечего. Выведена из строя аппаратура, походу, чтобы не досталось копам. Было б что скрывать, и так же сидели с голой жопой. Остальное, как ни странно, потерли сами копы, но потёрли плохо, восстанавливается в два счёта. Говорят, – ледоруб перешёл на заговорщический тон: – там настоящего военного церебрала видели. Уж не нашего ли?       «Наверняка это инспектор Скотт там всё почистил», – подумалось Йегеру. Похоже, старина Мэтт и вправду унюхал, чем дело пахнет – и сделал именно то, что всегда делал, заслышав о военных церебралах: решил активно не связываться с подобным сортом проблем.       – Старик, а, старик… – Ренард покосился на Эрвина: – а чего это наша железка в порту делала?       Но прежде чем Эрвин успел вообще открыть рот, на вопрос ответил до сих пор молчавший Фантом:       – Информацию искал, – хрипло проговорил синтетик, продолжая что-то высматривать на экранах. И добавил: – Если тебе так нужно, можешь спросить меня. Я всё ещё здесь.       Буквально отчеканенная, последняя фраза прозвучала как-то по-особому зло. Может, из-за самого голоса, отдающего помехами разлаженного модулятора. Может, из-за акцента, чуть ли не ещё более кошмарного, чем у Ренарда, и привычки выделять слова. Но ассоциации навевало оно странные, неприятным, липким холодом спускающиеся по спине, словно напоминание о чём-то, напрочь забытом:       «Я всё ещё здесь».       На мгновение театрально оторопев, Ренард уже совсем не театрально воззрился на Фантома: хакер определённо не ожидал такой реакции. Интересно, а на что тогда ирландец надеялся, намеренно говоря разборчиво? На то, что Фантом стерпит выпад, как и положено бессловесной игрушке, за которую его принимают?       Руфус просто не догадывается, что «пёсик» не просто на длинном поводке, а не на привязи вообще, да и приказам подчиняется лишь для виду. Лишь пока доверяет своему формальному «хозяину». Пока верит, что старый техник знает, что делает.       Знать бы это ещё самому Эрвину…       – У-у, так мы ещё и хамим! – посетовал Ренард. Посмотрел на стоящего рядом старика с наигранной укоризной: – А чего ко мне не обращается никто? Чем искать по помойкам, подогнал бы парочку знакомых…       Эрвин возвёл глаза к потолку: знал он этих самых «знакомых».       – Упаси меня от такого счастья, будь добр! – Йегер опёрся на спинку кресла и наклонился к Ренарду: – Так что, подчистить следы сможешь?       – Эти? Без проблем, дружище, даже бесплатно, – лениво откликнулся ледоруб. Поднял голову, смотря на склонившегося над ним техника: – Но если всплывёт там что-то ещё такое, о чём я не знаю, то я тут – не при делах. Ферштейн?       Йегер скривился, но кивнул.       – Всё же… – продолжил Ренард: – рассказать мне больше ничего не хотят?       – Что именно?       Ледоруб сощурился на один глаз.       – Эй, – не глядя на названного «церебрала» прямо, окликнул он Фантома. – А не выйти бы кое-кому ненадолго? Чтобы этого кое-кого здесь не было.       Фантом не шелохнулся, лишь перевёл глаза на Эрвина. Скрепя сердце, старик подтвердил:       – Да, Хайн, будь добр… мы поговорим немного.       Синтетик ещё пару секунд молча взирал на Йегера. Может, промелькнувшее раздражение старику лишь почудилось: стоило обратить на это внимание, как Фантом тут же отвернулся и, ни слова ни проронив, покинул комнату.       Ренард же фыркнул с нескрываемым презрением:       – «Хайн»! – не замедлил он зацепиться за мягкое обращение. – Как мило!       Стоило шагам в коридоре затихнуть, ледоруб содрал с себя инфо-очки, в которых сидел всю работу, и сложив локти на коленях, уставился на техника, сверля того взглядом.       – И как мне это понимать?       Эрвин тяжко вздохнул.       – Я же уже всё тебе выложил… – начал техник, но Ренард его тут же прервал:       – Не об этом! – зашипел ледоруб недовольно. – Всё это дерьмо с имплантом – не моё дело! Интересует меня другое. Кто-то серьёзно думает, что искал я несколько часов то, что лежит в новостях на всеобщем обозрении?..       – Ближе к делу, Рен, – поторопил Эрвин. – Что-то ещё нарыл?       – Не нарыл ни черта! – физиономия Ренарда передавала широченный спектр эмоций одновременно. – Нигде этой железки вообще, появился будто вчера. Ни в Сети следов, ничего, разве что стыковать кеши по всем камерам города, какие там ещё живые. Пробить его попытался даже по лицу, только что не по ДНК…       – У тебя анализатора нет.       – Есть у знакомых.       – К ним мы не пойдём.       – К ним пойдём в любом случае, – отмахнулся ледоруб. – Кто-то здесь ведь именно за этим, не так ли? И за этим в том числе, – он кивнул на экран: – Перетряс я открытые источники, вышел на нашего «старого друга». В войсках познакомились, да?       