Золотой мальчик

Добравшись до Цинциннати, они почти ничего не увидели: только то, что было видно из окон такси и гостиничного номера, а потом ещё одного такси, а затем они прибыли на арену турнира. Момент истины. Здесь они закрепили свою репутацию новой команды, к лучшему или к худшему. Либо США поразит восторг, либо безжалостно загнобит их за то, что они наняли ребёнка. С того момента, как Намджун встретил его, чтобы отвезти в аэропорт, Чонгук в наушниках, с опущенной головой, погруженный в раздумья почти не разговаривал. Намджун постарался бы заставить его расслабиться, прежде чем тот войдёт в колею, но на его месте он вёл бы себя точно также. Они два дня играли в бильярд, прежде чем начались отборочные. Неудивительно, что Намджун чувствовал взгляды со всей арены, направленные на их команду, пока они готовились к своему первому матчу. В конце концов, он был действующим золотым призером первого турнира, и это первое соревнование, на котором он показался за последние несколько месяцев, и здесь было полно американских команд, надеющихся проскользнуть и стать претендентами на Рио. Чонгук сохранял расслабленную осанку, будучи настороженным, но настроенным скептически. Он выглядел так, будто ему здесь самое место. Намджун знал его достаточно хорошо, чтобы догадаться, что он притворяется. — Хочешь сделать несколько сальто назад? — спросил он. Чонгук покачал головой. — Слишком много понтов. — Что я тебе говорил? Людям нравится наблюдать за такими вещами. — Знаешь, это не первый турнир, на котором я бывал. Я годами этим занимаюсь. Конечно. Иначе откуда бы он набрался таких навыков и опыта, чтобы Федерация отдала его Намджуну. — Верно. Я идиот. Чонгук фыркнул. — Ты видел, как я играю, верно? Намджун улыбнулся. — А вот и боевой дух. Давай надерём несколько задниц. Сначала они разгромили канадскую команду, против которой вышли, но, честно говоря, многим командам это было под силу. Тем не менее, победа хорошо подняла моральный дух Чонгуку, и Намджун насладился сполна, наблюдая, как тот играл с толпой, подспудно заряжая яростной энергией и заставляя аудиторию кричать. После матча они встретились с тренером и Сокджином, кто бы мог подумать, на краю трибун. — Ты действительно думаешь, что светить своим лицом — хорошая идея после того, как опрокинул меня? — грозно наступая спросил Намджун. Сокджин закрыл лицо руками и уклонился, хихикая. — И ради чего? Своей жены? — Она беременна! — сказал Сокджин. — Я стану папой! Намджун мог только смотреть, как тот широко улыбался и подпрыгивал вверх-вниз в течение нескольких секунд, прежде чем он плюнул на гнев и притянул его к себе, заключив в объятие. — Поздравляю, мужик. Это потрясающе. Ты уже знаешь, мальчик это или девочка? Сокджин покачал головой. — Мы скоро узнаем. Кстати, отличная игра. Кто твой партнёр? — Чон Чонгук. — Ох, я слышал о тебе! — сказал Сокджин, будучи взволнованным встречей с Чонгуком не меньше самого Чонгука. — Ты тот самый новичок, о котором все говорят! — Ким Сокджин. Вау. — У него дыхание спёрло, и широко распахнулись глаза. — Приятно познакомиться. И что же обо мне говорят? — Говорят, что шикарно, что Намджун в итоге тебя забрал, потому что он сам начинал в очень молодом возрасте. Идеальная совместимость. Чонгук нервно взглянул на Намджуна и сказал: — Правда? Намджун так не думает. Сокджин кинул на него очень строгий взгляд, покровительственно водрузив руки на плечи Чонгука. — Как грубо, Намджун. Этот парень потрясающий. О нём трещали годами. Ты же не думаешь, что слишком хорош для него или что-то в этом роде? — Уууу. Сокджин покачал головой и повернулся обратно к Чонгуку. — Не парься о нём. Он безнадёжен и никогда не уделяет должного внимания. — Ты мудак, — сказал Намджун. Сокджин даже не посмотрел на него. А затем сказал: — Пойдём, познакомишься с моей женой. — И увёл Чонгука, прежде чем Намджун успел напомнить им, что через полчаса у них с Чонгуком будет ещё один матч и им нужно подготовиться. — Пускай идёт, — сказал тренер. — Он молод. Ему не нужно разогреваться, как тебе, и общение с Сокджином поможет ему успокоиться. Между прочим, какой-то медийный человек хочет побеседовать с тобой и Чонгуком. — Мы можем поговорить позже? — Если хочешь, — вздохнул тренер. — Но он продолжает меня доканывать. — Подбери сопли. К следующему выходу на корт у Чонгука уже появились фанаты. Возможно, многие люди погуглили его, когда увидели, что напарник Намджуна оказался внезапно не Юнги, но народ определённо знал, кто он такой. Они приветствовали его восторженными возгласами, когда он вышел на площадку, и он ярко улыбнулся и помахал трибунам, подняв телефон и сфотографировав толпу. Они легко выиграли первый сет, но в середине следующего команда противника наехала на Чонгука, который сделал заступ во время подачи. Судья спросил его, наступил ли он на линию, и Чонгук очень честно ответил, что понятия не имеет. Противники закричали. Чонгук выглядел, как олень, пойманный в свете фар. Рефери поменял очки, дав другой команде преимущество в три очка. Чонгук перекинул в сетку. Отрыв в четыре очка. Другая команда завизжала, и Намджун повернулся, найдя Чонгука явно злившимся на самого себя. — Ничего страшного, — сказал Намджун, небрежно протягивая ему пятерню. — Они знают, что дохера странно, что они ведут. Выкарабкаемся. Они стали подавать на Чонгука, и тот ожидал этого, оставаясь настороже, краем глаза подмечая пустые места на площадке, чтобы успеть добежать в любом направлении. Хотя они и сократили разрыв до двух очков, сет они проиграли. Чонгук стоял у боковой линии, глядя на песок и подпрыгивая, размахивая руками. — Сальто? — спросил Намджун. — Обнять? — ответил Чонгук. — Из-за этого? Не. Я не волнуюсь. Мы едва ли продули последний сет. — Тогда я тоже не волнуюсь. — Ты выглядишь обеспокоенным. Сделай обратное сальто, если тебе нужно. Чонгук снова покачал головой, не сводя глаз с команды противника на другом конце корта. — Я в норме. В первых двух партиях играют до двадцати одного очка, но в третьем — до пятнадцати. Если команды сравняют счёт в одно и то же время, другая команда должна набрать два очка подряд, чтобы выиграть, поэтому, если одна команда находится на пятнадцати в третьем сете, а другая получает пятнадцать, первая команда должна набрать шестнадцать, а затем семнадцать, чтобы закрепить победу. В финальном сете они снова набрали двадцать одно очко, набрав целых десять очков и проведя последний тайм-аут дольше, чем следовало бы, прежде чем одержать сокрушительную победу. Чонгук выглядел дезориентированным, с дикими глазами, когда они покидали корт. Намджуну потребовалось несколько секунд, чтобы вздохнуть с облегчением, и к тому времени как он поднял глаза, утомлённого и рассеянного Чонгука втянул в разговор низкорослый мужичок, держащий камеру и блокнот. — Привет. Вы кто? — спросил Намджун. — Намджун, — заныл Чонгук усталым и несчастным голосом. — Этот парень говорит, что он, ах… — Я пишу для журнала «Северо-Восточный пляжный волейбол». Ваш тренер сказал, что вы будете свободны, чтобы дать мне интервью. Боюсь, у меня очень плотный график, так что не могли бы вы сделать это сейчас, только быстро? У Намджуна в голове включилась сигнализация. Большинство журналистов были гораздо более сговорчивыми и прямыми, но если у этого парня был список вопросов, отказ мог бы дать ему лишних поводов. Намджун вопросительно посмотрел на Чонгука, но тот лишь пожал плечами. — Да, мы можем. У нас тоже плотный график, так что нам, возможно, придётся уехать довольно скоро. — Ложь, но им нужен был выход. — Давайте присядем где-нибудь. Они переместились в небольшую зону отдыха внутри помещения: стандартный журнальный столик и старые стулья под флуоресцентными лампами с поникшим старым растением в углу. — Итак, Чонгук, журнал следит за твоей историей уже пару лет. Ты помнишь Линдси? Намджун заволновался, что тот не помнит, но Чонгук выпрямился с лёгкой улыбкой. — Ту блондинку с татуировкой волейбольного мяча на руке, верно? Журналист выглядел немного разочарованным. — Ага, её. — Она великолепна! Ага, я дал ей три интервью. Она была первым человеком, который взял у меня интервью. — Отлично! Да, она написала несколько замечательных статей о тебе. Нам ещё ни разу не удавалось взять интервью у Вас, Намджун. Здорово, что, наконец, можем вставить хоть слово от Вас. Тонкий намёк на то, что Намджун был известен своей отчуждённостью. — Спасибо. Мне и самому приятно. — Что ж, тогда начнём с Вас. — Он положил свой зловеще записывающий телефон на журнальный столик и раскрыл блокнот. — Каково работать с новым партнёром после двенадцати лет рука об руку с Мин Юнги? Тяжёлое начало. — Это, ну, это совсем по-другому, очевидно. Юнги был со мной с самого начала, так что я очень привык к его стилю и работе с ним, так что новый партнёр означал необходимость учиться играть немного по-другому. По-моему, замена вышла хорошей. — Чонгук, в твоих предыдущих интервью Вы упоминали, что являетесь большим фанатом Намджуна, даже считая его своим личным кумиром. Каково теперь работать с ним сейчас? Чонгук снова покраснел, его глаза нервно метались то на Намджуна, то в сторону. Намджун задумался, не покраснел ли тоже. Он начал теребить нижний край своих шорт. — Это, гм, заставляет понервничать. Оказывая большое давление. — Может быть, иногда давление слишком велико, чтобы справиться с ним? Он пожал плечами. — У меня бывают плохие дни порой, когда я не могу перестать спотыкаться, но они становятся всё реже. Иными словами «да», если он когда-либо слышал его хоть раз, что только заставило почувствовать себя виноватым. — Значит, Вам пришлось продемонстрировать Намджуну свои дежурные обратные сальто? — сказал журналист. — Не раз. Да. — Собираешься показать нам их в какой-нибудь момент этого турнира? — Ох ты ж, надеюсь, что мне не придётся. — Намджун, вернёмся к Вам на минутку. Этот молодой человек имеет репутацию ручной гранаты на корте и настоящего командного игрока, хотя и довольно неопытен, в то время как Юнги описывается, как сфокусированный и невозмутимый, хотя и немного вспыльчивый. Кто Вам ближе по душе? Юнги или Чонгук? Намджун рассмеялся. — Пока ещё слишком рано говорить об этом. — Ну, Вам по-прежнему хотелось бы, чтобы Юнги был Вашим партнёром? — Конечно, хотелось бы. Я бы также хотел, чтобы он мог ходить. — Намджун надеялся, что тот факт, что коленки Чонгука перестали дёргаться, означал, что он чувствовал напряжение, а не то, что воспринял на свой счёт. — Чонгук безупречный, но я никогда не хотел, чтобы Юнги ушёл по такой причине. — Что ж, Чонгук, уверен, Вы понимаете всю трагедию произошедшего, но, конечно же, берёте во внимание и приоткрывшуюся перед Вами возможность. Намджуну захотелось отвесить ему пощёчину. — Вовсе нет, — ответил Чонгук, держась по-прежнему