Золотой мальчик

Тэхён и Хосок не попали на игры, став третьей лучшей командой в стране, так что место досталось Гиббу и Паттерсону, ещё одному старому ветерану с новым товарищем по команде. Тренировки уже не были такими весёлыми, как в прошлом году в компании Юнги, Тэхёна и Хосока. В первый день женская команда, Гибб и Паттерсон приветствовали Намджуна добродушным хлопком по спине, выразили соболезнования по поводу Юнги, а затем полностью замолчали, столкнувшись с Чонгуком. — Хм. Привет, малыш. Добро пожаловать в высшую лигу. Чонгук только фыркнул: — Спасибо. Несколько дней спустя Чонгук в честной игре хотя бы раз уделал их в порядке очередности. Они перестали ушло высказываться про подстраховочные велосипедные колёсики для детворы. Он не вылетал на полосу неудач с тех пор, как получил травму в июне, и играл так, как будто не ведал поражений. От Паттерсона исходила самая дикая энергетика, с которой Намджун когда-либо сталкивался на волейбольной площадке, и хотя Чонгук держал себя в руках в его присутствие, он никогда не терял этой ауры игривой непринуждённости и уверенности. Но на следующее утро после инцидента с Чимином их игровой процесс стал расчётливым и сосредоточенным. Чонгук не мог смотреть на него. Они пошли обедать с другими командами, Чонгук держался неохотно и молча, но Намджун потащил его за собой, потому что он был единственным, кто потрудился выучить немного португальский, достаточно, чтобы усадить их за стол и помочь каждому что-нибудь выбрать и заказать с их-то махровым американским акцентом. Они с официантом с горем пополам преодолели весь процесс вместе. После того как все закончили кичиться тем, что у них такой потрясающий молодой новичок, и уговорили одного подвыпившего тренера перестать тоже балаболить по-португальски, Чонгук потерял свою значимость, если только не надо было передать дальнейшие заказы робкому официанту. Чонгук вежливо сидел и слушал, как все говорят о счетах и детях, о женитьбе друзей, о музыке, которую они слушали в детстве. Чонгук немного вмешивался, когда они заводили беседу о знаменитых матчах, даже о тех, что были до его рождения. Но затем разговор перешёл в русло прошлых Олимпийских игр, мест проведения и приключений. Когда после почти двадцатиминутного молчания Намджун вспомнил о том, что надо бы его проверить, тот заснул, прислонившись к кабинке, с телефоном в руке. — Ты должен отвезти ребёнка домой. — Не называй его так. Он это ненавидит. — Малышу лучше привыкнуть к этому, — фыркнул Паттерсон, виляя своим уродливым ирокезом. Глаза Чонгука по-змеиному распахнулись, а брови нахмурились так, что на его сонном, красивом, молодом лице проявилось что-то пугающее. — Готов вернуться в комнату, малыш? — ласково спросил Намджун, и Паттерсон глупо хихикнул. Чонгук одарил Намджуна долгим предательским взглядом, а Намджун чуть не ударил себя по лицу за то, что так сглупил. — Конечно. Пошли отсюда. — Погоди. Нам бы подсобить со счётом, — сказал парень с ирокезом. — Это просто цифры, — потерял самообладание Чонгук, — просто чаевые знатно накиньте. — Здесь нельзя давать чаевые, — сказал Намджун, когда они вошли на стоянку. — Они этого не знают. Чонгук ссутулился на пассажирском сиденье, когда Намджун завёл машину. — Я писал Чимину. Намджун не стал выезжать с парковки. — Зачем? — Я хотел извиниться. Он не хотел меня видеть. — Ты сейчас с ним ещё переписываешься? — Да. Я извинился несмотря ни на что. Он… — Чонгук замолчал и рассеянно стукнул ногой нижнюю часть приборной панели. Намджун терпеливо ждал, пока Чонгук продолжит, а потом тихо шмыгнул носом и прижался к окну. Они тронулись. Ещё полкилометра движения по городу Чонгук не произносил ни слова. — Он сказал, что ему всё равно на мои извинения. Он решил, что я буду чувствовать себя дерьмово, потому что так и должно быть. Это не меняет того, как я относился к нему. — Мне очень жаль. — Я чувствую себя ужасно, говоря это, но я скучаю по нему. Это так тяжело. Вернувшись в гостиничный номер, Намджун притянул его к себе, как только закрылась дверь, стирая всё увеличивающееся расстояние, которое он ощущал весь день, положив одну руку ему на шею, а другой скользнув по спине. Он тягуче целовал его, выплёскивая все заверения и извинения, которые не мог произнести через свои объятия и губы. В течение долгой, пугающей секунды Чонгук не отвечал, держа руки в карманах куртки и не открывая рта, но затем его ладони крепко обхватили шею Намджуна, и он издал самый крошечный, самый отчаянный стон, тихий и гортанный, едва слышный. Намджун засомневался, не почудилось ли ему. Они заснули, даже не переодевшись, прижавшись друг к другу на узкой гостиничной кровати. На следующий день Чонгук спустился на бесплатный завтрак, что было необычно, но они проснулись вместе и тихо приняли душ вместе, уступив желанию и втиснувшись в маленькое пространство душевой, если это означало ещё несколько минут близости, прежде чем им придётся провести весь день, даже не глядя друг на друга слишком долго. Оставшаяся часть волейбольной тусовки уже прибыла. Какая-то дама привезла её мужа и детей. Хохолок Паттерсона приветствовал Чонгука криком: «Как ты спал, малыш?» — Чонгук стоически проигнорировал его. Пока Гибб рассказывал какую-то историю о своём сорокалетии, Чонгук задумчиво смотрел на шумную компанию молодых американских пловцов. — Прошу прощения за это, — сказал Намджун. — Мы уедем, как только приедет Юнги. Чонгук улыбнулся и отмахнулся. — Я не возражаю. Детишки такие милые. Мне нравится быть со всеми рядом. Мимо Чонгука, через несколько столиков от него, к столику пловцов подбежал очень энергичный светловолосый азиатский малыш, утаскивая Чимина за руку, и все заулыбались. Они сели там, и стол быстро превратился из слегка громкого в совершенно невыносимый, все дети завизжали и согнулись пополам от смеха, когда блондин заговорил. — А это кто? — спросил Намджун, прежде чем успел заткнуться. — Джексон Ван, — тоскливо сказал Чонгук. — Он тоже фехтует в Стэнфорде. Это он подкинул Чимина до дома на днях. — Ты его знаешь? — Не очень хорошо. Он всегда был очень близок с Чимином, но я зависал с ним всего несколько раз. Он потрясающий. — Чонгук даже не пытался больше сохранять лицо, просто положил голову на стол. — Надеюсь, он с ним встречается, — сказал Чонгук высоким и хриплым голосом. — Джексон — это огромный шаг вперёд после меня. Он этого заслуживает. Намджун на полном серьёзе сомневался, что они встречаются, учитывая, насколько тепло и восторженно улыбаясь, Джексон наклонился к Кэти Ледеки, пока Чимин искоса посмотрел на ничего не подозревающего Чонгука. Очевидно, у них были другие приоритеты. — Иисусе, Куки, не принижай себя вот так, — высказался Намджун, потирая его спину чисто по-братански, как он надеялся со стороны выглядело. — Ты тоже сделал огромный шаг вперёд. Просто напоминаю. Чонгук загоготал и выпрямился, стряхнув руку Намджуна. — Сука. — Ты любишь меня. Чонгук одарил его странным косым взглядом. — Я думал, что слишком молод для этого. Тошнотворное беспокойство снова ударило его в живот. — Неужели? Собираешься поднять этот вопрос за завтраком? — Пойду вернусь наверх, — пробормотал Чонгук и оставил свой завтрак недоеденным. — С ним всё в порядке? — поинтересовалась мамочка через стол с полными коленями детворы. — Честно говоря, без понятия. Они с Юнги поднялись в комнату, чтобы забрать его. Тот лежал на спине, в наушниках, свесив длинные ноги с кровати. — У нас интервью, Чонгук. Пойдём. Он сел. — Чёрт, Юнги, ты что, весь путь сюда топал? Прости. — Да. Я поднялся на пятнадцать лестничных пролётов и чертовски горжусь собой. — Заткнись. Мы поднялись на лифте. Чонгук с трудом поднялся с кровати, сунул ноги в ботинки и, спотыкаясь, направился к двери. По пути к выходу Намджун обнял его за талию и поцеловал в висок, пытаясь утешить и успокоить безмолвным извинением, и Чонгук обмяк в его объятиях, по-прежнему держа руки в карманах. Краем глаза он заметил, что Юнги отвёл взгляд. — Интервью для NBC¹. С ними всегда весело. Взбодрись и кайфани. Чонгук нежно прижался губами к губам Намджуна, медленно и страстно, так, как целовал его ранним утром, ещё до того, как парень окончательно просыпался, словно ему было всё равно, что Юнги находится в комнате. Намджун взял лицо Чонгука в свои ладони и снова поцеловал его. Юнги шумно ткнул пальцем в пакетики с растворимым кофе. — Прости, Юнги. Пойдём. Всю дорогу они держались за руки, опустив их вниз между колен, надеясь, что водитель ничего не заметит. На самом деле это не имело значения, потому что с другой стороны Намджун весьма открыто держал руку Юнги, когда тот дико напрягался при каждом быстром повороте через оживлённый город. — Просто закрой глаза. — Я не могу. — У тебя случится сердечный приступ. Это происходит каждый раз, когда ты садишься в машину? — Только не тогда, когда за рулём мама. Мам, ты сможешь сесть за руль в следующий раз? Его мама ворчала с переднего сиденья, держа перед собой раскрытый дешёвый любовный роман. — Юнги, ты ломаешь мне пальцы. — Извини, — огрызнулся Юнги, но на следующем светофоре убрал руку из ладони Намджуна и вместо этого сжал собственное запястье. К тому времени, когда они вышли из машины, он дрожал и тяжело дышал, поэтому Чонгук нёс его на спине всю дорогу до студии, подросток, стоящий в лифте с группой мужчин в костюмах, с тридцатилетним мужчиной на спине. И все знали, кто они такие. Кто-то сделал снимок. Этим медийным людям действительно нужно было перестать красить Чонгука. Даже простой еле уловимый, естественный макияж делал его слишком ебабельным. — Вы, очевидно, одна из наших самых больших тем для обсуждения на этих играх, — сказал им какой-то мужчина в деловом костюме. — У нас есть женская гимнастическая команда, у нас есть Майкл Фелпс, у нас есть Кэти Ледеки, а теперь у нас вы трое. С тех пор как они приехали, на каждой Олимпиаде они становились одним из основных материалов NBC, теми из великих американских спортсменов, которых люди узнавали до, во время и после Олимпиады. Выйдя в отставку, Юнги попал в общенациональные новости. Он собирался проделать это снова. — Мы планируем специальный репортаж о вас двоих в течение нескольких дней после начала игр, так что сейчас мы отснимем несколько интервью на камеру, просто с направленной на вас камерой, пока будете отвечать на вопросы. Мы заедем и отснимем видеоматериал с практик и тренировок, чтобы добавить кое-что из вашего последнего турнира… — Чонгук вздрогнул, вспомнив единственный турнир, в котором они участвовали, — а затем вы вернётесь сюда в разгар настоящих игр, дадите интервью или два, в зависимости от того, как вы продвинетесь, конечно, но мы ждём медали, верно, мальчики? Они сделали Чонгуку причёску. Она прочно держалась на его лбу, когда он беззаботно кивнул, пока ветерок ерошил его волосы, а Намджун никак не мог сосредоточиться на беседе из-за настолько открытого лица Чонгука, его напряжённых бровей, тонкой чёрной растушёвки вокруг глаз, делающие его возраст неузнаваемым. — Начнём с Юнги и Намджуна. Чонгук стоял позади камер, потирая руки о джинсы, его наряд был тщательно подобранной дерзкой копией Намджуна и Юнги: рубашка, застёгнутая на все пуговицы, и слаксы. Он понимал, в каком направлении они двигались. Когда волосы Чонгука были по-молодёжному небрежно уложены, волосы Намджуна были гладко и элегантно прилизаны назад. У него был немалый стимул помешать им превратить его в бизнесмена. Свет был слишком ярким. На играх в Пекине они были маленькими молоденькими засранцами, защищавшими свои чемпионские титулы. Во время лондонских игр их интервью стало вирусным, потому что, как бы они ни старались, Намджун с Юнги не могли перестать отпускать глупые шуточки и смеяться. Они всё равно его транслировали. Насколько Намджун мог судить, они были настолько же знамениты своим глупым, дерзким, не характерным для чемпионов поведением, как и своими медалями. Они немного поговорили о прошлом, об их вечной дружбе и о своих лучших сыгранных играх. Они заставили Юнги объяснить причину аварии. В своём обычном сухом стиле изложения: — Я проехал на зелёный свет, а какой-то пьяный парень проехал на красный, гоня тридцать километров сверх ограничения скорости. — Он пожал плечами. — А теперь моя карьера окончена. Они спрашивали что-то совершенно не имеющее ответа, например: — Как это повлияло на Вас? Юнги никогда не был силен в искренности. Он сказал что-то близкое к «это отстой», добавив ещё несколько слов. И как это повлияло на Намджуна? Он и сам не знал. — Игра теперь кажется другой. — Но он мог бы с таким же успехом сказать: «Жизнь теперь кажется другой» или «Кажется, я перестал вообще что-либо понимать.» Он мог бы сказать: «Мне достался Чонгук», — но это было бы совершенно неуместно. Они поговорили о том, что Намджун едва не пропустил Олимпиаду из-за трудностей с поиском нового товарища по команде. Что стоит кинуть Сокджина под автобус, чтобы тот свалил в отставку, поговорили о возможности того, что бразильцы, наконец, победят их на домашней арене, поскольку три из четырёх лучших игроков в отставке, а Хосок и Тэхён отсутствуют на играх. Затем они привели Чонгука, выглядевшего очень молодо даже со своим макияжем, в какой-то дизайнерской футболке, свободно висевшей на его фигуре, и видневшимся под его волосами датчиками. Парнишка ссутулился в кресле. — Итак, Чонгук, как идут Олимпийские игры? И когда Чонгук ухмыльнулся, стали видны его белые зубы. — Так круто. Мне кажется, что половину времени я вижу сны наяву. Нас разодели в униформу для церемонии открытия в начале этой недели. Такой сюр. Я в ней очень хорошо выгляжу. — Я в этом не сомневаюсь, — сказал интервьюер. Они задавали много вопросов: каково это — быть исторически одними из самых молодых игроков Олимпиады, как они поладили