Я профессиональный циник, Но душа моя к этому не лежит. Мне приходится расплачиваться За такую жизнь.. на пределе
Blur – Country House
Эмма услышала стук в дверь и, сделав глубокий вдох, пошла открывать. Она боялась этого момента с тех пор, как его секретарь позвонил и спросил, в какое время было бы удобно, чтобы Киллиан Джонс осмотрел её студию и выбрал некоторые картины для выставки. Прошло пару дней с тех пор, как она покинула его кабинет. Всё это время она хотела извиниться, но понятия не имела, как это сделать. Она не могла рассказать об этой ситуации Реджине, потому что знала, что она ее отчитает. Да и видеть разочарованные лица Мэри Маргарет и Дэвида выше её сил. Поэтому она сделала то, что она делала лучше всего, – погрузилась в своё искусство и позволила своим эмоциям вырваться наружу. Ей нравилось гравить, нравились звук соскабливания, запах чернил, нежное надавливание на бумагу. Она, открыв дверь, подняла на него взгляд. Он вежливо улыбнулся, но его глаза оставались такими далекими. Он был в черном костюме и светло-голубой рубашке, первозданной, как и в тот день, когда она впервые встретила его. Её глаза метнулись к его левой руке, и на заметила, как он спрятал свой обрубок в кармане брюк. Он прокашлянулся, привлекая внимание, она подняла на него взгляд и почувствовала на своих щеках румянец, который немного обжигал. — Добрый день, мисс Свон, — он вежливо кивнул ей, его голос был формальным и немного отстранённым. Она попыталась улыбнуться, ведя его в студию. — Просто Эмма, — сказала она, наблюдая, как он сделал пару нерешительных шагов в её художественном пространстве, он осмотрелся и повернулся к ней. — Думаю, я предпочел бы всё-таки называть Вас мисс Свон, если Вы не против. — Мистер.. Джонс, — начала она и нерешительно шагнула к нему, — Киллиан, пожалуйста, если ты позволишь мне.., — он наклонил голову, прищурившись. Она сделала глубокий вдох, набираясь мужества. — Я должна извиниться на своё поведение. Я.. я сожалею о том, что сказала. — Ты сожалеешь о том, что высказалась по поводу нехватки моих собственных картин, потому что у меня нет одной руки? — он пытался звучать холодно и отстранённо, но она видела, как он сжал челюсть, наклонив голову в другую сторону, избегая её взгляда. — Я не знала.. Не знала.., — начала она, но он вновь прервал её. — Если бы у меня было две руки, ты бы так же обо мне думала, не так ли? — Я не знаю, — ответила она искренне. — Возможно, да. Он вздохнул, почесав затылок, что-то обдумывая. Он посмотрел на нее, и она заметила в его глазах печаль. — Я так и думал. Если ты не возражаешь, я бы не хотел это обсуждать, для меня это довольно личная и чувствительная тема. Она кивнула, немного отойдя от него. — Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? — вежливо спросила она. — Я в порядке, спасибо, — ответил он, оглядывая студию. Она стояла и теребила подол рубашки, когда он расхаживал по студии и осматривал её работы. В её студии было куча людей: агенты, критики, родственники, друзья, – но она никогда себя так не чувствовала, как сейчас. Она стоит будто голая перед ним, когда он осматривал её работы и о чём-то думал. Она вздохнула, отводя от него взгляд. Ей все равно, что он думает о ее работе. Это ничего не значит. Его мнение ничего не значит. Но почему-то она так волновалась. Он ходил по студии, молча размышляя над чем-то, но никогда не приближаясь к работам. Печатные репродукции, которые висели в его кабинете, совсем не были похожи на её работы. Детали в её пейзажах были поразительны: были виды на море, состоящие в основном из легких линий, которые текли в унисон, пространство и открытие между ними давали ощущение покоя; городские пейзажи были богаты деталями, захватывая тяжесть и переполненность чувств городской жизни, каждый элемент создавался с такой страстью, что он мог видеть глубину на этих чернилах; автопортретов не было, и, учитывая её явную нелюбовь к классике, он задавался вопросом об их отсутствии. Он знал, что ему понадобится время, чтобы изучить картины более подробно. Некоторое время он стоял, застыв, но когда он достиг дальнего конца, две репродукции привлекли его внимание. Он медленно подошёл и коснулся их. Он обернулся и посмотрел на нее. — Это копия? Холст слишком новый, чтобы быть оригиналом. Она подошла к нему и указала на одну из репродукций. — Эта копия у меня уже на протяжении десяти лет, — с гордостью сказала она, улыбнувшись. — Эта первая копия, которую я восстановила. Я купила её с рук, и мы с Дэвидом потратили много времени на восстановление, — она посмотрела на него. — Она не так хороша, но зато это моя первая восстановленная копия, — она повернулась к нему, касаясь картины рядом с его рукой, — но я бы хотела получить оригинал картины 19 века, но не могу себе этого позволить. Его рука чуть было не коснулась её руки, из-за чего он медленно опустил руку. — Большинство из них висят в музеях, чтобы ими восхищались, — предложил он. — А если быть точнее, чтобы они пылились и не использовались для своей первоначальной цели, — мягко возразила и она с ноткой печали в голосе. — Для какой? — прошептал он, медленно отходя от нее. Она повернулась к нему лицом. — Вдохновлять. Он посмотрел на нее, любуясь её страстью и огнем в глазах. Он много размышлял, прежде чем прийти сюда. И вот он увидел её снова. Она не извинилась, точнее, сделала это не искренне. Она извинилась из-за ситуации с рукой, но он знал, что она придерживается своих убеждений. Он всегда ненавидел идею работы с современными художниками. Но она была другой.