Эрвин напрягся:       – Да, – осторожно ответил он. – А тебе какое дело?       – Никакого, – пожал плечами Ренард. – Надеюсь, это не чей-то пациент. Хотя голова у него вроде целая. Была год назад, по крайней мере. Без понятия, как оно сейчас. Значится он активным сотрудником официально, но после указанной даты – полная тишина, информации никакой. Вообще никакой.       Ренард кивнул в сторону двери:       – Поискал про этого его сожителя. И нашёл…       – …ничего, – подхватил закономерность Эрвин, вдруг догадавшись: – Альберт его на самом деле не зарегистрировал в квартире.       – Бинго.       Это наводило на определённые мысли, но с выводами Эрвин решил не торопиться. Только усилилось ощущение, что его мало того, что втянули в какую-то очень сомнительную историю, так он ещё и продолжает бодро лезть прямиком в топь, вслед за болотными огоньками.       Похоже, Ренард учуял подвох и теперь пытался понять, откуда исходит запах, заходя то с одной стороны, то с другой, явно провоцируя:       – Удивлён, что не слышал раньше об этом Альберте ничего…       – Да мы с ним не виделись больше, чем я тебя знаю! – вот же чудесно-то будет, если это совершенно случайно окажется правдой. – До недавнего времени я его вообще мёртвым считал.       – Понял-понял, – Ренард демонстративно поднял руки, после чего медленно опустил на стол. Выдохнул: – Объясняет многое, – и замолчал, так и не удосужившись сказать, что именно.       Ледоруб долго сидел, смотря куда-то сквозь экраны и бездумно постукивая дужкой очков о столешницу. Наконец, придя к какому-то своему выводу, он кивнул:       – Зачистить следы, поднять пару контактов, порыться по своим каналам, хакнуть AEON…       Он нарочито произнёс всё это таким тоном, словно перечислял список дел на вечер, заканчивающийся на «взломать Пентагон». Пресловутого Пентагона уже бог знает сколько лет как не существовало, но легенды о нём всё ещё жили и продолжали обрастать шокирующими подробностями.       – …и в подарок – сумасшедший старик со своим личным зомбаком, а потенциально ещё и их дружбан, – Ренард потыкал дужкой очков в экран, туда, где из-под нагромождения других плашек выглядывал краешек досье Вольфа с его фотографией. – Боже, всю жизнь мечтал иметь дело с на голову контуженным с таким послужным списком. Видел бы кто его профайл! Только поглядите на это! – и он вытащил на весь экран информацию с паспортной карточки. – Это же безумие…       С фотографии на них глядело ещё молодое, но уже сильно исполосованное лицо. Приглядевшись к отметкам сопровождающей информации, старик присвистнул:       – Да ладно! Надо же, ему ещё и птичку после войны выставили…       Это было одновременно ожидаемо и неожиданно. Ожидаемо: такая судьба постигла большинство тех, кто до конца войны оставался верен уже уничтоженной стране, в основном партизан и им сочувствующих. Неожиданно: после получения в досье такой метки, в простонародье за свою форму называемой «птичкой», как правило, никто долго не жил. А этот – гляди-ка! – до сих пор живой, даже ни от кого не скрывается. В отличие от них с Руфусом.       Но они-то уже много лет практически нигде не значатся под своими реальными именами. Ренард хорошо постарался отыскать и уничтожить всё, что на них нашлось в электронке: фотографии, биометрику, сканы паспортов и удостоверений – всё, до чего только смог дотянуться. Остальное стёрла война, и только в международном списке до сих пор фигурировало старое имя Готфрида Вайса, а – судя по тревожному огоньку в глазах Ренарда – с ним и ещё одно, которое ледоруб так и не озвучил. И хоть реальных данных на эти имена практически не осталось, рано или поздно на руинах старого мира чисто случайно могут откопать что-то ещё – и соотнести со скупыми остатками информации в расстрельном списке.       Хотя куда более реальной перспективой было самим прийти к чистильщикам в распахнутые объятия – и чем дальше, тем более вероятным казался подобный вариант развития событий.       – Не приложу ума, на кой сдался AEON этот кадр, – вздохнул Ренард, закрывая вкладку. – Но характеристики у них о нём тоже… интересные. Во всяком случае, открытые. Чёртов гений… – ледоруб посмотрел на Йегера и кивнул в сторону коридора: – А не скажут мне случаем, кем приходится Вольфу этот тип?       – Он его друг, – повторил Эрвин терпеливо уже в который раз.       – Друг. И всё, больше ничего?       – Это всё, что он мне смог сказать, – Йегер решил идти на ва-банк: – У него провалы в памяти после травмы. Он имя-то своё едва вспомнил, о чём речь!       