как команда, о переломном повороте в середине последнего турнира, когда они перешли от ужасного к хорошему. Они заставили Чонгука поговорить наедине о вступлении в высшую лигу. — Говорят, что Вы боготворили Намджуна, прежде чем объединиться с ним. Каково было, когда Вас закинули в его команду столь внезапно? — Ужасающе. Он стоит там и смотрит на меня. Вы можете заставить его выйти из комнаты? — Какого чёрта, Куки? Я всё равно увижу его, когда он выйдет в эфир. — Я не могу говорить о тебе, пока ты здесь! Какая-то молодая стажёрка проводила его на выход, чтобы продолжить беседу. Юнги присоединился к нему в холле через пару минут. — Он очарователен, — тихо сказал он. — Что с ним такое? — Ты имеешь в виду дурное настроение? — Он не счастлив. Намджун пожал плечами. — Во-первых, он слишком молод. Ему не с кем тусоваться, кроме взрослых людей. Он в грёбаном Рио-де-Жанейро, и вместо того, чтобы исследовать город в свободное время, он отсиживается в гостиничном номере со мной. Мы все видим, что остальные члены его поколения идиотничают по всей Олимпийской деревне. Ему одиноко. И вишенкой на торте являются возникшие проблемы с его бывшим. Знаешь, Чимином, парнем из аэропорта. — Да, я знаю. Он рассказал мне, — сказал Юнги, — Прости. — Он рассказал о нём тебе, а не мне? — Помнишь, как случилось, когда он ещё боялся заговорить с тобой. Я знаю о Чимине уже несколько месяцев. И это стало вершиной айсберга его беспокойства, поверх слов Чонгука: «Неужели ты думаешь, что я не могу любить тебя?» — произнесённых в гостиничном номере, когда ужасная, неизученная вероятность в лице: «Нет, ты не можешь», — продолжала взращиваться в его голове. Чонгук переписывался с Чимином. Он не волновался. С чего бы ему волноваться? Когда Чонгук смотрел на него, когда они были одни, он видел — не любовь. Это было глупо. Он был его фанатом. Разве это не было простым увлечением? — Не знаю, Юнги. Что-то не так. — Знаешь, Намджун, мне кажется, ты забыл, каково это быть восемнадцатилетним. — Когда мне было восемнадцать, я не знал, каково это быть восемнадцатилетним, — сказал Намджун. — Я уже был тем, кем остаюсь сейчас, только счастливее, меньше в центре внимания. Через полчаса, когда они беседовали с Юнги, Намджун сидел на складном холщовом стуле, немного захваченный гламуром, и смотрел, как Чонгук отдыхает на диване с молодой стажёркой. Она узнала его по Instagram. Он опёрся одной рукой о спинку дивана и придвинулся к ней ближе, позволяя ей скользнуть перед его рукой, чтобы увидеть его телефон. Намджун ухмыльнулся. Он любил наблюдать за тем, как Чонгук флиртует. Наверное, это было странно. Стоит ли ему ревновать? Разве нормальный парень не стал бы ревновать? Чонгук был таким преданным. У него не было никаких причин беспокоиться о том, что тот флиртует с кем-то ещё. Но учитывая то, как Чимин смотрел на Чонгука. Конечно, Чимин любил его, по-настоящему любил, так, как людям предполагается любить только в романах и фильмах, а как для него могло быть иначе. Кто бы его не полюбил. Что вообще дало ему повод сомневаться в этом? Чонгук был так молод. У него было так много времени, чтобы отказаться от Намджуна — старого, скучного, одержимого волейболом, угрюмого, снисходительного Намджуна. У него было так много времени, чтобы влюбиться в кого-то получше. Намджун вышел из комнаты с трясущимися руками и спрятался в мужском туалете, пока Юнги не нашёл его и не позволил утянуть себя в долгие, сокрушительные объятия. — Что тебе во мне приглянулось? — спросил Намджун, вытирая волосы после дневной тренировки и очень приятного душа. Чонгук поднял глаза от Instagram, его лицо светилось на фоне отельной подушки. — Ты сказал, с одиннадцати лет? Из-за чего? Чонгук обыскивал потолок на предмет ответа. — Ты очень хорошо играешь в волейбол. В интервью ты всегда говорил очень умно. Ты ни от кого ни хрена не брал, но делал такие очаровательные вещи, вроде обнимашек с Юнги и улыбочек, и у тебя ямочки на щеках. — Он улыбнулся. — Нет, ну в самом деле. Ты легенда пляжного волейбола Ким Намджун. Все в моём классе знали твоё имя. Я был не единственным, кто влюблялся, когда подкатывало время Олимпийских игр. Я и все девочки в классе. — Повезло тебе, — пробормотал Намджун, чувствуя боль в груди. — Ты их всех уделал. Ты победил. Чонгук радостно захихикал и вытянул свои длинные ноги. — Я победил. — И я того стою? — Стоишь… чего? — Стою такой одержимости. Оправдываю ли я этот хайп? — Ну. — Он уронил телефон на грудь и закусил губу. — Несколько дней назад ты сказал, что я не так великолепен, как тебе кажется. Он неловко шумно выдохнул. — Ладно, хорошо. Нет. Ты не оправдал хайпа, но я поставил тебя на ебучий пьедестал. Никто не смог бы такого оправдать. Я даже рад, что у тебя не вышло. Я бы чувствовал себя так неуверенно в этих отношениях, если бы ты был тем сверхчеловеком, каким я тебя выдумал. — Так стоил я этой одержимости или нет? — Да? Что на тебя нашло, Намджун? Намджун не знал, как сказать ему, что он внезапно подумал о том, что Чонгук может найти кого-то получше и оставить его. В его голове это звучало одновременно высокомерно и параноидально, а также собственнически. — Если это из-за того, насколько подавленным я был в последнее время, то я просто. — Он поковырял одеяло и позволил Намджуну волноваться молча. — Ты был прав насчёт того, что будет трудно. Я этого не понимал. Мне не хватает ребят моего возраста рядом. Бесит, что не могу обнять тебя на людях. Иногда мне кажется, что ты не воспринимаешь меня всерьёз. — Иногда нет. Прости меня. Мне стоит исправиться. — Всё в порядке. Я знаю, что ты всё время переживаешь из-за этого дерьма. Это трудно, но оно того стоит, я думаю. Что насчёт тебя? Каково это иметь едва совершеннолетнего ребёнка в качестве своего бойфренда? — Агх. Это… пожалуйста, не говори так. Чонгук тихо рассмеялся и снова поднял телефон. — А я того стою, Намджун? — Да. — Он, пошатываясь, пересёк проход между их кроватями и перелез через пацана, приобняв его улыбающееся лицо предплечьями и переплетая их ноги. — Ты того стоишь, детка. — Он нежно поцеловал в уголок его губ, как раз там, где они изгибались в улыбке. — Даже не представляешь себе насколько, — пробормотал он и мягко опустил бёдра. — Спасибо, папочка, — усмехнулся Чонгук. — Сейчас будешь спать один, — сказал Намджун и оставил его на одеяле хихикать, забравшись в постель и повернувшись лицом к стене. — Нет, Намджун, вернись. — Чёрт возьми, нет. Мне так неудобно. Чонгук забрался к нему сзади, виляя, прильнул к спине Намджуна, зарылся носом в его волосы и крепко прижал руку к груди. — Дашь мне тебя сзади пообнимать? — Уходи, — сказал Намджун, но его пальцы сомкнулись в замочек между пальцами Чонгука, удерживая его на месте, свернувшегося тёплым и крепким клубком у его спины. Никакие репетиции и разумные объяснения никогда не были способны никого подготовить к церемонии открытия. Выход на стадион среди моря других американцев в униформе и прохождение через величайшее воплощение славы и единения человечества всегда был любимым моментом карьеры Намджуна. Он даже не потрудился описать его Чонгуку. — Я не хочу давать тебе никаких ожиданий. Просто насладись им. Более застенчивая сторона Чонгука проявилась в полной мере в ту минуту, когда они вошли в комнату для разминки с остальной частью команды США, все пятьсот с лишним спортсменов, за вычетом тех, кто уже соревновался. Намджун немного скучал по застенчивому Чонгуку, по тому, насколько ещё больше и ярче становились его глаза, как он перестал двигаться и просто вставал совсем неподвижно, словно испуганный оленёнок, каким мягким становился его голос. Вскоре после разминки они нашли ванную комнату, и как только Намджун убедился, что та пуста, он прижал к двери весьма удивлённого Чонгука и, затаив дыхание, поцеловал его. — Прости. Я должен был выбросить это из головы, — пробормотал он, когда они оторвались друг от друга. Чонгук красиво разрумянился. — Я скучаю по кепкам, — сказал Намджун, когда они вернулись на свои места. — У нас были те дурацкие кепульки на Олимпийских играх в Лондоне. Мы с Юнги смотрелись в них обалденно. А пекинские кепки были ещё лучше. А афинские я ненавидел. — Ты выглядел чертовски сексуально во всех них, но ты прав. Пекинские были самыми лучшими. — Чонгук пролистал фотографии, сохранённые в его телефоне, пока не добрался до пары зернистых снимков Намджуна в белой кепке с пекинской Олимпиады и счастливо вздохнул. — Я хранил эти снимки с четырнадцати лет. — Вау. Погоди, это было через четыре года после того, как мы их носили. — Да, но мне было десять, когда ты их надевал, и тогда мне было всё равно. К тому времени, как начались Олимпийские игры в Лондоне, мне уже не было всё равно, как ты выглядишь. Так что я немного покопался. Может быть, возбудился на какие-то из твоих фотографий. Ты же знаешь, как это бывает. Намджун ласково взъерошил ему волосы, он испуганно вскрикнул и попытался пригладить всё с помощью камеры телефона. — Подожди, пока я не испорчу твой белокурый шедевр. Намджуну потребовался целый час, чтобы сообразить, как ему следует их укладывать, и это после того, как он перекрасил их накануне. — Не делай этого, мать твою. Я не шучу. Чонгук хихикнул. — Знаешь, как я ненавижу то, что Райан Лохте обесцветил свои волосы? — сказал Намджун. Чонгук пренебрежительно фыркнул. Не та реакция, которую он ожидал. Чонгук рассеянно смотрел через комнату туда, где Чимин сидел один в углу с телефоном в руке, его глаза скользили по толпе и выдавали, что он открыл свой телефон только для того, чтобы выглядеть занятым, а не всего навсего по-настоящему одиноким. — А где его друг, другой азиат с обесцвеченными волосами? — Джексон? Он в гонконгской команде, а не в американской. — Неужели? Значит ли это, что они будут соревноваться друг с другом? — Я думаю, что они могли бы в любом случае, но да. — Надеюсь, Чимин надерёт этому пацану задницу. Чонгук казался по понятной причине сбитым с толку. — Я думал, он тебе не нравится. — Я не ненавижу его. Он хороший парень. Просто он мне тоже не нравится по многим сложным причинам, о которых ты, наверное, догадываешься. — Ага, ага. Он выглядит так, будто ему совсем не весело. Куда делись остальные его друзья? — Он выглядит точно так же, как и ты в последние дни. — Это же церемония открытия! Он должен кайфовать от себя самого. — Это же Олимпиада! И ты тоже должен! И я думаю, что он подружился с пловцами. Многие пловцы пропускают церемонию каждый год, потому что их соревнования начинаются рано. Взгляд Чимина упал на них, и Намджун увидел, как его голова дёрнулась в ту же секунду, когда он почувствовал, что Чонгук пересел совершенно иначе на скамье рядом с ним. — Ты всё ещё с ним разговариваешь? Чонгук перебросил телефон из руки в руку и нахмурился. — Немного. — Тот выронил его, выругался и полез за ним под скамейку. Они выстроились в линию для выхода, затерявшись где-то в глубине толпы одинаковых блейзеров. Гибб подтолкнул Намджуна локтём. — Какая перемена. Вы с Юнги должны сейчас излучать такую энергию. Кажется, я ещё не видел, чтобы ты улыбался за весь сегодняшний вечер. Пацан на самом деле просто кажется сердитым. — Чонгук стоял в нескольких метрах от него, скрестив руки на груди, и выбешенное выражение его лица выдавало Намджуну, как тот нервничает. — Ты в порядке? — спросил он незадолго до того, как они вышли. — Мы же затеряемся в толпе, верно? Никакие камеры нас не найдут, верно? — Как, чёрт возьми, ты думаешь, откуда у тебя в телефоне все эти фотографии меня в форме, а? Я Ким Намджун. Мы — одна из самых больших драм года, помнишь? Они будут искать именно нас. Чонгук сглотнул и спрятался за его плечом. — С тобой всё будет в порядке. Ты в любом случае горячее, чем я. Тебе не о чем беспокоиться. Чонгук позволил своей руке мягко скользнуть в ладонь Намджуна и сжал её. — Ты прав. Я Insta-знаменитость. Со мной всё будет в порядке. Даже выстроившись сзади, они могли слышать публику сквозь музыку. — Мы выйдем через минуту, — сказал Намджун, вытягивая шею над толпой и наблюдая, как приближается дверь. — Я сейчас вернусь. — Он исчез. — Чонгук, что? Эй! В результате он внезапно остался совсем один, раздавленный между несколькими бегунами, тяжелоатлетом и ещё несколькими типичными атлетическими типами телосложения, которые он не мог опознать, хотя предполагал, что очень красивый молодой человек перед ним, с руками, выпирающими даже под его блейзером, был гимнастом. Он вдруг почувствовал себя совершенно потерянным в толпе. Юнги всегда лучше умел завязать разговор и заставить их казаться менее замкнутыми. Гимнаст посмотрел на него, а затем как бы скользнул к нему со словами: — Привет, красавчик, приятно познакомиться. Намджун рассмеялся. — Я вижу, один из твоих старших товарищей сдал меня? Парень пожал плечами. — Он сожалеет, что не смог приехать на игры в этом году. Он собирался прийти посмотреть, может быть, потусоваться, но решил, что тебе всё равно нужна, эм, компания. — Я попрошу его поблагодарить. Но в этом году я не свободен. Мне жаль. Он вскинул брови. — Нашёл ещё одного дружка по перепиху? Ты же знаешь, что можешь не ограничиваться одним. — Вообще-то у меня есть парень. — Неужели! Что ж, я разочарован, но рад за тебя. Он симпатичный? — Да, симпатичный. — Он что, Юнги? Конечно, он так и думал, эти два печально известных холостяка с Олимпиады. — Нет. Определённо нет. Он просто парень. Гимнаст выглядел немного разочарованным, но вежливо попрощался и вернулся к группе в тот же самый момент, когда появился Чонгук с Чимином на буксире. — Куки, что? — Мне очень жаль. Он просто выглядел таким одиноким. Чимин едва взглянул на Намджуна из-под ресниц, а затем снова уставился на толпу перед собой, крепко прижав руки к груди. Чонгук подтолкнул его локтём. — Церемония