бодрячком, но теперь уже немного озадачившись. — Я всегда собирался попасть в лидирующую команду. Намджун отличный партнёр, но возможность у меня была бы, так или иначе. Я бы предпочёл увидеть Юнги снова на корте, чем попасть на Олимпиаду четырьмя годами ранее ожидаемого. И теперь журналист мог превратить его в дерзкого пиздюка, если бы пожелал. — Вы знакомы с Юнги? — Мы близкие друзья. — Как он отнёсся к тому, что Вы стали его заменой? — Он называет меня своим наследием. — Но я заметил, что он сегодня не поддерживает вас обоих. — Потому что он не может ходить, — сказал Чонгук в то время, когда Намджун добавил: — Он, блять, чуть не разбился, ты, говна кусок. Чонгук подпрыгнул, с тревогой взглянув на Намджуна. На мгновение воцарилась напряжённая тишина. — Давайте сменим тему. Я понимаю, почему это могло Вас задеть. Намджун откинулся назад, чтобы наполнить лёгкие воздухом, дабы стерпеть всю язвительность, которую парень собирался изрыгнуть. Босая нога Чонгука мягко постукивала по внешней стороне его собственной ступни, успокаивая, и негодование Намджуна поумерилось до неугасающего кипения. Он медленно выпустил воздух. — Я много слышал о надеждах на вас в Рио? — Да. — Но одно из предъявляемых требований заключается в том, что вы обязаны были принять участие, в, по меньшей мере, двенадцати волейбольных турнирах ФИБВ¹ за прошлый год. Как только этот турнир закончится, у вас останется всего один, а не двенадцать. — Мы с Юнги завершили одиннадцать до аварии. — Но теперь у Вас совсем другая команда, нежели та. — Федерация уже переговорила с олимпийским комитетом и добилась разрешения на участие, если США выберет отправить нас в одной команде с заменённым из-за травмы игроком. — Ах да, если США выберет отправить вас. Вам приходило в голову, что это жульничество? Изменение предъявляемых требований, дабы держать Вас на играх в этом году? — Олимпийский комитет, конечно, не счёл подобного. — Значит, всё справедливо? Поговаривают, что комитет проигнорировал правила, чтобы протолкнуть Вас только потому, что Ваше лицо приносит деньги, независимо от того, кто является Вашим товарищем по команде или есть ли у Вас реальный шанс на победу. Было бы справедливо США посылать Вас, когда Ваше отсутствие в этих играх могло бы вместо прочего стать возможностью впустить в дверь другие, более зарекомендовавшие себя команды? Намджун счёл, что было бы неприлично ответить словами «Срал я на другие команды», поэтому сказал: — Такова воля Федерации США, они определяют. — Чонгук, что Вы думаете? Чонгук выглядел так, словно никогда не задумывался о справедливости случившегося, и первым его инстинктом была мысль, будто всё и вправду нечестно, судя по тому, как широко он распахнул глаза, сдвинул брови и поджал губы. — Я думаю, если нас отправят, то произойдёт это только потому, что считают, что у нас будет больше шансов представлять интересы США. И я счастлив, что у меня есть такая возможность. — Как идеалистично, учитывая насколько ухабисто Вы там выступили, парень. Большинство думает, что у Вас нет шансов спасти медаль Намджуна, и если выберут эту команду, народ сильно рассердится. Чонгук тяжело сглотнул. — Намджун, как Вы думаете, сейчас эта команда готова к Олимпиаде? — Нет, но она будет. Журналист удивлённо поднял брови. — Это ужасно составленное интервью. Я уверен, что Вы получили именно то, что хотели, но вышло отстойно. — Спасибо, — сказал обмудок-журналист. — Вас реально выручит, когда я это напишу. — Пиши, что хочешь, ублюдок. — Не можешь держать себя в руках без Юнги? — Юнги самого всегда стоило держать! — Пойдём, — тихо сказал Чонгук, вставая. Намджун последовал за ним, закипая. — Где ебучий тренер? — прорычал Намджун. Чонгук молча повёл его обратно на трибуны. — Как всё прошло? — спросил тренер. — Как ты вообще, блять, пропустил этого парня? Вообще о людях судить, нахер, разучился? Такой засранец. Я уже могу сказать, что мы станем непроходимыми мерзавцами, когда наступит время Рио. — Ага, мы уже в курсе. Он был настолько ужасен, хах? Чонгук медленно кивнул. Намджун понял, что этот журнал, вероятно, был одним из крупнейших медиа-союзников Чонгука до этого. Если они брали у него интервью ни один раз, то предательство, должно быть, ранило его. Он усадил Чонгука на скамейку и обнял за плечи. Чонгук, до странного напряжённый, с сомнением прильнул к нему. — Мы не жульничаем, да ведь? — Нет, если Олимпийский комитет сам так говорит. Многие люди с этим не согласились бы. На следующий день они проиграли первые два сета в одной из своих первых игр. — Мне жаль, — сказал Чонгук позже. — Иногда ты проигрываешь, — ответил Намджун, — это просто игра. Не переживай. — Не могу… сосредоточиться. — Это из-за вчерашнего интервью? — Это из-за тебя. — Что? — Ничего. Забудь. — Ты уверен? — Я не собираюсь разговаривать об этом прямо сейчас. У нас ещё одна игра через полчаса, и я пытаюсь собраться с мыслями. — Ты справишься. — Я не справляюсь. — Ты лучше той команды, Чонгук. Ты смог бы победить их самостоятельно в хороший день. Не забивай себе голову. В чём проблема? — Ни в чём. Давай просто сыграем. Команда противников получила преимущество с первой подачей. Мяч ударился о верхушку сетки, сменил направление, и Чонгук нырнул, но не успел принять. Они так и не оправились. В начале следующего сета Намджун, тяжело дыша, положил руку на спину Чонгука. — Кувыркнёшься? Чонгук покачал головой. Он ужасно трясся. — Что, если мы продуем? — Буду честен. Тут всё важно, потому что главное, чего мы пытаемся тут добиться, — доказать, что мы устоявшиеся победители. Проигрыш команде вроде этой не покажет нас с выгодной стороны. — Блять. Теперь я нервничаю ещё сильнее. Возможно, ему следовало соврать. — Ты сможешь, Чонгук. — Он немного посмеялся. — Ты реально хорош в этом. И ты это знаешь. Прекрати паниковать. — Ладно. Ладно. Я могу это сделать. — Да, ты можешь. Мы уже побеждали Хосока и Тэхёна, а они олимпийцы. Эти же ребята никогда ничего не добивались. Ты правда хорош в этом. Они хорошо начали, а затем в середине Чонгук нырнул за мячом, и тот отскочил назад и ударил Намджуна по лицу. Намджун хихикнул и бросил мяч Чонгуку на голову, пока лежал, вздыхая, лицом в песок. Кто-то из зрителей крикнул: — Вали с корта, первогодок²! — И бросил стаканчиком Колы с трибуны. — Ебанутый… — Намджун помог Чонгуку подняться с песка, взглянул на его пылающее лицо и быстро обнял его. — Необязательно. Тот засранец не унимался. Чонгук изо всех сил боролся, отбивая дикие мячи даже режущие за пределы площадки. Намджун хотел вытрясти всё дерьмо из того парня на трибуне. Намджун попросил тайм-аут прямо в начале второго сета. — Прекрати их слушать. Серьёзно. Чонгук кивнул. — Они ни хера не знают, — сказал он с несчастным видом. Они проиграли. Скверно. В последний раз, когда Намджун так проигрывал, он был пьян, а его соперниками была команда бразильцев, нынешних чемпионов мира. Другая, более слабая команда, была вне себя, потому что, на самом деле, это было нелепо. Чонгук пожимал им руки с таким видом, будто это была последняя вещь, которую ему хотелось бы сейчас делать, а затем быстро ушёл с корта. Намджун последовал за ним. — Чонгук, что за хуйня? Ты не можешь позволять всяким ублюдкам так легко залезать тебе в голову. Хоть один такой на каждой игре найдётся. Чонгук не смотрел на него. — Я знаю. Обычно это не проблема. Они вошли в пустую раздевалку, и Чонгук бросил сумку на скамью и направился к ванной. — Подожди минуту. Вернись сюда. Нам нужно поговорить. Чонгук резко вздохнул через нос и обернулся. — Нужно ли? Я отстой. Я всего лишь какой-то ребёнок, который не может совладать со всем этим грёбаным давлением. Быть в твоей команде было ужасной идеей. Они должны отправить кого-то другого в Рио. Все это знают, и это моя вина. — Его голос дрогнул. — Докажи им, что они ошибаются! Ты не можешь позволять такой херне забивать тебе голову. Господи, ты такой ребёнок! — Вовсе нет! Прекрати меня так называть! Я ненавижу, когда ты меня так называешь! — Прекрати себя вести так, будто ты никогда прежде не участвовал в турнире! Я не знаю, как мне обращаться с тем, кто в руках себя держать не может! Чонгук провёл обеими руками по своим волосам, закрыв глаза. — Не во мне дело! У меня бы не было этой проблемы, но это, это же ты! Ты грёбаный Намджун, а я, я не знаю, я равнялся на тебя всю свою жизнь, и теперь твоя следующая золотая медаль зависит от того, смогу ли я взять себя в руки, а я, блять, не могу, потому что настолько волнуюсь, что облажаюсь. Это чертовски разочаровывает. Каждый раз, когда я проёбываюсь перед тобой, я в панике. Ты… Твоя карьера настолько важна для меня. — Так дело во мне? Это моя вина? — Нет! Во мне! Прошу тебя! — Чонгук согнулся пополам, покоробившись. — Я просто чувствую себя ничтожеством рядом с тобой. Намджун вовсе не это имел в виду. Он хотел подтвердить, что во всём виноваты их оплошавшие взаимоотношения, а не намекать, что Чонгук винит его. Чонгук выглядел так, словно вот-вот заплачет. У Намджуна щемило от желания обнять его. — Прости меня, — горемычно сказал Чонгук. — Нет. Пожалуйста, не надо. Чонгук выглядел моложе, когда злился. Он выглядел лучше, старше и увереннее, когда улыбался, более весёлым и красивым. Намджун шагнул вперёд, одной рукой обхватив лицо Чонгука, возможно, чтобы успокоить его, и широко распахнутые влажные глаза Чонгука встретились с его собственными, руки поднялись и схватили его за футболку. Что-то щёлкнуло. Намджун поцеловал его. Их губы встретились на одну длинную, застывшую секунду, шипя пузырьками от нарастающего адреналина, а затем Чонгук тихонько ахнул и напрягся, разомкнув губы, его руки скользнули вверх по спине Намджуна, пока не натолкнулись на лопатки. Его голова откинулась назад, губы были сладкими и мягкими, в то время как его сильные дрожащие руки выжимали воздух из лёгких Намджуна. Быстрое дыхание Чонгука походило на панику, но он продолжал жаться ближе, от груди до самых бёдер, пока его плечи глиной вылепили внутренние контуры плеч Намджуна, сдавливая так, будто желая, чтобы Намджун окутал его собой. Намджун ощутил прилив сладкой и восхитительно запретной зависимости, будто не мог ей насытиться. Чонгук цеплялся не на жизнь, а на смерть, вцепившись в джерси³ Намджуна, когда одна его рука скользнула ему в волосы, а другая обхватила его талию, пока язык двигался глубоко и требовательно. Он рвано и тихо застонал, задыхаясь между поцелуями. Намджун чувствовал песок в его мягких волосах, и все эти твёрдые мышцы под его тонкой майкой заставили его забыть, что ему всё ещё восемнадцать — легально, но едва ли. Восемнадцать. Всё ещё в старших классах. Если бы кто-то вошёл прямо сейчас… Он замер. Чонгук отстранился, затаив дыхание, его губы были красные, и парни уставились друг на друга. Чонгук выглядел таким юным. Он быстро отступил и шагнул к двери. — Намджун, — выдохнул Чонгук, когда Намджун выскользнул из его объятий, а комната дико закачалась. Чонгук схватил его за майку на спине и приткнулся к нему, вцепившись и обхватив руками, его голова прижалась к плечу Намджуна. