Золотой мальчик

Когда Намджун был моложе, действительно моложе, до того, как бросил школу, ушёл из дома и отсёк детство, он заботился о других вещах. Его пьяная, ехидная матушка стояла особняком. Школа шла отдельно, а придурки и дружелюбные детишки в его классе — отдельно. Даже его тоска по отсутствующему отцу существовала сама по себе. Он решил, что должен написать книгу «Дзен и искусство пляжного волейбола», о том, как сепарирование мира растворилось до единого целого, с момента текущего по время настоящее и до сейчас, каждая часть жизни легко и естественно вписывалась в то, в чём он был просто немыслимо хорош, как в игре без раздумий жизнь текла, а беспокойству в этом течении не оставалось места, Юнги — Дудочник-крысолов, песок — его Дзен, ничто и никто не имел большего значения, чем само собственное существование в качестве волейболиста. Настоящий секрет его успеха всегда заключался в том, как он мог отпустить мир, забыть о том, как физика связывала его тело, и двигаться так, как будто он просто претворял будущее, которое уже существовало. Не было никаких причин бороться с игрой. Он просто двигался вместе с ней и побеждал. За последние несколько месяцев он мог проскользнуть в этот поток сознания, когда это было необходимо, во время игр, но теперь он чувствовал это, остальная часть его сознания открывалась миру, тому, чего ему не хватало, кусочки его жизни распадались на свои собственные нити, требуя отдельного внимания. На следующее утро после самого большого предательства, которое Намджун почувствовал с тех пор, как их первый тренер, который им родным отцом стал, начал учить их соперников на стороне, он стоял на парковке и чувствовал, как всё легко скользит в перспективу. Он играл на ярких пляжах под безоблачным небом в течение двадцати лет, и небо Рио ясным воскресным утром научило его понимать само значение цвета синевы небесной. Он прислонился к дверце машины и мысленно выстроил приоритеты в своей голове окончательно, а затем, впервые после аварии с Юнги, действительно перестал думать. Когда он открыл дверь, Чонгук всё ещё спал, свернувшись калачиком поверх одеяла в той же одежде, что и накануне, подводка для глаз и тушь для ресниц со вчерашнего интервью размазались толстыми грязными полосами под глазами, его тимберленды были по-прежнему на ногах. Намджун положил зубную щётку обратно на раковину и скинул обувь рядом со своей сумкой. Чонгук пошевелился и потянулся, издавая сонный стон. Намджун сел на кровать рядом с ним и похлопал парня по груди. — Проснись, маленький предатель. Уже девять, и я принёс завтрак. Чонгук на мгновение приоткрыл глаза, нахмурил брови и глубоко вдохнул через нос. — О, слава богу, — пробормотал он, — я боялся, что ты не вернёшься. — Конечно, я вернулся. Нам ещё медали выигрывать. — Ты всё ещё злишься на меня? — он говорил невнятно, до сих пор с закрытыми глазами, закинув руки за голову. — Да. А с чего мне не злиться? Глаза Чонгука открылись ещё на пару секунд, а затем снова закрылись. — Еда? — Да. Поднимайся сюда и ешь. — Ещё пятнадцать минут, — сказал он грубым, но высоким, хриплым голосом. — Ещё чего. Ты уже продрых дольше положенного. Поднимайся сюда. Тут два МакМаффина с беконом и яйцом и три Хашбрауна из «Макдоналдса». Чонгук с трудом сел и опёрся на плечо Намджуна. С минуту он возился с пакетом, потом вытащил сэндвич и медленно развернул его. Намджун сидел неподвижно, не желая отталкивать его, но также желая, чтобы тот отодвинулся. Чонгук добрался примерно до половины сэндвича со скоростью улитки, прежде чем поднял голову и встретился с ним взглядом. — Мне очень жаль. Бля, мне так жаль. Я был пьян и зол. Я не понимал, что делаю. Я облажался. Пожалуйста… — Он снова заплакал, тяжело и тихо всхлипывая. Намджун обхватил его щёку ладонью и нежно погладил её. Но он не мог заставить себя поцеловать парня. Губы Чимина, его язык, переплетённый с языком Чонгука, всё время мысленно к нему возвращались, а гнев снова разжигался в его груди. — Ты облажался, — пробормотал Намджун, — ты становишься импульсивным, мстительным, ревнивым и ершистым, когда чувствуешь, что тебя игнорируют. Но знаешь что? Я уже знал всё это и всё равно проигнорировал тебя. Прости. Я должен был проглотить свои комплексы и поговорить с тобой. Чонгук наклонился к ладони Намджуна, а затем снова заплакал, уронив лицо вниз. Намджун снова опустил руку на одеяло. — Я уже знаю о твоих комплексах. Ты боялся, что ты меня не заботишь, что ты слишком молод или что-то в этом роде. Может быть, ты всегда боишься, что я брошу тебя, как только появится некто более интересный, и я держу тебя рядом только потому, что мне нравится, как ты одержим мной. Или был одержим. Это правда? Чонгук смущённо кивнул. — Звучит так, будто я прилипчивый и криповый. И убогий. Чёрт, я такое ничтожество. Намджун не знал, как объективно парировать, поэтому не стал этого делать и позволил Чонгуку всхлипывать в недоеденный сэндвич. — Ну, я знаю твою уязвимую сторону, так что самое время тебе узнать мою. А потом у меня есть к тебе несколько вопросов. Чонгук кивнул. — Мой отец ушёл из семьи, когда мне было одиннадцать. Я не виню его, потому что мама была алкоголичкой, и с ней было трудно жить. Я виню его за то, что он не взял меня с собой. Чонгук выглядел смущённым. — Я не говорил тебе об этом раньше, потому что не думаю об этом. Это уже не имеет значения. Когда мне было пятнадцать, я бросил школу и ушёл из дома, чтобы жить с Юнги и стать волейболистом на постоянной основе. Ты, наверное, и сам это знал. Дело в том, что в течение последних тринадцати лет волейбол был такой огромной частью моей жизни, что я не удосужился вычленить его, как «обособленную единицу». Моя жизнь — волейбол. Так уж просто повелось. Я знаю, ты думаешь, что я часто ставлю волейбол выше тебя, и ты прав. Так и происходит. Я просто не думаю, что это должно тебя беспокоить. Ты ещё не знаешь, каково это — отдавать свою жизнь карьере. — Мы уже говорили об этом, — сказал Чонгук. — Я не уверен, что ты всё-таки понимаешь. Я застрял в волейбольном лимбе, наверное, лет на десять, потому что если таковой была моя жизнь, то не надо было разочаровываться ни в чём ином: ни в том, что у меня нет семьи, ни друзей или хобби. Ни в том, что не чувствую себя защищённым в погоне за бойфрендом. А потом Юнги чуть не умер, и внезапно у меня появилось что-то, что не было волейболом, о чём необходимо было заботиться. А потом появился ты, настаивая на том, что ты тоже нечто иное, что тебе нужно что-то большее, чем просто волейбол. Он покачал головой. — Я не знаю, что с этим делать, Чонгук. Жизнь дарит мне красивого, талантливого, горячего, умного, сильного собрата по команде, который хочет меня больше всего на свете, и он просто слишком молод, чтобы понять, какой путь я прошёл, и слишком похож на одержимого фаната, чтобы я мог полностью доверять ему. Прости, Чонгук, пожалуйста, не плачь больше. Просто выслушай меня. — Всё это время я беспокоился… я всё ещё беспокоюсь, что тебя привлекает легенда волейбола Ким Намджун, и Намджун, пацан, который бежит от всего и одержим спортом больше тебя даже, в конечном итоге разочарует тебя. Я чувствую, что у меня нет шансов оправдать твои ожидания. Рано или поздно я уйду из игры, и тогда чем мне тебя удержать со мной, даже если ты останешься здесь надолго? Если ты увидишь, насколько я не уверен, насколько замкнутым являюсь, ты потеряешь интерес. Ты уйдёшь. Чонгук покачал головой. Намджун схватил его за подбородок, чтобы остановить. — Ты поцеловал Чимина и доказал, что я был прав. Сначала я не воспринимал его всерьёз, потому что, что за нахер, он же дитё. Сам виноват, потому что ты тоже дитё, поэтому, конечно, ты видишь в нём больше, чем я. Потом он напугал меня, потому что рядом с ним я чувствовал себя никчёмным. И когда ты поцеловал его прямо у меня на глазах, я почувствовал… Он помолчал, надеясь найти нужные слова. Чонгук, наконец, полностью проснулся, виновато глядя широко раскрытыми глазами поверх локтя Намджуна. — Теперь, когда я говорю, что люблю тебя, — сказал Намджун, задевая подбородком крошки сэндвича под губой Чонгука, — я думаю, что для меня это значило совсем другое, чем для тебя. Я не знаю, что такое любовь, потому что никогда её не испытывал, но я знаю, что ты её испытываешь. Вчера вечером я имел в виду, что считаю тебя замечательным, и я пожертвовал бы своим счастьем ради тебя, и эти отношения для меня значат нечто большее, чем то, во что бы я вложился просто к поклоннику. Это чертовски не с руки, но я всё равно вкладываюсь. Итак, вот мой вопрос, Чонгук, — сказал он, — с тем же значением, любишь ли ты меня? — Ты уже передумал, могу я кого-то любить или нет? Намджун вздохнул и закрыл лицо руками. — Прости. Это было подло. Я действительно люблю тебя. — И ты уверен, что это не увлечение? Что ты не просто фанат, завладевший главным призом? Ты любишь меня или тот образ, который боготворил всю свою жизнь? Будет ли это продолжаться после того, как ты станешь таким же знаменитым, как я? Будет ли это продолжаться, если я уйду в отставку? Ты бы пожертвовал для меня тем же, как я для тебя? — Ты опять, блять, сомневаешься во мне, — сказал Чонгук дрожащим голосом. — Чонгук, прошлой ночью я видел, как ты целовался с кем-то другим. Да, я, блять, сомневаюсь в тебе. Чонгук подтянул колени к груди и попытался скрыть новые слёзы, скатившиеся по его лицу. — Даже не знаю. Так внезапно слишком много спрашиваешь с меня. У Намджуна перехватило горло. Его желудок скрутило. — А Чимин? — Он горячий, а я к нему по-прежнему привязан! И он близко, что рукой подать. Я его не люблю. Не думаю, что я когда-либо любил. Не так, как тебя. Намджун уставился в пол, а самый дорогой в его мире идиот всхлипывал рядом с ним, натянув футболку на лицо. — Ты мне не веришь, — сказал он. Намджун покачал головой. — Нам скоро практиковаться идти. Чонгук лёг и прижался к стене. — Я всё проебал. Не могу поверить, что я так сильно облажался. Мне очень жаль. Мне очень жаль. Самое лучшее, что у меня когда-либо было, и я всё похерил. Не знаю, смогу ли я сосредоточиться. Блять, блять, блять, что же мне делать? После всего этого, что если я всё равно испоганю твою карьеру? О боже, Намджун. Ебать. Мне так жаль. Он сказал Юнги, что уйдёт в отставку, если они с Чонгуком не разберутся во всём, и он до сих пор придерживался этого мнения, как в личном аспекте, так и в профессиональном. Он решил, что лучше не пугать Чонгука этой информацией. Намджун вспомнил тот вечер после похода, когда Чонгука вырвало и он заплакал, когда Намджун сказал ему, что тот потенциально может покончить с его карьерой, как Чонгук сам разорвал отношения, и по инициативе Намджуна они всё равно снова сошлись вместе. Может быть, тогда Чонгук пытался пожертвовать своим счастьем ради Намджуна, или, может быть, он пытался спасти его: спасти от потенциального угрызения совести, соглашаясь на всё, что бы ему ни дали. Так что, хоть в груди у Намджуна по-прежнему щемило, хоть ему всё ещё хотелось чем-нибудь запульнуть, выйти и хлопнуть дверью, умолять Чонгука подумать тщательнее, дать ему осознать, сказать ему, что это была безумная одержимость и ничего более, по правде говоря, он по-прежнему оставался тем мальчишкой, которого любил, к лучшему или худшему, независимо от того, сколько ошибок он совершил, и каждый всхлип ощущался как нож, вонзающийся в его грудь. Он лёг позади него, приобнял его так крепко, как только мог, и уткнулся носом в его затылок. — Ты думаешь, я смогу найти кого-то лучше тебя? — Чонгук поперхнулся. — Нахуй всё это. Я совсем тебя не заслуживаю. — Ты ошибаешься. Они долго пролежали неподвижно, Намджун прижимался к его спине, рыдания Чонгука медленно затихли. — Я искренне сожалею, что заставлял тебя так много плакать за последние пять месяцев. Тот неуверенно вздохнул. — Ты слишком хорош для меня, Намджун. Я гоняюсь за тобой семь грёбаных лет, а потом, когда ты наконец мой, я… — Он снова заплакал. — Я позволил Чимину… Намджун наклонился и нежно присосался к его шее, прямо под ухом, и почувствовал, как Чонгук обмяк у него на груди, как всегда, безропотное удовлетворение расцвело в его груди от того эффекта, который он всегда оказывал на самоконтроль Чонгука. Он потянул кожу зубами, и Чонгук вздрогнул. — Намджун? — Шш. Они полежали так ещё несколько минут. — У нас работа, детка. Мы уже на десять минут опаздываем на тренировку. Я позвоню тренеру, но тебе нужно принять душ и смыть все чёрные полосы с лица. Ты сейчас серьёзно выглядишь как эмо. Поесть можешь в машине. Чонгук кивнул и, тяжко сгорбившись, побрёл в ванную. — Как ты спал прошлой ночью? — спросил Намджун, прежде чем тот исчез. — Ты всё ещё ужасно