открытия Олимпиады, Чим-чим. Блять, наслаждайся этим. Намджун с трудом сдержал уродливую усмешку, губы его дрогнули. Чим-чим. Христос. Но лицо Чимина немного смягчилось, к огорчению, и он застенчиво посмотрел на Чонгука, который потёр шею и неловко повернулся. Американские спортсмены вышли на стадион, один шокирующе длинный парад Ральфа Лорена под прожекторами. Огромное количество цветов ослепляло их. Намджун почти ничего не видел. Он потерялся в до боли знакомом рёве, словно шёл по залам богов. Чонгук светился, прохаживаясь разинув рот рядом с ним. Он рассеянно потянулся к руке Намджуна. Намджун незаметно выскользнул за пределы досягаемости. Только не на людях. Даже здесь. Чонгук виновато взглянул на него, и Намджун снова взъерошил ему волосы. Через пару минут он оглянулся назад, и вместо этого Чонгук обнял Чимина за плечи, а Чимин обнял его за талию. В груди было мучительно пусто. Он ускользнул, чтобы поговорить с несколькими старшими бегунами, которых встретил на предыдущих Олимпийских играх, и не видел их снова, пока они не поймали его в середине интервью с кем-то из NBC. — Селфи для Instagram, — сказал Чонгук, когда тому дали перерыв. Он не отпускал плеч Чимина. Чимин прилип, как банный лист, затаив дыхание от счастья. Намджун тоже взъерошил ему волосы, просто чтобы посмотреть, как парнишка отшатывается, сверкая глазами. Они снова убежали, по-прежнему цепляясь друг за друга. Намджун каким-то образом нашёл Юнги в первых рядах зрителей, указывая на Чимина и Чонгука и делая лицо, полное отвращения и замешательства. Намджун беспомощно пожал плечами. После церемонии Чонгук и Чимин снова застали его за непринуждённой беседой с Фелпсом, Лохте и парой других пловцов. Они оба, споткнувшись, остановились, комично потрясённые. — О, привет. Ребята, это мой новый напарник, Чонгук. — Приятно познакомиться, — пробормотал застенчивый Чонгук, высвобождаясь из объятий Чимина, чтобы пожать ему руку, а затем снова обхватил его и прижал к себе. Он уже несколько дней не видел Чонгука таким счастливым. Намджуну никогда раньше не приходило в голову ассоциировать пустую печаль с церемонией открытия, но теперь он это почувствовал. — А это Чимин Пак, фехтовальщик. — Ох, я слышал, как некоторые ребята говорили о тебе и каком-то парне из Гонконга, — сказал Фелпс. — Приятно познакомиться. — Ага. Вау. Мне тоже. — Нам скоро надо ехать? — тихо спросил Чонгук. — Возможно. Да, ты прав. Давай выбираться отсюда. — Подожди, разве ты не хочешь сначала встретиться с Джексоном? — спросил Чимин. Намджун потерял их ещё на несколько минут, и к тому времени, когда они снова встретились в пустом заднем коридоре, Джексон присоединился к ним. Рука Чонгука крепко обнимала Чимина, почти собственнически, его лицо уткнулось в волосы Чимина. Джексон выглядел как взволнованный пятилетний ребёнок. — Ого! Эй, Намджун, так приятно познакомиться с то… эм. Намджун схватил Чонгука за подбородок и запечатлел на его губах нежный поцелуй, долгий и пьянящий, поцелуй, подобный обещаниям после секса, который он давал, когда Чонгук был сонным, мёртвым грузом лёжа в его руках; подобный тем, что сопровождались сладкими пустяками и мягкими касаниями пальцев по свежим синякам. Чонгук даже не моргнул, когда Чимин быстро выскользнул из-под его руки, просто позволил ей мягко упасть на локоть Намджуна. Он долго смотрел Намджуну в лицо, губы его приоткрылись, глаза остекленели. — Извини, Джексон. Не хотел тебя так обрывать. Я тоже рад с тобой познакомиться. — Он ухитрился приобнять узкую талию Чонгука сгибом левой руки, плотно прижатой к бедру паренька, и протянул правую. Джексон осторожно пожал её. — Может, пойдём домой? — Намджун?.. — едва слышно спросил Чонгук. — Первая игра завтра. — Да, — вздохнул он, густо покраснев, — пошли. Я, эм, увидимся… где-нибудь… Чимин? Чимин впервые за этот вечер посмотрел Намджуну в лицо, стиснув зубы. Его глаза наполнились слезами, прежде чем он резко повернулся и пошёл прочь. Джексон последовал за ним. Они добрались до автомобиля, прежде чем Чонгук что-либо произнёс. — Зачем ты это сделал? — Я соскучился по тебе. — Ерунда. Мы были на людях. Это было для Чимина. Почему? Я мог бы, например, реально начать исправлять эту дружбу, а потом ты, блять, сунул это ему в лицо, как будто почувствовал вызов, а это дерьмово. Ты заревновал? — Да. — Но почему? Ты же сказал, что не принимаешь его всерьёз! Ты был тем, кто ушёл и оставил нас. — Чонгук, это была церемония открытия Олимпийских игр, первая, на которой я был без Юнги, первая, на которой я был с тобой, и я не собирался стоять и смотреть, как ты и твой бывший висите друг на друге. Это пиздецки бо… — Ты вытаскиваешь карту Юнги каждый раз, когда не хочешь винить себя за собственные эмоции. Намджун пропустил поворот и свернул на тёмную боковую улицу, перед ними из мусорного контейнера вывалились горы мусора. Уличный фонарь мигнул. Колено Чонгука подпрыгнуло рядом с ним, напряжённо и выжидающе. В машине воцарилось мучительное молчание. — Можешь вытащить карту? — почти шёпотом попросил Намджун, — кажется, я пропустил поворот. Когда они вернулись обратно на шоссе, Чонгук сказал: — Прости. — Всё в порядке. — Это не так. Это было действительно неуместно. И мне жаль, что я болтался с Чимином, а не с тобой. Мне не следовало этого делать. — Правда, всё в порядке. Я не хочу быть собственником. Ты можешь тусоваться с Чимином, если это делает тебя счастливым. Я доверяю тебе. Только не вешайся на него вот так. — Ты делаешь меня счастливее, чем он. — Да правда что ли, — сказал он тихо и саркастически. — Намджун. Войдя в гостиничный номер, он почувствовал себя так, словно попал в тёплое местечко после снежной бури, в убежище уединения, без глаз мира, без окон, кроме того, что Чонгук решил опубликовать в Instagram. Намджун бросил свой блейзер поверх багажа и рухнул на кровать. Чонгук снял и блейзер, и свитер, но под ними ничего не было. Намджун позволил себе взглянуть на него. — Иди сюда, — прошептал он, и Чонгук забрался на него сверху и провёл рукой по его жёстким волосам, разлохмачивая их. Намджун обхватил его руками, рассеянно поглаживая пальцами мягкую кожу. — Я хочу оседлать тебя, — пробормотал Чонгук, продолжая целоваться. Это было похоже на извинение. — Ну, детка, я не собираюсь тебя останавливать. Чонгук стащил с них оставшуюся одежду и наклонился, прикусил пупок, провёл тёплыми пальцами по венам между бёдрами. Намджун всегда испытывал гордость, когда смотрел вниз между своим телом и телом Чонгука и видел сцену, которая заставила бы любого порнорежиссёра пускать слюни: тела фитнес-моделей, одно закалённое и хорошо тренированное, загорелое и мужественное, а другое — молодое и гладкое, по-прежнему каким-то образом мягкое, невинное и сексуальное, и настолько совершенное. Возможно, он был извращенцем, потому что любил контраст. Поцелуи Чонгука на его коже были ошеломляющими, нежные укусы на сгибе локтя, вдоль пояса Аполлона, его пупка, рот путешествовал и оставлял чувствительные следы, отдающие дрожью после. Намджун чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, что это он должен был целовать Чонгука, покрывая его со всей любовью, которую только мог вложить в каждый поцелуй, а не наоборот. Однако же он не мог остановить его, когда чувствовал, что тает, как воск, под тёплыми руками Чонгука. Он продолжал так до тех пор, пока Намджун не задохнулся, тяжело дыша и содрогаясь от изнуряющего жара Чонгука. Он прижался ртом к груди Чонгука, дёрнулся, когда его пальцы медленно пробежали по нижней стороне бедра, где было почти щекотно. — Ты дрожишь, — мягко сказал Чонгук, прижавшись к его груди, когда его пальцы коснулись его пресса с такой нежностью, словно скольжение пёрышка, каждое прикосновение отзывалось электрическим разрядом до самого члена, веля ему становиться всё тверже и тверже. — Чонгук, детка, пожалуйста. Чонгук пополз вверх по его телу, чтобы дотянуться до смазки на подоконнике, склонившись над его грудью, член был в пределах досягаемости его рта, если бы Намджун поднял руку, чтобы направить его вниз. Он схватил Чонгука за задницу и прижал его к себе, засосав кожу на бедре. Чонгук вздрогнул и остался стоять, капнул смазку на пальцы и потянулся назад, чтобы лениво растянуть себя, гладкая грудь выгнулась над Намджуном, и он почувствовал, как его рассудок слегка затуманился от этого вида. Он прижимался к синякам на бёдрах и слушал, как тот хнычет, а его член дёргается у живота. — Как, чёрт возьми, мне так повезло? — пробормотал он. — Не тебе, — сказал Чонгук. — Я так много ради этого работал. Стал чёртовым профессиональным игроком только для того, чтобы быть ближе к тебе. — Нет, — выдохнул Намджун. — Нет, — согласился Чонгук. — Я стал профессиональным игроком, потому что я… ах! — Он нашёл классное место внутри себя самого же, спина выгнулась ещё больше, грудь и живот вздымались от его дыхания, бёдра дрожали у головы Намджуна. — Я с-стал про-профессиональным и-игроком, потому что люблю волейбол. — Его голос стал выше, отчаяннее. — Ты прив-влекателен, потому что так хорош в волейболе. Я много пахал, потому что хот-тел быть достаточно хорош, чтобы встретиться с тобой. Всё для тебя, Джуни. — Намджун ободряюще помассировал кровоподтёки большими пальцами, пряча улыбку в цветущем красном пятне ещё одной метки, и Чонгук отчаянно застонал. Смазка стекала с его пальцев на грудь Намджуна, тёплая и влажная. Он неуклюже попятился назад, смазка оставляла след капель вниз по углублению между грудными мышцами и по его прессу, пока не размазалась по его члену. Как только Чонгук осторожно опустился на член, Намджун вздрогнул. — Куки, ты забыл… о боже. Ты забыл про презерватив. Блять! — Мой, — пробормотал Чонгук. — Твой? — Намджун задохнулся, бёдра неглубоко дёрнулись в неподвижном Чонгуке, прежде чем он смог остановиться, просто кожа напротив гладкой кожи, горячей, мягкой и влажной, новая текстура повсюду, обхватывающая и засасывающая его. — Мой Джуни, мой…ааагхх, мне так хорошо. — Чонгук начал скакать. Он откинул голову назад. Руки Намджуна впились в крепкие бёдра Чонгука, глаза скользнули вверх по совершенному телу, а затем вниз между ног, туда, где его член шлёпался о живот, туда, где его яйца соприкасались с кожей Намджуна, туда, где его член, блестящий и голый, скользил вверх и обратно. — Мы должны, боже, чёрт, блять! Презерватив, Чонгук. — Ты бы назвал меня шлюхой, если бы я попросил? — задыхаясь, произнёс Чонгук. Намджуну показалось, что комната накренилась, будто он может соскользнуть с кровати, если не будет держаться достаточно крепко. — Я… пиздец, Куки. Я не хочу. — Ты бы назвал меня своей деткой? — Да. Презерватив. Чонгук оставался ниже некуда, поднимаясь короткими, быстрыми рывками с него, в основном плотно сжимаясь вокруг Намджуна, немного вращая бёдрами, чем тянул член Намджуна из стороны в сторону, прижимая его к различным местам внутри себя. Намджун не мог заставить себя остановить Чонгука. — Ты мог бы… ааагх. Назвать меня как-то по-глупому, если я тебя об этом попрошу? — Куки, как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Чонгук сверкнул на него зубастой ухмылкой, слегка смазанной от удовольствия из-за сдвинутых бровей и судорожного вздоха. Его челюсть то сжималась, то снова открывалась, когда он находил хороший угол. — Не думал ни о чём конкретном. Назови меня чем-нибудь странным, чем-нибудь милым. У Намджуна было что-то наготове, что-то, от чего всегда приходилось сдерживаться, чтобы не взболтнуть, когда Чонгук вытворял что-то особенно милое. — Кролик. — Ах! Блять! — Чонгук рухнул на Намджуна, по-прежнему работая бёдрами. — Кролик. Ебать. — Крольчонок. — Блять. Мне это нравится, — заныл Чонгук, — это так странно. Неужели ты не можешь просто назвать меня шлюхой? — Шлюшка-кролик. Чонгук отчаянно вращал бёдрами, пытаясь найти правильный угол. — Неважно. Это не заводит меня так сильно, как я думал. — Кролик тебе идёт. — Чёрт тебя дери, — прошептал Чонгук, снова выпрямился и замедлил темп, сосредоточенно зажмурив глаза, удлиняя толчки, так что Намджун медленно двигался взад и вперёд по его лакомому месту. Намджун медленно провёл руками по груди Чонгука, по его напряжённому прессу, Чонгук тихо застонал и наклонился, где пальцы сжимали соски. — Джун. — Кролик. — Он мог представить себе Чонгука с заячьими ушками Плейбоя, прыгающими вместе с ним на нём. — Выряжу тебя им, — прорычал он, и Чонгук кивнул. — Надень на меня ошейник или вроде того. Руки Намджуна ещё крепче сжали его талию, и парень застонал сквозь стиснутые зубы. Шли минуты неустанного, горячего, ритмичного давления плотного, скользкого тепла, необычайно влажного и пылкого, а Намджун не занимался сексом без презерватива с той самой дурацкой ночи, когда ему было примерно столько же лет, сколько сейчас Чонгуку. Он никогда не был достаточно близок с кем-либо, никогда не доверял кому-либо настолько, чтобы сделать это. — Хах-ах-хннг. Сейчас… Намджун. — Я тоже, кроль. — Давай. — Ебать, ты ещё… Чонгук! В тебя? Чонгук лишь разбито простонал и начал скакать ещё быстрее, упершись руками в живот Намджуна. А тот потянулся к его бёдрам, намереваясь стащить его, но Чонгук схватил его за руки и прижал их к простыням. Намджуна взбудоражило, удовольствие переросло в жгучую боль. Он почувствовал момент, когда всего стало слишком много, когда удовольствие хлестнуло по его телу и скольжение отдавало ужасно влажным хлюпаньем, а звуки стали абсолютно непристойными, неглубокими и бархатными. Чонгук не переставал двигаться, только задыхался и открывал рот, зажмуривал глаза, сбивался с ритма, скулил всё громче и громче. Белые капли вытекали из него, стекая до яиц Намджуна, когда он поднимался и опускался, и всё его тело сотрясалось от толчков, а глаза закатывались назад. Чонгук кончил ему на