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня здесь после этого. Его голос дрогнул. Намджуну хотелось свернуться калачиком в постели и спрятаться. Хотелось повернуться обратно и целовать Чонгука до тех пор, пока не перестанет соображать. Он бы просто смахнул всё на реакцию инстинктов, потому что почти всегда вёл себя опрометчиво, если дело касалось симпатии или флирта, за исключением того, что сейчас его сердце колотилось, а губы онемели. Он обернулся, поймав дикое выражение на лице Чонгука, просящее и отчаянно обнадёженное, и покачнулся вперёд, но остановился, просто соприкоснувшись лбами. — Не знаю, зачем сделал это. Мне не стоило. Чонгук сжал ещё крепче. — Не говори так. Пожалуйста, не надо. — Ты мой напарник, и у нас и так большие трудности во взаимоотношениях. Тебе восемнадцать! — Я думаю, мы оба этого хотели, возможно, вот зачем. Ты ведь хотел этого, верно? Не только я? Намджун снова отступил на достаточное расстояние, чтобы заглянуть в лицо Чонгуку. — Ты ведь втрескался в меня, верно? Большим фанатским крашем? Сколько тебе было, когда это началось? Чонгук резко отпрянул, отходя на несколько шагов и потянувшись за своей сумкой. — Блять. Как давно, Чонгук? Чонгук искоса взглянул на него. — Это ты меня поцеловал. Я никогда не хотел, чтобы ты узнал о… Не важно. Я ничего не скажу. — В этом кроется настоящая причина, почему ты столько раз промахивался рядом со мной, так ведь? Чонгук проскользнул мимо него и оставил его одного в раздевалке, с дикой жадностью до чужих мягких губ и кожи Чонгука под своими пальцами. Тренер заставил их разогреваться перед первым турнирным матчем на следующий день, расхаживая взад и вперёд рядом с ними. — Что с вами сегодня? Вы такие тихие. Никто ему не ответил. — Ладно. Что ж. Я ненавижу перекладывать это на вас, но напряжение растёт. У вас двоих дела идут не слишком хорошо. Есть три команды США, которые в настоящее время находятся в лучшей позиции на турнирной таблице, нежели вы. Федерация ратует за постоянство, поэтому, чтобы сохранить своё место в Рио, вы не можете проиграть ещё один матч. Вам определённо придётся выиграть. Намджун нервно глянул на Чонгука, который растягивал квадрицепс эспандером и не смотрел на Намджуна. Если Чонгук провалится хотя бы в одном матче сегодня, Намджуну будет некого винить, кроме самого себя, за то, что устроил кавардак в его головушке. Намджун плохо спал и грезил во сне о том, что Чонгук наотрез отказывается играть, потому что вместо этого хочет сесть и всё обсудить. Однако Чонгук не выказывал никаких признаков желания обсуждать что-либо или вообще разговаривать. Когда они шли на свой первый матч, он не бросил на Намджуна ни одного из своих обычных нервных взглядов из-под опущенных ресниц лишь расправил плечи, вздёрнув подбородок, а едва заметная усмешка тронула его губы и заложила морщинки в уголки глаз. Намджун сделал несколько глубоких вдохов, подпрыгивая и нервно встряхивая руками. Никогда ещё эта золотая медаль не была настолько готова ускользнуть. — Надо обняться, дедуль? — сказал Чонгук, и Намджун слегка подпрыгнул. Чонгук ему ухмыльнулся. — Блять, нет. Мы справимся. Чонгук кивнул. Они продули первый сет, но были очень близки, так что пришлось играть до двадцати пяти вместо двадцати одного, прежде чем кто-то выиграл матч-пойнт. Когда они покидали площадку, кто-то из зрителей крикнул: — Ты не в той лиге! Вернись в старшую школу! — Сейчас вернусь, — сказал Чонгук и вернулся к сетке. Намджун сделал большой глоток воды и наблюдал, как Чонгук делает на песке несколько обратных сальто. Толпа ликовала. Они выиграли следующий сет, и на последних пятнадцати очках Чонгук забивал очки одним ударом и зрелищно отбивал мяч по всей площадке. — Что за блядский эликсир ты выпил? — спросил Намджун. — Киску твоей мамаши. — Пиздец. Бьюсь об заклад, та ещё травма. Чонгук рассмеялся, затем набрал победное очко: один быстрый взмах руки, и мяч полетел в дальний угол прямо сквозь пальцы нырявшего противника. Тренер встретил их, гогоча от ликования, как только они покинули корт. — Намджун, тебя начнут звать слабым звеном. Сегодня ты был вне игры. Куки, откуда это взялось? — Я послал трофей на хуй и просто повеселился. — Воу. Отлично выступил. Не одобряю часть с «на хуй трофей», но эй, если тебе помогает, то приму к сведению. Пока они готовились к следующему матчу, Чонгук с самодовольным видом скользнул на скамейку рядом с ним. — Что? — Ты будешь в порядке во время этой игры? Разберёшься со своим дерьмом? — Ой, заткнись. У меня всё в порядке. — У тебя всё в порядке. — Чонгук хихикнул. — Ты не проебался так же сильно, как я, но дела у тебя идут неважно. Что-то, ах, беспокоит тебя? — Ага. Чонгук понимающе кивнул, а затем грубо похлопал его по спине. — Приди в себя. Не вынуждай меня проиграть свой первый профессиональный турнир. Я хочу золото. Намджун недоверчиво уставился ему в спину. Он выглядел ужасно довольным собой. У Намджуна случились флэшбэки, как Юнги называл его идиотом и подстрекал за спады в игре, когда только они начали свой путь. — Ох, отъебись, — пробормотал он, и Чонгук хихикнул и улыбнулся ему через плечо. — Что в тебя вселилось? — Просто вчера был хороший день. Проигрыш двух матчей, а потом непонятное дерьмо в раздевалке? Простые лобзания стали ему хорошим днём? Может, дело в том, что Намджун поцеловал его первым? Намджун почувствовал с ужасом разливающееся счастьем тепло в груди. Чёртова восемнадцатилетка вызывал бабочек у него в животе. В следующем матче Намджун споткнулся во втором сете, запутавшись в ногах, и позволил мячу отскочить от его руки и вылететь за пределы поля. Чонгук хихикнул и спросил: — Нужна трость? — И после этого Намджуну вообще стало плевать на другую команду. Теперь выяснить, кто играет лучше, было делом принципа. После того, как они выиграли и вышли в четвертьфинал, тренер отвёл их в сторону. — Вы проигнорировали нашу стратегию. Намджун и Чонгук робко посмотрели друг на друга. — Мы импровизировали. — Я знаю. Я видел тебя. Я знаю, что вы делали. Просто знайте, что соревнуясь друг с другом, вы проиграете командам более сильным, чем эта. Возьмите на заметку и используйте на другой команде. И следуйте моей стратегии. — Ага, ладно. Во время четвертьфинального матча на следующий день толпа, наконец, неохотно встала на их сторону, свист в основном заглушался радостными возгласами. Было тяжело сдержаться, ведь Чонгук танцевал всякий раз, когда ему удавалось забить особенно тяжёлое очко. Его волосы были влажными от пота, он тяжело дышал в блеске солнца, сверкая улыбками так, что был способен завоевать внимание любой молодой девушки. О да, и двенадцатикратный действующий олимпийский чемпион также находился на корте. В матч-пойнте второго сета кто-то назвал Чонгука факбоем, и Намджун развернулся посмотреть, как Чонгук со всей дури ржёт, а затем подаёт, заработав финальное очко; мяч приземлился прямо между двумя противниками, пока те пытались выяснить, чей был мяч. Во второй половине дня они будут играть в полуфинале. Чонгук всё ещё оставался загадочно спокойным вне корта, но его глаза смотрели на Намджуна дольше, чем обычно, нерешительно и с надеждой. Иногда он подталкивал Намджуна плечом или пальцем ноги, просто чтобы привлечь его внимание на миг. — Что? Чонгук улыбнулся. — Ничего. — Нам ещё рано радоваться, и нас всё ещё могут не выбрать. Чонгук пожал плечами. — Я просто веселюсь. Я знаю, что когда-нибудь всё равно попаду на Олимпиаду. Не обязательно в этом году. — Чонгук, хули… Тот прыснул. — Просто шучу, братан. Я знаю, что это важно для тебя. Мы играем обалденно. Не начинай сходить с ума. — Посмотрите, кто говорит. — В прошлых двух матчах я кайфанул. — Двух… — фыркнул он. — Ты ещё ничего не знаешь. — Ты неправильно к этому относишься. Взбодрись. — Мне кажется, ты слишком легко к этому относишься. Позволь мне немного повысить для тебя ставки. Если нас выберут, я покрашу волосы в блонд и оставлю до самого конца Рио. — Ого, что? — Чонгук выпрямился, выпучив глаза. — Ты перекрасишься? Правда это сделаешь? — Ну, я в любом случае раздумывал об этом ради Юнги, раз он так делал ради серьёзных соревнований, пока не облондинился окончательно. Чонгук улыбнулся. — Это очешуенно. Сделай это. — Если пройдём отбор. Улучшай свою игру. Они легко выиграли полуфинальный матч, но в финале возросло напряжение, главным образом потому, что Намджун почуял золото, а после того, как они проиграли второй сет, проглотив все свои отговорки, провёл весь перерыв, крепко обнимая Чонгука. Тот хихикнул и обнял в ответ, чего Юнги никогда не делал, предпочитая стоять столбом и ворчать, пытаясь добраться до своей бутылки с водой через голову Намджуна. Когда турнир закончился, они стояли на вершине подиума и могли только надеяться, что комитет, отбиравший команды, проигнорирует их несыгранность перед лицом их ярких побед и рекордов Намджуна. — Держи ты, — сказал Намджун, вручив ему трофей. — Этот определённо твой. Чонгук заставил Намджуна сфотографировать его с этими его красивыми мягкими губами, прижатыми к верхушке приза. Во рту у него пересохло. — Пора по барам? — спросил тренер. — Нам надо внутри остаться, чтобы напиться. Чонгуку восемнадцать. — Ах да, тогда нам не стоит тут пить. Слишком рискованно, тем более что мы до сих пор пытаемся дотянуть вас обоих в Рио. Нам придётся подождать до дома. Чонгук покачал головой. — Не беспокойся об этом. У меня дома полно людей, которых я всё равно должен обзвонить, включая Юнги. Иди напейся. Со мной всё будет в порядке. Намджун осознал, что принял неверное решение двумя часами позже, после того как Сокджин со своей женой ушли домой, когда рассказы тренера перестали иметь хоть какой-то смысл. Он сидел в баре, пока тренер бессвязно лепетал рядом, и представлял Чонгука, тихо сидящего в своём гостиничном номере с включённым телевизором и телефоном в руках. Он должен вернуться туда с ящиком пива и напиться до чёртиков с Чонгуком и их трофеем. Возможно, поцеловать его ещё раз. Опасные мысли кружились вокруг товарища. Привлекательного, талантливого, сексуального, невероятно молодого товарища по команде. Он понятия не имел, в каком положении они остались, когда соревнования закончились. Они с Юнги наполнили свой первый кубок пивом и играли в игры с выпивкой. С Чонгуком… Намджун думал о ряде шотов на чужом теле. — Что ж, — сказал тренер, и Намджун сел немного ровнее. — У нас завтра самолёт, так что я пошёл в отель. Пойдём? — Пойду ещё выпью. — Серьёзно? В одного? — Мне нужно поразмыслить о всяком. — Не