выглядишь. — Спал как убитый. Принял тонну Никвила, а я по-прежнему был пьян. Наверное, небезопасно, но плевать. — Блять, — сказал Намджун, снова закрывая лицо руками. Дверь ванной со щелчком захлопнулась. В середине тренировки тренер поймал мяч и ушёл с корта. Он встал в стороне, отвернувшись и проводя руками по волосам. — Сейчас, Чонгук? Неужели? Ты выбрал впасть в свой кризис именно сейчас? Ты как будто снова забыл, как играть! Чонгук выхватил из песка другой мяч и перекинул его через сетку. Тот приземлился в довольно хорошем месте, но, судя по опустошённому выражению лица Чонгука, совсем не там, куда планировалось. Было почти настолько же плохо, как та полоса неудач, в которую он попал на их первом турнире, и всё стремительно становилось только хуже. Тренер протопал обратно и затянул их в очередной раунд упражнений, потея и матерясь, выглядя ещё более испуганным, нежели Чонгук, бормоча себе под нос: «Не сейчас, не сейчас». Чонгук шатался по корту, будучи расстроенным и потерянным. — Чонгук, знаешь что? Давай поговорим. Давай просто поговорим, — сказал тренер, когда Чонгук сел на песок, обхватив голову руками. Чонгук покачал головой. — Я твой тренер, Чонгук. Я не знаю, что ещё я могу сделать. Я видел фотографии с тобой и фехтовальщиком в интернете, и это действительно не так уж и важно. Ты можешь танцевать с людьми, если захочешь, даже с парнями. Люди будут поливать дерьмом, но это не имеет значения. Нет никакой необходимости драматизировать. Чонгук снова покачал головой и заплакал. Тренер повернулся к Намджуну с неподдельным ужасом. Наверное, ему никогда не приходилось иметь дело с чужими рыданиями. Намджун и Юнги, конечно, этого не делали, даже в свои худшие дни, даже в мучительные месяцы тренировок, пока потрясённый до глубины души Намджун присутствовал, а Юнги — нет. Намджун отмахнулся от тренера и опустился на колени рядом с Чонгуком. — Ты сейчас не в том состоянии, чтобы этим заниматься. Постарайся успокоиться вне корта, а я обсужу всё с тренером. Сегодня вечером мы поужинаем с Хосоком и Тэхёном, а потом всё уладим. Тренер фыркнул. — Мы просто на это наплюём? — Поверь мне, сейчас мы никуда не сдвинемся. По правде говоря, дело не в фехтовальщике. После всей этой паники и беспокойства Намджун чувствовал странное спокойствие, что-то вроде «Теперь всё в руках Божьих», оцепенев от отчаяния, позволившего рациональности сделать свою работу. Нет смысла паниковать. Что бы ни случилось, это случится, и он будет чувствовать себя лучше, если останется равнодушным. Оставшуюся часть тренировки они провели вместе, однако Чонгук согнувшись дрожал на скамейке. Намджун играл хорошо, только инертно обеспокоившись, когда Чонгук встал и ушёл ненадолго, а затем вернулся, вытирая слёзы с лица. Он продолжал смотреть, как его плечи трясутся, чувствуя себя немного виноватым за то, как от этого зрелища слаб тот его гнев от разочарования, который по-прежнему зиждился. Когда вдали, за изолированными тренировочными площадками, пляж начал расчищаться, а солнце — отбрасывать длинные тени, Намджун вернулся к нему. У Чонгука был такой же широко раскрытый, нервный взгляд, как и в первые два месяца их партнёрства. «Пожалуйста, пожалуйста, не возвращайся к этому сейчас», — подумал Намджун. Он привык к тому, что Чонгуку было достаточно комфортно шутить, флиртовать, не задумываясь, сердито смотреть, когда Намджун шутил о его возрасте. В машине Чонгук обхватил себя руками и свернулся калачиком на сиденье, вместо того, чтобы попросить Намджуна выключить кондиционер. С болью в груди Намджун сделал это сам. Они приняли душ по отдельности, и это заняло больше времени, чем обычно, но так как они не тратили время на разговоры и поцелуи на кровати, они добрались до ресторана первыми. Он оказался каким-то многолюдным местным заведением, где у них было относительно мало шансов быть узнанными или даже замеченными. Пока они ждали, Чонгук сделал несколько глубоких вдохов и явно попытался сделать серьёзное лицо. Юнги пришёл первым, бросил на Чонгука холодный взгляд, и храброе лицо Чонгука распалось на части. — Идиоты ещё не пришли? — спросил Юнги Намджуна, а Чонгук закрыл лицо руками и прислонился к стене. — С минуты на минуту, — ответил Намджун, придвигаясь ближе, чтобы ободряюще подтолкнуть плечом Чонгука в плечо. Юнги с отвращением покачал головой, когда Чонгук не смог бы увидеть, и Намджун свирепо посмотрел на него. — Завтра четвертьфинал, — сказал он. — Оставайся на позитиве. Юнги сердито надулся. — Это полный пиздец. — Воистину. Я не сдамся, пока всё не закончится. Чонгук, казалось, был близок к панической атаке. Юнги собрался с духом и передал свою трость Намджуну, чтобы притянуть Чонгука к себе и успокаивающе обнять. — То, что ты облажался, и я взбешён, ещё не значит, что ты больше не моё юное дарование. Я поддерживаю тебя. Ты просто такой балбес. Чонгук усмехнулся и, к удивлению Намджуна, успокоился. Он почти пришёл в человеческий облик к тому времени, когда появились Тэхён и Хосок с Сокджином на буксире. — Смотрите, кого мы нашли в гостинице! Мы забрали его от семьи на одну ночь! Давайте повеселимся на удачу! Что случилось с Чонгуком? — Сегодня у него был один из его ужасных спадов. — Ох, бля, — сказал Тэхён. Весь званый обед принял вид поминок, общественного спокойствия перед похоронами. — Это ведь не из-за тех фотографий с тобой и парнем-фехтовальщиком, верно? Потому что это действительно не имеет большого значения. Со мной случалось и похуже. Помните те фотографии, которые вышли в прошлый раз со мной и британским пловцом? Чонгук даже не засмеялся. — Вы можете проиграть, — сказал Хосок очень серьёзно, с подозрительной надеждой в глазах. По вполне понятным причинам. Если Гибб уйдёт в отставку, а Чонгук и Намджун прогорят, Хосок и Тэхён внезапно станут лучшей командой в США. — Я и сам это понял, спасибо, — вздохнул Намджун. Чонгук снова был близок к панике и едва мог говорить с Хосоком и Тэхёном, которые обнимали его с какой-то излишне очевидной тревогой. Чонгук усадил их за столик благодаря притихшему запинавшемуся португальскому, и они все с хрустом уселись в кабинку — Тэхён, Сокджин и Юнги с одной стороны, Чонгук, Намджун и Хосок — с другой. Юнги, Сокджин и Намджун говорили о ночных барных приключениях после былых побед. Хосок и Тэхён разбросали обёртки от соломинок по всему периметру стола. Чонгук лежал в углу кабинки с красными щеками и опухшими глазами, совершенно измученный. — Я хочу домой. Пожалуйста, — прошептал Чонгук ещё до того, как они успели поесть. — Они прилетели, чтобы нас увидеть, — сказал Намджун. — Мы уже сделали заказ. Чонгук откинулся в угол, натянув воротник свитера на лицо. Тэхён, сидевший напротив, выглядел обеспокоенным. Когда Чонгук не притронулся к закускам, Намджун всего лишь успокаивающим прикосновением положил руку ему на колено под столом и нежно сжал его, пока Чонгук не замер, его лицо по-прежнему оставалось прикрытым свитером, но мальчик больше не плакал. Они тихо сидели в своём маленьком уголке. Юнги спросил его о чём-то, и Намджун на мгновение встретился с ним взглядом, а затем демонстративно проигнорировал его. Юнги уловил суть и увёл разговор на что-то не связанное с волейболом, чтобы Чонгук и Намджун могли посидеть в тишине. Принесли еду. Ни Намджун, ни Чонгук не притронулись к ней. Рука Намджуна медленно двинулась вверх по ноге Чонгука, осторожно потирая большим пальцем. Чонгук сидел очень тихо, глаза были закрыты как раз там, где он прижимал воротник к носу, слёз не было, лицо непроницаемо. Намджун продолжал успокаивающе потирать ногу там, где остальные не могли видеть, стараясь вложить заботу и обретённое спокойствие в каждое сжатие. Он мог понять, когда обнаружил новые синяки, по тому, как Чонгук слегка дёрнулся под его рукой. Он тёр, медленно и твёрдо кружа по внутренней стороне бедра, и Чонгук напрягся. Намджун слегка повернулся, чтобы видеть, как тот пытался не хмурить брови, когда Намджун нашёл место, которое заставило его спину слегка выгнуться, а голову удариться о стенку кабинки. Когда Намджун ущипнул его, глаза Чонгука шокированно распахнулись. Намджун с вызовом поднял бровь, и в неверии Чонгук на мгновение уставился на него, прежде чем его глаза сузились, отчего он стал гораздо более похожим на себя самого, чем на то жалкое существо, которым только что был. Намджун улыбнулся, затем провёл по ушибам, впиваясь ногтями. Чонгук тяжело вздохнул, тело наполнилось им. Остальная часть стола вежливо игнорировала их молчание, иначе кто-нибудь бы заметил. Чонгук мог выносить так долго, пока не начал практически извиваться, а затем поймал руку Намджуна и наклонился ближе, горячим дыханием обдавая ухо Намджуна: — Джуни, последним, кто поцеловал меня, был Чимин. Собственничество, которого он никогда раньше не чувствовал, затопило его рассудок. Грёбаный мудак. Прежде чем тот успел откинуться назад, он схватил Чонгука за челюсть, подложив большой палец под подбородок, склонив голову набок, и продолжил насильно возвращать себе территорию, глубоко просовывая язык между губ. Чонгук ахнул и беспорядочно вцепился кулаками в его рубашку. — Господи, чёрта ради, мы же на публике! — завопил Юнги, открывая меню, которое держал, дабы изучить десерты, и загораживая им кабинку. Намджун продолжал прижимать Чонгука ещё глубже к сиденью, одной рукой крепко держа за подбородок, а другой прижимая к спине, придавливая его ближе, и Чонгук застонал резко и испуганно, широко открыв рот, чтобы впустить его, пока горячий язык прижался к его губам. Почти пустой пластиковый стаканчик ударил Намджуна по голове, и мужчина поднял глаза на кипящего Юнги и Сокджина, Тэхёна и Хосока с отвисшей челюстью. Чонгук растлённо разлёгся на сиденье, выражение его лица было чем-то между бездыханно счастливым и откровенно насмешливым. — Ах ты, маленький засранец, — тихо сказал Намджун, и Чонгук улыбнулся в полном восторге, но в то же время у него хватило такта выглядеть смущённым. Тэхён прикрыл рот рукой. Сокджин выглядел совершенно оскорблённым. Хосок только разинул рот. Намджун внезапно почувствовал невероятно сильную усталость. — Грёбаный взрослый мужик не может себя контролировать, — пробормотал Чонгук. — Я? Я не могу себя контролировать? Заткнись, маленький предатель! Улыбка Чонгука быстро сменилась стыдом, и Намджун приобнял его за голову. — Нет. Остановись. Нахер забудь об этом, чёрт возьми. Я ненавижу заставлять тебя плакать. Чонгук обмяк под его рукой с приглушённым извинением. Юнги несколько раз стукнулся головой о стол. — Вы двое такие дохера неловкие, дисфункциональные и глупые во всех худших отношениях. Идите убейтесь. Съебитесь. Не могу вас терпеть. — И как долго это продолжается? — слабым голосом произнёс Тэхён, выдавая недоверие и осуждение, и Намджун тут же пожалел о своём проёбе. — Перед походом, — хрипло ответил Намджун. — О. — И ты не думаешь, что это странно или…? — спросил Хосок. — Это странно, — согласился Намджун. — Ах. — Они обменялись потрясёнными взглядами. — Ты гей? — пискнул Сокджин. — Чёрт, это многое объясняет! Как же я так не догадался? Намджун рассмеялся и протянул вилку Чонгуку. — Ешь, детка. У нас завтра игра. Тэхён оттащил Чонгука в конце ужина, когда все встали и потянулись, собрали коробки с остатками и прикинули, кто с кем поедет. Намджун мог разглядеть, как они разговаривают в коридоре, ведущем в ванную. Он никогда не видел, чтобы лицо Тэхёна оставалось таким серьёзным так долго: как он нахмурился и провёл рукой по волосам, как он толкнул Чонгука за куртку и надулся, скрестив руки на груди. Тэхён наконец отпустил его, выглядя обеспокоенным. По пути к машине Тэхён сильно хлопнул Намджуна по плечу. — Ой! Что? — Почему бы тебе не бросить его из-за этого дерьма? Почему ты вообще с ним встречаешься? — Всё не так просто, как кажется. Здесь в том числе и я не прав. — Он изменил тебе. Какого ты не прав? — Он продолжал ходить к Чимину, когда был расстроен тем, что я игнорирую наши проблемы. Мне действительно стоило бы предвидеть это, и я всё равно отшил его. Заставил думать, что мне на это наплевать. Тэхён разочарованно провёл рукой по волосам. — Я люблю вас обоих, но вы безнадёжные идиоты. — Всё не так просто, каким кажется, Тэхён. Я реально зол, но и он тоже. Нам нужно выяснить, сможем ли мы общаться и всё исправить, прежде чем сдадимся. И моя карьера тоже в общем-то на кону. И медали тоже. — Твоя карьера? Готов поспорить, что один тупой ребёнок не положит конец карьере великого Ким Намджуна. — Я не могу снова пережить смену партнёра, Тэхён. Юнги и сам меня здорово подкосил. Я не могу потерять ещё одного. Намджун заставил Чонгука ехать домой. — Ты будешь в порядке завтра? Чонгук пожал