Эрвин давно не врал столь вдохновлённо и прочувствованно, чтобы самому начать верить в весь тот бред, что нёс.       – Друг, значит. Ага… – Ренард задумчиво потёр подбородок. – Значит, не родственник…       – Конечно же нет! Ты хоть что-то общее между ними видишь?       – Оба немцы?.. Ой, да чёрт бы с этим, купились же копы тогда! – Ренард взмахнул рукой, намекая на тот самый случай с «троюродным братом двоюродной тётки». – Усложняет дело просто. У нас-то были уже паспорта, надо было просто помахать ими перед носом, не стал бы никто проверять…       – Биометрика? – предположил Йегер.       – Она самая, – кисло откликнулся Ренард. – Подделать гораздо сложнее будет… а так закинули бы рандом какой-нибудь более-менее убедительный, и иди ищи несуществующего человека.       Эрвин задумался, но о другом. Что покажет ДНК-тест органики самого Фантома? В теории: практически что угодно. В какой-то момент времени развитие биотехнологий нивелировало немалую часть толка от подобной идентификации, как когда-то стали практически бесполезными отпечатки пальцев и сетчатки глаза. Кто гарантирует, что перед тобой не искусная подделка, не монстр в чужой коже и с чужими глазами?       Разве что кровь, которой у того нет.       – Но это решаемо? – уточнил Эрвин вслух.       – Всё решаемо, – последовал расплывчатый ответ. – Только ходим мы по одуренно тонкому льду. И ждать под ним нас будут три весёлых поросёнка: полиция, международники и AEON.       – Какие-либо идеи, что делать?       Ренард фыркнул, стряхивая пепел в пепельницу.       – Звонить на другую свиноферму.

***

      – А, вот ты где, – облегчённо выдохнул Эрвин. – Всё ещё здесь…       На оклик Фантом поднял голову, посмотрел пару долгих секунд, безучастно кивнул и отвернулся, продолжив равнодушно глядеть куда-то вдаль, за горизонт. В отсутствии чётких указаний, куда именно выйти, синтетик направился ожидать на балконе. Ну хоть не решил покинуть квартиру, а то и уйти вовсе – никто бы ему не помешал. Иди потом ищи призрака.       Но нет, остался. Застыл неподвижной статуей у проржавевших перил, смотря на простирающийся впереди предзакатный город.       Отстроенные ещё до войны многоэтажные здания, казалось, вырастали из водянистого тумана вокруг, утопали в вечернем освещении, ярким светом и контрастным тенями ложащегося на стекло, бетон и сталь. Парой этажей ниже раскачивались линии электропередач, и ещё ниже хлопали ветками деревья – зелени здесь определённо было больше, чем в Ванкувере… и меньше людей, отчего Кокуитлам к вечеру казался вымершим. Конечно же, то было крайне обманчивое впечатление: в некоторых районах даже дневная прогулка могла вполне закончиться мёртвым тупиком.       В совершенно прямом смысле мёртвым.       Ренард знал, где копать нору. Насколько Эрвину было известно, во всей этой высотке не нашлось бы ни одной квартиры с добропорядочными жильцами. Вплоть до арендодателя – «тут все свои». Кого именно Ренард подразумевал под «своими» – оставалось загадкой, разгадывать которую Йегер не намеревался.       Подойдя, Эрвин похлопал Фантома по спине:       – Ты как?       – Как обычно, – глухо отозвался тот – и мотнул головой, будто отрицая свой же ответ.       Йегер невольно повёл плечами: не то от набежавшего порыва холодного ветра, не то от собственных мыслей. Сморгнул, после чего начал, аккуратно подбирая слова:       – Ты это, не злись на Ренарда, он всегда такой…       – Понимаю. Просто играю свою роль, – произнёс Фантом бесцветным голосом. – Да даже если бы и не играл, он всё равно бы принял меня за церебрала. Все принимают, так или иначе.       «Это проблема…»       Эрвин вздохнул, размышляя, с какой стороны подступиться к замкнувшемуся в себе Фантому. Того явно что-то сильно задело. Была ли этим чем-то хамская манера общения Ренарда? Синтетик вряд ли много понимал из сказанного ирландцем, а даже если и понимал, наверняка о себе ещё и не такое слышал: на улицах ни с кем не церемонятся. Может, Эрвин сам где-то перегнул в этой «игре»? Но он старался говорить настолько мягко, насколько позволяла ситуация. Ренард может зубоскалить сколько угодно: ледоруб прекрасно знает, что для старика любой церебрал – больная тема, и Йегер никогда не позволит себе здесь ничего лишнего.       Всё же, что именно пошло не так?..       – Что вы в итоге решили? – спросил Фантом, прерывая размышления старика.       Йегер невольно закатил глаза. Только что они с Ренардом спорили около часа, то и дело переходя на повышенные тона. Ни до чего, конечно же, не договорились. Подобные обсуждения планов могли растягиваться на дни, а в особо тяжёлых случаях и на недели. Конечно, задача сейчас и не предполагала резких движений, скорее наоборот – главное было не спешить, не торопиться, взвесить все за и против.       