переборщи. Как только тренер ушёл, он развернулся и прошёл ещё два квартала вниз по улице в гей-бар, и нашёл самого горячего парня, которому будет максимально начхать на то, что будет утром, и отвёз его обратно в отель. Когда они тихонько пробрались в его комнату, Намджун понял, что ему больше хочется спрятаться от Чонгука, нежели от тренера. Он отбросил эту мысль, прежде чем начал обдумывать причину. После того как незнакомец заснул в его постели, Намджун выбросил в мусорную корзину грязное полотенце для лица вместе с презервативом, какое-то время он лежал без сна, надеясь, что Чонгук настолько крепко спит, чтобы что-либо слышать. Хотя он вытворял такое тысячу раз раньше, и они с Чонгуком не были ничем друг другу обязаны, он чувствовал себя странно виноватым. — Вот, дрянь! Простите, я кажется комнату перепутал, — это был голос Чонгука. — Прошу прощения. Намджун попытался не заснуть вновь. — Это не моя комната. Я уже ухожу. Возможно, ты пришёл по адресу. Можешь подвинуться? Мозг Намджуна тревожно взвыл, парень сел и скатился с кровати. — Это чья… что? — Это не моя комната. Я ухожу. Парень, которого ты ищешь, вероятно, здесь. Пожалуйста, отойди. — Сбегаешь от меня? — сонно пробормотал Намджун, натягивая боксёры. Парень обернулся. Он был определённо горяч, просто не во вкусе Намджуна, которому тот обычно придерживался. Он выглядел молодо, максимум на двадцать четыре. Он приподнял бровь. У пьяного Намджуна был странный вкус. — Я ухожу. Думаю, этот паренёк ищет тебя. Ты не получишь мой номер. — Не нужен мне твой номер. Хорошего дня. Чонгук, что ты здесь делаешь? Сейчас 7:30. Он аккуратно держал свой телефон, блуждая глазами вверх и вниз по телу Намджуна. Он надеялся, что у него не слишком много засосов. — Рейс перенесли, и мы улетаем на час позже. Я думал, что ты уже встал, потому что нам довольно скоро уезжать, так что я зашёл к тебе, потому что ты не ответил на сообщение тренера. — Ох. Ну. Обычно я встаю за десять минут перед выходом, так что спасибо. Переставлю свой будильник. — Здесь пахнет сексом. — На то есть причина. Брови Чонгука нахмурились. С минуту он стоял молча, растерянный и обиженный. — Ладно, — пробормотал он. — Пойду я. — Ага. Он ушёл. Намджун тихо выругался и плюхнулся обратно на кровать. Они больше не разговаривали за целую неделю. Тренировки снова вернулись на стадию неловкости, и Чонгук снова стал страдать рядом с Намджуном, только теперь тот знал почему. Чонгук часто смотрел на его губы. Он больше никогда не заходил поиграть в приставку. Не помогало и то, что он бодрствовал по ночам, гадая, чем занят Чонгук, спит ли он ещё, думает ли о нём. Юнги начал больше ходить. Теперь он мог без особой боли пройти из гостиной до кухни и пытался убедить мать, что это знак того, чтобы ей можно вернуться домой. — Ты ведь позаботишься обо мне, Намджун? — спросил он из другой комнаты, засунув голову в холодильник. — Конечно, позабочусь. — Чонгук мог бы помочь. Вы оба могли бы жить здесь. Ночные тусы каждый день. — Чонгук снова ведёт себя странно по отношению ко мне. — Разве он когда-либо вёл себя с тобой по-другому? Намджун вздохнул. — Во время турнира была парочка дней, когда он действительно, ну, чувствовал себя комфортно рядом со мной. Вот почему мы выиграли все те игры. Я повёл себя странно, но он молодец. — Почему? Что случилось? — Ничего не случилось. — Почему ты тогда повёл себя странно? — Без понятия. — Намджун. — Юнги, прихрамывая, вернулся в комнату и перегнулся через спинку дивана. — Что. Ты. Натворил. — Агх. Я поцеловал его! Ладно? Я сделал то, чего ты велел мне не делать! Юнги разинул рот на целых десять секунд, прежде чем заорать: — Да в конце-то концов, ему восемнадцать! Не играй на его эмоциях! Тебя могут арестовать! — Всё законно. — Законно — это очень низкая планка. — Он… агх. — Намджун закрыл лицо руками. — Неужели мы действительно об этом говорим. — Ты только что сказал мне, что поцеловал своего нового восемнадцатилетнего напарника. Он ещё учится в старшей школе! Я хочу точно знать, почему ты решил, что это хорошая идея, прежде чем я приведу его сюда, дабы минимизировать ущерб. — Минимизировать ущерб? Да пошёл ты! — Я не... — Он ткнул в лицо Намджуна пальцем. — Продирался с тобой сквозь тринадцать лет роста, тренировок, медалей, поражений, напивавшись в говнину в два часа ночи и разбираясь с тупыми тренерами, чтобы смотреть, как ты вылетаешь с Олимпиады, потому что не смог удержать свой член подальше от старшеклассника. Зачем. Ты. Его. Поцеловал. — Мне так захотелось. Он был рядом, и я просто почувствовал, что должен это сделать. Глаза Юнги угрожающе сузились. — Чего? — Я не знаю? Он был расстроен. Я поцеловал его, не задумавшись об этом. Я хочу сделать это снова. — Тебе двадцать восемь, Намджун. Контролируй свои блядские импульсы. — Ох, заткнись. Чонгук напоминает мне, почему я люблю играть в волейбол или почему раньше любил. И он просто… он Чонгук. Он сильный и горячий, но в то же время невероятно милый. Я знаю, что он молод, и это всё странно. Я не просто пытаюсь уложить его в койку, Юнги. Я боролся с этим уже несколько недель. Он идеален. — Как он отреагировал? — Думаю. — Он глубоко вздохнул. — Думаю, он был влюблён в меня в течение многих лет. — Ага. — Значит, ему это действительно по нраву. Юнги обошёл диван и присел. — Он сказал мне, что ты ему нравишься. Я надеялся, что он переболеет. Подумай об этом так. Он едет на Олимпиаду со своим кумиром, которым он вдобавок романтически одержим. Его самые смелые мечты сбылись. Но поначалу ты был таким гадким. Ты просто мудозвон. Почему он вернулся к такому поведению? — Он застал случайного парня, выходящего из моего номера пару ночей спустя. Юнги изумлённо уставился на него. — Вот долбоёб. — Почему? Это неловко, но я часто так делал. Я был пьян, и это не казалось большой проблемой. — Ставлю на то, что он воспринял это, как весьма очевидный знак, что либо он не является для тебя особенным ни в коем смысле, либо ты предпочтёшь каких-то других людей. — Я знаю. — Иди на хуй. Исправь всё. Бедный ребёнок. — Как? — Не знаю, — сказал Юнги, вскинув руки с дивана и чуть не упав. — Я не твой личностный тренер. Скажи ему, что тебе жаль и такое больше никогда не повторится, и что ему стоит найти кого-то своего возраста. — Я хочу, чтобы это повторилось — Намджун, просто. — Он ушёл обратно на кухню. — Не проеби из-за этого свою жизнь. Тренер отпустил их пораньше со следующей тренировки. — Чонгук, если ты продолжишь играть в том же духе, нам лучше не ехать в Рио. Что случилось c Цинциннати, а? Я хочу тренировать того парня. Что с ним случилось? Чонгук просто натянул свой снэпбэк на лоб так, чтобы тот закрывал его лицо, схватил свои вещи и потопал прочь. Намджун пошёл за ним. — Чонгук, нам надо всё уладить. Чонгук немного сдулся, опустив напряжённые плечи. — Я знаю. — Ко мне или к тебе? Он остановился и задумался, глядя на океан, явно избегая ситуации ещё несколько мгновений. — К тебе. У меня бардак. Сейчас? — Сейчас было бы неплохо. Он глубоко вздохнул и кивнул. — Встретимся там. Он появился в обычной одежде, которая всегда вызывала диссонанс: просто белая футболка и рваные джинсы, а на голове бини. Он выглядел до болезненного по-детски, задрав ноги на диван. — Я начну, — сказал Намджун, как только Чонгук уселся. — Мне очень жаль. Чонгук сразу же насторожился. — Жаль насчёт которой части всего этого? — Наверное, что переспал с каким-то парнем, прежде чем разобрался со всем этим дерьмом между нами. Чонгук расслабился. — Всё в порядке. Это не моё дело. Делай, что хочешь. — Это было глупо. — Я переживу. — Что-то до сих пор не смог. Чонгук замолчал. Затем схватил подушку и со стоном ударился в нее лицом. Намджун фыркнул. — Ты в порядке, чувак? Его глаза показались над краем подушки, шапка неуклюже сползла набекрень. Так несправедливо очаровательно. — Не обижайся, — сказал он, — но хотел бы я не быть твоим напарником. Это вредно для моего здоровья. И моей карьеры. Я вроде как большой поклонник. Я не мог держать себя в руках какое-то время, когда меня поставили играть с тобой, потому что я так нервничал. — Было хуже или лучше, чем ты ожидал? — Безмерно хуже. Я сбросил вес за несколько недель после того, когда мы стали командой. Я не мог спать. Едва мог двигаться рядом с тобой. Я был такой пришибленный твоим звёздным ликом. Не знаю, как я с тобой разговаривал. Мне кажется, что с тех пор, как мы познакомились, я постоянно выгляжу идиотом. — Извини, — пробормотал Намджун, — ты отличный игрок. И заслуживаешь лучшего. — Ты поцеловал меня, так что это всё стоило того. Намджун пытался не улыбнуться. Он не мог позволить им натворить делов. — Ты действительно глубоко увяз в этом, да? Чонгук застенчиво кивнул. — Как долго я тебе нравлюсь? Ты мне расскажешь? Чонгук нахмурился. — Это смущает. Ты поцелуешь меня снова? — Мне не стоит. — Я слишком молод? — Это рискованно для наших карьер в основном потому, что ты слишком молод. — Это справедливо, — сказал Чонгук побеждённо. Намджун на мгновение оставил это неловкое «а что, если», на котором стояли их отношения, на цыпочках медленно приближаясь к безопасной и неприятной грани. Намджун проиграл бой. Он отодвинул всё в другую сторону. — И всё же я хочу. Чонгук уставился на него на миг широко распахнутыми глазами. — Ты хочешь? — Ага. Он ждал. Чонгук заёрзал. — Намджун, я… — Он пялился на угол кофейного столика. — Я хотел этого много лет. Ты мой идеал. Я смотрел все твои турниры, все твои интервью. Меня так влекло… влечёт к тебе. Знаю, это поверхностно и неловко, но я был одержим тобой всю мою жизнь, и ты понятия не имеешь, что я чувствовал, когда ты поцеловал меня. Я… чёрт. Прости, если я такой жуткий. Просто, не играй со мной. Если ты просто используешь меня, я… — Признаю, это довольно жутко, — сказал Намджун, и Чонгук прикусил губу и вцепился в подушку, опустив голову. — А также лестно. Мог бы сказать, что ты хотел меня в тот момент, когда мы встретились. Я повстречал достаточно фанатов, чтобы знать, о чём говорю. Теперь даже не обращаю на это внимания. Я просто не ожидал, что ты будешь таким… — Он не знал, как странно не прозвучать. — Неотразимым? Ты вызываешь у меня те же чувства, что и игра в твоём возрасте. Ты идеальный. Я просто не могу оторвать глаз от тебя. Я ненавижу тот факт, что ты настолько молод. Целовать тебя было глупо, но я поцеловал тебя, потому что в любом случае хотел этого, и я бы сделал это снова. Чонгук уставился вниз на свои руки. — Могу я поцеловать тебя сейчас? — спросил он, и его голос сорвался на шёпот. — Если хочешь. Он сглотнул, подполз вперёд и устроился на коленях у Намджуна. Намджун схватил его за бёдра, чтобы удержать на месте. Чонгук дышал часто и поверхностно, его глаза встретились с глазами Намджуна, широко раскрытыми и испуганными, а затем