плечами. — Даже не знаю. — А что Тэхёну нужно было сказать? — Он хотел убедиться, что то, что между нами, не одностороннее или несбалансированное, и что ты не абьюзер. Он подумал, что, может быть, именно поэтому я так расстроен. Я рассказал ему о Чимине. — Почему все думают, что я тебя обижаю? Это просто оскорбительно. Я ведь не такая уж сволочь, правда? — Намджун вздохнул и стал разглядывать, как мимо медленно пролетает город, тёмные углы и слепящие глаза светофоры. Свидетельства олимпийской активности усеивали рекламные щиты и витрины. Когда они наконец въехали в Олимпийскую деревню, Чонгук снова стал выглядеть замкнутым, уставившись в землю и теребя свою одежду, будто хотел, чтобы та его спрятала. — Чонгук, перестань волноваться. — Я стараюсь. Какая-то велосипедистка из Европы зашла с ними в лифт и попросила автограф у Намджуна. В зеркальном лифте Намджун увидел, что Чонгук стоит чуть позади него с нежной, ласковой улыбкой, наблюдая, как он подписывает её зелёную футболку с «Рио». — Иногда, — сказал Намджун, пока они шли по коридору к своей комнате, — мне так хочется поцеловать тебя, что я вынужден уйти и найти себе другое занятие. — Например, когда? — Например, когда ты улыбаешься, но пытаешься это скрыть. Или когда ты говоришь что-то глупое, а потом позволяешь людям дразнить тебя из-за этого, потому что чувствуешь, что заслуживаешь подобного. — Он отпер дверь и вошёл внутрь. — Или когда ты засыпаешь на пляже. Или когда мы с Юнги оборачиваемся, а ты вытворяешь какую-нибудь дичь, например, пытаешься удержаться на перилах или выбить кирпич из тротуара. Он прижал Чонгука к двери, втиснул парнишку внутрь, положив руки ему на плечи, обхватив руками его голову, прижавшись бёдрами к его бёдрам, и нежно поцеловал. Глаза Чонгука тут же закрылись, руки вцепились в рубашку Намджуна. — Возможно, я люблю тебя, Чонгук. Особенно когда ты вытворяешь глупости. — Даже такие глупости, как измена тебе? Намджун перестал его целовать. — Может быть, не настолько уж большие глупости. Чонгук спрятал лицо в рубашке Намджуна. — И ты такой чертовски милый. Перестань таким быть. — Я не милый. Иди нахуй, — сказал Чонгук и надул губы. — Тогда что же это? — спросил Намджун, прикоснувшись к нижней губе. — Убери это. Чонгук легонько толкнул его, достаточно, чтобы отползти от двери и войти в комнату. — Если ты ещё раз назовёшь меня милым, я начну называть тебя папочкой. Просто предупреждаю. — Пожалуйста, не говори мне, что тебя это действительно заводит. Чонгук ухмыльнулся, внезапно до опасного горячо. — Мне плевать. Мне вроде как нравится, но мне плевать, если мы таким не занимаемся. Я знаю, тебе от этого не по себе. — Я не буду называть тебя милым. Чонгук плюхнулся на кровать и свернулся калачиком, так непохоже на обычную беспорядочно развалившуюся позу, в которой он устраивался. — Как я могу заставить тебя чувствовать себя лучше, Чонгук? Четвертьфинальный матч состоится завтра. Если мы победим, то поедем за медалью. Если мы проиграем, то вылетим. — Ты меня трахнешь? Сделаешь снова своим? — Я не собираюсь решать эту проблему с помощью секса. Только не снова. К тому же завтра игра? Ни за что. Он сел рядом с Чонгуком на кровать и снова склонился над ним, соприкоснулся с ним лбами и скользнул пальцами вниз по предплечьям Чонгука и дальше по рукам, переплетая их ладони вместе. — Ты любишь меня, Чонгук? — Думаю, да, — прошептал Чонгук. — Ты продолжишь любить меня, если мы проиграем завтра? Намджун фыркнул. — Я никогда не проигрывал в матчах олимпийских турниров. Я понятия не имею, что буду чувствовать, если мы проиграем завтра. Не думаю, что это повлияет на мои чувства к тебе, но честно сказать не могу. — О, — тихо произнёс Чонгук. Его пальцы сжались крепче вокруг пальцев Намджуна, удерживая его там. Намджун не мог избавиться от ощущения, что они уже проиграли. Он потянул за руки Чонгука. — Нам надо поспать. Дай мне встать. — Может быть, иногда тебе стоит просто лгать мне, — сказал Чонгук, срываясь на рыдания. Намджун молча сидел, а под ним отчаянно плакал Чонгук. В конце концов он отстранился, и Чонгук снова попытался свернуться калачиком, но Намджун стащил его с кровати в ванную, чтобы почистить зубы, не в силах отпустить, обхватив рукой у раковины, пока он смывал солёные следы слёз с лица, они стукались бёдрами, пока чистили зубы. Чонгук выглядел измученным, весь заплаканный и несчастный. Он рухнул на кровать, и Намджун стянул с него брюки и свитер, а затем обнял его, обхватывая, будто ленивец дерево. Чонгук приподнял его лицо, чтобы поцеловать. Намджун почти забыл о той боли. Они уснули нос к носу на подушке, прижавшись лбами друг к другу и почти соприкасаясь губами. И он проснулся с губами Чонгука на своём члене. — Ох, блять. Чонгук задорно промычал, нежно посасывая, пока Намджун твердел. Он моргнул вверх, карие глаза светились в лучах восходящего солнца, просачивающихся через окно, ресницы отбрасывали тени на его нос, член Намджуна лежал в его открытом рту. Намджун застонал и уронил голову на подушку. — Я могу умереть счастливым прямо сейчас. Чонгук улыбнулся, трудясь над Намджуном, словно над эскимо, нежно и непредсказуемо, сводя с ума от удовольствия. Долгое время там были только язык и губы, мягкие скользящие пальцы. — Сколько сейчас времени? — спросил Намджун. — Наверное, уже почти шесть утра. Вчера к девяти вечера мы уже спали. — Он нешуточно отсасывал, почти сразу беря глубоко. Намджун ахнул и почесал пальцами по затылку Чонгука. Чонгук быстро начал скакать, тут же набирая темп, и от всех тех поддразниваний Намджун стал ужасно чувствительным. Его мышцы медленно напряглись, выгибая спину, а Чонгук не расслабился, отсасывая так, словно внезапно решил заставить Намджуна кончить через несколько минут. Когда рука Чонгука присоединилась к вечеринке, Намджун почувствовал, как стоны проникают в конец каждого выдоха. Его пальцы вцепились в простыни. С каждым толчком Чонгук опускал своё горло всё ниже и ниже. — Детка, почему сегодня—хах, ахххббблять—почему именно сегодня ты пытаешься сделать глубокий? Чонгук блядски хихикал вокруг его члена и задыхался, горло трепетало вокруг головки его члена, и Намджун схватил его за голову и удерживал его, бормоча: «Ты сам напросился», — и начал неглубоко толкаться в рот Чонгука, который задыхался через нос, зажмурив глаза. Он приободряюще застонал, голос вибрировал вокруг Намджуна, и Намджун вошёл глубже. Он видел, как каждый мускул на руках и плечах Чонгука напрягся под простыней, шея напряглась, судорожное дыхание вырывалось через нос каждые несколько секунд. — Ты должен, типа, расслабить горло, — пропыхтел Намджун. Он никогда не мог понять, что это значит, за все свои годы минета, но то был Чонгук, и если кто-то и мог понять это на лету, то только он. И действительно, после ещё нескольких восхитительных секунд удушья и дрожи, горло Чонгука расслабилось вокруг него. Намджун, затаив дыхание, рассмеялся. — Ты ебать какой удивительный. Можно мне кончить тебе в рот? — Чонгук показал ему большой палец. После всего лишь тридцати секунд бархатистого, плотного скольжения Намджун постучал его сзади по шее, чтобы предупредить, а затем жёстко вошёл в глотку. Чонгук с трудом сглотнул и отстранился, слёзы катились по его лицу. — Ты в порядке? Чонгук кивнул, задыхаясь. — Вау. — Его голос хрипел, грубо, скрипуче и влажно. — Твою мать. Продолжай говорить. — Теперь моя очередь. Соси мой член. Намджун ухмыльнулся. — Но сегодня же день игры. Это не входит в мой ритуал. — Нахуй его, — сказал Чонгук прямо ему в ухо, и Намджун содрогнулся от очередной волны оргазма. — Что ещё может пойти не так, верно? К чёрту ритуал. Мы уже влетаем туда неподготовленными. Намджун перевернул его на спину и стянул с него штаны, обнаружив, что парнишка уже твёрдый. — Тебе нравится, когда трахают твою глотку, детка? — Мхм. — Боже, ты само совершенство. Как же мне так повезло? — Потому что ты сам совершенство, — выдохнул Чонгук. Намджун вскинул брови и заглотил его, горячий и твёрдый, не отставая от темпа, что только что сам задал Чонгуку, который схватил его, задыхаясь и мяукая своим хриплым голосом. Он был достаточно жёстким, что Чонгук отключился, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок, с отвисшей челюстью. Когда Чонгук, тяжело дыша, слабо схватил его за волосы, он провёл рукой по крепкому бедру и сильно надавил на синяки. Спина Чонгука резко выгнулась над кроватью, когда он с визгом кончил. — Это должно было занять меньше пяти минут, — сказал Намджун, отодвигаясь от него. — Извини, я не умею глубокий минет делать. Чонгук беззвучно заскулил, всё ещё глядя в стену с остолбеневшим выражением лица. — Нам пора собираться. Ты можешь двигаться? Чонгук перекатился на спину, упёрся ногами в землю и опустился на четвереньки на пол. — Оставайся там. Я принесу тебе форму. — Так к чему всё это было сегодня утром? — спросил Намджун в машине. — Ранний разогрев, — сказал Чонгук. — Чтобы немного выбить нас из колеи. Испытать фантастический оргазм, чтобы заставить химические вещества циркулировать. Намджун усмехнулся. — Сегодня утром я пропустил ритуальный душ. Если мы проиграем, сам виноват, что ты не пускаешь меня в душ. Чонгук хихикнул и уставился в окно, бормоча: — Если мы проиграем, я уже виноват. К чёрту всё. — Если мы выиграем эту игру, — сказал Чонгук позже, когда они разминались, тренер стоял на каком-то расстоянии от дверей, выкуривая первую сигарету, которую Намджун увидел в его руке после несчастного случая с Юнги, — у меня есть просьба. — В чём дело? Чонгук перестал дёргать свою гигантскую резинку и очень серьёзно посмотрел Намджуну в глаза. — Можно мне пойти поговорить с Чимином? Намджун сердито посмотрел на него. — Завтра днём у него матч, и он с ума сходит. Он писал мне раз пятьдесят, и голова у него не в нужном месте. Я не хочу, чтобы он проиграл из-за нас. И такое Намджун понимал. Никакая обида не могла заставить его навредить другому спортсмену. — Да. Если мы победим, то можем это сделать. Чонгук глубоко вздохнул с облегчением и достал из кармана телефон. — Но я поеду с тобой. Я не хочу, чтобы ты был рядом с ним один. — Справедливо, — сказал Чонгук, не отрывая глаз от сообщения. — Я бы, наверное, всё равно попросил тебя пойти со мной. Не думаю, что он уже сдался, и он пробуждает все мои дурные привычки. — Неужели? — спросил Намджун с лёгким сарказмом. — Я научился у него привычкам в отношениях, — сказал Чонгук, — и он иногда становился манипулятивным и мелочным. Я взял с него пример, чтобы попытаться выиграть спор с ним, и он вроде как застопорился. Мы никогда не разрешали споры очень быстро. — О, — сказал Намджун и внезапно почувствовал себя невероятно самодовольным. — Значит, я не единственный, с кем у тебя были плохие отношения. — Ты неплохо справляешься с отношениями, Намджун, — вздохнул Чонгук. — Только потому, что нам трудно даётся, не значит, что ты плохо справляешься. Я знаю, что это у меня плохо получается. Недавно я со всей твёрдостью это доказал. Ты, с другой стороны, как правило, справляешься нормально. — Ты пытаешься умаслить меня, чтобы я простил тебя быстрее? — Господи, — сказал Чонгук тихим и нервным голосом, — полегче со мной, можешь? Ты слишком сильно винишь себя за это, и я пытаюсь сказать тебе, что вина полностью на мне. Намджун покачал головой. — Позволь мне взять ответственность на себя. Я вынудил тебя вступить в непростые отношения, а потом не выполнил свою часть сделки. То, что ты натворил, дерьмово, но своей беспечностью я позволил до этого докатиться. Это я во всём виноват. Вины достаточно, делая немного несправедливым бросить тебя в тот же миг. Цена вопроса приличная, и нам придётся всё проработать. — Что за цена? — Медали… — сказал Намджун и не добавил: «Моя карьера». Нахождение рядом с тренером начало приводить его нервы в порядок. Хождение взад-вперёд, вздохи, стоны, поникание, хныканье и неуверенные заверения напомнили Намджуну обо всех промахах на последнем турнире, о том, как Чонгук закрывался в себе в самые неподходящие моменты, о собственном рассеянном состоянии рассудка и о соревновании. Как он посмотрит в лицо любому члену Федерации, если они продуют? Как ему себя вести с Юнги или Хосоком с Тэхёном, которые ехали так далеко, чтобы увидеть, как они забирают золото? Если они выиграют, у них будет шанс на золото. Что-то меньшее, и его карьера может не пережить потрясения. Возможно, Чонгуку больше никогда не представится случай оказаться в центре внимания. Когда матч перед их закончился, Намджун обнаружил, что сидит на корточках на земле, и его желудок скрутило. — Эй, Намджун, смотри сюда. Он обернулся, и Чонгук сделал аэриал¹. — Я офигенен. — Вы ебнутые на всю голову. Чонгук