Подводных камней на пути всплывало слишком много, и «лёд» на серверах AEON был чуть ли не наименьшим из них. Вне зависимости от «известного вопроса», под которым стояли жизнь и предполагаемое местоположение Альберта, Фантому нужны были документы. Это уже само по себе вызывало немало сложностей, начиная от биометрики и заканчивая пропиской в глобальных базах данных. Последнее решало одни проблемы, тут же создавая на их месте другие: с момента внесения в реестр, даже под ложными данными, Фантома становилось проще отследить.       Можно, конечно, попытаться потом удалить всю связанную информацию изо всех баз данных и куда она ещё успеет утечь. Одна маленькая загвоздка: это – не то, с чем справится хакер-одиночка, даже если это такой гениальный компьютерный фрик как Ренард. Конечно, тот уже однажды проворачивал подобный фокус, но в способности повторить на бис всю цепочку действий с уже давно изменившимися системами безопасности Руфус обоснованно сомневался. Да и в прошлом это была весьма рискованная операция с малоаппетитными подробностями: не всё можно сделать с помощью рук и клавиатуры, порой приходится по уши влезать в дерьмо. Желательно – подготовив пути отступления и заранее договорившись с кем и о чём надо.       Заодно придётся смириться с тем, что Ренард будет через каждые два слова возмущённо тявкать и размахивать руками, строя из себя оскорблённую невинность, которую втягивают в какие-то грязные делишки. Смотри в оба: оглянуться не успеешь, как тот сам с азартом потащит тебя ещё глубже в болото. Плавали, знаем.       – Да ничего пока не решили, – ответил Йегер. Про Синдикат он благоразумно решил пока умолчать. – Для начала надо разобраться с текущими проблемами. Ренард подчистит за тобой следы, дальше думать будем.       – Спасибо? – в голосе Фантома появилась какая-то непонятная вопросительная интонация.       Йегер вдохнул. Выдохнул. И решил наконец спросить напрямую:       – Тебя что-то беспокоит?       Фантом закрыл глаза. Стоял так несколько секунд, прежде чем наконец ответить:       – Меня беспокоит всё, – он опёрся локтями на перила и запрокинул голову. Сипло выдохнув, открыл глаза, всё таким же безразличным стеклянным взглядом смотря куда-то в ржавое вечернее небо. – Ни черта не знаю, ни черта не понимаю и, кажется, схожу с ума. Может, тогда в порту импульсом слишком сильно приложило, без понятия…       – Ну, когда я тебя осматривал пару дней назад, – осторожно начал Эрвин, – с тобой всё было в порядке. Во всяком случае, внешне.       По лицу Фантома пробежала тень: слабый, практически неуловимый намёк на горькую усмешку выглядел гораздо естественней всех предшествующих попыток выражать эмоции, но оттого ещё более жутко.       – Как это было? – этот неожиданно заданный вопрос заставил Эрвина растеряться: непонятно было, о чём именно Фантом спрашивает. Но тот тут же пояснил сам: – Ваши… пациенты.       Йегер устало потёр переносицу: как же не вовремя-то, он совсем не ожидал такого вопроса.       – Зачем тебе это сейчас?       Фантом пожал плечами, ответив всё так же ровно и тихо:       – Просто хочу знать, кого я играю. Кого я должен играть и как, – не поворачивая головы, робот скосил глаза на Йегера: – Вам ли это не знать лучше меня?       С запозданием Йегер понял: это был вполне осознанный выпад в его сторону, и внимательно вцепившиеся в него зрачки камер это только подтверждали.       Задело, всё-таки. Сильно задело.       – Мне казалось, ты знаешь, – Эрвин попытался уйти от прямого ответа, обойти опасную тему. – У тебя получается…       – Я знаю, – Фантом не отрывал взгляда, ничего в его лице не менялось, он сам не шевелился, даже губы замерли: он говорил на одном динамике; на одном тоне. – Я знаю, что у меня «получается». И не имею ни малейшего понятия, почему.       Он развернулся к человеку:       – Посмотрите на меня, Эрвин. Я ведь не прикидываюсь. Каждый встречный принимает меня за церебрала. Реакцию этого вашего друга видели? Ему даже объяснять не пришлось, он сразу всё за чистую монету принял. Но почему так происходит? У кого ещё я могу это спросить, кроме как у вас? У Альберта? Да я его не видел больше года и не знаю, увижу ли когда-нибудь снова!       