он поцеловал, спешно, будто ждал, что Намджун прекратит сие в любой момент. Намджун притянул его ближе, пока Чонгуку не пришлось упереться руками в диван, широко раздвинув крепкие бёдра по обе стороны от Намджуна. Чонгук нежно прикусил его мягкую и сладкую губу, влажный, горячий язык без труда аккуратно проник в чужой рот. Желудок Намджуна скрутило от нервов оттого, настолько грязно он чувствовал себя, оттого, что у него на коленях сидит ребёнок. Хотя по ощущениям он был совсем не дитём. Он был Чонгуком: крепким, мужественным, тяжёлым на его ногах, пахнущим солнцезащитным кремом и морским ветром. — У тебя получается лучше, чем я ожидал, — сказал Намджун. — Много практики, — проворчал тот, снова глубоко вылизывая рот Намджуна, пока его руки обхватили его подбородок. Намджун решил разговорить его, чтобы замедлить ход событий, поэтому он отстранился и впился губами в шею Чонгука. Чонгук, словно тряпичная кукла в его руках, со вздохом рухнул на его грудь, одной рукой слабо сжимая волосы Намджуна. — Практики? — спросил парень. — Встречался с тем парнем два года. Чонгук извивался, когда Намджун сильно засосал кожу под его челюстью, всё его тело напрягалось и подёргивалось. — Ты бы изменил ему со мной? — Да, — выдохнул Чонгук, уткнувшись лицом в шею Намджуна, и тот вздрогнул. — Он знал это. Вот почему… Намджун оторвался от кожи под ухом. — Подожди, он порвал с тобой из-за меня? Чонгук отодвинулся на сантиметров тридцать, сведя брови вместе. — Мы можем, эм, поговорить об этом позже? — Из-за меня? Чонгук сглотнул. — Да. Где-то глубоко внутри собственническая часть Намджуна взревела от дикого удовольствия. Чонгук выглядел таким испуганным, так что Намджун поцеловал его снова, чувствуя пьянящие и нежные прикосновения этих прекрасных губ к своим. — Мне жаль. — Это была моя вина. Я поставил тебя на первое, а его — на второе, и он всё понял. Он был прав, что порвал со мной, и я ожидал этого. Намджун успокаивающе погладил его по спине. Он почувствовал, как руки Чонгука дрожат у него на плечах, и попытался ещё больше замедлить поцелуй, чтобы утешить его. Это не сработало. Успокаивающие поглаживания по спине обернулись снятой футболкой Чонгука и лежащим Намджуном на нём сверху на диване, пока его губы сомкнулись вокруг чужого соска. Чонгук задыхался под ним, закрыв глаза и запустив руки в волосы Намджуна. — Как долго? — спросил Намджун. — Я не хочу тебе говорить, — заныл Чонгук. — Только сделает меня ещё моложе в твоих глазах. — Как долго, пацан? Я не поцелую тебя ещё раз, пока ты не скажешь. Чонгук глубоко вздохнул, уставившись в потолок и крепко обхватив руками плечи Намджуна. — Я был твоим фанатом с тех пор, как мне исполнилось шесть. В одиннадцать я понял, что ты мне нравишься, во время мирового чемпионата после твоих вторых Олимпийских игр. — Дерьмо. Ты вообще осознавал, что тебе нравятся мужчины в этом смысле? — Нет! Блять, мне было чертовски страшно! Намджун втянул в рот одну из серёжек Чонгука, и всё тело Чонгука — крепкие мышцы и сантиметры невероятно безупречной кожи без единого волоска — вздрогнуло под ним. Он привык к телам, в которых лет на десять больше гормонов: с более широкими мышцами, большим количеством волос, кожей погрубее. Что-то в этой мягкости заставило его рот наполниться слюной, даже когда его передёрнуло. — Ты великолепен, — пробормотал Намджун в его правое ухо, и у Чонгука дыхание перехватило. Парень крепко зажмурил глаза. Он стянул свою футболку, и Чонгук, не теряя времени, жадно пробежался руками по всему его телу: большие пальцы скользили по грудным мышцам, кончики пальцев — по прессу, а затем по дорожке тонких волос внизу живота, ладони очертили бицепсы. — У тебя тут будто взгляд остекленел, Чонгук. Чонгук простонал, его бёдра снова дёрнулись напротив бедра парня. Намджун еле слышно рассмеялся. Разрумянившийся и потный Чонгук смотрел опьяняющим взглядом сквозь прикрытые веки. Он бурно реагировал на каждое прикосновение, отчего у Намджуна слабели локти. Он просунул руку между ног Чонгука и расстегнул пуговицу на его узких джинсах, опустив собачку молнии вниз. Чонгук ахнул, дёрнув бёдрами, а его глаза чуть не закатились назад. — Ох, блять! Слава Богу. Агх. Уже начало побаливать. Намджун мягко лёг на него сверху, и бёдра Чонгука тут же начали тереться о его ногу. Он немного приподнялся, сильнее упираясь бёдрами в спинку дивана. — Давай. Доведи себя, детка. Руки Чонгука скользнули вниз, чтобы ухватиться за его ноги, пока его бёдра быстро и легко двигались, перемежаясь с бесстыжими стонами. Намджун снова уткнулся лицом в шею Чонгука, прямо у него под ухом, сильно присосавшись к коже. Бёдра Чонгука сбились с ритма. А руки сжали бёдра Намджуна. — Знаешь, я стараюсь не оставить следов, но сложно остановиться, когда ты так реагируешь. — О боже. Блять, Намджун. Намджун слегка щёлкнул большим пальцем по его соску и удивлённо раскрыл глаза от того, как Чонгук извивался под ним, как вздымалась его грудная клетка. Глаза Чонгука медленно открылись, поймали взгляд Намджуна. Его дыхание участилось, а бёдра задвигались ещё отчаяннее. Что-то горячее и удовлетворённое расползалось у Намджуна в груди. — Если ты думаешь, что мои бёдра настолько хороши, просто представь мой член в себе. Опасно. Им не стоит заниматься сексом. До этого дойти не должно. Им даже происходящего допускать было нельзя. Чонгук беспомощно простонал. — Я представляю. Всё время. Пожалуйста. Пожалуйста, прямо сейчас. Я хочу этого. Намджун отрицательно покачал головой, хоть и было тяжело отказать. — Не сегодня. Может, позже. Чонгук заскулил от разочарования, его руки вцепились в ногу Намджуна. Тот потянулся вниз, где его они с Чонгуком соприкасались, опустил резинку трусов под головку его члена, пока не прикасаясь. Бёдра Чонгука дёрнулись от соприкосновения члена с воздухом, а затем и случайно задев штаны Намджуна. Его щёки залились ярким красным, когда Намджун посмотрел вниз между ними. Он немного замедлился, прикрыв ладонью лицо. — Не стесняйся, милашка, — рассмеялся Намджун и потянулся, чтобы прижать большой палец к щели уретры. Темп замялся, стал рваным и дрожал. — Пожалуйста, — захныкал Чонгук, так что Намджун плюнул себе на ладонь и обернул её вокруг его члена, поглаживая его мощными и резкими движениями. Тело Чонгука напряглось, а затем парень, резко и высоко простонав, обильно кончил на себя. Намджун поглаживал его до тех пор, пока Чонгук не пресытился, развалившись безвольной тушкой на диване, а затем сам сел, расстегнул молнию на собственных джинсах и вытащил член. — Ты чист, верно? — Что? — пробормотал Чонгук. — Ага? Намджун стёр немного спермы с его живота и размазал рукой по своему члену, невероятно твёрдому из-за того, что видел как разваливался на части Чонгук. Парень в изумлении уставился на него. — Еба, Намджун, — промямлил он. — Мне можно на тебя кончить? — Пожалуйста, — прошептал он, и у Намджуна голова кругом пошла от возбуждения. Он наклонился вперёд, продолжая работать рукой. Чонгук поднял дрожащие руки и положил их по обе стороны от лица Намджуна, большими пальцами водя по его щекам. — Я в раю. Пиздец, — пробормотал он. Намджун попытался сказать ему, что это дохуя банально, но в тот же момент напряжение внизу его живота лопнуло, и он с тихим стоном кончил на живот Чонгука. Ему негде было лечь, поэтому пришлось сразу же встать. — Не двигайся, — сказал он, указывая на влажные разводы на плоском животе Чонгука, затекавшие во впадинки его пресса. — Я сейчас вернусь. Он вернулся с бумажными полотенцами, потому что не хотел ничего извозить. У Чонгука сперма была на обеих руках и по всей груди до горла. — Ты её размазал повсюду? Он смущённо опустил голову. — Мне это нравится. — Чудо в перьях. Пояс твоих боксеров заляпан до невозможности. Чонгук встал и снял всё, вытираясь, пока Намджун с открытым ртом уставился на его великолепную маленькую задницу, а затем парень натянул джинсы и застегнул молнию. — Только джинсы? Разве это не чертовски неудобно? — Я переживу. — Поступай как знаешь, наверно. Он потянул Чонгука обратно на диван и прижал его к себе, грудь к груди, обняв руками. Чонгук счастливо пристроился у него под подбородком. — А сейчас это что-нибудь значит? Намджун колебался. — Мы можем попытаться свести это к минимум? По крайней мере, пока не узнаем, как это повлияет на наши взаимоотношения и все дела для Рио. Ты по-прежнему слишком молод, и мне страшно. Прости. — Честно говоря, было бы как-то крипово, если бы мой возраст не отталкивал тебя. — Значит, у нас всё тип-топ? Ты собираешься начать играть так же, как на турнире? — Разве пляжный волейбол — это единственное, о чём ты постоянно говоришь? Он беспокоил Намджуна больше, чем следовало бы. — Я… да. Довольно постоянно. Ага, это так. Чонгук промычал и мягко провёл ладонью по боку Намджуна. И хихикнул. — Что? — Я всё ещё не могу поверить, что я с тобой. — Мы услышим от Федерации о Рио в течение недели, — сказал тренер, и Тэхён со стоном откинулся на песок. — А что, если мы не войдём? — Тогда вы поедете на следующий чемпионат мира и заставите их пожалеть о содеянном. Чонгук, поскольку за последние несколько недель справлялся ты на тренировках на ура, я сказал им, что теперь ты решил все проблемы, которые у тебя тут были. Так что не иди опять на спад. Несостыковки показывают нашу команду с невыгодной стороны. — Они в курсе, что у меня не было никаких несостыковок прежде, тренер. Просто свали всё на меня и привыкание к новому напарнику. С концентрацией внимания у Намджуна дела разладились. Лето выдалось жарким, а у Чонгука вошло в привычку шарахаться на тренировках без майки, сильные плечи медленно покрывал загар, веснушки появлялись, всё больше и больше усеивая его плечи с каждым днём, парочка пробралась даже на щёки и виски, и нос. Он придерживался плана Намджуна, сводя секс к минимуму, но сам Намджун подозревал, что ему нравится дразнить его, щеголяя без футболок и потягиваясь не к месту, когда парни зависали вместе, и ведя себя как маленький очаровательный засранец до тех пор, пока Намджуну не оставалось ничего, кроме как крепко прижать его к себе, врезаясь поцелуем в его губы. — Я думаю, что вы четверо — очевидный выбор, — сказал тренер на совместной тренировке с Тэхёном и Хосоком, — но есть ещё как минимум две конкурентоспособные команды, так что я бы пока не стал ни на что рассчитывать. — Готов выкраситься в блонд? — спросил Чонгук с ухмылкой. — Да, чёрт возьми! Когда они покидали пляж, Тэхён произнёс: — У меня есть идея. — Блять. — Уверяю, она хороша. Давайте натворим чего-то сумасшедшего, дорогущего и весёлого, прежде чем всерьёз взяться за тренировки для Рио? — Ладно. Я весь во внимании. Например, что? — Может, попутешествуем на машине или сгоняем в парк аттракционов? — Мне почти тридцать, и ни то, ни другое не