хихикнул и пнул его ногой. — Лучшая команда в мире, верно? Нам не о чем беспокоиться. Пойдём. Намджун в изумлении последовал за ним на площадку. И Чонгук раскачал первый сет. Каждый раз, когда Намджун подбрасывал мяч, он бросал его через сетку. Каждый раз, когда противники кидали атакующим рядом с ним, он попадал под него. Намджун шёл на автопилоте, чистая уверенность, исходящая от Чонгука, убаюкивала его в его волейбольное дзен-состояние: тупо и легко, что-то похожее на мышечную память двигало его конечностями. Чонгук сделал сальто назад просто забавы ради, когда другая команда объявила перерыв. — Один взяли, один — на подходе, — сказал Чонгук, когда они набрали победное очко. — Ты чересчур самоуверен, — сказал Намджун. Чонгук только подмигнул ему. Может быть, это и было плохим спортивным поведением — ликование, с которым Чонгук разорвал другую команду в клочья во время следующего сета. Намджун выступал невозмутимой крепостью, ловя всё, что не могла уловить яркая энергия Чонгука: он ударил атакующим ударом мяча в песок над головой соперника, получив победное очко, и отправил их на соревнования за медали. Юнги закричал на трибунах, и Чонгук послал ему воздушный поцелуй. Тренер рыдал. Эн-би-си пригласила их в студию для вечернего интервью. Намджун стоял на песке и смотрел, как Чонгук, несчастный, на сокрушительных нервах, задолбавшийся Чонгук, который вчера не мог нормально подавать, исполняет свой победный танец для толпы. Он действительно был лучшим игроком США. Намджун никогда не смог бы настолько оправиться, чтобы выиграть. На самом деле, Намджун проиграл бы эту игру с Юнги. Матч вытащил Чонгук. Если бы они проиграли хоть один матч с этого момента, то вина Намджуна была бы официальной. Чонгук доказал, что он непобедим. И у них всё ещё был шанс на золото. Следующие матчи были полуфинальными, и победители разыгрывали золото и серебро, а проигравшие — бронзу. Ещё один матч перед шансом на золото. Он всегда участвовал в матче за золотую медаль. Он всегда его выигрывал. Если он проиграет на сей раз, то позволит Чонгуку найти нового товарища по команде. Он уйдёт в отставку. — А Чимин какой? — спросил Намджун, когда они возвращались в Олимпийскую деревню после интервью. Чонгук искоса взглянул на него с водительского сиденья. — Он — странное сочетание абсолютного золотца и опасного греха. Он одновременно тщеславен и неуверен в себе. Он смеётся над всем, даже когда ему больно или он злится. Он самый трудолюбивый человек, которого я когда-либо встречал. Он фантастический танцор. — Я это заметил. — Ох, заткнись, — вздохнул он, — зачем тебе знать о нём? — Мне ужасно любопытно. Хотя, может быть, мне стоит перестать спрашивать. Он уже звучит потрясающе. Я по-прежнему нервничаю. — Это только потому, что ты не слышал, как я о тебе говорил. Чимин порвал со мной из-за того, как много я болтал о тебе и как неуверенно он себя из-за этого чувствовал. Я бы сказал, что у него были проблемы с ревностью, потому что у него они есть, но он жаловался на законных основаниях. Я действительно всегда заботился о тебе больше. Я реально не думаю, что тебе есть о чём беспокоиться. — Но это было до того, как ты узнал меня. Чонгук улыбнулся. — Моё мнение изменилось гораздо меньше, чем ты думаешь. Ты слишком строг к себе. Намджун фыркнул. — Ты ещё недостаточно хорошо меня знаешь. Чонгук закатил глаза и забил. Если Намджун и думал, что Чонгук в раздрае, то это было ничто по сравнению с Чимином: лицо красное и опухшее, глаза заплывшие, волосы спутанные. Он даже не противился, когда Чонгук притянул Чимина в объятия, потому что он собирался сделать то же самое, независимо от того, насколько ужасно неуместно оно было бы. Чонгук уткнулся лицом Чимину в плечо, погладил его по спине и поцеловал в волосы, что-то шепча ему. Намджун неловко стоял позади него в коридоре. — По новостям ерундистика, Куки! Я так волновался, что из-за меня ты облажаешься, — приглушённо рыдал Чимин, вжимаясь в футболку Чонгука. Чонгук проводил их обратно в гостиничный номер. Какой-то американский фехтовальщик сидел на кровати и с любопытством смотрел на них поверх ноутбука. У него отвисла челюсть, когда вошёл Намджун. Парень выглядел старше, и это до странного его обнадёжило. Он подошёл и завёл неловкий разговор, в то время как Чимин и Чонгук стояли посреди комнаты и шептались друг с другом. Его товарищ по команде тоже был на лондонских Играх. Они говорили о том, насколько лучше были комнаты. Их с Чимином душ, очевидно, был сломан до вчерашнего дня, и им обоим пришлось мыться в другом месте. Чимин выглядел как куколка в руках Чонгука, повисший и мягонький в своём свитере, кожа фарфоровая, за исключением красных щёк и губ, глазки блестят. Он перестал плакать, но по-прежнему цеплялся за весьма окаменевшего Чонгука. Тот продолжал медленно гладить рукой по спине Чимина, и парнишка повис на нём. Они быстро и тихо разговаривали друг с другом, и Намджун чувствовал себя незваным гостем, а также невероятно ревновал к лёгкости, с которой они погрузились в пылкие обсуждения. Он не был уверен, что Чонгук так много сразу когда-либо говорил с ним. Намджун достал телефон, чтобы написать Джексону: «Помоги. Мы с Чонгуком находимся с Чимином, и это неловко.» — Когда он поднял глаза, Чимин нежно почёсывал за ушами Чонгука, который покачнулся, закрыв глаза, и опустил голову на плечо Чимина. А тот продолжал что-то шептать ему на ухо. Намджун почувствовал, как заскрежетали его зубы. — Я собираюсь пойти, э-э, на приятную долгую прогулку, — сказал сосед по комнате. — Хочешь присоединиться ко мне? Намджун покачал головой. — Я лучше останусь здесь. Мужчина пожал плечами и вышел. Чимин с Чонгуком оба замолчали, повернулись и посмотрели, как парень вышел за дверь, Чимин наклонился к плечу Чонгука, а затем они снова принялись шептаться друг с другом. Это было так очаровательно, что Намджун фыркнул. Шёпот становился всё более и более настойчивым, они оба заговорили одновременно, Чимин лапками от свитера потянул за футболку Чонгука. Намджун разглядел множественное «пожалуйста» на губах Чимина, и Чонгук покачал головой. Чимин закрыл лицо руками и снова разрыдался. Чонгук выпустил его из объятий и дал грациозно опуститься на кровать, элегантно, как актёр из старых фильмов, съеживаясь в комочек и делаясь прелестно маленьким. Чонгук беспомощно посмотрел на Намджуна, который холодно пожал плечами. Дверь открылась, и вошёл Джексон. — Чимин? Чонгук нервно посмотрел на него. — Мне очень жаль. От меня не легче. Джексон сел рядом с Чимином и сделал то же самое, что делал Чонгук, кружа поглаживаниями по пояснице Чимина. — С тобой всё хорошо, Чимин. Намджун, ты простишь Чонгука за то, что он поцеловал этого ребёнка? Неужели они действительно втягивают его в это? Намджун вздохнул. — Да. Я бы, наверное, тоже так поступил на его месте. Кстати, теперь я отношусь к тебе серьёзно. Если это поможет. Чимин хрипло рассмеялся сквозь слёзы. — Ему будет лучше со мной. Это было больно. — Я всё время ему это говорю. — Намджун хороший, — пробормотал Чонгук. — Никто из вас не должен решать такое за меня. Чимин ударил Чонгука по ноге. — Ты такой упрямый. Почему ты никогда не слушаешь? — Он обхватил руками одну из ног Чонгука и прижался к ней, прямо над синяками. Намджун попытался не ухмыльнуться, когда Чонгук слегка вздрогнул, и его лицо стало со всей старательностью пустым. — Ты должен это преодолеть, Чимин. У тебя завтра матч, — сказал Джексон. Чонгук сделал глубокий вдох и провёл рукой по волосам Чимина. Намджун подумал, что если бы двое таких горячих парней пытались его успокоить, он бы плакал годами, лишь бы они остались. — Олимпиада важнее, — тихо пробормотал Чонгук со странным напряжением в голосе. — Если ты захочешь поговорить со мной об этом после, я буду рядом, но ты же на грёбаной Олимпиаде, Чимин. Ты потрясающий. Тебе нужно сосредоточиться на этом. Чимин сделал несколько глубоких вдохов, крепко сжимая ногу Чонгука, и его лицо немного прояснилось. Джексон притворился, что фехтует пальцем, пока Чимин не захихикал и не оттолкнул его руку, отчего надавил другой, обнимавшей бедро Чонгука. — Блл-Чимин. — Он спихнул руки Чимина ниже. Чимин ахнул и с извиняющимся видом отдалился. — Нет, Чимин! Всё в порядке! У меня просто… несколько синяков прямо там. — Синяки? — спросил Чимин, осторожно постукивая пальцем по внутренней стороне бедра. Намджун до боли прикусил губу, пытаясь скрыть грозящую усмешку. — Прямо там? Чонгук покраснел. — Засосы, — пробормотал он, и Чимин ухватился за них. Чонгук взвизгнул и отскочил назад. — Эй, Намджун, — позвал Чимин, и Намджун ощетинился, — ты уже пробовал это? — Он схватил руку Чонгука и скрутил её в замок, заставляя парня опуститься на колени. Стон Чонгука, хоть и приглушённый, был безошибочно узнаваем. — Нет, не пробовал, — тихо и сердито пробормотал Намджун. — Но попробую. А теперь отпусти его. Он этого не сделал, просто уставился на Намджуна. Намджун встал, возвышаясь над Чимином. Тот покорно отпустил Чонгука и снова сел на кровать. Чонгук медленно встал, яростно краснея и стараясь незаметно натянуть нижний край своей толстовки на промежность, не встречаясь ни с кем взглядом. — Прости, — прошептал Чимин, и было похоже, что он вновь заплачет. — Всё в порядке, — сказал Чонгук, так заботливо и мягко, когда опустился рядом с Намджуном. Чимин улыбнулся. Намджун заёрзал. — Пожалуйста, вернись. Я так скучаю по тебе, — попросил Чимин у Чонгука срывающимся от отчаяния голосом, вероятно, продолжая спор, который они вели ранее. Чонгук покачал головой. Намджун произнёс: — За последние два дня я видел больше слёз, чем за последние двенадцать лет. Чонгук пнул его ногой. — Пошёл ты, — сказал Чимин, — я потерял своего парня. Я всё ещё люблю его. Он не вернётся, хотя должен был бы, и я никогда не найду никого лучше. Это действительно чертовски больно. Джексон выглядел немного огорчённым. — Чимин, — сказал Намджун, подавшись вперёд, — ты интересный, великолепный, милый, талантливый мужчина, которому только что исполнилось двадцать. Ты выиграл олимпийскую медаль. Судя по тому, что я слышал и видел, любой мужчина или, по крайней мере, большинство мужчин были бы счастливы быть с тобой. Мне трудно поверить, что ты не найдёшь кого-то даже лучше, чем Чонгук. И это может показаться корыстным, что я считаю, что тебе стоит сдаться, но у тебя появятся люди получше, которые будут тебя любить. Возможно, даже больше, чем один. Чонгук выглядел возмущённым. — Сорян, Кук. Такова правда. — Я обращался с тобой как с дерьмом, Чимин, — сказал Чонгук. — Ты достоин большего. Прости меня. — Я люблю тебя! — произнёс Чимин. — Глупости, — огрызнулся Чонгук, и Чимин обмяк на Джексоне. — Иногда мы друг с другом так отстойно обращались. — Нет, не было такого! — Ты не разговаривал со мной целую неделю, когда я не купил тебе подарок на годовщину! Я выбросил всю твою краску для волос, когда ты пошутил насчёт того, что покрасишь мои во сне. — Ты случайно выбросил мою шестидесятидолларовую умывалку и даже не извинился. Джексон протянул Чимину салфетку и начал очень тихо комментировать свой матч за бронзовую медаль, чтобы подбодрить его. Чимин слабо улыбнулся ему. — Ты так хорошо подбадриваешь меня. Знаешь, когда мне нужен. Как ты вообще догадался прийти сюда прямо сейчас? Джексон не уклонился от ответа. — Ну, на этот раз Намджун написал мне, и я понял, что пахнет жареным, поэтому я пришёл. Чимин кивнул и высморкался. Последовало долгое молчание, во время которого Чонгук с любопытством посмотрел на Намджуна. Намджун едва заметно покачал головой. Не спрашивай. — Джексон, — сказал Чимин, — когда у тебя появился номер Намджуна? Лицо Джексона было слишком выразительным. Может быть, он пытался выглядеть непринуждённо, но выглядел совсем уж пойманным врасплох. — Ух. В клубе на днях? — В клубе. Хм. Это странно. — Он уставился огромными очаровательными глазами из-за салфетки. — Но многое той ночью было странным, например, когда телефон Чонгука исчез, а затем волшебным образом вернулся в его карман, и как Намджун появился до того, как наши фотографии запостили в Твиттер, хотя он не должен был знать, где мы были. Джексон, сладкий, ты украл номер Намджуна из телефона Чонгука и написал Намджуну о нём и обо мне? Молчание Джексона и виноватое лицо были достаточным ответом. — Какого хрена, — спросил Чимин, тихо и дрожаще, — ты это сделал? — Я, э-э, подумал, может быть, э-э… у меня было странное ощущение, но я не думал, что был вправе что-то сделать? — Ты ебучая ябеда! — Голос Чимина дичайше пропищал, а глаза расширились от ярости. — Ты что, пытался устроить мне диверсию? — Что? Блять, нет! — Пошёл. Вон. — Обожемой, Чимин. По крайней