Пальцы левой руки с лязгом сжались на шершавых от старости металлических перилах. Фантома очевидно снова заносило – как тогда, когда он начал поднимать голос, услышав, что без оглядки прёт на цель, которая ему не по зубам. Но в этот раз говорил он по-прежнему тихо, отчего становилось вконец не по себе. Йегер не мог сказать наверняка, что творится за этой пустой маской из кожи и хрома, но распирающая Фантома придушенная злость звучала буквально в каждом слове:       – Я не знаю ни где Альберт, ни что с ним, да жив ли он вообще! – в синтезированном голосе скрипнуло отчаяние: – Что, если уже слишком поздно? Что тогда?       – Не накручивай себя… – посоветовал Эрвин, стараясь сам не паниковать. Реакции не последовало, и Йегер переспросил, стараясь звучать как можно более дружелюбно: – Хайн.       Фантом ощутимо напрягся, до жалобно скрипнувших сопряжений. Показалось, что синтетик вот-вот огрызнётся, попросит не называть его так… но тот молчал. Не дышал и не моргал, только на окаменевшем лице наметилось странное, едва читаемое выражение, сбивающее с толку – было решительно непонятно, как это трактовать.       Требуется намётанный взгляд, чтобы наловчиться угадывать эмоции, спрятанные за внешней видимостью безразличия, присущей военным марионеткам, пережившим период адаптации. Подчёркнутая безэмоциональность узнавалась, даже слишком хорошо: доведённая до абсурда, эта черта была автографом военных нейропротезов, в частности – боевых MIL-16.       Но откуда знать все эти детали Фантому, чтобы до таких мелочей имитировать поведение именно этой линейки – да настолько естественно, что Йегер начинал встерьёз сомневаться: а насколько игра всё это на самом деле?       – Хайн, – повторил Эрвин тихо, пытаясь отделаться от тревожного и настойчивого ощущения.       Как будто на самых задворках сознания его поджидала какая-то страшная догадка, по-прежнему выпадающая из сознания, стоило о ней только подумать. Заставляющая теряться в словах, забывать, что только что хотел сказать. Может, то была всего лишь паника. Может, подступающий старческий маразм.       – Послушай. – Эрвин кое-как преодолел назойливый шум в голове, стараясь говорить твёрдо и спокойно: – Мы ведь сейчас ради этого тут: чтобы узнать, где Альберт и что с ним. И чтобы тебя не сгребли после всего того, что ты учудил в порту… ладно полиция – мало ли кого ещё ты заинтересуешь… Ты меня вообще слышишь?       Фантом кивнул и… сник. Пальцы разжались, последний раз скрежетнув о перила, рука безвольно повисла вдоль тела. Ещё раз кивнул, непонятно чему, синтетик медленно сел прямо на пол, привалился спиной к облезшей бетонной стене. Упёрся в неё затылком, безразлично смотря куда-то сквозь решётку перил на город. Неожиданный приступ ярости столь же внезапно сменился привычной апатией.       Остывал Фантом так же быстро, как и выходил из себя.       – Пахнет просто по-свински, – отстранённо проговорил он, словно не обращаясь к Эрвину напрямую, просто констатируя факт. – Этот урод может хоть минуту без своих сигарет прожить?       Йегер невольно рассмеялся: он ожидал чего угодно, но только не этого.       – Не думал, что тебя это настолько нервирует.       Фантом поднял взгляд на Эрвина, на лице синтетика нарисовалось вялое выражение иронии, мол, да ты издеваешься, что ли, старик?       – Если мы тут задержимся, я на балконе поживу. Сойду за бытовую технику?       – Скорее – за трофейный автомат, – Йегер прыснул, присаживаясь напротив Фантома. Болезненно кольнуло в пояснице: тело не преминуло в очередной раз напомнить о своём возрасте. – Сильно раздражает запах?       – С забитыми фильтрами было всяко лучше. И зачем прочистил? – синтетик со скрипом выдохнул, качнул головой в сторону двери: – Бесит он меня, вот и всё.       – Ренард-то? Поверь, он много кого бесит. Такой уж человек. Лет тридцать его терплю.       – Врезать ему охота. Жаль, нельзя.       – И не поможет, – старик усмехнулся. – Пробовали уже, бесполезно, его как-то раз даже впятером били, было дело. Лучше скажи, что стряслось? Ты до сих пор на взводе.       – Это так заметно?       – На самом деле – нет, пока ты не начинаешь говорить.       – Мне замолчать? – это прозвучало с нескрываемой иронией, хотя лицо синтетика оставалось полностью неподвижным.       Эрвин покачал головой:       – Послушай, я не требую от тебя себя вести так… по крайней мере, не со мной и даже не с Ренардом. Но то, как ты это делаешь, пугает даже меня. Это слишком… – он замялся, подбирая слова. – Слишком естественно.       – И вы знаете почему.       – Скорее – в чём, – поправил Эрвин. – Почему – могу лишь догадываться.       Фантом еле заметно поджал губу: как-то очень знакомо, привычно. Или так лишь казалось после нескольких дней знакомства.       – Например?       