кажется особенно забавным. — О, — начал Чонгук, изменившись в лице. Попадос. — Ну, всё остальное, что пришло мне в голову, связано с выпивкой, а Чонгук слишком юн для такого. — Примерно в полутора часах езды есть классный кэмпинг. Мы могли бы доехать и напиться там. И вот в тот уик-энд они расселись вокруг костра, пока за их спинами стояли две дерьмовые палатки — из тех, что покупают в Волмарте и возвращают после одного использования — с ящиком пива и бутылкой виски. Чонгук выглядел соблазнительно, мёртвым грузом растянувшись у Тэхёна на коленях, его волосы были убраны под бини, а лицо сияло в свете костра. Тэхён споил его донельзя, впихивая виски в чужие руки при любом удобном случае, что его тело выглядело сотворённым из глины, неприподъёмным и мягким. Его глаза закрылись, на лице появилась ленивая улыбка. — Погнали в пеший поход, — предложил Хосок. Тэхён тут же вскочил, скидывая Чонгука: — Охбожемой да*. Чонгук попытался подняться, но в конце концов лёг обратно, простонав. — Я нахер в говно. Тэхён загоготал. — Не стоило пить последний шот, малыш. Чонгук, пошатываясь, встал на ноги, держа в руке бутылку виски. Намджун вскочил, чтобы поддержать его и не дать упасть в костёр, а затем они пошли за Тэхёном через затихший лагерь к пешеходной тропе. Тэхён практически врезался в гриль, хихикая. Им пришлось остановиться, потому что Чонгук с Тэхёном безуспешно пытались взобраться на дерево. Намджуна посетила расплывчатая мысль, что остальным в разбросанных по лагерю палатках хотелось выбить из них всю, нахер, дурь за то, что четверо взрослых громких ужратых мужика шумят тут повсюду посреди глухой ночи. — Парни, я хочу вернуться и поскорее лечь спать, — сказал он. — Ладуль, дедуль, мы вернёмся до отбоя, — проглатывая буквы, пробормотал Чонгук. Они нашли тропинку. — Давайте доберёмся до водопада, а потом назад. — Там так-то около полутора километров. И медведи. Какая отвратительная идея, — сказал Намджун. — Тряпка, — заорал Чонгук, а затем врезался в куст и упал. — Ты в порядке? — Бля-я-я-я-ять, у этого куста шипы. Пиздецки больно. — Он перекатился на другой бок и попытался опереться на бутылку виски, чтобы встать. Намджун выхватил её у него из рук и помог подняться. — У меня идёт кровь? — Не могу сказать. Здесь слишком темно. — Ладно. Давайте дальше. — Но у тебя может идти кровь! — Приключение! Мне надо фотку где-то там забабахать. Он споткнулся на тропинке, оступился и упал лицом вниз. Намджун услышал, как его руки ударились о камни, и вздрогнул. — Воу, — произнёс Тэхён. — Акробатические трюки. Ты там внизу в порядке? — Он опустился на землю рядом с хихикающим Чонгуком и перевернул паренька. — Ты в порядке, круто навернулся? Всё в норме, пьяная ты чушка? — Всё пиздецки болит. Блять. Моя голова прям звенит. — Нам не обязательно гулять прямо сейчас. Ты так с обрыва сиганёшь. — Пей до дна, Намджун. Тебе надо посильнее опьянеть. Намджун неохотно глотнул виски. Он не делал ничего такого спонтанного и глупого за последние лет пять с тех пор, как они с Юнги насвинячились и на часа четыре в крошечной весельной лодке поплыли исследовать мрачный утиный пруд посреди ночи при сильном ветре. Им потребовалось две недели, чтобы прийти в норму. Тэхён практически тащил Чонгука по тропинке, Хосок хохотал и пинал деревья, когда проходил мимо. Они начали карабкаться по каменистому склону, и Чонгук умудрился споткнуться о камни и полететь пластом лицом вниз, а затем скатиться вниз и рухнуть на спину. На мгновение воцарилась тишина, а затем кто-то выдохнул: — Оу. — Всё. Я забираю тебя обратно. — Не, я весе… — Он громко икнул. — Веселюсь! Не будь такой занудой. — Как твой товарищ по команде, я должен быть уверен, что ты не сломаешь себе, нахер, ногу до Рио. Я честно прибью тебя. — «Как мой товарищ по команде», пф. Вся твоя жизнь пляшет вокруг ёбаного волейбола. Ты не собираешься просто помочь по-дружески, к примеру, или не знаю? — Всё в моей жизни — волейбол, глупыш. И ладно. По грёбаной дружбе я забираю тебя обратно, потому что ты пьянющий дитя и можешь пораниться. — Он взглянул на Тэхёна с Хосоком. — Вам двоим тоже пора возвращаться. Это ужасная затея. — Мы пошарахаемся ещё немножко. Классно понянчиться тебе. Лунного света хватало предостаточно, чтобы разглядеть, как сердито смотрит на них всех Чонгук. Намджун стащил его с тропинки и повёл обратно той же дорогой, крепко держа за плечи, помогая обходить большие камни. Они смогли заметить огни лагеря, когда Чонгук снова споткнулся обо что-то и шлёпнулся на тропинку, как мешок с песком. — Чонгук? — Он не двигался. — Ох, бля, Чонгук. Боже мой. — Я в порядке, — проворчал он, — теперь, когда веселье кончилось, всё болит куда сильнее. Намджун рухнул на тропинку рядом с ним. — Ох боги, Чонгук, не пугай меня так, мать твою. Чонгук медленно сел прямо, потом вздохнул и завалился немного боком на тропу. — Я не хочу возвращаться домой. Ты не можешь заставить меня! Я не ребёнок! Намджун наклонился к нему и нежно поцеловал. Гнев Чонгука моментально растаял, растекаясь по грязной дорожке. Он перевернулся на другой бок. Намджун чувствовал улыбку на его губах, что на вкус были, словно виски, дешёвое пиво и прохладный ночной воздух. Он сразу же открыл рот, неаккуратно и напористо дразня языком чужие губы. Намджун не позволял себе подобного слишком много в последние несколько недель, но его вело так же сильно, как и в самый первый раз. Перехватив поперёк груди, он притянул парня ближе, примагничиваясь к его рукам. Влекомый простым желанием удержать Чонгука так близко, как только хватит сил, почти отеческая потребность опекать его шла рядом с болезненным вожделением. Намджун легонько пробежался пальцами по линии его челюсти. — Возвращайся со мной. — Ладно. Они шли через кэмпинг, пока Чонгук цеплялся за его руку, навалившись головой на его плечо и еле держась на ногах. — Тут прям полный дзен что ли или типа того, — невнятно произнёс Чонгук. — Типа нереально спокойно. — Здесь умиротворённо. Мне нравится места вроде этого, — сказал Намджун. В начале лета в кронах деревьев жужжали цикады, воздух не был до неприятного разгорячённым, а ветер пробирался сквозь листву деревьев. В лагере куда ни глянь повсюду маленькие огоньки не выше пояса горели так, что было видать дорожку, но не перекрывая сияния звёзд. — Я предпочитаю пляж, но места вроде этого моё сердце трогают тоже, — пробормотал он. Дальше они шли молча. Всего в нескольких шагах от лагеря Чонгук грубо вырвался из его хватки, сорвав крышку с ближайшего мусорного бака, прежде чем его яростно вырвало в него, полностью разрушив идиллию. Намджун вздохнул и подошёл ближе, чтобы погладить его по спине. Чонгука стошнило ещё раз, он несколько мгновений тяжело дышал, а потом тягостно осел на землю, вытер дрожащей рукой рот, потом потёр её об джинсы. — Мерзко. Фу. Господи, я чувствую себя ужасно. У меня болит рожа. Намджун опустился рядом с ним и осторожно притянул, приобняв поперёк груди. — Со всеми бывает. Переживёшь. — Мне чертовски жаль, — простонал он. — Если здесь появятся медведи, мы умрём. Намджун поцеловал его в макушку. — Всё в порядке. Я здесь. Я позабочусь о тебе. Как всегда говорил Юнги: «Ты знаешь, что запал на кого-то, когда и в самом деле хочешь позаботиться о человеке после того, как он секундой назад выставил себя пьяным идиотом, а затем начал выводить дерьмо из своего организма хреновым способом». Довольно сложный способ выражения собственных чувств, но Намджун прочувствовал ситуацию на себе. Он бы бодрствовал ради Чонгука всю ночь, если потребуется. — Чонгук, у тебя на руке довольно неприятные царапины... и синяки. Чонгук, моргая, тупо уставился вниз на толстую красную царапину на руке. — Откуда она, блять, взялась? — Кусты с шипами. Попортили твою белую футболку вот тут наверху. — Ебать их всех. Он откинул голову Намджуну на плечо, и теперь, когда они оказались ниже уровня света, Намджун наконец-то смог разглядеть его лицо. — О боже, Чонгук. Выглядишь так, будто я тебя бил. — Почему? — По-моему, ты ударился лицом о камень или что-то в этом роде. У тебя щека распухла. Завтра будет один сильный ушиб. — Вау. Как у крутого парня? Намджун фыркнул. — Наверное. Если тебе такое нравится. Ты уверен, что с тобой всё в порядке? Ты весь в грязи. Что-нибудь ещё болит? — Руки в порядке. Я не чувствую этих царапин. — Он с трудом пошевелился, застонал и тяжело задышал. — Колени блядски болят. Локоть болит. Что-то на спине. — Блять. Чонгук. — Мой палец на ноге! — Он слабо рассмеялся, а затем всей тяжестью облокотился на плечо Намджуна, пока его горячее дыхание быстрыми рывками опаляло кожу парня над воротником. — Тебе всё ещё плохо? — Ага. Через полчаса и ещё один подход рвотных позывов, парень дотащил его последние десять метров до их палатки и их собственного мусорного бака, чтобы усадить Чонгука на край скамьи для пикника и помчаться за аптечкой первой помощи. Когда он вернулся, Чонгук опустил голову на одну руку, а его ноги обмякнув кое-как легли на землю. — Привстань, ребёнок. Пока ещё нельзя спать. Чонгук слабо улыбнулся. — Мне нравится, когда ты зовёшь меня ребёнком. — Да? Я думал, тебя это раздражает. — Это настолько, я не знаю, твоё? И вроде как моё. Это очень по-нашему, понимаешь? — Тебе нужно проспаться. — Он протёр антисептическими салфетками царапины на его руках, надеясь, что достаточно их обработал. У него были ещё одна царапина на шее и парочка на щеке. Синяки тревожили довольно сильно. Каждый раз, глядя на них, Намджун чувствовал, как его руки нервно трясутся, а зубы невольно сжимаются. Чонгук сонно моргал, пытаясь оказывать содействие. Каждый раз, когда его глаза открывались, после того как он практически задремал, он фокусировался на лице Намджуна, и его болезненное выражение таяло в застенчивой улыбке. — Такое чувство, будто я забочусь о младшем брате или ком-то таком, — сказал Намджун, наклеивая большой пластырь на щёку Чонгука. Тот сморщил нос. — Не говори так! Мы мутим и всякое то самое. Намджун поцеловал его в лоб. — Тебя опять стошнит? — Не знаю. Возможно. — Оставайся здесь. — Намджун прибрался в лагере и убрал аптечку. Затем пошёл в их палатку, застегнул вместе спальные мешки и принёс Чонгуку его зубную щётку. — Тебе она понадобится, — сказал он, — и вот это, — вручая бутылку с водой. Чонгук застонал и начал чистить зубы прямо на скамейке, сплёвывая в грязь. — Мне нужно отлить. — Мне тоже. Туалет очень отсюда далеко. — Но, эй, послушай, — вяло произнёс Чонгук, — лес ведь совсем рядом. — Думаю, нас за такое оштрафовать могут. — Никто никогда не узнает. Я не собираюсь топать в туалет. Лес — предел моих сил. В итоге всё закончилось тем, что они оба писали в лесу, а Чонгук — всем телом прильнув к дереву. Как только он закончил, его вывернуло прямо на ствол. — Ты пиздецки не в себе. Подожди. Дай-ка