мере, выслушай меня. — Нет! Какого чёрта? Ты мой лучший друг! Какого чёрта ты звонишь парню моего бывшего, если не меня подставить. И их тоже! Ты хотел, чтобы они тоже проиграли? Гонконг даже не участвует в волейбольном турнире! Зачем тебе это делать? — Я не думал, что ты его поцелуешь! — ответил Джексон. Чонгук схватил Намджуна за руку и потащил к двери. Чимин не обратил на них внимания. — Чимин реально пугающий, когда злится, — сказал Чонгук, когда они торопливо шли по коридору. — Всё пошло не так, как я хотел. Джексон правда написал тебе, чтобы ты приехал за мной? — Да, всё так. — Ну, это чертовски дерьмово. Какого чёрта? Не в меру любопытный? Ну и мудак. — Чонгук нажал кнопку вызова лифта и замолчал, ожидая. Намджун улыбнулся. — Вообще-то это довольно мило. — Это ты так думаешь, Джуни. Ты единственный, кто извлёк из этого хоть что-то положительное. Ну, Джексон тоже что-то извлечёт, если Чимин завтра взорвёт свой матч. — Ах, я ненавижу эмоциональную херню, — сказал Намджун. — Проигрыш на Олимпиаде вполне вероятен, но если у вас драма, вы никогда не узнаете, навык ли удержал вас от победы или просто мысли. Я не собираюсь отрицать, что поступок Джексона был эгоистичным и в конечном счёте деструктивным, но ты не знаешь, почему он это сделал. — Зачем он это сделал, если не пытался подставить нас с Чимином? — Чимин не будет смотреть ни на кого другого, пока он до сих пор на тебя вешается. Сейчас Джексон не мог выйти на танцпол и сказать своему лучшему другу, чтобы он перестал тереться о своего бывшего, но я определённо мог, поэтому он скинул мне фотографию вас двоих и дал мне адрес. Однако ты бы видел его лицо после того, как я увидел, что вы целовались. Он знал, что облажался. Я уверен, что он не написал бы мне, если бы подозревал, что это может вылиться в что-то, настолько компрометирующее. Не в его интересах подставлять парня, с которым он хочет встречаться. Двери лифта открылись, и Намджун шагнул внутрь. Чонгук на мгновение задержался, чтобы последовать за ним. По пути вниз к ним присоединились несколько девушек из волейбольной команды Нидерландов. Вихрь фанатизма и раздачи автографов задержал их в лифте, а затем и в вестибюле дольше, чем ожидалось. Чонгук вежливо отступил назад, подписывая вещи, когда его просили. — Надеюсь, они будут встречаться, — сказал Чонгук тонким и мягким голосом, когда они наконец сели в машину. — Они бы хорошо подошли друг другу. — Ты в порядке? — Отпускать его труднее, чем должно было бы быть. Извини. Полуфинал на следующий день против России прошёл менее гладко. Давление возросло. Матч решит, будут ли они бороться за серебро или золото, бронзу или ничего. Чонгук потерял запал, на котором катался накануне, и играл более или менее нормально. Достаточно хорошо, но Намджун остановил первый сет на середине и обнял его. — Никогда ещё я не был медалистом на таком грандиозном мероприятии, — прошептал Намджун ему на ухо. — Я знаю, — защищаясь, сказал Чонгук ему в плечо. — Люди так дерьмово о тебе отзывались, — сказал Намджун. Он решил, что не должен рассказывать Чонгуку о своём плане уйти в отставку, если они не выиграют золото сейчас, в этот критический момент. — Я так хочу, чтобы мы выиграли это золото, Куки. Представь себе: международный дебют Чон Чонгука — золотая медаль на Олимпийских играх 2016 года в возрасте восемнадцати лет. Ты станешь ещё более знаменитым, чем я. — Не выводи меня из себя, Джуни. На данный момент, честно говоря, я был бы счастлив с бронзой. Просто чудо, что мы добрались так далеко. — Нам нужно золото. — Он не мог сказать почему. — Если я получу что-то меньше золота на первой Олимпиаде с прибытием нового товарища по команде, все будут винить в этом тебя. — Это и будет моя вина, — сказал Чонгук. — Это ты виноват, что я вообще оказался здесь после того, что случилось с Юнги, — сказал Намджун. — Я нисколько не буду винить тебя, если ты выиграешь мне серебряную олимпийскую медаль. Я буду очень благодарен. Я виноват буду, если мы её не получим. Ты можешь выиграть её в любой день. Я просто хочу золото, чтобы люди тоже поверили в тебя. Они проиграли второй сет с небольшим отрывом, и Чонгук провёл большую часть перерыва, стоя на руках и делая обратные сальто, что не могло хорошо сказаться на его пространственном восприятии. Намджун мог видеть край фиолетового засоса, выглядывающего из-под края его шорт, когда парень делал стойку на руках. Без шансов, чтобы никто не запостил в блоге раз или два об этом. Чонгук просто отмахнулся от него, когда он прокомментировал это. — Если они что-то и предположат, то только Чимина. — Он немного вышел из себя и играл так, будто ему было всё равно в третьем сете, полностью расслабившись. Намджуну удалось вырвать их вперёд как раз перед концом, и они вырвали победу. — Серебро или золото, Намджун! — Когда они закончили, закричал Чонгук, прыгая на Намджуна и опрокидывая парня на спину. Намджун добрался до сетки, чтобы пожать руки, кашляя и хрипя, а затем Чонгук потащил его к машине, чтобы посмотреть матч Чимина. — Я не хочу смотреть, как твой разъярённый бывший парень нападает на людей с мечом. — Но ты сделаешь это ради меня. — Мы можем вернуться к тому факту, что ты изменил мне с этим парнем? Я ещё не оправился от этого, Чонгук, даже если я больше не злюсь, даже если я могу быть вежливым с ним лицом к лицу. Чонгук поджал губы. — Хочешь, я высажу тебя здесь, и ты сможешь вернуться пешком? — И быть окружённым толпой фанатов? Нет, я пойду с тобой на этот дурацкий фехтовальный матч. Ранее в тот же день Джексон выиграл свой матч, а это означало, что в соревновании за золотую медаль выступал Джексон против Чимина. Намджун абсолютно ничего не знал о фехтовании, за исключением того, что два человека стояли в дурацких костюмах на длинной тонкой полоске и очень быстро махали друг другу металлическими палочками, пока не вспыхивал свет, и кто-то получал очко, а затем они начинали всё сначала. Чонгук провёл их прямо в первый ряд, чтобы посмотреть, как махаются палками. Он не мог разглядеть ни одного из них, но поза Чимина выглядела знакомой даже в костюме, да и Джексон продолжал прыгать вверх и вниз между их отчаянными рывками. — А мы не знаем, удалось ли им как-то разрешить тот спор? — Без понятия. Намджун даже не видел попаданий, но бок Джексона дважды вспыхнул зелёным, а бок Чимина — красным. Чонгук продолжал выкрикивать ему причудливые французские термины, а толпа ликовала. — Они очень хорошо друг другу подходят, — пробормотал Чонгук после очередного двухсекундного рывка и ряда мигающих огней. — Я это вижу, — сказал Намджун, снова глядя на ничью. — Они сражаются до пятнадцати? — Да. Прямо как в пляжном волейболе. Чимин выглядел яростным, делая выпады: напряжённость и агрессия в каждом ударе, нежный ребёнок с прошлой ночи полностью исчез. Джексон выглядел так, словно немного колебался. — Не думаю, что они разрешили ссору, — сказал Намджун. Джексон вырвался вперёд на три очка прямо в самом конце, и Чимин сорвал свою маску и побежал в объятия Джексона, уже плача. — Блять. Не бери в голову. Какого чёрта? Они остались на церемонии награждения, Чимин и Джексон цеплялись друг за друга на золотой и серебряной платформах, Джексон лучезарно улыбался, а Чимин с благоговением смотрел на свою медаль. — Они очаровательные. Надеюсь, они будут встречаться вечно. Это мы через два дня, — сказал Чонгук, — обнимаемся на трибуне. Либо золото, либо серебро. — Золото. Чонгук поймал взгляд Чимина и помахал ему с трибун, а Чимин радостно помахал в ответ, обняв Джексона за талию. Джексон показал им два больших пальца вверх. — Чисто устроились. Как, чёрт возьми, им удалось разрешить эту неразбериху? — сказал Намджун. — Я ничего не понимаю. — Чимин — безнадёжный романтик. Джексон, вероятно, сказал какую-то глупость о том, как он влюблён, и обвёл его вокруг пальца. Тренер был зол, что они пропустили другие матчи из-за фехтования. Намджун сказал ему остыть. Весь этот турнир был сплошным балаганом, и им надо было совершить что-то неординарное. Тренер ушёл выпить с Юнги. Гостиничный номер полностью превратился в дом. Он перестал замечать гостиничный запах, и его вещички растеклись по всем поверхностям. Когда Намджун устроился на кровати, а Чонгук устроился между его бёдер с открытым компьютером, всё потускнело и затихло, было так же удобно, как в кровати в собственном доме. Намджун уткнулся лицом в шею, вдыхая резкий запах ирландских источников. — Почему от «мужских» ароматов должен свербеть нос? — Потому что мужчины должны быть грубыми во всех отношениях. Ну же, Намджун, ты в пещере живёшь? — У Чонгука зазвонил телефон, и Намджун поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть экран Скайпа, прежде чем Чонгук успел ответить, а по другую сторону экрана была его мать, а Намджун по-прежнему обнимал её сына поперёк груди, уткнувшись лицом ему в шею. — Мама! — Куки! — Через два дня мы получим либо серебряную, либо золотую медаль! — Что?! — Мы прошли к финальному матчу! — Чонгук, это Намджун у тебя за спиной? — З-Здравствуйте, мэм. — Он смирился с тем, что разговор, вероятно, будет очень неловким. Она отчётливо видела, где его руки сомкнулись вокруг Чонгука. — Привет. — Она казалась немного опасной. — Маа, ты даже не представляешь, как ужасно прошла эта неделя, но мы выиграем медаль. И я видел, как Чимин выиграл сегодня другую медаль. Серебро. — Как поживает тот милый мальчик? — Я думаю, у него появился новый бойфренд. — Ой, прости меня. Я надеялась, что вы снова сойдётесь. Чонгук неловко пожал плечами. — С самого начала это была моя вина. Я уже говорил тебе об этом. Парень действительно классный, и я очень рад за него. — Ты уверен? Я видела ваши фотографии в клубе. Пришлось уговаривать твоего отца не приезжать туда и не заставлять тебя становиться более ответственным. — Намджун меня отругал. Не беспокойся. Намджун фыркнул. — Джуни, мне жаль, что тебе приходится иметь дело со всем этим. Ты слишком стар для таких драм. — Это было проблемой, но мы — лучшая в мире команда. Мы всё равно выиграем золото. Борющийся золотой медалист прямо перед вами. Она у нас всё ещё в руках. — Как там Юнги? — спросила она. — Дела идут на удивление хорошо. Мы все удивлены. Выход в отставку ему к лицу. — Ах, отставка, — вздохнула она. — Ты ещё недостаточно взрослая для пенсии, — сказал Намджун, пряча знакомую грязную ухмылочку, которая всегда появлялась при разговоре с матерью Чонгука. — У тебя ещё несколько десятилетий, прежде чем ты станешь достаточно взрослой для этого. Она хихикнула. — Если Юнги уходит на пенсию в тридцать лет, разве я не могу уйти на пенсию в сорок? Я завидую. Красивые мужчины получают всё удовольствие. — Жаль, что его здесь нет. Он любит с тобой разговаривать. Вместо этого тебе придётся иметь дело со мной. — Джун, пожалуйста, прекрати, — сказал Чонгук. — У тебя нет права так говорить после всего, что случилось на этой неделе, детка, — пробормотал Намджун, касаясь губами раковины его уха. — Чонгук, что происходит? — спросила она, по-матерински хмурясь, по-прежнему совершенно отчётливо на пиксельном экране. — Ну, — начал Чонгук слегка дрожащим голосом, — ты же знаешь, что моя влюблённость в Намджуна в старших классах не испарилась, так ведь? — Разве нет? — Нет. Вот почему Чимин порвал со мной. — Ох. Хах. Вы ведь не спите вместе, правда? — Мы встречаемся уже, ну, около двух месяцев. Она совсем притихла. — Прости, — заныл Намджун. — Не извиняйся, — отрезал Чонгук. Намджун уткнулся лицом в плечо Чонгука. — Чонгук, это как если бы кто-то возраста твоего отца встречался с твоим старшим братом, — сказала его мать. — Да ладно тебе. Это не так уж неадекватно. Я юридически совершеннолетний, так что, как бы глупо это ни было, и потенциально разрушительно для карьеры для нас обоих, особенно для Намджуна, это по большей части работает. — Мне очень не по себе от этого, — сказала его мать. — Ты ведёшь себя глупо. Чонгук немного запнулся, а затем сказал: — Надо отдать Намджуну должное, он боролся с этим из последних сил. — Чонгук, это же фанатское увлечение, — со вздохом произнесла его мать, — какого чёрта ты ждешь от него любви и преданности? Нет! Он хочет секса! — Мама, он здесь! Намджун крепче сжал Чонгука, от его лба на плече Чонгука было по-прежнему тепло. — Я перерос фанатеющее увлечение, мам. Это не оно. И Намджун был просто замечательным во всём, а я вёл себя дерьмово. — Это просто нелепо, — сказала мать. — На самом деле не имеет значения, что ты думаешь, мам, — тихо сказал Чонгук, а затем сделал глубокий, медленный вдох. — Чонгук, я вдвое старше тебя. Я всё ещё выплачиваю тебе страховку! — Я просто хотел, чтобы ты знала. — Я всё расскажу твоему отцу. — То, что