Она хотела этого, наверное, больше всего, но она не хотела идти на компромисс. Он мог бы уважать это, он мог бы с этим справиться. Он знал, что это, вероятно, будет для обоих адом. Но если бы они смогли преодолеть это, если бы смогли найти компромисс, то конечный результат может быть блестящим, умопомрачительным. Такое бывает только раз в жизни. Он глубоко вздохнул, отвёл взгляд и почесал затылок. — Послушай, думаю, что мы начали не с той ноги, — сказал он с улыбкой на лице. — Обычно я не курирую современное искусство, это не моя область интересов. И никто меня не заставит это сделать, — он пожал плечами. — И я пытался подумать о том, как представить что-то, что приведет твоё имя к успеху, не привязывая тебя к какому-то определенному стилю, — она хотела что-то сказать, но он легко коснулся её руки, останавливая. — Если ты хочешь чего-то другого, я готов попробовать, — он посмотрел ей в глаза, пытаясь передать то, что хочет сказать. — Но для этого нужно много работать, много проводить времени вместе в студии. Также я буду задавать вопросы, чтобы понять смысл твоих картин, — он вздохнул, ухмыляясь, и вскинул бровями. — Я предложу тебе много идей, которые тебе не понравятся, но так я работаю, учусь на своих ошибках. Ты разочаруешься во мне, я разочаруюсь в тебе. И так будет постоянно, — она закатила глаза и улыбнулась ему. Он прокашлянулся и продолжил. — Если ты готова к этому, то, думаю, мы сможем добиться чего-то великолепного. Вдохновлящего. Его голос был полон страсти, он повернулся и вновь посмотрел на её работы. — Где-то здесь то, что нам нужно. Мне просто нужно его найти, — он яростно прошептал. Он повернул к ней голову и протянул руку. — Так, что скажешь, любимая? Сделаем шаг навстречу друг другу? Она, не оставив пространства между ними, подошла и взялась за его руку, чувствуя мозоли на его пальцах. — Давай сделаем это, — прошептала она, ее зелёные глаза смотрели на него. — Могу я задать тебе вопрос? — нерешительно сказала она, на что он медленно отшатнулся, отпустил ее руку и сделал шаг назад. — Если это касается моей руки, я бы предпочел отказаться от вопроса, — коротко сказал он. Она подняла руку, успокаивая его. — Нет, я.. что ты думаешь о моих картинах? — спросила она, наклоняя голову. Он увидел её любопытство. Она действительно заинтересовалась его мнением. Он задумался: он мог легко выйти из положения и похвалить её, но Эмма Свон похоже, не хотела поверхностной оценки своих работ или каких-либо приукрашиваний. У нее был огонь в глазах, и её беспокойный взгляд говорил ему, что ей слишком много врали. Она была похожа на человека, который предпочитал жестокую правда, а не подслащенную полуправду. Она была жесткой, она могла принять правду. Это могло нанести урон её самолюбию, но это поможет ей исправится, а не разрушит её. Это поможет ей измениться. Он осмотрел ее студию и взглянул на неё. — Ты знаешь своё ремесло, если можно так выразиться, — он указал и на копию картины. — Ты не пошла по лёгкому пути и не восстановила копию цифровой гравюрой. Ты уделила время изучению классической гравюры. А это требует терпения, практики и приверженности, — он слегка улыбнулся, — и даже упрямства, чтобы использовать технику, которая больше всего считается устаревшей, иссушенной, бесполезной, и попусту пустой тратой времени, — в его глазах был намёк на восхищение. — Но ты всё ещё видишь это, как что-то волшебное, полное надежды и возможностей. Всё это ты показываешь в своих работах. Ты определенно хороша, — он сделал паузу и отвёл взгляд, глубоко вздохнув. — Но многие художники хороши. Лишь немногие великолепны, — с улыбкой он посмотрел на неё. — У тебя есть потенциал, просто ты его ещё не раскрыла, — он вздохнул, — но обязательно раскроешь, Свон. Она стояла, глядя на него, слегка разомкнув губы, и улыбнулась ему. Он смущенно улыбнулся, почти стыдясь своих слов. — Хорошо, я покидаю тебя. Спасибо за то, что нашла время показать мне студию, — сказал он, направляясь к двери. — Спасибо за честную оценку моей работы, — сказала она. Он повернулся и мягко улыбнулся ей, открывая дверь. — Спокойной ночи, Эмма. Выйдя из её студии глубокой ночью, долго гулял по городу, его призрачная боль была вечным спутником, образы в голове возвращали болезненные воспоминания о времени и месте, которого больше нет и никогда больше не будет. А затем её картины заполнили его разум, он пытался найти в них скрытый смысл, который определенно там был. Он должен был научиться читать её, читать её искусство как открытую книгу. Только так он мог рассказать её историю миру.