я принесу воду и влажные салфетки. Я заставляю тебя снова чистить зубы. К тому времени, когда они, наконец, были готовы вернуться в палатку и лечь спать, Хосок и Тэхён вернулись гораздо более трезвыми. — Что мы пропустили? — спросил Тэхён, глядя, как на скамейке Чонгук, закрыв глаза, всем своим весом навалился на Намджуне. — Чонгука вырвало три раза, и поход выбил из него всё, что только можно было. — Ах, — откликнулся Тэхён, кивая. — Как он? — Намного лучше. Мы собираемся поспать. Я одолжу маленький холодильник, если его снова вывернет. — Гадость. Ладно. Чонгук уже был мёртв для всего мира. — Давай, пацан, — сказал Намджун, силой спихивая Чонгука со скамьи и поднимая на ноги. Чонгук простонал спросонья, и его ноги подкосились. Намджун выругался и потряс его, пока тот не встал нормально и не открыл глаза. Он проделал восхитительную вещь, когда встретился взглядом с Намджуном и улыбнулся, и это было невероятно мило, если бы его глаз не распух и не закрылся немножко. Парень наклонился вперёд к плечу Намджуна и положил туда голову. — Мы сейчас пройдёмся, поэтому тебе надо проснуться на секунд пятнадцать. О, и Тэхён с Хосоком вернулись. Чонгук снова открыл глаза, найдя ими Тэхёна и Хосока. — О, эй... вы странно на меня смотрите. Чё каво? Намджун обернулся, видя, как брови Хосока поползли вверх под чёлку, а Тэхён стоит с забавно пустым и подозрительным выражением лица. Намджун вздохнул. — Спокойной ночи, парни. — И вам двоим спокойной. Поправляйся, Чонгук. — Аг-гах. Чонгук снова усмехнулся, когда увидел два застёгнутых вместе спальных мешка. Намджун помог ему стянуть штаны, затем снял свои и забрался к Чонгуку, подтянув его перед собой и приобняв его спину, баюкая парня в своих руках. Он чувствовал себя идеально. — Земля жесть какая неудобная, — пробормотал Чонгук. — У тебя завтра так всё болеть будет, — усмехнулся Намджун. Чонгук отрубился без лишних слов. Он бы с удовольствием проспался от похмелья, но лагерь проснулся около восьми утра, когда солнце ярко светило сквозь ярко-зелёную палатку. Слышно было, как Хосок издавал странные звуки и стучал чем-то снаружи, а Тэхён крикнул: — Куда мы, блять, положили кофе? Чонгук спал без задних ног. Намджун закрыл глаза, одна его рука по-прежнему лежала на груди Чонгука, хотя тот за ночь успел перевернуться на спину, а Намджун лежал на животе рядом с ним, как бы прислонившись к его боку. В спальном мешке было слишком душно. Он попытался снова заснуть, но запах жареного бекона понукал прийти в себя. Палатка расстегнулась с самым противным треском худшего в мире будильника. — Завтрак! Вста… воу, Хосок, иди посмотри на это. Намджун медленно приподнялся, глянув на бессознательное тело Чонгука, а затем перевёл взгляд на Тэхёна в проёме. Чонгук тихо застонал и откатился от Намджуна к расстёгнутому краю спального мешка, свернувшись калачиком на подушке. Намджун сбросил с них мешок и угрожающе двинулся к Тэхёну, как раз когда Хосок просунул голову в дверь. — О боже, медведь! Медведь в лагере! — Хосок вскрикнул и бросился прочь, когда Намджун выполз и побежал за ним. — Они обнимались! Клянусь! — завопил Тэхён, удирая в сторону туалета. Хосок размахивал вилкой с беконом, крича и наматывая круги вокруг столика для пикника. Намджун гнался за Тэхёном на дорогу и чуть не сбил молодую мамочку, ведущую своё дитятко в туалет. И тут Намджун понял, что он всё ещё в одних боксёрах. Она фыркнула на него. — Значит, медведя нет? — Ам. Нет. Из-за стола для пикника послышалось кудахтанье Хосока. — Не сожги бекон, — сказал он и потопал обратно в свою палатку, где Чонгук так и не пошевелился, затем застегнул её, чтобы переодеться. Для палатки его рост был слишком высоким. Ему пришлось сесть, чтобы натянуть штаны. — Если вы двое сейчас не выйдете, то пропустите бекон, — крикнул Тэхён. Намджун аккуратно перевернул Чонгука на спину и нежно поцеловал его вспотевший лоб. Одна щека его была зверски чёрно-синей от свежего кровоподтёка с красноватым по краям, огромный пластырь скрывал худшую его часть. Пурпурно-серая крапинка прокралась вверх по его лбу и носу. В его сознание всплыл Юнги... лежащий без сознания, весь в крови, на больничной койке, его лицо покрывала такая же темнеющая маска багровых синяков. Намджун резко заморгал, дыхание перехватило, и он слегка потряс Чонгука за плечо. — Чонгук, проснись. — Гаах, не. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, и сердце его замерло. — Отвратно. — Ага. Выглядишь скверно. Глаза Чонгука, подрагивая, медленно приоткрылись, и Намджун увидел, как его ресницы отбрасывали тени от зелёного солнечного света пробивающегося сквозь. Он мягко улыбнулся Намджуну. — У меня болит голова. — Да? — И желудок. И лицо. Какого хрена? Намджун рассмеялся. — Прошлой ночью ты несколько раз сильно ударился лицом. Он осторожно потрогал пластырь. Чонгук слегка вздрогнул, сморщив нос и нахмурив брови, а затем зашипел от боли. — Ах! Боже, как больно. Меня тошнит. — Одевайся. Тебе надо поесть. Я схожу за беконом. — И вылез из палатки. — Как у него дела? — спросил Тэхён. — Выглядит так, будто продул в дикой драке. Тренер будет очень волноваться. Чонгук появился через несколько минут, сгорбившийся и нерасторопный, в баскетбольных шортах и очередной белой футболке. — Какого хрена у меня на руках пластыри? — поинтересовался он. — У тебя что, серьёзно провалы в памяти? — Немного. Большую часть ночных происшествий я был в полудрёме. Эти царапины длиной будто с полметра. Зачем ты наклеил на них ебучие крошечные пластыри? Тэхён и Хосок прыснули. — Скрыл самые худшие куски. Вчера ночью я тоже был пьян. — Посмотри на мои колени, — сказал Чонгук. Они были изрядно синими. — Посмотри на своё лицо, — ответил Намджун, открывая камеру на своём телефоне. Чонгук взял телефон, и у него отвисла челюсть. — Срань Господня! Я выгляжу потрясающе! Время селфи. Намджун фыркнул в молчаливом несогласии. Тэхён хихикнул и протянул ему тарелку с едой. — Ты потерпел крах в битве с пешей тропой. Как ощущения? — «Крах в битве с пешей тропой». Шикарный заголовок. На спине у меня тоже синяки? — спросил он, поворачиваясь и задирая футболку. — Ага. По всему левому боку. Иисусе, ребёнок. — Мои ноги выглядит довольно плохо. — Он сел перед своей тарелкой и с минуту пялился на неё. — Я не могу это съесть. — Всё равно ешь, — сказал Тэхён, — в этом доме размазней не жалуют. — Что?! — Покажешь слабость — мы от тебя отречёмся. Ешь свой завтрак. Чонгук нерешительно откусил яичницу, обжаренную в беконном жире, и громко застонал, отложив вилку и отвернувшись от стола, упершись локтями в колени. — У нас есть что-то наподобие крекеров? Или хлеб, или ещё что-нибудь? — Крендельки, — сказал Хосок, поднимая пачку Снайдерс. — Идеально. Покушай их. Чонгук, по-прежнему упираясь в колени, выхватил пачку, разорвал её и запихнул горсточку себе в рот. Намджун и Тэхён поделили оставшуюся его еду между собой. — Так чем вы двое занимались, обнимаясь сегодня утром? — спросил Хосок с широкой ухмылкой. Чонгук искоса глянул на Намджуна и запихнул ещё больше крендельков себе в рот. Намджун пожал плечами. — Казалось неплохой идеей вчера ночью. — Ага. Никакого осуждения, — сказал Тэхён Хосоку. — Твоя нога лежала на мне, когда я проснулся. — Но я же не обнимал тебя! — Такое случалось уже не раз. — Я много верчусь, когда сплю. — Мило то, что вы, парни, учудили со спальными мешками. — Спасибо, — сухо ответил Намджун. — Пойду в туалет ненадолго, — сказал Чонгук. — Ненадолго? Ты что собрался там делать? — Умыться, зубы почистить, отлить, выяснить свои самые ужасные травмы. Возможно, шарахнуться от мразотных жуков. Хосока передёрнуло. — Я всё время мочился в лесу с тех пор, как я здесь. Жуки просто ужасны. — Ты же знаешь, что в лесу жуков больше, чем в туалете, верно? Хосок выглядел, как испуганное пони. Когда почти через сорок пять минут Чонгук с трудом пробрался обратно в лагерь, они уже упаковали большую часть вещей и вымыли посуду. — Ты пропустил всю уборку. Наверное, тебе стоит порулить обратно. — Не заставляйте меня этого делать. У меня синяки даже на ладонях. — Ёбаный в рот. Теперь жизнь перестанет быть сказкой, — подытожил Тэхён. Он двигался так, словно боялся, что каждое движение причинит ему боль: слегка сгорбившись, скрестив руки на груди, с напряжённым выражением лица. Он продолжал пытаться помочь загрузить всё в фургон, но в итоге ему пришлось притормозить и поставить сумки на землю, присев на корточки на несколько секунд, пока Намджун не подошёл и не забрал у него сумки. — Не-е-ет, всё путём, Намджун. Меня просто тошнит. Отдай их обратно. — Иди, присядь. У тебя не всё путём. Чонгук встал и пошёл искать, что ещё можно было бы принести. Намджун выхватил у него из рук коробку с кухонными принадлежностями и отнёс дальше сам. — Тебе, блять, не обязательно со мной нянчиться. Ведь это моя вина в том, что я такой потасканный. Я хочу помочь. Всё ещё лучше, чем просто сидеть. Это не имело никакого отношения к тому, что он нянчился с ним, всё дело в том, что, что от вида, как Чонгуку больно, у него самого грудь чуть ли не физически кровью обливалась, но он не собирался говорить ему об этом. Вместо этого он подошёл и нежно обнял Чонгука за спину, прижимая парня к себе. Чонгук обмяк, осторожно уткнувшись лицом в плечо Намджуна и вцепившись руками в его футболку. Намджун запустил ладонь в волосы и успокаивающе почесал. Чонгук глубоко вздохнул. — Такой отстой. Идущий мимо Тэхён озадаченно вперился в них взглядом. — Вы очень быстро сблизились, — сказал он. — Он любит обниматься, — сказал Чонгук печально обречённым голосом. — Я заберусь в фургон и посплю. Намджун его отпустил. На другой стороне лагеря Тэхён схватил его за штанину. — Эй, братан, ты в курсе, что мальчишка по уши влюблён в тебя, да? Намджун мог почувствовать, как его лицо заливается краской. — Эм. Как ты узнал? Тэхён фыркнул. — Ну, он никогда особо этого не скрывал, всегда пялился на тебя, как обычно, и молчал, когда ты был рядом. Он может по-настоящему мудачиться, когда ты не слушаешь, но я сомневаюсь, что ты вообще когда-либо это замечал. Ты продолжаешь вести себя как его отец. Или его парень. — Воу. Либо одно, либо другое, чувак, но точно не всё сразу. — Серьёзно. Не играйся с ним вот так. — Я и не пытаюсь! Тэхён бросил на него быстрый взгляд. — Мы, эм, всё обсудили. Так что всё тип-топ. Тэхён вздохнул. — Ошибочное суждение, чувак. На обратном пути Намджун сел спереди, позволив Тэхёну сесть сзади и позаботиться о Чонгуке, который провёл всю дорогу, закутавшись в худи, прислонившись к окну и свернувшись калачиком, на узком автомобильном сиденье. Намджун вышел у квартиры Чонгука вместе с ним, попрощавшись с парнями, а затем помог ему занести сумки внутрь. — По-прежнему страдаешь от похмелья? Чонгук помотал головой. — Нет, но всё