живот, одна маленькая тёплая лужица стекала вниз по его пупку и заставляла его содрогаться. Чонгук счастливо рухнул на него сверху, прямо в месиво. — Ты такой блядски кинковый, детка. Тебе ведь это нравится, правда? — Он передвинул бедра, вытягивая свой обмягший член примерно на сантиметра три — скользко, влажно, непристойно — и Чонгук громко застонал во всю глотку, напрягаясь, будто пытался удержать его внутри. — Чёрт возьми, детка. Я помню, как ты размазал об себя всю эту мерзость в первый раз, когда я кончил на тебя. Чонгук уткнулся в плечо Намджуна и тяжело дышал, лицо его горело на чужой шее. Намджун наклонился и раздвинул его ягодицы, чтобы медленно выскользнуть наружу. Чонгук извивался непрестанно на протяжении этого, руками хватая плечи Намджуна, прижимаясь к его шее, сдавливая ногами его бёдра. — Я вроде как ещё хочу, — прошептал он после того, как они долго пролежали неподвижно: достаточно долго, чтобы Намджун немного отъехал, но не ко сну, а мыслями подальше от Рио, подальше от того, насколько поздним был вечер, потерявшись в том, каким ярким ощущался вес Чонгука в его руках, насколько совершенным. — Я трахну тебя пальцами в душе. — Лады. Это заняло много времени, но Намджун медленно трудился над ним под горячей водой, осторожно вымывая всю свою сперму из задницы Чонгука, пока тот прислонился лицом к стене, выгнув спину и раздвинув ноги. Он тихо стонал, когда забывал взять себя в руки, когда Намджун находил его простату двумя кружащимися пальцами или протягивал руку и ласкал его, твёрдо и медленно, и целовал струйки воды на спине. Наконец Чонгук кончил, вздыхая, и Намджун, держа его прямо под водой, смотрел, как все белёсые полосы стекают в канализацию. — И первый сет достаётся Киму и Чону в их первой игре, — сказал Чонгук, ухмыляясь. — Мы справимся. — Не задирай нос. — Не задрав нос, карьеры не увидеть. Намджун не стал бы этого отрицать. Чонгук играл лучше, когда работал на толпу. Как обычно, публика освистала американцев. Хуже, чем обычно, учитывая, что Бразилия была другим традиционным фаворитом пляжного волейбола, а они играли на бразильском песке. Чонгук, казалось, не парился. Их третьесортные противники доили его изо всех сил. Они разбили их быстрой концовкой второго сета, лидируя на пять очков, когда Намджун подал, а Чонгук ударил по возвращённому мячу, как нефиг делать. NBC приехала на интервью. Намджун пожал плечами. Чонгук светился. На трибунах Юнги подпрыгивал вверх-вниз и размахивал тростью в воздухе. Ещё один матч в тот же день против Нидерландов. — Они представляют угрозу? — спросил Намджун у Чонгука, проверяя. Чонгук кивнул. — Не самую лихую, но нам определённо стоит отнестись к ним серьёзно. — Хороший мальчик. Чонгук попытался не выглядеть довольным собой, в то время как тренер подпрыгнул и начал разбор их игрового процесса. — Не самое сильное твоё выступление, но и не обязательно. Твёрдая победа. Здесь ты прекрасно себя подал. Любые победы — это хорошие победы, пока вы на площадке, и не все потери — плохие потери. Не изнуряйте себя. С Нидерландами будет немного сложнее. — Можно мне уйти на пару часов? — спросил Чонгук. — Я бы хотел посмотреть ещё кое-что. — Что? Конечно, нет. Ты должен оставаться разогретым. Чонгук осел. — Подожди-ка минутку, тренер. Это же игра лиги. У нас было прекрасное утро и ещё шесть часов до нашего следующего матча. Пусть посмотрит ещё что-нибудь. Это его первая Олимпиада. — Намджууун… — заныл тренер. — Ты хуже подростка. Чонгук, вперёд. Собираешься пойти посмотреть на плавание? Чонгук покачал головой. — Гимнастика? — Эм, фехтование. Намджун смерил его взглядом. — Знаешь, тренер прав. Тебе действительно стоит остаться здесь и посмотреть на остальную часть лиги. Он саркастически отсалютовал Намджуну и ушёл. — Не попадайся на глаза фанатам или папарацци! — Что всё это значит? — спросил тренер, приклеив глаза к спине Чонгука. — Есть какая-нибудь особая причина, почему бы ему не пойти посмотреть фехтование? — Есть один парень… не беспокойся об этом, тренер. Я язвительный мудак, которому не нравится, что у него есть друзья, помимо меня. Тренер захохотал. — Пусть ребёнок пообщается. Не будь таким гиперопекающим папашей. Он не может всё время болтаться вокруг твоей морщинистой дедулькинской задницы. Он вздрогнул. — Господи Иисусе, тренер. Сколько же тебе тогда лет? Пятьдесят? Ты ёбаное ископаемое! Юнги ткнул его тростью в спину. — Да, Намджун. Убери клешни от ребёнка. — Заткнись нахуй. — Знаешь, — сказал тренер в середине следующей игры, — я бы хотел, чтобы Чонгук был здесь и проанализировал эти команды вместе с нами. Он единственный, кто раньше не видел, как играют эти люди… — Сомневаюсь в этом. Он смотрит все турниры, словно это религия. Мальчик одержим. — …но я рад, что он развлекается. Мне стыдно держать его взаперти с нами, старыми хрычами. Ему нужно найти себе подружку. — Хах, — Намджун приготовился к очередному мучительному разговору. — Ага. Держу пари, он был бы счастлив. Перестань называть меня старым. Мне двадцать восемь. У меня есть ещё десять лет в этом виде спорта. — Я даю тебе семь, и это с натяжкой. — Я придерживаюсь десяти. То, что ты не смог пройти весь путь до конца, ещё не значит, что я не смогу. — Большинство людей были бы более чем счастливы с тринадцатилетней карьерой, подобной вашей. Ты добился невероятного успеха. У тебя хватает спонсоров, чтобы оставаться в безопасности ещё долгое время, и, вероятно, будущее в комментировании или коучинге. Люди думали, что ты уйдешь в отставку после последних игр. Ты можешь уйти сейчас. Конечно, Чонгук должен был бы найти нового товарища по команде, но это чуток лучше, если он сделает это сейчас, пока ещё в расцвете сил, понимаешь? Ты скоро начнёшь его сдерживать. Я думаю, что его карьера будет даже лучше, чем твоя. Мёртвым грузом на карьере Чонгука, да? Так вот кем он был? Достаточно взрослый, чтобы его можно было использовать в качестве ступеньки для Чонгука в куда лучшую карьеру, но называть его слишком старым? Без возможности вырасти, но с возможностью рухнуть вниз. Он даже не был настолько старым, просто проторчал здесь тринадцать лет. Не может же его карьера на самом деле угасать? — Ты предлагаешь мне уйти в отставку? Ты хочешь, чтобы я взбесился перед матчем с Нидерландами? Я не хочу уходить сейчас. Я пока не собираюсь покидать Чонгука. — Просто к сведению. Он мог бы добиться большего успеха, если бы попал в новую команду в начале своей карьеры. Намджун закрыл рот и безучастно уставился на игру — просто на какой-то размытый белый шар, беспорядочно прыгающий взад и вперёд по размытому корту. Юнги подтолкнул Намджуна ногой в спину, успокаивающе запустив руку ему в волосы. — Его ещё рано списывать со счетов, тренер. Гибб играет в этом году, а ему сорок. — Он реально древний, хотя и не начинал так уж рано. В какой-то момент ты всё равно получишь травму, Намджун. Этот вид спорта — сущий ад для плеч и коленей, а ты уже целую вечность занимаешься своим. Чонгук наконец вернулся через пару часов, совершенно непринуждённо одетый в джинсы и футболку. — Чувак! Люди только что просили у меня автографы! Это было потрясающе! — Он сел, продолжая ухмыляться, плотно прижавшись бедром к бедру Намджуна. — Дженнингс и Росс просто убийственные. Надеюсь, они получат медали. — Как фехтование? — Чи-эм-Америка выиграла свой матч. Как и Гонконг. В какой-то момент они могут столкнуться лицом к лицу. — Хорошо для Америки. Я надеюсь, что он возьмёт медаль. Глаза Чонгука сузились. — Надеешься? Горло Намджуна слегка сжалось. — Конечно. Тренер выплыл из-за плеча Намджуна. — Как девочки выглядят? — Он пошевелил бровями. — Они были полностью одетые и масках. — А когда они сняли маски? — Ну, тренер, меня немного больше волновало то, как страшно и впечатляюще они размахивали шпагами, чем то, насколько горячими были их потные лица. — С тобой не весело. — В любом случае большинство из них были слишком старыми для меня. — Сколько лет — это слишком старые? — спросил тренер. — Я хочу знать, что в наши дни дети называют «слишком старым». Чонгук пробормотал, запинаясь: — Старше-эм-старше, ну, боже. Эм. Намджун медленно, выжидающе повернулся к нему. — Старше, эм. — Его голос становился всё тише и тише. — Д-двадцати пяти? Тренер присвистнул. — Чёрт возьми, малыш! Тебе нравятся среднего возраста. Я решил, что ты скажешь самое большее двадцать. Тебе бы понравилась женщина на целых семь лет старше тебя? Щёки Чонгука покраснели так быстро, что Намджун наблюдал за ним, как за живой анимацией. — Думаю, всё зависит от женщины. — Нет, нет, нет. Главное правило, Куки, — произнёс тренер. — Если ты когда-нибудь найдёшь женщину, которая на целых семь лет старше тебя, или, ну, даже на четыре, которая по-прежнему жаждет твоего члена, она жуткая старушенция, и тебе не стоит верить её намерениям. Говорю по собственному опыту. — Ты не дал бы такого же совета о мужчинах девушке. — Дал бы, чёрт возьми. Тебе восемнадцать. Никто старше двадцати двух не должен хотеть восемнадцатилетних. Это крипово. Люди постарше должны своей жизнью жить. Они не хотят эмоциональной связи с восемнадцатилетними. Не обижайся, но ты всё ещё по большей части ребёнок. Если они хотят тебя, единственное, что может их интересовать, — это твоя невинность или твоё тело. От нервоза неприятные ощущения в желудке Намджуна перешли на горло. Он не мог смотреть ни на одного из них. Чонгук смотрел куда-то поверх голов игроков, его лицо горело красным, он жевал губу. Намджун почувствовал, как нога Юнги снова толкнула его в спину. Тренер начал длинную поучительную историю о свидании с женщиной намного старше его, когда ему было за двадцать, и пальцы Чонгука осторожно обвились вокруг запястья Намджуна, образуя свободный браслет, его ладонь мягко и тепло коснулась его пульса. Тренера Намджун слушал едва ли вполуха. Когда они, наконец, встали поиграть, Нидерланды обыграли их в первом сете. — Бессмыслица какая-то, — пробормотал Чонгук. — Мне очень жаль. Я не сосредоточен. Чонгук секунду смотрел на песок, потом поднял на Намджуна широко раскрытые глаза. — Это… — Он осторожно откашлялся, будто хотел сказать что-то важное, но не знал как, — сейчас Олимпийские игры. Всё остальное не может быть важнее них. Мы можем поговорить обо всём позже. Пожалуйста, сосредоточься. Олимпийские игры. Он слишком уж привык. Чонгук, Чимин, их грёбаная разница в возрасте и тренер должны были подождать. Когда всё это дерьмо, стало важнее волейбола? Они лишь докучают. Ну и что с того, если он никчёмный бойфренд? Он должен был быть, по крайней мере, чертовски хорошим товарищем по команде. Намджун потёр лицо руками. — Как в обратку-то прилетело. Чонгук нервно рассмеялся. — Я не собираюсь нести тебя на себе, старикан. Эти ребята реально хороши. Не так уж и странно, что мы продули сет. Осталось ещё два. Мы победим. — Ага, — сказал Намджун, — и не называй меня так. Они выиграли второй сет с особенно долгой серией передач мяча, взад и вперёд каждые несколько секунд, Чонгук спотыкался по песку, а Намджун старался не бить в сетку. Чонгук встал прямо над Намджуном, когда тот попытался прорваться обратно на позицию: та ещё рискованная, несогласованная, в конечном счёте смущающая путаница, но другая команда не ожидала этого, и это принесло им выигрышное очко. Третий сет они выиграли без проблем, но Намджуна по-прежнему трясло. Вернувшись в отель, когда он прислонился к стене, Чонгук навалился на него, прильнув к его груди и выкрадывая у Намджуна книгу. — Моби Дик? Серьёзно? Скучная до пизды. — Она интересная, неразумный ты качок. Чонгук хихикнул и небрежно швырнул её через всю комнату. — Эй! — Давай поговорим. — Я ценю, что ты решил вести этот разговор не лицом к лицу. Чонгук теребил руку Намджуна. — Разговоры у нас всегда таки себе, когда мы пялимся друг другу в лицо. — «Таки себе». — Не все такие умные, как ты, Джуни. Дай мне проебаться в моей грамматике. Намджун дал им насладиться моментом ещё несколько мгновений: тускнеющий дневной свет отбрасывал тени по комнате, тёплые пальцы Чонгука обхватили его собственные, сам он лицом уткнулся ему в волосы, по-прежнему влажные после душа и пахнущие шампунем Намджуна. — Что тебя беспокоит, Намджун? Что он счёл, что его недостаточно? Что разница в возрасте иногда заставляет его чувствовать себя извращенцем? Что тренер сказал, что он должен уйти в отставку? — Чимин? — ответил он. — А что с ним, — вздохнул Чонгук, — тебя беспокоит, что я с ним общаюсь? Или что я с ним тусуюсь? Это не то, куда стоило свернуть в этом разговоре. Но слишком поздно, чтобы повернуть его обратно. — Ага. — Но почему? Не похоже, чтобы он мог составить конкуренцию кому-то столь зрелому и сексуальному, как ты, верно? Потому что мы слишком молоды, чтобы серьёзно к чему-либо относиться. Намджун глубоко вздохнул, чтобы не попасться на удочку. — В твоём голосе звучит желчь. Знаешь, если ты начнёшь с того, что прямо с порога начнёшь меня отталкивать, то это уменьшит вероятность того, что разговор к чему-то да приведёт. Чонгук неловко потеребил его пальцы. — Прости. Намджун в знак согласия поцеловал его в макушку. — Не в Чимине дело. Не совсем. Я доверяю тебе. Чонгук переплёл их пальцы, проведя большим пальцем по ребру ладони Намджуна. Некоторое время он молчал. — Спасибо, наверное. Но тогда почему это тебя беспокоит? Потому что, когда Чимин был рядом, Намджун был недостаточно хорош. Он был явно недостаточно хорош. Чонгук не прятался бы от Чимина, не имел бы глупых недоразумений с ним, не сидел бы в тишине часами, потому что они не знали бы, о чём говорить. У него комок встал поперёк горла. Чонгук по-прежнему ждал. — Я просто… Почему Чонгук до сих пор с ним? Почему он изначально влюбился в него? Намджун должен был оказаться большим, сильным, закалённым чемпионом