он думает, тоже неважно. Она вздохнула через нос и откинулась на спинку сиденья. Когда она открыла рот, Чонгук повесил трубку. — Она приняла позу чтеца нотаций, — пробормотал Чонгук, — а мне это не нужно. — Зачем ты ей сказал? Тебе следовало подождать. По крайней мере, ещё один год. По крайней мере, до тех пор, пока ты не закончишь старшую школу. Чёрт возьми, это так странно. Ты так юн. — Намджун, перестань думать об этом. — У меня частые кризисы по этому поводу, Чонгук. Я не думаю, что ты понимаешь. Например, каждые пару дней я иду в ванную, просто стою там, прислонившись головой к стене, и сомневаюсь в своём жизненном выборе. Чонгук играясь перебирал пальцы Намджуна. — Я что, единственный человек, который совсем с ума не сходит по этому поводу? Или я ошибаюсь? Зачем ты, нахер, со мной остаёшься? — Потому что потом я выхожу из ванной, смотрю на старшеклассника, с которым встречаюсь, и понимаю, что это ты, и тогда мне становится лучше. Чонгук уткнулся носом в его волосы. — Спасибо. Намджун крепче сжал ноги по обе стороны от Чонгука. — Со временем всё станет проще, верно? — спросил Чонгук. — Надеюсь на это, — пробормотал Намджун в ответ. — Люди, вероятно, будут находить это странным в течение многих лет. Лучше не говорить об этом. Прости, что я такой старый, Чонгук. Никто не должен быть в тисках отношений, которые ему приходится скрывать, особенно когда ты так молод. — Намджун, на самом деле ты не так уж и стар. Ой, мама опять мне звонит. — Он отклонил звонок, включил на телефоне режим «Не беспокоить» и бросил его на другую кровать. — Завтра никакой игры. А теперь ты меня трахнешь? — Почему ты так небрежно относишься к своей маме? — Мы были друзьями всю мою жизнь. Друзьям позволено игнорировать друг друга, когда они чувствуют, что им это необходимо. — Я тебе завидую. Я всё жду, что мама позвонит. Последний раз она звонила мне на Олимпиаде в Лондоне перед финальным матчем и сказала: «Поговорим в следующий раз» или что-то в этом роде. И у неё, конечно, больше причин позвонить в этом году, с этой всей историей со мной и Юнги и интервью, коих в два раза больше, чем когда-либо прежде. Кстати, как у нас дела в интернете? — Главный источник новостных статей. Любимчики соцсеточек. Сплошные сливки. Все мои посты становятся вирусными, и это удивительно, но огромное количество внимания заострилось и ошалело с тех пор, как появились те фотографии со мной и Чимином. Секс? — Я ведь не могу тебя отвлечь, правда? — Итак, секс сейчас? — Блять, да, — пробормотал Намджун, как всегда нацеливаясь на его шею. — Однажды, — сказал Намджун, когда Чонгук полностью обмяк на нём, опустив руки на бёдра, — я попрошу тебя подоминировать надо мной. — Но не сегодня, верно? — Нет. — Ловлю тебя на слове, — сказал он, уже спёртым от возбуждения голосом. — Кстати, ты всегда твердишь, что отшлёпаешь меня, но никогда этого не делаешь. — Я не хочу, чтобы у тебя были синяки перед финалом, но обещаю, когда мы вернёмся в США, я разложу тебя на своих коленях и устрою тебе то, что ты заслуживаешь за поцелуй с Чимином. Тебе придётся подождать ещё немного. — Да, папочка. Намджун вздохнул, но на этот раз не прервал его, вонзаясь ногтями в пресс Чонгука и ведя ими вниз. Чонгук выгнулся дугой за прикосновением. — Привыкаешь к этому, папочка? — Может быть, я просто извращенец, крольчонок, но иногда мне действительно нравится, что тебе всего восемнадцать. И Намджун увидел, что спереди его джинсы немного натянулись. — Я собираюсь начать пользоваться этим кинком больше. — Пожалуйста, не надо. Моральность превыше сексуальных наклонностей. Я морально против того, чтобы это было частью наших отношений. Мы и так достаточно неадекватные. Я не хочу разделения ролей. — Папочка, — прошептал он, и Намджун, фыркнув ему в ухо, оттолкнул его. — Я серьёзно. Не используй это. — Можно я попробую ещё раз сделать тебе глубокий минет? Намджун рассмеялся. — Тебе вообще нужно спрашивать? — И через несколько минут у него по лицу текли слёзы, рот был широко раскрыт, собственный кулак в штанах. — Твоя бедная мама, — простонал он, — какой ангел. Думает, что её младший сын— — Я тебя укушу, — произносит першащим горлом Чонгук. — Захлопнись, нахуй, про мою маму. — Но она такая горячая штучка. Чонгук укусил его за бедро, и Намджун вздрогнул. — Ебучие черти, Чонгук. — Я тебя предупреждал, — сказал он и снова опустился на член Намджуна. Стреляющая боль в бедре, казалось, пронзила его ногу до самого члена. Было жарко, как в аду, но не в хорошем смысле. — Мне не нравится эта боль. Блять. — Тогда не говори о матери. — Он спокойно наклонил голову обратно, стараясь заглотить член Намджуна как можно ниже. Намджун видел, как напряглось его тело, как сморщилось лицо, когда он опускался всё ниже и ниже, время от времени тихонько всхлипывая, но не останавливаясь. — Ты не должен, — Намджун умолк, когда Чонгук перекатил свои яйца в одной руке, так нежно ущипнув мягкую кожу, что его бёдра дёрнулись. — Если больно. Тебе не нужно, если больно. — Джуни, ты же знаешь, я люблю, когда мне больно, — сказал он грубым и саднящим голосом. — Сейчас кончу. Чонгук немедленно съехал. — Неужели? Ты это серьёзно? Я ещё никогда не заставлял тебя кончать так быстро! — Почему ты остановился? — заскулил Намджун, притягивая Чонгука к себе наверх, чтобы поцеловать его прелестное личико. — Потому что ты кончаешь только раз за ночь, а потом отъезжаешь, и мне нужен твой член во мне. — Он лёг на Намджуна и нежно поцеловал его физиономию. — Кстати, это очень неудобно. У Чимина был ещё более короткий рефрактерный период², чем у меня. Этот мальчик был секс-машиной. Джексон его полюбит. — Прекрати, блять, его вспоминать! Если ты можешь говорить о нём, я могу говорить о твоей маме. — Я просто думаю, что мы должны начать выкладывать всё в открытую, независимо от того, насколько это неудобно, — пробормотал Чонгук. — Включая то, как сильно ты скучаешь по сексу с Чимином, когда я собираюсь трахнуть тебя. Окей. Чонгук только хихикнул. — Сорян. Мне не стоит пытаться заставить тебя ревновать. — Перестань быть такой милахой, когда я хочу на тебя злиться. Тащи сюда свою задницу, чтобы я мог тебя вылизать. Чонгук протянул ему смазку, и он быстро и оперативно раскрыл его пальцами вокруг собственного языка, проверяя растяжку на костяшках пальцев и ухмыляясь всякий раз, когда Чонгук одновременно стонал и хныкал, сжимая кулаки на стене над кроватью, его бёдра дрожали по обе стороны от лица Намджуна. Его член умирал от минета, краснея и требуя внимания. — Ты хочешь сесть на меня, или мне тебя вжать в кровать и жёстко трахнуть? Чонгук прерывисто застонал и попытался неуверенно ответить. — Я… я хочу… — Знаешь что? — сказал Намджун. — Не обращай внимания. У меня есть идея получше. — Он выскользнул из-под задницы Чонгука и сел. — У стены. Почему бы и нет, чёрт возьми. — Я не думаю, что мои ноги меня удержат, — пробормотал Чонгук тонким голосом. Он встревоженно оглянулся через плечо, волосы прилипли от пота ко лбу, губы влажные от слюны, глаза остекленели. Намджун скучал по этому лишающему костей, липкому, плавящему ощущению от вылизывания задницы. — Ты прекрасно справишься. Посмотри на эти крепкие бёдра. — Он грубо ударил одно из них, и локти Чонгука подогнулись, заставив его врезаться в стену. Намджун фыркнул и засунул три смазанных пальца обратно в задницу. — Я собираюсь без презерватива. Тебе нормально? В последнее время ты не трахался ни с кем, о ком я не знаю, так ведь? — Нет! — Даже с Чимином? — Боже, нет! Нет, — выдохнул он, когда Намджун резко надавил на его простату. — После тебя — нет. Агх, просто накажи меня уже и покончи с этим. Не продолжай поднимать эту тему, чтобы обвинить меня. Намджун шлёпнул его по заднице, не настолько сильно, чтобы наказывать, но достаточно сильно, чтобы Чонгук дико затрясся всем телом, вопя у стены, бёдра слегка подпрыгнули, когда он потёрся о груду подушек, на которых только что лежала голова Намджуна. Такое небольшое трение должно было сводить с ума. — Разве ты этого не заслуживаешь, крольчонок? — Ебать, — задохнулся Чонгук. — Член. Внутрь. Сейчас. Намджун надавил вниз на поясницу Чонгука, прижав верхнюю часть его тела к стене и повернув бёдра к себе под нужным углом, красиво изогнув спину таким образом, что его задница стала круглее. Пальцы Чонгука согнулись у стены, румянец залил его спину и плечи. Намджун вставил крышку от бутылки смазки прямо в задницу Чонгука. Парень неистово взвизгнул, интонацией переходя в конце в вопрос. Намджун сжал её. Смазка хлынула вокруг колпачка, и Чонгук дёрнулся, скуля от удивления. — Скажи мне, если тебе это не нравится. — Больше. Блять. Так холодно. Фу, она стекает. Больше. Намджун снова сжал бутылку, медленно, и тело Чонгука заметно задрожало, когда ещё больше стекло вниз по его бёдрам. — Ты будешь таким мокрым, кролик. — Пожалуйста, — сказал Чонгук срывающимся, хриплым и ломающимся голосом. Намджун пристроился и медленно и легко скользнул внутрь, хлюпая смазкой. Его бёдра коснулись задницы Чонгука, и он подождал мгновение, пока парень привыкнет, прежде чем схватить его за бёдра и потянуть вниз, входя глубже. Чонгук всхлипнул. Он слышал негромкие хлюпающие звуки, когда дырочка Чонгука растягивалась и сжималась на его члене. — Долго не протяну, — прошептал Чонгук. — Я тоже, — сказал Намджун и, наконец, начал толкаться. Он никогда не чувствовал ничего настолько непристойного, как то, как смазка, казалось, превращала его задницу в бархат, звуки были влажными и грязными настолько, что узел возбуждения в животе Намджуна искрил от удовольствия. Чонгуку удалось оторвать руку от стены и засунуть подушку между ног, покачиваясь на ней в такт толчкам Намджуна, достаточно для небольшого трения, но, вероятно, до ужасного, пугающего близко к никак. Чонгук укусил себя за руку, чтобы не завыть, позволив звуку умереть в глотке с громким стоном, а Намджун, обогнув, протянул руку, схватив за синяки на бёдрах, и Чонгук выстрелил, будто из артиллерийского орудия. — Вау, — пробормотал Намджун, уткнувшись ему в спину, пока он приходил в себя, его бёдра задрожали ещё сильнее, — ты не против, если я продолжу? — Конечно, давай, — приглушённо сказал Чонгук, прижимаясь к своей руке. Намджун снова начал толкаться. Чонгук извивался, пытаясь толкнуться назад, когда инстинкт заставлял его отпрянуть, всё сжалось почти невыносимо. — Расслабься, детка. Я не хочу причинять тебе боль, — задыхаясь, сказал Намджун. Чонгук заставил свои мышцы расслабиться и снова напряг их, всхлипывая от излишней стимуляции. Намджун рывком поднял его, прижав к груди, продолжил движения больше вверх, чем вперёд, и проход слегка сжался. Он жёстко скользил прямо в простату Чонгука с каждым проходом. Чонгук просто перестал дышать, голова откинулась назад на плечо Намджуна, когда его спина выгнулась, он резко схватил его за руки, один протяжный, хриплый стон вырвался из его горла. Намджун осторожно провёл пальцем между ног и прижался к промежности, скользкой от заблудшей смазки. Чонгук судорожно вздохнул, руки невыносимо сжались на его бицепсах, и Намджун изо всех сил старался продержаться достаточно долго, чтобы Чонгука совсем размотало, но было слишком мокро, слишком тесно и слишком грязно. Он глубоко толкнулся и жёстко кончил в уже насквозь истекающую дырку Чонгука. Они оба рухнули на матрас, свернувшись в изголовье кровати, дрожащие и затраханные. Чонгук с судорогой опустил руку в мокрое месиво между ног и скользнул двумя пальцами обратно в задницу, бёдра дёрнулись вперёд, когда он застонал. Его трясло при каждом толчке, пока он вколачивался, испытывая боль, но Намджун видел его красный, твёрдый как камень член, прижатый к натянутому от напряжения животу. — Джун, помоги. Блять. Не могу её найти. Помоги. Пожалуйста! — Господи Иисусе, малыш. Это ещё не конец света. — Нужно кончить. Боже, Намджун, мне это нужно. Чёрт, мне это нужно. Намджун раздвинул колени и отдёрнул руку, прежде чем скользнуть пальцами обратно в греховно свободную, по-девичьи влажную дырочку Чонгука, и легко нашёл его простату, набухшую и чувствительную. — Заставь меня кончить, папочка! Пожалуйста! — Цыц. — Пожалуйста! — Мне нравится, когда ты умоляешь, крольчонок, но не зови меня так, — сказал он, но всё равно обвёл пальцами сладкое местечко Чонгука, наблюдая, как Чонгук легонько проводит кончиками пальцев по собственной мышце, лицо безумно счастливое, до прекрасного самовлюблённое. — Ты такой великолепный, — воодушелённо произнёс Намджун, Чонгук застонал, нахмурив брови, будучи таким нуждающимся и разбитым. Его рука была мокрой, пальцы легко скользили по сладкому месту, безжалостно нажимая, чтобы увидеть, как дрожит всё его тело. Он