Йегер замялся, но, подумав, пришёл к выводу, что слушать тут их всё равно некому: разве что пустующему соседнему балкону. Впрочем, вряд ли кто-то будет записывать спонтанно образовавшийся разговор, чтобы потом переводить тот с давно устаревшего диалекта. «Тут все свои» – и негласное правило не лезть без спросу не в своё дело. Даже не в меру любопытный до чужого белья Ренард не интересовался своими соседями.       Правда, никто не гарантировал, что он не будет подслушивать их с Фантомом. Но толку от этого ему, знающему про своего старого напарника практически всё? Ренард уже уверился, что так называемый «Хайнрих» – живой церебрал. Что-то, хоть с протезами и чипом в голове, но из плоти и крови, а не покрытая кожей машина в человеческом облике. Да и шанс, что Ренарду будет не лень всё это записывать и переводить с языка, которого тот не знает, стремился к нулю.       – Это будут лишь мои догадки, – предупредил Йегер. – Например… ну, например, потому что и ты, и церебралы – вы в своём роде машины, созданные на основе человеческого мозга. Но поведение церебралов бывает разным, даже очень разным, в то время как ты ведёшь себя именно как мои пациенты… те, кто из них выжил после операции и адаптации, конечно, – Эрвин тяжело вздохнул. – А работал я только с шестнадцатой серией…       Фантом слишком похож на кого-то из них, церебралов-силовиков на полигоне. До того, как из них выломают каркасы личностей, оставив только оболочку, способную принимать решения – в рамках дозволенного. Только переступив обратно за пределы полигона, как за порог тюрьмы, бывшие люди ещё не осознают до конца, что изменились не только они сами.       Что даже когда война закончится, их не отпустят с миром.       Что не только инструкторы на полигоне, но и весь остальной мир не считает церебралов не то что за людей, а вообще за живых и мыслящих существ.       Сопротивляющихся ломали так, что лучше об этом было не знать ничего вовсе. И лучше даже не задумываться, как это делают сейчас в преступной среде: в сравнении с этим военный полигон покажется курортом. Военных ограничивали правила, целесообразность, рациональность. Им нужно было получить на выходе боеспособную и способную думать единицу, модифицированного бойца: солдата или офицера, инженера или разведчика. Функциональность превыше всего! – даже удивительно, что технологию первыми ввели в массовый оборот не у них: старушка Европа втянулась в биокибернетическую гонку почти у самого её финиша. И даже в худшие времена у них были хоть и широкие, но жёсткие рамки дозволенного.       Нынешних же преступников не ограничивало ничего – кроме закона, который тем не писан.       – Например, – продолжал Эрвин, – потому что вас, синтетиков, могли намеренно создавать по подобию церебралов, именно этой серии. Но я не могу говорить это наверняка: я не видел тебе подобных, кроме тебя самого. О разработке я знаю не больше твоего. Я могу ошибаться: вдруг ты вообще один такой уникальный? Вдруг другие ведут себя как-то иначе? Я не могу сказать, а в Сети нет ничего внятного, ты и сам это знаешь. Всё выглядит как какая-то фанера или как попытка скрыть что-то за ней…       Как очередная «таблетка от смерти».       Они это уже проходили. Сколько лет эта технология использовалась во благо? Осторожно, шаг за шагом внедрялась в медицину. Они спасали людей, дарили тем шанс на достойную и почти полноценную жизнь после травм. Биотехнологическое чудо: когда человек с, казалось бы, безнадёжными повреждениями мозга снова может говорить, узнавать родных, двигаться, осознавать себя и помнить свою жизнь. Они отвоёвывали участок за участком, пока в мозгу практически не осталось «белых пятен», которые нельзя залатать – тем или иным путём…       В погоне за лекарством они подготовили почву для одного из самых страшных кошмаров человечества, за что до сих пор расплачивались. Благими намерениями вымощена дорога в Ад – они спасали людей…       – …мы так можем в догадках дойти до того, что ты действительно знал, к кому идти. Или это знал тот, кто тебя создавал.       Фантом молча смотрел в сторону, на красноватое пятно, растекающееся по темнеющему горизонту над домами. Могло показаться, что он не то что не слушает, а вообще не подаёт признаков жизни.       Эфемерное ощущение не хотело уходить само по себе, и старик обеспокоенно вглядывался в бледное лицо: Йегер видел перед собой не робота у бетонной стены – человека, сидящего в четырёх стенах одиночной камеры спец-блока. Внезапный сбой импланта порой было некому заметить, особенно если речь шла об отправленных «подумать над своим поведением» – таких находили обычно наутро. Но те хотя бы моргали и дышали, еле заметно шевелились – если были ещё живы, конечно.       