Чонгука, парнем, которого он видел по телевизору всю свою жизнь. Он не должен был оказаться человеком, которого никто никогда не любил, стариком, не уверенным в своей значимости, как только юный, красивый бывший Чонгука появлялся рядом. Его образ в глазах Чонгука уже начал разрушаться. Что будет, когда ничего от него не останется? Он может потерять Чонгука. Он действительно мог потерять его. Он сжал пальцы Чонгука. — Намджун, — вздохнул Чонгук. Голос у него звучал устало. Он должен что-то сказать. Он просто должен хоть что-то сказать. Чонгук неловко откинул голову на плечо Намджуна и посмотрел ему в лицо. — Что я делаю не так? Тренер прав насчёт проблемы с возрастом? Достаточно ли меня для тебя? — Детка, ты само совершенство. — Он коснулся губами губ Чонгука, и они сладко и настойчиво впились в его губы, мягкие и сухие. Он чувствовал себя слишком усталым, слишком неуверенным. Даже если бы разговор у них сейчас состоялся, он не знал бы, что сказать. То, что ему нравилось в Чонгуке, было именно тем, что нравится ему не должно, по словам тренера: то, как и что он говорил, то, как вёл себя, его маленькие привычки, которые делали его таким охеренно милым всё время, то, как он подавал себя. В тоже время, может быть, именно то, что ему было восемнадцать, делало его таким обаятельным. У Намджуна никогда не было отношений с ровесниками. Чонгук мог быть пугающе ребячливым, эгоистичным и плохо реагировать на аргументы в спорах. Неужели он мирился с этим, потому что секс был охуенно потрясающим? И Чонгуку стоит поискать кого-то столь же молодого и взбалмошного, как он сам. Единственное, что давал ему Намджун, — это утоление своей одержимости и действительно хороший секс. Только и всего. У Намджуна перехватило дыхание. Если только и всего, если этим подытожить разговор, если он действительно был слишком стар для этого прекрасного молодого вундеркинда в его руках, он не знал, сможет ли направить свои мысли в нужное русло в остальной части игр. — Мы не собираемся обсуждать это сейчас. Мы собираемся пройти игры, а потом, когда у нас будет время и не будет отвлекающих факторов, мы разберёмся в этом. Чонгук нетерпеливо заёрзал. — Это будет только через неделю. — Мы должны отложить это, Чонгук. В приоритете игры. Он надул губы. — Но это дерьмо действительно меня парит. Ты снова уходишь от разговора, лишь бы ответственность не трогать. — Так и есть. — Мне страшно. — Мы разберёмся с этим позже. Чонгук вздохнул. — Ладно. Волейбол. Я на Олимпиаде. Я не могу проебать твою карьеру. Всё личное дерьмо может подождать. Намджун улыбнулся ему в висок и пробрался рукой под футболку. Чонгук тут же выпрямился, откинув голову на плечо Намджуна и прижавшись грудью к его руке. — Иди ты, — пробормотал он, но с улыбкой. — Я не могу злиться на тебя, когда ты прикасаешься ко мне. — Не сердись на меня, — пробормотал Намджун и схватил смазку, что было отвратительно — запихивать проблему подальше. Что-то в его мозгу кричало ему остановиться и всё исправить, но своя же холодная рассудительность, та часть его самого, которая поддерживала его в здравом уме все эти годы, держала на вершине, кормила и радовала, говорила ему запихнуть её подальше. Его игра требовала сосредоточенного ума. Ничто другое не могло стоять в приоритете. В одни ночи он заставлял Чонгука попотеть, отказывался идти навстречу, пока Чонгук не сводил его с ума. В иные ночи он ложился на спину и позволял Чонгуку взять инициативу на себя и удовлетворить их обоих самому, просто чтобы посмотреть, до какой грани возбуждения Чонгук сможет дойти, прежде чем Намджун возьмёт всё в свои руки. Порой он дразнил Чонгука до тех пор, пока тот не начинал рыдать и материться, извиваясь и дёргая его за волосы. Но бывали ночи, когда Намджун с самого начала разбирал его на части, заключал в объятия и заставлял задыхаться и обмякать под своим ртом, неистово работая пальцами внутри него, над его членом, лаская всю его спину, кружа вокруг бёдер, расхваливая его, уткнувшись ему в кожу. Он не мог себе представить сейчас что ему делать, кроме этого, пока Чонгук полностью обмяк, тихо вздыхая при каждом прикосновении к его груди. — Крольчонок, — пробормотал он, и румянец на щеках Чонгука стал ещё ярче, губы приоткрылись, брови нахмурились. Он слегка приподнял бёдра и стянул с себя спортивные штаны. — Детка, — сказал Намджун с глубокой нежностью. Чонгук слегка распахнул свои полуприкрытые, подёрнутые поволокой глаза, когда лицо было в нескольких сантиметрах от него. Он слегка ухмыльнулся. — Папочка. Рука Намджуна замерла на основании члена Чонгука, но парень уже напрягся под его прикосновением, закрыв глаза. Может быть, где-то в глубине души Намджуну это действительно нравилось. Заставляя его член пульсировать, заставляя резко втягивать воздух, но его грудь сжалась. Если бы с ним был какой-нибудь другой мальчик, юный, симпатичный любитель подразнить с красивой задницей и мягким голосом, кто-то вроде Чимина, возможно, ему бы это очень понравилось. Но это был Чонгук, ангельский, сильный и такой, такой пугливый. Не этим он хотел для него быть. — Пожалуйста, перестань. — Ты не хочешь, чтобы я называл тебя папочкой? — Нет. — Разве это не подходит? — Я чертовски надеюсь, что нет, — сказал Намджун, снова прижимаясь губами к губам Чонгука, легко скользя рукой по его члену и чувствуя, как Чонгук содрогается от этого первого медленного скольжения. — Даже когда ты… Господи. Джуни. Даже когда ты меня балуешь вот так? Намджун слегка прикусил губу. — Я твой парень, а не папочка. Я делаю это потому, что мне так хочется, а не потому, что мы решили, что должны друг другу. Нам обоим иногда нужно сосредоточиться на одном тебе. Чонгук хихикнул. — Я ничего не понимаю. Почему? Потому что в противном случае Чонгук мог бы почувствовать, что Намджун с ним только ради себя самого, удерживая Чонгука рядом лишь ради доступного секса в обмен на его внимание. Ему надо было обмолвиться, что думает сердцем, а не только членом. — Это связано с разговором, которого у нас нет. Чонгук замурлыкал, мягко выгибаясь, когда Намджун провёл пальцем вниз по направлению к его входу. — Я пожалуюсь позже. — Шикарная идея. — Я слышал, что мешать споры с сексом — нездоровая привычка в отношениях, — вздохнул Чонгук. — Я тоже это слышал. — Он протолкнул внутрь. Они не с особой-то лёгкостью штурмовали лигу. В конце концов, это была Олимпиада. Бразилия доставила им проблем, выиграв матч в третьем сете, идя нос к носу, но для Олимпиады они проскочили. А Намджун почти ничего не запомнил, усиленно сосредотачиваясь на уступившей место тяжёлой тишине повисшего напряжения в гостиничном номере после вечерней тренировки. Намджун провёл пару вечеров на трибунах с Юнги, наблюдая за гонками прямо с передних сидений, где они могли улыбаться и махать, когда камера находила их. Чонгук перестал приходить после первого же вечера, когда какой-то бразильский репортёришка поймал их в ловушку в узком коридоре и спросил, как они переварят вину за то, что обманом лишат бразильцев золотой медали на родине, если они выиграют. Намджун не мог понять, что кричали люди на трибунах по-португальски, но по тому, как напрягалась челюсть Чонгука, когда он подавал, по тому, как он больше не визжал и не заводил толпу, он понял, что враждебность росла по мере того, как становилось всё очевиднее и очевиднее, что Чонгук заслуживает здесь находиться также, как заслуживал Юнги. — Какое-то время я думал, что мы им нравимся, — криво усмехнулся Чонгук. — Мы нравимся Америке, — сказал Намджун. — ты видел, как плакала та женщина, когда ты вчера подписал ей футболку? Чонгук счастливо улыбнулся, так что Намджуну, конечно же, пришлось всё испортить. — Дело не в том, что мы им понравились. Дело в том, что они не воспринимали нас всерьёз как угрозу. Они думали, что мы были помехой для американской команды, и им не нравится, что мы доказываем им, что они ошибаются. Голова Чонгука слегка опустилась. Намджун неловко похлопал его по плечу и направился в душ. Чонгук, должно быть, сделал пост в Instagram, пока он был там, потому что, когда он вышёл, тот свернулся вокруг своего телефона, улыбаясь так мило, застенчиво, как делал, когда его эго ласкали вдоль шёрстки. — Ты станешь ещё более знаменитым, чем я. — Что? — Неважно. — Он нашёл свои классные джинсы под грудой грязных тряпок, понюхал их и натянул. — Ты куда-то собрался? Намджун поднял голову. — Вся пляжная команда собирается сегодня вечером посмотреть, как женская сборная США играет в волейбол, помнишь? Разве ты не идёшь? Чонгук надулся. — Разве мы не останемся здесь на ночь? Только вдвоём? — Мы только что заняли второе место в лиге. Я бы подумал, что мы пойдём в бар, если бы не это. Чонгук взглянул на свой телефон снова, сильнее нахмурившись. Намджун медленно натянул футболку, ожидая, когда парнишка заговорит. — Сегодня вечером будет большой финал по фехтованию, — сказал Чонгук, и в его напряжённом тоне прозвучала язвительность. — Я иду туда. — А-а, — деликатно протянул Намджун. — Ну что ж, развлекайся. Поболей за сборную США за меня. И, возможно, за Гонконг. Чонгук хмурился и игнорировал его, всё время пока переодевался, и Намджун ушёл, озадаченный, а тот до сих пор сидел на кровати с телефоном в руке. Наблюдать за игрой в волейбол было одновременно и очень весело, и убого: весело из-за того, что Юнги кричал слева от него, убого из-за того, что ребёнок-сокомандник скулил справа, и ещё раз убого из-за того, что тренер пропустил стопарик перед выходом. Поздно вечером во время перерыва он вспомнил, что нужно открыть Instagram, запрятанный на второй странице экрана приложений — там, где Чонгук не узнает, что он его скачал, и увидел две новые фотографии. На одной был Намджун в гостиничном номере, поправляющий причёску, но десять минут назад Чонгук опубликовал селфи с Джексоном, золотым призёром сегодняшних соревнований по фехтованию, и бронзовым призёром Чимином. Джексон занял весь кадр, вытянув медаль близко к камере, закрывая половину своего лица. На заднем плане макушки Чимина и Чонгука прижались друг к дружке, улыбка Чимина заставляла его лицо сиять, сам опираясь на парнишку с самой большой, самой сладенькой улыбкой, которую Намджун когда-либо видел на лице Чонгука. Он поджал губы и протянул его Юнги. — Они мило смотрятся вместе, — сказал Юнги. — Ага, — сказал Намджун, и голос его сорвался на полушёпот. — Невежливо с его стороны, — сказал Юнги. — Он знает, что ты это видишь? — Я имею в виду, что оно есть в интернете. Я могу увидеть. — Но он не знает, что у тебя есть Instagram. Хитрюшка. Намджун в защиту расправил плечи. — Я не шпионю. Если бы он знал, что я завёл Instagram только для того, чтобы подписаться на его аккаунт, он бы меня дразнил. — Иногда я думаю, что тебе было бы легче, если бы ты выказывал больше привязанности. — Или это может его отпугнуть. Я беспокоюсь, что он со мной только из-за острых ощущений, из-за сложившейся у него картинки, пока он фанател от меня. Ты же знаешь, что они говорят обо мне, холодном, самоуверенном, умном мудаке. Если я буду выглядеть сиротливым прилипалой, то потеряю изюминку. Юнги резко выдохнул через нос и уставился на фотографию. — Это кажется немного подлым. Ты так не думаешь? Он слишком беспечен. Что значило смену темы, вместо того чтобы отрицать её. Юнги порой понимал Чонгука лучше, чем Намджун. Он бы сказал Намджуну, если бы знал, что Чонгук был с ним только из-за этого. — Похоже, он делает это нарочно, — пробормотал Намджун. Юнги покачал головой. — Мы говорим о Чонгуке. Я просто не думаю, что он понимает, что делает. Он молод и глуп. — Он также зол на меня за то, как я обошёлся с Чимином, и беспокоится о наших отношениях, но я не позволяю нам говорить об этом, пока игры не закончатся. Юнги с минуту молча смотрел на него. — Знаешь, умно. Вы двое играете очень хорошо. Не порть это всё. Но при любых других обстоятельствах это был бы хреновый ход. Намджун кивнул. Игра возобновилась, и Юнги снова начал кричать. Намджун тихо сидел на скамейке с телефоном в руке. Он знал Чонгука сколько месяцев? Пять? Почти ничего. Этого было недостаточно. Тем не менее, он знал, что у Чонгука была мелочная жилка, например, когда он настаивал на том, чтобы Намджун проиграл с ним в Smash, когда тот был в плохом настроении, просто чтобы поднять себе самооценку, унижая его до чёртиков. Он потирал синяки на бёдрах на людях, когда Намджун мог его видеть, если думал, что Намджун не обращает на него достаточно внимания. По вечерам, после того как тренер и Намджун ополчались против него, он устраивал демонстративный бойкот: готовил ужин только для себя и проводил всю ночь в Интернете, не обменявшись даже взглядом. Обычно Намджун мог просто усмехнуться и проигнорировать это. Как далеко он зайдёт, если его действительно что-то беспокоит? Следующим постом на его странице было селфи в гостиничном номере после матча, Чонгук был потным и выставил знак мира в камеру, Намджун лежал на соседней кровати на заднем плане с наушниками в ушах, только наполовину развернувшись к камере с отчуждённым выражением. Он выглядел таким гордым собой. Какой счастливый фанат: играл в команде Намджуна, делал селфи в его гостиничном номере, спал ночью в его постели. Иногда Чонгук по-прежнему выглядел по уши очарованным, когда Намджун заговаривал, будто вот-вот начнёт пускать слюни. А порой по-прежнему выглядел испуганным, когда Намджун окликал его на тренировке. Намджун тоже начал бояться, и дело было уже не в том, что его могли бы застукать. — Мы ведь не проиграем нашу первую игру в настоящем турнире, верно? — спросил Чонгук, схватив Намджуна за плечи и слегка встряхнув. Намджун поднял бровь. — Мы выиграли первый сет, набрав десять очков. Мы проиграли этот сет на два очка. Успокойся. — Ты тотально промахнулся. — Был херовый