вцепился ртом в одно из своих раздвинутых бёдер со внутренней стороны и стал сильно сосать, закрыв глаза и сосредоточившись на медленном движении пальцев, восхитительном подрагивании мышц бедра у рта. Он отстранился, чтобы рассмотреть влажный, фиолетовый засос, расцветающий на собственной бледной коже, и начал другой выше, нажимая сильнее. Чонгук вопил. Пятью засосами позже он поднял глаза, немного обеспокоенный тем, как сдавленно и резко звучало его тяжёлое дыхание. Слёзы текли по его щекам, тело выгнулось дугой и напряглось, пальцы скользили по собственным соскам. — Крольчонок, — пробормотал Намджун так тихо и сексуально, как только мог. — Ещё, — выдохнул Чонгук. Намджун заглотил его впечатляюще твёрдый член в рот. Чонгук взвыл и забился в судороге, колени ещё больше раздвинулись, рот широко раскрылся. Он сосал изо всех сил, опустившись так низко, как только мог, его пальцы растирали быстрее. Большим пальцем свободной руки он надавил на засосы Чонгука, и Чонгук вжался назад, стискивая мышцы собственных бёдер. Он хныкал и стонал, всхлипывал, и это звучало словно агония, звучало будто он умирает, но его дрожащие пальцы оставались на сосках, щипали и тёрли. К тому времени, как Чонгук сжался и кончил в рот Намджуна, сильно содрогаясь, челюсть Намджуна ныла. — Всё хорошо, детка, — сказал он и позволил Чонгуку обмякнуть на кровати, потные волосы прилипли к его лицу и шее, лицо распущенное и выебанное, блаженное. Намджун некоторое время неподвижно сидел на кровати, голова у него шла кругом. Смазка и его собственная сперма покрывали его пальцы. Чонгук выглядел мёртвым. Простыни были испорчены. — Ты потрясающий. — Ннг. — Душ. — Мм-мм. — Я не позволю тебе так уснуть, — сказал Намджун, — пошли, — и потянул его к краю кровати, заставив обхватить липкими ногами за талию, а руками за плечи, и встал, неся его в ванную. Чонгук лежал на нём безвольной лапшинкой, влажное, скользкое месиво горячо текло по его пояснице. Намджун включил душ, подождал, пока он нагреется, и опустил парня на пол. Чонгук постоял немного, сонно моргая, пока его волосы приглаживались под струей воды, а затем осторожно сел на пол. Намджун усмехнулся и последовал за ним. — Посиди там немного, пока я вымоюсь, а потом я тобой займусь. Чонгук пробормотал что-то и снова закрыл глаза, откинув голову на пластиковую стенку душа. Вымыть всю смазку и сперму из его задницы оказалось болезненным процессом. Чонгук наклонился вперёд, его ноги дрожали, и он слабо хныкал даже от самых нежных прикосновений Намджуна. — Господи, малыш, с тобой завтра всё будет в порядке? — Ты же знаешь, как я восстанавливаюсь. К полудню я снова буду на ногах, — простонал Чонгук. — У нас тренировка в девять. — Ебать. А теперь уложи меня спать. — Таков план, — сказал Намджун, ещё раз вытирая внутреннюю сторону бёдер увесистой гостиничной мочалкой. Чонгук зажмурился и прикусил губу. — Больно, — прошептал он. — Охотно верю. — Я не в себе абсолютно. Прости. — Не извиняйся, — сказал Намджун, крепко обнимая его. — Я сделал это с тобой. Каждый раз, когда я занимаюсь с тобой сексом, я поражаюсь. — То же самое, — решительно сказал Чонгук, чувствуя слабость в коленях, так что Намджуну пришлось поддержать его. — Серьёзно, кровать. Не могу держать глаза открытыми. Передозировка эндорфинов. Намджун наконец уложил их обоих в постель, полуодетых и свернувшихся в объятиях: Чонгук на спине, а Намджун на боку рядом с ним, городские огни просачивались полосами света сквозь занавески. — Серебро или золото, Намджун. Мы идём на медаль. — Золото, — пробормотал Намджун. — Мне нужно золото. — Защитим твою медаль. Да. Я не упущу её ради тебя, — сказал Чонгук, невнятно и сонно. — Докажи, что милый парнишка Instafamous Чон Чонгук может идти ноздря к ноздре с чемпионами, — сказал Намджун. — Мы не собираемся покончить ни с чем меньшим золота, иначе они скажут, что я тебя вознёс, а ты утащил меня вниз. — Ты вознёс. Я утащу. — Ты действительно так думаешь? — Нет, — пробормотал Чонгук, а потом, перед тем как заснуть, добавил, — я думаю, что я лучше тебя. Намджун затаил дыхание, внезапно почувствовав гордость и лёгкую грусть. — Ты будешь, — прошептал он через какое-то время, но Чонгук уже заснул. Если они выиграют золото, у них будет ещё как минимум четыре года, Юнги и тренер на трибунах, Тэхён и Хосок на тренировочных кортах. Жаркие дни на песке и тёплые ночи с Чонгуком дома. У них будут годы, годы и годы соревнований по волейболу, объятий и общения со свекровью. Он никогда так сильно не хотел золото, последнее доказательство того, что он не был якорем в будущем Чонгука. Чонгук никогда не отпустит его. Намджуну придётся сделать это самому. Выиграй золото — выиграешь Чонгука. Выиграй серебро, и дашь кому-нибудь получше заявить на него права, дашь завладеть своим наследием. — Золотой мальчик, — прошептал Намджун в волосы Чонгука. — Ты — тяжёлая медаль, которую трудно удержать. Когда на следующее утро Чонгук подсчитал пропущенные звонки от родителей и начал читать сообщения, Намджуну позвонила мать. — Мама? Вау. Привет. Чонгук оторвался от телефона, разочарование и беспокойство на мгновение сменились удивлением. — Нет, я ещё не вышел замуж за Юнги. В этом году у него было много дел. Ты вышла замуж? За кого? Видимо, какой-то мужчина на мотоцикле. Намджун закатил глаза. — Ты уже не подросток восьмидесятых годов. Прости, прости. Я уверен, что он очень славный. Ты заметила, что завтра у меня матч за олимпийское золото четвертой подряд летней Олимпиады? Хорошо. Я думал, что ты звонишь именно поэтому, но мне нужно было убедиться. Чонгук уныло уставился на свой телефон и начал что-то печатать. — Мой маленький распутник по команде? Нет, тебе нельзя с ним поговорить. Не будь такой криповой. Боже. Разве ты не замужем? Ему восемнадцать лет. Ты не так хорошо меня знаешь, мама. Как ты можешь быть уверенной, что мы трахаемся, просто посмотрев Эн-би-си? А двадцать восемь и восемнадцать — это куда лучше, чем пятьдесят пять и восемнадцать. Не делай вид, что это одно и то же, ты женщина бальзаковского возраста. Чонгук фыркнул, затем забрался на кровать Намджуна и сделал селфи, прижав их щёки друг к другу, Намджун выглядел удивлённым, продолжая пытаться поговорить со своей мамой, Чонгук выглядел немного вызывающе. — Отправляю это в семейный чат, — сказал Чонгук. — Чонгук, я не особо хочу ссориться с твоими родителями. Прости, мам. Да, я слушаю. Какого чёрта я должен был покупать тебе билеты? Мы не разговаривали четыре года. Он наклонился вперёд, упершись локтями в колени и пощипывая переносицу. Он услышал щелчок камеры айфона, а затем тихий смешок. — И это тоже посылаю. — С какой подписью? Разговариваю с Чонгуком, мам. Не беспокойся об этом. — Намджун разбирается со своей матерью, — сказал Чонгук, — ты не возражаешь, если я опишу этот разговор? — Пожалуйста, не надо. Чонгук улыбнулся и продолжил печатать. — Я не гей, мам. Перестань спрашивать меня, есть ли у меня парень каждый раз, когда звонишь. Девушки у меня тоже нет, просто на случай, если тебя вообще интересует моя личная жизнь, если я не встречаюсь с парнями. Я совершенно не против умереть старой девой. Юнги практически мой муж. Мы оба натуралы, но моя правая рука по-прежнему работоспособная. Этого мне вполне достаточно. — Я не напишу это родителям, — пробормотал Чонгук. — Вероятно, и к лучшему, — сказал Намджун. — О чёрт, прости, мам. Я не говорил о смерти твоего брата. Я пытаюсь вести сразу два разговора, и это предназначалось для Чонгука. Прости. Клянусь, я не настолько дерьмовый. О, ты тоже думаешь, что это, наверное, к лучшему? Ха. Окей. Нет, я ещё не отучился в колледже. И ты это знаешь. Чонгук начал приглушать смех подушкой. — Что, чёрт возьми, происходит с твоей мамой? — прошептал он. — Мет к этому моменту, вероятно, — прошептал Намджун в ответ. Его мама услышала это. — Ага, — сказал он Чонгуку через несколько секунд. — Это метамфетамин. Мам, мне скоро на тренировку, так что я ухожу. Что свело разговор всего лишь к пятнадцати минутам быстрой, раздражающей, взаимной выгрузки последних новостей о последних четырех годах их жизни и идей о будущем. — Я поговорю с тобой через четыре года, — сказал Намджун. — На День Благодарения? Ты всегда так говоришь и никогда этого не делаешь. Я не звоню, потому что не хочу с тобой разговаривать. Ой. Пожалуйста, не впутывай в это отца. В этом твоей вины столько же, сколько и его. Ты когда-нибудь пыталась выяснить, куда он ушёл? Окей. Нет, не копай, если не хочешь. Я не настолько любопытен. — Ты думаешь, — сказал Чонгук после того, как они попрощались и повесили трубку, — что твой отец однажды увидит, как ты выиграл золотую медаль на Олимпийских играх, или хотя бы услышит об этом, поскольку ты вроде как знаменит, и попытается связаться с тобой. — Да. Должно быть, ему я действительно не нужен, если продолжает игнорировать даже после того, как я выиграл несколько золотых медалей и стал современной американской иконой. Чонгук тупо уставился на свои руки. — Мне очень жаль. — Что? Не извиняйся. Это правда. Я всегда был немного расстроен из-за этого. Не принимайте мой цинизм за пассивную агрессию. Говори всё, что захочешь о моей жизни. Меня это больше не беспокоит. Чонгук кивнул, выглядя по-прежнему обеспокоенным и сожалеющим. — Что происходит с твоими родителями? — Они оба очень злы, но папа продолжает превращать свою ругань в довольно забавные шутки, так что я не думаю, что они будут злиться долго. Они привыкнут к тебе. — Они будут любить меня больше, если мы выиграем золото? Чонгук пожал плечами. — Понятия не имею. Давай пойдём на тренировку. — Как твоя задница? — спросил Намджун. — Немного побаливает. Наверное, будет болеть. Надеюсь, у меня не встанет. — Это было бы трудно объяснить тренеру. Внезапно Чонгук мило улыбнулся, и глаза его прищурились. — Что? — Просто очень приятно, что ты мой парень. — Ким Намджун. Ты его поймал. — Нет, дело не в этом. Просто с тобой более комфортно, чем со всеми, с кем я встречался. У меня был Чимин, а ещё раньше была девушка. Какой-то парень, с которым я переспал, вроде, дважды между тем, как Чимин порвал со мной и мы с тобой сошлись, потому что я всё время был ужасно возбуждённым, и я знал, что нравлюсь ему. И ни с кем из них не было так комфортно, даже с Чимином. Я должен был следить за тем, что говорю в их компании. Я встречался с Чимином в течение двух лет, и мы знали друг о друге всё, а я по-прежнему чувствовал, что должен скрывать от него свои кинки и недостатки. А с тобой — нет. Я могу говорить всё, что захочу, и ты либо легко примешь это, либо захочешь провести разумную дискуссию об этом. — Вот что значит быть взрослым. Чонгук покачал головой. — По-моему, ты ошибаешься. Я думаю, что ты просто очень умный и рассудительный. И добрый. И ты не судишь. Ты чуткий и скромный. Ты — все эти милые вещи, о которых я никогда не знал, когда был просто фанатом. Было действительно здорово познакомиться с тобой. Намджун почувствовал комок в горле и подумал: «Ну, это неожиданно». Но Чонгук, похоже, не нуждался в ответе. Он вернулся к переписке со своей мамой. — Ты, кажется, думаешь, что я могу разочароваться теперь, когда вижу в тебе больше человеческого и меньше от кумира, но всё было как раз наоборот. Я рад, что ты не идеален. Ты одинокий, неуверенный в себе придурок. Я больше не чувствую себя неудачником рядом с тобой. Чем менее потрясающим ты становишься, тем больше ты мне нравишься. Намджун прислонился спиной к стене, голова у него шла кругом. Нытьё матери, сопровождаемое нежностью Чонгука, причиняло ему боль. Он не был уверен, спит он или нет. — Рад это слышать, — наконец выдавил он мягким голосом. Чонгук встревоженно поднял глаза. — Это было грубо? Я полагал, что был довольно мягок, чтобы не оскорбить, но, может быть, и нет? — Думаю, я действительно испытываю облегчение, — сказал Намджун. — Но я не оскорблён и не обижен. Возможно, я реально счастлив. Чонгук резко выпрямился, его глаза были необычайно широко распахнуты, будто он только что понял, что забыл что-то важное. Он бросил телефон через плечо. Тот ударился о стену, и Намджун подпрыгнул, а потом Чонгук переполз через него, прижал к кровати и лизнул в рот. Намджун лениво ответил на поцелуй, позволив ему делать большую часть работы. — А ты обычно нижний? — спросил Чонгук. — Тебе нужно больше любви, чем я тебе даю, не так ли, Джуни? Намджун фыркнул, пытаясь отогнать всё более счастливых бабочек в животе, лицо его пылало. — Почему я вдруг оказался нижним? Застань меня врасплох несколькими странными комплиментами и плохим звонком от моей матери, и теперь я тот, о ком нужно заботиться? Что с этим не так? — Но ведь это правда, да? — сказал