Эрвин уже хотел было окликнуть будто бы зависшего Фантома, но тот первым нарушил тишину:       – Вряд ли Альберт знал о вас, а я и подавно. Я не знал, куда идти. О вас услышал только в порту. Если бы знал раньше, не стал бы терять столько времени, когда от этого столько зависит… могло зависеть… – он оборвал себя на полуслове и просто качнул головой, снова закрыв глаза. – Неважно.       – Ты не знаешь наверняка, что с ним сейчас.       – Не знаю, – согласился Фантом. – Может, у меня ещё есть время, но я не знаю, сколько. Недели? Дни? А может, всё закончилось уже вчера. Или год назад. Я не знаю, я не могу знать. И я без понятия, что буду делать, если узнаю.       – Жить, – как бы банально это ни звучало, другого ответа у Йегера всё равно не было. В конечном итоге, точно так же он отвечал сам себе, когда жизнь снова и снова загоняла его в яму. – Просто жить.       Он всё ещё был жив. Вот только рад ли он был этой жизни?..       – Смысл?.. – да, это было ожидаемо. – Я же не человек, Эрвин. Я даже не знаю, сколько я теоретически смогу прожить, прежде чем у меня что-нибудь откажет, и это что-то уже нельзя будет починить или заменить. Меня официально не существует, если обо мне узнают, меня попытаются убить или сдать на опыты. Я рисковал, говоря вам о себе, я очень рискую сейчас, но у меня нет выбора. Мне некуда идти, мне не к кому идти. Если не станет Альберта…       Фантом пожал плечами и замолчал.       Хотелось что-то сказать, как-то ободрить, но любые слова, казалось, теряли смысл. Что Эрвин мог сказать? Сколько взрослых людей ломались в подобных ситуациях? А ведь у многих даже после войны была возможность прожить оставшиеся годы. Найти себе подобных, новое место под солнцем, хотя бы призрачную надежду на будущее. Кто-то сходил с дистанции, кто-то безвольно плыл по течению, кто-то барахтался до последнего – даже те, кого лишили права на жизнь. Сколько людей так и существовали последние два-три десятка лет – без какого-либо смысла, просто выживая?       На языке вертелась одна чепуха: очередная глупость вроде «твой отец наверняка хотел бы, чтобы ты жил». Даже если это и было действительно так, подобное – слабое утешение даже для людей, потерявших близких. Они просто не станут слушать. А жить, чтобы мстить… месть – не выход. Возможно, мстить будет и некому – или абстрактные «враги» окажутся попросту не по зубам.       – Постарайся об этом не думать сейчас, – это выглядело лучшим, что можно было посоветовать. – Всё может быть не так уж и плохо…       О том, что реальность всегда могла оказаться хуже даже самых плохих предположений, старался не думать уже сам Эрвин. Он хотел уже было добавить что-нибудь ещё, но вдруг услышал ненавязчивый скрип по ту сторону балконной двери. Фантом на мгновение перевёл взгляд туда, после чего апатично отметил:       – Там ваш друг. Стоит уже минут пять.       – Да уж заметил, – проворчал старик.       Поднявшись, Эрвин открыл дверь. В полутёмном коридоре обнаружился Ренард: привалившись плечом к стене и с неизменной сигаретой во рту. Вид у рыжего был изрядно недовольный. Если ледоруб и пришёл послушать чужие беседы, его ждало великое разочарование: и без того слабые познания в немецком ограничивались парой десятков слов, которые пришлось запомнить ещё в стародавние времена первого знакомства. Ну и благопристойной руганью, которой Эрвин бывало сыпал по пьяни.       – Ну что, господа капустники, договорили? – осведомился Ренард.       – Да, договорили.       – О чём?       – Не твоё дело, Рен. Это личное.       Пару секунд ещё Ренард хмуро пырился на Эрвина, подслеповато щурясь на один глаз, после чего с сарказмом заявил, снова говоря нарочито отчётливо и раздельно:       – Не наигрался в куклы? Почему бы не сказать ему, что он особенный, не такой, как все. Ну?       – Ренард, – раздражённо начал Йегер, но тут за спиной шумно выдохнули: с характерным и ставшим уже привычным хрипом. Не надо было даже оглядываться, чтобы понять, что Фантом поднялся с пола, показавшись в проёме двери.       – Извиняюсь, – в синтезированном голосе не было ни намёка на «извинения», – что вмешиваюсь не в своё дело. Но если хочешь что-то сказать мне, говори это мне.       Ренард еле заметно побледнел, на миг рефлекторно отклонившись назад, однако взял себя в руки неожиданно быстро, тут же ощетинившись и бросив в сторону Эрвина:       – Никто попридержать свою борзую шавку не собирается, а? Позволяет себе слишком много!       – Я же тебе говорил… – начал Эрвин.       – Да пожалуйста! – чуть ли не взвизгнул Ренард, саданув по стенке. – Играйте хоть в шахматы – только дома! Привёл эту хрень сюда – заставь вести её себя как полагается! Или это сделать мне?       Так и не дождавшись ответа, он оттеснил Эрвина плечом, направляясь прямо к Фантому:       – Что ж, хорошо! Не будем судить строго старину Готфрида за то, что тот не объяснил своей псине её место. Дедушка старый, у дедушки Альцгеймер или что там ещё. Эй, кто хотел там поговорить! Сказать есть что?       Синтетик стоял всё так же неподвижно, смотря нависшему над ним человеку в глаза немигающим взглядом. Ренард заметно нервничал, но всё равно продолжал гнуть свою линию, не собираясь уступать «мозгам в банке». Оставалось надеяться, что они оба обойдутся без глупостей.       – Нечего? Скажу тогда я.       Руфус подался вперёд и начал задушевно-издевательским тоном, практически без акцента, больше не коверкая ни слова, ни их порядок:       – Трястись над тобою не будут. Всем насрать, чувак, представляешь? Всем насрать, кем ты был до, – ледоруб выразительно постучал пальцем по своему виску. – Ты вообще должен молиться на своего хозяина за его доброту. Поверь, он мог бы сделать с тобой гораздо больше, чем просто «спасти». В самом лучшем случае такие как ты сидят в клинике с запретом на выход под угрозой расстрела. Рассказать, что с ними делают в худшем случае? Как обращаются с тебе подобными в некоторых местах? Могу парочку видео найти, если интересно. Для общего образования.       Если он и ждал какой-то реакции, то её так и не последовало: на лице Фантома не было даже тех редких следов эмоций, что мелькали раньше. О чём синтетик думал в этот момент, можно было только догадываться.       Но и без того было очевидно, кому на самом деле адресована эта речь. Эрвину стоило немалых усилий сдерживаться: Ренард бесстыдно топтался по больному, как по тротуару, в который уже раз. К сожалению, отключить свои уши Йегер был не в состоянии.       – Ты – ничто, пустое место в худшем смысле слова, улавливаешь? Ничего личного, просто ты теперь – не человек, а лишь многофункциональный станок, на который у необременённых моралью элементов в наш чудесный век обалденный спрос, – он помахал сигаретой перед носом у Фантома. – Сечёшь?       Что-то еле заметно изменилось в лице Фантома: безразличие было лишь кажущимся, слова своей цели вывести из равновесия достигали.       – Ренард, – попытался одёрнуть Эрвин, но Ренард не обратил ни малейшего внимания на Йегера, даже не оглянулся, продолжая свою «лекцию»:       – Хозяин скажет вымыть пол языком – будешь вылизывать до потери сознания. Прикажет разбить башку об стену – побежишь брать разгон. Прикажет жрать дерьмо – будешь жрать как миленький, и от добавки не откажешься. Ты не представляешь, сколько ещё забавного и интересного с тобой можно сделать. Потому что для всех ты просто мешок органов с протезами, который при случае употребят по назначению, а потом утилизируют – когда порвётся…       – Ренард, твою мать! – не выдержал Эрвин.       Окрик подействовал: Ренард заткнулся на полуслове. Злобно зыркнул в сторону старика, состроил недовольную морду, после чего выпрямился, выдыхая дым. Фантом выдерживал, казалось, каменное спокойствие, только напряжение ощущалось почти физически – и наверняка Руфус это тоже заметил. Снисходительно фыркнув, хакер закончил с нескрываемым презрением:       – Короче, можешь думать о себе там что угодно! Но будешь вякать в Синдикате – долго терпеть это никто не станет, уж поверь мне. Мне наплевать, что сделают с тобой, но уж будь лапочкой, не подставляй нашего старика. Знаешь ли, очень бы не хотелось распрощаться с ним раньше времени!       Какая забота! Хотя на самом деле он о своей драной шубе беспокоится, а не об Эрвине.       Стоп.       – Так мы всё-таки едем? – встрял Йегер, повторно прерывая нравоучительные излияния.       – Едем, – Ренард обернулся, предусмотрительно держа Фантома на краю обзора. – И нам неплохо бы научиться фильтровать свой базар, если собираемся вернуться оттуда, ага?       Кто бы говорил! Но, как бы ни хотелось это отрицать, в последнем Ренард был прав, хоть и сам редко держал язык за зубами, чуть ли не по таймеру собирая из-за этого неприятности – одну хлеще другой.       Эрвин глянул на синтетика. Тот молча кивнул в ответ – как-то неожиданно смиренно. Только на лице проскользнуло и тут же исчезло утомлённое выражение, но возражать Фантом не стал: не было смысла. Они уже влезли в этот вшивый театр, и обратно пути больше не было. Оставалось просто играть свою роль – им обоим.       – Когда?       – Без понятия, – покачал головой Ренард. – Это решаю не я.