сет. Успокойся. Тебе даже не нужно сальто ради такого. Всё путём. Чонгук упёр руки в бока и глубоко вздохнул. — Мы разгромили эту команду во время игры в лиге! Что происходит? — Плохой сет, — медленно произнёс Намджун, чувствуя, как живот от нервов сжимался. — Только и всего. Серьёзно, перестань психовать. Чонгук пристально посмотрел на него сверху вниз, а затем Намджун увидел, как его перещёлкнуло, когда его лицо прояснилось. — Да, хорошо. Давай просто выиграем эту штуку. В начале сета один из отчаянных ударов Намджуна кончиками пальцев отлетел на другую сторону площадки, за линию, и Чонгук взвизгнул, нырнул под сетку и отбил обратно ему. Намджун выполнил атакующий прямо в пустой песок. Ах, прекрасные преимущества правил пляжного волейбола. Если бы он напортачил с попаданием на сантиметров пятнадцать правее, они бы потеряли очко. Другая команда оспорила следующее очко и проиграла, что было очевидно. Намджун видел их на границе с другой стороны сетки. Они выпали в осадок от обиды и так и не пришли в себя. — И вот, что происходит, когда вы позволяете своим эмоциям омрачать ваш игровой процесс, — сказал тренер после того, как они выиграли сет с одиннадцатью очками. Команда противника схватила свои вещи и потопала прочь после самых неискренних рукопожатий, которые Намджун испытывал за последние пару лет. — Как ты это делаешь? — спросил Намджун у Чонгука в раздевалке. — Ты распсиховался, а потом полностью взял себя в руки. Я бы убил за возможность так собираться. Чонгук хихикнул. — Я просто сказал «Нахуй всё» и играл так, будто мне было всё равно, продую я или нет. Ну знаешь, просто чисто повеселиться. — А, решение молодого человека «Нахуй всё». Это твоя личная философия? — Нет, но она твоя. Вот как ты поступаешь со мной, верно? — огрызнулся Чонгук. Намджун усмехнулся. — Горячие новости, молодой пацан занимает место Вашего пожизненного партнёра и угрожает разрушить Вашу карьеру: нахуй всё. В груди у Намджуна неприятно кольнуло. — Переиначиваешь, не в этом ключе это звучало. — Горячие новости, молодой пацан обещает отпустить Вас, чтобы не разрушить Вашу карьеру, но у вас по-прежнему на него стоит: нахуй всё. Намджун бросил спортивную сумку на пол и закрыл лицо руками. — Горячие новости, молодой пацан задаёт Вам несколько неловких вопросов о Ваших чувствах, но Вы не хотите отвечать: нахуй всё. — Прекрати, — сказал он и съежился от того, как жалобно дрогнул его голос. Чонгук молчал. Намджун наконец поднял на него глаза и увидел, что он стоит неподвижно у шкафчиков, нервно прижав руки к груди и озабоченно сдвинув брови. — Прости, — пробормотал он. Он выглядел почти испуганным. — Я не должен был… прости. Намджун протянул руку, просто желая, чтобы Чонгук подошёл достаточно близко, чтобы он мог обхватить его бёдра и прижаться к его животику, но Чонгук упал на колени на пол, всем телом бросаясь в объятия Намджуна. — Я люблю… — запнулся Чонгук и сделал паузу, достаточную для того, чтобы кровь Намджуна вспыхнула горячей надеждой, — твои объятия. Чонгук отстранился, глаза бегали, лицо пылало красным. В гостиничном номере он положил открытый компьютер себе на колени и растянулся на кровати, фактически сгоняя Намджуна в другой конец комнаты. — Я собираюсь погуглить нас. — Нет, не надо. Это ужасная идея. — Но Чи—эм, Джексон сказал мне, что кто-то превратил тебя в мем. Намджун фыркнул. — Как раз то, что мне было нужно. Клавиши компьютера Чонгука клацали несколько секунд. — Неважно. Ты не мем. Кто-то только что сравнил тебя с мемом Майкла Фелпса, который разошёлся. Когда, во имя всего на земле, это ты успел состроить такое лицо? Намджун встал. Кто-то увеличил изображение на фоне волейбольного матча, где он сидел, уставившись на свой телефон, выглядя абсолютно несчастным, в то время как Юнги, сидевший рядом с ним, вскочил со своего места, крича и размахивая тростью в воздухе. — О, это классная картинка. — На что ты смотрел? Намджун поколебался, затем вытащил свой телефон, открыл Instagram и показал Чонгуку его фотографию в Instagram. Наверное, это плохая идея. Нет нужды снова заводить этот спор, но он хотел напомнить об этом Чонгуку. Он слышал, как Чонгук сглотнул. — У тебя есть Instagram? Ради моего аккаунта? — Да? — Он уставился на лицо Чонгука в ответ и с удивлением узрел, что тот улыбается. — Спасибо. — Он растерянно потёр шею. — Это действительно мило. Я не думал, что тебе это интересно. Намджун не смог сдержать улыбки, и Чонгук утянул его на кровать и поцеловал в кончик носа. Намджун взвизгнул. Чонгук хихикнул и приткнулся ближе, положив голову под подбородок. — Прости за фотографию. Не думал, что ты её увидишь. Джексон притянул нас друг к другу, и вышла такая хорошая фотография. Я должен был её запостить. Они были так взволнованы. Он уставился на фотографию на экране Намджуна. — Она выглядит намного лучше без всех трещин, которые есть на моём телефоне. Намджун притянул его ближе. — Эй, крольчон. Чонгук издал звук: нечто среднее между стоном и хихиканьем, и придвинулся ближе, прижавшись бёдрами к ноге Намджуна. — Да? — Я знаю, что мы на Олимпиаде, и это, возможно, не такая уж хорошая идея, но я заметил, что большая часть твоих синяков исчезла. Ты хочешь, чтобы я это исправил? — Мм, чёрт возьми, да. Намджун поставил ноут Чонгука на пол и скатился с кровати. Чонгук стянул с себя футболку, и Намджун прошёлся вниз по его груди, нежно покусывая, затем под пояс штанов и поверх трусов. Чонгук позволил ему стянуть с себя штаны и заскулил, когда Намджун вцепился ему в бедро изнутри и стал сильно сосать. — Ты слышал, — сказал Чонгук хриплым голосом, — теории фанатов? — Что именно? — спросил Намджун, отстраняясь и затем возвращаясь, чтобы мягко укусить. Чонгук весь состоял из твёрдых мускулов, но Намджун знал, куда смотреть, где найти самый пухленький слой мягкости, который он мог бы зацепить зубами и прихватить. Чонгук сломлено застонал, пока красные отметины расцветали по его коже, быстро темнея. — Некоторые люди в интернете говорят… ах! Намджун усердно посасывал укус, ласково потирая ладонью перед трусов Чонгука, чтобы заставить его растаять, словно обласканную кошку. Чонгук набух под его прикосновением, бёдра согнулись. — Что они говорят, крольчонок? — Ебать. Намджун фыркнул. — Сомневаюсь в этом. — Назови меня так ещё раз, пожалуйста. — Назвать тебя «крольчонком»? — Он сел прямо и стянул с себя рубашку, забираясь на грудь Чонгука, чтобы тяжело опуститься на него сверху, прижимая свой член к члену Чонгука. — Моим малышом-крольчонком? С твоими огромными карими глазами и красивыми губами? Всеми этими зубками? Чонгук дёрнулся под его весом, пытаясь сокрушённо потереться снизу-вверх своими быстрыми рывками. — Ты довольно прыгучий. — Знаешь, что самое милое? — спросил Чонгук. — Что? — Твой нос. Намджун поднял брови. — Эти блядские ямочки. Он не смог сдержать улыбки и уткнулся лицом в грудь Чонгука, чтобы скрыть их. — Как неловко ты иногда себя ведешь. Ты такой очаровательный, Намджун. Ты такой… ты море всего, — мягким голосом сказал Чонгук. Намджун поднял голову и увидел его сладкую, зубастую улыбку с закрытыми глазами. Намджун прижал большой палец к синяку на бедре и лицезрел, как тот исказился в судорожном вздохе. Он вернулся к работе. Он заставил Чонгука рыдать, так медленно его балуя в течение следующего часа, а затем, наконец, позволил ему кончить, покачиваясь на его двух пальцах и со ртом Намджуна вокруг своего члена. — Прыгучий кролик, — пробормотал он, прижимаясь к помеченному бедру Чонгука, и застонал. Через несколько минут он заглотнул член Намджуна, обхватив бёдрами ногу парня, вжимая в новые синяки, и тихо стонал, покачиваясь на члене Намджуна. — Мне это нравится, — сказал Намджун, когда Чонгук выпил целый стакан воды и свернулся калачиком на нём. — Мне это очень нравится. — Я так и не сказал, что люди говорят в интернете. — Что они говорят? — Твои фанаточки думают, что вы с Юнги встречаетесь. Намджун громко фыркнул. — Они говорят это каждый грёбаный год. Из-за этого наши отношения стали немного странными после первой Олимпиады, потому что я до сих пор был несовершеннолетним, и он чувствовал будто на него набросились. Понятное дело. — Но ведь он тоже был несовершеннолетним? — спросил Чонгук, возможно, немного защищаясь. — Ну, на самом деле мы узнали об этом только через год, так что мне к тому времени было семнадцать, а ему восемнадцать. — Как же ты не знал? — Тогда интернет был совсем не таким, как сейчас. У нас ещё даже не было YouTube. Возможно, пришло по электронной почте. Не помню. С минуту Чонгук лежал неподвижно и молчал. Ничего необычного, просто уютно обнимались, пока Чонгук внезапно не сел, стряхнув руку Намджуна и схватив его телефон. — Чонгук? — Теперь я начинаю бояться расставания. Погоди. — Он открыл Instagram и со вздохом рухнул обратно на грудь Намджуна. — У меня небольшая зависимость. Прости. — Я не понимаю. — Ты никогда не понимаешь. — Чего? — Ничего. Ты не хочешь говорить об этом. — Мы на грёбаной Олимпиаде, Чонгук. Можем мы выиграть ебучие медали, а затем поработать над нашим эмоциональным дерьмом? Пожалуйста? Что случилось с нежеланием стоить мне золота, а? Чонгук напрягся напротив него. Прошло ещё несколько секунд, пока он сжимал Намджуна. Его телефон погас, потому что он перестал листать. Ответа нет. У Намджуна свело живот. Ему было всё равно. Его больше ни хера не волновала карьера Намджуна. Намджун был проржавевшим старичком на пути к отставке, нежеланным и неинтересным после того, как пройдёшь этап медалей. Всё это время он был только фанатом, а теперь он знал, кто такой Намджун на самом деле, и ему было всё равно. — Прости, — пробормотал Чонгук высоким, почти надломленным голосом. — Ты прав. Прости. Я просто очень хочу… я не могу разобраться в этом сам. Это действительно беспокоит меня. Я встревожен, зол и напуган. Намджун глубоко вздохнул. Не нужно паниковать. — Неделя. У нас максимум неделя. Потом мы разберёмся с этим, хорошо? — У нас ведь завтра выходной, верно? — спросил Чонгук. — Два дня. Затем четвертьфинал. — Может, тогда и разберёмся? — Нет. А что, если всё пойдёт плохо? — Всё пойдёт плохо? — Я этого не говорил, Чонгук. Я не думаю, что всё будет плохо, — солгал он, — это не стоит риска, независимо от того, насколько низка вероятность. Мы собираемся взять два выходных дня, чтобы разобраться в нашей стратегии для финала и оставаться готовыми. — Круто. Давай посмотрим ещё что-нибудь, — сказал Чонгук, печально уткнувшись лицом Намджуну в грудь. В свой выходной день они вернулись на площадку для пляжного волейбола после тренировки изучать других игроков. Они сбились в кучу с тренером и обсуждали стратегию на трибунах в течение пяти из восьми матчей, а затем направились на гимнастическую арену. Юнги присоединился к ним. — Фанатки снова взялись за дело, Юнги. — Ах, но теперь наша история — это трагедия, любовь моя. Мы только подкармливали огонь. — Давай сядь ко мне на колени или типа того, чтобы нам дать им о чём поразглагольствовать. Юнги уселся задницей прямо на ноги Намджуна и вытянулся на ужасно неудобных пластиковых сиденьях, положив ноги поперёк Чонгука. Намджун вздрогнул, не зная, куда девать руки. — Вот вам, фанаточки, — сказал Юнги. — Налетайте. Уверяю, что до сих пор востребован. — Вообще-то я не ожидал, что ты согласишься на это. Я собираюсь повеселиться, читая панические твиты после этого, — сказал Намджун и обнял его за талию. — Ты очень похудел. — Вот что бывает, когда не можешь тренироваться. Намджун провёл ладонью по его рёбрам. — Продолжай меня гладить. Приятненько. — Ты что, пьян? Не превращай это в стрёмную херню. — Он всё равно продолжал гладить, и Юнги свернулся калачиком, уткнувшись лицом в шею Намджуна. Они долго и странно прижимались друг к другу, пока Намджун баюкал его и осматривал толпу в поисках камер. Юнги никогда не любил обниматься, и он не мог удержаться от улыбки и крепче обнял его. Чонгук откашлялся и снял ноги Юнги со своих колен. — Я, эм, — Он встал. — Я скоро вернусь, вероятно. — Намджун уловил выражение обиды на его лице, прежде чем тот, ссутулив плечи, ушёл. — Надеюсь, он не забудет наше сегодняшнее интервью с NBC вечером, — сказал Намджун. — Разве вы не едете вместе? — Ты его только что видел? Он не вернётся. Он такой драматичный. — Что его так разозлило? — Я и ты, так или иначе. Я ничего не понимаю. Он всё время крутится вокруг Чимина. Чонгук всё же помнил про интервью. Он приехал на такси, опоздав всего на десять минут. Они были одеты почти так же, как и раньше: Чонгук в мерч Stussy и Намджун в рубашку на пуговицах и тёмно-серые джинсы, словно горячий папочка и его сыночек-подросток. — Посмотри на твиты, — сказал он, и пролистал фотографии его с Юнги, фанаточки орали капсом. — Их очень много. Некоторые из них указывали на Чонгука, каким до неловкости третьим колесом он выглядел на фотографии, с прописанным на лице дискомфортом. «Чонгук знает!» — гласила подпись. Кто-то там ещё думал, что Чонгук ревнует, потому что втайне влюблён в Намджуна. Чонгук быстро пролистал мимо, но Намджун уловил суть. Другой пост возмущённо кричал о том, как люди сексуализируют отношения Чонгука и Намджуна, и как насколько жутко. — Опаньки, — сказал Намджун. Чонгук закрыл телефон и выдохнул через нос. — Хотел бы я поцеловать тебя прямо сейчас, — сказал Намджун. — Ты всегда так хорошо выглядишь в макияже. Чонгук немного оттаял и наконец посмотрел Намджуну в глаза. Намджун легонько подтолкнул его под подбородок. — Пошли, взорвём это интервью. Намджун всегда ценил, когда к нему относились как к топовой знаменитости. Боб Костас с NBC всегда был очень хорош в этом, подчёркивая их достижения и обожание толпы. Большую часть разговора вёл Намджун, используя весь свой внушительный словарный запас. Чонгук сидел рядом с ним