Чонгук. — Я могу это сделать. Намджун обхватил руками плечо Чонгука и прижал его к своей груди. — Прекрати целовать меня и просто обними на минутку, — пробормотал он в футболку Чонгука. — Сейчас у нас тренировка. Мы вернёмся к этому позже. Остаток дня он провёл с улыбкой. После тренировки Чонгук заснул на пляже, лёжа на животе на песке и обхватив голову руками. Намджун забрал у него из рук телефон и положил его ему на спину, чтобы тот не запачкался песком. Он фотографировал Намджуна весь день, экшн-снимок, где он дрался с тренером; лежал на земле в тени, распивая воду; один особенно компрометирующий момент, когда они целовались в ванной, и Намджун не понял, что он вытащил свой телефон, пока снимок не был уже отправлен, а следом снимок Намджуна, сидящего на полу с головой в руках. Солнце садилось за ними, опускаясь за горы, и Намджун скучал по калифорнийским пляжам, где в это время дня солнце будет светить прямо им в лицо, плавая низко над водой и сверкая повсюду. Он почти не заметил, как Чонгук проснулся и начал ёрзать, пока телефон не упал с его спины. Он поднял его, перевернулся и сфотографировал себя с головой, лежащей на бедре Намджуна. — Снэпчат от Чимина, — сказал он. — У тебя есть Чимин в Снэпчате? Серьёзно? Он показал Намджуну фотографию: очень улыбчивый Чимин с Джексоном, обнимающим его сзади, губы прижаты к его шее, глаза закрыты и выражение блаженное. — Они хорошо подходят друг другу, — сказал Чонгук. — Больше, чем я ему. — И это хорошо. Я доволен, — сказал Намджун, потому что ему нравился Джексон, и Чимину нужно было отвлечься, чтобы отодраться от Чонгука. — Я собираюсь поплавать. — Ты выйдешь и разозлишься, что не можешь сесть, не чувствуя повсюду песок. Я знаю, как это бывает. — Чонгук пожал плечами и направился к прибою. Его телефон зазвонил рядом с Намджуном, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть ответное сообщение от мамы Чонгука. Мило. Позвони мне, сопляк. Он фыркнул. — Я весь мокрый от тебя, — сказал он позже, когда Чонгук стоял над ним, выжимая футболку прямо там, где ветерок обдувал Намджуна. — Тебе нравится, когда ты из-за меня мокрый, детка. Намджун нахмурился и вытер с лица морскую воду. — Неуважительно, — пробормотал он. — Прости, папочка. Я буду стараться лучше. — Как можно в двух предложениях перейти от детки к папочке? — А кем бы ты предпочёл быть? — спросил Чонгук, опускаясь на колени и стараясь не вымазаться в песке слишком сильно, пока он мокрый, чтобы он не прилип к нему. — Детка. Это более нейтрально. — Нейтрально? — Я бы предпочёл равные отношения, чем какое-то разделение ролей в сексе. Обычно я не бываю нижним, дабы ответить на твой вопрос с сегодняшнего утра. Я всегда стремился быть сверху, но иногда приятно, когда о тебе заботятся. Чонгук оставил мокрый отпечаток ладони прямо на его футболке. — Может, пойдём домой, чтобы я тебя зацеловал? И что ещё более важно сесть, не вымазав песком всю свою задницу? — Ха. Конечно. В ту ночь он трахал Чонгука заботливо и медленно, глубоко и мягко, пока ноги Чонгука обхватывали его талию. — Ещё, пожалуйста. Этого недостаточно. — Так и должно быть. Ради завтрашней игры у тебя ничего не должно болеть. Чонгук тяжело дышал, обмякнув на простынях, пот стекал по его шее, прерывистые стоны срывались с его губ, когда Намджун невероятно медленно подталкивал его к краю. Когда он кончил, вид у него был почти разочарованный. — Мне было так хорошо, — пробормотал он в улыбку Намджуна, который ждал, пока Чонгук придёт в себя достаточно, чтобы Намджун смог продолжить. — Не хотел, чтобы это прекратилось. — Я ещё не закончил. — Всё будет по-другому, — захныкал он. Намджун отодвинулся от простаты и ускорил темп, просто гонясь за собственным оргазмом, пока Чонгук жалобно стонал под ним. Наконец он кончил и откатился в сторону, чувствуя лёгкое головокружение. Чонгук обтёр их, как ответственный молодой человек, так как Намджун не мог должным образом пользоваться своими бёдрами. — Золото завтра, — пробормотал Намджун в подушку. Чонгук уютно устроился рядом с ним, пальцами почёсывая голову Намджуна сквозь его светлые волосы. Намджун радостно замурлыкал и улыбнулся. Он почувствовал, как Чонгук ткнул его в ямочку на щеке. — Завтра мы добудем золото, — пробормотал он. — Золото или серебро. — Золото, — настойчиво повторил Намджун. Чонгук заколебался, вопросительно проведя пальцами по подбородку. — Золото, — согласился он, а затем подлез под руку Намджуна, протискиваясь в пространство, оставленное телом Намджуна. Они проснутся потными и липкими, но было слишком хорошо, стоило сонного дискомфорта утром. — Будильник стоит? — Хм? Ммага. — Спокойной ночи. Чонгук поцеловал его в плечо. — По-моему, мама к тебе потеплела. Хотя, возможно, ты захочешь какое-то время избегать папу. — О боже. Нам нужно это попридержать, пока мы не вернёмся домой. Буду стрессовать — Ты выживешь. Намджун сделал паузу, чтобы придумать что-нибудь язвительное, и проснулся только на следующее утро, потный и липкий, как и было предсказано, прижатый к стене, поскольку пытался сбежать от распростёртого жаркого тела Чонгука. Второй сет. Бразилия 10. Америка 8. Намджун выпрямился и силой воли приказал Дзену вернуться. Трибуны были заполнены до отказа. Какой-то комик из «Охотников за привидениями» устраивал беспорядки в первом ряду. Чонгук приготовился подавать; Намджун дал сигнал за спиной, но, вероятно, в этом не было необходимости. Чонгук должен точно знать, что делать с позициями по всему корту. Но даже с мячом, летевшим именно туда, куда им нужно, к Бразилии никогда не стоило относиться легкомысленно. Бразилия 11. Намджун и Чонгук выиграли первый сет. Потерянный сет теперь выбивал почву под ногами. Никакой им быстрой и лёгкой победы. Даже если они выиграют, Бразилия будет давить на них за каждое очко. Намджун выругался и повернулся дать пятюню Чонгуку ради поддержки. Чонгук просто стоял там, дохрена странно подрыгивая руками и ухая. — Господи Иисусе, чувак. Какого хрена? Ты трескаешься под давлением? Чонгук хихикнул. — Повернись, старик. Они подают. — Сука, — пробормотал он. Может быть, дурачество и помогло бы Чонгуку, но по ощущению он стал немного рассеянным. Не слишком рассеянным, чтобы забить. Бразилия 11. Америка 9. Дзен откинулся назад, словно выключая свет в захламлённом чулане на задворках его сознания. Они проиграли сет на одно очко, четыре очка после игры, обмениваясь очками взад и вперёд, пока Бразилия не получила ещё одно очко, лидируя: Бразилия 29, Америка 27. — Ещё один сет, — сказал Чонгук в ответ на бормотание Намджуна. — Всё проебали. — Было очень близко. Спортивный фильм о нашем наследии ничего меньшего и не захочет. — Спортивный фильм или трагический роман? — Оба. Разве трагический роман не является залогом хорошего фильма о спорте? — Обними меня. Мне нужно успокоиться. Чонгук легко скользнул в его объятия, одной рукой небрежно обняв его за плечи, больше, чем Юнги когда-либо вкладывался ради него, но не настолько, чтобы люди начали думать об этом. Отец Чонгука, вероятно, что-то подумал. Он проглотил мысль и сосредоточился на спокойствии, сосредоточился на том, чтобы держать другого человека в своих объятиях. — Мне нужно сделать сальто, — сказал Чонгук. — Не хочешь подождать до окончания рекламного перерыва? — Публика зовёт меня. Бразильцы выглядели очень недовольными, увидев, что Чонгук пристроился на краю площадки. Зрители завопили. Какая-то спортивная, может быть баскетбольная команда США, и футбольная команда, какая-то в первом ряду, вскочила на ноги, пронзительно крича. Чонгук ухмыльнулся и выдал продолжительный ряд сальто назад, рондадов³ и аэриалов. Трибуны вскочили на ноги. Он быстро ответил на признательность: лёгким изгибом уголков губ и скромно помахав толпе, а затем побежал обратно к своей бутылке с водой. — Показушный, но скромный, молодой и горячий. Вы с Симоной Байлс быстро превращаетесь в любимцев Америки. Чонгук ахнул: — Как ты думаешь, я смогу с ней встретиться? — Напиши об этом в Твиттере. Я уверен, что Эн-би-си сможет устроить вам встречу. Она уже несколько дней флиртует с Заком Эфроном, верно? — Не совсем флиртует, — сказал Чонгук, краснея, — и я не совсем Зак Эфрон. Намджун покачал головой. — Я не уверен, что эта болтовня расслабляет или отвлекает. Мы с Юнги никогда не болтали о пустяках во время игр. Только игра. — Это, наверное, вывело бы меня из себя. — Я до сих пор привыкаю к этому. — Пожалуйста сосредоточься, Джуни. — Для этого и существуют объятия. Игра началась снова. Намджун подал. Америка 1. Бразилия 0. Идём в гору. Бразилия 9, Америка 7: настроение игры изменилось. За плечом он услышал, как Чонгук раздражённо фыркнул и повернулся пнуть в него песок. Глаза Чонгука сузились. Его следующий атакующий ударил в дальний угол площадки, отправив одного из противников кувыркаться вслед за ним. — Хороший мальчик, — пробормотал Намджун. — Спасибо, брат. Игра распалилась. Чонгук двигался шустро и резко, полностью сфокусировался на матче. Намджун с облегчением и комфортом погрузился в свой Дзен. Бразилия сравнялась с ними в игровых очках, а затем вырвалась вперёд. Они нагнали её. Бразилия снова вырвалась вперёд на одно очко. Бразилия 17. Америка 16. Чонгук подал. Снова перелетело обратно через сетку, и Намджун шмальнул прямо в чьё-то колено. Мяч ударился о песок и откатился назад, чтобы Чонгук снова подал. Вничью. Бразилец вернул подачу через сетку. Намджуну едва удалось просто поднять мяч в воздух. Чонгук подал, Намджун атаковал. Они подбросили его вверх, отбили обратно, и Чонгук нырнул за ним. Намджун подал, и Чонгук ударил в заднюю часть корта. Ныряние спасло. Если зрители и кричали, Намджун этого не слышал. Чонгук едва удерживал мяч на обратном пути. Намджун в отчаянии вернул его обратно к сетке. Он развернулся, всё ещё лежа на земле, как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот ударился о песок с другой стороны. На одно очко впереди. Он никогда не слышал более ушераздирающей толпы. Корт погрузился в море белого шума. Чонгук стоял в задней части площадки, глядя на мяч в своих руках, как на волшебную лампу, сверхсила, которая входила в мяч только в лучших играх, лучилась напряжением во всех четырёх соперниках, дополнительная ступенька сверх обычной концентрации, которая заставляла мяч казаться святым. Мяч проплыл мимо, отскочил от соперников и направился к задней части площадки. Чонгук подбросил его вверх. Намджун подал. Чонгук подпрыгнул, наклонив руку в сторону пустой половины корта, и Намджун успел сделать один глубокий вдох, прежде чем мяч ударился о песок, и он выиграл своё четвертое олимпийское золото. Чонгук упал ничком на площадку. Намджун взвизгнул. Толпа взревела. Он прыгнул на Чонгука сверху. Он сделал это, он по-прежнему мог быть лучшим и без Юнги. Лучшая команда в мире. Чонгук затрясся на песке то ли от слёз, то ли от смеха. Он поднял Чонгука, и они поумерили свои ухмылки, чтобы вежливо пожать руки серебряным призёрам, а затем встали вместе на вершине платформы, Бразилия на серебро справа от них, Италия с бронзой слева от них, всё так же подтверждая, как и в течение последних двенадцати лет. Чонгук хорошо смотрелся с золотом, баюкая свою медаль, глядя на неё и хихикая, глаза огромные, волосы все в песке. Намджуну показалось, что он увидел слёзы в этих широко раскрытых глазах, услышал всхлипы под смехом. Кто-то обернул американский флаг вокруг их плеч, и он воспользовался им, чтобы стереть слезу со своей щеки, первые слёзы из столь многих, которые он был счастлив видеть на лице Чонгука. Чонгук сделал фотографию в Instagram, где они оба кусали свои медали. Позже он сделал ещё одну фотографию в их спальне, сжимая зубами свою медаль, подмигивая в камеру, положив голову на голую грудь Намджуна, его собственные голые плечи в поле зрения, и Намджун смеялся под ним, и отправил своим родителям, которые прислали ему тёплые, хотя и раздражённые поздравления. Чонгук был его, его милые улыбки и сильные плечи, его надутые и упрямые требования, его взлохмаченные утренние волосы и поздние ночные сонные объятия. Он по-прежнему был его товарищем по команде, два поколения вундеркиндов с одинаковыми медалями на шеях, золотым кругом, таким же совершенным, как и любое кольцо. Он не знал, продержатся ли они долго, но, по крайней мере, знал, что могут. Тринадцать лет волейбола никогда не были так прекрасны, как сейчас. И хотя они не могли целоваться на вершине трибуны, когда вокруг кричали зрители, Эн-би-си требовала последнего частного интервью, а яркие огни несли на арену частичку Олимпийского огня и энергию церемонии открытия, они могли держать свои медали, обнимая друг друга, и знать, что у них впереди ещё много лет.