болит. — Тебе бы прилечь. Может, сходить к врачу? Я останусь с тобой здесь. Чонгук фактически закатил глаза. — Я в порядке, Намджун. Это синяки. Они поболят несколько дней, что, конечно, будет отстойно, но я по-прежнему могу функционировать. Знаешь, я быстрее восстанавливаюсь, чем ты, дедуль. — Это не потому, что я думаю, что ты слишком молод, чтобы позаботиться о себе. — Да ну? Что тогда? — Я, блять, беспокоюсь за тебя. Ты выглядишь так… — Он провёл рукой по волосам. — Ёбаный свет, Чонгук, ты выглядишь в точности как Юнги после аварии. Всё настолько плохо. Думаешь, что сейчас у тебя всё болит? Подожди до завтра. Чонгук сглотнул и медленно присел на диван. Ему пришлось развернуться боком, чтобы не откинуться на подушки. — Прости. — Не надо. Это не твоя вина. — Я напился и вёл себя как идиот. — Мы все так себя вели. Меня просто пугает, что тебе так больно. — Всё не настолько плохо. Честно. Со мной всё будет в порядке. Я всё ещё в старшей школе. Я видел, как очень глупые люди совершают очень глупые вещи. Я видел и похуже. Намджун сел рядом с ним и осторожно усадил его к себе на колени. Чонгук тут же прильнул, как всегда, крепко прижимаясь к нему всем телом. — Дай мне позаботиться о тебе, — пробормотал он. — Мне от этого полегчает. — Ладно. — Он расслабился и позволил Намджуну перетащить весь свой вес на себя. — Мне следовало бы почаще травмироваться, раз это заставляет тебя вести себя так мило. — Пожалуйста, не делай этого. Я попрошу маму Юнги позаботиться о тебе в следующий раз. — О божечки. Забудь. Чонгук, наконец-то, заснул, неловко свернувшись клубочком на его коленях. С его грузной комплекцией сложно было устроиться удобно. Его дыхание мягко касалось шеи Намджуна так, что он надеялся, что это не станет для него тем ещё испытанием. Было трудно возбудиться, когда Чонгук выглядит таким мучительно молодым: его руки были сложены высоко на груди, зажаты между его телом и телом Намджуна. Он всегда поражался, как быстро Чонгук мог превратиться из беспечного мужественного подростка в коричневых бутсах и снэпбэке во что-то столь деликатно драгоценное и мягкое, что-то невероятно хрупкое. В нём горел такой бойкий и безбашенный огонь, когда он не улыбался застенчиво и не цеплялся за футболку Намджуна. Десять лет. Когда он был его в возрасте, Чонгук был в третьем классе, вероятно изучая дроби и прочее дерьмо. Его рука медленно упала во сне. Чонгук любил его уже шесть лет. Шесть лет назад Намджун уже дважды выиграл олимпийское золото и несколько чемпионатов мира. Там в лагере Тэхён сказал ему не играться с чувствами Чонгука. Он чувствовал себя настолько неловко, что всю дорогу держался на расстоянии. Чонгук так вкладывался. Намджун чувствовал себя ужасно из-за того, как сильно запал на кого-то едва ли совершеннолетнего. Пресса устроила бы настоящий праздник, прознай она обо всём. Федерация, вероятно, слила бы его. У Чонгука на запястье выцветшим маркером Шарпи был написан список покупок, кожа стала фиолетовой, как и остальные синяки, которые он получил своими идиотскими поступками. Намджун почувствовал резкий приступ тошноты. Он осторожно положил Чонгука на диван и медленно вылез из-под его ног. Чонгук тихо забурчал. Намджун оставил его там, подложив подушку под голову, и ушёл на кухню, размышляя, стоит ли ему приложить усилия, чтобы приготовить суп и, возможно, уничтожить половину маленькой кухни паренька. Еда на вынос была явно идеей получше. Он заказал китайскую, позаимствовал у Чонгука ключ от дома и пошёл её забрать. Когда он вернулся, Чонгука на диване уже не было. Как только дверь захлопнулась, Чонгук вывалился из ванной, прислонившись к стене и прижав руки к груди. — Куда ты ушёл? — Взял еды. Ты в порядке? — Может, мне стоит сходить в неотложку и взять обезболивающие получше. — Это дерьмо дорогое. У тебя есть медстраховка? — Я всё ещё вписан в родительскую. Столь юный. — Хочешь, чтобы я тебя отвёз? Чонгук нахмурился. — Не. Ненавижу скорую помощь. Оно того не стоит вроде как. Агх. Мне придётся позвонить маме, чтобы она знала, о чём говорит страховая компания. Не бери в голову. Буду дико страдать. Я могу с этим, блять, справиться. — А что плохого в том, чтобы позвонить маме? — Она велит мне вернуться домой. Намджун поднял бровь. — Иди возьми Ло-Мейн⁴ и яичных рулетов. Они снова погрузились в фальшивую дружескую фазу просмотра телевизора, развалившись на противоположных концах дивана. Чонгук ел медленно, неуклюже держа в ушибленной руке дешёвые деревянные палочки для еды. В какой-то момент он полностью отложил их и просто смотрел на еду в течение минуты, делая глубокие вдохи, как будто мысленно готовился нырнуть обратно. — Что там, ребёнок? — Я чувствую себя ужасно. И не зови меня так, — заскулил он. — Тебе нравится. — Нет, не нравится. — Вчера ночью ты говорил обратное. И вот так застенчивый, покрасневший, мягкий и довольный Чонгук вернулся. Намджун вздохнул. — Что бы твоя мать сказала, узнай она, что её сын продолжает соблазнять двадцативосьмилетнего мужчину? — Агх, — сказал Чонгук, поёжившись. — Я не… не говори так. Я вовсе не пытаюсь тебя соблазнить. Наоборот. Единственное, что я пытаюсь сделать, — это постараться не заставить тебя ненавидеть меня за то, что я проёбываю твою карьеру. — Твоя мать бы ненавидела меня, так ведь? — Хватит. Просто перестань об этом думать. — Твой отец пойдёт за мной с дробовиком? — Отвратительно, Намджун. — Сколько ему лет? — Сорок три. А что? — На пятнадцать лет старше меня. Не так плохо. Было бы странно, если бы я встречался с ним? — Намджун, ты чего? — Ты знаешь, что было бы менее странно, если бы я начал встречаться с ним, нежели с тобой, верно? Чонгук уставился на свою еду. — Я просто хочу, чтоб ты знал, что это странно. Ты всегда питал слабость к мужчинам постарше? — Просто ударь меня по лицу, — огрызнулся Чонгук, глядя ему в глаза. — Прямо по синякам. Гораздо более прямолинейно. Намджун бросил свой недоеденный яичный рулет обратно на тарелку. — Я очень серьёзен сейчас, Чонгук. Всё чрезвычайно рискованно, и очаровательно, каким легкомысленным и счастливым ты становишься, когда я тебя целую, но я хочу, чтобы ты об этом задумался. Ты должен понимать, к чему я клоню. Тэхён и Хосок знают, что ты без ума от меня, и Юнги тоже. Если Хосок может догадаться о чём-то таком, тогда любой, чёрт возьми, может. Если нас поймают, а тот факт, что я вынужден использовать слово «поймают», уже достаточно предупреждающий звонок — обе наши карьеры, вероятно, будут растоптаны. — Это всё, что тебя волнует? — Неужели спорт, которому я посвятил всю свою жизнь и который на десять лет длиннее твоего увлечения, — единственное, что меня волнует? Неужели профессия, на которую я полагаюсь и которая связала меня с каждым грёбаным знакомым мне человеком, — единственное, что меня волнует? Ты выпускаешься из старшей школы, Чонгук. Ты можешь называть себя «подростком» или «студентом», если в себе покопаешься. Возможно, назовёшь себя чертовски хорошим игроком в пляжный волейбол, но это ещё не всё. Ты сын, студент, подросток, миллениал, волейболист, играешь в видеоигры, у тебя есть интернет, у тебя есть друзья из множества разных мест. Я всего лишь профессиональный игрок в пляжный волейбол. Таково моё единственное название. Если ты заберёшь у меня волейбол, у меня ничего не останется: ни запасной карьеры, ни друзей, ни даже семьи. Я не разговаривал со своей матерью с лондонских игр. Моя семья — это Юнги, и он волейболист. Неужели я волнуюсь о карьере? Да! Это всё, что у меня есть! Это всё, что у меня когда-либо будет! Лицо Чонгука было почти полностью скрыто капюшоном, но Намджун видел, как дрогнули его брови, пока он старался не морщиться от синяка. — Ты ещё этого не знаешь, но это случится и с тобой, если только мы оба не облажаемся. Но ты можешь встать на ноги, пойти в колледж, начать карьеру заново через несколько лет, когда все забудут имя ребёнка, которого растлил Ким Намджун, стоящий на границе педофилии. Ты мог бы быть волейболистом всю оставшуюся жизнь. А я? После того, как пресса перестанет поливать меня дерьмом за то, какая я мразь, а Федерация решит, что плохой пиар не стоит того, чтобы держать меня рядом после того, как моя мировая репутация будет уничтожена, может быть, я спрячусь в подвале моей матери, пока окончательно не съеду с катушек от сожаления и стыда. Вот чего я боюсь. Чонгук едва добрался до ванны перед тем, как его вырвало. Намджун мог видеть, как парень почти рухнул на унитаз. Он сделал глубокий, прерывистый вдох, когда закончил, и на выдохе беспомощно всхлипнул, одной рукой прикрывая разбитое лицо. Намджун почувствовал, как его горло снова сдавило, сердце сжалось в груди, и каждый инстинкт подсказывал ему притянуть к себе Чонгука и как-то прекратить его боль. Он осторожно прошёл в комнату. Чонгук съёжился у ванной, прячась в своей худи и всхлипывая. — Прости меня, —выдавил он. — Ненавижу это. Я, блять, не плачу. Я никогда, блять, не плачу. Ненавижу всё это. Намджун сел рядом с ним. — Ты меня прости. Тебе просто нужно знать, почему я так волнуюсь из-за этого, но ты мне нужен. Я не виню тебя. Мне очень жаль, что нам приходится разбираться со всем этим дерьмом. Я бы хотел, чтобы этого не было. Чонгук осторожно протянул руку. Намджун сжал её. — Прости меня, — прошептал он, — мне больно, когда ты несчастен. Мой первый товарищ по команде чуть не умер, а потом мне достался ты, и ты такой потрясающий, и я постоянно беспокоюсь о тебе. Ты не заслуживаешь всего этого дерьма только потому, что я чертовски старый. — У меня такое чувство, будто я знаю тебя много лет, но я понимаю, что ты узнал меня всего несколько месяцев назад. Нам стоит остановиться. Я того не стою. — Я бы не был так уверен. Чонгук одаривает его заплаканной улыбкой, растаявшей в глубокой печали. — Я не буду разрушать твою карьеру, Намджун, — прошептал он. — Я никогда этого не переживу. Ты мне дорог слишком сильно. — Он сделал глубокий вздох, чтобы успокоить голос. — Я ненавижу это, но нам стоит остановиться и просто быть потрясными товарищами по команде. Я смогу с этим смириться. Это уже большее чем то, на что я когда-либо мечтал рассчитывать. — Его голос дрогнул, и парень уронил голову на руки. Его ладонь казалась такой тяжёлой в чужой. Он слегка сжал её. Чонгук ахнул от боли. — Ох, блять. Синяки. Прости. Чонгук лишь покачал головой и сжал его руку в ответ. Намджун потянулся вперёд и спустил рвоту от китайской еды в унитаз, а затем они долго просидели на полу в ванной, даже не прислоняясь друг к другу, просто держась за руки. — Мне надо домой, — в конце концов сказал Намджун, — но позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я всегда рядом. Чонгук кивнул. Перед тем, как уйти, Намджун в последний раз поцеловал его руку и заметил, как Чонгук, трясясь, поднёс её к губам.