очень тихо и почтительно, но всякий раз, когда Боб втягивал его в разговор, он держал себя в руках, будучи обаятельным и милым, но настойчивым и красноречивым. Намджун почувствовал такую гордость. Всё закончилось быстро. — Теперь домой? — спросил Чонгук в раздевалке, мягко сжимая пальцами локоть Намджуна. — Мы с Юнги собирались пойти куда-нибудь с Гиббом и Паттерсоном. Сегодня они проиграли, ты же знаешь. Тебе тоже стоит пойти. До меня дошли слухи, что они хотят свести тебя с Паттерсоном, как только мы с Гиббом уйдём в отставку. — Это тот самый ирокез, верно? Я охуеть как ненавижу его. Какого хрена они говорят о твоей отставке? — Пальцы Чонгука почти болезненно сжались на его локте. — Никогда не знаешь наверняка, — сказал Намджун. — Тренер всё время повторяет… Я не знаю. Не бери в голову. Ты прекрасно справишься, несмотря ни на что. Чонгук нахмурился, затем вытащил свой телефон снова. Они добрались до машины прежде, чем Чонгук обернулся. — Я встречаюсь с друзьями. Я вернусь к 23:00. — Как насчёт 21:00, — предложил Намджун. — То, что у нас завтра нет матча, вовсе не означает, что ты должен нарушать свой график сна. — 21:00? Клубы открываются в 21: 00! Я вернусь к 23:00, папуля. Мне не нужно спать по десять часов в сутки. Отъебись. — Это было ебучее предложение, Чонгук, а не приказ. Я занимаюсь этим уже двенадцать лет, так что не понимаю, почему бы тебе не последовать этому совету. Я был в твоём возрасте и тоже когда-то глуп, как пень, и я натворил ошибок. — Хуй с тобой, — сказал Чонгук. — Я вернусь к десяти часам. Похер. Я наконец-то нашёл друзей, но кого это волнует. Я вернусь в твою сонную, угрюмую компанию, когда ты захочешь. — Чонгук, какого хрена? Чонгук ушёл. Гибб и Паттерсон за ужином, понятное дело, камнем застыли. Намджун и Юнги ничем не могли помочь, так как никогда не были ниже бронзовых медалей на крупных турнирах, поэтому позволили остальным сделать всю работу и уставились на невероятную горную панораму внизу, где лунный свет блестел на океане. — Мне здесь нравится, — сказал Юнги. — На самом деле, у меня до сего мгновения была замечательная неделя. Я прекрасно провожу время с тех пор, как приехал сюда с вами двумя. Это просто беспрерывный отпуск, даже с этой дурацкой ногой. — Неужели? Я боялся, что тебе не понравится быть здесь и не иметь возможности играть. — Я тоже так думал. Но приятно просто посмотреть, понимаешь? Я не нервничаю. Я скучаю по игре, конечно же, но так освежающе не быть в гуще событий. Может быть, мне стоит пойти и сказать об этом Паттерсону, поскольку он, кажется, немного расстроен уходом в отставку. На самом деле это прекрасно. Может быть, я скоро буду тренировать здесь команду. — Может быть, ты сможешь тренировать команду Чонгука, когда ему придёт пора заменить меня. Юнги закудахтал. — Сам им занимайся. Однако представь же себе. Ещё один новый член нашей семьи, который должен будет свыкнуться с этим сумасшествием. Кстати говоря, Тэхён и Хосок приедут завтра поздно вечером, чтобы посмотреть ваши последние три матча. — Чёрт возьми, это так самонадеянно. Откуда они знали, когда покупали билеты на самолёт, что мы не подорвёмся в первом же раунде? — Они очень верят в вас двоих. Как и я. Мы с тобой были лучшими игроками на поле в течение десяти лет. А Чонгук, возможно, будет даже лучше. Юнги ушёл бахнуть шотов с Гиббом и Паттерсоном, а Намджун откинулся на спинку кресла и уставился в окно, желая, чтобы Чонгук здесь был, чтобы увидеть эту великолепную панораму Рио. Намджун чувствовал себя усталым до мозга костей, болезненно старым в свои двадцать восемь лет, старым в том смысле, что привык ощущать себя таковым за последние несколько месяцев, пока Чонгук бегал кругами вокруг него, делая обратные сальто по всему корту, тёрся до второго оргазма о ногу Намджуна, когда тот слишком уставал, чтобы продолжать. Всё было так замечательно до Рио, так спокойно, все те обнимашки и улыбки, и Намджун не был так счастлив с первых лет на корте, когда популярность ещё заставляла кровь бурлить, а медали ещё ошеломляли. Возможно, он скоро действительно станет обузой для Чонгука. Возможно, уже стал. — Я думаю, что уйду раньше, чем рассчитываю, — сказал Намджун. — Даже не знаю. Может быть, скоро. Поживём-увидим. — Ты? Уйдёшь в отставку? Что увидим-то? К горлу Намджуна подступил комок. — Захочет ли Чонгук, чтобы я остался рядом после этого. Я думаю, что если он меня бросит, я уйду в отставку. — Намджун, — выдохнул Юнги. — Он самый лучший на свете. Я действительно так думаю. Он игрок формата золотых медалей, без сомнения. Если мы выиграем серебро, это будет моя вина. Я иду под откос. Я не хочу продолжать сдерживать его. Я уйду в отставку. Если мы выиграем серебро, я уйду в отставку. С тех пор как ты ушёл из игры, я чувствую себя не в своей тарелке. Юнги выглядел слишком пьяным, чтобы справиться с этим, но он попытался. — Не делай этого с Чонгуком. Не он ли так боялся закончить твою карьеру? — Не знаю, будет ли ему не всё равно, когда я уйду в отставку. Мы уже давно миновали ту точку, когда он одержимо вкладывался в мою карьеру. Я не знаю, осталось ли для него хоть толика заинтересованности в этих отношениях. Он кажется таким далёким. Я не знаю, захочет ли он меня после этого. Я не думаю, что смогу продолжать играть, если он меня бросит. Это было бы слишком сильным ударом, понимаешь? — Намджун, пожалуйста, перестань так сильно сомневаться. Вы оба действительно заботитесь друг о друге. — Так ли это? — А разве нет? Намджун подумал о Чимине. Он знал, что будет раздавлен, если Чонгук поймёт, что у него есть варианты получше в запасе. Он не был так уж уверен, что Чонгук не оставит его. — Я забочусь о нём. Я думаю, он всё ещё заботится обо мне. Я действительно хочу, чтобы это продолжалось. Надеюсь, что продолжится. — Никогда не думал, что увижу тебя таким переживающим из-за кого-то, мистер бездушие, — пробормотал Юнги, — особенно из-за какого-то мальчишки с глазами лани. Он — нечто особенное. Держись за него. [Предупреждения Вступают В Силу Здесь. Перейдите К Следующей Главе, Если Вам Это Нужно.] _ Он вернулся домой в 21:00, прямо перед сном. Чонгука не было. Он плюхнулся на кровать, не переодевшись, не смыв грим для интервью и даже не сняв обувь, и открыл Instagram. Никаких новых постов от Чонгука. Никаких новых сообщений. Довольно много писем, но он привык их игнорировать. Он потратил почти час, листая Instagram Чонгука, умирая от желания, чтобы тот вернулся. Прямо на краю сна, где мысль уводила в то странное место, где всё кажется сюрреалистически менее невозможным, он получил сообщение, видео с неизвестного номера. Он сонно открыл его, всё ещё пребывая в полудрёме. Чонгук. Чонгук танцует в клубе, голова Чимина запрокинута на его плечо, ухмыляющийся рот Чонгука у его уха, широко раскрытые губы Чимина, его рука на шее Чонгука, а руки Чонгука низко лежали на бёдрах паренька, соединяя их вместе в районе талии, трётся так, будто хочет забрать его домой. Намджун всё больше и больше приходил к осознанию, душевная боль сдавливала горло. Он сел прямо, комната закружилась. Нельзя было усомниться в том, что Чонгук крепко держал Чимина за талию, а в его движениях чувствовалась решимость. Видео продолжалось. Рука Чонгука скользнула под рубашку Чимина на животе, и Намджун увидел проблеск кожи, сверкающей в свете ночного клуба. Неизвестный номер также прислал ему адрес клуба и слова: «Приезжай за ним.» На полпути к клубу Намджун задумался, какого хрена он тут делает. Что именно он должен был сказать? Он доверял Чонгуку, не так ли? Это немного переходило границы, но, возможно, Чонгук этого не понимал. Он просто войдёт, скажет, что уже слишком поздно, и отвезёт его домой. Об ограничениях они поговорят позже. Рациональность не умаляла того, как боль медленно перерастала в гнев. Он знал, что у Намджуна с этим проблемы. А может быть, он был зол, но открыто флиртовать со своим бывшим? Джексон Ван ждал его снаружи. — Ах ты. Конечно. — Я тебя проведу. Пойдём. — Ты меня проведёшь? — Намджун слабо усмехнулся. Вышибала махнул ему рукой, приподняв брови. Он был Ким Намджуном. Прошло целых восемь лет с тех пор, как ему приходилось стоять в очереди в клубе. Чонгук и Чимин всё ещё стояли вместе впритык посреди танцпола, глядя глаза в глаза из-под полуприкрытых век, медленно и грязно потираясь. Руки Чонгука были на его заднице. Они так хорошо смотрелись вместе, так естественно и уютно, так сексуально, так счастливо, что Намджун чуть было не повернулся и не вышел. Однако они оставались там, вися друг на друге в ужасной реалистичности HD формата, намного хуже, чем видеть такое по мобильному телефону. Он налетел прямо на Джексона и вцепился ему в плечи, хотя тот и был невысокого роста. — Твою ж, Джексон. Блять. — Намджун? — Что же мне делать? Дерьмо. Я не… — Он прислонился к стене, обхватив голову руками. — Почему ты написал мне? Разве ты не друг Чимина? — Я не могу заставить Чимина встречаться со мной, пока он не забудет твоего парня, — сказал Джексон ему в ухо, громко и звучно, перекрывая грохот басов. Намджун удивлённо поднял глаза. — Я был бы мудаком, если бы сделал что-нибудь прямо сейчас. У меня тут никакого права, чтобы вмешиваться, но ты мог бы. А теперь иди туда и убери своего мужика от моего. Намджун сглотнул, почти уверенный, что двадцатилетний мальчишка только что велел ему вести себя по-мужски, и притянул его к себе, чтобы быстро по-братски обнять. Он пробормотал: «Спасибо», — и вылез на танцпол, чувствуя, как сердце колотится в груди. Чонгук выглядел таким счастливым, таким улыбчивым и заведённым, таким увлечённым, его глаза не отрывались от лица Чимина. Их губы были в нескольких сантиметрах друг от друга. Чимин наклонил голову и двинулся вперёд. А Чонгук… Чонгук не шелохнулся. Намджун замер всего в нескольких метрах от толпы. Чонгук, его прекрасный Чонгук с мягкими чёрными волосами и огромными карими глазами, впустил Чимина. Мгновение внутреннего конфликта промелькнуло на лице Чонгука, глаза напряглись, губы опустились, а затем его глаза медленно закрылись, и он сменил угол проникая в чужой рот, обхватив руками талию Чимина как-то по-особенному сладостно, несравнимо с тем, как они танцевали. Мир затянуло в беспросветный туннель, пока не остались только Чонгук и Чимин, прижавшиеся друг к другу, а их губы осторожно соприкасались, а затем уже не так уж и осторожно, руки сжимались, губы стали настойчивее, рты с лёгкостью открывались, языки влажно и грязно скользили между ними, рука Чонгука оказалась в волосах Чимина, контролируя его. Намджун шагнул вперёд и схватил Чонгука за плечо. Чонгук поднял глаза, свирепо глянув, увидел, что это был Намджун, и отпрянул назад, убирая руки с Чимина, словно от языков пламени. Они стояли неподвижно, толпа извивалась вокруг них. Намджун вытащил свой телефон и показал Чонгуку время. 22:30. Пора уходить. Намджун смерил Чимина взглядом в последний раз, ещё один грациозный, талантливый, красивый ребёнок, чьи глаза смотрели только на Чонгука, виновато и испуганно. Какое идеально фотогеничное сочетание. Самая горячая парочка во всём блядском клубе. Намджуну захотелось врезать кулаком в стену. Они прошли мимо Джексона, который в ужасе закрыл лицо обеими руками. Намджун сел на водительское сиденье, не осознавая, как дошёл от клуба до машины. Он захлопнул дверцу и неподвижно сидел в темноте, уставившись в лобовое стекло, шок заглушил то, что, вероятно, было отчаянием и яростью, пульсирующими в его голове вместе с сердцебиением. Чонгук постоял у пассажирской двери несколько секунд, прежде чем открыть её и плюхнуться на сиденье. От него пахло потом и виски. Через пару секунд Чонгук заметил, что машина не заведена. Он глубоко, судорожно вздохнул, а затем прижался к двери, полностью сжавшись в маленький комочек, но не настолько быстро, чтобы Намджун не заметил, как его стояк натягивал спереди джинсы. — Мне очень жаль. Блять, мне так жаль. Голова Намджуна непроизвольно дёрнулась, он покачал головой, и голова Чонгука упала на окно. Намджун пораскинул, что у него был план. Они поднялись бы в гостиничный номер. Немного поболтали, согласились бы всё исправить после того, как снова выиграют турнир. Они поспят. Это пройдёт. Он проделал весь путь до их комнаты, даже не взглянув на Чонгука, просто прокручивая в голове: «Успокойся, успокойся, успокойся». Чонгук встал между их кроватями и повернулся к нему лицом со смазанным макияжем, и всё сразу на него обрушилось, просто целая мешанина ноющей боли и гнева, отрицания, страха, отчаяния, предательства. Чонгук засунул руки в карманы толстовки и уставился в пол, ожидая, даже слегка покачиваясь. — Зачем? — Намджун сплюнул. — Он Чимин. Мы танцевали. Я скучал по нему. Это вышло из-под контроля. Прости меня. Ему нужно было придерживаться плана. — Мы не должны заниматься этим сейчас. Лицо Чонгука мгновенно сменилось с беспокойства на раздражение. Он фыркнул с отвращением, громко, преувеличенно и пьяно. — Твой парень только что изменил тебе со своим бывшим, а ты отвечаешь: «Позже?». Серьёзно, Намджун? Намджун не мог дышать. Он прислонился к двери, чтобы не свалиться. Что, чёрт возьми, случилось с парнем, который так боялся испортить ему жизнь, что спотыкался о собственные ноги на площадке? Кто вообще был этот человек перед ним? — Я не могу сейчас думать, — пробормотал он, — ты пьян. Уже поздно, и нам нужно поспать. Я просто вспылю. — Ты что, блять, издеваешься надо мной, Джун? Да тебя, нахуй, не ебёт! Волейбол — это твоя жизнь, а я лишь аксессуар. Я уяснил. Может быть, мне бы понравилось, если бы ты иногда парился обо мне. Гнев клокотал во рту Намджуна. Это было настолько..., настолько неправильно. Желание закричать застряло у него в горле, зарычать, швырнуть стулья, свернуться калачиком и заплакать. — Мне трудно, Намджун. Мне одиноко, я стрессую и чувствую себя брошенным, запутавшимся и никчёмным, и ты не хочешь со мной общаться. Ты не разбираешься со всем, и всё становится только хуже и хуже, потому что ёбаный волейбол— — Волейбол — это то, чем мы занимаемся, Чонгук. — Рациональный Намджун яростно пытался подавить все бушующие эмоции. — Я думал, ты это понимаешь. Я тоже через всё это прохожу, но у нас здесь есть приоритеты. Олимпиада… Олимпиада, Куки… должна быть на первом месте. — Мне восемнадцать! Я рад, что у тебя есть жизненный опыт, чтобы разделять всё это дерьмо, но у меня его нет. Ты сказал, что будет тяжело, что мы не всегда будем понимать друг друга, но ты не хочешь со мной разговаривать. Чимин уделяет мне внимание. Он беспокоится обо мне, а ты — нет. Я здесь, только когда ты меня хочешь. Намджун услышал, как из собственного горла вырвался тихий стон боли. Его голова ударилась о стену. Чонгук гортанно резко и глубоко вздохнул. — Кем я был для тебя всё это время, Намджун? Бесплатный секс от хорошего волейболиста, потому что я так чертовски одержим, что никогда не скажу «нет»? И это всё, что я для тебя значу? — Намджун чувствовал себя слишком немощным, чтобы даже покачать головой, и просто стоял, разинув рот, глядя на Чонгука. — Моим главным приоритетом всегда был ты! Я понимаю, что не являюсь твоим главным приоритетом; ты понять это дал отчётливо, но это твоя вина, что от всего этого больно. Я несчастен и просто хочу, чтобы ты мне помог, а ты не хочешь! Ты грёбаный извращенец, но я до сих пор так привязан к тебе, и ты продолжаешь этим пользоваться. — Его голос сорвался. Тишина. Чонгук мялся в нерешительности. Намджун прислонился к стене и попытался отдышаться. Чонгук думал, что ему всё равно. Чонгук назвал его извращенцем. Он не давал ему повода подумать иначе. Он заслуживал гораздо большего. Всё растворялось в полном стыде и безнадёжности, вина перешла на него самого, ярость превратилась душераздирающе в боль. Все личные сомнения, которые он испытывал с тех пор, как Юнги провёл неделю в больнице, прилетели на своё насиженное местечко. — Блять, Чонгук. Прости меня за всё. Прости, что встречаюсь с тобой. Я должен был отпустить тебя. Мне следовало бы уйти в отставку. Чимин лучше. Встречайся с ним. — Ты что, блять, серьёзно? Ты отказываешься от меня? Тебе действительно всё равно? — Намджуну показалось, что в тусклом свете гостиничного номера по его щеке скатилась слеза. — Я тебе изменил, мать твою! Ты разве не злишься? После всего, через что ты заставил меня пройти, ты просто отпустишь меня? В глазах у Намджуна всё размыло, и он покачал головой. Он не плакал с тех пор, как через два дня после несчастного случая с Юнги они узнали, что он, вероятно, никогда больше не будет играть. Он проглотил слёзы. — Мне не всё равно. Мне и грёбаные Олимпийские игры небезразличны тоже, но, пожалуйста, не думай, что мне наплевать на тебя. — Чонгук пнул ногой свой багаж. — Чёрт, прости меня. Я бы тоже изменил мне, если бы я был тобой. — Намджун, нет! Какого хрена? — Почему ты желал меня, когда мы встретились, Чонгук? Ты меня не знал. Ты пришёл сюда с мыслью о том, кем я был, а я таковым не являлся. Я не настолько грандиозен. Ты выкинешь меня, потому что я недостаточно хорош. Я, блять, недостаточно хорош. Я бы даже не стал тебя винить. У тебя столько всего впереди, а я уже стою на вылет. И Чимин намного лучше тебе подходит. У тебя нет причин оставаться со мной. — Намджун— — Ты, блять, изменил мне, и я даже не виню тебя! Это охеренно больно, потому что я доверял тебе, но я не виню тебя. Я так боялся, что ты хочешь меня только из-за картинки, которую нарисовал себе будучи фанатом, но я не могу быть тем героем, за которого ты меня принимаешь. Я не он. Я замкнутый, несчастный, самоуничижительный, одинокий идиот, который глотает свои эмоции и загоняет себя по пустякам. Чимин настолько лучше тебе подходит, что я чувствую себя виноватым за то, что удерживал тебя со мной, но я не хочу потерять тебя. Ты — лучшее, что когда-либо появлялось в моей жизни. Я не хочу потерять тебя, Чонгук, пожалуйста, не оставляй меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй… — Он остановился в ужасе. В его голосе звучало отчаяние. Чонгук застыл посреди комнаты. — Погоди. Ты любишь меня? — Его голос дрогнул. — Любишь? Намджун запнулся, колени его ослабели, и он замолчал. Он никогда не знал толком, что такое любовь, на что похожа и что с ней делать. Он не любил Чонгука так, как Сокджин любил свою жену, так, как он любил Юнги. У них не было ни вместе проведённых лет, ни должной близости в отношениях, но Чонгук имел в виду совсем другое. Чонгук страждал знать, что Намджун испытывает к нему более глубокие чувства, чем просто товарищ по команде и дружбан по перепиху, удобный друг или преданный поклонник, что ему небезразлично, чувствует ли Чонгук то же самое, беспокоится, останется ли тот рядом, и Намджун испытывал. Он по-настоящему испытывал. Он кивнул. — Ты же не держишь меня просто так, для развлечения? Ты действительно любишь меня? — Чонгук, я бы бросил ради тебя волейбол, если бы тебе это было нужно. — Ох. — На лице Чонгука промелькнуло дикое счастье, за которым последовали ужас и отчаяние, — Почему ты сразу не сказал? Я думал, что ты просто собственник и ревнуешь к Чимину, а не… Мне очень жаль. Я не должен был… я всё испортил, да ведь? О Боже, мне так жаль. И это было не то, что Намджун хотел услышать. Это был не совсем тот ответ, что уверил бы Намджуна абсолютно, что их отношения не были просто плохо реализованной фантазией для Чонгука, что любовь Намджуна не была трофеем. Это не было ответом беззаветной любви за гранью похоти и влечения. Намджун почувствовал, как горячие слёзы покатились по его щекам. Чонгук опустился на колени, положив руки ладонями вверх, с широко раскрытыми испуганными глазами. — Я не знал, что это будет иметь для тебя значение. Целоваться с Чимином, я имею в виду. Мне очень жаль. Я думал, ты разозлишься или начнёшь ревновать, но не думал, что тебе будет до этого дело. Я не думал, что для тебя это важно. Я был зол. Мне жаль. Мне так жаль. Намджун едва не порвал пуговицы на рубашке, борясь с ней, снимая. Чонгук наблюдал, затаив дыхание, как Намджун прошёл мимо него и натянул потрёпанную футболку, одну из тех, что были с самого раннего турнира с Юнги. Он схватил зубную щётку из ванной и сунул её в карман вместе с ключом от машины. Он опустился на колени перед Чонгуком и нежно взял его мокрые щёки в свои ладони, и даже после всего этого он не мог удержаться от того, чтобы нежно убрать его волосы со лба, проведя большим пальцем по щеке. — Вот что ты должен сделать, Чонгук. Тебе нужно немного поспать. Мне всё равно, даже если для этого тебе придётся накачать себя таблетками. Ложись в постель и спи. Я вернусь завтра. — Намджун… — Я не могу сейчас. Я просто разозлюсь. Это не то, что нам нужно. Мне нужна ночь. Прими снотворное и ложись спать. Я вернусь, когда ты проснёшься. — Пожалуйста, не уходи. — Он начал плакать. Намджун покачал головой. — Не вариант. Ложись в постель и спи. Считай это наказанием за плохое поведение. Чонгук выглядел уморительно обиженным сквозь слёзы, но это удерживало его от настоящих рыданий, пока Намджун не оказался в коридоре, дверь не закрылась, и его прерывистые звуки не заглушились изнутри комнаты. Намджун на минуту прислонился к двери, слушая, как Чонгук отчаянно всхлипывает, снова и снова зовёт его по имени, а потом поехал в отель Юнги. Дверь открыла его мама. — Милый, уже так поздно. Уже больше одиннадцати. Что ты здесь делаешь? — Кто там? — сонно спросил Юнги. — Это твой муж. — Намджун? — Юнги заковылял к двери. — Чёрт, ты неважно выглядишь. Намджун протиснулся мимо них, бормоча: — Чонгук изменил мне. — И на пару минут заперся в ванной, чтобы дать им возможность обдумать это. Когда он вышел, Юнги уже ждал его в постели. — Значит, эмоционально неустойчивый, одержимый фанат, восемнадцатилетний пацан, с которым ты не общался о своих чувствах, изменил тебе? — Ох, заткнись. Он поцеловал Чимина. Они танцевали в клубе. И не очень-то соблюдали рейтинг PG. Я был прямо там. Блять, Юнги, это было самое худшее, что я когда-либо чувствовал. Это, типа, физически больно. Мой слух отрезало, зрение сомкнулось до точки. Юнги, он выглядел таким счастливым. — Ты в порядке? — Я зол, устал и чертовски расстроен. — Расстроен очень подходит, — сказала мама Юнги, — даже подростка не смог удержать. — Отъебись, — выдохнул Намджун и закрыл лицо руками. — Он думал, что мне на него наплевать. Я уже беспокоился, что он думает, что я держу его только ради секса, но чёрт возьми. Я и не знал, что он настолько несчастен. Я собирался дождаться окончания игр, а потом разобраться во всём. Но изменять мне? Таково было его решение? Неужели он не может подождать ещё пять дней? — А он думал, что ты это узнаешь? — Даже не знаю. Он не знал, что я там, но люди знают, кто он такой. Вероятно, где-то всплыло бы, что сокомандник Ким Намджуна и медалист по фехтованию целовались в переполненном клубе. Он пьян. Я не знаю. Юнги успокаивающе погладил его по спине. — Чертовски безответственно, — пробормотал Намджун. — Что, черт возьми, случилось с тем, что не стоило всё это нам этих проклятых медалей? Даже если он не думал, что я узнаю, тусоваться где-то там назло мне и намеренно портить свой график сна в середине недели игр просто глупо. Он пьян, но это чертовски глупо. Глупый ребёнок. Мы не победим, если не сможем держать голову прямо. А что, если мы расстанемся? Мы не можем пережить что-то подобное. Я не смогу найти другого товарища по команде. Только не после этого. Юнги, а что, если мне придётся уйти в отставку? Я не хочу уходить в отставку. Я не хочу продолжать жить без него. — Намджун— — Он не сказал, что тоже любит меня в ответ. И чёрт, я почти лгал, но это было больно. Он просто начал извиняться. Он просто ещё один фанат, а я не такой, как он думает. Я застенчивый трудоголик, который не понимает отношений и эмоций. У меня подавленные проблемы с самооценкой, и я слишком много думаю, и я причиняю боль людям, не желая того. В сентябре мне исполнится двадцать девять, а ему — девятнадцать, а девятнадцатилетние должны встречаться с теми, кто не отстаёт от них, и это не я. Он должен встречаться с Чимином, а не со мной. — О боже, Намджун. — Не могу поверить, что я просто ушёл от него. Он плакал и пытался заговорить со мной, а я просто сказал ему, чтобы он лёг спать, и ушёл. Я не могу поверить, что сделал это. Наверное, он всё ещё не спит и очень расстроен. — Намджун поднял телефон и написал ему: «Иди спать», а Юнги гладил его плечи. — Я ужасен. О боже мой. Я не должен был говорить ему, что люблю его. Ему просто нужно оставить меня и найти кого-то другого. — Намджун, — сказала мама Юнги, — тебе тоже надо заткнуться и поспать. — Она сидела на кровати в ужасной ночной сорочке и читала. Юнги, лёжа на краю кровати, выглядел немного встревоженным, осторожно поглаживая его плечи. — Простите, что я вбежал сюда и скинул это на вас, ребята. Я заткнусь, — кротко сказал он. — Не обращай внимания на ведьму, — сказал Юнги, — продолжай говорить, если нужно. Звучит как огромный, ужасный запутанный клубок пиздеца. Ты знал, что твой парень — мстительная маленькая сука? Намджун вздохнул. — Да. Он зашёл слишком далеко, но я действительно должен взять на себя вину за то, что отказался поговорить с ним, когда он нуждался в этом. Он мстителен, а я эгоистичен и невнимателен. Чёрт побери. Он смотрит на меня, пытаясь понять, что происходит, но я понятия не имею, что делаю. — Всё у тебя в порядке. Вам нужно поговорить завтра. А теперь последуй собственному совету и поспи немного. — Таблетки есть? — спросил Намджун, листая страницу Чонгука в Instagram. — У меня кое-что, — сказала мама Юнги и достала бутылочку из ночного столика. — По рецепту. — Надеюсь, Найквила хватит, чтобы вырубить Чонгука, — сказал Намджун, беря одну из них. — Его сложно вырубить. Я действительно не хочу прийти туда завтра и узнать, что он не спал, потому что тогда это моя вина. Юнги, я знаю, что уже поздно, и я раздражаю тебя, но у меня стресс. Можно я тебя обниму? Юнги вздохнул и забрался под одеяло. — Да. Просто обними меня сзади или еще что-нибудь, потому что мне тоже надо спать. Намджун уютно приткнулся к его спине, обхватив одной рукой худую грудь, а другой — подушку. Юнги сплёл их ноги вместе и взял его за руку. Они не засыпали так с тех пор, как Намджуну исполнилось двадцать четыре, и они получили серебро на турнире, которое должно быть валялось тогда в мешке, а Юнги слишком много выпил и плакал о потере их первого тренера, ушедшего в команду соперника. — Надень презерватив, — посоветовала мать Юнги. — Он мой муж, — пробормотал Намджун. — Мне это не нужно. Юнги сонно промычал. Свет погас, и Намджун уткнулся лицом в шею Юнги и плакал, пока таблетки не вырубили его. ------------- Авторское примечание: Ещё одно примечание, потому что я получила достаточно комментариев по поводу того, что происходит в этой главе, и мне кажется, что стоит объяснить свою позицию: Я никоим образом не закладываю абьюз в эти отношения, иначе стоял бы соответствующий тег. Я не думаю, что то, что произошло в этой главе, стоит отмечать тегом «измены» или «неверности» со всеми вытекающими отсюда предрассудками, но это очень специфично для этого вымышленного сценария. Я никоим образом не комментирую переживания других людей или их интерпретации своих переживаний. Эта ситуация специфична для этих персонажей. Люди определяют вещи, основываясь на обстоятельствах, опыте и эмоциональной реакции. Эти двое находятся в сложной ситуации, когда гнев и вина не обязательно являются ядовитыми, а скорее препятствиями, с которыми нужно бороться. Хорошие люди иногда ведут себя плохо.